Семь демонов

ГЛАВА 18

Теперь, пожалуй, они должны были бы радоваться, и у них были все основания устроить праздник. Но вместо этого в группе царило подавленное, унылое настроение. Никто не мог забыть вида найденного прошлой ночью беспощадно растерзанного тела Самиры.

Марк выглянул из-под тента, натянутого Абдулой неподалеку от места раскопок, и увидел, что рабочие уже расчистили седьмую ступень. Держа карандаш забинтованными пальцами, он делал наброски лестницы под всевозможными углами зрения. Такая скрупулезность требовалась потому, что Рону снова не удалось сделать ни одного снимка. За два дня, прошедшие с тех пор, как была найдена первая ступень, рабочие, по мнению Марка, расчистили уже добрую половину лестницы. Марк посмотрел на феллахов, работавших под палящим солнцем в ослепительно белых галабиях. Их коричневые руки без устали орудовали археологическими инструментами, выкапывая и просеивая землю. Двое самых проворных рабочих Абдулы помогали Рону непосредственно на ступенях, так как Марк со своими забинтованными руками не мог участвовать в раскопках. Остальные, выстроившись в ряд, просеивали выкопанный песок и передавали его по цепочке из рук в руки, как муравьи. Так они постепенно расчищали древнюю лестницу, ведущую внутрь горы.

Среди феллахов было заметно необычное нервное возбуждение. Они больше не разговаривали друг с другом, как это бывало раньше, и между ними постоянно ни с того ни с сего возникали какие-то мелкие стычки и споры. Причиной тому была мертвая шейха.

— Некоторые из них хотят вернуться обратно в деревни, эфенди, — сказал Абдула Марку, — им не нравится это место.

— Отпусти их. У нас теперь все равно рабочих больше, чем нужно.

Марк ни в чем не упрекал феллахов, труп Самиры на всех навевал леденящий ужас.

Обнаженное тело феллахи было найдено прошлой ночью неподалеку от лагеря. Изо рта у нее вытекало то же коричневое вещество, что и у первого убитого гафира. Ее лицо распухло и посинело, а руки и ноги были вывернуты, что свидетельствовало о борьбе с какой-то неведомой, чудовищной силой. Ее худое тело лежало на песке неестественно изогнувшись, как будто она перед смертью, сцепившись со своим противником, каталась по земле.

Темно-синий цвет ее лица говорил о том, что она была еще жива, когда ее рот набивали этим коричневым веществом.

— Многие затаили на нее зло, — прошептал Абдула Марку на ухо. Его лицо было бледным как мел. — Когда она не выполнила приказ умды помочь матери Искандера, многие крестьяне решили, что она отвернулась от них. Мать Искандера умерла, и они потребовали возмездия.

Марк почувствовал, как его голова снова начала раскалываться от боли, и ответил почти беззвучно:

— Да, конечно, так оно и было. Ты… похоронишь ее, Абдула, и прочтешь для нее положенные молитвы?

— Да, эфенди. Вы поговорите об этом с умдой?

Марк только покачал головой:

— Это их страна, Абдула. И это их представление о справедливости…

Несмотря на отвратительный запах, исходящий от разлагающегося тела Самиры, он не мог оторвать от нее взгляд. Как прикованный смотрел он на ее худое лицо, вытаращенные, остекленевшие глаза, в которых до сих пор еще сохранилось выражение безумного страха. Что могло вызвать у шейхи такой ужас? У той, которая, казалось, никогда ничего не боялась?

— Эфенди.

Марк поднял глаза на Абдулу:

— Да?

— Мы дошли до верхнего края двери.

Когда Марк опустился на колени перед каменной стеной, все присели вокруг него. Они находились у подножия восточных скал каньона и смотрели вниз, на то место, где копали феллахи. Природный слой известняка внезапно заканчивался, и прямо из-под него выглядывал гладкий, украшенный рельефом каменный блок, лежащий горизонтально и уходящий в песок. Посередине были вырезаны два соколиных глаза, которыми обычно завершают надгробные плиты.

— Что это значит? — прошептал Холстид.

Марк протянул руку и осторожно провел кончиками пальцев по рельефу.

— Это глаза Гора. Считается, что с их помощью умерший может смотреть из могилы во внешний мир.

— Но они же…

— Испорчены, да. И к тому же умышленно. Это сделано не случайно. Вот здесь отчетливо видны следы камнереза.

— Но зачем?

— Пожалуй, это сделано для того, чтобы ослепить их.

Все поднялись и отряхнули ладони.

— Сколько потребуется времени, чтобы расчистить дверь? — осведомился Холстид.

Марк окинул взглядом каменную лестницу, уходящую под землю.

— До порога еще метра три. Думаю, еще день или два.

Причитания траурной процессии из Хаг Кандиль разносились по всей долине, они были слышны даже в общей палатке, где все члены экспедиции молча сидели за ужином. Они слушали жалобный плач, и их мысли снова и снова возвращались к чудовищной сцене смерти шейхи.

Сенфорд Холстид отодвинул от себя тарелку с нетронутым салатом и натянуто спросил:

— Ну теперь-то вы можете наконец сказать, открывали гробницу до нас или нет?

Марк резко повернул голову. Смерть старой феллахи глубоко потрясла его. Боль все еще не утихла. Он так о многом не успел ее расспросить.

— Как вы думаете, — продолжал Холстид, — эти покалеченные глаза на двери могут быть делом рук грабителей?

Марк постарался сосредоточиться на мысли о гробнице. Ведь это же она была конечной целью всех его усилий. Угрюмые лица его товарищей напомнили ему о том, что именно на нем лежит здесь основная ответственность. Им нужна была его сила и стойкость. Стоит ему проявить сейчас слабость, и вся экспедиция будет обречена на провал.

— У грабителей просто не хватило бы времени. Да и какой смысл им это делать? Нет, это дело рук жрецов.

— Неужели они стали бы так старательно вырезать глаза из камня, чтобы потом их уничтожить?

— Все очень просто, ослепить можно только того, у кого есть глаза.

— Что вы имеете в виду?

— Кто бы ни лежал в этой гробнице, жрецы хотели лишить его возможности смотреть во внешний мир. Для большей уверенности в том, что он действительно ничего не сможет видеть, они сначала наделили его глазами, а потом уничтожили их.

Все перестали есть и посмотрели на Марка.

Он рассматривал свои руки. Они уже были без бинтов, но кончики пальцев все еще не зажили. Вдруг он увидел какое-то насекомое, выползающее из-под его тарелки, и резко ударил по нему.

— Нельзя ли как-нибудь избавиться от этих паразитов, Дэвисон? — спросил Холстид, отмахиваясь от мух.

— Ничего не поделаешь, это один из минусов жизни в пустыне.

Хасим ель-Шейхли, писавший все это время заметки в блокноте, откашлялся и сказал:

— Доктор Дэвисон, завтра я не поеду с вами на раскопки. Я собираюсь добраться на лодке до Эль-Миньи и связаться там по телефону с моим начальством.

Марк быстро повернулся к нему.

— Пришло время сделать доклад. К тому времени, как мы расчистим вход в гробницу, правительство как раз успеет прислать к нам своих уполномоченных. Мое начальство должно присутствовать при открытии двери.

Лицо Марка помрачнело:

— Я надеялся, что мы можем рассчитывать еще на несколько дней до того…

Никто не заметил, как лежавшая рядом с тарелкой Хасима свернутая льняная салфетка слегка пошевелилась. И никто не услышал, как застучали по столу восемь маленьких ножек с острыми щупальцами на концах.

— Понимаете, доктор Дэвисон, мы здесь уже две недели. В министерстве ждут отчета…

Край салфетки приподнялся, и из-под него показалась маленькая желтая голова. Два красных немигающих глаза огляделись вокруг, оценивая обстановку. Два твердых, покрытых панцирем щупальца угрожающе защелкали.

— Теперь уже ясно, что мы сделали замечательное открытие. Я, конечно, понимаю dac, доктор Дэвисон, вам бы хотелось еще на несколько дней сохранить свободу действий, но я не в праве больше все это утаивать…

Тонкий блестящий желтый хвост изогнулся под салфеткой в дугу.

— …иначе я получу выговор.

Марк равнодушно пожал плечами:

— Надеюсь, хотя бы газетчики не сразу об этом пронюхают.

— Этот вопрос я затронул в моем отчете.

Хасим засунул блокнот в карман и опустил руку на салфетку.

— Аллах! — Он так резко отдернул руку, что перелетел через скамейку и шлепнулся на пол.

Увидев скорпиона, который со все еще поднятым хвостом семенил по столу, все с криками повскакали с мест. Марк схватил тарелку и, прежде чем скорпион успел добежать до края стола, со всего размаха ударил по нему. Все, оцепенев от ужаса, не двигались с места, только Жасмина быстро подбежала к Хасиму и открыла свою сумку.

— Дайте мне на него взглянуть! — закричала она, перетягивая жгутом руку Хасима. — Дайте мне взглянуть на скорпиона!

У Марка дрожали руки, когда он осторожно поднимал тарелку. На скатерти ничего не было.

— Ба! — воскликнул Рон. — Все-таки смылся!

— Не может быть, — ответил Марк. Он сделал шаг назад и быстро осмотрел пол.

— Я уверен, что попал по нему.

— О черт, слушай, его нигде нет!

Сенфорд Холстид быстро развернулся и пулей вылетел из палатки на улицу.

— Ну же, вылезай! — Рон взял в руки лампу со стола и посветил ей под стол.

Хасим лежал на полу и стонал, бормоча что-то по-арабски, а Жасмина осматривала его руку.

— Мне нужен лед.

Марк бросился к холодильнику, взглянув мимоходом на Алексис, которая как во сне неподвижно смотрела на чистую скатерть. Собрав и завернув в салфетку кубики льда, он присел рядом с Жасминой и приложил сверток к руке Хасима.

— Мне необходимо точно знать, что это был за скорпион, — настаивала она. — Я не успела его рассмотреть.

— Я не разбираюсь в скорпионах.

— Он был толстый или тонкий?

— Пожалуй, тонкий.

— На нем были волосы?

— Точно не знаю.

Марк взглянул на Рона, который все еще ползал на четвереньках по полу с лампой в руках.

— Он был желтый?

— Да.

Жасмина достала из своей сумки небольшой шприц и иглу. Наполнив его, она тихо сказала:

— Это очень опасный вид скорпионов.

Марк заметил, что Хасим покрывается потом. Он лежал с закрытыми глазами и постоянно что-то бормотал.

— Он поправится?

— Сыворотка действует быстро, но ему еще несколько часов будет плохо. — Жасмина закатала рукав Хасима и сделала ему укол в вену. — Теперь нам нужно отнести его в палатку.

Задумчиво почесав в затылке, Марк вслед за Жасминой вышел из палатки Хасима на улицу. Хасиму стало еще хуже. Когда они уложили его в постель, он вдруг начал бредить и беспокойно метаться из стороны в сторону. Его пульс невероятно участился, а температура подскочила до сорока градусов. Марку пришлось изо всех сил прижать Хасима к кровати, чтобы Жасмина смогла сделать ему жаропонижающий укол. Потом они сидели рядом с ним до тех пор, пока судороги не прекратились и температура не спала.

— Обычные симптомы проявляются у него слишком сильно, — заметила Жасмина, когда они шли по лагерю. — Ему будет плохо еще около двенадцати часов. Потом он начнет поправляться. Но еще некоторое время он не сможет шевелить рукой.

— Абдула присмотрит за ним.

Не доходя до палатки Жасмины, они наткнулись на Рона, который шел им навстречу, качая головой.

— Не представляю, куда улизнула эта тварь. Я с четырьмя помощниками перевернул вверх дном всю палатку.

— Значит, где-то есть лазейка.

— Мы не нашли ни одной. — Рон поежился. — С детства не выношу пауков! Мне срочно нужно выпить!

Он побрел мимо них в фотолабораторию.

Марк пристально посмотрел на Жасмину:

— Вы хорошо себя чувствуете?

Она удивленно взглянула на него:

— Да, а почему бы мне не чувствовать себя хорошо?

Он взял ее за плечи:

— Вы устало выглядите.

— Я совсем не сплю. Шейха…

— Я знаю.

У нее на глазах навернулись слезы, и когда первые капельки побежали по щекам, Марк бережно смахнул их рукой.

— Хасим только вчера признался мне, что хочет отсюда уехать, — начала она, и в ее голосе звучал страх. — Он сказал, что собирается вернуться в Каир и уступить это место кому-нибудь другому.

— Почему?

— Он не может здесь спать. Его мучают кошмары и постоянно преследуют скорпионы.

— А вы? Что вы об этом думаете?

— Я останусь там, где я нужна, но…, — ее лицо помрачнело, — мне очень страшно. Если Хасим выдержит кризис и снова встанет на ноги, то, возможно, я вернусь вместе с ним в Каир.

Марк невольно стиснул руками ее плечи:

— Неужели вы так боитесь?

Она опустила голову:

— Я тоже вижу кошмары…

— Но вы нужны мне здесь!

Жасмина удивленно посмотрела на него.

— Пожалуйста, не уезжайте, — беспомощно попросил Марк.

— Не беспокойтесь, Марк. Я не уеду до тех пор, пока вы не найдете мне замену. Может быть, доктор Раман…

— Дело не в этом. Мне нужен не врач, мне нужны вы…

Она сделала шаг назад, высвободившись из его рук.

— Нет, — ответила она тихо. — Если я вам нужна, то я останусь, но как врач, а не по какой-то другой причине.

Она быстро развернулась и исчезла в своей палатке. Через некоторое время Марк вошел в свою палатку, сел в полумраке на край кровати и начал стаскивать сапоги. Из фотолаборатории Рона доносились тихие звуки мелодии Вивальди.

Только Марк принялся за носки, как снаружи послышался какой-то шорох. Он остановился и прислушался. Звук был еле слышен и казался необычно близким и далеким одновременно, словно раскачивающийся огромный маятник. Марк опустил ногу на пол и замер, сидя на краю кровати. Вдруг в палатку проник слабый ветерок, повеяло холодом, как будто резко захлопнулась дверца холодильника. Марк невольно содрогнулся.

Он поежился. Тупая боль пронзила его голову. Беспомощно опустив руки на колени, Марк во все глаза смотрел на стену палатки. Он напряженно вслушивался в ритмичный звук, доносившийся из жуткой темноты за пределами лагеря и становившийся все ближе и ближе.

Панический ужас охватил его, а пульсирующая головная боль становилась все сильнее. У него пересохло в горле, и он задрожал всем телом.

Опять оно…

Полог на двери приподнялся.

Он обернулся и приглушенно вскрикнул.

— Доктор Дэвисон?

Он испуганно посмотрел на стоявшую перед ним Алексис Холстид. Ее огненно-рыжие волосы были растрепаны, а одежда в беспорядке.

— Можно войти?

Он пристально посмотрел на нее:

— Да…

Алексис осмотрелась в палатке и пододвинула себе стул, стоявший рядом с маленьким письменным столом Марка. Опустившись на него, она проговорила:

— На улице жуткий холод!

Марк подозрительно посмотрел ей в лицо. У нее опять был отрешенный, рассеянный вид.

— Миссис Холстид… вы случайно ничего не заметили сейчас на улице?

Она посмотрела на него своими необыкновенно затуманенными глазами:

— Нет…

На мгновение Марк задумался, вслушиваясь в ночную тишину вокруг палатки. Потом он снял носки. Соблазнительные зеленые глаза Алексис следили за каждым его движением.

— Я случайно услышала, как вы сказали своему другу, что у вас есть бурбон.

— Да, так оно и есть.

— А вы не поделитесь со мной?

Он пошарил рукой под кроватью и достал еще закрытую литровую бутылку.

— Вообще-то я привез эту бутылку, чтобы отпраздновать тот момент, когда мы найдем гробницу.

Он наполнил два стакана на ночном столике и один из них протянул Алексис.

Она пригубила виски и немного поморщилась.

— Вам не понравился бурбон?

— Нет…

Алексис дотронулась пальцами до висков и слегка помассировала их.

Марк с тревогой посмотрел ей в лицо. Жасмина рассказала ему, что Алексис потребовала еще больше снотворного.

— У вас бессонница, миссис Холстид?

Ее взгляд бесцельно блуждал по палатке.

— Я все время вижу сны…

Марк ожидал, что она скажет еще что-нибудь, но так как она не произнесла больше ни слова, он спросил:

— Сны? Какие сны?

— Удивительные сны… — Алексис сделала большой глоток бурбона и продолжала говорить, а ее глаза остекленели еще больше. — Раньше я никогда не видела снов. А если и видела, то они были черно-белые. Но с тех пор как мы находимся в Тель Эль-Амарне, мне каждую ночь снятся живые, яркие сны. Из-за них я просыпаюсь и уже больше не могу заснуть.

Марк выпил бурбона. Голова болела все сильнее.

— О чем эти сны?

Алексис глубоко вздохнула. Ее глаза становились все безумнее, а голос доносился словно издалека.

— Я вижу разные вещи. Я чувствую их. Необъяснимые эмоции. Иногда я просыпаюсь и вижу, что плакала во сне.

Марк сидел неподвижно, вслушиваясь в звук ее голоса. В палатке как будто стало еще сумрачнее, и все помещение как-то сузилось.

— Что за вещи вы видите?

— Башни… высокие белые башни. И стены. И сады. И я вижу людей. Я брожу среди них. Я одна из них. Мне снится, что я совсем другая женщина, принадлежащая к этим темнокожим людям. Там еще есть мужчина, отвратительный мужчина… — Алексис мрачно посмотрела в свой стакан, ее голос сорвался. — И во сне я чувствую такое непреодолимое желание… что-то искать.

Марк не мог оторвать глаз от ее профиля, ее волосы переливались, как раскаленная лава.

— Во сне… я чувствую, как я изменяюсь. Я становлюсь другой женщиной, и она… навевает мне странные мысли, заставляет чувствовать то, что я никогда не чувствовала… — Алексис резко вскинула голову, недовольно сдвинув брови. — Все это глупости! Сны!

Она откинулась назад и одним махом допила остатки бурбона. Марк сделал маленький глоток, наблюдая за ней поверх стакана. Когда она снова взглянула на него, его испугал безумный блеск в ее глазах.

— Можно еще стаканчик?

— Да, конечно…

Когда он налил ей еще, Алексис вдруг как-то обмякла. Она откинула волосы с плеч.

— Вы ведь все еще сердитесь на меня, правда?

— За что?

— За ту маленькую хитрость, на которую я пошла, чтобы заполучить вас. — Она разразилась сумасшедшим, неестественным смехом. — Вы, мужчины, все-таки такие забавные! Вы счастливы только тогда, когда чувствуете свое превосходство над женщиной. Бьюсь об заклад, вы бы не разозлились так, если бы то же самое сделал Сенфорд. — Алексис гордо вскинула голову. — Мужчины всегда нагоняли на меня скуку. Они как дети, ненадежные и неуверенные в себе. Им постоянно нужны доказательства собственной силы. Со временем это надоедает. — Она снова взялась за стакан. — Женщины — совсем другое дело. На них можно положиться. Они не такие глупые и тщеславные. К тому же они куда лучше, чем мужчины, разбираются в искусстве любви!

Марк взял бутылку и наполнил свой стакан. При этом он случайно встретился глазами с Алексис и заметил, что ее взгляд стал вдруг нежнее и соблазнительнее, чем раньше. В ее глазах заиграли подозрительные огоньки.

— Мне еще не встречался мужчина, который умел бы по-настоящему любить, — заявила она с кокетливой улыбкой. — Все они думают только о себе и собственном удовлетворении. Прикосновение же женщины нежное, полное магии. По правде говоря, по-настоящему удовлетворить женщину может только женщина. Вас не шокирует, что я занималась любовью с женщинами?

Он не ответил.

— Никакого распределения ролей, никаких предрассудков, никакой лести. Только равноправная любовь и взаимное удовлетворение. — Алексис допила остатки бурбона и протянула Марку свой стакан.

— Миссис Холстид, вам не кажется, что…

— Так мне легче уснуть, Марк, ну пожалуйста…

Он наполнил ее стакан и поставил бутылку на пол рядом с собой.

— Миссис Холстид, почему вы не ложитесь спать?

Она улыбнулась ему:

— Это предложение?

Марк удивленно раскрыл глаза.

Алексис хрипло рассмеялась и начала заигрывать с ним.

— Ну пойдем же, Марк, не хочешь же мне сказать, что ты об этом ни разу не думал. Я ведь заметила, как ты на меня смотришь. Неужели ты этого не хочешь?

— Миссис Холстид…

Она поставила свой стакан и опустилась рядом с ним на кровать. Положив руку ему на бедро, Алексис продолжала:

— Мой муж спит, а мистер Фэрмер у себя в лаборатории. Марк, ты первый мужчина, который меня возбуждает.

Марк изо всех сил сопротивлялся дурманящему запаху гардении, блеску ее глаз и прикосновению упругой груди к его руке.

— Давай попробуем, — шептала она. — Я сделаю все, что ты захочешь.

Ее теплое влажное дыхание касалось его лица. Ее рука медленно скользила вверх по его ноге.

— Послушайте, Алексис…

Свободной рукой она начала расстегивать свою блузку.

— Пойдемте, я провожу вас до вашей палатки.

— Там у нас ничего не получится. — Она касалась губами его уха. — Марк, ну скажи, что ты этого хочешь.

Она уже расстегнула блузку, обнажив свою красивую грудь. Марк провел рукой по ее пышным волосам.

— Да, — прошептал он и поцеловал ее в губы.

Алексис набросилась на него с необузданной страстью. Она обхватила рукой его шею, жадно раскрыла рот и с такой силой впилась в его губы, что он едва мог дышать. Коснувшись рукой ее груди, Марк застонал. Он начал гладить и ласкать ее, а когда он сдавил пальцами ее твердые соски, Алексис тоже застонала. Когда они ложились на кровать, Марк случайно задел босой ногой бутылку бурбона. Она опрокинулась, и дорогое виски пролилось на пол.

— Черт! — прошипел он. Высвободившись из ее объятий, он наклонился к бутылке. Тут его взгляд случайно остановился на железном ящике, в котором хранился дневник Рамсгейта, и несколько мгновений он как загипнотизированный смотрел на него.

18 июля 1881 г.

Моя бедная Аманда совсем обезумела! Она делает бесстыдные попытки сблизиться с сэром Робертом! Моя Аманда, образец добродетели и целомудрия, теперь предлагает себя сэру Роберту! Какими чарами она околдована?

Со смешанным чувством ужаса и отвращения он поднял голову и ошарашенно уставился на Алексис.

— В чем дело? — едва слышно прошептала Алексис, лежа с полузакрытыми глазами и протягивая к нему руки.

— Миссис Холстид, — сказал он и, покачиваясь, встал. — Нам не следует этого делать. Вам лучше вернуться в свою палатку.

— О, Марк, Марк! — Она протягивала к нему руки. — Чего ты хочешь? Скажи только, и я все сделаю.

— Мне не следовало допускать, чтобы это зашло так далеко. Я провожу вас обратно.

— Ты хочешь, чтобы я взяла его в рот? Так ведь?

Марк схватил ее за руку и резко поднял с кровати:

— Миссис Холстид!

Он схватил ее за плечи и начал трясти, но она лишь сонно улыбалась.

— Алексис! Пойдемте, разрешите мне вас проводить! Послушайте, я не знаю, какие таблетки вы приняли, прежде чем прийти сюда, но в том, что ситуация вышла из-под контроля, есть и моя вина.

— Ты не понимаешь меня! — прокричала Алексис решительно. — Она противостоит мне, она не разрешает мне говорить с тобой! Конец близок, Дэвисон, я должна поведать тебе тайну вечной жизни!

Марк поспешно застегнул ее блузку и попытался отвести ее к выходу, но она упиралась.

— Ты глупец, Дэвисон! Слушай меня! Я знаю тайны! Ты должен поспешить, время уходит! Но она… но я… — Алексис удивленно посмотрела на него и, как пьяная, затрясла головой. — Она не делает того, что я хочу. Мне нужно с тобой поговорить, но она думает только о своем удовлетворении. Она не пропускает меня, Дэвисон.

Марк крепко обхватил ее за талию и потащил вон из палатки.

Вокруг было темно и пусто. Он вел ее по лагерю, а когда они дошли до ее палатки, он сказал:

— Ложитесь спать, миссис Холстид.

Ее веки задрожали и она нахмурилась.

— Миссис Холстид?

— Да… я засыпаю…

— Все в порядке?

— Да… теперь вы мне не нужны… — Алексис развернулась и, покачиваясь, вошла в палатку. Марк подождал немного, пока не послышался скрип ее кровати. Потом вокруг снова воцарилась тишина.

Внезапно поднявшийся ветер пронесся по лагерю, поднимая и закручивая в воздухе мелкий песок. Марк задрожал и зажмурился, чтобы песчинки не попали ему в глаза. Когда ветер улегся, ночной воздух показался ему еще более холодным и пронизывающим.

Его голова раскалывалась от боли.

Марк удалялся от палатки Холстидов, всматриваясь в темную даль ночной пустыни. Вдруг он услышал чье-то пение. Сначала звук был очень тихим, как будто долетал издалека, но постепенно голос — женский голос — становился все громче, и он уже мог различать слова.

«Та ем серту ен маа сатет-к. Убен-ф ем ксут абтет энт пет».

Звуки нежной, печальной песни непреодолимо притягивали Марка, и он побрел в ту сторону, откуда она доносилась. Завораживающая мелодия как бы протягивала к нему руки, обнимала его и нежно подталкивала вперед.

Наконец он ее нашел. Она сидела на обломках старой стены. Ее голова была низко опущена, а руки покоились на коленях. Казалось, Нефертити не замечала его.

— Тела томятся со времен богов, и молодые люди приходят на их место. Ра появляется на утренней заре. Атум уходит на покой за Западные горы.

Ее гибкое тело раскачивалось в такт музыке. Она пела высоким, очаровательно-нежным голосом.

— Мужчины производят, а женщины принимают. Каждая ноздря вдыхает воздух. Когда приходит рассвет, все дети уже лежат в могиле. — Она подняла руку и долго смотрела на Марка. — Здравствуй, Дэвисон.

Он, нахмурившись, взглянул на нее и почувствовал, как застучало у него в висках.

— Я привожу тебя в смятение?

— Ты заставляешь меня сомневаться в моем рассудке.

— Ты все еще не веришь в мое существование?

— Ты лишь продукт моего воображения.

На этот раз ее лицо выглядело отчетливее и естественнее. Марк уже не мог видеть сквозь ее тело огни соседней деревни. Но она все еще светилась, словно была покрыта фосфором. Сегодня ветер доносил до него запах ее духов. Это был резкий запах гардении.

— Поэтому я и пыталась говорить с тобой через нее. Ты ведь не веришь в мое существование, когда я появляюсь в этом облике! Что мне делать, Дэвисон?

Марк внимательно изучал видение. На этот раз ему удалось различить орнамент на ее ожерелье в форме лотоса. Он разглядел изображения коршуна и кобры на ее диадеме и скарабея на браслете. Через тонкую ткань ее одежды просвечивали розовые соски и идеально гладкая кожа.

— Я нашел гробницу, которую искал? — внезапно спросил он.

— Ты нашел гробницу, Дэвисон.

— Я нашел гробницу Эхнатона?

— Да.

Он не сводил глаз с ее лица, которое походило скорее на неподвижную известковую маску. Она выжидающе смотрела на него своими бездонными миндалевидными глазами. Марк вытер о колени влажные руки.

— И… — у него по спине между лопатками заструился пот, — открыв гробницу, я найду его там?

— Да.

У него подкосились ноги. Он опустился на землю, глядя на ослепительнокрасивую женщину.

— Кажется, мое воображение играет со мной злые шутки. Я слышу то, что хочу услышать.

Аура вокруг женщины на мгновение ярко вспыхнула.

— Как ты посмел усомниться в моих словах? Разве я не отвечаю на все твои вопросы? Дэвисон, ты обижаешь меня.

— Прости, но откуда мне знать, что это не игра моего воображения? Как я могу убедиться, что я не сплю?

— Мой дорогой, ты упрям как осел, но я умею ждать. Я расскажу тебе кое-что, чего ты не можешь знать. Я открою тебе, как умерла старая ведьма. Тогда ты мне поверишь? Это дело рук Двуногого.

— Что?..

— Она бросила вызов богам и проиграла битву. Ее смерть была долгой и мучительной. Таково могущество Двуногого.

— А это вещество у нее во рту…

— …Один заставит тебя есть свои собственные экскременты.

Он отчаянно затряс головой.

— Нет!

— Неужели, мой дорогой, ты не видишь, что тебе угрожает опасность?

— Какая?

— Семеро стражей, охраняющих гробницу. Ты знаешь их, Дэвисон, и ты должен их победить. Их семеро, и месть каждого из них предопределена. Ты должен помнить о них, Дэвисон, ведь каждый из них будет убивать по-своему. А тебя, Дэвисон, главного зачинщика, тебя ожидает самая страшная месть… — ее голос эхом раскатился по ночной пустыне, — … медленное расчленение.

Марк обеими руками потер глаза:

— У меня галлюцинации!

— Ты все еще не веришь в мое существование? Я многое знаю, мой дорогой. Я знаю древние тайны. — Нефертити грациозно поднялась, ее одежда мерцала при каждом ее движении. — Пойдем со мной, мой дорогой, и я покажу тебе удивительные вещи!

Марк проснулся оттого, что солнце светило ему прямо в глаза, он огляделся и понял, что лежит одетый на своей кровати, а первые лучи рассвета уже пробиваются сквозь противомоскитную сетку раскрытого окна палатки. В полном недоумении Марк сел на постели и тут же застонал, почувствовав пульсирующую головную боль. Опустив босые ноги на пол, он вскрикнул. Он взглянул на свои ступни и обнаружил, что они расцарапаны и покрыты засохшей кровью.

Марк так и остался сидеть на краю кровати, обхватив голову руками.

Он начал вспоминать события прошлой ночи, сначала как-то смутно, затем все отчетливее, пока наконец не восстановил их со всеми подробностями. Она привела его к руинам. Он шел в ледяной ночи, не обращая на холод никакого внимания, его босые ноги наступали на острые края гальки, но он этого совсем не замечал. Он находился во власти ее сияния. Она шла впереди, указывая ему путь своей тонкой рукой. Нефертити вела его по фантастическим аллеям, где им встречались украшенные перьями лошади, запряженные в сверкающие серебром и золотом колесницы. Он видел аккуратные ряды пальм, выкрашенные в яркие цвета фронтоны домов с расписными колоннами и папирус, растущий в прудах формы лотоса. Тут и там бегали голые ребятишки, а красивые женщины и мужчины в развевающихся одеждах с довольным видом прогуливались в лучах Атона.

Она вела его мимо грандиозных дворцов, на огромных пилонах которых полоскались на ветру разноцветные флаги, мимо храмов, к которым стекались бритоголовые священнослужители в белых одеждах. Они заходили в великолепные дворы с экзотическими растениями и газелями. На улицах Марк видел худощавых купцов с острова Крит, предлагавших товары, привезенные с их далекого острова. Здесь были и коренастые бородатые вавилонцы, которые, оживленно жестикулируя, торговались с покупателями. Из кабачков доносились звуки музыки и возгласы пьяных посетителей. Куда бы они ни пошли, какую бы ни выбрали дорогу, везде им встречались вымощенные улицы, свежевыбеленные дома, деревья, шум и оживление.

Они шли среди унылых руин, стены которых были не выше полуметра, но Марк видел только великолепие огромного Храма Солнца. Вслед за призраком Нефертити он шел по песку и камням, но ему казалось, что он ступает по стеклу и мрамору. Черное небо было усыпано звездами, но Марку оно представлялось темно-голубым, а на спине он чувствовал теплые лучи солнца.

Они ушли за несколько километров, пересекли равнину и повернули обратно. Они путешествовали всю ночь, и все это время Нефертити говорила с ним и показывала ему роскошь Ахетатона.

Теперь он, обхватив голову руками, сидел на кровати и чувствовал себя совершенно разбитым.

Вдруг в палатке стало еще светлее, и он услышал голос Рона:

— А, ты уже проснулся. Очень хорошо.

Марк с трудом поднял голову.

— Что случилось?

— Ну и видок же у тебя! Вчера, видно, здорово перебрал? Сочувствую, но тебе придется все-таки выйти на улицу.

— Зачем?

— Случилось кое-что, что вряд ли тебе понравится.