Секрет Златовласки

10

В квартире было темно, и Ванесса, выронив ключ из дрожащих пальцев, стала проклинать мрак, так как ей пришлось шарить по холодному мраморному полу, чтобы найти его.

Потом она с трудом отыскала выключатель, и, когда наконец включила свет, ей пришлось сощуриться при виде представшей перед ней ультрасовременной комнаты, где все было белое. Только через несколько секунд она вспомнила, что нужно подойти к длинному узкому окну слева и помахать мужчине, чей силуэт виднелся внизу на улице.

С хриплым ревом желтый «корвет» сорвался с места. Ванесса наблюдала, как исчезли красные огоньки, когда машина свернула за угол в конце улицы.

Она не могла понять, почему Дэйн так внезапно стал настаивать, что ему надо куда-то уехать, и почему так безумно спешил, хотя на всем пути от Темса до Окленда только и делал, что тянул и мешкал. Вместо полутора часов на дорогу ушло все три. Он ехал по крайней мере на двадцать километров в час медленнее предельной скорости, останавливался на двух заправочных станциях, чтобы заправиться бензином и маслом, и дважды останавливался, чтобы проверить двигатель, потому что в нем были «перебои».

Потом, проехав Хантли, он решил, что проголодался, и заехал в круглосуточный ресторанчик для водителей грузовиков. Дэйн заказал невероятное количество еды, которую нестерпимо долго поглощал, все время усиленно угощая Ванессу, сидевшую с побелевшим лицом, кофе и пытаясь убедить ее, что она не правильно поняла происшедшую сцену, заставившую ее бежать из Уайтфилда среди ночи, даже не захватив смены одежды или зубной щетки. Ей пришлось взять в машине пальто Дэйна и накинуть его поверх мятого атласного маскарадного костюма, чтобы не смущать водителей.

То, что она покинула Уайтфилд, лишенная как личных вещей, так и гордости, было своего рода символом. Лейси как нельзя более кстати представила Ванессу родителям Бенедикта, злобно окрестив ее дворецким-любовницей, и тем добилась максимального переполоха и замешательства… особенно потому, что всем и так было ясно, что происходило в запертой библиотеке.

О вечеринке родители узнали от Лейси и решили нанести мимолетный визит, полагая, что смогут принести свои поздравления по случаю, как они считали, помолвки сына с в высшей степени достойной молодой дамой. Вместо этого они столкнулись с наглядным свидетельством того, что он попал в когти ужасной амбициозной потаскушки.

На долю Ванессы выпал позор услышать, как Аарон Сэвидж говорил сыну:

– Бога ради, если хочешь спать с прислугой, по крайней мере, будь любезен, не афишируй этого!

А его мать ледяным тоном заявила, что, сколько бы он ни платил Ванессе, очевидно, это слишком много!

– Женщина-дворецкий! Я никогда не могла понять, что на тебя нашло, когда ты согласился на это подозрительное условие, – сказала Дениза Сэвидж, с презрением роняя каждое слово, как хрустальную ледышку. – И вот мои самые худшие опасения оправдались! Разве ты не видишь, какую боль причиняешь отцу и мне? Ты знаешь, как эта история может повредить репутации семьи, если попадет в газеты? Господи, есть люди, которые ухватятся за возможность использовать скандал, чтобы скомпрометировать твоего отца. Что бы ты ни делал, это неизбежно отражается на нас… и в отношении этой… этой персоны ты тоже поступаешь нечестно. Разве ты можешь представить ее своим друзьям? Конечно нет… потому что это отвратительный вкус, Бенедикт. Даже если ты временно ослеплен своей безрассудной страстью, ты должен понять, что мы стали бы всеобщим посмешищем, если бы ты попытался ввести ее в общество…

Дальше продолжалось в том же духе, и Ванесса ждала, что взбешенный Бенедикт вмешается и защитит ее честь. Но тот продолжал помалкивать, и, когда она наконец сама попыталась прервать все это, Бенедикт холодно предложил ей помолчать и дать ему выслушать все, что скажут его родители.

В конце концов она вышла из комнаты, ничего не видя вокруг, и чуть не налетела на Дэйна, болтавшего возле дверей. Бенедикт же был настолько поглощен тем, что говорили родители, что даже не заметил, как она ушла, и Ванесса, бросив через плечо последний взгляд назад, ошеломленно увидела, насколько сильно в них фамильное сходство.

На лице Бенедикта застыло выражение ледяного высокомерия – обычное для его матери, а его надменная поза была так похожа на позу отца, что, казалось, это зеркальное отражение одного и того же человека, только в другом возрасте. Возможно, его интрижка с ней была всего лишь последней попыткой восстать против неизбежной генетической западни.

Ванесса шла как зомби к воротам Уайтфилда, когда Дэйн догнал ее. Как он ни умолял, она как одержимая упрямо стремилась любым способом попасть в оклендский аэропорт – на попутной машине или даже, если потребуется, пешком, поэтому он в конце концов согласился отвезти ее. Ей нужно домой, твердила она. Она убегала к единственному оставшемуся ей пристанищу, дому ее сердца – ее семье, к той любви и пониманию, которые мог дать ей отец в Лос-Анджелесе. Он-то никогда ее не стыдился…

Она наотрез отказалась вернуться в дом, даже для того, чтобы собрать вещи, и не желала слушать Дэйна, который предложил помочь. Учитывая ее состояние, ему ничего не оставалось делать, как сдаться и сесть в машину.

Всю дорогу он, ни на секунду не умолкая, рассказывал ей, какой в глубине души хороший парень Бенедикт, и что если она его любит, то должна дать ему время решиться; что родители Бенедикта чересчур консервативны, что не следует поступать опрометчиво и уезжать из страны, не поговорив сперва с Бенедиктом.

Ванесса не отвечала, пока он, почти доехав до Окленда, не сказал ей, что она все равно не сможет немедленно уехать из страны, так как у нее нет ни денег, ни паспорта. Он любезно настоял на том, чтобы остаток ночи она провела в его квартире, пока не позвонит отцу и «переориентируется». К тому времени единственным желанием Ванессы было заползти в постель, уткнуться головой в подушку и всласть выплакаться!

Ее немного сбило с толку, что после нескольких часов неослабного и чрезмерного беспокойства с его стороны он так стремительно оставил ее на пороге квартиры, вручив ключ и небрежно бросив «счастливо». Вероятно, он просто понял, что ей необходимо остаться одной. Было ясно также, что он без особых хлопот найдет, где переночевать.

Кровать…

Ванесса устало повернулась к винтовой лестнице, о которой, описывая квартиру, упоминал Дэйн, и потащилась наверх. Она не могла припомнить, чтобы когда-либо чувствовала такую безнадежно убийственную усталость. Тряхнув головой, она попыталась сбросить с себя миазмы усталости, мешавшие ей думать.

Первая комната наверху оказалась ванной, и когда она зажгла свет и увидела свое отражение в зеркале, то содрогнулась. Ее вид был даже хуже, чем самочувствие. На бескровной коже малиновое платье выглядело кричаще безвкусным и показным, а на груди были заметны несколько бледных красноватых пятен от поцелуев Бенедикта. Так вот что увидели родители Бенедикта! Эту… бесстыдную проститутку. Не мудрено, что они были в таком шоке!

Внезапно Ванесса остро ощутила на своей коже запах – запах Бенедикта. С лихорадочной поспешностью она сорвала с себя жалкое платье и непристойное нижнее белье.

Горячий душ сделал свое дело, исцелив ее ноющее тело и очистив его от интимных следов страсти, хотя ничто не смогло смыть красноватые пятна на ее груди, животе и бедрах. Бьющие по лицу струи воды смешивались со слезами, когда она стала спрашивать себя, что потеряла из-за своей трусости. Пусть Бенедикт не встал на защиту ее чести, но ведь и она не сделала попытки вступиться за него. Что, если он тоже один и теперь так же страдает?..

Оттолкнув от себя эту тягостную мысль, Ванесса растерлась толстым белым полотенцем, взяв его с сушки, и протерла влажные от пара волосы, а потом апатично уронила полотенце на пол с необычной для нее неряшливостью и зашлепала босыми ногами в единственную комнату в мансарде.

При тусклом лунном свете, падающем из окна, ей были видны неясные очертания кровати, стоящей у стены напротив, но она, не обратив на нее внимания, подошла к окну, привлеченная меланхолической панорамой спящего города. За кварталами центрального делового района открывался вид на гавань Вайтемата с лунной дорожкой на водной глади. Это было так близко Ванессе, что на мгновение она погрузилась в свое печальное и прекрасное одиночество.

Она включила торшер, который чуть не опрокинула, когда подходила к окну, и открыла задвижку на оконной раме, потом широко распахнула его, вдыхая холодный воздух со слабым металлическим привкусом и наслаждаясь его прохладным прикосновением к обнаженной коже. Теперь ей нужно научиться ценить малые радости жизни, раз с большими ей так не повезло.

Она повернулась с задумчивой полупрезрительной усмешкой на губах и застыла.

На большой широкой двуспальной кровати кто-то лежал.

В лучах света, падающего на пол от торшера позади нее, было видно, что это мужчина. Он лежал ничком, широко раскинув в стороны руки, уткнувшись лицом в одну из четырех огромных подушек, разложенных в ряд у изголовья кровати.

Ванесса закрыла глаза и резко тряхнула головой, в полной уверенности, что это галлюцинация от усталости.

Потом посмотрела снова, нерешительно приблизилась, все еще боясь поверить своим распухшим от слез глазам.

Незнакомец лежал на белых шелковых простынях, небрежно сдвинутых ниже бедер, его длинная обнаженная спина была худощавой и мускулистой и слегка поблескивала в тусклом свете, как гладкий атлас цвета загара; мускулы слегка перекатывались от медленного, чувственного дыхания. Под мышкой отброшенной в сторону руки был виден густой пучок шелковистых черных волос, а над краем простыни – упругие холмики его ягодиц.

Ванесса задохнулась от горького возмущения. Как он смеет?

Она начала наклоняться, и внезапно каждый мускул на этой длинной обнаженной мужской спине напрягся, мужчина перевернулся, и она увидела перед собой пару далеко не сонных серьезных голубых глаз.

– Хелло, Златовласка. Почему так задержалась?

Ее поразило теплое желание, прозвучавшее в этом мягком, капризном ворчании.

– Ч-что ты здесь делаешь?.. Как ты сюда попал?

Он покачал головой, лежа на подушке.

– Эх, ты, недоверчивая душа, – пробормотал он с такой пронзительной нежностью, что она ослабела и колени у нее подогнулись. Бенедикт приподнялся на локте, подхватил ее за руку и усадил на край постели. В полном шоке она забыла о своей наготе, а он, с тактом джентльмена, сделал вид, что не заметил ее. – Где же мне еще быть, как не здесь – с женщиной, которую я люблю? – тихо спросил он.

Это был сон, сон, сбывшийся наяву.

– Это спальня Дэйна…

– Э, нет. – Уголок его рта скривился в усмешке. – У моего друга гораздо лучше развит инстинкт самосохранения. Это моя квартира, Несси. Именно сюда ты неизбежно должна была попасть – в мою спальню, в мою постель… в мою жизнь.

Это было последней каплей. Она задрожала, смахнула рукой со лба влажные волосы, не сознавая, что ее нагое тело выдает ее радость, в которой она еще не осмелилась себе признаться.

– Но… ты не можешь быть здесь…

Бенедикт поцеловал сильную гибкую кисть ее руки и, не сводя с нее глаз, положил себе на грудь, и она не могла не заметить, что у него такие же красноватые отметины, как и у нее. Он прижал ее руку к своему неровно бьющемуся сердцу.

– Разве это похоже на галлюцинацию? Дэйн позвонил мне со своего радиотелефона с первой же заправки, куда он заезжал. Я заставил его пообещать привезти тебя сюда, но тянуть как можно дольше, чтобы я смог добраться раньше. Слава Богу, пилот, который доставил твое платье, оказался непьющим; он был среди приглашенных, и я просто схватил его и предложил сумму, от которой он не смог отказаться. Я даже не дал ему заехать переодеться по пути в аэропорт и впервые летел на самолете, где за штурвалом была гигантская летучая мышь.

Ванесса невольно чуть не захихикала. Но тут же все вспомнила, и лицо ее застыло в безжизненной гримасе.

– Ч-что сказали твои родители?

Он поднялся и сел, улыбка сползла с его лица, когда он, тщательно подбирая слова, сказал:

– Ванесса, это мои родители. Иногда они могут мне очень не нравиться, но тем не менее всегда останутся моими родителями. Если ты станешь частью моей жизни, они тоже станут частью твоей; нам обоим нужно научиться как-то общаться с ними. Но сегодня вечером я должен был позволить им дать выход своим чувствам, прежде чем получил какую-то надежду заставить их выслушать меня. По горькому опыту я знаю, что попытки спорить с ними пункт за пунктом лишь дадут им возможность овладеть ситуацией. Так что они изложили все свои неверные представления, а потом я их поправил. Я сказал им, что люблю тебя. Что если поставить меня перед выбором между ними и тобой, победишь всегда ты. Возможно, после нашей женитьбы они пару лет не будут с нами разговаривать – вообще-то, если повезет, то больше, чем пару лет, – но я их единственный сын и не думаю, что они пойдут на риск и порвут со мной окончательно…

Глаза Ванессы потемнели от мучительного желания. Он говорит о постоянном… о том, что любит ее. О женитьбе… как будто все уже решено.

– То, что они говорили… Когда ты велел мне помолчать и дал мне уйти вот так, я подумала…

– Лейси я тоже приказал уйти, – вяло прервал Бенедикт. – Мне нужно было кое-что сказать им наедине, так сказать, свести счеты, и установить нечто вроде правил на будущее. Больше они никогда не будут так говорить с тобой или о тебе. – Он вздохнул. – Мне, наверное, нужно было подумать, что при любом упоминании фатального слова «скандал» ты очень испугаешься. Извинить меня может только то, что я пребывал в эйфории, когда ты так доверилась мне, что упомянула о любви. Мне в голову не пришло, что сразу же после этого ты опять перестанешь мне доверять…

– Я… тебя так ошеломило, когда я сказала это…

– Да. Не мог поверить, что это случилось. Я знал, что могу пробудить в тебя страсть и, насколько было возможно, пользовался этим, но не думал, что произвел на тебя достаточное впечатление, чтобы выманить твое сердце из его укромного убежища…

– Нет, впечатление было потрясающим! – поддразнила Ванесса, внезапно преисполнившись уверенности, проведя рукой по его груди вниз, до пупка и еще ниже, где кожа была светлее. – Несмотря на твою самонадеянность, ты производил неотразимое впечатление. – Она сунула кончики пальцев под простыню.

Охнув, он втянул живот.

– Бесстыдница, – хрипло сказал он и, протянув руки, обхватил ее грудь. – Неудивительно, что где бы ты ни появлялась, разражается скандал. Тебе не понадобится впрыскивать мне что-нибудь смертельное, дорогая, просто продолжай делать то, что ты делаешь сейчас своей рукой, и я сам скончаюсь…

Он играл словами, но Ванесса сияла, как и прежде. Уверенность в том, что она любима, заставила ее почувствовать себя в полной безопасности, и теперь можно было смеяться над своими прежними страхами. Она лукаво посмеивалась, а в глазах сквозило озорство.

– Так вот как ты стараешься сделать меня менее чувствительной?

Он простонал.

– Это меня нужно сделать менее чувствительным. В тот первый раз я не хотел спешить, потому что боялся сделать тебе больно, но ты так чертовски быстро отзывалась, что я потерял голову. Мне было страшно, как бы ты не подумала, что я не лучше того подонка, который причинил тебе… что ты будешь разочарована…

– Все произошло так быстро, что у меня не было времени почувствовать разочарование, – сказала Ванесса таким мягким успокаивающим тоном, что на какой-то миг он принял все за чистую монету и не мог скрыть досаду.

Но потом улыбнулся такой же озорной улыбкой, отбросил простыню и притянул к себе Ванессу…

– Златовласка, знаешь, ты еще не ответила, что выйдешь за меня замуж. Может, пока ты не согласишься, мне следует пригрозить, что я лишу тебя своей благосклонности.

– Если ты сделаешь это, я буду преследовать тебя и являться как призрак.

Они засмеялись, и он поцеловал ее.

– Будем жить в Уайтфилде, да? Ты будешь управлять гостиницей, а я проектировать эксцентричные домики. И кто знает, может быть… – Тут он внезапно остановился, и глаза у него загорелись. Он потерся носом о ее нос. – Несси… помнишь, я дразнил тебя в ресторане, что ты беременна?..

– Да. – Она знала, что последует дальше и, улыбаясь, уткнулась лицом ему в грудь. Всего несколько недель назад, даже за час до этого, подобное было бы потенциальной трагедией, но теперь это стало символом их общей радости на годы вперед.

– Я… э… когда мы… в библиотеке… знаю, что это невероятно безответственно… но я забыл… знаешь…

Ее подмывало подразнить его по поводу столь необычной застенчивости; вместо этого, нежно глядя карими глазами на любимые черты, она бойко произнесла, вызвав своими словами выражение невыносимого самодовольства на его лице:

– Думаю, в таком случае мне лучше согласиться выйти за тебя замуж. Не стоит ко всем скандалам, которые я навлекла на семью Сэвиджей, добавлять еще незаконнорожденное дитя.

– Несси, дорогая, скандал пока что в том, что я так сильно люблю тебя, что рискую опозориться, если ты не дашь мне продемонстрировать это сию же минуту…