Сердце негодяя

8.

Чико играл «Ворожбу цыганки» в своей обычной манере: колотил по клавишам в три раза быстрее положенного и глотал строфы.

Пусть тебя он сладко молит,

Ты не верь его словам,

Нежных клятв его не слушай,

Ведь они ведут к слезам…

Этот бешеный темп сам по себе оказывал завораживающее воздействие на некоторых мужчин. Нестор Эйкс, который, насколько было известно Кэйди, вообще никогда не танцевал, лихо отплясывал тустеп с Уиллагейл, и даже старые бездельники Флойд и Оскар Шмидты носились в обнимку по всему салуну. За такое зрелище не грех и приплатить.

— Потанцуй со мной, Кэйди, — с улыбкой попросил Джесс, шутливо обхватив ее за талию, пока она пробиралась мимо него к боковому столику с подносом, уставленным пивными кружками.

Она засмеялась, как девчонка, и кокетливо тряхнула головой, но продолжила свой путь, хотя искушение было велико. В воздухе в этот вечер порхало такое оживление, такое чистосердечное веселье, что ему невозможно было противиться. Отчасти это объяснялось тем, что в салуне собралась неслыханная толпа («В заведении Уайли, должно быть, пусто, как в склепе», — злорадно подумала Кэйди), но главным источником радости оставался Джесс.

Было в нем что-то такое… Дело не только в том, что он беспрерывно ставил выпивку всем желающим. Нет, секрет заключался в нем самом. Он умел развеселить кого угодно. Даже Док Мобайес, мрачный, как похоронная процессия, от души засмеялся, когда Джесс стал подшучивать над ним, уверяя, что не лишился головы по чистой случайности, потому что все доктора — идиоты, и глупее их только те, кто доверяет им свою жизнь. Кто бы мог подумать? Оказалось, что Джесс Голт, изгой и наемный убийца, облагает недюжинным комедийным талантом.

Еще один барьер рухнул, когда все узнали, что у него есть имя — обычное, как у всех, а не «Дьявол» и не «Дракон». В этот вечер он был просто неузнаваем. Кэйди не могла отвести от него глаз (как, впрочем, и все остальные). Может, все дело в выпивке? Нет, он провозглашал тост за тостом, но потом почти не притрагивался к своему стакану.

Но самое удивительное заключалось в том, как он общался с Джо. Нет, еще поразительнее было то, как Джо вел себя с ним. Она бы не поверила, если бы не видела собственными глазами. Они стали приятелями… они по-настоящему подружились. Закадычные друзья! Обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, соперники распевали во всю глотку «Бунт среди новобранцев».

Как и всем окружающим, ей уже раз двадцать пришлось выслушать рассказ об их состязании: как Джесс вел первым скачку до самой реки, как Джо обогнал его, как они оба перелетели, словно птицы, через огромный поваленный дуб, лежавший поперек дороги, как Джесс медленно сократил расстояние между ними, как низко висящий кленовый сук едва не убил его, но не смог остановить и как он наконец опередил Джо на прямом отрезке по дороге домой, хотя кровь заливала ему глаза и он чуть не падал с коня от головокружения.

Если бы это героическое повествование вышло только из его уст, она бы ему не поверила, но Джо подтвердил каждое его слово и даже сам добавил несколько красочных деталей, о которых Джесс умолчал из скромности или просто забыл. Первоначальные условия пари были позабыты: никто даже не заикнулся о том, что Джо должен уехать из города.

— Он даже не похож на себя прежнего, верно? — заметил Леви, наполняя кружку за кружкой из пивного бочонка и выставляя их ей на поднос. — Прямо-таки другим человеком стал, точно его подменили.

— Верно. Слышал бы ты, что за глупости болтают о нем Уиллагейл и Глен.

— Я все слышу.

Леви скорчил гримасу, и они оба рассмеялись.

— Только для него они — пустое место, — добавил он. — Не то что вы, мисс Кэйди.

—Я?

Она фыркнула и уже хотела отпустить какую-то шутку по этому поводу, но тут ее взгляд случайно встретился со взглядом Джесса. Он улыбнулся ей поверх множества голов. Его улыбка пробилась сквозь тучи сигарного дыма, сквозь все убыстряющуюся мелодию песни «Там впереди, в багажном вагоне» и согрела ей сердце.

Кэйди позабыла, что хотела сказать. Бог ей свидетель, Джесс был неотразим. Он натянул рубашку, но забыл ее застегнуть, а сапог так и не надел. Стоило ей взглянуть на него, пока он сидел с незажженной папироской в зубах и обменивался байками со своими новыми приятелями, и Кэйди понимала, что ей конец. И с чего она взяла, будто она чем-то лучше Глен или Уиллагейл? Разница лишь в одном: в отличие от них ей хватало ума держать язык за зубами.

«Я ей нравлюсь, — торжествовал Джесс. — Сегодня она от меня без ума». Если бы он мог предположить заранее, что потребуется конное состязание, чтобы ее покорить, он устроил бы скачку давным-давно. Если не с Джо, так с кем-нибудь еще.

— Ну давай, Кэйди, присядь с нами, — пригласил он в следующий раз, когда она проплыла мимо с очередным подносом.

— Не могу, времени нет.

Кэйди отказалась с улыбкой и даже весело подмигнула. Джесс понял, что она приняла бы приглашение, но с этим наплывом посетителей ей пришлось работать подавальщицей, как другим девушкам, и времени не осталось ни посидеть с друзьями, ни пофлиртовать, ни сыграть в «блэк джек».

Она не успела даже переодеться в один из своих обтягивающих и сверкающих вечерних нарядов, хотя сам Джесс в общем-то ничего не имел против ее повседневной одежды. Пожалуй, она нравилась ему даже больше в юбке с кофточкой, чем в платье с мишурой. В черной юбке и жилете в черно-белую клеточку поверх простой белой блузки, она выглядела как картинка. Блузка завязывалась под воротничком маленьким черным галстучком, но Кэйди его развязала и даже расстегнула верхние пуговички. Не настолько, чтобы можно было увидеть крылатую татуировку на груди, но достаточно, чтобы напомнить, если вы забыли (вряд ли тот, кто хоть раз видел, мог бы забыть, но на всякий случай), что она там есть.

Джессу нравилось, как выбиваются густыми локонами из узла на макушке ее волосы. Очень скоро все ее замысловатое сооружение рухнет и кудри рассыплются у нее по плечам блестящими темно-каштановыми прядями. И тогда она станет совершенно неотразимой. Загвоздка в том, что он не хотел, чтобы все видели ее растрепанной. Пусть это будет только он один.

Когда же все так повернулось?

— Парадиз раньше назывался Кокен, — объяснял ему шериф Ливер. — Это означает «бродяга» по-французски. Так они называли живших здесь индейцев. В прежние времена с ними не очень-то церемонились.

Джо, погруженный в разговор с Сэмом Блэкеншипом, агентом по недвижимости и страхованию, обернулся, заслышав эти слова. Любое упоминание об индейцах тотчас же привлекало его внимание.

— Верно, — подтвердил он, — французы с индейцами совсем не церемонились, присваивали их земли, истребляли животных, помогавших им выжить, а потом пришли англосаксы и закончили то, что начали французы.

Шериф застонал и крепко потер лицо обеими руками. Сэм Блэкеншип ниже соскользнул со своего стула.

— Бога ради, Джо, уж хотя бы сегодня не заводись, ладно? Том просто хочет посвятить Джесса в историю нашего города,

— Продолжай, — с достоинством ответил Джо. — Но не забудь сказать ему, как целое племя моего народа вырезали на Золотом Берегу.

— Твоего народа! — хмыкнул Стоуни Дерн. — Побойся Бога, Джо, ты же белее меня!

— Со стороны прапрадеда по мужской линии у меня одна тридцать вторая доля крови шошонов и столько же — племени Проколотых Носов.

— Ну а я вот ирландец на все сто, — вступил в разговор Креветка Мэлоун, — но я ведь не трещу без умолку о пиве с картошкой и не распеваю «Кэтти, красотка моя»!

Все рассмеялись. Даже Джо.

— Словом, — продолжал шериф, — как я уже говорил, здесь, в Кокене, нашли золото еще в 1852-м. Целых четыре года город переживал бум.

— А потом что случилось?

— Золото истощилось. Старатели ушли, а остальных разогнала эпидемия оспы. На долгие годы Кокен превратился в город-призрак.

— Это правда? Я не знал, — вежливо заметил Джесс. — Я думал, город был всегда и всегда назывался Парадизом.

Гордость шерифа Ливера за свой город немного удивила его. И шериф оказался не одинок: Стоуни и Сэм, братья Флойд и Оскар, Гюнтер Дьюхарт, даже старый грязнуля Мэлоун — все они были искренне привязаны к Парадизу, все жаждали поведать ему о красочном прошлом здешних мест.

— Что было дальше? — предупредительно спросил он.

— Что ж, в…

— Они опять нашли золото, — радостно сообщил Креветка, не дав Тому открыть рот. — Не дальше мили к северу отсюда. Вы с Индейцем Джо проскакали мимо старой шахты «Колодец». Разве вы не слышали шум дробилки? Нет, это больше не «Колодец». Уайли купил рудник, теперь он называется «Радуга».

Он наклонился и сплюнул на пол.

— Эй, Креветка, а плевательница на что? — одернула его Кэйди.

Старатель виновато вздрогнул.

— Извините, я забыл.

Кэйди прошла мимо, не останавливаясь: она опять спешила к бару с опустевшим подносом. Но Джесс перехватил ее взгляд, и она послала ему тайную улыбку, едва не лишившую его, зрения. Слуха тоже: завершение истории Парадиза он пропустил. — …но теперь бум уже позади, — донеслись до него последние слова шерифа. — Люди, приехавшие сюда пятнадцать лет назад добывать золото, полюбили здешние места и нашли себе другие занятия. Стали пахать землю, разводить коров и овец. Заготавливать лес. Говорят, скоро через Грантс-Пасс проведут железную дорогу, и тогда наш городок начнет расти как на дрожжах, вот увидите.

—Надеюсь, до нас она не дойдет, — сказал Флойд.

— Эй, что ты за вздор несешь? — возмутился Оскар.

— Уайли только этого и ждет. Когда иссякнет «Радуга» и прииск Кларенса Картера, и «Сирена», и «Орел», и «Кайло»… Так вот, когда все они высохнут, устоит один только Уайли, потому что к тому времени он успеет скупить весь Парадиз вместе с округом. Все и всех.

Молчание.

— Черт бы тебя побрал, Флойд. Всем настроение испортил.

Раздались вялые смешки. Джесс обвел взглядом, внезапно вытянувшиеся физиономии своих новых друзей (многих из них он и в самом деле уже считал друзьями). Стоило упомянуть имя Уайли, как люди начинали чувствовать себя подавленно. Он чуть было не спросил: «Почему же вы ничего не предпримете против него?», но вовремя удержался, вспомнив, что на этот счет существуют трения между горожанами и шерифом. К тому же кто-нибудь из его новых приятелей мог бы возразить: «А почему бы тебе самому не предпринять что-нибудь?»

Джесс разогнал уныние единственным доступным ему способом:

— Эй, Леви! Всем еще по одной! — Веселье возобновилось. Часы с маятником, висевшие за стойкой, пробили десять. Одни из посетителей, покачиваясь, выбирались из салуна, другие начали напиваться всерьез. Кэйди работала живо и проворно, порой пускала в ход свой острый язычок, порой мило улыбалась посетителям, прямо как младшая сестренка. Но постепенно плечи у нее поникли, в неизменной улыбке чувствовалась усталость. Дожидаясь, пока Леви наполнит кружки, она машинально растирала рукой поясницу. Да, Кэйди выбивалась из сил. Уиллагейл и Глендолин тоже чуть не падали с ног, но за них у него сердце не болело.

Когда она отошла от стойки, Джесс поднялся и загородил ей дорогу. Кэйди улыбнулась, ожидая, что он сейчас отойдет, и — поскольку руки у нее были заняты — потерлась взмокшей щекой о плечо. Джесс забрал у нее поднос, обошел ее кругом и направился к бару.

Она, смеясь, пошла следом.

— Ты куда? Что ты делаешь?

— Слушайте все! — крикнул он, и в салуне мгновенно установилась тишина. — С этой минуты каждый, кто хочет выпить за мой счет, должен сам подойти к бару и взять себе выпивку!

— Джесс, так нельзя…

— Все поняли? Эта леди закончила работу.

Она начала было протестовать, но он не дал ей говорить: внезапно наклонился и подхватил ее на руки. Кэйди завизжала. Весь зал взорвался добродушным смехом и аплодисментами.

— Ты пьян, — с упреком заметила Кэйди, сцепив руки у него на шее.

В ее дыхании слышался запах лимонов. Ну конечно! Она же пила лимонад!

— Вовсе нет.

Сам он выпил ровно столько, чтобы голова перестала болеть, но не так много, чтобы она затуманилась. По правде говоря, никогда в жизни ему не было так хорошо.

Джесс отнес ее к своему столу. Кэйди вырывалась, решив, что ему вздумалось усадить ее к себе на колени, но он ее удивил.

— А ну вставай, Мэлоун, — скомандовал он и пнул ножку стула, на котором сидел старатель. Креветка поднялся со всем возможным проворством, на какое был способен при зажатой в лубках ноге, а Джесс бережно опустил Кэйди на освободившееся место. Потом пододвинул свой стул поближе, сел и уложил ее ноги к себе на колени.

— Эй! Ты что…

— Ш-ш-ш, тихо!

Подоткнув черную юбку с белыми оборками вокруг ее лодыжек, чтобы все выглядело скромно, он как ни в чем не бывало принялся распутывать шнуровку на сапожках с высокими каблуками. Джо, который, как обычно, повествовал, ни к кому в особенности не обращаясь, об индейских войнах и зверствах бледнолицых, умолк на полуслове и вытаращил глаза. Все остальные сделали то же самое. Не обращая на них внимания, Джесс стянул с нее сапожки один за другим и бросил их на пол.

— М-м-м, какие ножки! — воскликнул он, наклонившись и сделав вид, будто обнюхивает ее пальцы, обтянутые чулочками.

Кэйди попыталась скинуть ноги на пол, но Джесс ее удержал.

— Сиди смирно.

Он обхватил ладонью все пять пальцев на одной ноге, отогнул их, сколько было можно, назад, потом вперед, снова и сновав вперед-назад, вперед-назад, сильно надавливая рукой. Кэйди запрокинула голову и блаженно застонала.

Кто-то из мужчин отвернулся, кто-то смущенно засмеялся. Джесс знал, что у них на уме. Он и сам думал о том же. Странно: ему приходилось видеть, как мужчины в подобных ситуациях становятся опасными, но здесь ничего подобного не наблюдалось. Каждый из них мечтал оказаться сейчас на его месте, но никто не стал бы за это драться. Никто не желал ему зла. Ему или Кэйди.

И все это ее заслуга. Прикасаться к ней подобным образом не разрешалось: сколько они ее знали, Кэйди всегда была неприступной. Однако в этот вечер она позволила мужчине такую вольность, и счастливчиком оказался Джесс. Конечно, все ему завидовали, но все признали за ней право выбирать. Потому что ее все уважали.

Постепенно общий разговор возобновился. Джесс держал ноги Кэйди у себя на коленях, массируя и разминая ступни, давая ей почувствовать, как это здорово. В конце концов она все-таки спустила ноги на пол.

— Спасибо, это было великолепно. Хорошие у тебя руки.

Они почти все время молчали, просто сидели рядом и слушали чужую болтовню, пение, шутки, пьяную ругань. Улыбались и кивали, изредка вставляя словечко в разговор. Чтобы никто не заметил, насколько они поглощены друг другом.

Джо Редлиф встал, держась за стол. Покачиваясь, но сохраняя достоинство, он подошел к ним и отвесил шаткий поклон.

— До свидания, спокойной ночи. До новой встречи, друзья мои.

Джесс поднялся, чтобы пожать ему руку.

— Ты не должен уезжать. Ну… ты знаешь. Покидать город. Это была просто шутка.

— Да, я знаю. Но мне все равно придется уехать. — Почему-то последнее замечание показалось им обоим безумно смешным: они принялись хлопать друг друга по спине, подмигивать и смеяться. Кэйди тоже встала.

— Я провожу тебя, Джо. — Они вместе двинулись к выходу. У вращающихся дверей она обернулась, чтобы взглянуть на Джесса. Никакой ревности. Как если бы она сказала вслух:

«Ты мой избранник». Он знал это так же твердо, как и то, что день стоял субботний. Да, все должно решиться сегодня ночью. Неизбежно. Это не могло случиться ни раньше, ни позже, только сейчас. Все, что произошло за весь этот долгий прекрасный день, вело в одном направлении. К этой ночи.

Кэйди вернулась. Она выглядела спокойной и уверенной. Она шла к нему.

— Хочешь пойти прогуляться? — спросил он. Она наклонилась и подобрала свои сапожки.

— Я только предупрежу Леви.

Джесс пожелал друзьям спокойной ночи и вышел подождать ее снаружи.

Его силуэт, освещенный лунным светом, казался еще стройнее и выше, чем обычно. Кэйди остановилась в дверях полюбоваться на него. Он стоял, обхватив рукой столб крыльца, и смотрел на луну. Серебристый лунный диск напоминал женское лицо с открытым в безмолвном крике ртом. Джесс сунул руку в карман штанов. Рубашка у него была расстегнута, и на мгновение блеснула белая кожа с рельефно обозначенными мышцами и ребрами.

Кэйди поежилась. Единственная вспышка бледной голой кожи, светящейся серебром на черном фоне, — и у нее сдавило грудь, а сердце отчаянной забилось. Предвкушение страсти… Как быстро оно проникает и захватывает целиком! Она не могла поверить, что это происходит с ней, и подумала: «Я не такая».

Джесс обернулся, и давящая тяжесть у нее в груди стала нестерпимой. Она подошла к нему, стараясь двигаться спокойно и легко, как будто ничего не случилось.

— В воздухе хорошо пахнет, правда?

Он кивнул, потом добавил:

— От тебя хорошо пахнет.

Кэйди рассмеялась:

— От меня пахнет куревом.

Но Джесс отрицательно покачал головой. Он наконец улыбнулся, и она с готовностью просияла в ответ, старательно отводя глаза от его голой груди. Обнаженная кожа весь вечер мелькала у него под рубашкой, но сейчас они стояли вдвоем в лунном свете. Нагота Джесса смущала ее, как если бы… как если бы она сама оказалась голой.

— Джо рассказал мне, что ты сделал, — сказала Кэйди.

Он потер переносицу, словно вспоминая, о чем идет речь.

— Ты дал ему денег.

— А-а-а…

Вид у него стал слегка раздосадованный. Должно быть, он велел Джо никому ничего не говорить.

— Это очень благородно с твоей стороны.

— Да ну брось, — отмахнулся он от ее слов и прищурился на луну.

— Джо так беден, ты и представить себе не можешь. Деньги ему очень кстати. А ты его даже не знаешь.

Джесс грубовато рассмеялся, не желая ничего слушать.

— Я же богат, мне эти деньги все равно не нужны. И вообще… я дал ему их просто по пьяной лавочке.

Он не был пьян, но Кэйди не стала спорить. Они взялись за руки и вместе сошли с тротуара на грунтовую дорогу.

Земля приятно холодила ее босые ступни. Кэйди опустила взгляд. Джесс тоже не надел сапог, его голые стопы белели из-под черных штанин и как будто вспыхивали при каждом шаге. И ее собственные беленькие пальчики тоже поминутно мелькали под подолом черной юбки. Как приятно, как весело идти вместе босиком, держась за руки! Словно пара ребятишек, собравшихся искупаться.

Но когда они, не сговариваясь и не медля, свернули на тропинку, ведущую сквозь кусты жимолости к ее задней двери, образ ребятишек растворился. В эту ночь им предстояло играть во взрослые игры. Давящее ощущение в груди вернулось. Кэйди не хватало воздуха.

— Ты же говорила, что собираешься ее запереть.

— Забыла.

День выдался жаркий, она с утра открыла дверь, чтобы проветрить комнату, да так и оставила ее. Ей вспомнилось, как Хэм вбежал к ней в кабинет и сказал, что Джо приехал. Неужели все. это случилось за один день?

— Ты не зайдешь?

Она смутилась и покраснела в темноте. Надо же было сморозить такую глупость!

— Спасибо.

Уголки рта у него подергивались от смеха: Кэйди почувствовала себя еще глупее. Но в то же время она была счастлива. По правде говоря, ей хотелось смеяться. Может, это истерика?

— Итак…

Подойдя к столу и чиркнув спичкой, Кэйди поднесла ее к фитилю масляной лампы.

— Вот здесь я живу. — Как будто он никогда не заходил сюда прежде!

— Но тебе это уже известно, — спохватилась она.

Одна бессмыслица за другой! Куда подевались ее спокойствие и уверенность в себе? Они предательски покинули ее в тот самый миг, когда она увидела Джесса в лунном свете. Господи, до чего же она глупая!

— Хочешь выпить?

Прижимая ладони к горящим щекам, Кэйди повернулась к нему спиной. Надо взять себя в руки. Они только что вышли из салуна, а она спрашивает, не хочет ли он выпить! Она даже не держала спиртного в комнате.

К счастью, Джесс отказался.

Кэйди не знала, что еще предпринять, чтобы потянуть время. Может, спросить: «Не послушаешь ли мой граммофон»? Хорошо еще, что он вовремя поймал ее руку и заставил повернуться к себе лицом.

— Мне нравится, когда ты так выглядишь.

Она растаяла.

— Как дикобраз.

— Ну и что? — Они улыбнулись друг другу. Джесс погрузил руки в густые мягкие пряди у нее на затылке, а Кэйди позволила себе откинуть голову, опираясь на его ладони, как на подушку. Теперь у него появился косой чубчик в том месте, где Док Мобайес выстриг волосы вокруг раны. Черная прядь наискосок пересекала высокий белый лоб. Кэйди провела по ней пальцами и выровняла.

— Я с тебя глаз не сводил весь вечер.

— Да, я знаю. Я… я это чувствовала.

— Все время думал об этом, ну… как я тебя поцелую.

—Можешь меня поцеловать.

Но перед тем, как их губы встретились, Кэйди шепнула:

— Джесс…

— Знаешь… многие люди думают, что я такая… Но я этим не занимаюсь.

— Чем?

— Этим.

Джесс прижался лбом к ее лбу, но она успела различить искру понимания в его серых глазах. Он крепко сжал в руках ее руки.

— Что ж, тем лучше. Значит, мне особенно повезло.

Кэйди встала на цыпочки и обвила руками его шею.

— О, Джесс…

Когда он ее поцеловал, ослепительно разноцветные огни вспыхнули, мигая и переливаясь, за ее крепко зажмуренными веками; маленькие бесшумные взрывы прокатились по всему телу. И зачем она оттягивала это блаженство? Чего ждала? Кэйди запрокинула голову, чтобы поцелуй стал еще сильнее и глубже. Вот его руки скользнули от подмышек на талию. Не отпуская ее, Джесс пошел спиной вперед, и Кэйди слепо двинулась за ним, не отрываясь от его губ. Ей не хотелось прерывать поцелуй ни на секунду.

Но вот он налетел на спинку кровати, и им пришлось разомкнуть объятия. У обоих блестели глаза, оба задыхались. Они сели на край постели и тотчас же обнялись снова. Она только не знала, чье это сердце так бьется: его или ее собственное.

— «Жизнь — это…» Что это такое?

Кэйди проследила за его недоуменным взглядом.

— О! — воскликнула она, улыбаясь с закрытыми глазами, пока он откидывал непослушный локон и целовал ее в висок. — Их вышила моя мать. Это ее жизненный девиз.

Девиз был вышит на двух наволочках, которые Кэйди всюду возила с собой на протяжении последних пятнадцати лет. Вот и сейчас они были натянуты на две подушки, лежавшие в изголовье ее кровати. Она сохранила их не потому, что они красивы, нет, они ей даже не нравились. Но это единственное оставшееся напоминание о матери.

— Так что там говорится?

Она даже не замечала, насколько нитки обветшали и поблекли, а местами и порвались от многочисленных стирок: Джесс не смог разобрать вышитые надписи.

«Жизнь — это Красота», — твердило Сновидение. «Жизнь — это Долг», — сказало Пробуждение.

— Мамочкина философия, — тихонько засмеялась Кэйди.

Джесс больше не смотрел на наволочки, он пристально вглядывался в полумраке в ее лицо, стараясь понять, не грустно ли ей.

— Я ничего о тебе не знаю, — заметил он с удивленной ноткой в голосе. — Ты знаешь обо мне гораздо больше.

— Ну и что? Во мне нет ничего занимательного. — Ха-ха. На самом деле она считала себя очень даже интересной особой.

— Ну а я вот хочу знать о тебе все.

— Ладно, расскажу тебе историю своей жизни. Прямо сейчас. Только имей в виду: она очень длинная.

Это заставило его расхохотаться. Он повалился на спину, отфыркиваясь и задыхаясь от смеха. Кэйди тоже опустилась на постель рядом с ним, чувствуя, как трясется матрац под их телами. Сердце не умещалось у нее в груди.

— Я всегда этого хотела, — призналась она, стирая выступившую от смеха слезу, скользившую по виску.

Джесс не спросил, чего именно она хотела, поэтому Кэйди так и не узнала, понял он или нет, что она имеет в виду: ей нужен был кто-то, кому она могла доверять. Она сама не додумала эту мысль до конца, но инстинктивно чувствовала, что довериться следует только такому любовнику, с которым можно вместе посмеяться, лежа в постели.

Он перекатился на бок, подпирая голову рукой, а другую положил ей на живот. Ее огромное сердце, не умещавшееся в груди, подскочило и застряло в горле. Удерживая взглядом ее взгляд, Джесс развел полы жилетки в черно-белую клеточку в стороны, взялся за свободно висящий кончик уже развязанного черного галстучка и начал медленно вытягивать его из-под воротника блузки. Кэйди молча прислушивалась к шелесту туго натянутого шелкового лоскута и всем своим существом ощущала, как он ползет по ее шее.

— Я тебя раздеваю. Я собираюсь снять с тебя все до последней нитки. Через две минуты ты останешься голой.

— Да. — Вот и все, что она смогла выговорить. Джесс начал расстегивать пуговички на блузке, и Кэйди проследила взглядом за движением его загорелых рук, спускавшихся все ниже и ниже. Он вытянул блузку из-под пояса юбки и отогнул полы в стороны, обнажив сорочку. Простой хлопок. Вот черт! У нее полным-полно тонкого, куда более соблазнительного белья. Весь комод им забит, и никто его никогда не видел. Надо же было вырядиться в хлопок именно сегодня!

Такое вот черное невезение. Но Джесс вроде бы ничего не имел против:

— Как красиво!

Он приподнялся на локте и склонился над ней.

Длинные черные волосы упали на лоб, пока он прилежно трудился над крючками и кнопками.

— Та-а-ак, теперь корсет. Ты мне когда-нибудь объяснишь (только не сейчас, а в другой раз), зачем такие женщины, как ты, носят эти штуки?

— Чтобы такие мужчины, как ты, могли освободить нас от этих штук.

Щелк, щелк, щелк — крючки корсета расстегивались один за другим. Кэйди ощутила прохладный воздух на груди, потом прикосновение горячей руки Джесса. И в последний раз — щелк! Она свободна.

— А-а-ах, — протянула она с глубоким вздохом. Джесс накрыл ее груди ладонями и тихонько сжал. Его взгляд устремился на татуировку под левым соском. Нахмурившись, он потер рисунок большим пальцем, словно хотел его стереть. Кэйди ждала, что сейчас он что-то скажет, но Джесс промолчал, а выражение его лица она разгадать не смогла. Да и что тут, собственно, можно было сказать?

Он наклонил голову и лизнул сосок языком. Кэйди тихонько вскрикнула, чувствуя, как у нее непроизвольно поджимаются пальцы на ногах. А Джесс приступил к делу всерьез, лаская ее языком, втягивая губами, слегка покусывая. Ей казалось, что ее тело само по себе удлиняется, пока она вытягивалась и изгибалась под ним. Ощущения, которые она испытывала, напоминали удары молний, заставляя ее мышцы сокращаться и вновь растягиваться, разжигая огонь глубоко внутри. «Надо было закрыть дверь, — подумала Кэйди в каком-то тумане. — От меня слишком много шума».

Наконец Джесс — слава Богу! — остановился. Иначе она сошла бы с ума.

— Слишком много одежды, — пробормотал он влажными от поцелуев губами и соскользнул с нее.

Они встали. Джесс подхватил ее под руку, помогая подняться. Ей нужна была помощь: колени совершенно перестали ее слушаться. Он начал было возиться с поясом ее юбки, но Кэйди поторопилась стянуть рубашку с его плеч до локтей и провела по гладкой разгоряченной коже, ощущая под ладонями игру сокращающихся мускулов. Волосы у него на груди росли аккуратным черным треугольником вершиной вниз. Обхватив его голые плечи, Кэйди прижалась лицом к его груди над сердцем и глубоко вдохнула запах пыли и пота. Запах лошадей. Мужской запах. Запах Джесса.

— По правде говоря, я… Я не слишком чист, — сокрушенно признался он.

— Верно.

Но Кэйди все-таки поцеловала его в шею и лизнула языком, пробуя на вкус. Соленый.

— Да, ты не слишком чист, — прошептала она, крепко обнимая его. — Зато ты очень вкусный.

Выглядывая из-за его плеча, Кэйди видела в зеркале над своим туалетным столиком отражение Джесса от коленей до лопаток и свои белые руки, обнимающие и гладящие его. Она сунула пальцы за пояс его штанов, ей особенно понравилось ощущать, как напрягаются под ее прикосновением тугие мышцы ниже поясницы. Боже, Боже… Вот и все, что промелькнуло у нее в голове в эту минуту: «Боже, Боже…»

Джесс довольно резко отодвинул ее, проговорив что-то невнятное (как ей показалось: «Это дело серьезное»), и опять занялся ее юбкой. Теперь его пальцы двигались уже не так ловко и уверенно. Если уж честно — совсем неуклюже. Пришлось ей прийти ему на помощь. Как быстро управлялся с этим делом Джейми. Похоже, Джесс не обзавелся невестой в каждом порту. Какая волнующая мысль!

В себе Кэйди тоже не была уверена. Она осталась без юбки, без блузки, без белья и без корсета. Если не считать чулок, на ней вообще ничего не было. Джесс не сводил с нее глаз. Холодок беспокойства закрался ей в грудь. Мужчинам нравилось буквально все: они были так нетребовательны. По крайней мере те, кого она раньше знала. Но Джесс…

Он ничего не говорит. Ни слова.

Нравится ли ему, как она выглядит? Ростом она не вышла. Груди у нее ничего, не слишком маленькие, но в остальном… Чувствуя, что больше не выдержит ни секунды затянувшегося молчания, Кэйди с искусственным смешком спросила: «Итак?» Просто чтобы показать ему, что она принимает все не слишком близко к сердцу.

Из горла Джесса вырвался хриплый звук. Он не был разочарован.

Кэйди ощутила, как тело вновь начинает ей повиноваться, становится женственным, обретает чувственность. Она всем телом прижалась к Джессу, потерлась об него. Вот бесстыжая!

— Раздевайся, — прошептала она ему на ухо. И забралась в постель, оставив его стоять посреди комнаты.

Он не стал терять время. Может, ему и пришлось немного повозиться с ее пуговицами, но со своими он справился в одно мгновение. Одним плавным движением наклонился и стащил брюки вместе с белыми фланелевыми подштанниками, отбросив их на другой конец комнаты. Какой дерзкий, какой волнующий жест! И ей понравилось то, что она увидела. «Вот это да, — подумала Кэйди в приступе какого-то сладострастного безумия, — это я понимаю. А ну-ка поди сюда». Умирая от волнения, она похлопала по постели рядом с собой.

Укрываться не хотелось, ночь была слишком жаркой. К тому же ей хотелось смотреть на него. Оказалось, это желание взаимно.

— О, Кэйди, какая ты красивая! Ты только взгляни на себя, — повторял он без конца, пытаясь обхватить руками ее всю сразу.

Им обоим недоставало ощущения близости: сколько они ни обнимались, сколько ни прижимались друг к другу, все казалось мало.

— Давай быстрее, — торопила Кэйди, с нажимом проводя ладонями по его спине и пытаясь поцеловать в губы, хотя это не представлялось возможным: он прижимался лицом к её плечу.

Джесс поднял голову.

— А куда ты так спешишь?

— Просто я подумала, что мы могли бы покончить с этим поскорее и все начать сначала.

Он обхватил ее руками и ногами, трясясь от смеха. Кэйди тоже засмеялась, хотя она вовсе не шутила. Держа ее прижатой к постели, Джесс слегка приподнялся и посмотрел на нее. Постепенно лихорадочная поспешность уступила место другому чувству. Он отпустил ее и, осторожно взяв двумя пальцами за подбородок, повернул лицом к себе. Его глаза… Кэйди утонула, глядя в них.

— Джесс, Джесс, — вздохнула она. — Ах, Джесс…

Они поцеловались. Ее этот поцелуй буквально сразил, настолько он был глубок и нежен. Может, это нечто большее? Может, любовь? Ее перепуганное сердце забилось еще сильнее от этой мысли.

Джесс ее ласкал. Ничего подобного ей раньше испытывать не приходилось. О, ее опыт был совсем невелик, но кое-что она все-таки знала, однако то, что происходило сейчас, сравнивать было просто не с чем. Его руки так необыкновенно чутки, он так внимательно прислушивается к ее ощущениям! Да, он прикован. Прикован к ней.

На нее вновь накатила волна нетерпения. Господи! — до чего же трудно ждать!

Странно: ведь обычно именно женщинам не нравится спешка. Кэйди знала это по собственному опыту, а еще больше — по рассказам Глендолин, которая делилась с ней такими подробностями, что Кэйди не знала, стоит ли ей верить. Оказалось, что мужчины и женщины (по крайней мере, мужчины и Глен) могут проделывать в постели совершенно невероятные вещи.

Кэйди вспомнила, что и сам Джесс в предыдущий раз проявил покоробившую ее поспешность. В тот единственный раз у нее на крылечке. Может, с тех пор он усвоил урок? Ну и зря. О, черт!

— О, черт!

Она сказала это вслух! Да что с ней такое происходит? Почему ей не удается держать рот закрытым? Но Джесс щекотал языком ее пупок, и этого она вынести не могла. И еще руки… Он крепко держал руками ее бедра и соскальзывал все ниже. Боже! Он зарылся носом и ртом в треугольник там внизу.

— О, Джесс, Джесс, что ты делаешь? — Содрогаясь от ужаса, Кэйди тем не менее ощутила желание развести ноги и даже попыталась это сделать, но он держал их крепко сжатыми. И даже в этом она нашла глубокое томительное наслаждение.

— Ну погоди, я тебе еще покажу, — бросила она пустую бессильную угрозу, проводя пальцами по его густым, прямым и длинным волосам на затылке. — Ты еще пожалеешь! Ты у меня…

Внезапно Джесс резким движением раздвинул ее ноги и навис над ней, опираясь на локти, И опустился на нее. Потом он просунул руки ей под плечи и улыбнулся, глядя в глаза — такой счастливый, довольный собой. «Для тебя все так просто, — подумала Кэйди. — Хотелось бы мне походить на мужчину».

Она обвила ногами его ноги. Они поцеловались, и Джесс вошел в нее плавным, скользящим, как шелк, движением. Протяжный, громкий, из глубины души идущий стон замер внутри ее.

— Я больше не мог ждать. Прости, Кэйди.

— Я тебя прощаю.

Они начали двигаться вместе. Вначале выходило не очень складно: оба слишком пытались угодить друг другу. Но вскоре они догадались, что их обоих увлекает одно и то же, во всяком случае, сейчас, в эту минуту. Длинные, медленные, глубоко проникающие скольжения, крепкие объятия без поцелуев. Сосредоточенность.

И еще ему нравилось говорить: для Кэйди это стало откровением. Джесс пояснял то, что они делали прямо во время того, как они это делали. Он все называл своими именами. Ей даже в голову не приходило, что такое возможно. Но ей понравилось. Опомнившись от первоначального шока, Кэйди пришла в настоящий восторг. Джесс начал спрашивать, чего бы она хотела.

— Так? Вот так?

Вскоре она как будто разучилась говорить.

«Н-н-н…» или «А-а-а…» —вот и все, что ей удавалось из себя выдавить.

Кэйди плавилась, вот-вот… сейчас… Боже, они только начали, и она уже… Вот и хорошо, вот и прекрасно, потому что иногда у нее не получалось, иногда она… Щелк! Мозг отключился. Горячий, сильный, гладкий, ну давай, возьми меня, прямо сейчас, ну же, Джесс, давай скорее, скорее, Джесс…

Есть! Взрыв, полет… Вверх и поверх… Вот так. Да, бесподобно. Все сошлось в точности. Конец.

Джесс сказал:

— Попалась!

И она ответила «да», думая, что все кончено. Как бы не так! Он начал сначала. Даже позы не переменил, просто снова начал двигаться

— А?

— Кэйди. — Вот и все, что он мог сказать. Глаза у него были закрыты, он блаженно улыбался и несколько раз повторил ее имя. Кэйди решила, что это добрый знак.