Сердце Малого Льва (СИ)

1

Странные оказались эти корабли! Они плыли не по морю. Они неслись через звездный океан, унося войско дуплогов прочь от проклятого Плобла!

Это было похоже на бегство. Жить в Хаахе стало совершенно невозможно. Вокруг стояли мертвецы, наводя ужас своим жутким видом, все запасы в городе и округе быстро кончились, все дрова сгорели. Новый царь умел только воевать и охотиться. И он совершенно не знал, что со всем завоеванным хозяйством в мирное время делать.

Кораблями управляли какие-то странные уроды. Они вышли как из кошмарного сна.

— Если там все такие, — как-то в порыве отчаяния сказала Норки Улпарду, — то уж лучше б мы остались с мертвецами в Плобле. Просто один кошмар меняем на другой!

— Шаман Рой обещал красивых женщин, — ответил за него Доронг, — а он до сих пор выполнял свои обещания.

— Красивых женщин?

— А ты не знала?

Норки даже покраснела от возмущения.

— Так вот зачем вы летите!

— Послушай, — развел руками Улпард, — тебе что, всё это не нравится, моя капризная охотница? Мы летим на звездных кораблях! В сказочную страну! Мы завоюем ее!

— Ты уже завоевал одну сказочную страну.

— Что ты меня попрекаешь этим вонючим Плоблом? Там уже нечего делать!

— После нас, конечно, нечего.

— Норки! — Улпард схватил ее за плечо и довольно грубо стиснул, — лучше помолчи. Мое терпение не безгранично.

— Пусти!

Она вырвалась и выбежала из его каюты. Широкое лицо Улпарда с его густыми бровями вдруг показалось ей совершенно чужим. И это было тем ужаснее, что без него она уже ничего тут не значила, она была совершенно беспомощна в этой пучине черного космоса.

В узких и однообразных коридорах этого странного корабля Норки в очередной раз заблудилась и почувствовала себя абсолютно несчастной и брошенной. Если б она была дома! Если б она была у себя в лесу с луком и стрелами за спиной! Она бы знала, что делать.

Но она болталась где-то в небе, в этом летящем замке из блестящего металла, и ничего уже от нее не зависело.

— Госпоже плохо? — наклонился над ней один из уродцев, что управлял кораблем, кажется, его звали Гхем.

Уши у него были больше головы и обвисали как у старого лапарга, лицо в глубоких морщинах, глаза на выкате. Норки сидела на корточках, безнадежно обняв колени и уткнувшись в них подбородком. У нее не было ни сил, ни желания куда-то идти.

— Я заблудилась в вашей мерзкой посудине! — пожаловалась она.

— Госпожа хочет посмотреть на звезды? — улыбнулся уродец своим отвратительным морщинистым лицом.

— Хочет, — немного удивилась она.

Обычно эти существа с дуплогами не разговаривали, даже как будто не замечали их. А оказалось, что они вполне контактны и даже знают язык.

— Ты говоришь по-нашему, — заметила Норки, следуя за уродцем по коридору.

— Ваш язык прост, — ответил он, — для аппира это не сложно.

— Аппиры такие умные?!

— Аппиры очень древняя раса. Мы многому научились, госпожа.

— Вы что, там все шаманы?

— Можешь считать, что так.

— О, боги свирепые! Куда мы летим!

Металлические двери расползались перед ними. Удивительно, сколько тут было умных вещей, которые всё делали сами! Норки окончательно заблудилась, пока они наконец не оказалось в просторном голубом зале со звездным экраном впереди. Звезды были не такие, как на бронзовом небе Шеора, их было неизмеримо больше, и все они не дрожали, выбрасывая колкие лучи, а величественно покоились в черном безмолвии.

— Как огромен мир! — прошептала Норки потрясенно.

— Он еще огромнее, чем ты можешь себе представить, прекрасная госпожа, — улыбнулся аппир.

— И каждая звезда — это солнце? Это правда?

— Правда, госпожа. Бывают звезды белые, красные, голубые… бывают планеты всех цветов и размеров.

— Зачем столько?!

— Зачем?

— Ну да, зачем? Всё равно нигде нет счастья.

— Где-то есть, госпожа.

Звездный мир впереди был огромен и безмолвен.

— Я не верю, — вздохнула Норки.

— О чем вздыхает госпожа? — внимательно посмотрел своими выпученными глазами Гхем, — она летит на прекрасную планету, ее муж будет там хозяином.

— Разве у этой прекрасной планеты нет хозяев? — спросила Норки с недоумением.

— К тому времени, как мы прилетим, не будет.

— Куда же они денутся?

— Это известно только господину Рою.

— Наверно, они полные ничтожества, если один шаман может с ними справиться.

— О, нет! — покачал головой Гхем, — они так сильны, что могут прыгать от звезды к звезде и взглядом сдвинуть скалу!

— Боги беспощадные!

— Они всесильны. Но господин Рой еще сильнее. Он уничтожит их.

— Какие ужасы ты говоришь, — поежилась Норки, — это уже война богов, а мы, жалкие людишки, вмешиваемся в нее.

— Обратной дороги нет, госпожа.

Дорога вперед тоже казалась бесконечной.

— Скажи… — Норки немного смутилась, — а женщины у этих правителей… они действительно красивы?

— Я видел королеву, — сказал аппир, — она прекрасна.

— А… а мужчины?

— Не все так уродливы, как я, госпожа, — усмехнулся Гхем, — но к уродству тебе придется привыкать. Таких как я на Пьелле много.

Норки не смогла удержаться и закрыла лицо руками. Ей безумно хотелось домой. Но… обратной дороги сквозь этот черный океан не было.

Ингерда проснулась от боли в сердце. Сон был ужасный: маленький Эдгар бежал к ней по льду и провалился, она смогла его вытащить, но не живого, а замороженного в куске льда, эта ледяная глыба теперь была ее сыном!

Она села, откинув одеяло, ноющее сердце колотилось, по щекам катились слезы. Было темно и тихо, за плотными занавесками стыла глухая зимняя ночь.

— Что с тобой? — сонно спросил Леций.

— С ним что-то случилось, — всхлипнула она.

— С кем?

Этот вопрос ее разозлил, как будто непонятно было, кто уже две недели пропадает на Вилиале! Очевидно, муж еще не совсем проснулся.

— С Эдгаром, — сказала она раздраженно, — с кем же еще?

— До сих пор ты рыдала только из-за Герца.

— У меня два сына, если ты помнишь.

Леций в темноте взял ее за руку.

— У меня тоже.

— Тогда почему ты до сих пор здесь, я не понимаю?

— А где я должен, по-твоему, быть?

Она вырвала свою руку и вытерла слезы со щек.

— На Вилиале!

— А что мне делать на Вилиале?

— Там твой сын! И с ним случилось несчастье!

Леций сел и обнял ее за плечи.

— Успокойся. Две недели — еще не крайний срок. Эдгар наверняка впутался в очередную интригу, ты же знаешь, какой он у нас артист?

— Это ты так думаешь, — покачала головой Ингерда, — а я чувствую сердцем… и я видела жуткий сон.

— Это всего лишь сон, дорогая. Эдгар — Прыгун, что с ним может случиться?

— Теперь — что угодно! Там склады с этим чертовым оружием, а ты так спокоен! Я не понимаю!

— Чтобы выстрелить в Прыгуна, дорогая, его надо сначала поймать. Эдгар же не такой дурак. До сих пор именно он всех дурачил, разве нет?

— У меня болит сердце, — упрямо сказала Ингерда.

Самоуверенность Прыгунов была ей знакома, даже очень хорошо знакома. Они считали себя богами на земле, и именно по этой причине помогать друг другу и даже предлагать свою помощь у них считалось дурным тоном. Иногда это просто бесило.

— Послушай, — Леций погладил ее по голове как ребенка, — это просто нервы, детка. Ты совсем издергалась в последнее время. Слетай к Кондору, пусть он тебя проверит.

— Я не понимаю, — резко повернулась к нему Ингерда, — тебе что, трудно побывать на Вилиале и найти сына?

Леций вздохнул и включил тускло-красный ночник.

— Как ты себе это представляешь? — спросил он с некоторым раздражением, — я даже не знаю, на Вилиале он, или на Тритае. А может, еще где-то. И своими поисками могу поломать ему всю игру. Пойми, этот Рой совсем не дурак, любое наше лишнее движение может всё испортить. Давай подождем немного.

— Немного — это сколько?

— В пределах разумного.

— У твоего разума пределов нет! — с раздражением отвернулась она, легла и укрылась одеялом, — ты вечно всё просчитываешь на сто лет вперед, а в жизни всё получается иначе!

Как в жизни!

— Очень ценное наблюдение, — хмуро сказал Леций и погасил ночник.

Утром они уже не увиделись. Когда Ингерда проснулась, муж уже умчался в полпредство встречать земную комиссию. Дела у него, как всегда, были на первом месте, а ее женские истерики — на десятом.

Она умылась и причесалась. Сердце болело по-прежнему, и жуткий сон не выходил из головы. Замурованный в лед маленький Эдгар так и стоял перед глазами. Ингерда смотрела на себя в зеркало и понимала, что никакие врачи ей не помогут. Она подумала немного, побродила по комнате, как тигрица в клетке, потом позвонила брату.

Ольгерд торчал на своих раскопках и, конечно, был страшно занят.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала она.

— Прилетай, если нужно, — пожал он плечом.

— Издеваешься? — вспыхнула Ингерда, — до тебя три часа лететь, а тебе сюда прыгнуть — одна секунда.

— Мне некогда.

Она подумала, что если ему до дворца нет времени добраться, то уж до Вилиалы и подавно. Муж занят, брат занят! Что за напасть!

— Ол, это касается Эдгара. Я уверена, что с ним что-то случилось!

— Почему ты в этом уверена? — нахмурился брат.

— Ну, от него же две недели никаких вестей.

— Ну и что?

— О, боже… И потом, мне приснился жуткий сон!

— И это всё?

— Ну как ты не понимаешь?!

— Я понимаю, что у меня сейчас обвал в шестом секторе, и там остались люди. Извини, но без меня их вряд ли кто-то вытащит.

Ольгерд явно нервничал и торопился.

— Ладно, ступай, — вздохнула она и погасила вызов.

«А кто вытащит Эдгара?» — подумала она с отчаянием.

Конс собирался водить по заводам комиссию, Герц валялся пьяный, да и можно ли было на него положиться? Кера… Кера даже никогда не был на Тритае, и ему меньше всех дела до Эдгара. Риция!

Ингерда не поленилась и сама отправилась к ней в Центр. Она надеялась, что Риция все- таки женщина и, хоть и сводная, но Эдгару все-таки сестра. Но надежды оказались напрасными. Женщиной эту деловитую куколку, не имеющую своих детей, назвать было трудно.

— Я плохо ориентируюсь на Вилиале, — смущенно пожала плечиком Прыгунья, — тем более на Тритае. Почему ты не попросишь отца?

— У него комиссия с Земли, — сказала Ингерда, чтобы не признаваться в том, что Леций просто не верит в ее кошмарные сны.

— У меня тоже, — строго, сквозь очки посмотрела на нее Риция, — их в первую очередь интересует наш Центр Связи.

— Но Эдгар же твой брат!

— Видишь ли… ты не член Директории и не понимаешь, что такие вещи решаются только на совете. Эдгар говорил, что кто-то еще ему может помешать. Так что вряд ли отец разрешит мне. Я могу всё испортить.

— Отец! — Ингерда направилась к двери, — когда ты только вырастешь?!

К обеду она немного успокоилась и сама стала подумывать, что это только пустые страхи нервной мамаши. Мало ли что приснится? Она переоделась в спортивный костюм и отправилась в тренажерный зал успокаивать свои нервы самым верным способом — физической нагрузкой.

— Госпожа, к вам пришли, — прервал ее махи правой ногой слуга.

— Без звонка? — удивилась Ингерда, — кто там еще?

— Какая-то странная женщина, — замялся слуга.

— Ну?

— Она лисвийка, но утверждает, что она… э-э-э…

— Ну?

— Что она жена вашего сына, госпожа.

— Явилась!

Ингерда вытерла лицо полотенцем, она поняла, что речь идет о Кантине.

— Куда ее провести госпожа?

— В мою маленькую гостиную. Я сейчас приду.

Зеленая красотка сидела в рыжем меховом манто, с белых сапог на ковер стекали грязные лужицы. При виде хозяйки она немедленно встала. Ингерда посмотрела ей в глаза и всё поняла. От этого ей стало еще хуже.

— С ним что-то случилось, — с болью сказала Кантина без всяких предисловий, — я чувствую.

— Я тоже, — ответила ей Ингерда, — только мне никто не верит.

— Надо что-то делать, королева. Мы же не можем сидеть вот так и ждать!

Ноги от нагрузки или от волнения подкашивались.

— Давай все-таки присядем, — предложила Ингерда.

В этот момент она не чувствовала к коварной жрице ни вражды, ни злости, ни той чисто материнской ревности, которая приходит к каждой из мамаш, когда любимый сын женится.

Кантина распахнула шубу и снова опустилась на диван.

— Скажи, кто-нибудь собирается искать Эдгара?

— Пока никто.

— Это плохо. Я здесь чужая, почти никого не знаю и не имею никаких прав. Но ты-то королева. Придумай что-нибудь!

— Что тут можно придумать? Я говорила мужу, брату. Они считают, что еще рано беспокоиться. И потом, у них эта комиссия с Земли, все жутко заняты…

Ингерда вдруг поняла, что отчитывается перед этой женщиной. Кто и был королевой по сути, так это вот эта зеленая жрица в меховом манто.

— Всё так сложно! Никому не докажешь, что твои страхи чего-то стоят. И потом, такие вопросы они решают только на совете Директории. А попробуй собери этот совет, когда все так заняты!

Кантина задумалась, опустив свою царственную голову.

— Дай чего-нибудь выпить, — вздохнула она, — сердце ноет.

Ингерда это видела по ее глазам, но никак не могла поверить в искренность жрицы. Как- то всё это не вязалось ни с ее самоуверенным обликом, ни с ее биографией.

— А у тебя-то с чего? — не удержалась она от колкости, но бутылку с фужерами все-таки достала из бара, — кажется, это у меня пропал сын.

Кантина взглянула не нее мрачными черными глазами.

— А у меня пропал муж. И сын вместе с ним.

— Как?! — Ингерда чуть не уронила фужеры.

— Фальг на Вилиале вместе с Эдгаром.

— Господи, зачем он его взял?!

— Он его не взял. Это всё выкрутасы твоего младшего, с петушиным гребнем на голове.

— О, боже…

Она села в кресло как подкошенная. Белый свет померк. Если Герц окажется виноват в гибели мальчишки, этого ему уже никто не простит, даже собственный отец. А дед и подавно.

— Аггерцед перенес Фальга?

— Ну да. А потом явился и сообщил об этом мне с весьма довольным видом. Шутник у тебя младший!

— Поганец.

— Тебе виднее.

— Зачем ему это понадобилось?

— Откуда я знаю? Он злится на меня, как, впрочем, и все вы. Наверно, таким образом хотел мне отомстить.

— Я… я убью его когда-нибудь!

Кантина сама открыла бутылку и разлила вино по фужерам.

— Держи себя в руках, королева, — посоветовала она, — если мы сейчас раскиснем, то кто будет спасать наших детей?

— Герца уже никак не спасешь, — прослезилась Ингерда.

— С этим попугаем разбирайтесь сами, — не разделила ее чувств жрица, — а меня волнуют Эдгар и Фальг. Что будем делать?

Делать было нечего. Только заставить Леция собрать Директорию и убедить Прыгунов заняться поисками Эдгара. Примерно это Ингерда и сказала, допив свое вино.

— А есть Прыгун, которому плевать на вашу Директорию? — резко спросила Кантина.

— Есть, — усмехнулась она, — Герц.

— Нет уж, спасибо!

— Ему на всех плевать.

— Оно и видно.

— Азол Кера может иногда взбунтоваться… но что ему Эдгар, если даже отец не намерен его искать?

— Значит, надо просить того, кто ему ближе отца, — серьезно взглянула на нее Кантина, — тем более, что он вообще не член этой вашей дурацкой Директории!

— Ричард? — Ингерда обречено покачала головой, — это совершенно бесполезно.

— Почему? Ривааль его родной дед, не так ли? И отлично знает обе наши планеты.

— Те не понимаешь! Он так зол на Эдгара, что слышать о нем не желает. И, между прочим, из-за тебя.

Жрица усмехнулась.

— Мне бы тоже сто лет его не видеть, этого монстра! Но если ты откажешься, я сама к нему пойду.

— С ума сошла?

— Я люблю твоего сына. Когда ты это поймешь?

Они допили бутылку, доели шоколадку, выкурили по сигарете…

— Может, переберешься во дворец? — спросила Ингерда, — здесь все-таки удобнее? И детям больше места.

— А ты отходчивая, — усмехнулась жрица.

— Да чего уж теперь…

— Ладно, переберусь. Я тоже незлопамятная. Будем трястись вместе.

Ричард плохо понимал, что происходит в Совете по Контактам. Почему вдруг посыпались комиссия за комиссией и снова пошли разговоры о сокращении помощи аппирам. Что-то там происходило, какая-то закулисная борьба, но точной информации у него не было.

Планету надо было представлять очень умело, чтобы сложилось впечатление об успехах, но не показалось, что аппиры теперь все могут сами. Они с Консом и Лецием хорошо продумали, какие объекты землянам показать, а какие обойти стороной. Если удастся, конечно.

Первым делом все нагрянули в Центр Связи. Там инициативу взяла на себя Риция, и он смог на часок заглянуть домой поесть и переодеться. Есть оказалось нечего, но чистых рубашек в шкафу было полно.

— Папа, ты дома? — позвонила ему Ингерда, — можно я сейчас к тебе загляну?

— Можно, — сказал он, — только поесть чего-нибудь прихвати.

— Хорошо, — немного удивилась она.

Хотя, чему тут было удивляться? Все всё знали, все всё видели. Если Зела и приносила продукты, то не домой, а в больницу к этому мальчишке. Она проводила там всё свободное время и была с ним вполне счастлива. Ричард давно собирался с ней поговорить об этом, но не хватало решимости, ведь этот разговор стал бы последним между ними. Он всё еще любил ее, и он боялся услышать от нее то, что давно уже знал.

Правда, жена и так почти не разговаривала с ним, вся в мыслях о своем театре и о своем юном любовнике, но она хотя бы приходила домой, он видел ее, он слышал ее шаги, он вдыхал ее запах, ни с чем не сравнимый аромат прекраснейшей из женщин.

Ричард взглянул на себя в зеркало, застегивая рубашку. Он не видел своей красоты и силы, он видел старого, потрепанного, преданного пса с седой головой и морщинами на лице, он был себе жалок. Что ж, преданный пес износился раньше своей вечно молодой хозяйки…

— Папа!

Ингерда поднялась по лестнице, он взял у нее сумку с продуктами. Она торопливо сняла куртку и бросила ее прямо на диван в гостиной.

— Ты что, сбежал от своей комиссии?

— Вырвался на время.

— Сейчас я разогрею тебе котлеты. А это к чаю.

— Я пью кофе.

— Па, тебе пора переходить на чай.

— В связи с чем? — усмехнулся он.

— Просто, — смутилась она, — это я всем советую. От кофе сердце болит.

— Сердце болит совсем от другого, — сказал он, — грей свои котлеты.

Она что-то спросила про комиссию, что их так интересует в Центре Связи. Он ответил с усмешкой, что интересует их в общем-то одно: где связь? Почему до сих пор их исследования не дали никаких ощутимых результатов. Вообще-то результаты были, но всё упиралось в эксперимент с круговой установкой для проверки основной гипотезы, и все давно это знали и торопились, как могли…

— Вообще-то у меня к тебе серьезный разговор, па, — наконец призналась Ингерда.

Всё остальное было, конечно, несерьезно!

— О чем? — спросил он, не сомневаясь даже, что когда у дочери такой виноватый вид, речь пойдет о внуке.

— Об Эдгаре.

— Ну-ну. Я думал о Герце.

Ингерда вздохнула, вынимая котлеты из печки.

— О Герце уже поздно что-то говорить.

Ричард сочувствовать ей не собирался. Он сел и придвинул к себе тарелку.

— Меня они оба не интересуют. Что один, что второй.

— Эдгара ты сам вырастил, — напомнила ему дочь, — как ты можешь так говорить?

— Вот-вот, — кивнул он, — Зела тоже его вырастила. И что мы получили в результате?

— Что получили, то получили, — сказала Ингерда, — не век же теперь на него злиться?

— Чего ты хочешь, дочь? — внимательно посмотрел он на нее.

— Хочу, — ответила она, — чтобы ты его спас… если это еще возможно.

— От чего я должен его спасать? — усмехнулся Ричард, — от его зеленой ведьмы?

— Па, от него уже две недели никаких вестей, и я просто чувствую, что с ним что-то случилось. Чувствую, ты понимаешь?

— Это всё?

— Не всё. Еще мне снился ужасный сон. Я даже проснулась!

— Мне тоже иногда снятся ужасные сны. И что?

Ингерда заерзала на стуле.

— Я же мать, как ты не понимаешь? Я сердцем чувствую! А что, если с ним в самом деле что-то случилось? Мы же не простим себе!

Бывало, что Прыгуны пропадали месяцами, иногда даже годами, рановато было беспокоиться об Эдгаре спустя две недели, но Ричард почему-то встревожился, глядя в горящие глаза дочери. Встревожился, но тут же подавил в себе эту слабость.

— Случилось так случилось, — сказал он, — пусть сам выпутывается, не маленький.

— А если не сможет?!

— Сможет.

— А если нет?! Ты только предположи!

Предполагать не хотелось, он был в ссоре с внуком и мириться пока не собирался. Зела никогда бы ему этого не простила.

— Кто его туда послал? Директория? Вот пусть Директория его и вытаскивает.

— Па! Ты же знаешь, как Леций занят. У него комиссия.

Ричард только пожал плечами.

— А у меня — нет?

Дочь вскочила, ее терпение, кажется, лопнуло.

— Я думала, хоть ты меня поймешь! А ты…

— А я в полном дерьме по его милости, — тоже с раздражением сказал Ричард, — я могу его понять и простить… но тогда я потеряю жену.

Ингерда схватила ртом воздух, потом выпалила:

— Да ты ее и так уже потерял!

Потом стало тихо. Они оба сидели за столом и стучали вилками по тарелкам.

— Извини, — сказала дочь, опустив голову, — сорвалось с языка.

— Да нет, ты права, — сказал он с каменеющим сердцем, — терять мне действительно нечего.

— Папа…

За эту минуту ему вдруг всё стало ясно, как будто в темные уголки его души проник яркий и пронзительный луч.

— Я полное ничтожество, дочь, — сказал он с горечью, — она давно не любит меня, а я так цепляюсь за нее, что готов предать собственного внука. Зачем?

— Папочка…

— Ты права. Этого романтика нужно вытаскивать с Вилиалы. Так хотя бы ты успокоишься, а то на тебе лица нет.

Он встал и спокойно сунул тарелки в мойку. Ингерда подошла сзади и прижалась к нему.

— Спасибо, па. Я так люблю тебя!

— Любишь? Тогда завари мне кофе.

К вечеру он передал все дела заместителям и сказал, что несколько дней его не будет. Это вызвало у всех легкий шок, но ему уже было всё равно. Ричард вообще уже не знал, что его может взволновать в этой жизни. Он всё решил для себя, и после такого решения его жизнь кончилась. «Пора на пенсию», — подумал он, вылетая из полпредства, — «или в лучший из миров».

Домой они с Зелой прилетели почти одновременно. Она собиралась на спектакль, который давали специально для земной комиссии. Ричард остановился в дверях гостиной и посмотрел на нее совершенно другими глазами, не как на свою жену, а как на совершенно постороннюю женщину. От этого она не стала менее красивой и желанной, просто стала вдруг чужой.

К этому предстояло еще привыкнуть. Он подумал, что в этом доме ни за что не останется, и в этом городе, и на этой планете. Старый пес уйдет на пенсию, вернется в свой домик на Земле и будет мирно ловить рыбу в Сонном озере. Вот только Эдгара вытащит.

— Это ты? — слегка смутилась Зела, в последнее время она всегда напрягалась, когда он появлялся, наверно, тоже боялась последнего разговора или лишнего вопроса.

— Кто же кроме меня? — усмехнулся он.

— Просто ты так редко появляешься, что это уже удивительно, — сказала она.

Платье на ней было черное, золотые волосы наискосок заколоты перламутровым гребнем, глаза как всегда изумрудные и глубокие, нервные глаза, тревожные, лихорадочно блестящие.

— Какая будет пьеса? — спросил он без всякого любопытства.

— «Сказки черного леса», — ответила она, — вашей комиссии решили ничего серьезного не показывать. Они и так устали.

— Это верно.

— Я там играю ведьму, если ты, конечно, помнишь.

— Нет, — сказал он.

— Ну, разумеется… надеюсь, хоть сегодня вспомнишь.

Они разошлись по своим комнатам. Он надел шорты и футболку, а термостат сунул в рюкзак. Прыгун должен быть готов к любому климату. Куда-то подевалась его кепка с козырьком от солнца, он так разозлился в безуспешных поисках, что вытряхнул содержимое всех ящиков на кровать.

— Ты готов? — заглянула к нему Зела и изумленно застыла в дверях, — что это такое?

— Что? — уточнил он, извлекая наконец кепку из бельевой кучи и надевая ее на голову.

— Ты собираешься в театр в таком виде, Оорл?

— Я собираюсь в другое место.

— Как в другое?!

Эти обиженные, возмущенные глаза он видел тысячу раз. Он всегда боялся этих глаз, боялся задеть ее, не угодить ей, не вписаться в ее образ идеального мужчины, который она себе придумала. Сейчас, когда все это уже не имело значения, он наконец понял, как от этого устал.

— Собственно, какая тебе разница, буду я там или нет? — спросил он холодно.

Она почему-то совершенно побледнела от таких слов.

— Какая разница?!

— По-моему, я не театральный критик.

— О, да! Ты даже ради меня не ходишь в театр. Я так надеялась, что ты это сделаешь хотя бы ради своей идиотской комиссии!.. Дура!

Зела отвернулась и резко вышла.

— Он выдавал себя за торговца косметикой, — сказала Кантина, — и назывался Рамзесвааль.

Снимал номера в гостинице «Космическая любовь». Каждый день их менял. Бугурвааль считает, что он взорвался вместе с родителями Антика… вот, собственно, и всё, что я могу тебе сообщить.

Жрица выглядела непривычно скромной, по-домашнему. На коленях у нее сидела маленькая дочка и цеплялась ей за шею.

— А твоего отпрыска где можно поискать? — спросил Ричард.

— На столичной вилле Бугурвааля. Мы там жили.

— Где это?

— Квартал Белых лилий, строение четыре… ты в самом деле будешь искать моего отпрыска, Ривааль?

Ричард кивнул.

— Мне не впервой возвращать с других планет «клиентов» моего внука Герца. Есть у него такая скверная привычка.

— И не одна, как я заметила, — усмехнулась Кантина.

— Ладно, — хмуро посмотрел он на нее, — ты тоже не ангел.

— Припомнил! Может, тебе напомнить, как ты со мной обошелся?

— Сейчас не время для этого.

— Вот именно.

Как это было давно! Тритай, храм Намогуса, коварная жрица, возомнившая Зелу своей соперницей, бешеная злость, схватка со львом, потом полное отчаяние и почти безнадежные поиски… а потом она бежала к нему навстречу по зыбкой трясине болота, перепачканная, перепуганная, дрожащая от холода и безумно счастливая. Он схватил ее, прижал, вдавил в себя беззащитное, почти голое тело, пропахшее ядовитой краской и болотной тиной…

Ричард медленно поднялся и подхватил рюкзак. Зела уже давно не бросалась к нему в объятья. Вспоминать об этом не имело никакого смысла.

— Как себя чувствует Антик? — спросил он напоследок.

— Антик? Сидит и молчит, — ответила ему Кантина.

— Понятно.

— Прихвати ему что-нибудь из дома, Ривааль. Хоть заколку какую-нибудь от матери, не всё же они там уничтожили. Должно же у бедного мальчика хоть что-то остаться на память!

— Постараюсь, — посмотрел на нее Ричард, с этой стороны он коварную жрицу не знал совсем, — если будет время, загляну в их дом. А ты вот что… не очень сердись на Герца. Я думаю, всё обойдется.

— А если нет? — сверкнула она черными глазами.

Он опустил голову.

— Тогда сам придушу мерзавца.

Вилиала встретила его горячим влажным ветром в загадочных сумерках. На холмах белоснежного, растворенного в синей полутьме Рамтемтим-эо зыбко дрожали первые огни.

Ричард вдохнул давно забытый воздух культурной планеты, на которой прожил почти три года с женой и внуком и был совершенно счастлив. Тогда Эдгар принадлежал им безраздельно, а этот несчастный мойщик каров даже еще не родился.

Свои поиски Ричард начал с вызова по своему коммуникатору. Мощности браслета хватало на особо заселенную часть планеты. Это было бы проще всего — просто поговорить с Эдгаром и всё выяснить, но внук, как и следовало ожидать, не отозвался. Скорее всего, отключился. Если он впутался в серьезную игру, то случайные вызовы могли его выдать с головой. Фальг не отвечал тоже, и это настораживало.

Шансов что-то выяснить было мало, но всё равно ничего другого не оставалось. Ричард отправился в гостиницу «Космическая любовь» и там узнал, что Рамзесвааль снял номер 674 на сорок девятом этаже и заплатил за месяц вперед.

Номер пустовал. Вещей Эдгара там не было, зато валялась подростковая одежда.

Кажется, Фальг здесь все-таки побывал. Значит, они были вместе. В таком случае, где же они оба?

Ричард проделал почти то же, что и его внук. Он ополоснулся в душе, заварил себе кофе и включил правительственный канал. И так же, как Эдгар, чуть не подпрыгнул от новостей.

Проконсул Бугурвааль пребывал на Тритае с мирными переговорами. Переговоры затягивались… Планета разделялась теперь на девятнадцать департаментов, пересекать границы которых гражданам запрещалось без особого разрешения Службы Контроля.

Межзвездные вылеты так же резко ограничивались в целях безопасности и благополучия, все инопланетные гости обязаны были пройти перерегистрацию и получить допуск на дальнейшее пребывание на планете…

У Ричарда допуска не было. Он медленно допил кофе и подошел к окну. Роскошный город Музеев и Театров мерцал внизу тысячами огней. Где-то здесь еще остались его старые друзья и знакомые, которые могли что-то знать об Эдгаре. Но как их теперь отыскать? И как с ними говорить ему, инопланетному гостю, когда они наверняка запуганы?

Несколько дней ушло у него на то, чтобы убедиться в бесполезности своих действий и в том, что на Вилиале начинается кошмар диктатуры. Разоренный дом Коэма тоже произвел тяжкое впечатление. Семейный архив найти не удалось, но пару завалявшихся фотографий и женскую заколку он для Антика всё же прихватил.

На вилле Проконсула не оказалось никого, кроме слуг. В конце концов, Ричард решил, что пришло время поискать внука на Тритае.

Тритай был совсем чужой, то горячий, то холодный, неприветливый, буро-красный. И военная диктатура была там уже давно. В гостинице ни один белолицый инопланетянин не останавливался, да никто бы ему и не позволил. Планета военных заводов была закрыта для посторонних.

Нить поиска обрывалась. Ричард даже не мог показывать тут свое белое, инопланетное лицо, не то что кого-то расспрашивать. Не в лучшем положении был бы здесь и Эдгар.

Скорее всего, он остановился бы в какой-нибудь глухой деревушке, если он вообще, конечно, находился на Тритае. В глуши и следовало его искать.

Чуть не взвыв от такой перспективы, Ричард вспомнил про домик колдуна. Удобное было место, только слишком явное. Вряд ли внук решил бы там отсиживаться две недели, но за советом к Нурваалю наверняка обращался. Бывший Верховный Жрец мог что-то знать.

Выбора всё равно не было. Ричард прыгнул на Красные болота. Воспоминания снова вернули его в прошлое, пока он брел по тропинке к дому. Здесь они встретили жуткую Магусту и пережили, пожалуй, самые кошмарные часы в своей жизни, но здесь Зела еще любила его, и юный Эдгар с энтузиазмом искал приключений на свою голову, живой и здоровый.

«С чего это я думаю о нем, как о мертвом?» — остановил себя Ричард, — «он и сейчас жив и здоров, всё с ним в порядке, всё будет хорошо…» На сердце становилось всё тревожнее, пока он подходил к домику.

Черный жрец чинил забор во дворе, он, казалось, совсем не удивился столь неожиданному визиту, только выпрямился и покачал головой.

— Долго же ты добирался!

Выглядел он дико: по прежнему лысый, одетый в косматые белые шкуры поверх голого черного тела.

— А ты меня ждал, Нурвааль? — спросил Ричард озираясь.

— Я ждал кого-нибудь из вас, Прыгуны.

— Ты знаешь, где мой внук, жрец?

— Знаю. Я нашел его… но вряд ли тебе это поможет, Ривааль.

2

Они сидели за столом, понуро жуя сыр. Ричард выслушал всю историю, и сердце его, и так уже окаменевшее, превратилось в кусок льда.

— Тебе как будто всё равно? — с недоумением взглянул на него Нур, — это ведь твой внук.

— Я уже ничего не чувствую, — сказал Ричард, — я слишком стар для этого.

— Ты не стар, — покачал лысой головой жрец, — ты умер.

— Умер? Возможно.

— Послушай, очнись. Твоего парня можно вернуть!

— А для этого найти Ройвааля и отобрать у него оружие. Нет ничего проще!

— Ты совсем отупел к старости, Оорл! Никто и не говорит, что это так просто. Но если лисвисы изготовили один экземпляр с обратным действием, то почему аппиры не смогут произвести второй?

Он действительно отупел от происходящего. От одной мысли, что его мальчик стоит окаменевший где-то в горах, на ветру, под дождем, на холоде, на раскаленном солнце этой беспощадной бурой планеты, у него наступал болевой шок. Он ничего не чувствовал и ничего не понимал.

— Где можно достать образец оружия? — спросил он подавленно.

— На складе за пятым цехом. Для тебя это — пара пустяков.

— Вот именно, — кивнул Ричард, — неужели Рой такое допустит?

— Знаешь что, — посмотрел на него жрец, — ты лучше не теряй времени.

— А где мальчик? Ты что-нибудь узнал о нем?

— Орма сказала, что видела его в храме, в апартаментах Бугурвааля.

— Слава Богу, хоть этот живой, — вздохнул Ричард.

— Его усиленно охраняют.

— Это уже не важно.

— Не скажи. Теперь и на черных тигров есть управа.

— Есть. Но у меня всё равно нет другого выхода.

Ночью он отправился за оружием. Сам того не ведая, он почти в точности повторял действия Эдгара, с тем только отличием, что взял не восемнадцать образцов а двадцать.

— Ну что? На ком будем испытывать? — спросил он, обводя домик колдуна мрачным взглядом.

— Только не на моих мурнах, — насторожился жрец, — мне они еще пригодятся.

— Лягушек, как я понимаю, на Тритае нет?

— Могу пожертвовать для такого дела одну старую магру, я давно собирался сварить из нее суп.

— Я согласен обойтись без супа.

Старая птица, инопланетная родственница обычной земной курицы, почуяла неладное и забегала по полу как очумелая, как только оказалась в доме. Ей явно в курятнике нравилось больше и не хотелось ни в котел, ни в безвременье. Нур долго, ругаясь, гонялся за ней, пока не прихлопнул ее сверху корзиной.

— Корзину не жалко? — спросил Ричард.

— Пошел ты в тину с пузырями! — еще раз выругался жрец, — стреляй давай, пока эта чума не вырвалась. Смотри только не промахнись.

Из-под прутьев доносилось возмущенное кудахтанье.

— Прости, подруга, — сказал Ричард, тщательно прицелился и нажал на красную кнопку.

— Ко-корлы-ко-корлы, — донеслось из-под корзины.

Они с Нуром посмотрели друг на друга.

— Ко-корлу, — добавила возмущенная магра.

— Заводской брак? — предположил жрец.

Ричард терпеливо вздохнул и достал из рюкзака вторую трубку. Потом третью…

«Бракованной» оказалась вся партия.

— Я знал, — сказал он, пиная пустой рюкзак ногой, — что этот тип застрахуется от нашего визита на склад. Эти палки можешь бросить в печку… Да отпусти ты ее, я уже оглох от кудахтанья!

Магре повезло. Всем остальным — нет.

— Интересно, — криво усмехнулся жрец, — Тирамадид уже знает, что всё его оружие — труха? Хотелось бы мне видеть его травянистое лицо в момент прозрения! Этот Ройвааль большой подлец. Он обманул всех, даже своих союзников.

— Значит, они ему больше не нужны, — сказал Ричард, — и это значит, что на Тритае он больше не появится.

Отсюда вытекало много выводов. Во-первых, что Рой насытился оружием и готов к нападению. Во-вторых, что бездействующие образцы изучать придется гораздо дольше, и вряд ли это вообще поможет понять принцип их работы. В-третьих, что нет никакой возможности вернуть Эдгара из небытия.

— Во всяком случае, — вздохнул Ричард, — опасаться мне теперь нечего, лучеметом меня не пробьешь, а эти штуки у них отказали.

Он был так зол, что не стал даже прятаться. Защитившись белой сферой, он шел по коридорам храма, распихивая ошалевшую от такой наглости охрану. В покои Проконсула он просто расплавил в плазму дверь, чтобы не открывать ее. После этого никого из охранников и близко рядом с ним не осталось.

Бугурвааль, черный коренастый лисвис с мощными плечами штангиста и квадратным черепом мгновенно залоснился от пота при таком визите.

— Вы кто?! — то ли со злостью, то ли с ужасом выкрикнул он.

Ричард расплавил его компьютер вместе со столом, лишая Проконсула последней связи с внешним миром. Этот мерзавец взорвал Коэма с Лауной, совершенно уверенный, что там был и Эдгар. И это не говоря о том, что он превращал в концлагерь цветущую планету!

Лучшего обращения он и не заслуживал.

— Где мальчик?

— Мальчик?

— Я пришел за Фальгом. Где он?

— Кто вы?! — еще раз повторил этот ублюдок.

— Мне нужен Фальг, — повторил Ричард, — приведи мальчишку, и я уйду.

— Вас прислал Ройвааль?

— Ты что, оглох?

Проконсул утирал платком лицо и медленно двигался вдоль стены.

— Я не оглох. Но это мой мальчишка. Он сын моей женщины. Ройвааль сам передал его мне!

— А твой мальчишка не сказал тебе, что твоя женщина больше не твоя?

Черное лицо Бугурвааля одеревенело и стало землисто-зеленым. Очевидно так лисвисы краснели при крайней степени возмущения.

— Она всегда будет моей! Мне не удалось уничтожить этого белого ублюдка, но я охотно уступил это право Ройваалю!

— Еще секунда, и я сделаю из тебя факел, — в тихой ярости сказал Ричард, — веди меня к Фальгу.

— Ладно-ладно, идем, — попятился лисвис, спиной открывая дверь в другую комнату, — только не нервничай…

Ричарду показалось, что портьера сзади слегка колыхнулась.

— Объясни только, зачем тебе мой пасынок?

— Это тебе он пасынок, — сказал Ричард, проведя в уме несложное вычисление, — а мне правнук. Я его выращу как-нибудь без твоей помощи.

— Ах, так!

— Ривааль! Я здесь! — услышал он за спиной срывающийся на визг мальчишеский голос.

Фальг выскочил из-за занавески с проворностью обезьяны. Он был в синем с белыми полосками термостате Эдгара и огромных десантных ботинках на тощих ногах. У него даже движения были такие же порывистые и угловатые, как у Эдгара. Ричард повернулся к мальчишке, в ту же секунду Бугурвааль исчез в приоткрытой двери.

Собственно, он был уже не нужен. Фальг был найден, он стоял, возбужденно оглядывая опаленную комнату выпученными желтыми глазами.

— Вот это да!

— Мама ждет, — сказал ему Ричард, — цепляйся за меня и поскорее.

— Мама говорила, что вы злой.

— Ужасно злой, ты что не видишь?

— А куда вы меня потащите?

— Сначала к Нуру. А потом домой, на Пьеллу.

— А Эдвааль где? Почему он не пришел за мной?

— Эдвааль, — сказал Ричард хмуро, — уже вряд ли сможет куда-нибудь прийти.

— Как?! — уставился на него черный дьяволенок, — они… убили его?!

— Убить его нельзя. Он в безвременье.

— Нет! Неправда! Неправда!

Отчаяние у парня на лице было просто невозможное. Что поделаешь, дети обожали Эдгара Оорла.

— К сожалению правда, малыш, — тронул его за плечо Ричард, — я понимаю, что я плохая замена Эдваалю, но все-таки я его дед. Так что держись за меня.

— А где он?

— В горах. На плоскогорье Огненных змей.

— И мы бросим его там?

— Все вопросы потом, хорошо?

— Хорошо.

Мальчик смахнул слезу и шмыгнул носом.

— Извините, — сказал он, — я ведь понимаю, что это из-за меня, — он поднял руки, чтобы обнять Ричарда за шею.

— Стой, Фальг! — послышался сзади яростный вопль Бугурвааля, — отойди в сторону.

Ричард резко обернулся. Проконсул с болотно-зеленым от злости лицом направлял на него дуло своего рассогласователя.

— Отойди, придурок! — еще раз рявкнул он, — я кому сказал!

Фальг медленно отошел к окну.

— Вот так-то! Это мой мальчишка. И моя женщина, Ривааль!

— Выбрось свою игрушку, — сказал Ричард, защищаясь в белой сфере, — или ты думаешь, что она работает?

— Это не игрушка, мерзкий аппир! — заявил лисвис, — и сейчас с тобой будет то же самое, что и с твоим поганым внуком!

— Тебя обманули, Проконсул, — усмехнулся Ричард, — ни одна ваша трубка больше не действует. Рой не такой дурак, чтобы оставлять в ваших руках столько оружия. Вы старались только для него одного.

— Не действует? — квадратное лицо Проконсула стало прямоугольным, так у него отвисла челюсть, — что ты несешь?!

Он направил дуло на аквариум с рыбками и выстрелил. Ричард смотрел с усмешкой, но через секунду у него похолодела от пота спина: рыбки застыли как на стоп-кадре.

Рассогласователь работал! Видимо, тот самый, из первых тех образцов, что Эдгар оставил в сейфе. На него, как оказалось, пульт не действовал. Всё это было бы хорошо, очень даже удачно, не стой Ричард сейчас под прицелом.

Он взглянул на Фальга. Тот был вне зоны попадания, почти за спиной у Бугурвааля, и моргал своими выпученными желтыми глазами.

— Ну что? — ухмыльнулся лисвис, — теперь поговорим?

Это была его ошибка. Если б он выстрелил мгновенно, то успел бы застать Прыгуна врасплох. Но он хотел поговорить! Они напряженно и с ненавистью смотрели друг на друга.

Ричард мог телепортировать в любую секунду, так же как тот мог нажать на кнопку. Вопрос был только в том, кто быстрее.

Такого жуткого напряжения Ричард давно не испытывал. Казалось бы, и жизнь кончилась, и терять ему нечего, разве что рыбалку на Сонном озере, но слишком много от него сейчас зависело. В любую секунду готовый к прыжку, он лихорадочно соображал, как ему не упустить при этом мальчишку и, возможно, единственный действующий экземпляр рассогласователя.

— Поговорим, — сказал он, глядя в черную дыру хищного дула и понимая теперь, что чувствовал Эдгар в свои последние секунды.

— Где Кантинавээла? Что вы с ней сделали?

— Кантина вышла замуж за Эдгара Оорла.

— Врешь! Так не бывает! Где это видано, чтобы аппиры женились на лисвийках!

— Они были любовниками еще двадцать лет назад в этом самом храме.

— Ты всё врешь, подлый аппир! Твой Эдгар Оорл уже никогда не будет ее любовником.

Он стоит и подпирает небо! А сейчас за ним последуешь и ты!

Ричард понял, что времени у него больше нет, слишком разъярен был лисвис. Палец его на красной кнопке неуловимо напрягся, но в следующее мгновенье всё его грузное тело почему-то вздрогнуло и осело, и без того бешеные глаза совсем выпучились. Он выстрелил, но в Ричарда не попал, потому что уже согнулся в три погибели и завертелся винтом. Потом заревел как медведь и свалился на пол.

За спиной у него стоял Фальг в своем безразмерном синем термостате. В руке у него блестел окровавленный желтой лисвийской кровью кинжал.

— Всё, Ривааль, — сказал он деловито, — не бойтесь.

Ричард просто осел на ближайший стул от такой картины. В голове не укладывалось, что этот пацан только что шмыгал носом!

— Ты что наделал?

— А что?

— Ты убил Проконсула Вилиалы, парень.

— Я б давно его убил, только куда бы я потом делся?

— Вот и выступай потом за невмешательство в чужое развитие! — нервно усмехнулся Ричард.

Фальг резко наклонился и вырвал рассогласователь из коченеющей руки Проконсула.

— Нам это пригодится, Ривааль?

— Конечно. Еще как пригодится.

— Не теряйте времени, — посоветовал жрец, — отпаивая обоих крепким чаем из болотных трав, — мало ли что. Эдгар промешкал, и что вышло?

За окном стояла поздняя, растерзанная холодом ночь.

— Я бы хотел взглянуть на него, — сказал Ричард с тяжелым сердцем, он знал, что зрелище будет не из легких.

— Зачем тебе это надо? — покачал головой Нур, — ты не сможешь ни поговорить с ним, ни забрать его, ни даже подойти к нему близко. Воздух тоже окаменел.

— Я должен увидеть своего внука.

— Я тоже! — встрял Фальг, — я хочу к Эдваалю!

— Помолчи, цареубийца, — отмахнулся от него Нур, но посмотрел на отпрыска своей жрицы с одобрением.

— Я должен, — повторил Ричард.

— Так ведь темно.

— Вижу, не слепой. Мы подождем до утра. Надеюсь, ты нас не выгонишь?

Рано утром они выкатили модуль из сарая и взяли все вещи с собой, чтобы не возвращаться уже в домик колдуна. Модуль летел минут двадцать, рассекая малиновые рассветные облака.

— Я искал его долго, — рассказывал жрец, — дней десять. Всю округу обшарил на низком полете. К счастью, комбинезон у него ярко-красный, на желтой траве хорошо виден…

Тяжко было всё это слушать. Еще тяжелее было выйти из модуля и увидеть. Эдгар одиноко стоял на высокогорном просторе, широко расставив ноги и скрестив на груди руки.

Лицо его было напряженным, глаза прищуренными, волосы слегка растрепаны ветром. По его взгляду можно было определить, где стоял Рой, где было то черное, зловещее дуло, в которое Эдгар перед смертью смотрел.

Ричард натолкнулся на невидимый шар застывшего воздуха. Он стукнул в него кулаками, сначала тихо, потом всё сильнее и сильнее… потом он опустился на колени и уткнулся в холодную землю лбом. Шар был непробиваем. И в нем стоял его внук, его маленький мальчик, замороженный в глыбу льда.

Квартирка у Кси состояла из одной комнаты, в ней же располагалась кухня, из мебели были только диван и широкий стол, но котором было навалено все, что можно. Перед его выпиской Зела привезла пылесос и хоть немного привела в прядок это запущенное жилище гения.

— Ну как? — спросила она с гордостью.

Ей было уютно и спокойно здесь, и ничуть не раздражали ни бедность, ни теснота, ни творческий бардак.

— Чисто, — заметил Кси.

— Ты не представляешь, сколько я отсюда вывезла!

— Хорошо, что не ввезла. Мне ничего лишнего не надо.

— Пара кресел бы не помешала.

— Ла, если ты начнешь с кресел, ты закончишь антикварным гарнитуром, последней моделью монокара, роботом, светообоями… а потом и эту комнату поменяешь на виллу у моря.

— А ты, как всегда, ничего от меня не хочешь, — вздохнула она.

— Хочу, — сказал он.

— В самом деле?! — изумилась она, — чего же?

— Чтобы ты сыграла в моей пьесе.

— Кси! — она разочарованно отвернулась, — опять я для тебя только муза?

— Послушай, — он снял куртку и сел на диван, — у тебя в жизни было столько мужчин, которые что-то от тебя хотели! Неужели тебе это еще не надоело?

— Они — это не ты, — грустно улыбнулась она, — ты совсем другое дело, Кси.

— Это я знаю. Я гений!

Зела задвинула занавески и включила свет. Заварила чай, разогрела слоеные пирожки в печке, сполоснула запылившиеся чашки. Ей нравились все эти немудреные действия, нравилось чувствовать себя другой, совсем простой женщиной, которой ничего не надо и от которой другим тоже ничего не надо.

— Дома все-таки лучше, чем в больнице, — заключил Кси после беглого осмотра своей обители.

— Если б ты еще и следил тут за своим здоровьем! — добавила она.

Он только развел руками.

— Это невозможно.

— Почему?!

— Потому что каждый день нужно проживать как последний. Иначе ничего не сочинишь, и не будет никакого вдохновения. Какие уж тут заботы о здоровье?

— Неужели всё так ужасно, Кси?

— Всё так прекрасно.

— Тогда это буду делать я.

— Ла, не превращай меня в инвалида!

Они ели прямо на диване, с подноса, на столе места не было. Болтали, обсуждали пьесу, перешли к поправкам. Зела не собиралась это играть, ей не хватило бы мужества, но были куски, которые ей хотелось изменить непременно.

Героиню звали иначе. Кси вообще не проводил прямых аналогий. Зачем, если все и так поймут?

В первом действии она была рабыней. Не продажной женщиной, как пыталась теперь выставить ее молва, а вещью, которую любой мог купить. При этом каждый видел в ней только красоту и ничего больше. Зела настояла, чтобы Леций обязательно выделялся из этой толпы. Его она любила.

Второе действие было скорее о переселении аппиров на Пьеллу. В нем героиня попадала на другую планету, встречала там мужчину своей мечты, представителя совершенно другого мира и других отношений. И было просто невероятно, как они все-таки оказались вместе, несмотря на кучу вселенско-космических и чисто житейских недоразумений. Ричард, как всегда, выглядел героем, а она слабой, глупой, нервной, до предела закомплексованной женщиной. Но во всяком случае, было ясно, что замуж она вышла не ради карьеры и не по расчету.

Зела грустно перелистывала второе действие своей жизни. Ричард был потрясающий мужчина, ей безумно повезло, что она когда-то встретила его, что он ее полюбил… но это было так давно! Она устала от его совершенства, от его силы, его самодостаточности, устала от этой долгой-долгой сказки о великой любви.

Он тоже устал и даже раньше, чем она, не хотел ее видеть, не хотел знать, что с ней происходит, ничего не хотел. Наверно, они любили друг друга слишком страстно, и теперь сгорели оба.

— Вот здесь он сказал не так, — указала она на место в тексте, — здесь он просто сказал:

«Мне не нужны наложницы». И я поняла, за кого он меня принимает.

— Умеете вы друг друга запутать, — усмехнулся Кси.

— Это было давно, — нахмурилась она.

— Сейчас то же самое. Вместо того, чтобы сесть и поговорить обо всем, бегаете друг от друга как зайцы.

— Ты думаешь, это так просто, сказать ему, что я люблю другого?

— А то он не знает!

— Знает, конечно. И пальцем не пошевелил, чтобы что-то исправить! Ему всё равно!

— А я предупреждал, — насмешливо посмотрел Кси своими темно-серыми глазами, — что я не подходящий объект, чтобы вызвать ревность твоего мужа.

— Дело не в тебе. Я просто давно ему надоела.

В третьем действии героиня была успешной актрисой и счастливой женой. Началась обычная семейная жизнь. Конца у этого действия не было.

— Чем же ты закончишь? — спросила Зела с любопытством.

— Не знаю! — лениво откинулся на спину Кси, — а как ты сама хочешь?

Она сдвинула поднос и наклонилась над ним.

— Напиши, как есть. Что все отвернулись от меня, но у меня есть ты, и больше мне никто не нужен. Что я бросила театр и поселилась в твоей каморке, где почти нет мебели, где живет гений, где рождаются стихи и музыка.

— Это будет слишком скучно, — проговорил он.

Зела осторожно коснулась губами его губ.

— Разве?

Зрачки его сразу расширились как от ужаса.

— Ла, не делай этого.

— Почему? — в который раз спросила она.

— Ты меня используешь не по назначению! Я твой автор!

— Я вообще тебя не использую. Я тебя люблю.

Кси вскочил с дивана и остановился только возле мойки. Он был в черных джинсах, из- под серого свитера трогательно выбивались белые уголки воротничка. Он был прекрасен. Ей хотелось обнять его, прижать к себе его худенькое тело, пригладить спутанные черные вихры, целовать его впалые щеки и нежно-розовые, почти детские губы.

— Чего ты боишься, Кси? Иди ко мне.

— Это не страх. Это другое.

— Что другое?

— Мы можем всё испортить, понимаешь? Поэт и муза должны держать дистанцию!

— Мне надоела эта дистанция, Кси. И я отсюда все равно не уйду.

— Не уйдешь? Ты что, собираешься здесь ночевать?

— Конечно. Это же не больница.

— А что скажет твой муж?

— Ничего не скажет. Он сам уже три дня дома не ночует.

— И ты решила ему отомстить таким образом?

— Ну о чем ты говоришь!

— О том, что ты сама себя не понимаешь!

— Я понимаю одно: мне хорошо только с тобой, и я никуда не хочу отсюда уходить.

У Кси нервно дергалось лицо и возбужденно горели глаза. Он был зол, или испуган. Или просто устал держать эту проклятую дистанцию.

— У меня только один потрепанный диван, — сказал он.

— Меня вполне устроит твой потрепанный диван, — ответила она.

— И ничего нет на завтрак.

— Я могу голодать по два месяца.

— Перестань издеваться, Ла!

Кси перебежал к окну и там остановился, повернувшись к ней спиной. Он нервничал и злился, в нем явно шла борьба, и Зела решила ему помочь. Она знала, что женщины у него до нее были. Дело было именно в ней, его прекрасной музе, которую он никак не хотел опустить с небес на землю. Она тихо подошла сзади и ласково положила ему руки на плечи.

— Тебе не надоело быть только автором, Кси? Ты, конечно, гений, но ты же живой аппир.

Почему ты не даешь себе побыть просто самим собой? Ты не устал?

Он только тяжело вздохнул.

— Посмотри на меня, Кси. Я уже здесь, с тобой. Это уже случилось, понимаешь? Ничего уже не изменишь. Ты только обернись.

Он обернулся, лицо было бледное и обреченное, как будто ему предстояло шагнуть в пропасть.

— Да, ничего уже не изменишь.

Они погасили свет. Старый диван скрипел. Кси преданно и долго целовал всё ее тело, она ласкала его со всей своей нерастраченной нежностью, наслаждаясь каждым его стоном… но вдруг поняла, что любит его только сердцем. Только ее душа, ее руки и ее губы участвовали в этой игре, но настоящего желания не просыпалось. Это было не то!

Поэт боготворил свою музу, он просто не мог относиться к ней по-другому, он был осторожен, он был почтителен, он был как дуновение теплого ветра, нежный и неуверенный, он был всего лишь мальчик неполных восемнадцати лет, милый гениальный мальчик.

Она хотела обнимать его и целовать его лицо, она получила это сполна. Она гладила его нежную, юную кожу, с горечью осознавая, что это тоже не то, это какая-то ужасная ошибка, глупость, затмение… и из-за этого затмения она потеряла единственного мужчину в своей жизни.

Прозрение было похоже на болевой шок. Выходило, что Кси был прав, им надо было оставаться друзьями, поэтом и музой, автором и героиней его пьесы. Просто женщиной она с ним быть не могла. И уже не хотела. Это было тем ужаснее, что она сама затащила его на этот скрипучий диван!

— Прости, — сказала она с отчаянием, — кажется, ничего не получится.

— Что с тобой? — спросил он, послушно выпуская ее из объятий.

Им не хватало силы и настойчивости, этим объятьям, в них невозможно было утонуть и задохнуться. Но милый мальчик в этом был не виноват. Он не посмел бы любить ее по- другому.

— Я… я не думала, что изменять мужу так трудно, — призналась она, — тем более, когда прожили сорок лет. Вы… вы такие разные… я не могу!

Кси медленно сел и обнял колени.

— Вот всё и встало на места, — усмехнулся он, — иногда стоит заиметь любовника, чтобы понять цену собственному мужу!

Зела понимала, что ему должно быть очень больно. Наверно, этого он и боялся, когда шагал к ней, как будто в пропасть.

— Для кого-то ты будешь прекрасным любовником, — она коснулась его плеча, — просто я не такая… я ужасная женщина, Кси! Прости меня.

— За что? — вздохнул он, — за то, что я не Ричард Оорл? Смешно было даже сравнивать…

— Тебя я тоже люблю, Кси.

— Со мной ты спасаешься от одиночества, вот и всё.

— Нет! Просто дело в том, что я намного старше.

— Дело в том, что любишь ты его. И всегда любила. Я-то это знаю, я написал об этом целую пьесу… правда, не думал, что мне придется стать ее участником.

— Прости, — еще раз повторила она и прислонилась к его плечу, — я совсем запуталась…

Утром она прилетела домой. Она всё еще была в шоке, сердце тоскливо сжималось, на губах оставался привкус крепкого кофе и нежного, прощального поцелуя Кси. Хорошо, что хоть он ее понимал! Ричард поймет вряд ли…

Судя по сдвинутым стульям и оберткам от брикетов на кухне, муж все-таки появился. И куда-то снова исчез. А что ему, собственно, тут было делать? Ни жены, ни еды, ни порядка, ни уюта. Всё зашло слишком далеко. Сейчас она это увидела совершенно отчетливо.

Сердце болело, всё тело было как ватное, ему хотелось упасть, свернуться клубком, закрыть глаза и уши и ничего не видеть и не слышать. Таким было это пасмурное зимнее утро нового дня и новой жизни. Жизни, которую нужно было с чего-то начинать.

Зела вздохнула, заглянула в пустой холодильник, позвонила в магазин и заказала продукты. Потом включила робота, надела фартук, повязала косынку и приступила к уборке.

Домашние дела немного отвлекли ее от грустных мыслей. Несмотря на усталость, ей захотелось самолично навести порядок в каждом ящичке и протереть от пыли каждый недоступный уголок. Даже мебель захотелось переставить и поменять обои.

Через час или два, после того как уже сняла занавески в гостиной, она обессиленная присела на диван, строя в уме планы перестановки, а заодно размышляя, что скажет Ричарду.

Голова кружилась от слабости. Зела собралась взбодриться чашкой чая, но в это время позвонил Леций. Он попросил ее прилететь во дворец.

— Я занята, — сказала она, — у меня уборка.

Она не хотела видеть никого из своих родственников, особенно Леция, фактически разрешившего Кантине стать членом их семьи. И семья, кажется, согласилась. Им всем было легче! Они не стояли привязанными к жертвенному столбу, облитые ядовитой зеленой краской, окруженные вопящими женщинами. Им не снились по сей день жуткие сны, и не просыпались они в холодном поту. Они могли спокойно общаться с этой мерзкой жрицей, сидеть с ней за одним столом, распивать с ней вино. А Эдгар ее даже любил!

— Ла, это очень важно. И тебя это тоже касается.

— Меня ваши дела совершенно не касаются!

Леций не стал отвечать на ее выпад.

— У нас несчастье, Ла, — сказал он печально, — мы ждем тебя во дворце.

— Какое? — побледнела она.

— Потом, — сказал он и настойчиво повторил, — мы ждем тебя.

Лицо его и голос не оставляли сомнений: случилось действительно что-то серьезное.

Зела собралась мгновенно и всю дорогу мучилась: что же произошло? И с кем? Неужели с Ричардом? Его ведь не было целых три дня! Мало ли кто сдвинул дома стулья, может, и не он?

Если он погиб, тогда всё просто теряло смысл. Она отчетливо поняла это, проносясь над заснеженным городом, поняла в одну секунду. Ее жизнь была заполнена только Ричардом, если не любовью к нему, то обидой на него, злостью на него, желанием ему что-то доказать… она была как будто приговорена к этому человеку. Раз в жизни попыталась вырваться — не получилось. Да и не могло получиться!

Как она могла подумать, что разлюбила его, если у нее падало сердце только от его шагов по лестнице, если она совершенно глупела от разговора с ним, если на спектакле она всё время украдкой смотрела на его пустую ложу, если до сих пор носит только те платья, которые нравились ему, если… если он жив, почему звонил Леций? Почему он сам не сообщил ей?!

Во дворец она вбежала уже со слезами на глазах, слуги проводили ее в маленькую зимнюю гостиную Ингерды, там горел камин, топорщились на деревянных стенах массивные бронзовые светильники и отбрасывали замысловатые тени от них пучки сухой травы. Народу было много, но все они как-то незаметно размещались по темным углам и креслам. Сама хозяйка с убитым видом сидела на диване и куталась в шаль, как будто ее знобило.

Зела не увидела Ричарда, и колени ее ослабели. Она даже не обратила внимания на Кантину с ее черным мальчишкой, которые тоже что-то тут делали.

— Фло! — бросилась она к подруге.

— Ты не отчаивайся, дорогая, — обняла ее Флоренсия, — он не убит. Он просто в безвременье. У нас есть надежда.

Зела с ужасом посмотрела ей в глаза.

— Кто в безвременье?!

— Эдгар.

— Эдгар?!

Ее отвели на диван и усадили рядом с Ингердой. Кто-то принес воды, кто-то стал объяснять, что случилось на Тритае, на этой проклятой планете, на которой вечно что-то случается! Она смотрела сквозь слезы и почти не различала лиц.

Эдгар был самый живой и самый веселый, совершенно невозможно было представить, что он навеки застыл где-то в горах на другом конце звездного неба! Тем досаднее было, что при расставании они совершенно безобразно рассорились. Она даже сказала, что он ей не внук. Он! Которого она растила с пяти лет со всей своей нерастраченной материнской любовью… И всё это рухнуло из-за какой-то зеленой интриганки. Из-за нее они и поссорились. А теперь Эдгара нет, и как всё это кажется теперь мелко!

Женщины собрались одним кружком. Риция села прямо на пол, у Ингерды в ногах, и тихо плакала.

— Прости, Ин, — всхлипнула она совсем как маленькая, — мы и подумать не могли…

Ингерда молчала и тихонько раскачивалась, кутаясь в свою шаль.

— Как я вас понимаю, девочки, — вздохнула Миранда.

— Мамочка… — обняла ее Анастелла и тоже расплакалась.

У Зелы слез почему-то не было, только сердце стучало с перебоями.

— Прекратите! — послышался сзади резкий голос Кантины, — что вы его хороните! Эдгар жив! И слезами тут не поможешь! Развели мокроту!

Ее окрик как будто встряхнул всех, даже мужчин, собравшихся у камина.

— Чего ты сидишь, принцесса? — взглянула лисвийка на Рицию, — Ривааль дал тебе оружие? Так не теряй ни секунды, несись в свой Центр и исследуй!

— Не кричи, — сказал Ольгерд, подходя к ней, — что делать, мы сами знаем.

— Оно и видно! Если б не Ривааль, вы бы до сих пор тут прохлаждались!

— Не кипятись, Кантина.

— Где Ричард? — спросила Зела очнувшись.

— Гоняется за Герцем, — бесцветным голосом ответила ей Ингерда.

— Зачем?

— Хочет его убить.

— О, Господи!

— А Леций гоняется за Ричардом, — добавила Флоренсия, — хочет спасти свое чадо.

Ингерда сцепила руки так, что они побелели.

— У меня было два сына. Теперь не будет ни одного.

Всё это было уже слишком. Зела поняла, что ей не хватает воздуха. Она встала, чтобы подойти к окну, распахнуть его, вдохнуть полной грудью, но ноги подкосились раньше.

Голова закружилась, ватное тело совсем перестало слушаться и, брошенное сознанием, беспомощно упало на ковер.

Очнулась она почему-то в больничной палате. Шторы были опущены, но за ними явно смеркалось. Был уже вечер, и за это время кто-то кого-то, наверное, убил: или Ричард Герца, или Леций Ричарда, или все они друг друга…

Она нажала на кнопку вызова персонала. Движения ее были замедленны, голова кружилась, и, несмотря на тревожные мысли, в душе было полное безразличие. Очевидно в больнице ее как следует напичкали успокоительным.

Через минуту пришла Флоренсия, главный врач собственной персоной, она была в розовом больничном халатике, строгая, подтянутая и невозмутимая, как всегда.

— Ну вот, ты и очнулась, — улыбнулась она.

— Что со мной? Почему я здесь? — удивленно спросила Зела.

— Кондор настоял.

— Зачем?

— Он давно собирался тебя обследовать.

— У меня просто сдали нервы, разве не понятно?

Флоренсия присела к ней и нежно погладила ее руку.

— Ты всегда у нас была нервная.

И это было верно. Актрисы редко бывают другими, особенно если их донимают грязными сплетнями. А об Эдгаре даже говорить не хотелось, это было слишком больно.

— Что там с Герцем? — спросила Зела, — он хоть живой?

— Живой. Но в полном шоке. Кажется, у него навсегда пропала охота к шалостям.

— Быть того не может.

— Может, если подставишь собственного брата.

— Ричард… ничего ему не сделал?

— Разве Ричард может кому-то что-то сделать? — Фло снова улыбнулась, — насколько я знаю, он всегда всех прощает.

И это тоже было верно. Зела так к этому привыкла, что не хотела даже понимать его внезапного отчуждения, всё ждала его шагов навстречу.

— Может, и меня простит? — вздохнула она.

— А тебя за что? — изучающе взглянула не нее подруга.

— За Кси.

— А что Кси?

— Ричард думает, что он мой любовник. Да все так думают, и ты тоже… а это не так.

— Послушай, — строго сказала Флоренсия, — я не имею привычки прислушиваться к сплетням. Я знаю, что ты этого мальчика навещала каждый день, но мне и в голову не приходило, что он твой любовник. Он тебе в правнуки годится.

— В таком случае, ты святая, Фло, — усмехнулась Зела, — потому что даже мне самой казалось, что я влюбилась. Он такой талантливый, Фло! Он просто гений, этот мальчик…

— Это у тебя пройдет. Гениев много, а Ричард один.

— Я знаю. Это уже прошло… Послушай, Фло, мы ведь поженились одновременно. Сорок лет назад. Неужели у вас с Консом всё хорошо до сих пор?

— Конечно. Мы пока еще не ссорились.

— Разве так бывает? — с изумлением и тоской спросила Зела.

— Бывает, — Флоренсия кивнула, — когда редко видишься.

— Странно… а у нас все ссоры как раз из-за того, что мы редко видимся.

— Потому что у вас не любовь, а страсть. Вы оба сумасшедшие. Вам вообще нельзя разлучаться.

— Нельзя, — согласилась Зела, ей эта мысль показалась очень даже правильной, — совершенно нельзя. Только где он, этот Ричард? Наш внук в безвременье, я в больнице, а он где?

— В полпредстве, — сказала Фло с явным желанием его оправдать, — задабривает комиссию.

Им совершенно не понравилось его трехдневное отсутствие.

— Мне тоже не понравилось.

— Ситуация экстремальная. Иначе он уже давно был бы здесь.

— Сомневаюсь, — с тоской посмотрела на нее Зела, — но это уже моя заслуга. Я ужасная женщина, Фло.

— Ты знаешь, — подруга с сочувствием сжала ее руку, — он мог бы жениться на мне. И мы жили бы спокойной и ровной жизнью, без ссор и истерик, без обид и ревности. Но он выбрал тебя, женщину, от которой у любого голова заболит. Ему это всё нужно, понимаешь?

Ты ему нужна. Он тебя именно такую и любит. Так что не переживай хотя бы об этом. Мало что ли у тебя других неприятностей?

— Фло, — округлила глаза Зела, — в первый раз слышу, что…

— Это было давно, — усмехнулась подруга, — и прекрати ревновать. В конце концов, ты тоже спала с моим мужем. И великое счастье, что мы живем именно так, а не наоборот.

3

— Я отпущу тебя только завтра, — заявил Кондор, — здесь тебе будет спокойнее.

Зела почему-то боялась его строгих глаз.

— Почему? — насторожилась она, — кажется, всё самое плохое я уже знаю. От чего ты меня бережешь?

— Дома ты не отдохнешь, — сказал он, — а я хочу, чтобы ты отдохнула… и еще я хочу с тобой поговорить. Правда, самое подходящее место? Скоро принесут ужин.

Палата была одноместная и дорогая, она почти не отличалась от уютной гостиной, разве что аппаратурой в изголовье кровати. Кондор сидел на диванчике, скрестив ноги, он был без халата, в черном свитере, ворот сливался по цвету с его черными волосами и глазами.

— Я не хочу есть, — сказала Зела.

— Значит, попьем чаю. Кофе я бы тебе не советовал.

— Кофе я и сама не буду.

— Вот и отлично. Мы уже приходим к согласию.

Он был ровесником Герца. Но какие же они были разные! Конс и Леций отличались сильно, но их сыновья отличались в квадрате. Зела знала, что Кондор — парень серьезный, значит, и разговор у него был к ней серьезный. Это ее смущало и настораживало.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросила она.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как можно себя чувствовать, когда с внуком такое… и вообще.

— Что вообще?

Она задумалась. Слишком много пришлось бы рассказывать и долго объяснять, что с ней творится. При этом она выглядела бы как нетерпеливая истеричка и неблагодарная дрянь.

— Я, наверно, просто устала, — сказала она, — устала от сцены, устала от людей, устала от любви… от жизни, в общем. Только какое это имеет отношение к медицине?

— Прямое, — посмотрел ей в глаза Кондор.

Зела съежилась от этого взгляда. Привезли ужин на тележке. Кондор сам переставил всё блюда на столик, ничего при этом естественно не говоря. Она накинула больничный халат и присела на диван, движения были по-прежнему заторможенные, распущенные волосы непричесанны, лицо не умыто, косметики на нем — никакой.

— Не буду оригинален, — снова посмотрел на нее Кондор, — но ты потрясающе красива.

От него она таких слов еще не слышала, но смысл они имели совсем другой, чем у Герца, или у Кси, или у того типа с пером Жар-птицы. Удивительно, что все мужчины находили в ее красоте совершенно разные оттенки!

— С каких пор ты стал замечать красивых женщин? — усмехнулась Зела.

— Я не слепой, — ответил он и тоже усмехнулся, — к сожалению, даже слишком не слепой.

— Так ты видишь и через халат, и через рубашку?

— Конечно.

— О, боже!

— И через кожу, и через кости.

— Это еще ужаснее.

— Для меня это привычно.

— Для тебя — да. А мне как-то неловко тут с тобой сидеть.

— Почему? Разве я не сказал, что ты самая красивая женщина, какую я когда-либо видел?

— Сказал, — Зела слегка нахмурилась, она чувствовала себя совершенно голой перед этим юным доктором, — только я опять не понимаю, какое это имеет отношение к медицине?

— Давай сначала поедим? — предложил он вместо ответа.

Зела прожевала капустный салат, большего ее подавленная душа не приняла. Зато чашка крепкого чая немного ее взбодрила. Кондор говорил что-то о больнице, о новой аппаратуре, о смешных пациентах.

— Кон, я уже готова, — сказала она, отставляя чашку.

— К чему? — серьезно посмотрел он.

— Услышать, что ты мне скажешь.

— Зела… — всевидящий доктор опустил глаза, как будто не знал, куда их деть.

— Я чем-то больна, да? Говори, не бойся. Мне так надоело жить, что ты меня этим не расстроишь. Ну, что ты молчишь? Я больна?

— Ты ничем не больна, — поднял глаза Кондор, — дело как раз в том, что тебе надоело жить.

— И что? — изумленно уставилась на него Зела.

— Понимаешь… — он снова как будто смутился, — ты ведь не такая как все, ты ничем не хуже, ты самая красивая… но ты ведь синтезированное существо, правда?

— А я и совсем забыла, — сказала она разочарованно, — мне сорок лет об этом никто не напоминал.

— Извини, что напомнил…

— Ничего. Продолжай.

— Видишь ли, я узнавал о вас, об искусственных женщинах. Вас ведь было несколько, теперь ты такая одна. Сначала меня обеспокоило состояние твоего поля, оно заметно потускнело в последнее время, но физически ты была вполне здорова. Такое поле бывает обычно при старении, но никаких признаков старения у тебя нет. Тогда я задумался: а сколько вы вообще живете? Сколько вам отпущено?

— И сколько нам отпущено? — спросила Зела холодея.

— У всех разные сроки, — вздохнул Кондор, — сравнивать бесполезно. Но всё дело в том, что вы устроены почти как механизмы. Вы очень долго молоды и красивы, как будто вечны, но потом у вас кончается завод… извини за такое сравнение… и тогда всё происходит почти мгновенно: увядание, старость и смерть. Вот так.

— Мгновенно — это сколько?

— После первых признаков старения — примерно месяц. Это ужасно, Зела, я знаю. Но это только плата за долгую молодость.

— Но… у меня ведь нет никаких признаков старения.

— Внешне нет. Только поле твое уже изменилось. Не хочу тебя пугать, но это может с тобой случиться в любой день.

В палате стало очень, как-то зловеще тихо. Но почему-то было не страшно. Горько — да.

Грустно — да. Досадно — да. Зела приняла это как должное. Ей самой уже осточертела ее вечная молодость.

— Наверно, я и правда уже старуха, — сказала она, — мне надоело жить, мое тело как будто спит, моя душа ничего не просит, я никого не могу любить. А я-то не могла понять, что за затмение на меня нашло. А оказывается, я просто умираю. У меня кончился завод!

— Прости, — виновато потупился Кондор, — но я решил, что ты должна это знать. И ты должна беречь себя.

— К чему теперь-то? — усмехнулась она.

— Не говори так! Ты можешь прожить еще долго. А я… я что-нибудь придумаю к тому времени. Я отправлюсь на Наолу, я разыщу этот институт, где вас синтезировали, я подниму все архивы, я узнаю способ продлить твой завод, Зела!

— Зачем? — устало спросила она.

Кондор с отчаянием посмотрел на нее своими жгучими черными глазами.

— Без тебя мир потускнеет. Для всех.

Потом он ушел, а она как тень бродила по палате, и в голове был один-единственный вопрос: где Ричард? Если им так мало осталось времени, то почему они его теряют? Почему он не с ней?! Кондор запретил ее посещать, но разве больничные стены для него преграда?

Ричард появился только утром. Зела выглядела ужасно: от своих переживаний, от уколов и таблеток, от бессонной ночи. Прежде, чем впустить его, она подскочила к зеркалу, наскоро причесалась, припудрила бледное лицо, расправила халат и кружева ночной рубашки, которые из-под него выглядывали. Вид всё равно остался жалким и взволнованным, как у начинающей актрисы перед первым выходом.

Она нажала кнопку входа. Двери расползлись. Вошел муж с букетом белых роз, он всегда почему-то дарил ей только белые цветы. Поверх его черного комбинезона был накинут белый врачебный халат, седые волосы зачесаны назад ото лба, темные брови нахмурены. Таким двухцветным, жестким, черно-белым на фоне золотисто-розовых дверей он и предстал перед ней.

— Я ждала тебя вчера, — сказала Зела.

— Кондор запретил тебя беспокоить, — ответил Ричард.

— С каких пор тебе указывает Кондор?

— Извини. У меня тоже были срочные дела.

— У тебя все дела срочные. Кроме меня.

Зела ужаснулась. Разговор опять шел по-прежнему! В ней говорила всё та же обида, а между тем, он вернулся в Тритая, где потерял Эдгара, и увидел, что жена не ночует дома. Она и правда была тогда в чужой постели! Всё так страшно запуталось! Зела не представляла даже, с чего начать распутывать этот клубок, и по привычке начинала с обвинений.

Она поставила букет в вазу. В дорогих палатах даже это было предусмотрено. Даже столик стоял специальный — для вазы с цветами. Они пахли летним садом, теплым солнечным летним утром. Его букеты всегда пахли как-то по-особому.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ричард, сохраняя совершенно немыслимую для них прежде дистанцию.

— Уже вполне сносно, — ответила она, — думаю, что сегодня вернусь домой.

— Ты не переживай так. Эдгара мы вернем рано или поздно.

— Как ты думаешь, что он там чувствует?

— Ничего. Он в безвременье.

— Это для нас. А вдруг ему там плохо?

— Не изводи себя такими вопросами. Для него это будет как одно мгновенье.

— Ты сам-то в это веришь?

Зела посмотрела с тоской, у нее снова заболело сердце. С ее маленьким мальчиком что-то происходило ужасное, а она никак не могла ему помочь. Наверно, так же убивалась сейчас и Ингерда. Ричард не ответил.

Нельзя, чтобы всё случалось так сразу: крушение иллюзий, несчастье с внуком, внезапная старость, которая витает над ней серым облаком, и такое отчужденное лицо мужа.

Последнее почему-то было самым невыносимым. Зела обессилено присела на кровать.

— Я затеяла уборку дома… и не успела.

— Я видел.

— Там твои вещи все перепутаны, я не успела их разложить.

— Не волнуйся. Чистую рубашку я нашел.

Его почти официальный тон ее просто убивал. Зела чувствовала, что сейчас расплачется, еще пара таких фраз, и она свернется клубком и зарыдает.

— Ричард, — почти шепотом, совершенно сдавленным голосом сказала она, глядя ему в глаза, — нам надо поговорить.

Строгое лицо его совсем окаменело после этих слов.

— Давно пора, — сказал он хмуро, а потом отступил к двери, словно испугался чего-то, — только не сейчас.

— Почему? — спросила она взволнованно.

Ей самой было трудно, сердце ныло, глаза щипало, зубы стучали от нервной дрожи, но тем скорее хотелось с этим покончить.

— Сейчас мне некогда. Я уже ухожу.

— Ричард…

Это было невыносимо. Он снова куда-то торопился! Даже в такую минуту! У нее просто слов не нашлось. Зела смотрела на него широко раскрытыми изумленными глазами со всей своей обреченностью и болью.

— Не волнуйся, — сказал он холодно, — вечером я приду и выслушаю всё, что ты мне хочешь сообщить. А сейчас мне в самом деле не до этого. Извини.

Ей показалось, он просто сбежал от нее. Она подошла к окну, увидела, как он вышел из подъезда, как торопливо шел к стоянке, как садился в свой вишневый модуль. Он даже не посмотрел на ее окна.

Ричард чувствовал себя совершенным роботом. И кроме этого не чувствовал уже ничего.

Он просто не мог себе этого позволить, иначе сошел бы с ума.

Последние сутки доконали его окончательно. Он не знал, как сообщить жене об Эдгаре, но ее просто не оказалось дома. Она ночевала у своего любовника. Это он тоже пережил. Но потом пошли рыдания Ингерды, ссора с Лецием, бешеные поиски Герца…

Пьяного внука он нашел только после обеда. Тот отплясывал в зеленом дыму «Корки апельсина» как ни в чем не бывало. Его тело двигалось словно на шарнирах, в нем ходила ходуном каждая косточка. Полуголые пьяные девицы периодически висли у него на шее, явно подпитываясь диким избытком его энергии.

Первым желанием было прихлопнуть этого дьяволенка в зеленом парике как клопа.

Ричард подошел сзади и взял его за шкирку. Шумный, дымный зал мгновенно замер и притих.

— Кто там такой невежливый…

Внук не глядя разрядился синей сферой, но поскольку Ричард был к этому готов и закрылся в белой, сверкнувшая молния оплавила потолок. В поднявшемся визге они уставились друг на друга.

— Де-ед?!

— Я предупреждал, что убью тебя?

— Дед, ты чего?

— Я говорил тебе, чтоб ты думал своей размалеванной башкой, прежде чем что-то предпринять?!

— Много думать вредно!

— Ах, вредно?!

Парик он ему расплавил. Краска потекла с размалеванного лица. Герц утерся рукавом, глаза изумленно заморгали.

— Дед, т-ты ч-чего? — повторил он запинаясь, — что я сделал-то?

— Где Фальг? — спросил Ричард, прижимая его к стене.

— Ну… там, где ему охота.

— Где там?!

— На Вилиале, — Герц сделал слабую попытку вырваться, но сразу понял ее бесполезность, — чего ты пристал? Куда он просил, туда я его и оттащил! И отпусти меня, а то я щас взорвусь!

— Щенок! — рявкнул Ричард, — можешь взрываться со всем этим гадюшником. Если б не ты, Эдгар был бы жив!

— Что?! — вытаращился внук, — Эдгар?

— Ты подставил своего брата, сопляк. Если б твоя башка служила не только для того, чтобы таскать парики и хлестать газированный спирт, если бы в ней были хоть какие-то мысли, такого бы не случилось! — Ричард в сердцах сорвал с внука расплавленный парик и швырнул его на пол, — ты думаешь, мы будем вечно за тебя всё расхлебывать: я, отец, старший брат? С меня довольно! А старшего брата у тебя больше нет!

— Д-дед… — беспомощно моргал голубыми глазами Герц, без парика, со своими желтыми в рыжину волосенками он казался каким-то беззащитным и беспомощным, — что с-с-с Эдгаром?

— Что?! Хочешь увидеть, что с ним стало по твоей глупости?!

— Де-ед, — еще раз пискнул этот негодяй с полным ужасом в глазах.

В этот момент Ричарду стало его жалко. Внук все-таки. И, возможно, навсегда теперь единственный. Убивать его, конечно, было рановато, но показать плоды его безответственности было необходимо.

— Прыгай за мной, — жестко сказал он, — на Тритай. По информационному следу. Или ты спьяну не можешь?

— Да я уж протрезвел…

— Пошли отсюда.

Они вышли по Счастливой улице на площадь. Оттуда и прыгнули на плоскогорье Огненных змей, без снаряжения, без термостатов, в чем были. В общем, при грубейшем нарушении техники безопасности. Хотя, о какой технике безопасности могла идти речь, когда один был в ярости, а другой просто в полном шоке!

Их обжег раскаленный полдень с ослепительно ярким солнцем в зените, особенно беспощадным в горах. Сухая желтая трава чуть ли не дымилась под ногами. Герц заметил красный комбинезон Эдгара еще издалека и быстро побежал к нему, у него еще оставались силы. Ричард же еле передвигал ноги, как глубокий старик. Он не представлял, что увидит это еще раз.

Потом они сидели на траве в тени скалы, Герц размазывал по лицу остатки расплавленной краски вместе со слезами.

— Я… я убью этого Роя! Я его поймаю и убью!

— Помолчи уж лучше, — вздохнул Ричард.

— Дед, я же не хотел! Я же не думал!

— То-то и оно, что не думал.

Герц лег на живот и уткнулся лбом в траву. Он не плакал, но его всего ломало.

— Дед, убей меня.

— Зачем?

— Убей! Я дерьмо! Так всем будет лучше!

Ярость к тому времени уже прошла, правда, жалости как и любви ни к кому не было ни капли. Ричард совсем окаменел. Всё для него остановилось: и жизнь, и время. Только в отличие от Эдгара он еще мог двигаться.

— Никто тебя не убьет, — сказал он, — и жить тебе придется самому.

— Я не хочу жить!

— Я тоже. И что с того? Завтра с утра эксперимент. Наше участие необходимо.

— Завтра? — поднял голову внук.

— Смотри не проспи, — строго посмотрел на него Ричард, — нас теперь и так восемь вместо девяти. Одно кресло пустое.

— Не просплю, — буркнул Герц.

Он и в самом деле не проспал, правда явился в Центр Связи в самом диком из своих нарядов. Наверно затем, чтобы шокировать земную комиссию. Парик на нем был фиолетовый с желтыми перьями, лицо в белилах с синими ободами вокруг глаз, губы тоже синие. Красные, оберточно-блестящие штаны облегали его острые коленки, над ними колыхалась коротенькая, пестрая юбочка, живот был гол, но на пупке красовалась какая-то наклейка, черная куртка с молниями была все-таки из мужского гардероба, но из-под нее торчал розовый бантик на шее.

Ричард только подумал, что на душе у парня точно полный хаос, если он так вырядился.

Ему самому было тошно. Только что Зела сказала, что хочет с ним поговорить и смотрела на него совершенно виноватыми глазами. Как будто он мог ее за что-то обвинить! Сердцу, как говорится, не прикажешь. И ничего не изменишь. И прожитых лет не вернешь.

— Вырядился как шут, — сказала Риция, проходя мимо Герца.

Как ни странно, почти все Прыгуны не сговариваясь пришли в черном. Наследник престола явно выделялся на их фоне.

— Что хочу, то и ношу, — ответил он нервно.

— Боюсь, мы выбрали неудачный день, — сказал Ричард, обращаясь к главному разработчику Тургею Герсоту, — у меня сегодня мало энергии, у Герца и Леция тоже.

— Вы же сами хотели продемонстрировать эксперимент комиссии, — развел тот короткими ручками, — и потом, это поможет в исследовании образца. Как я понимаю, нужно торопиться.

— Это верно, — вздохнул Ричард, снова подумав об Эдгаре, — тут нужно очень торопиться.

Герсоту они доверяли, его ученицу Оливию, которая была связана с Роем, отстранили от установки давно. Опасаться было в общем-то нечего, только на душе почему-то было неспокойно. Но тому было столько причин!

— Па, ты очень бледный, — заметил Ольгерд.

— Это не я бледный, — усмехнулся Ричард, — это костюм черный.

— Как там Зела?

— Пришла в себя. Сегодня вернется домой.

— Слава богу.

Сын тоже был какой-то взвинченный.

— Черт! — с раздражением сказал он, оборачиваясь на дверь, — что она тут делает?! Кто ее пустил?!

В дверях стояла Оливия. Странная девица с тяжелым темным взглядом. В зал она не прошла, только наблюдала за всеми издалека.

— Не обращай внимания, — сказал Ричард, — к установке она всё равно не подойдет.

— Ей вообще тут делать нечего!

Члены комиссии сидели вдоль стены в специально приготовленных для них креслах.

Риция дала им последние объяснения, потом подошла к своим.

— Всё в порядке Ол?

— Не совсем, — ответил он, — кто пропустил Оливию в Центр?

— Не знаю. Сегодня вообще никого пускать не велено, кроме участников эксперимента.

— Тогда полюбуйся. Она стоит в дверях.

— Не может быть!

Риция оглянулась на дверь и тоже удивилась.

— Странно… может, Герсот ее провел?

— Сама скажешь, чтобы она убралась отсюда, или мне ее выставить?

— Сама, — сказала Риция, — я все-таки директор.

Скоро недоразумение было улажено, Оливия ушла, двери зала испытаний наглухо закрылись, все заняли свои рабочие места. Ричард спокойно сел в свое кресло номер три.

Первым был Леций, вторым Конс. Они сидели справа. Слева сели Ольгерд и Риция. Кресло номер шесть для Эдгара пустовало. Седьмым уселся Азол Кера, восьмым Руэрто, девятым, рядом с отцом оказался Герц.

Все были готовы. Колпаки саркофагов захлопнулись, оставляя от внешнего мира лишь маленькую щелочку с огнеупорным стеклом. Герсот и его помощники включили режим тестирования и проверили каждого Прыгуна по отдельности. Ричард плохо прошел режим «зеленой звезды», но он всегда на нем застревал, Риция долго не могла выйти из «синего луча», Азол торопился, Ольгерд наоборот долго раскачивался, а Герц вообще всё перепутал.

Наконец они все настроились. Исходным режимом была «желтая луна», почти обычное, только слегка возбужденное состояние. «Зеленая звезда» была неуловима. Она была где-то между страхом и злостью. Ричард входил в нее, представляя, что пятый раз идет сдавать один и тот же экзамен. Ему это плохо удавалось. Вот с «синим лучом» всё было ясно, это была злость в чистом виде. Злости у него сейчас было хоть отбавляй!

Они должны были пройти параллельно всю шкалу энергий. Потом по схеме эксперимента, каждый начинал работать в своем режиме, а испытатели — смотреть, что из этого получится. Было душно. Ричард начал задыхаться, тем временем все дружно вошли в режим «белого солнца», режим силы и любви, которая вытекала из этой силы.

Он любил это состояние и всегда им пользовался, «белое солнце» не имело других примесей и оттенков, оно словно приподнимало над миром, но не изматывало так, как «голубая плазма»… Удушье стало проходить. Ричарду показалось как обычно, что он набирает высоту. И в какой-то момент он с этой высоты упал.

Такого с ним еще не было. Случались срывы, бывали ломки, бывало и полное бессилие, но такого… Когда он открыл глаза после своего жуткого падения, в теле не оказалось ни капли энергии. Примерно так же он себя ощущал при встрече с Синором Тострой, когда тот вытягивал его силы вместе со всеми внутренностями. Ни о каком «белом солнце» уже не было и речи, даже руки было не поднять.

«Старость», — подумал он, — «сорвался». Ему было досадно, что он по своей слабости сорвал эксперимент или почти сорвал, досадно, что он уже мало на что годится… потом заметил, что как-то странно тихо стало в зале, не слышно шагов и голосов, не попискивают датчики, не щелкают анализаторы, не шуршит вытяжка… и какой-то странный, яркий солнечный свет пробивается в щель саркофага. В завершение ко всему запела какая-то птичка.

— Черт побери! — выругался Азол Кера, он первый очухался и скинул крышку саркофага, — куда эти уроды нас задвинули, хотел бы я знать! Говорил же, Грэф мелочиться не будет!

— Не кричи, — ответил ему голос Леция, — нет такого места, откуда мы не смогли бы вернуться.

— Даже из другой галактики?

— С чего ты взял, что мы в другой галактике?

— Потому что ближе нас отправлять никакого смысла!

Почему-то Ричард испытывал кроме тошноты только полное равнодушие. Ему было всё равно, куда его задвинули или запихнули. Может даже, он почувствовал облегчение оттого, что разговор с Зелой откладывается или не состоится вовсе. Они просто расстались без всяких объяснений в нелюбви. И так было даже лучше.

— Другая галактика? — послышался голос Руэрто, как всегда слегка насмешливый, — по- моему, мы на Пьелле. Те же елки, те же палки, те же сосны!

— Заповедник! — добавил Ольгерд совершенно жутким тоном.

Ричард наконец вылез из своего саркофага. Картина была абсурдная: посреди дикого, нехоженого леса с поющими птичками стоял шедевр аппирской мысли — круговая установка для испытания психических энергий. Сквозь кроны деревьев ласково светило нежное утреннее солнышко, на нетронутой траве блестела роса.

— С прибытием, — похлопал его по плечу Нрис, — тут как будто неплохо, а, полпред?

— Идиоты! — не унимался Кера, — понадеялись на этого грушеголового болвана! Рики, вылезай. Посмотри, что нам приготовили твои специалисты!

Риция всё еще сидела в саркофаге.

— Сейчас я тебе помогу, — подошел к ее креслу Ольгерд.

Леций высвободил Герца. Тот выскочил, огляделся и почему-то сразу бросился в кусты.

Тошнило, наверно.

— Далеко не убегай, — посоветовал ему Нрис, — не хватало нам только искать тут друг друга.

— Никто не расходится! — предупредил Леций, — сначала разберемся.

Они еще не поняли, что случилось, поэтому были относительно спокойны, оглядывались, осматривались, даже подшучивали над собой. Извечное самомнение Прыгунов не позволяло им признать свое полное поражение и вытекающие из него ужасные последствия.

Первой жертвой стала Риция. Ольгерд открыл ее саркофаг и увидел, что она без сознания. Похоже, бедная девочка не перенесла перегрузки. Ее положили на траву, попытались что-то сделать, но ничто не помогло. Она не пришла в себя ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Сердце ее еще билось, но с каждым ударом все слабее и слабее.

Началась суета. Не на шутку перепугался сын, завелся Конс, забеспокоился Леций, даже Герц прибежал из кустов и упал рядом с сестрой на коленки. Ричард сидел на траве и молча наблюдал за всем этим.

— Нужно вернуть ее домой. Срочно, — сказал Конс, — еще не поздно, Фло ее вытащит.

— Куда домой?! — обернулся к нему Ольгерд, на лице было отчаяние, ты же сам не знаешь, где находишься!

Теория говорила, что для прыжка нужно знать обе точки: и старта и прибытия. Хотя бы примерно представлять, где это. Сейчас у них не было никаких зацепок.

— Придется дождаться ночи, — сказал Нрис, — тогда по созвездиям определим.

— До ночи она умрет! — рявкнул Ольгерд.

Он был вне себя. Ричард чувствовал, что надо бы поддержать сына, но сил ни на что не было.

— Можно прыгать и вслепую, — заявил Леций, — мы когда-то это делали с отцом. Но это большой риск. Совершенно не знаешь, куда попадешь.

— Тогда я этим займусь, — заявил Конс, — иначе мы ее потеряем.

— Без скафандра? Это безумие.

Конс зло сверкнул черными глазами.

— А садиться в эту карусель было не безумие?!

— Отупели вы тут все что ли с перепугу? — вмешался Кера своим басом, — надо эту планету изучить, прежде чем прыгать на другие звезды! Вон гора торчит, с нее должно быть хорошо видно. Или кто-то из местных нам подскажет.

— Отправляйтесь вдвоем, — тут же сказал Леций, — ты и Руэрто. В одиночку никто ходить не должен. Через полчаса возвращайтесь в любом случае. Понятно?

— Понятно, — не стал спорить Азол, обычно он не любил, когда им так неприкрыто командовали.

Пели птицы, на пригорке под зелеными листочками краснели ягоды земляники. Всё это до боли напоминало Землю. Маленькая фигурка Риции в глухом черном комбинезоне лежала в шелковистой траве, сын обречено сидел над ней с полным отчаянием на лице.

— М-может, ей ворот расстегнуть? — на удивление застенчиво предложил Герц, голос его дрожал от волнения.

Ольгерд послушался и расстегнул ей молнию. Из бокового кармана у нее при этом выпал сложенный вчетверо тетрадный листок, самый обыкновенный, в клеточку. Ричард увидел, как менялось лицо его сына по мере того, как он машинально развернул бумажку и прочитал, что там написано. Более потрясенного лица ему видеть в жизни не приходилось.

— Нрис, погоди, не прыгай, — прохрипел Ольгерд, — на вот прочти.

«Это письмо для тебя, мой прекрасный Ольгерд. Надеюсь, ты уже убедился, что твоя пигалица никогда не очнется? Это тебе мой прощальный подарок! Да-да, прощай! И вспоминай почаще свою царицу Нормаах! Ты ведь любил меня немного, правда?

Кстати, ты вполне можешь ее встретить. Если мои расчеты точны, то вы попали как раз в ее времена, на сорок тысяч лет назад. Так далеко не прыгал еще ни один Прыгун, не правда ли? Увы, никакая сила не вернет вас обратно. Нет такой силы! И мы с тобой никогда уже не встретимся ни на этом свете, ни на том.

Женщины не любят, когда их не любят! Женщины мстят! Я не могла иначе.

Ты понял, кто пишет тебе эти строки? Ты еще не узнал меня? Неужели? Разве кто-то любил тебя сильнее? Разве кто-то был столь безумен, как я?

Я — женщина, которую ты погубил одним своим поцелуем, я — женщина, которая переродилась, чтобы отомстить тебе за это. И я — женщина, которая сделала это! На этот раз моих сил хватило! Ты уже никогда не будешь счастлив.

Между прочим, твоей жене еще повезло. Когда дуплоги с Шеора оккупируют Пьеллу, мне будет весьма интересно посмотреть, чего стоят ваши красавицы-жены без своих всесильных мужей!

Передай привет моим братьям и моему убийце-сыну. Вы оба меня замучили, и я рада, что наконец избавилась от вас!

Прощайте.

Сия» Письмо ходило по рукам, вызывая у всех полный шок, и наконец дошло до Льюиса. Он так и не понял, кто это писал. И если это та самая тетя Сия, о которой рассказывала Анастелла, то как она могла переродиться? Происходило что-то ужасное, кажется, они попали в прошлое… но он понимал сейчас только одно: его любимая наставница умирает, помочь ей ничем нельзя, все готовы вот-вот взорваться, а у него своя маленькая тайна. Ему придется признаваться, что он пришел на эксперимент вместо Герца. Пришел и вляпался!

Герц позвонил глубокой ночью и попросил прилететь к нему на городскую квартиру. Он был не только пьян, но и накачан какими-то наркотиками, глаза были совершенно безумные.

Что-то там случилось с Эдгаром Оорлом по его вине. В общем, к утру он так и не очнулся.

Льюис решил его выручить по дружбе, тем более, что сам был Прыгуном, а нарядиться пугалом вроде Герца не представляло никакой сложности. Он раздел своего бесчувственного друга и примерил его одежду. Оказалось, что они похожи: примерно одного роста, одной комплекции, глаза синие, волосы светлые. Прямо братья!

Казалось, всё будет просто: сели, закрыли крышки, прошли режимы, встали. Кто же мог подумать, что такое случится!

— Идиот! — Ольгерд Оорл схватил себя за голову, — болван, кретин, тупица! Я ж всегда говорил, что эта Олли дьяволица! А дьяволица в природе только одна — Сия!

— Знаешь, я бы тоже не понял, — попытался успокоить его Леций, — даже Нрис не догадался.

— Нрис! Где были наши мозги! Два идиота! О, дьявол! Рики! Очнись! Очнись, умоляю тебя!

Льюис с ужасом понял, что они говорят об Оливии. В ней и правда появилось в последнее время что-то демоническое. Но как она могла стать этой Сией?! Он отполз по траве подальше и сел рядом с полпредом. Тот выглядел самым спокойным из всех, а значит, самым безопасным.

— Как хотите, а я отправляюсь на разведку, — заявил Конс раздраженно.

— Подожди! — Леций схватил его за рукав, — сначала нужно всё обсудить.

— Что тут обсуждать, когда наша дочь умирает?!

— Чем ты ей теперь поможешь?! Мы в прошлом! Ни твоей Флоренсии, ни ее больницы нет и в помине! И еще сорок тысяч лет не будет!

— Пусти! Что ты тут раскомандовался как у себя дома!

— Прекратите орать! — рявкнул Кера.

Льюису снова захотелось в кусты. Подальше от этих разъяренных дядей, с трудом сохраняющих спокойствие. Сразу десяток разных и ненужных мыслей вертелось в голове.

Вспоминалось почему-то, как Риция Индендра в первый раз зашла в вестибюль общежития, где сидели только что прибывшие практиканты, он тогда принял ее за девочку. А оказалось, она взрослая женщина да еще Прыгунья! Она была совершенно не такая как все.

При всей своей красоте, силе и власти она была еще и добрая, скромная, заботливая, всегда готовая помочь. А он? Чем он мог помочь ей сейчас?

Думал он и о Руэрто. Руэрто он тихо ненавидел, хоть и понимал всю низость этого чувства. Анастелла предпочла другого. Ну и что? Что ж теперь вечно завидовать и злиться на него за это? Да и делить им теперь уже нечего. Анастелла осталась в далеком будущем, и они ее никогда не увидят. Господи, неужели это не кошмарный сон?!

Ольгерд Оорл поднялся. Его лицо было так перекошено, что он был даже некрасив в этот момент.

— А ты куда? — обернулся к нему Леций.

— Надо найти воду, — ответил тот.

— Какую воду?!

— Ей нужен хоть глоток воды!

— А я сказал: «Не расползаться»!

Даже лучезарный Леций, добрый сказочный король, стал в эту минуту страшен. Такое и представить было трудно.

— Никому не расходиться! — заорал он в ярости, — не расползаться, не растворяться, не рассеиваться, вашу мать! Всем сидеть на месте!

Это подействовало. Все потрясенно уставились на него.

— Ни шага в сторону, — добавил он, утирая пот со лба, — никакого самоволия. Мы нужны друг другу. Мы свалились сюда вместе и вырваться сможем только вместе. Неужели не понятно? Каждый отвечает за всех.

— Ты прав, — Конс положил ему руки на плечи, — не будем пороть горячку.

— Я знаю, что я прав. Давайте сядем и спокойно всё обсудим. Рик, Герц, подползайте, — Леций криво усмехнулся, — заседание Директории объявляю открытым.

Льюис чувствовал себя всё более скверно. Он прижимался плечом к молчаливому Ричарду Оорлу, как будто за ним можно было укрыться. С другой стороны сидел Ольгерд Оорл с головой Риции на коленях, и это очень напрягало. Ольгерда он боялся больше всех.

— Если есть вход, значит, должен быть и выход, — сказал Леций, — не будем впадать в панику.

— Никто и не впадает, — усмехнулся Нрис, — жить тут можно, тепло, птички поют.

— Это тебе можно, — хмуро взглянул на него Азол Кера, — а у нас там семьи. Кто их защитит от этих, как их там… дуплогов?

— Ах, извините!

— Не ссорьтесь, — оборвал их Леций, — какие будут предложения?

— Для начала изучить эту карусель, — сказал Конс, — и понять, является ли она машиной времени, или просто капсулой от этой машины. Если это сама машина, возможно, нашей совместной энергии хватит для обратного скачка?

— Для начала нужно изучить себя, — подал наконец голос Ричард Оорл, — есть ли у нас эта энергия? Что-то мне кажется, что мы больше не Прыгуны.

Его заявление вызвало очередной шок. Еще больший. Льюис понял, что Прыгунам легче расстаться со своим временем, чем со своей силой.

— Мы — только открытая система, способная пропускать и накапливать вокруг себя энергию, — равнодушно продолжил полпред, — но источник-то находится вовне. Нам передают ее тигры и скивры, они тоже ее откуда-то получают… но всё это сейчас в будущем. А васки только формируют свой тонкий мир, да и то неудачно.

— Черт бы тебя побрал, Рик…

— А ведь он прав!

— А я думаю: что мы все такие серые? Из-за скачка что ли?

— Только этого еще не хватало…

Скоро Прыгуны убедились, что прежней силы у них нет и в помине. Телепортация удавалась, но на самые короткие расстояния, не дальше ста метров. О межзвездных прыжках и говорить не приходилось! Они сидели кружком, совершенно беспомощные с непривычки, как осы без жала, как улитки без раковин, как стрекозы без крыльев. Жалко было на них смотреть в эти минуты.

— Теперь у нас одна задача, — вздохнул Леций, — выжить. И ждать, пока кто-нибудь нас отсюда вытащит.

— Кто! — раздраженно повернулся к нему Ольгерд, прижимая к себе голову Риции, — кто тебя вытащит?! Там скоро ни одного живого аппира не останется, все застынут, как Эдгар на Тритае!

— У тебя есть другие предложения?

— Нет!

— Вряд ли Эдгар нам поможет, — сокрушенно сказал Ричард Оорл, — и вряд ли теперь мы ему поможем. Шансов у нас ноль целых, ноль десятых. Пора признать свое поражение.

Это была минута полной безнадежности. В это время светило солнце, щебетали птицы, зеленела сочная трава, но мир казался черным.

— Ты искал приключений, сынок, — виновато посмотрел на Льюиса Леций, — кажется, ты их получишь в избытке.

Льюис понял, что дальше притворяться невозможно.

— Дело в том, — смущенно закашлялся он, — понимаете… дело в том, что я не Герц.

— Брось шутить, малыш, — поморщился правитель, — не до того, честное слово.

— Я не Герц. Я Льюис Тапиа, — он обречено снял парик и провел рукавом по лицу, но только размазал краску еще больше, — извините, так уж вышло.

С полминуты все смотрели на него изумленно. Ольгерд Оорл резко повернулся и схватил его за дурацкий бант на шее, явно собираясь придушить.

— Ах, это ты, щенок! Льюис Тапиа, примерный практикант, лучший друг дяди Роя! Что ты тут делаешь, хотел бы я знать?!

— Г-г-господин Оорл!

— Что ж вы везде лезете?! Ты и твоя подружка Олли!

— Я-а-а…

— Она оказалась Сией! А ты кто, подонок?! Может, Синор Тостра?!

Бант по счастью развязался. Льюис тут же отпрыгнул в сторону, в полном ужасе от происходящего. Ненависть Ольгерда Оорла превзошла все его ожидания.

— Я не знаю никакого Тостры! — выкрикнул он, пятясь к кустам.

Ольгерд приближался, сжимая кулаки.

— Убью змееныша!

— Я не виноват!

Льюис пятился. Бежать, как последнему трусу, ему не хотелось, да и некуда было. Он понял, что придется драться.

— Ол, оставь мальчишку! — крикнул Леций, — давай сначала разберемся!

— Я устал от твоих разборок! Сначала я переломаю ему ребра!

— Остынь, ты не в себе!

Бедный Ольгерд Оорл действительно был невменяем. Его держали двое: Азол Кера и Леций, им это плохо удавалось, а он всё еще рвался переломать Льюису какую-нибудь часть скелета. А заодно и тем, кто будет ему мешать. Об этом он и кричал со всей страстью.

— Мне тоже? — спросил Ричард Оорл, загораживая ему объект его ненависти.

Ольгерд слегка растерялся.

— Отойди, — помотал он головой, на своего отца кричать он, видимо, не смел.

— Не делай то, о чем будешь потом жалеть.

— Да ты знаешь, кто это!

— Пока нет. Но парень влип вместе с нами. Это ты хоть понимаешь?!

Ольгерд взвыл, точнее взревел как дикий зверь. Он был и страшен, и жалок. Наверно, он очень любил свою жену и не знал, куда выплеснуть теперь скопившуюся ярость.

— Сядь, — велел Ричард, — решать будем вместе: убивать его или нет. И ты, — он строго посмотрел на Льюиса, — тоже сядь. И рассказывай.

Наконец все относительно успокоились. Сердце всё еще торопливо разгоняло кровь по взбудораженному телу, готовому к драке. Частое дыхание мешало говорить внятно и уверенно.

— Я… я ничего не знаю, — признался Льюис, — я просто заменил Герца… я и не думал, что так получится.

— А зачем тебе понадобилось заменить Герца? — спросил Леций.

Его Льюис уже не боялся. Он уже понял, кто его защищает, а кто считает врагом.

— Понимаете, — посмотрел он в голубые, совсем как у Рыжего, глаза правителя, — мы с ним друзья. Мне просто хотелось его выручить.

— Выручить? От чего?

— У него же неприятности. Что-то с братом… я так и не понял… в общем, он очень расстроился и так напился, что до сих пор лежит без памяти.

— Так и знал, — вздохнул Ричард Оорл.

— Я подумал, что ему сильно влетит, если он проспит эксперимент, — продолжил Льюис, — вот и решил заменить его.

Прыгуны смотрели на него с полным непониманием.

— Извините, — добавил он смущенно, — я хотел, как лучше.

— Хватит врать, — снова обрушился на него Ольгерд, — как бы ты прошел тесты? Нас можно обмануть париком и красными штанами. А как тебе удалось обдурить испытателей?

Или ты в сговоре с Герсотом?

— Ни с кем я не в сговоре! — вспыхнул Льюис, — я же говорю, что ничего не знал!

— Тогда как ты прошел все режимы? — строго взглянул на него Леций.

Вопрос был вполне закономерный. И ответ пришлось дать честный.

— Обыкновенно. Я тоже Прыгун.

Повисла минутная пауза.

— Врет, — презрительно сказал Ольгерд, — Кондор его проверял. Весь курс для этого на медосмотр притащили. Он не васк. Обыкновенный земной парень.

— Ваш Кондор ошибся, — уже с раздражением ответил ему Льюис, — моя мать — обыкновенная землянка. Это правда. Но мой отец Прыгун. Он меня и научил всему!

— И кто же твой отец? — спросил за всех Азол Кера своим низким грозным голосом.

Все молча ждали. Льюис на секунду задумался. Он и сам толком не знал, кто его отец. С какой он планеты, что у него за работа, где он сейчас?

— Я только недавно узнал об этом. Я всегда звал его дядя Рой.

— Так и знал, что это дьявольское отродье! — подскочил на месте Ольгерд.

Ричард Оорл осадил его, дернув за рукав.

— Да погоди ты…

— Твой отец Рой? — изумленно переспросил Леций с какой-то странной полуулыбкой.

— Ну да.

— А ты знаешь, мой мальчик, кто нас сюда отправил?

— Вы говорили, какая-то Сия.

— Нас сюда отправил твой остроумный папочка. Сия только помогла ему.

На этот раз подскочил Льюис.

— Да вы что! — крикнул он, — этого не может быть! Мой отец…

— Твой отец скивр, — заявил ему Азол Кера, — точнее, самый гнусный из скивров. Двадцать лет назад он уже пытался отобрать у нас планету, и Сия ему тоже помогала. Тогда его звали Грэф. Ты, наверно, слышал эту историю?

— Неправда! — помотал головой Льюис.

Историю он слышал. Причем, в разных вариантах. В кабаках аппиры рассказывали одно, в книжках об этом писали другое, Анастелла говорила третье, а Герц прибавлял четвертое.

Но все ненавидели этого самого Грэфа.

— Неправда, — повторил он, стуча зубами.

— Пожалейте мальчишку, — вмешался Ричард Оорл, — он ни в чем не виноват. Он ни сном ни духом о планах своего папаши. Это ж очевидно!

— Ангелочек! — усмехнулся Нрис, — куда уж ему…

— Зато он здорово нам помог, — сказал Леций с явным облегчением, — сам того не ведая…

— Что значит помог? — нахмурился Ольгерд.

— Вы что, еще не поняли? — правитель обвел всех насмешливым взглядом, — совсем отупели с перепугу? Герц-то там!

— Толку-то от твоего Герца, — поморщился Конс, — если б кто-то другой остался…

— Вот и посмотрим, — сказал Леций, — чего стоит мой сын.

— Ты этого никогда не увидишь, — усмехнулся Нрис, — четыреста веков мы не проживем…

4

Ближе к вечеру Нрис и Кера вернулись из разведки. Они сказали, что километрах в пяти есть деревушка, жители ни черта по-аппирски не понимают, но вполне дружелюбные. Там, по крайней мере, можно переночевать.

— Держите! — Руэрто разломил на всех круглую лепешку, — наша первая добыча. Эй, парень, ты тоже держи.

Они посмотрели друг на друга. Льюис его, конечно, тихо ненавидел, но есть хотелось страшно.

— Спасибо, — сказал он, сразу отворачиваясь.

Древний хлеб оказался каким-то пресным и клейким. Воды, чтобы запить, не было.

Ручей тек довольно далеко, а принести воду было бы не в чем. Потрясающее было состояние. Ничего не было: ни ножа, ни кружки, ни компаса, ни зажигалки… Даже носилки для Риции пришлось делать голыми руками. Она слабо дышала и всё еще была без сознания.

— Они там не очень пугливые, эти местные жители? — спросил Конс.

— Да вроде нет, — пожал плечом Руэрто и насмешливо посмотрел на Льюиса, — если только наш малыш их не распугает своими красными штанами!

Все устало рассмеялись. Банты и юбку Льюис давно снял, лицо в ручье отмыл, но с блестящими, кричаще-красными штанами расстаться не мог, других ведь не было. Он чувствовал себя в них совершенно глупо, это не говоря о том, что он был просто несчастен из-за того, что узнал об отце.

— Не кисни, Лью, — похлопал его по плечу Азол Кера, — еще неизвестно, что этим васкам нравится.

Рицию положили на носилки и двинулись через лес в сторону деревушки. Густой ельник и бурелом скоро перешли в сосновый бор, подсвеченный заходящим солнцем, идти стало легко. Всё это напоминало родную Лесовию на далекой-предалекой Земле. Всё было странно, непонятно, неожиданно. И чудовищно, и жутко интересно одновременно. Льюис бодро шагал через могучие корни сосен, ему казалось, что он всю жизнь мечтал влипнуть в подобную историю, тем более с такой компанией. А безнадежность… он в нее не верил.

Прыгуны просто не могли пропасть! Они должны были что-то придумать!

— А где же море? — спросил он с любопытством, — ведь здесь же должен быть Менгр?

— Море, наверно, уползло, — пошутил Руэрто, — точнее, еще не приползло.

— Спросим у местных, — сказал Леций.

— Интересно на каком языке?

— На каком — на каком! Придумаем что-нибудь… жестами, например.

— И как ты будешь изображать море?!

Все снова рассмеялись. Самые страшные моменты были, кажется, позади.

— Потренируйся, — посоветовал Руэрто, — как ты им жестами объяснишь, что ты Верховый Правитель аппиров, который свалился сюда из далекого будущего по своей великой глупости, а мы — члены твоей Директории!

— Пока мы просто семь безоружных, голодных мужиков, — сказал Леций, — и одна больная девушка. Этого и объяснять не нужно.

Деревня показалась сразу после леса. Это были всего несколько бревенчатых домиков, обнесенных невысокими заборчиками. Вдали синел бесконечной полосой еще один, дальний лес. У Льюиса от такого пейзажа просто защемило сердце.

— Судя по заборам, житье у них довольно мирное, — предположил Леций.

— Ни полей, ни огородов, — добавил Кера, — скорее всего, охотники.

— Ну тогда им бояться нечего, — усмехнулся Конс, — перестреляют нас как медведей, и дело с концом.

Охотники оказались мирные. Семь безоружных мужиков с носилками, вышедших из леса, их, конечно, удивили, но никак не испугали. Скоро вся немногочисленная деревня собралась вокруг этих странных гостей, с любопытством их оглядывая и оживленно переговариваясь.

Сами жители оказались вполне обычные, широколицые, скуластые, со светлыми, зеленовато-желтыми глазами и рыжиной в волосах. Одеты они были в полотняные вышитые рубахи и меха, на женщинах, довольно рослых и пышнотелых, висели деревянные украшения, а детишки вообще бегали голышом. Льюис чуть не провалился сквозь землю в своих красных штанах, так насмешливо на него смотрели местные красавицы.

Разговора жестами как-то не получалось. Старейшина сказал, что он Дибагор, Леций сказал, что он Леций. На том их понимание и кончилось. Ольгерд перепробовал все языки, которые выучил благодаря своим раскопкам, но этот маленький лесной народ вряд ли имел родство с империей царицы Нормаах.

Льюис с любопытством оглядывался по сторонам. Не каждому выпадает вот так, в живую, увидеть далекое прошлое! Удивительно, что оно было совсем как настоящее. Так же синело перед сумерками небо, так же пахло травой, так же дорожная пыль облепляла сапоги, и так же хотелось есть.

Домики были все разные, они стояли кружком, как в хороводе, в самом центре было большое костровище под крышей, окруженное деревянными идолами, как ни странно в виде львов. Лето, теплое солнце, сосновый бор, сказочная деревенька… нет, ему всё еще казалось, что он спит.

Тем временем толпа расступилась. Охотники почтительно вывели вперед пожилую женщину, очень худую по сравнению с другими и похожую на седую косматую ведьму. Ее серое платье-рубаха было подпоясано вышитым передником, на шее висели ожерелья из желудей и засохших рябиновых ягод, глаза были очень глубокие, какие-то лесные. Она вся была лесная.

— Элгира, — сказал старейшина.

Взгляд ее остановился на каждом из гостей, прежде, чем она заговорила. Странно заговорила: язык был всё тот же, но Льюис с изумлением понял, что понимает ее вопрос.

Лесная ведьма спрашивала, чего хотят пришельцы.

— Переночевать, — сказал Леций, он тоже ее понял.

— Вы приплыли по морю?

— Нет. Мы из будущего.

— Пусть твои друзья отойдут. Они мешают мне слышать твои мысли. Я не поняла ответа.

Друзья и Льюис в том числе отошли на два шага.

— Мне трудно объяснить, откуда мы, — сказал Леций, — мы даже не знаем, где мы находимся. Вы поможете нам?

— Вы не злые. Мы накормим вас и оставим на ночь. Сейчас мы решим, кто у кого остановится. Тебя и твою дочь я возьму к себе. Не отчаивайся, она не умрет.

Ольгерд облегченно вздохнул, он сидел возле носилок и держал Рицию за руку.

— Вы хотите разместить нас отдельно? — спросил Леций.

— Конечно. Дома у нас не просторные.

— Нас нельзя разделять. Это очень важно. Мы согласны на любую тесноту.

Элгира долго смотрела на него своими желто-зелеными лесными глазами, потом снова обвела всех взглядом.

— Я поняла, — согласно кивнула она, — я возьму вас всех.

Она повернулась к Дибагору и своим сородичам и заговорила с ними.

— Хоть тут повезло, — заметил Руэрто, — не подкачали предки.

Прыгуны встали кругом, делясь впечатлениями. Льюис смущенно отошел в сторону, он всё еще был как-то отдельно от них, сам по себе и чувствовал вину перед ними за своего отца. Неужели всё это сделал дядя Рой? Неужели он тот самый Грэф, который хотел взорвать маленьких детей? От таких мыслей снова становилось тошно.

Невысокая круглолицая девушка неожиданно подошла к нему и с улыбкой протянула плошку с водой. Ее лесные глаза весело смотрели на него.

— Спасибо, — окончательно смутился он.

Пить действительно хотелось, не хотелось только, чтобы все тебя так пристально при этом рассматривали. К счастью Элгира уже договорилась со своими сородичами.

— Ступайте за мной, — велела она и быстро, не оглядываясь пошла по тропинке в сторону леса.

Прыгуны подобрали носилки и двинулись за ней. Следом потянулись любопытные ребятишки, но скоро отстали. Ведьма жила на окраине. Невысокий домик ее с плоской крышей стоял прямо в лесу под кронами берез и сосен, двор был обнесен плетеной изгородью и чисто подметен, по нему гуляли ленивые куры.

— Это не дворец, — сказала она, глядя на Леция, — тебе придется забыть о своей роскоши, голубоглазый князь.

— Ты и это поняла? — улыбнулся он.

— Вы — знатные рыцари, а ты — главный среди них.

— А ты кто? Местная ведьма?

Элгира усмехнулась.

— Все зовут меня Вечной Вдовой.

Роскоши в ее домике действительно не было и в помине. Внутри была всего одна комната с одним узким топчаном, одним маленьким столиком и одним стулом. Даже лавок не оказалось. На древних трухлявых полках стояли закопченные медные котелки и горшки с отбитыми краями. Когда в эту лачугу набилось еще восемь человек, стало совсем тесно.

Хозяйка принесла из сарая потертые шкуры и бросила их на пол.

— Спать будете тут.

О дворцовом комфорте Прыгунам можно было не вспоминать. Ужин тоже не отличался изысканностью. Старейшина прислал своим гостям огромный кусок сырого, засоленного мяса, есть которое было совершенно невозможно, вдова сварила какую-то клейкую кашу и два десятка яиц. Даже ложек на всех не хватило. Несмотря на всё это, семь голодных, бездомных мужиков смотрели на эту лесную ведьму с полным восхищением и благодарностью.

Льюис, как самый младший, ел прямо из миски, макая в кашу кусок лепешки, его это даже забавляло. Тем же занимался Руэрто. А Ричард Оорл не ел вообще. Он сидел в углу с самым тоскливым видом, какой только можно представить.

— Возьми, — Элгира протянула ему свою ложку и улыбнулась, — на.

— Спасибо, — помотал он головой, — не хочу.

— Совсем?

— Совсем.

— Может, тебе принести молока?

— Спасибо, хозяйка. Мне ничего не надо.

Остальные были в лучшем настроении. Даже грозный Ольгерд подобрел, когда понял, что Риция не умирает. После чая, когда все мысли и чувства немного улеглись, снова начались разговоры.

Элгира рассказала, что деревня живет в основном охотой. Весной и осенью мужчины ездят в город продавать шкуры и вяленое мясо и привозят оттуда муку, крупы и ткани. Город очень далеко. Он называется Дварра, там живет их князь Варбукр, которому они платят оброк, хороший князь, справедливый. Только теперь ему нелегко: недавно по морю приплыли иноземцы из какой-то холодной страны и разбойничают в округе.

— Мы сразу поняли, что вы — не те, — сказала вдова, — вы — свои. Дибагор хочет, чтобы вы остались у нас.

— Зачем? — спросил Леций.

— Наши мужчины часто на охоте. Некому защитить деревню от этих разбойников.

— У нас нет оружия.

Элгира посмотрела на него и как-то странно улыбнулась.

— Зачем золотым львам оружие?

— Вы знаете о золотых львах? — изумился Леций, а вместе с ним и все остальные.

— Мы все — золотые львы, — спокойно ответила хозяйка.

— О, боже… — он помотал головой, как будто затем, чтобы в ней уложилось всё услышанное, — что значит, все?

— Я имею в виду нашу деревню. Мы живем своей общиной, и никто нас не трогает. Но разбойники из-за моря об этом не знают. Ваша помощь нам очень пригодится.

— Та-ак… — Леций хлопнул себя по коленкам, — у меня уже зашкаливает. извини, хозяйка, нам надо посоветоваться.

— Хорошо, — вдова встала, — Дибагор придет за ответом утром. Если вы останетесь, всем будет оружие, всем будет еда. И всем будут жены. У нас женщин больше чем мужчин.

Последняя фраза доконала Прыгунов окончательно.

Когда она вышла, еще с минуту стояла гробовая тишина.

— Ну что? — спросил Леций со вздохом, — все слышали?

— Что тебя так смутило, голубоглазый князь? — ухмыльнулся Нрис, он лежал на шкурах, раскачивая ногой, — думаешь, изголодавшиеся лесные ведьмочки разорвут тебя на части? Да они еще все львицы! Э-эх…

— Дело не в этом, — раздраженно сказал правитель, — не забывайте, что мы в прошлом.

Нам нельзя вмешиваться в ход истории: ни убивать, ни спасать, ни тем более размножаться тут. Надеюсь, все это понимают?

— Как ты любишь за всё отвечать, — поморщился Руэрто, — даже за историю! Да эти васки всё равно вымерли, им на смену пришли аппиры…

— А если не вымрут с нашей помощью? — пошутил Конс.

После нервного напряжения все это вылилось в совершенно дикий хохот. Потом все успокоились и договорились до того, что на охрану деревни придется соглашаться, какими бы чахлыми львами и тиграми они тут ни были. Ничего другого они всё равно не умели и уходить далеко от круговой установки тоже не могли. Выбора в общем-то не оставалось.

Льюис вышел во двор. Уже почти стемнело, из леса потянуло прохладой.

«Как там Герц?» — подумал он, плотно застегивая его куртку, — «очнулся хоть?» За плетнем стояла девушка. Всё та же, что подала ему воду. Льюиса так запугали возможными историческими последствиями связи с женским полом, что он подошел к ней на полусогнутых ногах. Она протянула ему букетик голубых цветочков и улыбнулась. Это повергло его в полный ужас, но букет он взял.

— Ты самый красивый, — сказала она радостно и без всякого смущения.

Эта юная лесная ведьмочка тоже читала и передавала мысли. Наверно, для этого народа такое было не редкостью.

— Ты тоже красивая, — соврал он из вежливости.

Она была маленькая, рыженькая, пухленькая как пышечка, с круглыми румяными щечками. Очень милая, но вовсе не красавица. В волосах у нее был веночек, на шее рябиновые бусы.

— Я Млая, — снова улыбнулась она.

— А я Льюис, — он оглянулся на дверь, не видит ли его кто-нибудь из Прыгунов, — что тебе надо, Млая?

— Тебя, — просто ответила она, — идем, я всё покажу тебе.

— Мне… мне нельзя далеко уходить.

— Мы не будем далеко уходить.

Наверно, кроме телепатии, эти ведьмы-львицы владели еще и гипнозом. Льюис сам не понял, как оказался рядом с ней на тропинке в своих невыносимо красных штанах и с идиотским букетиком в руках.

— Здесь у нас колодец, там баня, там жертвенник богам… — показывала девушка, — а река далеко, у синего леса.

— А что, вы все читаете мысли? — спросил он, пользуясь случаем.

— Все по-разному. И мы не читаем мысли, мы просто знаем. Это другое. Меня учила Элгира.

— А Элгира знает всё?

— Элгира очень старая!

Льюис удивился.

— Я бы не сказал!

— Все зовут ее Вечной Вдовой. Она и правда вечная. Много-много лет назад ее муж не вернулся с охоты. С тех пор она его ждет. Она поклялась, что дождется его во что бы то ни стало, поэтому и не стареет.

— А если он никогда не придет?

— Значит, она никогда не умрет.

— Ничего себе… — только и мог вымолвить Льюис.

Они обошли деревню вокруг и вышли в цветущее поле. Цветы уже закрылись, но пахли по-прежнему, на небе вспыхнули первые звезды. Прекрасный кошмар продолжался.

— Дибагор говорит, что вы будете охранять нас, — сказала Млая.

— Да, будем, — вздохнул он, — не представляю только, как…

— Как все львы.

— Ну, в общем, да…

— Я так рада! Значит, вы останетесь у нас.

— Что поделаешь, останемся.

— Хочешь, я буду твоей женой?

От такого предложения он вообще опешил.

— Как?! Вот так сразу?

— С другими девушками ты не сможешь разговаривать так свободно, как со мной.

— Дело не в этом, Млая…

— Я тебе не нравлюсь?

— Ты мне очень нравишься…

— Твой отец не велит тебе?

— Отец? — Льюис вздрогнул, упоминания об отце были болезненны, — при чем тут он?

Запрещал ему Леций и остальные старшие товарищи. И еще — наивное детское убеждение, что всё должно случаться только по большой и великой любви.

— Давай… подождем, — предложил он, не в силах ответить ей более жестко, — я ведь тебя совсем не знаю. Да и ты меня.

— Я — знаю, — улыбнулась Млая.

Льюис повернул назад, уже стемнело, его могли хватиться. Но, тем не менее, ему было интересно с этой девушкой и даже приятно, когда она брала его за руку своей мягкой ручкой.

— И что ты обо мне знаешь? — спросил он.

— Ты-ы-ы… — задумчиво протянула она, как бы решая, что ему сказать, — добрый, смелый, сильный… ты не лев, ты белый тигр. Странно, мы раньше не слышали о белых тиграх!

— Я?! — удивился он.

— Ну да, — кивнула она, — как и твой отец.

— При чем тут мой отец?! — неожиданно сорвался Льюис, — что ты опять о нем? Я не имею к нему никакого отношения! Мне нет до него никакого дела! И он уж точно не белый тигр.

— Извини, — с сочувствием посмотрела Млая, — вы в ссоре, я не должна вмешиваться.

— Мы не в ссоре, — вздохнул Льюис, — просто он всю жизнь меня обманывал. Вот и всё.

Млая проводила его до самого плетня. Он хотел наоборот, но она сказала, что в темноте ему будет трудно не заплутать. Пришлось и с этим смириться.

Никогда еще он не чувствовал так остро своего одиночества и беспомощности, даже когда Анастелла его бросила. Сейчас, в этот сказочный летний вечер, было неизмеримо хуже.

Он был не только на чужой планете, он был в чужой эпохе, он был совершенно один, без сил, без опыта, без воли, без матери, без отца, без друзей… как оторванный листок в пространстве и во времени.

В домике вдовы горел свет. Из раскрытой двери доносились голоса. Прыгуны снова что- то обсуждали, спорили, посмеивались друг над другом. Они были вместе. А он был один.

— Ну? И где этот сопляк? — услышал он недовольный голос Ольгерда, — не хватало еще искать его по всему лесу!

— Наш Ромео явно понравился здешним дамам, — засмеялся Руэрто, — пожалуй, надо взять у него штаны напрокат!

— В самом деле, парня пора искать, — серьезно сказал Леций.

— Дался он тебе! — отозвался Руэрто, — дело молодое, инструкции он получил…

«И к этому пошляку ушла Анастелла!» — в который раз с досадой подумал Льюис, — «и надо же так случиться, что мне придется жить с ним под одной крышей!» Эта мысль была горькой, но поразмышлять на эту тему он не успел.

— Мальчишку надо беречь, как зеницу ока, — заявил Леций, — возможно, что он — наша единственная надежда. Рано или поздно его папаша явится за ним. А нам главное этот момент не проморгать.

— Хочешь сделать из парня подсадную утку? — спросил Кера своим басом.

— Хочу, чтобы все мы вернулись, — жестко ответил Леций.

— Зря надеешься. Такая мразь, как Грэф, даже сыном пожертвует, чтобы утопить нас тут.

— Подонки тоже бывают сентиментальны…

Льюис стоял перед дверью, его трясло. Он не мог зайти в дом, ему хотелось убежать в лес, но ноги подкашивались. Вдобавок ко всему он понял, что сейчас расплачется от обиды и бессильной злости. Сейчас он ненавидел всех Прыгунов, вместе взятых, даже божественного Леция, которым так восхищался, и который собирался использовать его в качестве приманки для собственного отца.

Идти было некуда. В полном отчаянии Льюис стоял у двери и дрожал, сжимая кулаки.

Доски пола заскрипели. На пороге появился понурый Ричард Оорл.

— Ты здесь? — сказал он хмуро.

— Здесь! — выкрикнул Льюис, но получилось хрипло, зубы застучали.

Полпред спустился с трех скрипучих ступенек, понимающе кивнул и обнял его. Так просто обнял, как будто всю жизнь это делал. Сердце оборвалось от неожиданности.

— Обидно, малыш, я знаю. Ты пойми, никому нет дела до твоей боли, у всех своя.

— Я понимаю, — сцепив зубы, чтобы не разрыдаться, проговорил Льюис.

Он ясно ощутил себя брошенным щенком, который ищет, в кого бы уткнуться, к кому бы прижаться. Он знал, что потом будет стыдиться своей слабости, но ничего поделать с собой не мог. Он вцепился в Ричарда Оорла.

По стеклу барабанил мокрый снег с дождем. За окном были то ли сумерки, то ли раннее утро. Герц потянулся и взглянул на часы. Те беспощадно показали, что он провалялся двое суток.

Осознание действительности приходило постепенно и неумолимо. С досады сразу захотелось зарыться в одеяло с головой, но вряд ли это помогло бы. Эдгар по его милости стоял, застыв в безвременье, на Тритае. Фальг прирезал Проконсула… а сам он вдобавок ко всему, кажется, проспал эксперимент.

Оправданий для себя Герц найти не мог, поэтому решил срочно чего-нибудь выпить, чтоб не так тошнило от себя самого. Бар был пуст, холодильник тоже, вокруг валялись только пустые бутылки. Ругнувшись он схватил пульт, чтобы позвонить в ближайший ресторан, но связи почему-то не было. На улице тоже стояла подозрительная тишина.

Как был, в одних трусах, он выскочил на балкончик, выходящий на проспект Первопроходчиков. Никого распугать своим видом ему не удалось. Улица была пуста.

Монокары стояли посреди дороги неподвижно, рекламы не горели.

— Может, я всё еще сплю? — подумал он, — угораздило же меня выкурить эту гадость под стакан спирта!.. а может, я вырубил подстанцию с перепою? Обесточил полгорода…

Скоро он убедился, что никакой связи нет, даже ручной переговорник не отвечал. Ничего не понимая, он снова бросился к окну. По улице шли какие-то странные люди в одежде из шкур, громко переговариваясь на неизвестном языке и хохоча. В руках у них были желтые трубки, ненавистные трубки, одна из которых остановила Эдгара!

Герц осел на пол. Он ничего не понимал. Почему эти ублюдки здесь? Почему их пустили на Пьеллу? Почему не взорвали их корабли еще на подходе? И куда, черт возьми, смотрят Прыгуны? Почему они позволяют им это?!

Сначала у него возникло желание вмазать по этим дикарям голубой плазмой… но впервые в жизни он наконец задумался. Что-то случилось. Он не знал еще, что, но если бы хоть один Прыгун был жив, эти твари не посмели бы высадиться на планету и так нагло разгуливать по улицам столицы!

— Неужели они все стоят подобно Эдгару! — с ужасом подумал Герц, — нет, не может быть!

Его желтые волосы встали дыбом. По коже пробежал озноб. Всё и так было гнусно, а в такой реальности жить и вовсе не хотелось. Пока он безуспешно искал по всем комнатам свою одежду, ему пришла в голову еще одна странная мысль: почему это о нем все забыли?

Он жив-здоров и полон злости, может полгорода взорвать одним махом, а его никто не боится!

Так и не найдя своего парика и красных штанов, Герц заметил на стуле костюм Льюиса.

Только тут он припомнил, что звонил ему ночью и просил прилететь. Тот, кажется, прилетел, но это было уже смутно… Если чистюля-Ангелочек ушел в его шмотках, значит. он отправился вместо него? Вот это номер!

Герц умылся, побрил свою рыжую щетину на щеках, гладко причесал короткие волосы и уставился в свое беззащитно открытое лицо. Это было безумно трудно — быть вот таким, как есть, не прятаться за белила, тушь, синяки и помаду, не скрываться за космами разноцветных париков, не вызывать у всех привычный шок своим видом, а оставаться самым обыкновенным хорошим, скучным мальчиком.

От этого хорошего мальчика он всю жизнь убегал, он был несносен, этот голубоглазый птенчик с детским румянцем на щеках, но именно таким наследника престола никто никогда и не видел. И уж тем более никто бы не узнал! Ему не нужно было прятаться, ему нужно было только отмыться.

Он со вздохом надел черные джинсы Льюиса, его белую водолазку, его белые носки, его скучные ботинки без всяких наворотов и заклепок, его жилетку в невыносимо-однообразную клеточку. От этой конторщины не спас бы, пожалуй, даже зеленый парик.

— Привет, — усмехнулся он, глядя на себя в зеркало, — Аггерцед Арктур Индендра.

Для начала надо было хоть что-то разузнать и не засветиться при этом. Герц не рискнул прыгать сразу во дворец, а предпочел больницу. Он еще надеялся, что ничего страшного не случилось, и всё как-то объяснится.

Увы… все корпуса были оцеплены этими косматыми дикарями, охранники стояли немыми статуями вместе со своими лучеметами, Кондор был арестован, Флоренсия тоже… это рассказал ему санитар в коридоре.

— А ты разве ничего не знаешь? — удивился аппир.

— У меня был лечебный сон, — криво улыбнулся Герц, — в тридцать второй палате… а где Прыгуны-то?

— Прыгунов больше нет, — с отчаянием прошептал санитар, — они все собрались в Центре для эксперимента, а там что-то случилось, кажется, взрыв… как же мы без них, а?

В глазах потемнело.

— Папа… — пробормотал Герц, куда-то бредя по коридору.

Он был так уверен во всесилии отца, что мир для него просто рухнул в эту минуту.

— Если б они не погибли, они бы давно вернулись!

За окнами летел мокрый снег. Герц упирался коленями в батарею и тупо смотрел на больничный двор с грязными скамейками и голыми деревьями. Мир неожиданно повернулся самой кошмарной стороной, мир стал предательским и враждебным, оскалил зубы! Страшно было потерять сразу всех: отца, брата, сестру, деда и даже бедолагу-Льюиса… Мог ли он подумать, рыдая в желтую траву плоскогорья Огненных змей, что будет еще в сто раз хуже!

Что это только начало.

— Мама! — подумал он наконец с липким потом на спине, — что теперь будет с ней?!

И наконец его совсем передернуло. Он вспомнил про Зелу, про самую любимую свою женщину, про самую прекрасную женщину во вселенной! Он бросился в ее палату-люкс на пятом этаже, но, конечно, никого не застал. Только опрокинутая ваза с белыми розами лежала на полу.

Герц стоял, хватая ртом стерильный больничный воздух. Отчаяние прошло. Вместо него по телу вихрем носилась неудержимая синяя энергия.

— Ну уж нет! — подумал он, вскипая от ярости, — я еще живой! И я им тут устрою переселение народов!

Не удержался и выбил все стекла в палате.

— Это жены бывших правителей? — спросил Улпард, проходя в одну из многочисленных комнат дворца, отделанную деревом.

Норки с Доронгом и переводчиком с корабля Кьехтом зашли следом. Охрана осталась за дверью.

Всё повторялось! Повторялось в точности, хоть и страна эта была за звездным океаном, и корабли напоминали летающие крепости, и совершенно немыслимые вещи рассказывали пленные слуги о бывших хозяевах. Город сдался, защитники его стояли мертвецами на площадях и улицах, жители попрятались, а дуплоги занялись привычным грабежом. Норки снова по-хозяйски ходила по чужому дворцу, занимала чужую комнату, спала на чужой кровати и смотрелась в чужое зеркало.

Не без опасения она разглядывала местных красавиц. Их было пять, они сидели на диване и в креслах и, кажется, не сбирались вставать в присутствии победителей. Все были очень разные и одеты по-разному, у одной даже волосы были коротко обрезаны. Норки посмотрела на нее с недоумением. Ей часто мешали ее длинные косы, но она бы никогда не согласилась с ними расстаться!

Беленькая девушка со стрижкой была ей явно не соперница. Остальные как будто тоже… но одна была безумно хороша, такая, что и во сне не приснится: высокая, длинноногая, с широкими плечами и узкой талией, настоящая воин-охотница! У нее были зеленые глаза и невозможного цвета бронзово-рыжие волосы. Не черные, не белые, а именно бронзовые!

Норки не думала, что так бывает. Она смотрела на эту женщину с таким восхищением, что даже про зависть и ревность на минуту забыла.

А какой на ней был наряд! Серебристо-голубая ткань облегала всё ее сильное, гибкое тело, талия была стянута белым ремешком, такого же цвета были ее сапожки. Она сидела в кресле у камина, закинув ногу на ногу и по-королевски прямо держа спину.

Увы, Улпард обалдел тоже. Он тоже забыл, что его невеста стоит рядом с ним.

— Жаль, — шепнул он Доронгу, — хороша жена у правителя, но я обещал ее шаману Рою.

— А ты убей Роя! — грубо пошутил Доронг, — зачем он теперь нужен?

Оба рассмеялись.

Знатным пленницам было не до смеха, но держались они спокойно: не привыкли еще бояться.

— Это госпожа Ингерда, — указал на рыжую красавицу Кьехт, — жена Верховного Правителя аппиров Леция.

— Что я говорил! — с досадой покривился Улпард, — жена правителя.

— Это госпожа Флоренсия, — кивнул переводчик на темноглазую, уже немолодую женщину в узком черном платье, — жена его брата.

— Худа, — поморщился вечно недовольный гигант, — и старовата.

— Это госпожа Зела, жена земного правителя на Пьелле.

У этой золотоволосой женщины тоже были изумительные зеленые глаза, но очень скромное, больше похожее на халат платье и уж слишком округлые, какие-то чересчур женские формы. Воин-охотникам такие не нравились.

— Эта мягкая, — помотал головой Доронг, — и малорослая какая-то…

— Госпожа Миранда, жена правителя Азола Кера, а это — ее дочь Анастелла.

— Обе бледные. И худые: ни мышц, ни мяса…

— Тебе и тут не угодишь! — рассмеялся Улпард, — какого дьявола ты сюда летел?! Женился бы на Пае, там тебе и мышцы, и мясо! И сидел бы в Хаахе!

Женщины вряд ли понимали их разговор дословно, но смысл его наверняка поняли.

Норки ловила на себе их презрительные взгляды.

— Переведи им, кто я, — велел Улпард Кьехту, он просто глаз не сводил с этой рыжей красавицы.

— А как вас теперь величать, мой прекрасный господин?

— Царь Аркемера, Плобла и Пьеллы.

— Хорошо, господин.

Женщины все дружно усмехнулись, выслушав перевод. Они были такие же самоуверенные, как пропавшая куда-то красотка Синтия.

— Переведи этим дурам, — разозлился Улпард, — что мои солдаты не очень-то разбираются в титулах, и если они попытаются выйти из этой комнаты, им будет не до усмешек. Пошли!

Смерив жену правителя хмурым взглядом, он быстро вышел. Норки оставила обоих и пошла к себе в тихом бешенстве. Две служанки, одна карлица, а другая толстушка, испуганно выскочили из комнаты, чтобы не попадаться ей под горячую руку.

— Негодяй! — думала она, срывая с себя ремни и перевязи, — бабник! Похотливый цханцох!

Царь Аркемера, Плобла и Пьеллы! Пропади ты пропадом вместе со своим ненасытным Доронгом и своей рыжей красоткой! Посмотрим, как она будет тебя любить! Кем бы ты был, если б Лафред не погиб!

— Эй! — крикнула она карлицу, — Кеция!

Служанка тут же прибежала. Вообще эти уродцы были очень шустрые и смышленые.

— Что госпожа хотеть?

— Воду, — внятно сказала Норки, — водопад с потолка.

Ей очень нравилось это устройство. Можно было лежать в бассейне с водой, а с потолка ливнем обрушивался водопад, и вода никогда не кончалась. У этих аппиров было много чего придумано.

— Госпожа хотеть душ?

— Да! Горячий.

Дверей из спальни было несколько. Одна вела в бассейн, другая в ванну с зеркалами, третья в большую комнату с костюмами, четвертая выходила в просторный общий зал, где обычно сидели слуги, дожидаясь указаний. Только одна стена была без дверей, там был камин из красного кирпича, а над ним большие загорающиеся окна. У них было очень сложное название: «экраны компьютера» и загорались они от маленькой кнопочки на пульте.

Кровать под мшисто-зеленым пологом стояла прямо посреди комнаты.

Норки погрузилась в горячую воду бассейна. Местные правители умели наслаждаться, всё было предусмотрено, даже подушечка под голову.

— Госпожа хотеть вина или сок? — спросила карлица.

— Госпожа хотеть домой, в Аркемер, в лес, в свою дуплину! — усмехнулась Норки.

— Я… плохо понять, госпожа.

— Знаю. Я тоже себя не понимаю!

Времени на купание было мало. Улпард собирался осматривать планету на летающей колеснице, пока не стемнело, Норки было страшновато мчаться по воздуху быстрее птиц, но до ужаса интересно. Она немного успокоилась под струями воды, к тому же вспомнила, как много женщин завоевал ее порывистый жених, но все равно при этом мечтал только о ней.

Вспомнила, как он примчался ей на помощь по ледяной реке, как сидел у ее постели, когда она бредила… к тому же эту рыжую красавицу он обещал шаману Рою.

Горячие струи воздуха просушили ее кожу. В отливающих фиолетовым цветом зеркалах ее сильное, тренированное тело выглядело превосходно, черные волосы спадали до самого пола, даже служанка обомлела, когда расчесывала их.

— Госпожа нимфа!

— Кто такая нимфа?

— Лесное божество.

— Это верно…

Карлица встала на скамеечку и накинула ей на плечи блестящий, расшитый каменьями халат. Норки изумилась его красоте, хотя уже привыкла тут всему изумляться, примерила его и была просто потрясена тем, что ткань сама подобралась по ее фигуре.

— Госпожа прекрасна! — подобострастно заявила Кеция.

От разговора с ней почему-то подташнивало. Вообще эти шустрые аппирские слуги как- то странно действовали на нее, они были покорны и услужливы, казалось, им совершенно всё равно, каким господам служить, но от них моментально хотелось избавиться.

Норки полюбовалась собой и решила, что почти не уступает рыжей царице. Ей захотелось примерить еще какой-нибудь наряд, и она заглянула в комнату с одеждой. Карлица притопала следом.

— А чьи это покои? — поинтересовалась наконец Норки, поражаясь обилию разноцветных костюмов и париков, — кто здесь жил?

— Господин Аггерцед, — ответила Кеция, — младший сын наш правитель.

— Сын? — это было совсем уж неожиданно, — зачем ему столько париков и красок? И эти юбки?

— Господин не любить быть как все.

— Странный царевич, — усмехнулась Норки, — вы вообще все странные.

Сумерки сгущались. Женщины высказали друг другу уже всё, что можно, и теперь терпеливо ждали своей участи. Анастелла тихо плакала в углу, Миранда и Флоренсия шептались на диване, Ингерда, совершенно окаменевшая и суровая, сидела в кресле у камина, а Зела смотрела в темное окно.

Сальные взгляды ввалившихся дикарей ей совершенно не понравились. Возможно, остальные этого просто не поняли, но она-то насмотрелась в своей жизни на хозяев-мужчин, для которых женское тело и женская любовь — только товар или военный трофей. Эти были совершенно дикие и невоспитанные, понятия не имеющие ни о какой культуре, они даже одеты были в кожу и шкуры, как первобытные охотники.

И такая чума обрушилась на бедную Пьеллу! Мокрый снег прилипал к стеклу и стекал вниз, оставляя полоски. Город плакал.

Зела знала, что жить ей осталось недолго, она смирилась с этим еще в больнице. А теперь это даже приносило облегчение: хотя бы о себе можно было не беспокоиться. Куда уж хуже?

Она горько сожалела сейчас только об одном: что Ричард так и не узнал о том, что она хотела ему сказать в больнице, что он так поспешно ушел тогда, даже не оглянувшись, и не услышал перед смертью, что она любит его больше всего на свете. Как глупо и как чудовищно досадно они разминулись!

Как глупа она была и как самонадеянна! Как небрежно растоптала свое счастье! Думала, что сможет всё вернуть, что всё успеет… но мир взял и перевернулся. И не дал ей шанса всё исправить!

Жалости к себе у нее больше не было, Зела поняла, что никогда уже больше не заплачет и не проронит, подобно этому городу за окном, ни слезинки.

За дверью послышались шаги и голоса. Все дружно вздрогнули. Ничего хорошего случиться не могло, поэтому ждали только плохого.

— Фло, у тебя каких-нибудь таблеток нет? — с отчаянием спросила Миранда.

— Ты эти суицидальные замашки брось, — строго ответила ей Флоренсия, — нам не травиться нужно, а планету спасать.

— Как?!

— Пока не знаю. Но мы вообще мало что знаем.

Они знали, что мужья их погибли во время эксперимента, что планету захватили какие- то дикари с неизвестного Шеора, что всё это давно готовилось неким Роем, что все военные объекты парализованы, вся служба внутренней охраны и земная комиссия — в безвременье, все посольства под арестом, связи с другими мирами нет. Этого было достаточно для полного отчаяния.

Двери распахнулись. Косматые стражи втолкнули в комнату возмущенную Кантину.

— Лагуски недобитые! — ругнулась она, спотыкаясь.

Дверь за ней закрылась.

— Фу-у! — облегченно вздохнула жрица, обводя всех взглядом, — добралась-таки до вас! И тут дискриминация! Всех жен сюда, а меня — нет! Пришлось закатить им скандал…

— Тебе что, делать нечего? — усмехнулась Ингерда, — смывалась бы отсюда, пока эти обезьяны думают, что зеленых жен в природе не бывает.

— От них не очень-то смоешься, — ответила ей Кантина, — и потом, у меня другие планы.

Она была в своем роскошном золотом платье, диадеме, браслетах, серьгах, с меховой накидкой на плечах, с вызывающе подведенными глазами, вырядилась как на подиум!

— Какие планы? — с презрением спросила Зела, — соблазнить их главаря или этого Роя?

Ей стало тошно от одной мысли, что эта зеленая стерва будет находиться с ней в одной комнате.

— И от кого же я это слышу? — с вызовом посмотрела на нее Кантина, — от первой подстилки Наолы? Мне до тебя далеко, белая богиня, куда уж мне! Можешь не сомневаться, я бы сто раз отдалась этому мерзавцу во всех позициях, лишь бы это помогло вызволить Эдгара… но делать это придется тебе! Да-да! Потому что нужна ему только ты, и ради тебя он всё это затеял!

— Что ты болтаешь! — вспыхнула Зела.

— Что я болтаю? А разве мне он дарил ветки из Сияющей рощи? Мне этот пижон посыпал дорогу к дому розами? Да если б так, я бы давно уже вытащила у него этот пульт их под подушки!

Зела даже растерялась. Кажется, Кантина знала немного больше.

— Откуда такие сведения? — спросила она, сдвинув брови.

— А мы с ним уже побеседовали, — усмехнулась жрица, — этот гад весьма любезен, в отличие от своих обезьян.

— А ты, я посмотрю, очень шустрая, — покачала головой Ингерда.

— Конечно, — презрительно усмехнулась Кантина, — я — жрица Намогуса, и я всё это уже проходила… так что молчите и слушайте меня!

Она села на диван между Фло и Мирандой и деловито поправила накидку. Зела с отвращением вспомнила того типа с черной бородкой, который заявился летом к ней в гримерную. Он называл ее Ла Кси, явно намекая на ее прошлое, говорил возвышенные комплименты, но смотрел совершенно наглым, пошлым взглядом. И этот мерзавец полагал, что убив ее внука и мужа и посыпав ей дорожку розами, сможет получить ее?! Как надо презирать женщин, чтобы так думать?!

— Главаря ихнего зовут Улпард, — поведала Кантина, — он шальной, но отходчивый, большим умом не блещет, в общем, как большой ребенок. Им бы можно крутить и вертеть… но он влюблен в эту надменную куклу с кислой миной. Она его невеста. Хорошо бы ее куда- нибудь убрать — и шеорцы у нас под каблуком! Есть еще Доронг, его приятель. Этот просто полный идиот и кровожаден до отвращения. У него тоже большое влияние в войске, но женщины на него вообще никак не влияют. Маловероятно им попользоваться… Есть еще Гурбард и Страрх, тоже военачальники…

— Послушай, — перебила ее Флоренсия, — можно подумать, что мы на собрании шлюх!

— Тогда вы на собрании дур! — заявила жрица, — мы больше ничего не можем, а нам надо избавиться от этих образин и спасти наших мужей! Вы будете ломаться? Или вы знаете другой способ? Я так нет!

— Ты думаешь, наших мужей можно спасти? — взглянула на нее Ингерда.

— Эдгар жив, — с вызовом сказала Кантина, — если мы спасем его, он спасет нас… считайте меня, кем хотите, а я своего мужа вытащу! Между прочим, ваших тоже никто мертвыми не видел. Говорят, установка просто исчезла из зала, вот и всё.

— Это правда?! — чуть не подскочила Миранда, но потом сразу сникла, — тогда почему они до сих пор не вернулись?

У Зелы тоже забилось сердце. А вдруг?! Вдруг не всё еще потеряно и не всё так безнадежно?! Только почему они в самом деле не вернулись? И откуда столько наглости у этих дикарей? Они явно не боятся возвращения прежних хозяев.

— Узнать можно всё, — усмехнулась жрица, — только все секреты узнаются в постели. Уж поверьте моему опыту.

— Кантинавээла, — робко вставила Анастелла, — но мы ведь не умеем вот так…

— О тебе и речи нет, — отмахнулась жрица, — сиди и не высовывайся.

— Сиди! — добавила Миранда.

Зела поняла, что все смотрят на нее. Она догадывалась, о чем они думают.

— Нет, — сказала она резко, — ни за что! И не смотрите на меня так!

— Дура, — вздохнула Кантина, — сейчас не время ломаться. И ни одного Прыгуна на планете, чтобы защитить нас…

И в этом она была права. Никакой защиты у них не было.

— Господи, какая мразь! — в повисшей тишине схватилась за голову Ингерда, — неужели через всё это придется пройти?!

Она не могла не заметить, как жадно уставился на нее этот Улпард, объявивший себя царем Аркемера, Плобла и Пьеллы. Гордые землянки не знали, что такое насилие или просто безысходность. Они выросли в мире, где у женщин равные права с мужчинами, и не привыкли приспосабливаться. Все происходящее просто не укладывалось в их умных, красивых головках. Зела с Кантиной понимали друг друга лучше. Они-то видели всё…

— Кошмар какой-то, — обречено сказала Миранда, — неужели мы никогда не проснемся от этого бредового сна?

Анастелла всхлипывала. Всегда выдержанная Флоренсия сидела с совершенно серым лицом, Кантина нервно теребила свои браслеты, Ингерда стискивала виски…

В это время по комнате словно пронесся ветер. В тот же миг посреди ковра образовался запыхавшийся Герц. Сначала все женщины онемели от неожиданности, никто просто не мог его узнать. Зеле показалось, что это юный Леций стоит перед ними в молодежно- студенческом одеянии — простой белой водолазке и черных джинсах. Она даже ахнула.

— Вот вы где! — обрадовался гость, — ну слава богу! Все в сборе? Даже Канти?.. Это хорошо… мам, ты как?

Ингерда смотрела с изумлением, голос-то она узнала, но всё остальное!

— Ты что, мам? Это же я!

— Герц? — как при наваждении она помотала головой, — это ты?!

— Да я это, я, — внук усмехнулся озираясь, — правда, сам себя не узнаю… стены что ли грохнуть, чтобы вы поверили?

— О, господи, ты живой!

Ингерда вскочила и бросилась к нему.

— Рыжий! Ты! — визгнула Анастелла от радости и тоже повисла на нем.

За ней вскочила Миранда. Зела и сама была готова к нему кинуться. Любой из Прыгунов мог стать спасением, даже этот сумасбродный мальчишка.

— Спокойно, девочки, спокойно! — сказал он высвобождаясь, — сначала я всех вас вытащу, потом будем целоваться.

— Сыночек! — Ингерда тем не менее целовала его во все доступные места, — мальчик мой… как же ты? Откуда ты? Где ты был?

— Мамочка, — все-таки отстранился он, — ты же знаешь, что я разгильдяй и пьяница. И управы на меня нет. Я проспал эксперимент.

— Слава богу!

— Вот уж точно! Повезло как идиоту.

Зела с удивлением смотрела, как он изменился. Дерзкий мальчишка всё еще сидел у него внутри, но в отсутствие других мужчин ему срочно пришлось стать взрослым. Этот разгильдяй и пьяница был их единственной защитой и последней надеждой.

— А что с нашими мужьями, ты не знаешь? — спросила Миранда, — говорят, установка просто исчезла?

— Говорят, — кивнул Герц, — постараюсь это выяснить потом. Сначала надо вас вытащить, — он почему-то взглянул на Зелу, — кто первый?

— Не спеши, — громко сказала Кантина, все обернулись к ней, — послушай умную женщину: если ты нас сейчас вытащишь, то потеряешь всё остальное. Пока мы здесь, мы можем что-то узнать и предпринять. И о твоем спасении Рой не подозревает. Ты что, хочешь так сразу засветиться?

— Но я же не могу допустить… — возмущенно двинулся к ней Герц.

— Придется допустить! — жестко перебила она его, — мы тут не в игры играем! Придется научиться терпеть и смиряться, наследник, а не только взрывать стены. Это легче всего!

— Она права, — погладила сына по плечу Ингерда, — тебе лучше затаиться на время и хорошенько всё разузнать. У нас слишком сложная задача: спасти Эдгара, освободить планету, и если Прыгуны живы — спасти их. Ради этого стоит потерпеть, сынок.

Лицо у Герца нервно подергивалось, прекрасное, юное личико с нежным румянцем и голубыми глазами. Зела понимала, как ему сейчас трудно. Терпеть наследник не умел вообще.

— Ладно, — покривился он, — прикинусь мальчиком из обслуги. Мне надо быть с вами во дворце. Мало ли что.

— А другие слуги тебя не выдадут? — спросила Ингерда.

— Они? — Герц посмотрел на нее насмешливо, — меня?! Да ты что!

— Это правда, — согласилась она со вздохом, — все вампиры тебя обожают.

За дверью снова послышались шаги и голоса. Они явно приближались. Но теперь это уже не так пугало. Герц быстро подошел к Зеле, она заметила, как горят его глаза.

— Ты только ничего не бойся, поняла? Я буду рядом. Этот гад тебя получит только через мой труп! А я пока живой! И сам тебя люблю!

— Иди, — грустно улыбнулась она и погладила его по розовой щеке, — надеюсь, вам не придется с ним драться.

5

Лучше всего было затеряться на кухне. Повара готовили пир для победителей, остальные слуги крутились поблизости. Герц тут же был облеплен со всех сторон, как только появился.

— Тише вы, кровососы! — улыбнулся он, — дайте сначала что-нибудь заглотить, три дня ничего не ел.

— Господин жив! Господин цел! Господин с нами! — искренне радовались все и суетились вокруг него.

Эта радость немого отогрела его сердце.

— Меня тут нет, понятно? — предупредил он, подкрепляясь тарелкой супа и чувствуя, что они тоже от него подкрепляются, — не вздумайте проболтаться этим дикарям! Теперь я такой же как вы… эй, Флигги, убирай свои присоски и принеси мне форму.

— Простите, господин, — смутился Флигги.

Герц быстро восстановился. В кладовке для круп и консервов он переоделся в серый комбинезон с красными нашивками, обычную дворцовую форму для слуг-мужчин.

Пришлось расстаться и с ботинками Льюиса: чтобы ходить бесшумно слуги носили мягкую обувь, больше похожую на тапочки.

— Какую только гадость на себя не напялишь! — вздохнул он и присел на ящик с макаронами, — а теперь выкладывайте по очереди, кто что узнал.

Дворцовые сплетни уже донесли, что дикари прилетели на шести кораблях: трех теверских и трех виалийских. Прибыли они с какой-то планеты под названием Шеор, но где она находится, никто не представлял. Командовал дикарями Улпард, только на самом деле главным был не он, а какой-то новый Прыгун Рой. Он другой, не дикарь, и у него полно сине-зеленой энергии. Помогают ему аппиры, они вели корабли и они же переводчики. Язык простой, его можно освоить за два часа, если господин поможет. Рой дал им программу со словарным запасом шеорцев, он хочет, чтобы слуги понимали новых хозяев.

— Помогу-помогу, — поморщился Герц.

Он предчувствовал колоссальные нагрузки: все слуги теперь остались на нем, а ведь была еще Эния!

— Предусмотрительный этот Рой!

— О, да, господин!

— Он поселился во дворце?

— Да. В покоях вашего отца.

— Та-ак…

— А Улпард со своим другом Доронгом — в покоях вашего брата.

Зубы невольно скрипели.

— Понятно.

— А госпожа Оливия — в покоях вашей сестры, господин.

— Какая еще Оливия?! — рявкнул он несдержанно, но потом опомнился, надо было иметь бесконечное терпение!

— Госпожа Оливия Солла, напарница Прыгуна Роя.

«Подружка Льюиса», — понял он, — «та самая девица из Центра».

— И эта тварь живет в комнате Риции?!

— Да, господин.

Какое тут могло быть терпение? Герц вскочил, потом снова сел, потом расплавил взглядом банку с консервами, завоняло паленым жиром.

— Ну хорошо… — помотал он головой, — а кто живет в моих покоях?

— Невеста Улпарда, — сказала Кеция, — госпожа Норки. Я ей прислуживаю.

— Ах, у него еще и невеста! — криво усмехнулся Герц, — это та самая сучка с волосами вокруг шеи?

— Да, господин, у нее очень длинные волосы.

— Ими я ее и придушу! Улпард будет знать, как подкладывать своих шлюх в мою постель!

Он зло расхохотался и остальное вместе с ним.

— Она… она очень осторожная, — заморгала глазами карлица, — ничего не трогает.

— Черт с ней, — поморщился он, — кто видел Энию?

— Энию мы прячем в подвале гаража, — сказал Хлегг, — она высосала двенадцать дикарей до смерти, когда за ней пришли, а среди них был какой-то начальник. Правда, они так и не поняли, что произошло, но лучше ей не высовываться.

Новость была приятная. Герц с удовольствием хлопнул себя по коленкам.

— За что люблю старушку, так это за ее ненасытный нрав!

Слуги Энию боялись, они даже близко старались не подходить к ее бронированной двери. Наивные шеорцы не знали этого и подошли. Защиты против аппирских мутантов у них не было никакой.

— Вы тоже не зевайте, — сказал Герц, — тяните из них при любой возможности, чтоб у этих гадов еле ноги волочились.

— А мы и не зеваем, — пожал плечом Флигги.

Слуги заулыбались. Он посмотрел на них, и ему пришла в голову гениальная мысль: то, что происходило во дворце, вполне могло сработать и в городе, и в остальных заселенных районах. Надо было только подойти к этому организованно: собрать самых мощных вампиров типа Энии и Дикси Скара, договориться с ними, поделить зоны влияния. Они слишком долго паразитировали на этой планете, пусть теперь помогут ее очистить!

К сожалению никакая связь не работала. Как в древние века приходилось рассчитывать только на свои ноги. Пришлось просить самых шустрых слуг, чтобы они отправились в город и разыскали там Жирафа, Рака, Дикси, Минотавра, Киску Кендра, Циклопа, Пчелку и остальных завсегдатаев «Корки апельсина». Собрание он назначил на ночь в подвале клуба.

Из кухни доносились потрясающие запахи, а из приемного зала — музыка. Пир уже начался.

— Дайте мне поднос с блюдами что ли, — поднялся Герц, — мне надо примелькаться.

В приемном зале были расставлены столы, за ними сидело человек двести косматых пришельцев. Они орали свои песни, не слушая оркестр, и ели прямо руками. Похоже, эти дикари с Шеора, не знали других развлечений, кроме как нажраться, напиться и поплясать у костра. Странно и мерзко было видеть, что всё это происходит у него дома.

Герц с подносом добрался до главного стола. Ему было любопытно, что за рожи там сидят.

Доронг сразу потряс его воображение — огромный детина с накачанными мускулами, почему-то по пояс раздетый. На шею этот идиот нацепил золотое оплечье, которое вытащил из гардероба Леция, остальные наряды ему явно не налезли.

Царь рядом с ним выглядел просто мальчишкой, хотя тоже нехилый был парень. На нем нелепо смотрелся аппирский халат с надетой на него меховой безрукавкой и кучей цепочек на шее. Лицо у этого Улпарда было широкое и смуглое, не слишком умное, волосы длинные, черные брови срослись к переносице, была в нем какая-то дикая красота, но врезать по его наглой роже хотелось до исступления.

Невеста его сидела хмурая, черные волосы шарфом обвивали ее высокую шейку. Наряда на ней не было никакого, точнее, это был не наряд, а черная куртка с ремнями. Эта грубая мужская одежда только подчеркивала нежность ее кожи и удивительное изящество черт ее надменного лица.

— Шлюха шеорская, — подумал Герц с ненавистью, — до чего хороша! Эти мужики костьми ей выложили дорогу к трону, а она еще сидит с надутым видом!

Другая девица тоже не вызвала теплых чувств. Это была практикантка Олли из Центра, которая теперь возомнила себя чуть ли не королевой. Ей просто хотелось отвинтить башку… но главной сволочью был, конечно, этот Рой. Герц наконец увидел его.

О, этот не ел руками с тарелки! Он был само изящество и элегантность в своем черном модельном костюме: узкое лицо с бородкой, тонкая ниточка усов, уложенные волосы, торжествующий взгляд. За один этот взгляд Герц был готов убить его на месте.

Они по-аппирски заговорили с Олли о Льюисе, и Герцу пришлось исхитриться, чтобы задержаться у стола. Он уронил салфетки и принялся нерасторопно их собирать. Слишком было любопытно!

— Я же предупреждала, он тебя не поймет. Где ты теперь будешь его искать?

— Он сам придет, когда успокоится. И я ему всё объясню.

— Что объяснишь? Что мы его обманывали всё это время?

— Прежде всего, что он теперь хозяин на планете. Этих термитов в расчет можно не принимать, мы их быстро поставим на место…

— А если он не захочет быть хозяином?

— Брось… кто от этого откажется? Он хотел дочку Кера? Он ее получит!

— Всё-таки ты плохо знаешь людей, — усмехнулась Олли, — они не так примитивны, как ты думаешь.

— В плотном мире всё примитивно. И всё просто, — Рой поднял бокал, — за это его и люблю!

Герц почувствовал, что дальше ползать на четвереньках просто неприлично. Он совершенно не понял, с какой стати Рой собирался подарить Льюису планету, но пришлось возвращаться на кухню.

— Бхоттер, — прислонился он к повару в едком дыму шипящих сковородок, — налей мне что-нибудь! Умоляю! Иначе я просто умру!

Норки было тошно сидеть с шаманом Роем за одним столом. Ее вообще как-то странно подташнивало весь вечер.

— Чем опять недовольна моя синеокая звезда? — заметил наконец Улпард ее настроение.

— Мне нездоровится, — сказала она.

— Тогда тебе лучше отдохнуть, — посоветовал он.

— Извини, — Норки коснулась его руки, — сегодня я тоже к тебе не приду…

— Ладно-ладно, — кивнул он, даже не дослушав.

Такая поспешность ее задела. Что случилось с Улпардом? Он так долго добивался ее, столько ждал! А теперь ему, похоже, было всё равно, придет она к нему ночью или нет!

Норки незаметно прикусила губу. Она встала, чтобы уйти, но задержалась за спиной Улпарда, а он даже не обратил на это внимания.

— Послушай, Рой, — повернулся он к шаману, очевидно, решив, что она уже ушла, — может, ты хочешь какую-нибудь другую женщину? Или еще что-нибудь?

— Дурак, — усмехнулся шаман, — вы бы до сих пор торчали на своем Шеоре, если б я не хотел эту женщину.

Его подружка Оливия тоже вскочила. Они с Норки переглянулись и прекрасно поняли друг друга. Их пьяные мужчины забыли о них из-за какой-то рыжей красавицы!

— Может, кинем жребий? — предложил Улпард.

— Какой еще жребий? — покривился шаман, — мы с самого начала договорились, что жена правителя моя.

— Тогда я ее еще не видел!

— Можешь полюбоваться сейчас. Издалека.

— Тогда будем драться, шаман! — заявил пьяный царь, — я в жизни не видел более красивой женщины!

— Хочешь со мной подраться? — насмешливо посмотрел Рой.

Норки думала, что не выдержит этого. Всё потемнело перед глазами.

— Нашли из-за кого драться! — фыркнул Доронг, — обыкновенная рыжая кошка!

— Рыжая? — непонимающе уставился на него шаман.

— Ну да, — кивнул Доронг, — никогда не видел, чтобы женщины были рыжими. Девы черные, жены — белые, а тут — ничего не поймешь!

— Ее волосы как всполохи осеннего леса! — напыщенно проговорил поэтичный Улпард, Норки он тоже называл синеокой звездой и лесной богиней.

«Негодяй!» — с презрением подумала она.

— Постойте-постойте… — шаман нахмурился, потирая лоб, а потом почему-то рассмеялся, — так вы имеете в виду Ингерду?

— Ну да, — на этот раз непонимание было на лице царя, — Ингерду, жену аппирского правителя. Кого же еще?

— Я говорил о жене земного правителя, — усмехнулся Рой, — слава богу, драться не придется. Вы ни черта не понимаете в женской красоте!

— Так ты уступаешь мне рыжую царицу?!

— Дерзай, — кивнул шаман, — только она — кошка строптивая, землянка, спортсменка, даже звездолеты водила.

— Кого ты пугаешь! — радостно расхохотался Улпард.

Этого Норки вынести уже не могла. Она кинулась бежать из зала и только потом поняла, куда несут ее ноги. Сердце отчаянно стучало, лицо горело, рука сжимала рукоять кинжала.

Она стояла перед дверью той гостиной, где были заперты все эти женщины и ее соперница в том числе.

— Убью ведьму! — с ненавистью подумала она.

Такого позора не смогла бы перенести ни одна воин-охотница, а уж тем более сестра Лафреда! Норки отпихнула охранников и ворвалась в комнату. Там дрожащими всполохами горели бронзовые светильники, по стенам колыхались тени от букетов из сухих трав, женщины сидели вокруг столика и тоже что-то ели, похоже, у них был свой пир. Они встревожено обернулись.

Рыжая царица вся переливалась в своем наряде. Хороша она была как лесная ведьма Навонга, которая выводила заблудившихся воин-охотников из чащи.

— Встань! — дрожа от злости, крикнула ей Норки.

Та нахмурила брови, но не двинулась с места.

— Встань! — повторила Норки, показывая рукой, что ей надо сделать.

Женщины начали встревожено переговариваться, одна из них была совершенно фантастическая, зеленая как змея, яркая, большеглазая, вся в золоте, но разглядывать ее было некогда.

— Ну! — наклонилась Норки над рыжей ведьмой.

Ингерда встала, лицо ее было бледное, она с трудом старалась сохранить на нем спокойствие.

— Ненавижу! — еще раз подумала Норки.

Всё произошло мгновенно. Она замахнулась кинжалом, зеленая змея тут же прыгнула и вцепилась ей в плечи, но помешать воин-охотнице не смогла, Норки скинула ее и прыгнула к Ингерде. Та от неожиданности растерялась, отступила только на шаг, закрыла руками сердце, и получила удар в живот. Досадно было, что кинжал увяз в мерцающей ткани ее наряда, и вся сила ушла на то, чтобы прорвать эту ткань. Удар получился не смертельным.

Потом они обе упали и покатились по полу, зеленая дьяволица прыгнула сверху, хватая за волосы, Норки уже не могла ее сбросить, под визги и топот вбежавшей охраны они все трое боролись на полу…

Норки уже ничего не понимала от ярости и досады на то, что не вышло! Воин-охотница не может промахнуться, не может ошибиться и не рассчитать своих сил! Она зарычала, снова замахиваясь. На этот раз удар был нацелен в шею, всего миг отделял ее от торжества… но кто-то мощно перехватил ее руку с кинжалом.

Такой силищи она еще не встречала. Рука попала как будто в каменные тиски. Всё было кончено! Взвыв от отчаяния, она обернулась и увидела сввего соперника. Ее держал Доронг.

— Дура! — рявкнул он.

За его спиной стояли Улпард, Оливия и охранники. Все смотрели на ее, даже эти презренные пленные женщины. Позор был полный. Норки подумала, что кинжал пора всадить уже себе в живот, и сделала бы это немедленно, но он выпал на пол из вывернутой руки.

— Норки! — Улпард бросился к ней, — ты что?!

Она только смерила его презрительным взглядом. Тогда он кинулся к своей рыжей ведьме. Над ней уже склонилась женщина в черном платье. Она что-то говорила Оливии по- аппирски. Ткань на животе у царицы пропиталась кровью, рана все-таки была глубокой.

— Срочно вези ее в больницу, — сказала Оливия Улпарду, — если не хочешь ее потерять. И эту — тоже, она врач… и уйми свою дикую пантеру, иначе она и тебя прирежет!

Доронг держал Норки за руки. Когда-то она думала, что они друзья! Она думала, что у нее есть какие-то права, она думала, что у нее есть жених…

Улпард подхватил царицу на руки и быстро вышел. Вслед за ним пошли Оливия и женщина в черном платье. Стало тихо. Зеленая ведьма поднялась с пола, вздохнула, тряхнула волосами и поправила свой золотой наряд. Норки ненавидела ее тоже, хоть и не понимала совершенно, откуда она такая взялась.

В следующую секунду она поняла, что руки ее свободны. Доронг оцепенел. Доронг потерял дар речи. Доронг, кажется, забыл, где находится. Он уставился на зеленую красавицу вытаращенными глазами и потрясенно молчал. Вот уж таких женщин он точно не видел никогда! Норки только не поняла, в ужасе он от этой змеи или в полном восхищении. Ни на то, ни на другое этот чурбан был доселе не способен.

Эта стерва что-то возмущенно сказала ему и указала на Норки. Он стоял перед ней как полный идиот, голый, потный, пьяный, с дурацким чужим оплечьем на шее, которое было ему мало, и послушно кивал, как будто она была тут хозяйкой. Его хотелось ударить поленом по голове, чтоб он наконец очнулся и вспомнил, кто тут победитель.

Норки подобрала с пола свой кинжал. Силы покидали ее, вместо злости пришло полное отчаяние. Что уж тут было говорить, если даже Доронг не устоял перед местными ведьмами!

Она вышла не оглядываясь и побрела к себе, размышляя: заколоться ей от позора прямо сейчас или сначала отомстить? Она ненавидела всех и всё: эту планету, этот дворец, этих уродов-слуг, этих красоток-хозяек, Улпарда, Доронга, Роя… и себя в том числе. Она проклинала тот час, когда согласилась лететь на злосчастных звездных кораблях к этой новой, якобы прекрасной жизни.

Лестница вела вверх, приемный зал был на втором этаже, а она шла к себе на третий.

Где-то посреди лестницы они и встретились — она и этот юноша-подавальщик с ясными голубыми глазами. Она заметила его еще в зале и даже решила потом расспросить о нем…

Они чуть не столкнулись, остановились и посмотрели друг на друга.

— Сука, — проговорил он, но Норки не поняла значения этого слова.

Просто на секунду перестала что-то понимать, поражаясь голубизне его глаз. А потом ее как будто что-то толкнуло в грудь. Она не удержалась на ногах и покатилась с лестницы.

Ступенек было много, руки, ноги и спину она отбила основательно. Голова закружилась.

Через минуту разъяренная охрана уже держала мальчишку под локти, собираясь проткнуть его живот. Норки потирала ушибленное плечо. Ей было в общем-то всё равно, что будет с этим аппиром, но она вдруг вспомнила ту мерзкую сцену, что не давала ей покоя: голубоглазый юноша-рург защищает свои деревянные таблички, а Доронг вспарывает ему живот и вытирает нож о занавеску. Как просто им всем было кого-то прирезать!

Жизнь этого мальчика тоже не стоила и гроша.

— Пустите его, — Норки поднялась с пола, — он не виноват.

— Он посмел толкнуть тебя, Норки!

— Вам показалось. Я сама упала. Голова закружилась от вина.

Охранники с неохотой выпустили несчастного парня.

— Да, вино здесь крепкое!

— Идите, — велела она им, — и много не напивайтесь.

— У тебя всё в порядке, Норки?

— И не с таких обрывов падали, — усмехнулась она.

Особенно болело плечо. Аппир все стоял, изумленно глядя на нее своими голубыми глазами. Он не был похож на того рургского юношу, но хотя бы его она спасла. Это хоть как- то утешало.

— Как тебя зовут?

— Аг… Арктур, — запинаясь сказал он.

— Проводи меня до покоев, Арктур. Совсем мне что-то плохо…

— Ты молодец, Кантина, — сказала Миранда, — мы даже не поняли, что происходит!

— Я и не к такому привыкла, — усмехнулась эта зеленая бестия, — наши жрицы могли прирезать кого угодно.

— Это уж точно, — вздохнула Зела.

Жрица начинала ей нравиться. У нее была какая-то своя правда жизни, чуждая, суровая, но именно эта правда их сейчас и выручала.

— Дайте выпить, — помотала головой Кантина, — меня всю трясет от этой пещерной воительницы!

Миранда наполнила ей бокал.

— А этот медведь! По-моему, он просто обалдел от тебя.

— Это ему дорого обойдется, — засмеялась Кантина.

Женщины снова подсели к столику. Пока с ними обращались вполне сносно, даже кормили. Обольщаться, впрочем, не стоило. Зела тоже глотнула вина, чтобы унять глухую боль в сердце.

— Вы заметили, Олли была с ними, — сказала Анастелла.

— Олли работает на Роя, — ответила ей мать.

— Какая мерзкая девица!

— Да. И твой Льюис с ней дружил.

— Мама! Льюис не такой!

— Не заблуждайся. Наверняка он тоже ее сообщник.

— Между прочим, Руэрто тоже с ней дружил, точнее, ходил к ней в общежитие! Я видела!

И что? Ты и его назовешь ее сообщником?

Миранда усмехнулась.

— Руэрто я назову немного по-другому.

Девочка совсем вспыхнула и потупилась. Зела так и не поняла, в кого же она влюблена: в красивого мальчика Льюиса или в пошлого сердцееда Руэрто?

— Знаете, что нам надо? — вмешалась в разговор Кантина, — перессорить Роя и Улпарда. Не знаю, как они собираются делить власть, но хорошо бы при этом натравить их друг на друга.

А?

— Думаешь, нам это удастся? — с сомнением взглянула не нее Зела.

— Нам всё удастся, — самоуверенно заявила жрица, — раз я с вами. Только тебе тоже придется постараться. У тебя на крючке сам Рой! Давай-давай, ты же актриса!

Зела прекрасно помнила, кто она. И кем была.

— За меня не волнуйся, — сказала она спокойно, — я свою роль знаю.

Скоро за ней пришли аппиры из команды Роя. Она ждала этого, допила вино и встала.

— Куда идти?

— Господин ждет вас. Мы проводим.

Идти пришлось недалеко, из апартаментов Ингерды в одну из гостиных Леция. У Леция их было полно, он любил роскошь и любил менять обстановку, ему каждый год перестилали полы и выкладывали новые узоры на потолках. Ричард по этому поводу часто шутил, что неплохо бы ему сменить и сына…

Рой выбрал для первой встречи янтарную гостиную, Зела тоже ее любила. Всё здесь было родное и привычное за исключением нового хозяина. Он медленно шел ей навстречу по золотистому паркетному полу, весь в черном, с черной бородкой подобно Мефистофелю, наглый, надменный, притворно учтивый и радушный, наверное, по-своему красивый, но она была полна такого отвращения к нему, что этого не заметила. Перед ней было чудовище.

— Свершилось, — сказал он, разглядывая ее с головы до ног с неприкрытым торжеством, — вот ты и пришла.

— Меня привели, — поправила она.

— Ты здесь! — улыбнулся он, даже не заметив ее намека, — вот мы и встретились, прекрасная Ла Кси. Я самый пылкий твой поклонник. Надеюсь, ты помнишь меня?

— Да, я тебя помню, — сдержанно сказала Зела.

Рой самодовольно усмехнулся.

— Еще бы!

Похоже, он считал себя неотразимым. Ей стало еще противнее. В те годы, когда она меняла хозяев, те, по крайней мере, не убивали друг друга и не строили подлых интриг. Они честно покупали ее.

— Проходи же, — Рой взял ее под локоть и подвел к дивану, — садись, расслабься, успокойся. Тебе ничего не грозит. — сам он уселся в кресло напротив, — я буду тобой любоваться.

Она выдержала его восторженно-пошлый взгляд. Восторг был искренний. Он боготворил ее, как давно желанную и дорого обошедшуюся ему вещь. Он рассматривал ее, как фанатичный коллекционер редкую картину, которой только он знал цену. Зела отвыкла от такого отношения и от таких взглядов, хотя это было ей знакомо.

По обе стороны дивана стояли свежие букеты в напольных вазах, цветы были явно инопланетного происхождения, столик был изящно сервирован и уставлен деликатесами.

— Тебя, конечно, ничем не удивишь, — тонко улыбнулся Рой, — но отведай вот этих устриц, даже мараги таких не пробовали.

— Я сыта, — отрезала она.

— Тогда глоток вина?

— Это лишнее.

Рой, тем не менее, наполнил фужеры рубиново-красным «Поцелуем розы».

— Напротив, — сказал он, глядя ей в глаза, — вино скрашивает ожидание. А я не хочу торопиться. Я буду любоваться тобой, а ты будешь привыкать к тому, что теперь я — твой хозяин.

Во всяком случае, это прозвучало откровенно. Хотя Зела и так догадывалась, какую роль он ей отводит. Ей показалось, что ее хотят возвратить в далекое-далекое прошлое, из которого она давно вырвалась. Она была уже совсем другая. Неужели этот самоуверенный болван этого не понимал?

Ей даже отвечать не хотелось. Она просто холодно смотрела на него.

— Тебе повезло, — улыбнулся Рой, — я буду лучше других. Ты еще не представляешь моих возможностей, Ла Кси, и моего великодушия… но у тебя еще будет время понять это и отблагодарить меня.

Зела чувствовала, что уже закипает от злости.

— С чего ты взял, — оборвала она его мечтательную речь, — что ты теперь мой хозяин?

— А с того, — тут же мрачнея, жестко сказал он, — что в этой игре победителем вышел я. Да, я! В прошлый раз Кера переиграл меня, но сегодня победа за мной. Не скажу, что это было просто, я шел к этому двадцать лет, я использовал все свои возможности, я безумно устал… и я хочу награды.

— Какой награды?

— Тебя, моя красавица.

Зела усмехнулась.

— Всего-навсего? Какой сложный путь ко мне!

— Я знаю тебе цену, — заявил он, — я не мог предстать перед тобой меньше, чем хозяином планеты. И я им стал.

Рой осушил свой бокал до дна. Видимо, в честь своей победы. За пошлой бравадой в нем действительно угадывалась огромная усталость. Невероятно было, если всё это он задумал и проделал один.

— Я должна восхититься? — сухо спросила Зела.

— Да уже пора, — надменно ответил он, но вопрос ему явно не понравился.

— Что ж, ты гениально всё продумал, — сказала она, — только почему-то не спросил меня. А я бы сразу тебе сказала, что никогда и никого не любила и не полюблю, кроме своего мужа.

— Перестань! — Рой досадливо поморщился и швырнул бокал на пол, — эту пьесу я уже видел! Мы играть в нее не будем. Я не закомплексованный Крептон, да и ты — не царица Росандра. Маску-то сними, дорогая. Мы не в театре.

— Я без маски, — сказала она, — и другого лица ты не увидишь.

— Может, ты еще не поняла, что произошло? — наклонился он к ней, глаза возбужденно горели, — планета моя. И всё, что на ней — мое, включая тебя, красавица. А твои Прыгуны и твой муж уже никогда не придут. Они даже с неба не спустятся. Они в прошлом! В таком глубоком прошлом, что тебе и не снилось! Четыреста веков вас разделяют, и выхода им оттуда нет!

«Живы!» — обрадовалась Зела, но тут же пришла в ужас, — «четыреста веков!» Это было дальше, чем другая галактика, чем другой край вселенной. Подлый Рой не смог от них избавиться в пространстве и избавился от них во времени. По-своему это было гениально.

— Значит, Ричард жив, — сказала она.

— Твой Ричард для тебя более, чем мертв. Скорее мертвец воскреснет, чем они оттуда выберутся.

Прозвучало это мрачно, как приговор. Зела все-таки глотнула вина, чтобы унять нервную дрожь. Для нее главное было, что все они живы, хоть и безумно досадно, что встретиться им больше не суждено. И Ричард никогда уже не узнает, как сильно она его любит.

— Так-то лучше, — взглянул на нее Рой, — налить еще?

— Спасибо, с меня довольно.

— Не будь такой скромной, детка. Я готов угождать тебе во всем, мне это нравится. И мне это по силам.

Зеле показалось, что он сейчас встанет и пересядет к ней на диван.

— Зато я угождать тебе не готова, — холодно сказала она, — и от тебя ничего не хочу.

Рой так и замер, чуть привстав над креслом. В голове у него явно что-то не укладывалось.

— Как ты сказала?

— Ты всё понял. И я не собираюсь повторять.

Странная полуулыбка появилась на его губах под тонкой ниточной усов.

— Так я не ослышался?

— Нет.

Ей снова пришлось выдержать его взгляд, при этом горячая волна втолкнула ее в спинку дивана. Фужер выпал из руки, вино вылилось на больничный халат, в котором она всё еще была. Хозяин злился или просто демонстрировал силу.

— Угождать — твое предназначение, — презрительно сказал Рой, — или я что-то путаю? Тебя создали именно для этого, и до сих пор у тебя это неплохо получалось. За это тебя и ценю, моя красавица. Так в чем дело? По-твоему, я тот, перед кем можно поломаться?

Это тоже были слова из какого-то глубокого прошлого. Из того жуткого времени на Наоле, где выживал сильнейший.

— Просто ты — не Ричард Оорл, — сказала она, — вот и всё.

— Мне плевать на твоего Ричарда! — снова обдал ее горячей волной Рой, — он проиграл!

— Возможно. Но ты ничего не выиграл.

Этот негодяй вскочил. Потом снова сел. Потом налил еще вина и выпил. Он был в тихой ярости.

— Может, ты всё еще думаешь, что ты в театре, примадонна? Так это жизнь, а не твоя пошлая пьеса. Это жизнь, и роль у тебя здесь совсем другая. С какой стати ты позволяешь себе то, что позволено только богине? Лицом и телом ты — Анзанта. Но она — это она, а ты — это ты! Ты просто красивая кукла для любви! И прекрати ломать комедию, терпеть не могу, когда играют не по правилам!

Он растратил всю свою любезность, и Зела, кажется, поняла, в чем дело.

— Так на самом деле тебе нужна не я, — усмехнулась она, — тебе нужна Анзанта? А для нее ты всего лишь жалкий скивр. Анзанта любит Ольгерда.

Рой даже побледнел после этих слов.

— Анзанта надменна и глупа, — презрительно заявил он, — и у нее нет плотного тела. Ты подходишь мне гораздо больше… а с Ольгердом мы уже в расчете. Я отнял у него гораздо больше.

— Что же?

— Я отнял у него сына.

Зела тихо ахнула.

— Он мой! — с неприкрытым злорадством заявил Рой, — ни одна женщина не стоит такого парня! Ваш Ольгерд дурак. Он столько раз проходил мимо и даже ничего не заподозрил!..

Мы в расчете, дорогая куколка. И с ним, и с ней. Всё выходит по-моему. А тебе пора вспомнить, кто ты есть.

— Я помню, — посмотрела она ему в глаза, — я жена Ричарда Оорла.

— Вдова, — ледяным тоном сказал он, — твой черный тигр тебе уже не поможет.

— Ты перешел к угрозам, Рой?

— Я бы к ним никогда не перешел, если б ты не была так глупа.

Он упрямо не хотел понять одной простой вещи: что он беседует не с той женщиной, какую себе вообразил. Эту разницу он чувствовал, она раздражала и бесила его, но признаться себе в этом он не мог.

— И что ты собираешься делать с моей глупостью? — спросила Зела.

— Что? — он криво усмехнулся, — ты не знаешь, что делают с женщинами, которые слишком долго ломаются?

Она смотрела на него, подавляя внутреннюю дрожь.

— Ты же не затем двадцать лет готовил переворот, чтобы просто изнасиловать меня?

От этой простой мысли он почему-то окаменел.

— Тебе ведь нужно от меня что-то другое? — добавила Зела.

— Мне нужно всё, — сказал он яростно, — в обмен на всё.

— Тогда это не ко мне. Я не буду ни любить, ни притворяться.

Рой встал. На лице была досада.

— Ты права. Я не затем ждал двадцать лет, чтобы испортить всё в первый же вечер. Тебе надо привыкнуть. Ричард избаловал тебя, а я этого не учел.

Он дошел до двери и там уже обернулся.

— Оставайся здесь. Если хочешь, можешь вернуться к своим подружкам… но по дворцу лучше не разгуливай. Эти дикари — не то, что я. Им твои чувства без надобности.

Пир всё еще продолжался. Из приемного зала доносился шум, который музыкой назвать было трудно. Грэф постоял на лестнице, решая, куда пойти, и подумал, что пора уже избавляться от этих дикарей. Он был эстет, шума, грубости и грязи не выносил.

Никакого торжества почему-то не было. Скорее усталость и некая досада: и это всё? Ему показалось, что он остановился на бегу и не знает, что делать дальше. И, главное, зачем?

Оливия уже спала, во всяком случае, пыталась уснуть, лежа в изящной кроватке, предназначенной для королевской дочери. Риция теперь спала совсем на других кроватях или вообще на голой земле. Аппирские правители тоже. И это было нормально. Всё в жизни должно меняться: века должны сменять века, дворцы и планеты — своих хозяев, женщины — своих мужей… он только чуть-чуть помогал этому процессу.

Олли включила ночник. Особой радости на ее лице тоже было не заметно.

— Почему ты не уймешь этих головорезов? — спросила она закуривая, — орут на весь дворец.

— У них пир, — усмехнулся он, — надо же отпраздновать победу!

— Если и завтра будет то же самое, я перееду в гостиницу.

— Там нет света. И тепла.

— Ты невыносим, — вздохнула она.

— Я разморожу все объекты, как только избавлюсь от шеорцев, — сказал он, — аппиры будут мне премного благодарны.

— Ты и тут всё продумал?

— Конечно. Народ должен любить своего правителя.

Она протянула руку и коснулась его лица.

— Тогда сбрей свою бороду. С ней ты сильно смахиваешь на дьявола.

Грэф только усмехнулся.

— Так я он и есть, я же говорил.

— Я тоже не святая, — посмотрела она своим мрачным, порождающим какое-то глубинное и темное желание взглядом.

Тело царицы Нормаах подошло для Сии идеально. Вся ее сущность выразилась в этих торфяных омутах глаз, густых дугах бровей, тяжелом подбородке, высоком росте, широких плечах и при этом змеино-узкой талии… Иногда он забывал, с кем общается. По привычке он всё еще называл ее Оливией и обращался к ней как к девчонке, да и сама она часто путалась в своих ипостасях.

— Пожалуй, ты еще пострашнее меня, — согласился Грэф.

Одним махом она избавилась и от сына, и от любовника, и от братьев. И была при этом совершенно спокойна! Он никогда не расправлялся с родственниками, он их просто не имел.

Чужих детей, да еще принадлежащих этим простейшим из плотного мира, ему было не жаль, но своего сына, своего бесценного мальчика, он бы не отправил в безвозвратное прошлое ни за что.

— Что значит, пострашнее? — сощурилась Олли, — хочешь сказать, что я некрасива?

Он взял у нее сигарету из пальцев и положил в пустой бокал.

— Хочу сказать, что мы друг другу подходим.

— А как же твоя вожделенная актрисочка? — усмехнулась она.

— Не всё сразу, — поморщился он, это было неприятно, — пусть привыкает.

— Меня ты предпочел изнасиловать!

— Да? — припомнил он, — и долго ты будешь еще злиться по этому поводу?

Оливия сощурилась и яростно разорвала на нем рубашку.

— Всю жизнь!

Он не любил эту дьяволицу, даже порой побаивался, но отвлекала она как хороший наркотик. Та темная муть, что снова стала подниматься в нем после разговора с Зелой, и в которой он никак не хотел себе признаться, отступила. То великое подозрение, которое уже стало закрадываться в его душу и которое было настолько чудовищным, что допустить его было невозможно, ушло. Погасло. Перестало отравлять и без того нелегкое существование.

Девичья кроватка Риции не подходила им совершенно. Они бросили на пол одеяло и подушки. Потом бросились друг на друга.

Вообще-то Грэф ожидал, что эта ночь пройдет у него совсем с другой женщиной, он не любил, когда его планы срывались, когда что-то не вписывалось в его схему, но потом перестал думать и об этом. Горячее тело Сии, ее бешеная «голубая плазма», ее мстительные укусы — это было то, что нужно в таком состоянии.

А потом пришла усталость, опустошение, а вслед за ними и тоска. Планета завоевана, соперники устранены, он победитель. Что дальше? Мирно внедрять сюда скивров, желающих спуститься в плотный мир? Похвальная задача… но слишком скучная. Это уже дело техники. Не с кем бороться, не с кем меряться силами, умом и хитростью! Впереди была только рутина.

— Как же я устал, — простонал он, уткнувшись лицом в подушку, и имел в виду, конечно, не секс.

Оливия прижалась к нему сзади своим горячим телом, она долго тяжело дышала, пока не успокоилась, дыхание ее обжигало его шею.

— А помнишь, мы ездили в Страну Сказок? — прошептала она, — катались в настоящей карете! А в павильоне викингов ты купил Льюису лук и стрелы, помнишь? А я подумала тогда, купишь ты мне такой же, или нет?.. А ты купил мне куклу. Такую огромную, почти с меня ростом… помнишь, дядя Рой?

Ведь что-то такое было. Была Страна Сказок, были дети, которые его боготворили, а он думал, что просто использует их. Была девочка, которую он создал, вырастил, вылепил, вытащил из обломков «Меркурия-2». С каким удовольствием он вырвал бы из нее эту мстительную Сию, но это было теперь невозможно. Это была одна и та же женщина. И это чудовище породил он сам.

— Я так ждала тебя всегда, — грустно добавила Олли, — с тобой было так хорошо и весело, и ты был тогда без бороды…

Грэф молча повернулся к ней, сгреб ее в объятья как что-то до боли свое, и прикрыл губами ее губы. Он боялся, что девочка Олли вот-вот пропадет, и вернется Сия. Она вся была какая-то мягкая и податливая и цеплялась за него, словно хотела спрятаться от одиночества.

У нее ведь и правда никого, кроме него, не было. Он целовал ее с каким-то вымученным удовольствием.

В опустошенном теле снова возникло желание, но совсем другое: не страстное, не бешеное, не агрессивное, просто желание еще большей близости с существом, которое ты создал и которому ты нужен. Странное это было чувство, незнакомое и непривычное, сродни тому, что он испытывал к Льюису. Оказалось, эти дети были дороги ему одинаково, как и дороги те дни, когда они гуляли вместе по Стране Сказок…

Он молчал, потому что даже себе самому не мог признаться в этом чувстве, а уж тем более ей. Грэф молчал, и как будто кто-то другой, а не он горячо дышал в ее пылающее ухо, склонялся над ее грудью, целовал ее гладкий живот и нежную мякоть меж раскинутых ног.

Он таким не был. Он так не умел. Он даже не любил ее.

— Что мы наделали, Рой? — спросила она с отчаянием, — Льюис же нас никогда не простит!

Зачем себя обманывать?

Из приемного зала всё еще доносились песни и визги. В этом гомоне чуть слышно было, как журчал ручеек в цветочном уголке Риции, за окнами кружил в темноте мокрый снег.

Столько параллельных действительностей вдруг переплелось, что становилось тошно.

Грэф сел, обхватив колени, замыкаясь сам в себе. Олли звала его в какую-то прошлую, нереальную действительность, в сентиментальную идиллию, где все они втроем идут, взявшись за руки: он, она и Льюис, — и жуют мороженое. Наверно, это было здорово… но он с его амбициями никогда бы не смог на этом остановиться. Он создан для великих деяний.

Он дьявол, если не бог, он победитель… и он всё сделал правильно.

— Не простит — ему же хуже, — сказал он хмуро.

6

Утром разбудил петух. Потом заквохтали куры. Милое было пробуждение для аппирских правителей. Ричард и ночь-то почти не спал, тоска таким камнем давила на сердце, что превращалась в боль. К тому же было тесно и душно, и голова мальчишки лежала у него на плече, не давая пошевелиться.

Парень был вроде бы взрослый, но совсем как ребенок. Таким нежным и ранимым долгое время оставался Ольгерд, всем позволяя собой командовать, даже девчонке Алине.

Алина потом его бросила… Кажется, Льюис тоже пережил что-то подобное. И мать потерял, как Ольгерд.

— Бедолага, — Ричард тихо погладил его по волосам.

Льюис спал крепко, куры его не донимали. От прикосновения он тоже не проснулся.

Несмотря ни на что, он спал на рассвете сладким сном младенца.

— Странно, — подумал Ричард с тоской, — мой внук стоит недвижим на Тритае, и вряд ли его теперь кто-то выручит, а я тут опекаю совершенно чужого мальчишку. Даже больше, чем чужого, сына того самого негодяя, что стрелял в Эдгара и засунул нас сюда…

Да, многое было странно и непостижимо в этой жизни. Ему казалось, что он сможет убежать от Зелы на Землю и влачить свои дни на Сонном озере, а оказалось, что он и дня не может прожить вдали от нее. Это было невыносимо.

Первым вскочил Руэрто. За ним выполз на утреннее солнышко Азол Кера, гнилые доски под ним предательски скрипели. Конс и Леций долго препирались, кому первому проходить в дверь: старшему или младшему. Это вопрос они решали уже лет сорок, а то и больше.

— Киньте жребий, — посоветовал Ричард, — а лучше спросите нашу ведьму, она вам точно скажет, кто из вас старший.

— Вот! — торжественно поднял указательный палец Конс, — наконец-то ты будешь знать свое место, мелкий выскочка!

— А ты перестанешь хамить старшим, — отозвался Леций, — и на тебя нашлась управа.

— На что ты надеешься, не понимаю? Я прекрасно помню, как ты вылез вслед за мной.

— Да ты всегда все путал…

Их голоса понемногу удалились. Ольгерд пошевелился. Он лежал у самой стены, обнимая Рицию. Дыхание у нее было ровное, но слабенькое. В сознание она не приходила.

— О чем они будут спорить, если эта ведьма их рассудит? — проворчал он.

— Эти найдут, о чем, — усмехнулся Ричард.

— Сны — один кошмарней другого, — помотал головой сын, — а пробуждение и того хуже.

— Тебе не нравится петух?

— Мне не нравится эпоха!

— Тише, — шепотом сказал Ричард, — Льюис еще спит, что ты орешь?

— Ты смешон, — с непониманием посмотрел на него сын, — это отродье Грэфа. Что ты с ним сюсюкаешь?

— Он не виноват ни в чем. Ему и так вчера досталось.

— Ну-ну, — Ольгерд встал, — что-то я раньше не замечал, что ты такой сентиментальный, папа.

— Ты просто не помнишь, — сказал ему вслед Ричард.

Завтрак состоял из кислого молока и лепешек. Хозяйка как будто помолодела за эту ночь.

Она улыбалась, разливая молоко по кружкам, а сама была в белом вышитом платье, волосы заплетены в косу и повязаны красной косынкой, на шее яркие рябиновые бусы. За неимением других красавиц, все дружно смотрели на нее.

— Натаскайте мне воды вот в эту бочку, — велела она, — и напилите дров. А я пойду в дальний лес за земляникой.

Правители выразительно переглянулись.

— Натаскаем, — кивнул Леций, проявляя похвальную гибкость мышления, — и напилим. Не извольте беспокоиться, мадам.

Ричард из этой суеты как-то выпал. Он сидел на крылечке, щурясь от утреннего солнца и чувствуя себя ленивым старым псом, забытым и несчастным. Ничего не хотелось, даже помахать топором.

Пока Кера с Ольгердом таскали воду, а Конс с Руэрто пилили дрова, Леций исследовал свои энергетические возможности. Энергия всё же была, правда, совсем не того порядка, что они привыкли, и накапливалась очень медленно. Чайник вскипятить удавалось, но остановить горную лавину уже не пришлось бы.

— Давай поработаем в паре, — предложил он Ричарду, — нам надо тренироваться.

— Найди кого-нибудь помоложе, — отмахнулся Ричард, — вон парень скучает.

— Не нравишься ты мне, Оорл, — покачал головой правитель, — совсем скис.

Отвечать ему на это не хотелось. Разве бы кто-то понял! Ричард посмотрел себе под ноги и сощурился.

— Ступеньки надо новые сколотить. И полки в доме совсем развалились.

— Да? — с недоумением уставился на него Леций, — эта мысль явно была для него неожиданной.

— Ты же любишь смену декораций, — усмехнулся Ричард, — вот и займись.

Воды Прыгуны натаскали достаточно и теперь поливали друг друга. Он всё сидел на крыльце и безучастно смотрел на это.

Элгира вышла из своей хижины с большой корзинкой. Она обошла его, коснувшись юбкой, потом присела перед ним на корточки.

— Пойдешь со мной?

Ее глубокие глаза смотрели ласково, так обычно спрашивают больных или маленьких детей. Ричард не привык к такому обращению. Добрая хозяйка явно взялась его опекать.

— В дальний лес? — уточнил он без энтузиазма.

— Идем, — уже серьезно посмотрела она, — тебе нужно.

А что, собственно, оставалось делать? Он встал, снял куртку, закатал рукава рубашки.

День обещал быть жарким. Возле калитки к ним подбежал Льюис.

— Вы куда? В лес? Можно я с вами?

Элгира покачала головой.

— Нельзя, — сказал Ричард, — иди тренируйся.

Они прошли через всю деревню, по пыльной дороге, ведущей в княжескую столицу, через зеленое цветущее поле, через реку по узкому навесному мостику. Лес начался с кустарника и быстро перешел в сосновый бор. На залитых солнцем лужайках краснели меж зеленых резных листочков спелые ягоды, стрекотали кузнечики, гудели шмели, стучал дятел.

Наверно, это называлось раем.

— Спасибо, что вытащила меня, — сказал Ричард, присев на мягкую траву, — мне давно этого не хватало.

— Я знаю, — взглянула на него лесная ведьма, — тебе плохо.

— В жизни не чувствовал себя таким беспомощным, — признался он, раз уж она всё равно читала мысли, — я даже на чудо не могу надеяться.

Элгира подсела ближе, в ладони ее была земляника.

— Ты не спал всю ночь. Я знаю. Ты думаешь о красивой зеленоглазой женщине, которая тебя не любит. Мне это странно. Если б я не ждала своего мужа, я выбрала бы только тебя. А я вижу всех насквозь.

Ричард даже смутился от такой откровенности, не говоря о том, что он удивился.

— Разве ты не видишь, что я стар и ленив? — усмехнулся он.

— Ты болен, — сказала она, — душа твоя больна. Наш лес залечит эту рану.

— А давно ты ждешь своего мужа? — спросил он, меняя тему: обсуждать свою «рану» ему как-то не хотелось.

Ответ его изумил.

— Триста лет.

— Триста лет?!

— Да. Он не вернулся с охоты.

— И ты всё еще его ждешь?!

— Конечно.

— Васки живут так долго?

— Не все. Я не хочу умирать, пока не дождусь своего Паэлло.

Звучало всё это фантастически.

— Что значит, «не хочу»? — спросил он.

— Можно задержать старость, — спокойно сказала Элгира, — протягивая ему ягоды на ладони, — можно сохранить молодость. Но не все этого хотят, и не все этого достойны. Ключ Термиры горяч, он сжигает зло. Если зла в тебе слишком много, можно сгореть дотла. Он жизнь, но он и смерть.

— Интересно…

Ричард наклонился и съел у нее с ладони землянику. Как малое дитя. Он никогда еще не встречал такой женщины, такой светлой, такой мудрой, такой странной. И уж, конечно, сильной. Триста лет прождать своего охотника!

— Многие боятся Термиры, — сказала она, — и правильно делают. Да я никогда и не скажу им, где ключ.

— А мне? — поднял он лицо.

— Я тебя туда и веду, — улыбнулась ведьма.

Странно всё это было, как во сне.

— Считаешь, я достоин?

— Кто же, если не ты?

— Эх, Элгира! — вздохнул он с безнадежностью, — во мне столько зла!

— Это не то зло, — покачала она головой.

— Что ж, посмотрим. Терять мне всё равно нечего.

Они отдохнули и отправились дальше. Тропинки не было, Элгира уверенно находила дорогу среди деревьев, холмиков, топей и огромных мшистых камней, а он давно уже заблудился. Совсем заблудился: и в пространстве, и во времени, и в своих чувствах.

Только к полудню они пришли к лесному озеру, маленькому, прозрачному, гладкому как зеркало.

— Ключ не здесь, — улыбнулась ведьма, — он там, в камнях. Здесь ты искупайся, чтобы отдаться Термире чистым.

Жара была страшная. Ричард давно уже взмок в своих термостатных штанах и ботинках, рубашка к телу просто прилипла. Вода манила своей чистотой и прохладой. Чем-то вся эта сказочная страна напоминала родную Лесовию. Она и правда залечивала раны.

Он разделся и нырнул с крутого каменистого берега. Элгира тоже разделась и зашла в воду по пологому песчаному склону. Вышли они вместе.

— Идем, — она взяла его за руку, — всё будет хорошо.

Как послушное дитя, он двинулся за ней. В этом было что-то первобытное — бродить такими беззащитно-голыми по лесной чаще, а если еще учесть, что это не твоя планета и не твое время, то вообще пропадало чувство реальности. Где-то стоял в неподвижности его Эдгар, где-то его дочь страдала в лапах захватчиков, где-то наверняка домогались к его жене, а мальчишка-внук остался один за всех… а он преспокойно гулял по солнечному лесу!

Камни лежали будто нарочно, чтобы скрыть от всех волшебный источник. Он был в ширину не больше лужи и не глубокий. От воды шел пар. Элгира окунулась первая, нырнула с головой, но потом встала. Ей было по плечи. Ричард присел на край. Он вдруг подумал, а стоит ли? Зачем ему всё это нужно? Зачем какая-то молодость?

Дело было не в страхе, дело было в смысле. До сих пор ему было просто интересно, он шел как под гипнозом, зачарованный этим лесом, этим солнечным светом сквозь кроны, этим озером, этой женщиной из древних поверий… но были ли у него силы бесконечно тянуть лямку этой жизни? Неужели ему придется вновь помолодеть и всё начать сначала в этом чужом, первобытном мире?

— Ты уже пришел, — сказала она, отвечая на его мысли, — ты дошел, Ричард Серый Коготь.

Твой путь пролег сюда. Не мы определяем свою дорогу, это нам только кажется. На самом деле нас ведет судьба.

— Ну и виражи она закладывает, — усмехнулся он, но это образное выражение лесная женщина вряд ли поняла.

— Иди, — уже строго сказала она, — не искушай судьбу. И не дразни Термиру.

Ричард медленно окунулся в горячую воду источника. Вокруг вздымались глыбы серых камней, над ними простирались лапы сосен, а над головой сияло голубое небо. Где-то высоко-высоко кружили ласточки. «А почему бы, действительно, еще не пожить?» — подумал он, раскидывая руки и как будто впитывая в себя всю эту красоту, — «Небо всегда будет небом, и птицы будут летать в нем, и сосны — рваться в высь, и мхи — облеплять ленивые камни, и дятел будет стучать по стволам в звенящей тишине… и немало еще дел в этом прекрасном мире может быть у черного тигра, даже если Зела его и не любит».

Он окунулся с головой и пробыл под водой очень долго, сколько мог. Потом наслаждался дыханием, хватая ртом воздух. Элгира приблизилась и погладила его мокрые волосы.

— Скоро твоей седины не будет. Моей тоже.

Морщинки на лице ее разгладились, зеленовато-желтые глаза сияли. По вытекающей логике вещей он привлек ее к себе и слился с ней губами. Всё получалось как-то само собой, стремительно и естественно, словно и правда судьба уже выложила тропинку.

От прилива сил кружилась голова. Они лежали на цветущей опушке, на мягкой траве, под шелестящими кронами, под теплым летним небом… Грэф и не подозревал, какой рай он уготовил своим врагам!

Элгира была горяча и ласкова, озноб пробегал по коже от травянистого запаха ее мокрых волос, Ричарду было хорошо с ней и очень легко, но он привык совсем к другой женщине, и второй такой не было на свете. Зела была одна. Ему не хватало ее ослепительной красоты, ее бездонных глаз, нежной мягкости ее изумительного тела, его плавных линий, по которым с наслаждением скользит рука, его податливой гибкости, его полного соответствия ему.

Лесная ведьма была худенькая, незнакомая, неожиданная, где-то медлительная, где-то чересчур торопливая. Она была другая. А в целом всё прошло нормально, как у нормальных мужчины и женщины, оторванных от всего, когда на помощь им приходит вся красота природы. В какие-то мгновенья он был даже счастлив.

Где-то далеко, на берегу озера остались их вещи, а они всё лежали на траве беззаботно и беспечно. Элгира сплела венок из анютиных глазок и лютиков и надела себе на голову. Она была совсем как юная девушка в эту минуту. То ли счастье ее так украсило, то ли волшебный источник.

— Я думала, что я ждала мужа, — улыбнулась она, — оказалось, что я ждала тебя. Я триста лет ждала тебя, Ричард Серый Коготь. Я сразу тебя узнала.

— Я могу уйти, — предупредил он, — у судьбы крутые повороты.

— Это уже не важно, — глаза ее по-прежнему сияли, — ты пришел! Ты лучше всех! И ты был со мной.

— Ты странная, — сказал он, гладя ее плечо.

— Я древняя, — вздохнула она, — и всё понимаю.

— А я уже перестал что-то понимать, — усмехнулся он.

Элгира наклонилась и коснулась губами его груди.

— Ты великолепный черный тигр, Ричард. От тебя хорошо рожать детей, которые будут похожи на тебя.

Это лестное замечание его слегка встревожило.

— Вообще-то, дети у меня уже есть…

— Я знаю, — улыбнулась Элгира, — твой сын очень красив. Твой внук тоже.

Тут он действительно запутался. Какой внук? О чем она? Эдгар никогда не считался красавцем, а у Герца вообще не было определенной внешности. И оба были там, за бездной веков. Оставалось только изумляться глубине и дальности ее прозрений.

— Может, Герц и будет красавцем — сказал он, — но пока это чучело огородное.

— Не Герц, — тоже слегка удивилась ведьма, — Льюис.

— Льюис?!

— Ну да. Все наши девушки в него влюбились.

— Ты что-то путаешь, — Ричард даже привстал от неожиданности, — Льюис мне не внук, я просто пожалел его. Он вообще с нами случайно.

— Я никогда ничего не путаю, — покачала головой Элгира, — я знаю. Он славный мальчик.

И такой же белый тигр, как Ольгерд. Странно, что вы этого не знали!

У Ричарда даже в голове зашумело от такого допущения.

— Этого просто быть не может, — возразил он, — Льюис говорил, что его отец Грэф, тот самый мерзавец, что нас сюда забросил!

— Я не знаю, что он говорил. Я знаю, что говорю я, — ведьма пожала плечом, — да и ты давно это чувствуешь. Разве нет?

— Ну знаешь…

— Что-то не так? — внимательно посмотрела она, — разве плохо иметь такого замечательного внука, Ричард? Наши охотники-львы были бы счастливы.

— Ты меня совсем запутала, — нахмурился он, возвращаясь из сказочного царства в суровую действительность, — мальчишка славный… но если он Грэфу не сын, то тот вряд ли за ним явится. Никакой у нас надежды на возвращение, ты понимаешь?

День пролетел незаметно, такой длинный-длинный летний день. Сначала Льюис поколол дрова, что получилось далеко не сразу. Потом стал упражняться в энергетических фокусах.

Он был самый неопытный из Прыгунов, и все давали ему советы. Он старался держаться подальше от Ольгерда и Руэрто и сожалел, что добрый Ричард ушел в дальний лес.

Приходили Дибагор и его друзья, принесли луки со стрелами и охотничьи ножи, другого оружия у лесных жителей не было. Привели связанного барана на обед. Млая тоже прибегала вместе со своими подружками. Они похихикали за плетнем и скрылись.

День клонился к закату, а хозяйка всё не возвращалась. Льюис сидел на недопиленном бревне. Ему интересно было смотреть, как Прыгуны борются друг с другом. К сожалению, он не видел цветов и не различал, где «щит», где «меч», где «сфера», где «зеркало»… у них было много всяких приемов, о которых он даже не слышал, но всё равно было здорово наблюдать, как они дерутся невидимым оружием.

Ольгерд Оорл послонялся по двору и подсел к нему. Он тоже цветов не видел.

— А как же вы сражаетесь? — спросил Льюис, подавляя неприязнь к этому человеку: все- таки жили под одной крышей, надо было как-то искать общий язык.

— Я не сражаюсь, — усмехнулся Ольгерд, — я тигр мирный.

Льюис посмотрел на него и отвернулся.

— Я бы не сказал.

— Да? — Оорл закашлялся, словно поперхнулся, — ну извини.

Сразу стало как-то легче.

— А вы какой тигр? — спросил Льюис, — белый?

— Да, белый.

— А ваш отец?

— Черный.

— А чем они отличаются?

Оорл поморщился.

— А черт его знает!

— Как же так? — удивился Льюис.

— Понимаешь, все они выходцы с Земли, млавны. Должны были быть одним народом, как скивры-львы, например. Но они взяли и разделились на белых, черных и эрхов, и каждый пошел своим путем. Так что меня поддерживают белые тигры, а Ричарда черные. Белые ленивы, а черные драчливы. Вот и вся разница.

— А я тоже белый тигр, — сказал Льюис.

Ольгерд только пожал плечом.

— Поздравляю.

Прыгуны дрались уже двое на двое. Конс и Леций против Кера и Руэрто. Братья были такие разные, но действовали они очень слаженно, у них даже движения совпадали, как в балете. Льюис всё ждал, когда же они схватятся друг с другом, это было самое любопытное, но они так и не схватились. На Кера он смотрел с благоговейным ужасом. Он знал по рассказам, что именно он когда-то победил Грэфа.

— А кто из Прыгунов самый сильный? — спросил он Ольгерда.

— Смотря в чем, — ответил тот, — в статике сильнее Ричарда никого нет. В схватке Кера сильнее, но Конс виртуознее. Руэрто рекордсмен по прыжкам. Сферу дольше всех удерживаю я. Герц наоборот мгновенно заряжается и разряжается. А Леций просто бездонная бочка: уж сколько лет его высасывают все, кто может, а он всё жив. Так что, все разные…

Ольгерд улыбнулся, и улыбка на его небритом, суровом лице выглядела как-то странно.

— А если тебе надо просто подкову согнуть, то сам знаешь, к кому обратиться.

Азол Кера в это время уже обливался из ведра. Льюис почему-то сразу вспомнил Анастеллу, а потом и вечеринку у них дома, где играли в фанты, и она поцеловалась с Руэрто, наверно, тогда и влюбилась в него. А они с Ольгердом Оорлом изображали восьмилапого тави-тави с планеты Сакун в брачный период. Как всё это было давно! И как всё изменилось…

«Бедная Анастелла», — подумал он уже без всякой ревности, — «что там с ней сейчас?

Теперь уж ей не до рисунков и не до бабочек на стенах. Ни отца, ни жениха, ни ее троюродных дядей-Прыгунов… а мой отец…» Тут ему снова стало худо, как будто весь воздух вокруг стал ядовитым. Он до боли стиснул руки.

— Ну?! — огляделся облитый Азол Кера, — и когда мы будем есть?

— Действительно, — усмехнулся Руэрто, — где слуги и подносами?

— На лепешках мы долго не протянем, — согласился Конс.

Все молча посмотрели на барана, привязанного к дверце сарая. Баран посмотрел на них.

— Первый раз мне подают ужин в таком виде, — признался Леций.

— Мне тоже, — сказал Конс, — ну и что будем делать?

Правитель аппиров посмотрел на брата и раздраженно развел руками.

— Откуда я знаю, что делают с баранами?!

Этого, кажется, не знал никто.

— Может, подождем Элгиру? — несмело предложил Льюис.

Он готов был побороться с голодом и перебиться кислым молоком, лишь бы не трогать несчастное животное, но вряд ли другие были на это согласны.

— На Земле из баранов делают шашлык, — заявил Ольгерд.

— Каким образом?

— На костре, на слабом огне. Мясо нанизывают на шампур и кладут на жаровню…

— Погоди, — Леций поморщился, — какое мясо? У нас пока баран.

— А внутри у него баранина.

— Так то внутри.

— Что ты на меня так смотришь? — недовольно отвернулся Ольгерд, — думаешь, я буду потрошить твоего барана?

— Почему это моего?! — возмутился Леций, — я что, один есть хочу? Кто у нас самый голодный? Азол?

— Я?! — Кера попятился, — да вы что…

Прыгуны были эстетами. Кера, Леций и Руэрто преуспевали в этом особенно. Льюис даже не представлял, как они из этой ситуации будут выпутываться. Препирались все минут десять, не меньше. Убивать беззащитное животное никто не хотел.

— Пора тебе самому засучить рукава! — наступал Конс на Леция, — дрова ты не пилишь, воду не носишь, только командовать умеешь!

— А ты и этого не умеешь, — отмахивался Леций, — тебе бы только критиковать!

— А кто тебе еще скажет правду?! Только старший брат!

— Старший пока еще я. И не смей мне приказывать.

— Ты младший! Поэтому я и распустил тебя до неприличия! Пока ты тут отплясывал свои энергетические танцы, мы уже напахались. Теперь твоя очередь. Иди и убей барана.

— Я еще никого не убивал. В отличие от тебя!

— Подумайте, какой святой Леций отыскался!

Льюису было неудобно, что он присутствует при этой сцене. Он не знал, что это совершенно нормальный и давно установившийся стиль общения между братьями.

— Давайте, я приведу Млаю, — сказал он в паузе, когда Конс вдыхал, а Леций выдыхал, — она нам что-нибудь посоветует.

— Иди, — подтолкнул его под локоть Ольгерд, — беги!

Млая копалась в грядках. Она радостно улыбнулась, увидев Льюиса на своей территории. Вообще, эти золотые львы и особенно львицы были очень улыбчивы. Они были счастливы, едины с природой, сильны, ничего не боялись, ничего не стеснялись.

Удивительный был народ!

— Млая! Мы не знаем, что делать с бараном! — в отчаянии признался ей Льюис.

Четыре льва и два тигра оказались совершенно беспомощными в такой первобытной ситуации. В этом стыдно было признаться, особенно после того, как они согласились защищать деревню.

Девушка вытерла руки о передник, на круглом личике разливался румянец.

— А что вы хотите от барана?

— Мы… вообще-то мы хотим его съесть.

— И в чем дело?

— Как в чем? — Льюис потупился, — его же сначала надо убить. А он смотрит.

— Смотрит?

— Ну да.

— Почему же Элгира не усыпит его? Ему не будет больно.

— Элгира в лесу.

— Хорошо, — Млая снова улыбнулась, — пойдем.

Она погладила барана по спине, что-то шепнула ему на ухо, пропела какую-то короткую песенку-заговор. Животное опустилось на колени, а потом и вовсе свалилось на бок.

— Вот и всё, — поднялась с земли юная ведьмочка, — он вас простил. Теперь его мясо не отравит вас.

— Учись, — зыркнул на брата Конс.

Леций не обратил на это никакого внимания.

— Спасибо, девушка, — сказал он, подходя к ней, — может, теперь научишь, что дальше с ним делать?

— Научу, — согласилась она.

Правитель аппиров вздохнул и закатал рукава.

На закате, когда на костровище за домом полыхал огонь, а туша барана целиком крутилась над ним на вертеле, как в фильмах-сказках о лесных разбойниках, когда вдали от костра уже стало прохладно, а голод просто замучил, наконец появилась хозяйка.

Ни она, ни Ричард Оорл совершенно не выглядели усталыми, наоборот как будто помолодели. Наверняка они видели что-то интересное! Льюис пожалел, что его с ними не было.

— О! — радостно оглядела всех Элгира, — вы времени даром не теряли!

— Это уж точно, — усмехнулся Леций, он усердно крутил вертел.

— Держи ягоды, малыш, — Ричард протянул ему полную корзину земляники.

Пахла она одуряюще. Этот аромат перебил даже запах жареного мяса.

— Спасибо, — сказал Льюис, поднимая наконец лицо от корзины, — хорошо было в лесу?

— Отлично, — ответил Ричард ласково, — мы с тобой туда еще сходим.

— Правда?

— Конечно. И еще вон того хмурого дяденьку прихватим.

Он кивнул на Ольгерда Оорла. Рядом с Ричардом Льюис был готов терпеть кого угодно, даже его строгого сына.

— Эй! Оорл! — крикнул Леций от костра, — как прогулка?

— Тебе бы понравилось, — усмехнулся Ричард.

— Ты как будто повеселел?

— Да вроде.

— А мы тут упахались совсем, — заметил Руэрто, — у меня даже мозоли на руках!

— Не повезло тебе, — сказал Конс, — а Оорлу повезло.

Все рассмеялись, рассаживаясь у костра. Мясо было готово.

— И вообще, — добавил Конс возмущенно, — что это такое?! Почему, если одна женщина на всех, то она обязательно достается Ричарду?

— Пора бы уже и привыкнуть, — сквозь смех ответил ему Леций.

Элгира только загадочно улыбалась. Льюис ел и смеялся вместе со всеми. Он и правда принимал всё это за шутку: как и все юнцы, он был уверен, что любовь бывает только в молодости. Всё смешалось в желудке: ягоды, мясо, травки с грядки. Всё смешалось и в душе: боль и радость, смех и слезы…

— Сейчас бы трубочку закурить! — лениво развалился на траве Руэрто.

— И теплую ванну, — мечтательно добавил Леций.

— И парочку наложниц, — взглянул на Нриса Азол Кера, — да, Руэрто?

— Только не здесь! — помотал тот головой, — на этих львицах жениться нужно, ты что, не слышал?

Как же он Льюиса раздражал…

— Твоя жена будет жрицей Термиры, — посмотрела на него хозяйка.

— Что-о?! — Руэрто подскочил, — какой еще Термиры?!

— Богини Жизни и Смерти.

— Даже и не надейтесь, — отмахнулся он, — я не женюсь никогда. Тем более на какой-то жрице. Я не Эдгар. Так что передайте вашей невесте…

— Я говорю то, что знаю, — пожала плечом Элгира.

— Кое-чего лучше бы и не знать, — проворчал он.

Все снова рассмеялись.

Над костром уже вспыхнули яркие летние звезды. Хорошо было быть здесь и сейчас и не думать ни о чем другом, даже о том, что безвозвратно потеряно в глубинах грядущих веков.

В подвале «Корки апельсина» горели свечи. Электричества, как и отопления, в Менгре не было нигде. Самые расторопные аппиры уже побывали в лесу и принесли на своем горбу дрова, которые жгли прямо в квартирах. Ни один модуль и монокар не двигался, спасали разве что тележки и тачки.

Герц поежился от холода.

— Ну-с-с? Кого еще ждем?

— Щелкунчика нет, — послышалось из темноты, — его так и не нашли.

— Что ж, начнем без него.

Идея вампирам в общем понравилась. Тем более, что полезное совпадало с приятным.

— Они превратили студенческое общежитие в казарму, — сказал Жираф, мотая высокой шеей, — надо бы заслать к ним Дикси Скара, пусть прогуляется по коридорчикам!

— Ага! — довольно добавил кто-то, — и Энию вместе с ним.

— Энию — это будет слишком, — возразил Герц, — надо действовать постепенно. Если они все сразу передохнут, начнется шухер. Нам надо, чтобы они просто стали все вареные и сонные как клопы в чемодане. Так что не переусердствуйте, понятно?

— Что ты нас затыкаешь, Рыжий? — поднялся со своего места Краб, — одна твоя толстуха- Эния целый полк высосет разом… на своей шкуре убедился… так чего тянуть?! Видеть не могу, как эти косматые рожи топчут нашу землю! Это наша планета! Пусть убираются на свой Шеор или сдохнут тут! И чем быстрее, тем лучше!

— Думаешь, я не хочу побыстрее от них избавиться?! — рявкнул на него Герц, — или скажешь, что я не люблю свою планету?!

— Так какого черта?!

— Дурак! Их слишком много! Всех сразу мы убить не сможем, а остальные, когда сообразят, в чем было, начнут мстить! Ты этого хочешь?!

— Рыжий прав! — поддержала его Киска Кендра, — мы должны всё делать незаметно. Кто не умеет, обращайтесь ко мне.

— Прав! — на этот раз поднялся Дикси, — может, и так… Только я не понимаю, чего это он тут раскомандовался?

Он уставился на Герца своими крысиными, горящими в темноте глазками.

— Ты даже не вампир, Рыжий. Что ты вообще тут делаешь?

— Дерьмо, — посмотрел на него Герц, — мало ты от меня сосал? До сих пор мое присутствие тебя только радовало!

— Пока ты не лез командовать!

— Ах, тебе это не нравится?!

— Да, не нравится! Когда какой-то сопляк будет указывать, кого и сколько мне высасывать!

Что еще за новости!

«Пора признаваться», — понял Герц. Такой открытый саботаж мог увести разговор совсем в другую сторону. А сейчас слишком важно было объединиться и договориться.

— Я рожден, чтобы командовать, — заявил он, — и имею все права на это.

— Чи-во?!

— Та-во! — он гордо выпрямился и расставил ноги пошире, для устойчивости, — я наследник престола, Аггерцед Арктур Индендра, — объявил он громко, — пока отца нет, я за него. И я знаю, что делать. Все поняли?

Кто-то свистнул, остальные погрузились в гробовое молчание.

— Все поняли? — переспросил он, — или стены разнести?

— Я подозревал, Рыжий, что ты знатный выродок, — проворчал Дикси Скар, — может, скажешь, где твой папочка? Куда это подевались наши защитники Прыгуны? Мы им верили, мы на них надеялись, работали на них…

— Уж ты и работал! — толкнула его в бок Пума.

— Я еще не знаю, что с ними, — признался Герц, — но по крайней мере один Прыгун на планете есть и он перед вами.

Разговор кончился мирно. С вампирами удалось, в конце концов, договориться и поделить зоны влияния… но дело свое они знали и опустошили Герца основательно. Шутка ли — побывать на таком сборище! Ему хватило сил только допрыгнуть до дворцовой кухни и проплестись на винный склад.

Утром он очнулся на полу среди бутылок. Повара уже готовили завтрак на огромное количество солдат, оккупировавших дворец, и ворчали по поводу того, что скоро кончатся все запасы. Бхоттер сказал, что за ночь как будто ничего страшного не произошло, только госпожа Норки упала с лестницы, но ничего себе не сломала.

— Это я знаю, — усмехнулся Герц и побрел к раковине умываться.

Госпожу Норки толкнул он сам. Ему сообщили, что эта дикая выдра пырнула кинжалом его мать. Он был готов убить ее, и только опасение выдать себя и поломать всю игру удержало его от превращения наглой охотницы в пылающий факел.

Потом царская невеста повела себя как-то странно: ни с того, ни с сего стала защищать его и что-то втолковывать своим стражам. А в завершение (о, ужас!) повисла у него на локте и жалобно попросила проводить ее.

Он проводил. Он привел ее в свои покои, усадил на свою кровать, развел огонь в своем камине. Как в абсурдном сне! Энергии у этой куклы не было вообще. Кеция постаралась на славу.

— Помоги, — она вытянула перед ним ноги в сапогах.

Герц сидел на полу, подразумевалось, очевидно, что он должен ее разуть. Его аж передернуло. Снимать сапоги стерве, которая только что чуть не прикончила его мать?! Это не говоря о том, что он наследный принц…

— Ты не думай, я не неженка, — вдруг смущенно сказала Норки, — я всегда сама раздеваюсь… просто мне очень плохо. Правда.

Он еще неважно знал язык, только один раз и бегло просмотрел шеорский словарь вместе с другими слугами, но смысл ее слов он понял. Она была не неженка и ей было плохо. Герц проскрипел зубами и снял с нее сапоги.

— Спасибо, Арктур.

Что-то больно скромная была эта царская невеста с кинжалом, просто сама невинность.

— Пожалуйста, — буркнул он.

— Душ, — посмотрела она на него, — сделай мне воду с потолка.

— Воду с потолка?

— Да. Горячую. Я всегда обливаюсь холодной… но сегодня совсем нет сил.

Она как будто извинялась, эта кукла с надменным личиком.

Герц пошел в свой зал с бассейном, включил голубой, а потом фиолетовый свет, пустил горячую воду снизу и сверху, настроил силу струй по своему вкусу, размышляя: не утопить ли эту дуру совсем?

Когда он обернулся, дикая охотница стояла перед ним совершенно голая, только длинные до пола черные волосы прикрывали ее тонкое и совершенно беззащитное в своей наготе тело.

— Всё г-г-готово, — пробормотал он в растерянности.

Она спокойно и ни капли не стесняясь скрылась в фиолетовых струях. Он стоял, тупо соображая, что делать? Утопить ее? Изнасиловать? Ошпарить кипятком? Или оставить всё как есть? Последнее было самым трудным.

Как скромный и вышколенный слуга, он удалился и покорно сел ждать ее в своей спальне. Там он уже понял, чего хочется больше — уложить ее на кровать и попробовать ее инопланетное тело на вкус… а уж потом можно и утопить!

Потом она вышла, надела его аппирский халат и преспокойно забралась в нем под одеяло. Герц выключил воду.

— Говорят, здесь жил царевич? — спросила она.

— Угу, — кивнул он.

— Он был странный…

— Ничего странного. Царевич как царевич.

— Он носил парики и юбки… как рургские матроны. Настоящий воин никогда не будет так наряжаться.

— А разве царевич должен обязательно быть воином? — спросил Герц уязвлено.

Норки посмотрела на него удивленными, синими как фиалки глазами.

— А как же?

Она была безумно хороша в эту минуту. И как только такие красавицы могут завоевывать чужие страны и размахивать там кинжалами?

— Не с кем было воевать, — буркнул Герц.

— Как не с кем? — еще больше удивилась она, — мы всегда с кем-то воюем. Так устроен мир.

Он спорить с ней не стал, только пожалел о ее непросвещенной дикости.

— Так устроен мир, — грустно повторила она, — победители и побежденные, правые и виноватые, господа и слуги… знаешь, Арктур, ты ничего не бойся. Дуплоги свирепы, убивают без разбора, я не раз это видела… но тебя я не дам в обиду. Ты будешь служить мне и будешь под моей защитой. Хорошо?

Он просто осел на пол и уткнулся спиной в камин от такого заявления.

— Х-хорошо…

— Сейчас бы глоток вина, — зябко поежилась его новоявленная защитница, — ты случайно не знаешь, где твой хозяин держал вино?

— Случайно знаю, — вздохнул он, — под кроватью.

Он налил ей «Сладкой тины забвения» и изумленно смотрел, как она прикладывает свои розовые губы к краю фужера и делает осторожные глотки. Защитница! Сама еле дышит.

Даже нудные теверги умерли бы со смеху, если б узнали, какая покровительница отыскалась у наследного принца!

Он и не заметил, как стал для нее донором. Щечки у первобытной охотницы порозовели, грустные глаза заблестели, даже ее унылая поза поменялась, «белое солнце» пришлось ей по вкусу. «Вот тебе и придушил», — усмехнулся он про себя.

— Ну вот, — вздохнула она, протягивая ему пустой фужер, — мне уже лучше, — хорошее у вас вино.

На это возразить тоже было нечего.

7

Умывшись, он первым делом навестил Зелу. Она переночевала в янтарной гостиной на диване и рассказала, что Рой уже имел с ней беседу. Герц не успел как следует разозлиться на этого нахала, как она его обрадовала. Оказалось, что все Прыгуны живы, и это было самое главное.

— Теперь их надо как-то вызволить оттуда, Герц, — умоляюще посмотрела она, — неужели ничего нельзя придумать?

— Я, конечно, спрошу Герсота, — ответил он, — но вряд ли кто-то сможет это сделать, кроме самого Роя… да ты и сама это понимаешь.

— Понимаю, — с тоской посмотрела она.

Потом он навестил мать в больнице. Флоренсия сказала, что рана не опасная, а если Леций жив, то она тем более скоро поправится.

— Возможно, Герде даже повезло, — заявила она, — теперь Улпард оставит ее в покое хоть на время. Эта дикарка, сама того не желая, оказала ей большую услугу.

— Да, — кивнул он, — странная баба…

Днем он увидел ее, но тайно, из-за цветника в зеленой гостиной. Там Улпард со своими приближенными принимал возмущенных инопланетных послов. Норки сидела рядом с ним за столом, надменная, строгая, в своей черной коже с ремнями и с волосами вокруг шеи.

Слабость ее прошла, вернулась неприступность. Герц сидел на полу, не дышал, прислушивался к разговору, но смотрел почему-то только на нее.

Рой выступал переводчиком и делал вид, что здесь всё решает Улпард, хотя даже дураку и даже без перевода было ясно, кто здесь хозяин.

«Зачем она сидит с ними?» — думал Герц, разглядывая тонкий профиль инопланетной красавицы, он уже видел, какое юное, нежное и беззащитное тело скрывается под этой черной кожей, — «она же совсем не такая, как эти головорезы! И зачем ей сдался этот балбес Улпард? Что он понимает в любви с такими кулачищами?!» Лисвисы требовали отопления. Они умирали от холода, а дров им не завезли. Посол Гранидвааль из зеленого стал синим и в пупырышек, зубы его стучали, а руки тряслись. Даже дворцовое тепло не могло его отогреть. Не лучше выглядели и его спутники.

«Бедняги», — посочувствовал им Герц, — «вот тевергам, наверно, в самый раз!»

— Тут какие-то дети бегают по дворцу, — заявил один из охранников, — черный и зеленый.

Мы думали, что бесы болотные… но похоже, что ихние, вот этих.

— Приведите, — распорядился Улпард.

В гостиную привели Фальга и Аолу. Малышка как всегда ныла, а парень зловеще зыркал своими крокодильими глазищами. Герц заволновался, как бы чего не вышло.

— Это лисвисы, — согласился Гранидвааль, — но я их не припомню в нашем квартале.

— Лисвисы? — поморщился Улпард, — так забирай их! Нечего вашей нечисти разгуливать по дворцу!

Рой перевел это в более мягкой форме, иначе культурный лисвис просто грохнулся бы в обморок.

— Я, конечно, заберу их, — вежливо начал виалийский посол, но… э-э-э… возможно, это дети Кантинывээлы вэи? Я… э-э-э… могу ошибаться, но…

— Приведите Кантину, — распорядился Рой, не дослушав его длинную речь, и уточнил тупоголовым шеорцам, — зеленую женщину из дубовой гостиной.

Зеленую женщину скоро привели. Эта стерва, жена брата, выглядела великолепно. Герц подсматривал из-за цветочной клумбы и тайно ею гордился. Он даже на Норки любоваться перестал, так эта жрица была хороша и фантастична.

Аола хныкала, Фальг зыркал глазами. Кантина взглянула на них мельком и отвернулась.

— Это твои дети? — спросил Рой.

— Это? — она пожала плечом, — нет.

— Нет? Что-то мальчишка мне кого-то напоминает.

— Я же сказала, — взгляд ее был совершенно спокоен, — мои дети на Вилиале.

Рой обошел ее, разглядывая со всех сторон.

— А твой муж на Тритае, — усмехнулся этот мерзавец.

— Муж? — Кантина и тут не дрогнула, — о чем это вы? Где это написано, что я замужем?

Мой первый муж убит на Тритае жрецами, второй сошел с ума на Желтом острове, третьему тритоны Бугурвааля устроили катастрофу. Так что я… — она выразительно посмотрела на новых правителей, — я совершенно свободная женщина.

— Бугурвааль тоже убит, — размышляя сказал Рой, — Эдгар вне времени… вокруг тебя сплошная смерть, Кантинавээла. Ты опасная женщина.

— Это всё, что ты во мне видишь? — тонко улыбнулась она.

Герц просто рот открыл от происходящего. Такой хладнокровной стервы он и представить не мог. От Эдгара она отреклась так же легко, как от своих детей.

— Я вижу всё, — заявил Рой, — даже больше, чем ты думаешь, красавица… но у женщин зелеными мне нравятся только глаза.

Этот короткий разговор он переводить шеорцам не стал. Да им это было и ни к чему.

Гигант Доронг поднялся из-за стола, огляделся, очевидно не нашел пустого кресла и притащил целый диван из дальнего угла. Что ему стоило, такому слону!

— Садись, госпожа!

Кантина восприняла это как должное, несмотря на то, что все вокруг остолбенели. Она снисходительно улыбнулась ему и села, раскинув руки вдоль спинки дивана. Он стоял над ней весьма довольный своим поступком и тупо улыбался.

— Ты что, очумел? — обратилась к нему Норки, тоже, естественно, без перевода, — это ж ведьма болотная, чертово отродье!

— Молчи, дура, — ответил он ей.

— Даже шаман к ней ближе трех шагов не подходит!

— А я подойду!

— Ну и дурак!

— Заткнись!

— Это ты заткнись! Вы все тут с ума посходили от этих иноземных бестий! Даже ты!

Погодите, они вас всех сживут со света, эти ведьмы!

— Помолчите! — перебил их Рой по-шеорски, — Норки, что ты вообще тут делаешь?

— Я?! — изумилась она.

— Да, ты.

— Ну знаешь!..

— Ты полководец? — шагнул он к ней, — или командир отряда? Или, может, ты член совета?

Что ты делаешь на нашем заседании и по какому праву вмешиваешься?

Норки возмущенно вскочила.

— Как это по какому праву?! Я жена Улпарда!

— Жена, так и сиди в спальне. И жди своего мужа. А здесь мужской разговор.

— Что?!

— Во всяком случае, не для истеричных баб.

Прекрасная охотница просто задохнулась от возмущения. Ее дикий нрав кипел в ней как расплавленная магма.

— А ты что молчишь?! — вцепилась она в плечо своему Улпарду, — скажи ему!

— Норки, — хмуро взглянул на нее царь, — в самом деле будет лучше, если ты пойдешь к себе. Мы и без тебя разберемся.

— Это ты мне говоришь?!

— После твоей вчерашней выходки я еще не то могу тебе сказать.

— Улпард!

— Рой прав, мне не нужны здесь твои истерики. Ступай к себе, Норки.

Охотница на секунду прикрыла пылающее лицо ладонями, а потом стремительно вышла.

Все молча смотрели ей вслед. Герц подумал, что дела у синеглазой дикарки идут не слишком хорошо, раз собственный жених ее так бесцеремонно выгоняет. Интересно, почему? За ее вздорный, капризный норов? За ее привычку размахивать кинжалом, когда вздумается? Или она просто плохая любовница?

Герц устал. Ему нужно было быть сразу во многих местах, а это утомляло даже Прыгуна.

При отсутствии всякой связи ему приходилось постоянно проведывать то мать, то Зелу, но Миранду с Анастеллой, то вампиров в «Корке», то слуг на кухне… роль шпиона и заговорщика была ему незнакома и тягостна.

Как ни странно, Рой оставил в покое Зелу. Это радовало. Зато Тургей Герсот его огорчил.

Гениальные аппиры совершенно не могли разобраться в хроносдвиговом узле установки, но даже если бы разобрались, им понадобилась бы энергия всех Прыгунов, вместе взятых, и точное время, на которое они смещены. Это было всё равно, что загнать пулю обратно в ствол ружья.

Из Центра Герц вернулся в самом гнусном настроении. Зела, Миранда, Анастелла и Кантина пили чай в своей комнате. В коридоре было тихо, поэтому он ненадолго развалился в кресле. Огорчать женщин так сразу не хотелось. Он ничего не сказал.

— Чай будешь? — спросила Анастелла, а сама уже наливала ему заварку.

— Покрепче бы чего, — усмехнулся он.

— Ты что, тебе нельзя сейчас!

— Да знаю…

— Ты очень бледненький, — Зела погладила его руку.

Даже это не помогло.

— Ты тоже, — сказал он.

— Что у нас нового?

— Пока всё идет по плану. Слуги работают во дворце, вампиры — в городе.

— А пульт до сих пор у Роя, — недовольно добавила Кантина.

— Он ни за что его не отдаст, — потупилась Зела, — и не смотри на меня так.

— Этим пультом мы освободим Эдгара и разморозим все наши военные объекты, — не унималась жрица, — ради этого можно и костьми лечь… а ты строишь из себя неприступную крепость!

Герц не знал, кто из них прав, но упрямство Зелы было ему как-то ближе и понятнее.

— Где тебя носит? — повернулась к нему Кантина, — мне нужно срочно выучить их язык.

— Зачем? — прищурился он.

— А как я буду оболванивать Доронга?

— Да он и так болван…

Все немножко посмеялись. Хотя на самом деле смешного ничего не было.

— Послушай, — вспомнил Герц, — ведь у лисвисов в посольстве ни черта не топят! Как ты могла своих детей отправить туда из дворца?

— А ты что, хотел, чтобы у этих дикарей был рычаг давления на меня? — с яростью посмотрела на него Кантина, — знаешь, что можно сделать с матерью, когда ее ребенок у тебя в руках?

— Не знаю, — смутился он.

— А я знаю, — сверкнула она черными глазами, — у меня слишком важное дело, и я должна быть неуязвимой.

— Ну ты и стерва, — сказал он изумленно, — но ты великая женщина, Канти.

— Я жрица Намогуса, — ответила она.

Через полчаса он перенес ее на кухонный склад, там с его энергией и со словарем Роя Кантина за два часа освоила немудреную дикарскую речь.

— Знаешь, — сказала она потом немного смущенно, — я поведу его в бассейн в малахитовом зале… а ты… а ты постой там где-нибудь за колонной. Мало ли что.

И он понял, что жрица Намогуса сама боится. Трепещет, как любая женщина, при встрече с диким и необузданным мужским началом.

— Конечно, — кивнул он, — я буду рядом.

— Ты только не подумай… я Эдгара люблю.

— Я знаю, Канти. Мы его вытащим.

Он не знал, что его брат сделал этот зал с бассейном от тоски по ней, что это точная копия зала омовений в храме Намогуса, где начиналась их любовь. Он не знал, что вспоминает в этом месте прекрасная жрица и что она чувствует, приведя сюда другого, огромного, косматого, волосатого дикаря, даже представить не мог.

Со стороны всё выглядело легко и просто, даже романтично: полумрак, пламя светилен по углам, дрожащие блики рубиновой воды, гулкая тишина, страстная, кокетливая и совершенно бесстыжая женщина немыслимой красоты… Герц наконец понял, почему Эдгар на ей женился. Забыть такую роскошную змею было невозможно.

Доронг, при всей своей примитивности, оказался послушным учеником. Он так обалдел от прекрасной жрицы, особенно, когда она сняла одежду, что не смел к ней притронуться без особого на то указания. Герц бы и сам не посмел, так и стоял бы перед ней с открытым ртом.

— О! Сколько я завоевал женщин! — прохрипел дикарь, — но богинь у меня еще не было!

Ты повелительница Змей, богиня Фрисмалки!

— Да, ты прав, — Кантина тряхнула распущенными бронзовыми волосами, — повелевать я люблю.

— В детстве меня укусила змея, но я выжил. Наверно, это был знак.

— Наверно, — хищно улыбнулась она и обвила его бычью шею руками, — какой ты холодный, воин-охотник!

— Зато ты горяча как дневной ветер Свурпрум!

— Иди за мной, — она повела его за руку к бассейну, — верь мне… и ты получишь самое большое наслаждение в жизни!

— О-о-о! — заранее простонал этот болван.

Удовольствие он получил. Возможно, и правда самое большое в жизни. Зато Герц, прячась за колонной, чуть не взвыл, особенно когда сладострастная парочка из воды выбралась на пол. Видел бы всё это Эдгар, он бы точно разнес этот зал вместе с дворцом к чертовой матери.

Герцу казалось, что он понимает, что происходит: Кантина просто использует этого дикаря в своих целях. Но видел-то он совсем другое! От этого хотелось взорваться и возненавидеть всех женщин во вселенной, не верить ни одной этой суке и не жениться никогда и ни за что!

Зато потом он увидел второе действие этой пьесы, поучительное и отнюдь не лестное для мужской половины галактики.

— Ты великолепен, Доронг! — восхищенно смотрела на этого развалившегося борова Кантина, — ты такой сильный и неутомимый! Твое тело самое могучее, твои объятья самые крепкие, твои ласки самые неистовые… я без ума от тебя, воин-охотник!

— Да? — то ли удивился, то ли обрадовался тот.

Герц подумал, что он бы, наверно, тоже во всю эту чушь поверил, если бы на него так восторженно смотрели и обнимали так страстно, а кровь от головы давно уже перетекла совсем к другим органам, где мозгов нет.

— Я хочу быть только с тобой, Доронг, — шепот жрицы стал вкрадчивым и проникновенным, а пальчик игриво бегал по его выпуклым мускулам, — ты ведь и сам знаешь, что лучше тебя никого нет. ты единственный настоящий мужчина в этом вертепе… я истосковалась по настоящему мужчине. Я хочу быть только твоей, совсем твоей, до конца!

Не отдавай меня никому!

— О, Канти… — простонал он, сжимая ее в объятьях, — я так долго искал тебя, разве я отдам тебя кому-нибудь!

Жрица осторожно высвободилась и склонилась над ним.

— Ты самый сильный, о да! Но не ты самый главный. Улпард и Рой могут приказать тебе.

— Мне никто не может приказать, — сказал Доронг уязвлено, — Улпард мой друг, мы всё решаем вместе… а этот Рой, кто его послушает?!

— Так ты думаешь, что Рой безопасен?

— Он нам больше не нужен. Планета наша, жезлы у нас есть, наших воинов в сто раз больше, чем его дохлых аппиров… так какое нам дело до этого Роя? Лично мне он уже надоел. Жду, когда он надоест Улпарду.

— О! Любовь моя, как же ты беспечен! — снова припала к нему Кантина, — я знаю, это от силы! Сильные всегда беспечны, они ничего не боятся!

«Вот зараза!» — подумал Герц, — «что б я хоть раз послушал хоть одну бабу!»

— Чего мне бояться? — нахмурился Доронг.

— Хитрости! — заявила она, заглядывая ему в глаза, — подлости и хитрости!

— О чем ты, богиня моя? О какой хитрости?

— Шаман Рой хитер и подл, разве ты этого не знаешь?

— До сих пор мы были союзниками…

— Он затащил вас на чужую планету. Но неужели ты думаешь, он даст вам тут командовать?

— А что ему остается?

— Ему остается сделать вас всех безоружными.

— Нас? — Доронг просто рассмеялся в ответ на такое заявление.

— Послушай меня, — шепнула Кантина, — это тайна, я не хотела говорить, но тебе… тебе, любовь моя, я скажу всё.

— Что? — нахмурился дикарь.

— Рой — большой мерзавец, — сообщила ему жрица, — он мечтает править на планете один.

Поэтому он всё предусмотрел. У него есть особый жезл, жезл-пульт, понимаешь меня? Ты уже видел пульты управления во дворце. Всё включается и выключается нажатием кнопочек.

Так вот: у Роя есть такая кнопочка, которая отключит все ваши жезлы. Вы будете беспомощны против него, ваши копья и стрелы вас не спасут, склады с лучевым оружием заморожены. Даже если его дохлых аппиров с лучеметами в сто раз меньше, чем ваших воинов, всё равно они вас уничтожат!

— Ах, мерзавец! — взревел Доронг, — да я сломаю ему хребет прежде, чем он опомнится!

— Подожди, — Кантина погладила его по волосатой груди, — не горячись, любимый… хитрость можно победить только хитростью! Что толку, если ты просто убьешь его? Тебе нужен этот жезл-пульт! Это власть. Это сила! Он имеет обратное действие. Ты сможешь усыплять, но ты сможешь и пробуждать. Ты разморозишь склады с лучевым оружием, оживишь военные корабли, ты всё сможешь!

Доронг даже вспотел от такой перспективы.

— Да, это было бы здорово, — прохрипел он, — но как завладеть этим пультом? Я ведь даже не знаю, где он его прячет.

— Хочешь, я подскажу тебе, как это сделать? — улыбнулась Кантина.

— Еще бы!

— Ведь у тебя есть свой жезл?

— Ну да.

— Усыпи кого-нибудь, кто дорог Рою. Как бы случайно, по ошибке. Тогда Рою придется вытащить свой пульт, чтобы всё исправить. Надо будет только проследить за ним и напасть в нужный момент. Всё так просто, Доронг, если хорошо подумать!

— О! — вцепился он в нее, — не даром ты повелительница Змей!

— Да! — хищно улыбнулась она, — и я твоя!

Они снова покатились по полу, сжимая друг друга в объятьях, и почти докатились до колонны, за которой прятался Герц.

— А кого усыпить? — спросил Доронг, напрягая низкий лоб, — Рою никто не дорог.

Герц вздрогнул. Он испугался, что коварная жрица назовет сейчас Зелу. Этого он бы ей не простил ни за что.

— Насколько я знаю, у него одна любовница, — сказала Кантина, — он смотрит на других, но с ней не расстается. Можешь мне поверить, эта Оливия ему дороже всех.

— Как ты мне! — заявил Доронг и впился губами в ее желтые губы.

Герц присел на пол. Он уже всё видел и всё слышал. Правда, в сознании до сих пор не укладывалось, что женское коварство и мужская глупость еще чудовищнее, чем он привык думать. Доронг висел у жрицы на огромном крючке, а Рой просто болтался на волоске от гибели. Не зря он заметил, что вокруг нее одна смерть.

Доказав ей свою страстную любовь и неутомимость еще раз, дикарь таки отправился по своим делам. Кантина проводила его, потом усталой походкой подошла к бассейну и нырнула с головой. Герцу показалось, что она смывает с себя грязь.

— Ну ты даешь… — только и пробормотал он, присев на краю.

— Если пульт будет у Доронга, он будет у меня, — устало сказала она.

— Да, ловко это у тебя получается.

— Думаешь, мне это так легко? — усмехнулась жрица.

— А мне, думаешь, легко было?! — признался Герц краснея.

Кантина подплыла к нему, выпрыгнула из воды и села рядом на бортик. От ее малахитового тела шел жар, мокрые волосы пахли чем-то речным.

— Бедненький…

Она сама поцеловала его в губы глубоко, по змеиному, и сама же отвернулась.

— И все-таки ты сука, — выдохнул он, горячий поцелуй еще таял на его губах и переворачивал всё внутри.

— Надо же было чем-то закусить этого борова, — с нежностью посмотрела на него Кантина, — ты такой красивый и сладкий…

Она тяжко вздохнула и пошла за полотенцем.

Норки чувствовала себя в клетке. Ей некуда было уйти, некуда сбежать, она не знала ни этого города, ни этой страны, ни этой планеты. Улпард опозорил ее перед всеми, выгнав с заседания. «Жди меня в спальне!» Как будто она не воин-охотница, не прошла с ним всю войну, а только кукла для любовных утех! Всё внутри горело от стыда и возмущения.

— Кеция! — крикнула она свою служанку, — позови мне этого мальчика, Арктура, и пусть прихватит копченого мяса. Сегодня я на пир не пойду.

Аппирская еда ей не нравилась, она привыкла к мясу и рыбе, приготовленным без всяких хитростей и приправ прямо на костре. А вот вино у них было замечательное. Норки залезла под кровать и обнаружила специальный ящик в полу и в нем еще дюжину бутылок. Царевич явно был любитель повеселиться.

Арктур появился минут через десять, чистенький, серенький, смирный, со своими ясными голубыми глазками. Она сама не знала, почему из всех слуг ей хочется видеть именно этого. То ли потому что среди них он был наименее уродлив, то ли он напоминал ей того рургского юношу, которого ей было так жаль, то ли его голубые глаза так завораживали.

Рядом с ним почему-то становилось легче, откуда-то прибывали растраченные силы, и переставала болеть голова. Это было странно. Мальчик совсем не выглядел сильным.

— Мясо, — сказал он коротко и поставил перед ней поднос.

Норки сама налила себе вина. Быстро выпила и взяла мясо руками, как обычно.

— Я могу идти? — спросил Арктур.

— Нет, — сказала она, проглотив кусок, — ты мне понадобишься.

Слуга отошел к стене и там остановился с опущенной головой. Наверняка до него тоже дошли сплетни, что Улпард утром выгнал ее. Все воины и слуги уже об этом знали и смеялись над ней! Норки глотнула еще вина. Руки дрожали от злости.

— Скажи, ты умеешь управлять вашими летающими колесницами?

— Приходилось.

— Мы можем взять одну и улететь отсюда?

— Куда?

— Не знаю! Я хочу найти место, где можно жить.

— Чем вам не нравится дворец?

Она еще больше разозлилась от таких вопросов.

— Тем, что я свободная воин-охотница! Мне нужен лес! Я не могу сидеть между стен!

— В лесу ты погибнешь от голода, госпожа, — серьезно посмотрел на нее Арктур, — тебе не на кого будет охотиться. Из зверья здесь только птицы.

— Как только птицы? — изумилась она.

— Это особая планета, — не без грусти сказал он, — у нее трагичная история. Сорок лет назад на ней не только зверей, но и аппиров не было. Это теперь все хотят ее заполучить во что бы то ни стало…

— Пропади она пропадом, ваша проклятая планета! — Норки со злости сбросила поднос на пол, вино из недопитой бутылки растеклось по ковру.

Ей некуда было деваться! Даже лес не мог ее спасти.

— Зачем же ты прилетела сюда? — спросил Арктур, не обращая на это никакого внимания.

— Да что ты знаешь! — посмотрела она ему в глаза, в его невинные, глупые, не знающие жизни голубые глазки, — что ты можешь знать!

Душа так изболелась, что молчать она уже не могла.

— Мой брат Лафред был великим полководцем. Это он объединил Аркемер и Долину Вдов, это он сплотил все племена, это он завоевал Плобл. Он, а не Улпард! И ему не нужна была ваша планета… Поэтому шаман Рой и погубил его. Он выдал его рургам. Дважды выдал! В первый раз его казнили, но он воскрес и вернулся в войско. А второй раз…

— Как это воскрес? — удивился Арктур.

— Великий Шаман воскресил его для великих дел. Но шаман Рой оказался хитрее…

— Как же ты терпишь этого Роя да еще сидишь с ним за одним столом?!

Норки даже себе самой не могла ответить на этот вопрос, не то что какому-то несчастному пленному лакею.

— А это уже не твое дело, — хмуро посмотрела она, ей стало стыдно за свою болтливость, — поди прочь!

— Куда?

— Прочь, я сказала. Мне тут никто не нужен.

— Как хочешь.

Он ушел. Стало пусто. За окном падал в темноте мокрый снег, хвойный лес стоял весь черный от влаги. Более тоскливого зрелища просто быть не могло. Деревья тут росли мелкие и хрупкие, не то что на Шеоре, зверья, как оказалось, вообще не водилось, солнце, которое никогда не показывалось, было белым или бледно-желтым, только рассветы слегка отливали родным оранжевым переливом в разрывах серых облаков. Всё было чужое, незнакомое, зловещее. Всё пугало и отталкивало.

Норки подумала, что у нее нет другого выхода. Ей обязательно надо стать женой Улпарда и получить его пояс. Тогда у нее будут хоть какие-то права. А сейчас она действительно никто! Лафред погиб, а Улпард может в любую минуту от нее отказаться. Какой позор!

Особенно после того, как он сам пил за нее, как за свою будущую жену!

Допустить такое бесчестие было невозможно. Для всех воинов она была сестрой легендарного Лафреда, и она не могла бросить даже тень на его имя. Норки это хорошо понимала. Ей срочно, немедленно, пока не разрослись сплетни, нужен был пояс царя!

Пометавшись еще по комнате, она сцепила зубы и отправилась в покои Улпарда. В конце концов, как невеста она имела на это право! Она шла, и ей казалось, что все слуги и все охранники в коридорах смотрят ей в спину и посмеиваются.

Улпард совещался со своими приближенными, но ее все-таки принял. Они прошли в отдельную комнату со множеством экранов по стенам и жесткими диванами, совсем непригодную для любви.

— Что тебя привело? — спросил он слегка раздраженно, — скоро пир, там бы и поговорили.

— На пиру не поговоришь, — ответила она.

— Да? — озадаченно посмотрел он, как будто она сказала что-то неожиданное.

— Да, — подтвердила Норки.

— Ну? И что ты хочешь сказать?

Сердце тоскливо сжалось. Она расставила ноги для устойчивости, а для решительности сжала кулаки.

— Когда я стану твоей женой, Улпард?

— Скоро, — безразлично ответил он.

— Что значит, скоро?

— А что тут непонятного?

— Я не могу больше ждать! Я сама не знаю, кто я: жена твоя, невеста, подруга или просто сестра Лафреда, которую ты таскаешь с собой из жалости!

— Знаешь что! — сдвинул свои густые брови Улпард, — я ждал больше! Или ты забыла, моя синеокая богиня? Подожди теперь ты. Сейчас мне не до тебя, это верно. Но я от тебя не отказываюсь. Что ты мне тут устраиваешь истерики?

— Истерики?!

— Ступай. Я помню свое слово.

Норки чуть не задохнулась от обиды.

— Это всё, что ты мне можешь сказать?

— Пока всё.

— Я пришла к тебе вот так, а ты говоришь: «Подожди»?

— Послушай, — поморщился Улпард, разглядывая ее, — что на тебе надето? Ты хоть на пир нарядись как женщина. Попроси служанок, они тебе помогут.

— Ну уж нет, — отступила Норки, качая головой, — это пусть твоя рыжая выдра наряжается!

А я на твой пир вообще не приду! Обжирайтесь без меня!

Если б не злость, она бы, наверно, разрыдалась. Это было ужасно, мерзко, унизительно, возмутительно! Она ворвалась к себе, хлопнула дверью и упала на кровать. Ее трясло.

Как это было возможно, чтобы ее, гордую Норки, так бесцеремонно отвергали?! И кто?!

Улпард, который совсем недавно ловил каждое ее слово! Она не сомневалась в его любви и защите, поэтому и полетела с ним на эту чужую планету!

Слезы подступали к глазам, она подавляла их, до боли кусая губы. Вспоминались почему-то его красивые слова и его страстные взгляды, его вдохновенные обещания. И то, как он примчался ей на помощь по ледяному руслу реки и спас ей жизнь. Ведь было же это?

Было! Куда же всё делось теперь? Почему он не смотрит на нее? Почему ему так важно, во что она одета? До сих пор его устраивал ее костюм воин-охотницы, а теперь подавай ему женский наряд!

— Что же мне теперь делать? — с отчаянием подумала она, свернувшись клубком на кровати, — покорно ждать и верить, что однажды он придет ко мне в спальню, возьмет мою девственность и отдаст мне свой пояс? Терпеть, не закатывать ему истерик, не ходить на заседания, не подавать голоса, носить эти мерзкие аппирские наряды и раскрашивать лицо, чтобы понравиться ему? Неужели жизнь действительно загнала меня в такой тупик?!

Неужели всё это случилось со мной?! Нет уж! Лучше смерть, чем такой позор!

Назло Улпарду она готова была отдаться любому другому достойному воин-охотнику. Но вся безнадежность заключалась в том, что ни один из них не посмел бы отнять невесту у царя! Многим достойным воинам она нравилась, но никто и никогда не предлагал ей свой пояс.

— Глупый Великий Шаман, — подумала она с досадой, — напророчил мне царя, а царь на меня и не смотрит!

Красивая сказка о царе в золотом шлеме рассыпалась как осколки разбитого горшка. О ней оставалось только погрустить. Возможно, если б не этот глупый Великий Шаман с его пророчеством, она не цеплялась бы так за своего Улпарда, а влюбилась бы в другого воин- охотника и стала его женой. И всё было бы как у всех. Не зря старые женщины говорили, что нельзя заглядывать в будущее и дразнить богинь судьбы. Что-то не сплелось у них там, какие- то нити. То ли порвались, то ли совсем запутались…

Норки встала перед зеркалом и оглядела себя с головы до ног: чем это она хуже местных красавиц? Увы, разница была. Наряды носить она не умела, раскачивать бедрами при ходьбе, как эта зеленая бестия, тоже не могла. И подкрашивать лицо разными средствами ей не приходилось. Она всегда презирала таких женщин, а получалось, что ей нужно было у них поучиться!

— Можно?

В дверь заглянул ее голубоглазый мальчик.

— Чего тебе? — недовольно спросила Норки.

Она сразу отошла от зеркала.

— Надо же всё это убрать, — кивнул он на пол, где валялся поднос и разлитая бутылка.

— Что ж, убери, — согласилась она.

Арктур присел и поставил на ковер какой-то прибор, который стал вылизывать пятно. У аппиров была пропасть таких умных приборов. Рурги порой удивляли своими придумками, но эти уроды как будто все были колдунами!

— Еще минут десять, — сказал голубоглазый аппирчик, — тогда и следа не останется.

Она смотрела на него, он смотрел на нее, и, как ей показалось, с сочувствием. С ним вообще почему-то тянуло на откровенность.

— Арктур, ты мне можешь ответить на один вопрос, — начала она смущенно.

— Могу, — сказал он не без удивления.

— Только честно. Мне очень важно знать именно правду.

— Хорошо.

— Ты… не бойся, любой ответ меня устроит, только правдивый.

— Да я понял.

На самом деле она хотела только одного ответа, поэтому волновалась.

— Скажи… я… красивая?

Она подумала, что он, хоть и не мужчина еще, но красивых женщин во дворце видел и может сравнить ее с ними. Наверно, это было глупо, это было от отчаяния. Лицо юного слуги изумленно вытянулось, стало очевидно, что именно этого вопроса он никак не ожидал.

Он даже выключил своего жужжащего уборщика.

— Безумно, — услышала она в полной тишине.

Услышала то, что хотела, то, что было приятно, но облегчения это не принесло никакого, только сердце застучало с перебоями.

— Тогда ты просто ничего не понимаешь, — сказала она с досадой, — я сама до сих пор считала себя красивой. Но ваши женщины… с ними невозможно сравниться! Разве ты не знаешь?! Они владеют такими средствами, чтобы подать себя, что нам, лесным охотницам, и не снилось. У вас вообще много всего придумано… я, наверно, глупа, что говорю тебе всё это… просто всё перевернулось. На Шеоре я была красивая, а здесь уже некрасивая…

Пока она говорила, щеки ее совсем запылали от стыда и злости, на глаза навернулись слезы. Арктур слушал ее, изумленно распахнув свои голубые глаза, потом вдруг резко встал, шагнул к ней и взял за плечи.

— Господи, что ты болтаешь!

— Я?!

Норки просто задохнулась от такой наглости и перестала что-то понимать вообще, а через секунду он уже целовал ее. Она этого не хотела, даже мысли не допускала, что так получится, но так получилось. Ей вполне было по силам оттолкнуть этого ничтожного мальчишку, но в первое мгновение его наглость просто парализовала, а потом… а потом она уже обо всем забыла.

Голова закружилась. Всё тело как будто окатила горячая волна, сердце оборвалось, в ушах зашумело. Норки куда-то падала или просто становилась невесомой и прозрачной и даже вырваться не пыталась, хотя происходило нечто совершенно недопустимое. Изменить Улпарду она была согласна, но не с пленным же мальчишкой-аппиром, своим собственным слугой!

Оказавшись на кровати она на секунду опомнилась и даже рванулась прочь, чтобы он не расстегивал ее куртку.

— Пусти!

Арктур ее не выпустил, но остановился.

— Что-то я сегодня чересчур торопливый, — сказал он, — извини.

И снова прикрыл ее губы своими. Она снова почувствовала уносящую ее ввысь горячую волну. Они летали где-то вместе, в каких-то заоблачных далях, потом закружились, потом упали вниз. Ей показалось, что это уже порог наслаждения, и сильнее ничего быть не может.

Да и вообще после этого можно уже не жить.

— Ну что? — спросил он потом, устало откинувшись на подушку.

У нее даже слов не было, только немое изумление, что любовь в самом деле так прекрасна.

— Раздеваться будем, красавица?

Она принялась расстегивать свои ремни. Ей уже было всё равно, что будет завтра, хотя большего падения и представить было невозможно. Эдева покончила с собой, отдавшись презренному рургу. Норки тогда не понимала, как это можно так забыться, а сейчас сама потеряла голову от пленного мальчишки-аппира.

Впрочем, он был уже не какой-то. Он был совершенно особенный, и он уже нравился ей безумно. Норки торопливо разделась. Он тоже. Без одежды, как без доспехов, стало неуютно и немного страшно. Ей показалось, что они даже похожи: оба юные, худенькие, жилистые, гибкие и совсем неопытные, как два молодых волчонка. Они как будто были созданы друг для друга, и это тоже было похоже на сказку, на неожиданную маленькую сказку до самого утра.

— Какой же ты красивый, — изумленно сказала она, до этого ей нравились совсем другие мужчины.

— Это ты меня раньше не видела! — усмехнулся Арктур.

— Ты меня тоже, — вздохнула она.

О прошлом вспоминать не хотелось, особенно сейчас. Что там было, кроме войны и смерти, сгоревших городов, стонов раненых, криков пленных и бесконечных переходов по размытым дождями дорогам? Что там было, кроме боли и жестокости? И она тоже была жестокой и беспощадной, как весь этот несправедливый мир.

Они сидели на кровати, смотрели друг на друга и как будто боялись друг к другу прикоснуться. Норки слышала, как стучит ее собственное сердце.

— У тебя это тоже в первый раз? — спросила она смущенно.

Он даже улыбаться перестал. Наверно, как и она, смутился.

— А… у тебя?

Странно, что он не понял этого по ее волосам. У этих аппиров всё было не так!

— Я никогда не любила, — призналась Норки, — я только воевала.

— Только воевала?

— Да.

— А я… а я и того хуже, — потрясенно посмотрел на нее Арктур.

— Странно… — она заметила, что вся дрожит, — на войне не боялась, а сейчас как будто боюсь.

— Не бойся, — он протянул к ней руки, — ничего не бойся, детка.

Всё было впервые: поцелуи, прикосновения, объятья, вкус и запах мужского тела. Всё было как в сказке! Она подумала, что Улпарда ей вряд ли захотелось бы так ласкать, у него не было таких сладких губ, такой гладкой кожи, таких нежных рук и такой неопытной осторожности, как у этого голубоглазого аппира. Да и не любила она его ни капли!

Она подумала об этом, а в следующую секунду всё уже было кончено между ней и Улпардом. Ей не пришлось стать женой царя. Ей встретился совсем другой, прекрасный юноша. И она упала. Сначала с лестницы, а потом и вообще.

Потом она понять не могла, как это случилось? Как она могла пасть так низко ради короткого наслаждения, ради маленького приключения на одну ночь, которое всё равно кончилось? Как будто этот молоденький аппир околдовал ее! Наверно, и впрямь околдовал.

Пришло утро, заглянуло серым рассветом в не зашторенные окна, беспощадно высветило раскиданную постель, пустую бутылку и неубранную лужу на ковре, небрежно брошенную одежду… Ее маленькая ночная сказочка кончилась. Пора было встретиться лицом с реальностью.

Норки осторожно встала и подошла к зеркалу. Ей было страшно заглянуть в него, но пришлось. Чуда, как в сказке, не произошло. На нее смотрело совершенно чужое, незнакомое лицо в ореоле спутанных белых волос, таких откровенно, предательски бесцветных! Когда-то она не узнала Эдеву. Теперь она не узнавала себя.

— Вот и всё, — подумала она, — жизнь окончена.

Пояса у Арктура не было да и быть не могло. Он не был воин-охотником, даже дуплогом не был. И Улпард наверняка убил бы его, если б узнал.

Норки посмотрела на своего спящего любовника, и у нее сжалось сердце. Он был юн и прекрасен, даже когда его голубые глаза были закрыты, а губы дрожали во сне как у ребенка.

Она решила, что никто и никогда не узнает, что произошло тут между ними, и никто его ни в чем не обвинит. Она умрет раньше.

Побелевшие волосы расчесывались с трудом, как будто стали тоньше и мягче. Норки дрожащими руками распутывала их и с тоской смотрела в серое окно. Там хмуро стоял посыпанный мокрым снегом лес.

— Эрши… — пробормотал Арктур спросонья, — где мой сок?

Норки вздрогнула и обернулась. Он тоже подскочил и изумленно на нее уставился.

— О, боже…

Похоже, для него это тоже было не самое приятное утро.

— Проснулся? — грустно улыбнулась она.

— Норки, это ты?

— Кто же еще?

У него совсем вытянулось лицо.

— Ты что сделала?!

— Я?

— Ну не я же! Ты зачем перекрасилась? Я еще к той не привык, а ты уже другая!

— Конечно, я теперь другая, — сказала она, — ты разве этого не знал?

— Чего я не знал?

Странные были эти аппиры.

— Когда теряешь девственность — теряешь и цвет волос, — вздохнула Норки, — неужели у вас не так?

— Ничего себе, — заморгал он своими сонными глазами, — у нас не так, это уж точно!

Норки с отвращением рванула свои волосы расческой. Она их ненавидела.

— Везет вашим женщинам.

Он подошел, обнял ее и погладил по голове как маленькую девочку.

— Знаешь, а тебе так даже лучше, Норки. Правда. Не огорчайся.

Глупый, он так и не понял до конца, что произошло, какой позор ждет ее, и какой опасности подвергается он сам. Он не догадывался, что больше ее уже не увидит.

Она обнимала его и снова чувствовала желание, как будто ее бедра сами к нему притягивались. Они стояли, слившись как две половинки. Умирать не хотелось. Хотелось жить и любить своего голубоглазого мальчика. И зачем только она столкнулась с ним тогда на лестнице!

— Я и так ни о чем не жалею, — отчаянно ткнулась она губами в его шею.

Оторваться от него было трудно. Пришлось вспомнить, что она сильная. Что она смелая и гордая. Что она воин-охотница.

— Ты лучше одевайся, Арктур, и уходи, пока только рассвело. Я не хочу, чтобы нас застали вместе.

— Ты права, что-то я совсем от тебя голову потерял… я приду вечером!

Арктур торопливо оделся, торопливо поцеловал ее и выскочил за дверь. А она осталась.

Осталась в чужой спальне, в чужом дворце, в чужом городе, в чужом мире.

8

В больнице не было отопления. Как только Ингерда пришла в себя после операции, ее сразу же вернули во дворец. Улпард беспокоился о ее здоровье. Рана оказалась неглубокой, ничего страшного в общем-то не произошло, но ходить было еще рано. Ее отнесли в одну из гостевых спален на третьем этаже как раз между половинами Герца и Эдгара.

Лежать и ничего не делать было тоскливо. В голову приходили самые отчаянные мысли.

Она никак не могла понять, как это случилось, что в своем собственном дворце и на планете, носящей ее имя, она больше не хозяйка? Ее муж был правителем, отец — земным полпредом, старший сын — Советником по Контактам, все они были Прыгунами. Казалось, надежней защиты не бывает. И вот.

Первой заглянула Кантина. Ей уже позволяли свободно разгуливать по дворцу.

— Как тебе это удалось? — поразилась Ингерда.

— Традиционно, — пожала лисвийка своим зеленым плечиком, — я любовница Доронга.

— А я — мать твоего мужа, — напомнила Ингерда возмущенно.

— Ну извини! — фыркнула жрица, — а что мне остается, если ваша Зела строит из себя святошу? Ваше счастье, что я здесь, а то б вы тут совсем пропали. На вот, пригодится.

Она положила на одеяло пакетик с сушеной травой.

— Что это? — удивилась Ингерда.

— Это наше, тритайское. Подсыплешь Улпарду — он неделю на женщин смотреть не захочет.

Всё это было до невозможного противно.

— Не умею я ничего подсыпать!

— Все вы, я посмотрю, ничего не умеете.

— Конечно. Мы же не жрицы Намогуса.

— Тем хуже для вас.

Странная она была женщина, эта Кантина. Сначала шокировала, но в чем-то, конечно, была права.

— Вообще-то ты меня спасла, — вспомнила Ингерда, — а я тебе еще спасибо не сказала.

— Ну так скажи, — лисвийка улыбнулась, — может, я и твоего сына спасу.

Она была дико, неправильно, не по-земному красива. Черные глаза блестели, а в них плясали еще более черные змеиные зрачки.

— Спасибо тебе, — тоже улыбнулась Ингерда, — и за траву тоже.

Расстались они мирно. Потом служанка Гетрея принесла обед и сообщила последние дворцовые новости: охрана ходит уже сонная, многих тошнит; Улпард опять принимал с утра послов, и чуть не упал в обморок от марагов; вчера он выгнал свою невесту с заседания, и она очень разозлилась; Рой привез для Зелы цветы и наряды, но она ничему не рада; Кантина отказалась от своих детей, и их забрали лисвисы из посольства; она соблазнила Доронга в малахитовом зале; на складе кончаются продукты; Герц договорился с вампирами в «Корке апельсина»; аппиры Роя заняты поисками Льюиса, но того нигде нет; ночевал Рой снова у Оливии…

— Ничего-то от вас не скроешь, — усмехнулась Ингерда.

— Конечно, — кивнула Гетрея, — нам так велено.

— А как там Миранда с Анастеллой?

— Они так и заперты в вашей гостиной, госпожа. Рой еще не решил, что с ними делать.

Он ненавидит господина Кера, но женщины — это его слабость. Он не может их убить.

— Так у этого мерзавца еще и слабости есть?

— Он сам говорил, что не убивает красивых женщин.

— Он еще и пижон, — с презрением сказала Ингерда, — спит с Оливией, соблазняет Зелу, а про запас держит жену и дочь Кера. Не зря Азол свернул ему башку в прошлый раз!

Служанка улыбнулась.

— Когда господин Кера вернется, он свернет ее снова.

— Вернется? — Ингерда вздохнула, — ты в этом уверена?

— Все слуги в это верят, — заявила Гетрея, — Прыгуны всегда возвращаются.

Как бы хотелось в это верить так же просто и наивно, как эти аппиры!

— Говорят, что скоро вернется господин Эдгар, — добавила девушка.

— Возможно, — вздохнула Ингерда, — только вы поменьше об этом болтайте.

— Хорошо, — с хитрой улыбкой потупилась служанка.

Глупое было распоряжение и бесполезное. Аппирские слуги были просто созданы для интриг и сплетен. У них были свои понятия о приличиях, созданные веками выживания и полной зависимости от хозяина. Сердиться на них за это не имело смысла.

Девушка ушла, унося почти не съеденный обед. Аппетита никакого не было. Болела рана, болела голова, болела душа, и всё это затмевалось нескончаемой тревогой. Трудно было лежать. Ходить из угла в угол было бы проще.

Через час заявился Улпард. Он был с переводчиком, хмур, космат, одет как всегда нелепо.

Смесь из шеорско-аппирских одежд делала его похожим на шута. Впрочем, шутить он не собирался.

— Как твоя рана? — спросил он, подходя совсем близко.

Ингерда уже освоила с Герцем в больнице их язык, переводчик ей был не нужен, но с ним было как-то безопаснее.

— Господин спрашивает о твоем самочувствии, — сказал маленький уродец.

— Скажи ему, что мне плохо. Что я потеряла много крови и не могу пошевелиться.

— Господин спрашивает, что тебе нужно, — повторял за своим хозяином аппир.

«Мужа», — подумала она с горечью, — «и сына, и отца, и брата!»

— Передай своему господину, что мне ничего не нужно.

Улпард хмуро выслушал ответ.

— Скажи ей, — посмотрел он на своего переводчика, — что я не видел женщины прекрасней… впрочем, нет. Пока ничего не говори.

— А как же ваша невеста, господин?

— Невеста подождет.

Они вышли так же неожиданно, как вошли. Ингерде стало совсем мерзко после этих слов и даже жаль несчастную девушку, которая набросилась на нее с ножом. Похоже, Улпард, как павиан, любил всё яркое и необычное. Ему понравилась не сама пленная королева, а ее мерцающий, сияющий наряд и ее рыжие волосы. Он затащил свою дикарку на другую планету и тут же отвлекся на что-то более эффектное.

Глаза закрывались. Ингерда и в самом деле потеряла много крови и от слабости хотела спать. Ни об Улпарде, ни о его злосчастной невесте думать не хотелось. Хотелось обо всем забыть и побыть с Лецием.

Они часто ссорились в последнее время. Обычно из-за Герца, а потом и из-за Эдгара.

Она всю жизнь была вздорной и капризной, он тоже привык командовать и всё делать по- своему. Они не умели жить без ссор и скандалов, как тетя Флора с Консом или Азол с Мирандой. Ей всё время хотелось на него обидеться, и она находила за что.

Как это казалось теперь глупо — разругаться и разбежаться по разным спальням только из- за того, что Герца не приняли в Директорию или потому что Эдгар женился на лисвийке!

А иногда она ревновала его к Зеле, особенно после той дурацкой пьесы, где та играла неприступную царицу Росандру. Все мужчины тогда посходили с ума, и ее примерный муж в том числе. Это было так досадно, что Ингерда потом ночью устроила ему скандал. Заявила, что он не ее сейчас обнимает, а свою ненаглядную Ла Кси.

До чего же всё это казалось теперь нелепым! И до чего же все женщины одинаковы в своей глупости — хотят быть абсолютно, непоколебимо, до последней капельки единственными!

Она лежала, уже засыпая, и вспоминала теперь только самое хорошее, самое яркое, самое счастливое. Этого тоже было много. А началось всё с пригорка в парке Конса и с китов в синем море…

Цвела сирень. Они гуляли с Флоренсией во дворцовом парке. По траве ползали два карапуза — Герц и Кондор. Потом откуда-то появился Эдгар в нелепой соломенной шляпе и подхватил обоих братишек подмышки, все рассмеялись…

Скрип двери ее разбудил. Ингерда очнулась, с трудом открывая глаза. В дверях стояла женская фигура с черным покрывалом на голове. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия.

— Кто ты?

Фигура молча шагнула к ней и откинула покрывало с лица. Это была невеста Улпарда.

— Норки? — ужаснулась Ингерда.

Лицо у девушки было странное: бледное и застывшее, как будто мертвое.

— Моя честь требует, чтобы я убила тебя, — сказала она бесцветным голосом, — приготовься к смерти, рыжая царица.

Шутить эта дикарка явно не собиралась, она достала кинжал из-за пояса и твердо сжала его в руке.

— Ты уже приходила, чтобы убить меня, — напомнила ей Ингерда, даже через свой страх она поняла, что нужно как-то отвлечь и разговорить противницу, и это единственное, что может сейчас ее спасти, — зачем тебе это нужно?

— Моя честь требует этого, — повторила Норки.

— Разве я чем-то оскорбила тебя?

— Ты отобрала у меня всё!

— Я? По-моему, это вы ворвались в мою страну и отобрали у меня всё.

Дикарка слегка задумалась. Это обнадежило.

— Я была королевой, — сказала Ингерда, — а теперь я ваша пленница. Ты победила меня.

Разве я могу у тебя что-то отобрать?

— Да. Мужа. И жизнь.

— Это у меня вы отобрали мужа. А теперь и жизнь хотите отобрать.

Дикарка посмотрела удивленно, даже немного растерянно.

— Послушай меня, девочка, — спокойно заговорила с ней Ингерда, — нам с тобой нечего делить. Мне твой жених не нужен. Да и я ему не нужна. Ему просто нравится всё яркое… если хочешь знать, я тебя прекрасно понимаю, сама ненавижу ветреных мужчин. Давай вместе вернем тебе твоего жениха. Я могу тебе помочь. Немного женских хитростей — и он снова твой, Норки. Это не так уж сложно, поверь мне.

Дикарка смотрела на нее с каменным лицом.

— Поздно, — сказала она, — теперь уже поздно.

Ингерде показалось, что в глазах у нее блеснули слезы.

— Почему же поздно? Почему?

— Потому что я досталась другому. Я опозорена. И только смерть может спасти меня.

— О, господи…

— Я умру. Но вместе со мной уйдешь и ты.

— Послушай, Норки…

— Я не желаю тебе зла, царица. Но моя честь требует, чтобы я убила тебя и себя.

Эти дикие нравы просто сводили с ума.

— Хорошо-хорошо, — кивнула Ингерда, — ты меня, конечно, убьешь. Куда же я денусь со своей раной… но ты хотя бы объясни мне, почему ты опозорена? И при чем тут я?

— Посмотри на меня.

Норки сняла покрывало совсем. Руки ее при этом дрожали, словно она открывала что-то ужасное. Ужасного ничего не было, только волосы ее теперь стали белыми.

— Наши женщины отдают свою девственность только самым достойным воинам. А взамен получают их именной пояс. И всю жизнь гордятся этим. Я была предназначена для Улпарда, даже Великий Шаман говорил об этом… Но Улпарду нужна только ты, рыжая пленница! А я от злости и отчаяния потеряла рассудок и потеряла свою честь. Я отдалась такому ничтожному слуге, у которого даже пояса нет. Я никогда уже не стану царицей.

— Какая ты честная, Норки, — поразилась Ингерда, — не говори ты ничего своему Улпарду, он и не узнает никогда. Умирать-то зачем?!

— Мои волосы всё скажут за меня сами, — с отчаянием посмотрела дикарка, — не могу же я всю жизнь ходить под покрывалом!

— Волосы? — до Ингерды стало кое-что доходить, — у вас это как-то связано, да?

— Да. Мы теряем цвет волос вместе с девственностью. И вплетаем в косу пояс воина.

Все это было странно и дико: девственность, пояс, честь, позор…

— Девочка моя, — Ингерда посмотрела на свою непрошеную гостью с жалостью, — и из-за этого умирать? Давай сделаем проще — покрасим твои волосы обратно в черный цвет. Вот и всё. Незачем этим мужикам знать, кого ты любила и когда.

— Как покрасить? — изумленно уставилась на нее дикарка.

— Да очень просто. Краски есть любые: черные, белые, рыжие, зеленые… какие хочешь.

Она была еще совсем дитя, лет семнадцати, не больше. Личико юное, кожа гладкая, губы нежные как у ребенка, глаза синие как фиалки. В глазах стояли слезы. Дурак был этот Улпард!

Дурак и свинья.

— Загляни в ванну, детка. Там наверняка стоит набор с красками. Принеси его. И полотенце с расческой прихвати.

Кинжал Норки убрала. Это обнадеживало. Впрочем, Ингерда уже не боялась ее. Девочка хотела жить, это было очевидно. Она принесла коробку с порошковыми красками, которые у нормальной женщины лежали в каждом углу и в каждой сумочке, как пудра и губная помада.

Цвет волос часто приходилось освежать и менять его оттенки. Это было так же привычно, как умываться по утрам.

Ингерда обернула плечи девушки полотенцем и посыпала черный порошок ей на голову.

Потом осторожно причесала ее.

— Ну вот. Еще пять минут — и всё. А ты так переживала.

Норки стояла у ее постели на коленях, послушно склонив голову.

— Вы все тут ведьмы, — сказала она.

— А женщины и должны быть ведьмами. Иначе эти мужчины просто сядут нам на шею.

— А белая краска тоже есть?

— Конечно.

— А сама я смогу так сделать?

— Конечно. Ты спокойно одурачишь своего Улпарда и получишь его пояс. И станешь царицей, если тебе так хочется.

— Мне не хочется, — грустно посмотрела на нее Норки, — у меня другого выхода нет.

Когда она ушла, прихватив белую краску. Ингерда вздохнула с облегчением. Только теперь она заметила, как трясет мелкой дрожью всё ее тело. Она потянулась к столику и налила себе вина. Надо было немного расслабиться.

Вино успокоило. За окном сгустились сумерки, снова сон сомкнул ее веки, и никто ее больше не тревожил до самого позднего вечера.

Вечером явился Герц. Он возник посреди ее спальни, бодрый и энергичный, как будто весь на пружинках. Она никак не могла привыкнуть к его новому виду.

— Ну что, мам? Ты как?

— Сейчас как будто всё спокойно, — усмехнулась она, — хотя с этими дикарями не соскучишься.

— Улпард не приставал?

— Пока нет.

— А я болтался на их кораблях! — Герц не то что сел, а просто прыгнул к ней на кровать, — пытался залезть в бортовой компьютер. У лисвисов это полная труба, а на теверских звездолетах попроще.

— Зачем тебе бортовой компьютер, сынок?

— Ма! Пора побывать на Шеоре, тебе не кажется? Посмотреть, что это за гадюшник, из которого они выползли.

— Пора, — согласилась она.

— Вот-вот. Только никто толком не знает, где этот Шеор находится. Я же не могу прыгать без точки прибытия! Эти дураки даже пальцем в небо ткнуть не могут, откуда они прилетели!

Проще залезть в бортовой компьютер и выяснить маршрут. дай глотнуть!

Сын был какой-то странный, чересчур возбужденный и довольный. Глаза блестели.

Никогда Ингерда его таким не видела.

— Герц, что с тобой? — спросила она удивленно.

— Мама! — улыбнулся он, как будто только и ждал этого вопроса, — мам, ты только послушай…

— Ну?

— Какая девушка, мам! С ума сойти! Представляешь, у нее до меня никого не было! Нет, ты можешь себе такое представить?

— Девушка?

— Ну да! Мам, я сам хотел ее придушить, даже с лестницы спихнул. А она в меня влюбилась, представляешь?

Сын просто поглупел от счастья. Ингерда, кажется, поняла, от какого.

— Это ты про Норки? — нахмурилась она.

— Ма-а-а, — виновато протянул он, — я сам думал, что она сука. Просто хотел рога наставить Улпарду. Чего в самом деле ее в мою кровать подкладывать!

— Ну? И что?

— Меня никто не любил, мам. Всем бабам чего-то было нужно от меня. Вечно повиснут и тянут энергию… А она меня любит. И я ее люблю. Это так здорово, мам!

— Любит? — Ингерда с жалостью посмотрела на своего глупого сыночка, — царская невеста?

— Конечно!

— А с чего ты взял, что она тебя любит?

— Как с чего? — Герц вытаращил свои голубые глаза, — я же первый у нее.

И жалко его было, и в дураках оставлять не хотелось.

— Твоя пассия чуть себя не убила и меня в придачу оттого, что ты у нее первый, — сказала она.

— Что?! — подпрыгнул на матрасе сын.

— Она была здесь, — сообщила ему Ингерда, — сказала, что такого позора ей не пережить.

Недостоин ты ее, и отдалась она тебе по глупости и от обиды на своего жениха.

— Неправда!

— Успокойся. Зачем мне тебя обманывать? Она была тут с кинжалом. Хотела зарезать меня и себя. Хорошо, что мне удалось ее уговорить перекрасить волосы… ее интересует только собственная честь и пояс царя. А ты про какую-то любовь.

Герц молчал с минуту и растерянно моргал.

— Они другие, — с сочувствием добавила Ингерда, — нам их трудно понять. И эту девушку тоже.

— Так я, значит, ее не достоин?

— Она же не знает, что ты наследник престола.

— А что, без этого меня и полюбить нельзя?!

— Можно, сынок, конечно, можно.

Ингерда уже пожалела, что сказала ему об этом.

— Да брось ты, — поморщился Герц, — всем что-то нужно: кому энергия, кому деньги, кому титул… царевна! Пусть катится к своему Улпарду!

— Прошу тебя, только без глупостей, сынок.

— Успокойся. Глупым я больше не буду.

Глаза его совсем потухли. Мальчику хотелось сказки. Мальчику хотелось любви. И это было понятно. Только не там он ее искал и время выбрал неподходящее.

— Ни одной бабе больше не поверю! — заявил он напоследок.

Норки никак не могла поверить, что ее волосы снова стали черными. Какое счастье, что рыжая царица научила ее колдовству!

Эту ошибку ей удалось исправить. А что было делать с остальными ошибками? По- прежнему оставалась чужая планета, чужой мир, чужой дворец, жених, которому нет до нее дела, и насмешливые взгляды воинов и прислуги.

Когда стало совсем тоскливо, она позвала карлицу.

— Кеция, найди мне Арктура.

— Постараюсь, госпожа. Я не знаю, где он.

— Ты не знаешь, в какой комнате он живет?

— Дворец большой, госпожа. А связь не работает.

— Ступай. Он мне очень нужен.

Она ждала его долго, взволнованно расхаживая по комнате, потом обессилено села на кровать. В это время он и появился.

Комбинезон на нем был черный с синим отливом, ботинки — на толстой подошве, за плечами рюкзак, на голове кепка. Таким она его еще не видела. Смотрела и удивлялась: он это или не он?

— Ты куда-то собрался?

— Собрался, — сказал он не слишком вежливо, — далеко. А что?

Норки только сейчас поняла, что для слуги он вообще вел себя слишком нагло. Что-то тут было не так.

— А как же я? — спросила она, — я ждала тебя.

— Зачем? — хмуро уставился он.

Куда только делся его кроткий взгляд!

— Как зачем? Ты что, всё забыл?

— Я-то помню! А вот ты, как видно, помнить не хочешь! Зачем ты покрасила волосы?

Чтоб никто не догадался? Ничего не было, да? Ошибочка вышла? Можно всё забыть, порвать и выбросить?! Ты так решила?!

— Что?!

— Ну так и вали к своему Улпарду! Что тебе от меня-то нужно? Я тебе не мальчик по вызову!

— Арктур!

Норки не понимала, что происходит. Во что превратился этот скромный юноша и как он смеет на нее кричать. Ей даже жарко стало от одного его взгляда. В полном шоке она смотрела на него как кролик на удава.

— Я, по-твоему, дерьмо? — шагнул он к ней, сжимая кулаки, — со мной, значит, переспать ниже твоей чести! Лучше зарезаться! Подумайте, какая принцесса! Что ж ты не зарезалась?!

— Как ты смеешь? — пробормотала она, голос совсем пропал от волнения, зубы стучали.

Он был страшен в гневе и зловеще красив. Горячая волна окатила ее с ног до головы.

— Смею! — рявкнул он, — скажи спасибо, что не убил тебя и твоего дохлого Улпарда!

Какая-то бешеная сила отшвырнула Норки с кровати к стене, она увидела, как лопаются стекла в окнах, взрываются лампочки и экраны, летят от них осколки, трещат стены, и осыпается потолок.

— Черт бы тебя побрал! — выругался Арктур на прощанье и вышел через вылетевшую дверь.

Пыль медленно оседала. Она стояла у стены, дрожала и ничего не понимала. Через пару минут прибежала охрана, в проеме двери скопились слуги. Все галдели и удивлялись, а она ничего не могла объяснить.

— Кто здесь был, Норки?! — орал начальник стражи, — кто?!

Разъяренный Арктур снова встал перед глазами. Она зажмурилась.

— Никого.

— Иногда экраны компьютеров взрываются, — сказала маленькая Кеция, — тогда так и происходит. Это редко, но случается.

Ей поверили. Другого объяснения всё равно не было. От разбитого окна тянуло холодом.

Завернувшись в плед, Норки вышла из разрушенной спальни в зал и присела на диван под деревцем. Ее знобило, колени подгибались. Похоже, свою первую любовную ночь она провела с демоном!

— Принести вина или горячего чаю, госпожа?

Карлица стояла рядом и смотрела прозрачными, лукавыми глазками.

— Ты ведь знаешь, что случилось, — взглянула на нее Норки.

— Знаю, госпожа.

— И знаешь, что было вчера ночью, да?

— Я же дежурю у вашей двери, госпожа.

— Кто он?

— Бог, — улыбнулась Кеция.

— Кто?!

— Прыгун — это почти что бог. Господин Аггерцед сын правителя.

Сердце упало.

— Царевич?!

— Да. Это его покои, госпожа. Он велел уходя их отремонтировать. Скоро вам заменят всё: и стекла, и лампочки. Его приказы быстро выполняются. Слуги его очень любят.

Норки изумлялась всё больше.

— И все слуги знают, что царевич здесь?

— Конечно, госпожа.

— И все молчат?!

— Конечно.

— А ты? Почему же ты мне это сказала, Кеция?

Старая служанка улыбнулась.

— Вы не выдали его, госпожа. Вы тоже его любите.

Норки куталась в плед. Ее мелкая дрожь превратилась в крупную. Она поняла, что если царевич здесь, и все слуги в сговоре, то что-то происходит. Аппиры не покорились безропотно и смиренно, они что-то затеяли и не сомневаются в успехе. И она каким-то образом уже оказалась на их стороне.

— Да, — сказала она, — я люблю его… только он меня уже ненавидит.

— Что там за шум? — спросила Зела удивленно.

— Да так… не обращай внимания, — поморщился Герц.

Он стоял в черном термостате, десантных ботинках и с рюкзаком.

— Куда ты собрался?

— На Шеор. Посмотрю, что это за гадюшник.

— Ты знаешь, где это?

— Выяснил. Далековато, конечно, в созвездии Щита и Меча. Две тысячи парсек. Но я допрыгну, я сегодня слишком зол.

То, что он злился, было видно.

— А что случилось? — осторожно спросила Зела, — что еще?

— Ничего, — потупился он, — расту.

Она понимала, как ему тяжело тут одному, и сколько сразу на него свалилось.

— Ты и так уже вырос, мальчик.

Очень хотелось обнять его и погладить, но Герц стоял такой ершистый, что к нему было не подступиться.

— Я вернусь к утру, — сказал он, — как думаешь, твой Рой ночью не припрется?

— Думаю, что нет. А если и да, то я сама с ним разберусь.

— Сама! Как ты с ним справишься? — глаза внука вдруг нехорошо сверкнули, — или ты решила уступить этому гаду?

— Не волнуйся, — успокоила его Зела, — я не Кантина.

— Только попробуй, — буркнул он.

— Глупый… — она все-таки обняла его, под термостатом гулко и часто стучало его сердечко, — здесь у каждого своя роль. И я свою роль знаю. Не беспокойся за меня… даже если это моя последняя пьеса.

Она надеялась, что Рой не придет, но он все-таки явился. Пьяный, хмурый и тоже злой.

— Налей мне вина, — небрежно бросил он, расстегивая ворот.

— И не подумаю, — спокойно сказала Зела, — я тебе не служанка.

— Что?

Из всех платьев, что он ей прислал, она выбрала белое. Холодное, неземное, неприступное белое платье. Таким же холодным и неприступным был ее взгляд.

— Что ж, — тогда я тебе налью, — усмехнулся Рой, пьян он был уже прилично.

Он налили вина им обоим, встал на одно колено и протянул ей фужер.

— Так нравится? Или так? — он встал на оба колена, — или так? — он вообще сел у нее в ногах, — хочешь, я поцелую твою туфельку?

— Моей туфельке всё равно, — сказала Зела.

— А твоей ножке? Твоей ножке нравится, когда ее целуют, начиная с самых пальчиков?

— Ты пришел валяться у меня в ногах? — усмехнулась она.

— Это только игра, — ответил он самодовольно, — игра, которая тебе нравится. Не так ли?

— С чего ты взял?

— По тому, как краснеют твои щечки.

Зела уже начинала злиться, но понимала, что спасти ее может только полное равнодушие. Она не ответила и с брезгливым недоумением смотрела на него. Рой поднялся и уселся в кресло.

— Ладно, — сказал он, — что тебе нужно?

— Мне от тебя? — она пожала плечом, — ничего.

— Ничего — это слишком много, — сказал он, — это надо еще заслужить.

— Не понимаю, — нахмурилась она.

— Сейчас поймешь.

Неожиданно у нее заболела голова, виски сдавило будто тисками. В глазах потемнело.

— Ну что? — послышался из темноты голос Роя, — долго еще будем ломать комедию?

Боль становилась всё сильнее. Зела вся покрылась потом и едва сдерживалась, чтобы не стонать. Но она и к этому была готова. Мысль была только одна — терпеть во что бы то ни стало, терпеть до конца, и сознание однажды отключится. Тогда уже не будет больно.

Она не знала, сколько времени прошло. Боль прекратилась внезапно. Осталась дрожь в измученном, ослабевшем и вспотевшем теле.

— Ну? — хмуро посмотрел на нее Рой, — и чего ты добилась?

— А чего добился ты? — ответила она.

— Еще парочка таких сеансов, и ты сделаешь всё, что мне нужно. Есть боль, которую терпеть невозможно.

У Зелы внутри был самый настоящий животный ужас оттого, что всё это может повториться. Перед ней сидел дьявол! И с ним надо было бороться.

— Но ты, кажется, хотел моей любви? — посмотрела она ему в глаза.

— На черта мне твоя любовь! — зло оскалился он, — раздевайся и посмотришь, что мне от тебя нужно!

— Ты пьян, — сказала она, качая головой.

— Я сказал: «Раздевайся»! Мне осточертели твои ломания!

Голова снова взорвалась от боли. Зела сама не поняла, как вскочила, сдавливая виски руками. Ее тело заметалось по комнате, взвыло, надломилось, потом упало на ковер. Она лежала, уткнувшись головой в пол и почти ничего уже не понимая.

— Раздевайся же! — встал над ней этот дьявол, — и побыстрее!

Несчастное тело билось и дергалось, словно вырываясь из невидимых пут, Зела заметила складку ковра и вцепилась в нее зубами.

— Ты что, дура? — наклонился он, — хочешь, чтобы я разбрызгал твои жидкие мозги по всей комнате?!

Она даже не поняла, откуда у нее нашлись силы повернуться и влепить ему пощечину.

Потом всё померкло.

Очнулась она уже на диване. Под головой была мягкая подушечка, во рту привкус сладко-терпкого вина. Рой сидел в кресле с сигаретой в окаменевших пальцах и смотрел на нее.

— Я не понимаю, зачем ты это делаешь, — сказал он серьезно, — ты же знаешь, что рано или поздно я сломаю тебя. Тогда ради чего столько мук? Твой Ричард Оорл никогда уже не вернется. Ему ты там не нужна. Ты нужна мне и здесь.

Зела села. Голова всё еще кружилась.

— Я не люблю тебя, Грэф Рой Геандр.

— Это так важно? — усмехнулся он.

— Ты ничего не понимаешь в жизни, если задаешь этот вопрос.

— Я? Ничего не понимаю в жизни?

— Ты думаешь, что мы пешки, которые ты будешь переставлять по своему усмотрению?

Тебе этого очень хочется! Поэтому ты и сбежал из тонкого мира в плотный! Но я тебя разочарую, Грэф. Здесь всё то же самое.

Рой глубоко затянулся, синие глаза прищурились.

— Есть иерархия миров, — сказал он, — не я ее придумал. Вы примитивнее эрхов и васков, это закон. Вы — всего лишь муравьи, которые заняты выживанием. О какой великой любви ты мне толкуешь? Что вы в ней понимаете?

— Ты можешь считать себя богом, — посмотрела ему в глаза Зела, — но не путай нас с животными.

— До сих пор так и было, — усмехнулся он.

— До сих пор ты видел то, что хотел, — жестко сказала она, — тебе не надоело себя обманывать?

— Кто ты такая, чтобы учить меня жизни? — насупился он, — колония клеток из пробирки с точеными ручками и ножками! Тебя создали, чтобы ублажать мужчин, а не поучать их. Вот и ублажай. Куда ты лезешь со своими нравоучениями?

— Может, меня и создали для чего-то подобного, — разозлилась Зела, — но забыли спросить. У меня на этот счет свое мнение.

— Ах, так?

— Да так. А теперь можешь разбрызгать мои жидкие мозги. Я не передумаю.

Они долго сидели в полной тишине. Рой выкурил сигарету, раздавил ее в тарелке с устрицами, которых не пробовали даже мараги, полил всё это красным вином и посыпал фруктовым сахаром. На лице его появилась какая-то странная улыбка.

— Ну что? Весело сегодня было?.. Завтра продолжим.

9

Он вышел в коридор. Он был пьян, но не настолько, чтобы ничего не понять. Впрочем, он уже давно это понял, только не хотел себе признаться. Зела только нашла подходящие слова.

Они не животные. Они не муравьи и не амебы. Их нельзя передвигать, как пешки. Они всё понимают и всё чувствуют на том же уровне… И если так, тогда кто же он?!

В последнее время он бесился от этой мысли и всё искал доказательств их примитивности и неполноценности. Искал, видел, успокаивался… но видел и другое. Разве Льюис был примитивен? Если так, тогда где же он? Здесь тепло, здесь безопасно, здесь еда, здесь власть, здесь, наконец, отец!

Льюис исчез, и это отравляло всю радость победы. Да и не только это. Радости просто не было и не могло быть. Победа была не нужна. Когда он дошел до цели, то понял, что его не интересует результат. Ему важен был сам процесс.

По большому счету ему плевать было на скивров, которым хотелось вернуться в плотный мир, но которые ни черта не хотели для этого делать, не волновали его и привередливые магустяне, ему просто нравилось быть в центре событий, которые сам же и закрутил.

Ему не нужна была и Зела. Он просто выбрал ее в качестве приза, чтобы как-то объяснить себе, зачем он это делает. Зачем ему планета Прыгунов? Зачем ему дурачить эрхов, скивров, магустян, аппиров, лисвисов, дуплогов? Кого он только не втянул в свои игры! Он всё рассчитал, всё успел, всё устроил. И всё сработало как часы. И что? Ничего, кроме усталости.

Сын пропал, Олли превратилась в Сию, Зела упрямится, дуплоги наглеют, планета в ужасе застыла…

Грэф вдруг заметил, что бредет уже по закованному в лед морскому заливу. Дворец с его огнями остался позади. Впереди была только зябкая темнота. Он встал. Он понял, что дальше идти уже некуда. Дальше тупик. И эта секунда была самой ужасной в его жизни. Как будто вдруг вспыхнул свет, и ты увидел, кого топчешь.

Потом он обернулся и посмотрел на окна Олли. Он не хотел называть ее Сией. Сия — вот та действительно была примитивна. Не нравится — убей. Вот и вся ее политика. Свет горел за мягкими красными шторами. Он представил, что придет к ней совершенно обледеневший, окаменевший, обмороженный, сядет на пол у нее в ногах и стуча зубами скажет: «Олли, мы играем совсем не в те игрушки». Поймет она его или нет?

Пришел он к ней, конечно, не так. Сначала приплелся в покои Леция, окатил себя горячим душем, протрезвел окончательно, с отвращением взглянул на себя в зеркало, как на кого-то чужого и незнакомого. Потом пошарил в ящиках ванной комнаты и нашел бритву.

Лицо без пошлых усиков и бородки стало совсем другим — усталым до невозможности.

Этот матрикат вообще получился неудачным, слишком бледным и худым, эрхи в Центре Погружений совсем обленились: слепили какого-то чахлого дьявола. Он усмехнулся. Олли хотела видеть дядю Роя без бороды. Она своего добилась!

В приемном зале снова пировали. Дикарей надо было срочно расселять из дворца в город, а для этого налаживать отопление, энергетику и транспорт. Много чего было надо, только не было на это сил. Он сам так устроил, что никто и ни в чем не мог его заменить.

Таким он и был: незаменимым, непобедимым, необходимым и безумно уставшим.

Грэф прошел мимо дверей зала и спустился вниз, в покои Риции. Там горел мягкий свет, красные шторы висели на окнах, пылал камин, журчал ручей в цветочном уголке. Оливия стояла и смотрела на огонь в какой-то странной, надломленной позе. Он подошел, хотел тронуть ее за плечо и вдруг понял, что не может это сделать.

Воздух вокруг нее застыл. И сама она застыла. Отсветы огня плясали на ее безжизненном лице, бледном, грустном и немного удивленном.

— Эй! — позвал он потрясенно, — Олли!

И понял, что глуп. Сам придумал — сам и получил. Олли была вне времени. И чему тут было удивляться, если у половины дуплогов его рассогласователи! Просто он шел к ней не за этим и ожидал совсем другого, разнылся и расслабился.

— Какая такая сволочь… — процедил он сквозь зубы с твердым решением обезоружить их всех немедленно.

Пульт он держал за поясом, дуплоги ничего о нем не знали. О нем вообще никто не знал.

— Сейчас, детка, — сказал он, отходя на удобное расстояние и прицеливаясь, — сейчас мы тебя оживим…

Удар по голове был таким неожиданным и сильным, что свет мгновенно померк. Грэф рухнул на ковер, даже не поняв, что произошло. Зато, когда очнулся, понял всё сразу. Олли стояла на месте, огонь в камине почти погас, прошло, наверно около получаса. Пульта в руке не было.

Лучше бы не было самой руки. Он сел, потирая шишку на голове. Кто? Как? Откуда они узнали? И что теперь с этим делать?

Откуда дует ветер, он догадался быстро. Пульт изготовили на Тритае. Знали об этом только технолог и Проконсул. Возможно, еще и Эдгар. А кто мог знать и Проконсула, и Эдгара? Конечно, Кантина! Эта зеленая змея с наглыми глазами! Женщина, вокруг которой сплошные интриги и смерть!.. Но не она же ударила его с такой силой? Нет, конечно.

Неужели эта дура рассказала всё дуплогам?!

Грэф вскочил. Несколько секунд он был почти в панике. Потом взял себя в руки. Надо было действовать.

Пленные женщины пили чай. Кантины с ними не было.

— Где ваша зеленая кобра? — спросил он с порога.

— Мы не знаем, — перепугано посмотрела Анастелла.

— Правда не знаем, — подтвердила Миранда.

— Что это с вами? — усмехнулась Флоренсия, эту запугать было трудно.

Он и забыл, что побрился. Да уже и пожалел об этом.

— Где она может быть?

— Канти ходит свободно по дворцу. Доронг ей разрешил.

— Доронг?! — Грэф развернулся и хлопнул дверью, — жирная свинья!

Он стал расспрашивать всех слуг, не видел ли кто Доронга или Кантину. Наконец кто-то сообщил ему, что они оба пошли в малахитовый зал.

Шикарный был зал на половине Эдгара, с бассейном, колоннами, курильницами, с черно-белым шахматным полом. Что-то подобное он видел в храме Намогуса у Тирамадидвааля. Но ничего подобного Кантине видеть ему не приходилось.

Она стояла совершенно голая, с мокрыми волосами, ослепительная в своей зеленой красоте, влажная от воды и тяжело дышащая. В ногах у нее лежал мертвый Доронг с лужей крови из горла. В правой руке у нее был его пульт, дулом направленный ему в грудь.

Грэф никогда не думал, что ему придется смотреть в дуло своего собственного оружия.

Волосы тихо зашевелились на затылке.

— Это не игрушка, — предупредил он.

— А кто тут играет? — усмехнулась она и покосилась на убитого Доронга.

— Вокруг тебя и правда одна смерть, Кантина.

— А ты думал, я отдаюсь бесплатно?

— Это твоя цена?

— Ты тоже заплатишь, ублюдок. Ты хотел отобрать у меня Эдгара? У меня, жрицы Кантины, отнять мужчину, которого я люблю?! Ты думал, тебе это удастся?

— Ладно-ладно, — согласился он для виду, — ты меня переиграла. Ты самая большая стерва, каких я встречал. Довольна? Теперь опусти эту штуку. Ты всё равно не умеешь с ней обращаться.

— Тут много ума не надо.

— Ошибаешься, детка. Этот пульт в триста раз мощнее обычного рассогласователя. Одно неверное нажатие твоего пальчика — и полдворца со всем его содержимым превратится в мертвое царство. Ты этого хочешь?

Жрица заколебалась. Грэф шагнул к ней, подавляя предательскую слабость в коленях.

— Стой! — крикнула она.

— Что, будешь стрелять? — пожал он плечом, — знаешь, сколько народу у меня за спиной?

— Ублюдок!

— А под ногами! Это, кажется, третий этаж?

— Не подходи ко мне!

— В самом деле?

— Не сомневайся, я стрельну! Мне нужен Эдгар, а на остальных мне плевать!

Похоже было, она и правда рехнулась на своем последнем муже.

— И как же ты доберешься до своего ненаглядного Эдгара?

Грэф медленно продвигался вперед. Ему было жутко, но еще страшнее было оставить пульт в руках этой бесноватой лисвийки. Всё шло как будто нормально, но ответ его ошеломил.

— Зачем я? Герц доберется.

— Какой, к черту, Герц? — замер он, — он в прошлом.

— Он здесь! А скоро здесь будет и Эдгар. Плевали мы тогда на тебя и твоих дуплогов! Ты действительно проиграл, Рой!

— Хватит врать! — рявкнул он, — ты это умеешь, но в этот раз не выйдет. Я точно знаю, что Прыгунов было восемь! Они все там!

— Не знаю, кто там был восьмой, — ядовито улыбнулась Кантина, — но Аггерцед здесь, во дворце. Он всегда был с нами!

Грэф не верил ей. Он только допустил на секунду мысль, что вместо Герца отправил кого-то другого, и у него потемнело в глазах от жуткой догадки.

— Врешь, — повторил он с ненавистью, — сука зеленая, что ты выдумываешь всякую чушь?!

Они яростно смотрели друг на друга и даже забыли, что, собственно происходит. Грэф стоял, уже не замечая дула, а замечая только свирепую красоту ее зеленого лица с широкими, вывернутыми ноздрями и искривленным в презрительной усмешке ртом.

Через секунду жрица упала с копьем в груди. В тишине малахитового зала слышен был даже хруст проломанных ребер. Копье было огромное, толстое и тяжелое, она схватилась за него руками, выронив пульт. Грэф рванулся к нему, но от сильного удара в спину оказался в воде.

Когда он вылез, было уже поздно. Улпард сидел возле колонны и целился в него. С этим можно было не разговаривать. Этому головорезу было плевать, сколько народу он заморозит.

— Ну что, шаман? — ухмыльнулся он, — хотел меня обмануть? Хотел сделать мое войско безоружным?

Грэф почувствовал себя побитым мокрым псом. Непривычное было для него состояние.

— Кто тебе сказал? — сделал он удивленное лицо, — эта тварь, что прирезала Доронга?

Нашел, кому верить!

— Однако, про пульт она не соврала.

— А что пульт? — пожал плечом Грэф, — разве нам не нужен жезл с обратным действием?

Когда-то нам придется всё восстанавливать.

— Полезная штука, — кивнул дуплог, — это ты хорошо придумал. Только теперь она будет у меня.

— Какая разница? Мы же союзники!

— Разница есть. И ты ее хорошо понимаешь, союзничек.

Грэф понял, что больше притворяться овечкой не в силах. С него на сегодня довольно было потрясений.

— А ты представляешь, во что ввязываешься? — зло сказал он, — что ты можешь без меня, идиот? Даже с этим пультом!

Улпард нахмурил свои густые, сросшиеся брови.

— Скоро вы и тут всё сожрете, сожжете и переломаете. Пустить заводы тебе не по силам.

Даже подстанцию восстановить — и то переломишься. Вы только дикие охотники и больше ни черта не умеете. А охотиться тут не на кого, тут нет зверья.

Дуплог что-то промычал в ответ, явно взбешенный таким поворотом дел.

— А задумаешь вернуться на Шеор, — докончил Грэф, — так и тут без шамана Роя у тебя ничего не получится. Хочешь править один? Не выйдет!

Улпард повращал черными глазами, потом нехотя встал.

— Да, ты мне нужен, — признал он наконец, — но дурачить себя я больше не позволю. Пульт будет у меня.

Кантина лежала рядом с Доронгом. Изо рта вытекала струйка желтой крови. Грэф постоял над ней со сложным чувством досады, злости, восхищения и сожаления. Он сожалел о каждом своем достойном противнике, с их уходом наступала пустота. А эта женщина была еще и дьявольски красива. Красивые женщины всегда были его слабостью.

— Что ж, — сказал он хрипло, — пусть пульт будет у тебя. Делай что хочешь. Только верни мне Оливию.

— Когда-нибудь верну, — с надменным лицом ответил дуплог, — почему бы нет? Только к чему торопиться? Ты ее получишь, шаман… если будешь хорошо себя вести! А сейчас пойди просохни.

Утро выдалось хмурое. Служанки обмыли тело Кантины и одели его в золотое платье.

Ингерда была против похорон. Она велела сохранить жрицу в холодильнике, чтобы Эдгар и дети могли проститься с ней. Зела уже слабо верила, что это когда-нибудь случится. Кошмар последнего вечера с его дикой болью преследовал ее.

Они сидели все вместе. Анастелла тихо плакала, Миранда обнимала ее, Ингерда со своей раной полулежала в кресле, Флоренсия ходила из угла в угол.

— Ну? И чего она добилась?

— Но она хотя бы пыталась, Фло, — ответила ей Миранда, — это мы сидим тут и вообще ничего не делаем.

— А тебя тянет на подвиги?

— Почему бы и нет?

— Еще одна героиня нашлась!

— Фло!

— Ваша Кантина, конечно, на месте не сидела. Только вышло еще хуже. Пульт был у Роя, а теперь он у Улпарда!

— Как разница? Оба негодяи.

— Да. Но Рой хотя бы умный. А этот — дикарь пещерный!

— Не ссорьтесь, — тихо сказала Зела, — нам это не поможет.

Слуги доложили им подробно, что там произошло в малахитовом зале. После стольких потерь это оказалось последней каплей. Пришло отчаяние. Кантина вносила оптимизм и энергию в их унылую жизнь. Теперь и этого не стало. Снова наступила минута полной безнадежности.

— Госпожа Ла Кси! — заглянул в дверь переводчик Роя, — хозяин ждет вас.

У нее сжалось сердце.

— Уже?

— Прошу вас, пройдемте.

Она медленно встала, тело идти никак не хотело, ноги подкашивались. Вчера Рой был зол. Сегодня, после всего, что случилось, должен быть вообще в ярости.

— Молитесь за меня, девочки, — прошептала она.

У дверей ее поджидала стража из четырех дуплогов. Переводчик мелкими шажками затрусил впереди. Зела шла за ним, ничего вокруг не видя. Ей нужно было побороть свой страх до того, как она встретится взглядом со своим мучителем. Кантина погибла, вызволяя своего мужа. Ей же предстояло пережить нечто худшее, чем смерть.

Провели ее не в янтарную гостиную, а в кабинет Леция с видом на морской залив. У окна, сунув руки в карманы, стоял мужчина в серых джинсах и черном свитере. Она не сразу поняла, что это Рой, так он переменился. Он был гладко выбрит, но дело было даже не в этом. Что-то пропало, помимо бороды. Какой-то внутренний огонь.

— Ты тоже в черном? — усмехнулся он.

— У нас поминки, — сказала Зела.

Они посмотрели друг на друга.

— Боишься?

Врать было бесполезно, ей было страшно, но и признаваться в этом не хотелось. Она молчала.

— Не бойся, — сказал он, — это действие уже закончилось. Антракт.

— Тогда что же в следующем?

— В следующем? — Рой взял ее под локоть и усадил на диван, — ты услышишь долгую и нудную исповедь. Согласна?

— Что с тобой? — недоверчиво посмотрела на него Зела.

Он закурил и снова отвернулся к окну.

— Вчера я шел по заливу. Вон там… Позади был дворец со всеми вами, а впереди темнота.

Темнота и лед. И в какой-то момент я остановился и понял, что нужно идти обратно. Вот и всё.

Плечи его ссутулились, как будто свитер был невозможно тяжел. На самодовольного пижона он походил так же мало, как этот свитер на помпезный костюм.

— Я всегда куда-то иду, Ла Кси. Я не могу стоять на месте. Главное — идти. И какая мне, собственно, разница, куда?

Она не понимала, что это: очередной его ловкий прием, чтобы привлечь ее, или настоящий надлом?

— Ты была последней каплей, — сказал он, глядя в окно, — я никогда не мучил женщин, я пошел даже на это, мне очень важно было сломать тебя… да, это правда. Я боролся за свой мир, за свой игрушечный мир, который сам себе придумал. И он рассыпался вдребезги!

Зела с изумлением смотрела, совершенно его не узнавая. Разве может человек так измениться за одну ночь?

— Хочешь, скажу, с чего всё началось? — обернулся он, синие глаза сверкнули, — я игрок. Я затеял грандиозную игру! Но вся она строилась на допущении, что вы примитивны, вы — не такой уж ценный материал, вас не жаль, кое-кем можно и пожертвовать. Кстати, не только я, многие эрхи находятся в таком же заблуждении. Анзанта до сих пор считает тебя куклой по своему подобию…

— Я даже знаю почему, — тихо сказала Зела.

Высокомерие эрхини всегда ее раздражало. А скрывалась за этим самая примитивная женская ревность. Вот и говори после этого об иерархии миров.

— Я игрок, — повторил он, — я грандиозный игрок! Но мне негде было развернуться. Эрхи никогда не допускали нас до серьезных проектов, а своего мира у нас нет. Тогда я решил развернуться здесь. И мне понадобилась Пьелла… и я получил ее.

— Вместе с дуплогами, — напомнила Зела.

— Они меня мало волнуют, — поморщился Рой, — если я смог очистить планету от Прыгунов, то уж от шеорских дикарей очищу и подавно. Дело не в этом, а в том, что мое допущение рухнуло. Ты не вписалась в мою схему. Это был тот самый парадокс, который разрушил всю теорию. Сорок лет коту под хвост. Всего-навсего…

Он замолчал, устало глядя на нее.

— И что? — осторожно спросила Зела, она всё еще не могла поверить в раскаявшегося дьявола.

— Мне придется играть в другую игру, — усмехнулся он, — а с этой пора кончать. Всё и так слишком далеко зашло…

Она боялась сказать лишнее слово, чтобы всё не испортить. Рой докурил сигарету, глядя на ледяные глыбы залива и думая о чем-то своем.

Она услышала его долгий рассказ. О скиврах, об эрхах, о его безуспешных попытках войти в Совет Мудрых, о надменной Анзанте, которая не желала иметь в любовниках скивра, а потом отдалась земному белому тигру. О львице Сии, с которой они быстро нашли общий интерес. О девочке Олли, которую он синтезировал для Сии в плотном мире и долго заметал следы ее появления на свет. О мальчике Льюисе, которого он отобрал у Ольгерда для своих целей и к которому привязался как к родному сыну, о заводах на Тритае, о шеорской войне, о своих манипуляциях в виалийском правительстве и земном Совете по Контактам…

— Всё, что еще возможно, я исправлю, — сказал он в заключении, — это тоже интересная задача. Как раз по мне. А ты… ты получишь своего Ричарда обратно, если он, конечно, еще жив.

— Как это возможно? — не поверила своим ушам Зела.

— Только одним способом, — устало сказал он, — мне придется отправиться туда самому…

Черт возьми, опять всё самому! И почему я по-другому не умею?!

Позавчера он был омерзителен, вчера — страшен. Сегодня его было даже жалко. И при всем при этом всегда было и еще одно ощущение от него.

— Ты великий, — сказала Зела, — правда, не знаю кто. Бог или дьявол? Такое чувство, что ты хочешь подменить обоих. Эрхи прогадали, что не использовали твою энергию в мирных целях.

Он действительно подобрал подходящие планеты для магустян и даже начал их переустройство. Он сплотил разрозненных скивров. Он создал машину времени и оружие, которое не убивает… но он взорвал целый город под куполом на Меркурии, он разжигал войны, ссорил правительства. И он убил Анну Тапиа.

— Я игрок, — еще раз повторил он.

— Я могу тебе чем-то помочь? — спросила она.

Рой покачал головой.

— Успокойся. Твоя роль закончилась. Дальше я сам.

— Но тебе нужен пульт, не так ли? Нельзя оставлять его Улпарду.

— Ты для этого не годишься, — усмехнулся он, — а Кантина мертва.

— Что же делать?

— Ничего. Это слишком рискованно. Улпард даже спит, не выпуская пульт из рук. А я не могу рисковать, пока не побываю в прошлом.

— Но это же опасно! Мало ли что взбредет в голову этому дикарю!

— Опасно всё. Я тоже отправляюсь не на прогулку.

— Я понимаю.

— Вряд ли. Нужен верный расчет точки прибытия и возврата, чтобы не заложить событийную петлю. Подстанция заморожена, мощности генераторов Центра может не хватить. Это не говоря о том, что в прошлом я вполне могу оказаться на морском дне. Так что опасно всё. Нужно выбирать, что важнее.

— Ты правда это сделаешь? — изумленно посмотрела на него Зела.

— Во всяком случае, это интереснее, чем уговаривать упрямую дамочку, — сказал он насмешливо, — я всегда говорил, что ради женщины можно перевернуть мир. Но это неправда. Мне просто хотелось его перевернуть. А женщина — она только предлог. Даже такая безумно красивая, как ты.

— Я больше не нужна тебе? — всё еще не веря, спросила она.

— Да. Можешь идти. Как только починим энергогенератор и смонтируем установку, получишь своего драгоценного мужа в целости и сохранности. Вместе со всеми остальными.

Во всяком случае, я на это надеюсь.

Она встала. Ноги почти не держали ее. Зела никогда не думала, что внезапная радость может так опустошить. Ричард вернется! Она увидит его! Она сможет всё ему сказать!

Наверно, это будет очень трудно, но это будет! А может, и слова не понадобятся? Неужели он не поймет после всего этого, как она его любит?

Зела только представила, что окажется наконец в его крепких объятьях, в его руках, надежных и ласковых, и у нее закружилась голова. Поддержал ее, впрочем, не Ричард, а Рой.

Она даже не поняла, что это с ней.

— Совсем я тебя замучил, — сказал он с сожалением, — кто ж знал, что вы умеете страдать… смотри, — он осторожно коснулся ее волос у виска, — у тебя даже седая прядка появилась. С ума сойти…

— Седая? — с ужасом посмотрела она ему в глаза.

Он, конечно, не понял, что это значит для нее. Особенно в такую минуту.

— Ничего страшного. Только один локон. Ты с ним еще прекраснее.

— Рой, — Зела снова покачнулась, — сколько тебе нужно времени на починку и монтаж?

— Пока не знаю, — пожал он плечом, — может, дня три. А может, целый месяц.

— Месяц?!

— Без Олли мне будет сложнее разобраться в схемах.

— Понятно, — проговорила она упавшим голосом.

Она вернулась в дубовую гостиную совершенно потрясенная, с одной только отчаянной мыслью, что судьбу не переспоришь. Не успела она обрадоваться, как снова всё потеряла.

Все-таки Ричард ушел от нее тогда навсегда. Подарил белые розы, посмотрел отчужденно, сел в вишневый модуль и даже не взглянул на ее окна.

Подруги подавленно сидели по углам. Герц, судя по всему, еще не вернулся.

— Ну как? — с сочувствием посмотрела Миранда, — долго он тебя мучил?

— Он меня не мучил, — сказала Зела ослабевшим голосом, — эта пьеса его больше не интересует.

— Тогда что с тобой? — Флоренсия подошла и взяла ее под руку, — что случилось? На тебе лица нет!

— Всё нормально, — вздохнула Зела, — просто кончился завод.

Герц пожалел, что у него нет модуля, чтобы осмотреть планету с высоты. Сгоревшие деревянные города, когда-то наверняка чудесные, произвели на него тягостное впечатление.

Особенно столица Плобла, окруженная войском мертвецов.

Страна не вылезала из мелких войн. Основные силы дуплогов улетели на Пьеллу, остатки сбились в небольшие отряды и вступали в стычки с восставшими рургами и прибывающими южными племенами. В общем, он попал в самый разгар безвластия и разрухи.

Всё это он узнал, посетив пару харчевен и просто погревшись у костров. По Хааху он побродил сам. Ему было интересно, что же это за город, к которому так стремились дуплоги и который они потом так быстро бросили на произвол судьбы.

Жизнь едва теплилась в нем. На улицах почти не было прохожих, стояли только обездвиженные, заметенные снегом фигуры. Зрелище было не из приятных. Герц дошел до дворца, оценил его изящную красоту, летящую легкость деревянных конструкций, сказочную замысловатость и яркость. Ненависть к дуплогам от этого только возросла.

Здесь тоже была зима. И она тоже была хмурой и слякотной, только солнце было оранжевое, и небо нависало не серое, а бронзовое. Герц слонялся по Плоблу в полной тоске, мысли всё время возвращались к Норки, как будто и подумать было больше не о чем.

Наверно, потому что это была ее планета. Здесь она воевала, здесь жила, по этим дорогам проезжала на одном из странных животных — лапаргов. И рядом с ней всегда был Улпард!

В Аркемере его поразили деревья. Они были такие огромные, что в лесу он почувствовал себя гномом. Под вздыбленными корнями можно было пройти как в ворота, в стволе можно было выдолбить жилище. Вот где родилась его дикая охотница — в совершенно сказочной стране!

Слоняясь по этому невероятному лесу, он почуял дым костра и набрел на стоянку охотниц. В племени почему-то были одни женщины, причем только старухи и дети.

Малышня оказалась шустрая: сразу три девочки-подростка схватили луки и прицелились в него. Они были в меховых шубках и сапогах, но с голыми коленками. Герц закрылся в белой сфере, а руки все-таки поднял.

— Не бойтесь меня! Я безоружный. Мне бы только погреться.

— Мужчины не приходят в это время! — сказала одна из старух.

— Я заблудился.

— Кто ты? Из какого племени?

— Я аппир, — честно ответил он.

— Не знаем таких, — дружно заворчали женщины.

— Наверно, из подземелов, — предположила одна.

— Ну да! Смотри, как он одет, — возразила другая.

— А говорит по-нашему, — удивилась третья.

— Можно мне сесть к костру? — спросил Герц, перетаптываясь.

— Садись, незнакомец, — сказала самая старая на вид женщина, — я вижу, что ты замерз.

Можешь погреться. Но не задерживайся долго. Мужчинам нельзя приходить к нам в это время года.

— Почему?! — изумился он.

— Таков обычай, — коротко ответила она.

Девочки наконец опустили луки, и он смог расслабиться. Ему принесли плошку с горячим бульоном и кусок мяса. Это было весьма кстати. Последнюю харчевню он посетил часа четыре назад.

— И куда же ты направляешься, незнакомец?

Ответа не было. Пришлось на ходу что-то придумывать.

— К Великому Шаману, — сказал он.

— Всем нужен Великий Шаман! — криво улыбнулась старуха, половины зубов у нее не было, — ты почти дошел, незнакомец. Вон скала Эдевы.

Идея ему вообще-то понравилась.

— А как мне дальше идти? — спросил он.

— Зачем тебе это знать? — удивилась старая охотница, — если твой путь лежит к Шаману, ты дойдешь. Если нет — всё равно заплутаешь.

— Понятно, — пробормотал Герц и проглотил жирный кусок, — а что это за скала Эдевы?

— Ты не знаешь? Эдевой звали воин-охотницу из соседнего племени, она была женой самого великого Лафреда. Вечерний Увувс разбил ее об эту скалу, с тех пор ее так и называют.

«Ничего себе ветра!» — подумал он.

— Я ее знала, — сказала старуха.

— А самого Лафреда ты знала?

— О, да! Это был самый достойный из воин-охотников! Все девушки мечтали получить его пояс.

— Пояс? Зачем?

— Ты странный, чужеземец. Женщин всегда больше, чем мужчин. Мужчины чаще гибнут.

Не всем девушкам достаются отважные и сильные мужья, многие вообще остаются без мужей. Но пояс они должны получить от кого-то из самых достойных воин-охотников.

Лучше остаться черной девой, чем отдаться недостойному.

— А кто у вас считается самым достойным? — с любопытством спросил Герц.

Ответ его уже не удивил. Конечно, тот, кто самый сильный, самый ловкий и приносит больше всех добычи. «Как Улпард», — подумал он с презрением.

Дикий был край и дикие нравы. Герц смотрел на костер, пламя обдавало жаром его лицо, и ему казалось, что это горячее дыхание Норки. Она была здесь, с ним. Он никак не мог от нее отделаться.

— А сестру Лафреда ты случайно не знала? — спросил он.

— Норки? — оживилась старуха, — кто же не знает Норки! Великий Шаман сказал, что она будет нашей царицей.

— Понятно, — с досадой проговорил он себе под нос, — ей этого тоже очень хочется.

Провожали его всей деревней. Бедные охотницы так истосковались по мужчинам, что даже за ним, в сущности мальчишкой, не воином, не могучим и не достойным плелись почти до самой скалы Эдевы. А может, их просто притянула его белая энергия. Изголодались, поди, по «белому солнцу» на своем холоде!

Потом он один брел вдоль ручья, поглядывая на часы. Дома был уже полдень, всякое могло без него случиться, пора было возвращаться, но почему-то тянуло вперед, дальше по течению ручья, под арки из корней могучих деревьев, к лысым, обточенным ветрами скалам.

Великий Шаман жил в пещере, охраняли его одни женщины, еду добывали и готовили тоже женщины, все были черноволосы, очевидно, соблюдали обет безбрачия. Герц уже перестал удивляться странностям местных обычаев. У тевергов было одно, у лисвисов — другое, у марагов день без любви и песен считался потерянным, а дуплоги помешались на девственности.

В пещеру войти ему не дали, две воин-охотницы перекрыли ему дорогу своими копьями и сурово спросили, что ему нужно.

— Поговорить с шаманом, — просто ответил он.

— Ты принес дар Великому Шаману? — грозно уставились они.

Их обветренные лица мало походили на женские. Герц с удовольствием подарил бы им обеим крем от морщин и губную помаду, но у него ничего такого не было. В рюкзаке было только снаряжение, банка консервов и лучевой пистолет ближнего действия.

— Есть у меня дар, — он порылся и достал фонарь, — вот. Будете освещать свои пещеры.

И пощелкал выключателем. В лесу уже смеркалось, луч света забегал по черным выступам камней.

— О! Холодный огонь! — изумились охотницы, они стали рассматривать фонарь, как маленькие детишки.

— Теперь можно пройти? — усмехнулся он.

Одна из них удалилась в пещеру, потом вышла и пригласила его. Герц оказался как будто в пасти огромного животного, рыжей, неровной, зубастой, посреди которой горел костер.

Пахло пылью, сеном и горячим камнем. Здесь тоже когда-то побывала Норки. И этот придурок-шаман предрек ей такую чушь!

Герц понял, что злится на шамана. Ему казалось, что все в сговоре против него: и шаман, и Улпард, и сама Норки. Царица! Черт побери…

— Судя по твоему дару, ты далекий гость, — услышал он откуда-то из темного угла.

Шаман вышел на свет. Он был стар. Обычный в общем-то сухопарый старик с длинными седыми патлами, одетый в волчьи шкуры. Лицо было смуглое и морщинистое, нос крючком, глаза темные и строгие.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Герц.

— Здравствуй.

— Вы в самом деле Великий Шаман?

— Зачем ты пришел, если не уверен?

— Извините…

— Присаживайся.

Они сели на коврики возле огня. Было тихо, потрескивали поленья.

— А вы… вы всё насквозь видите, или вам объяснять нужно?

Старик улыбнулся.

— Я ждал тебя. Но и мне неведомы все нити богинь судьбы. Они плетут их так быстро и искусно, что разум не поспевает за ними.

— Раз вы меня ждали, значит, вы знаете, кто я?

— Ты слишком юн. Я не уверен.

— При чем тут возраст?! — вспыхнул Герц, — ваши дуплоги захватили мою страну! Я хочу знать, что вы по этому поводу думаете?

— Так ты принц из далекой страны за океаном? — сощурился шаман.

— Примерно так.

— Как твое имя?

— Аггерцед Арктур.

Старик кивнул.

— Всё верно.

— Что верно? — удивился Герц.

— Духи ветров поведали мне, что однажды сюда придет великий воин, принц из очень далекой страны, с которой мы будем воевать. Он будет обладать силой, способной противостоять даже вечернему Увувсу. И он будет нашим царем.

— Я?!

— Аркемер растерзан ветрами, а Плобл лежит в руинах. Нам давно нужен могучий и мудрый царь.

Герцу показалось, что всё это просто глупая шутка.

— У вас тут, конечно, полный бардак, — сказал он с сомнением, — но мне бы со своей страной разобраться.

— Всё связано, — строго посмотрел на него шаман, — спасая нас, ты спасешь свою страну.

Дуплогам некуда возвращаться. Помоги им выжить здесь, и они уйдут из твоей страны.

— Только этого мне не хватало!

— Так сказали духи ветров.

— Мало ли, что они там сказали!

Он был совершенно не готов и не испытывал ни малейшего желания заниматься какими- то рургами и дуплогами. Не было у него ни опыта, ни времени, ни сил. Но шаман считал иначе. Он встал, порылся в сундуке и извлек оттуда золотой шлем.

— Вот, смотри. Этот шлем изготовили для тебя древние мастера в ту далекую эпоху, когда мы могли отливать золото и даже железо. Когда великий золотой город Иеогра еще не был разрушен ветрами. Это было очень давно, принц, только преданья остались от тех времен, но богини судьбы уже тогда сплели свои прочные нити. Возьми. Он твой.

Герцу всё еще казалось, что он участвует в каком-то спектакле. Скорее из любопытства он поднялся и протянул руки. Шлем был сделан в виде львиной головы с раскрытой пастью.

На лбу у этого золотого льва были выгравированы две большие аппирские буквы «А».

Колени почему-то ослабели от такого сюрприза.

— Не может быть, — пробормотал Герц.

— Разве это не твоя эмблема, Аггерцед Арктур?

— Ох… похоже, что моя…

Шлем был тяжелый. Руки дрожали от волнения. Странно было осознавать, что в мире всё так переплетено и связано: планеты, народы, времена… Сколько еще тайн было в этой необъятной вселенной! В эту секунду он почувствовал, что отвечает теперь за всё: за будущее, за прошлое, за Пьеллу, за Шеор, за любой каприз таинственных богинь судьбы.

— Ну почему я? — спросил он с досадой, — почему?!

— Золотые львы живут на небе, — ответил шаман, — а ты — на земле. Кто же, кроме тебя?

Вот именно, кто? Ни отца, ни деда, ни старшего брата не было рядом. Да и не их инициалы стояли на шлеме. Дрожащими руками Герц надел шлем на голову. Странное при этом у него было чувство — смесь вселенской гордости и сожаления о том, что беззаботной жизни больше не предвидится.

Он был еще маленьким львом, львенком. И сердце его стучало неровно и часто.

— Я… я скоро вернусь, — сказал он, — я непременно сюда вернусь. И вы еще увидите, что я тут устрою!

20-03-98