Сердце офицера

Глава 7

– Да? – пробасил Петр, а Ольга внутренне поежилась.

Она чего-то не понимает… Вернее, многого.

Когда в больничке персонал стучался, прежде чем войти в палату? Оля не помнила.

Голова по-прежнему кружилась, слабость не отпускала.

И мужчина… Именно он отозвался на стук.

Дверь осторожно открыли, и показалась невысокая медсестра с приветливой дежурной улыбкой.

– Петр Михайлович, вас спрашивают. Извините, что прерываю… – девушка не договорила, покраснев.

Оля, наблюдая за медсестрой, мысленно усмехнулась. Она отлично понимала девушку! Молоденькая совсем, наверное, даже моложе Оли или ровесница. Ольга заметила, как та смотрит на мужчину. С явным интересом и интуитивным желанием понравиться, привлечь к себе внимание.

Что снова немного выбивало Олю из колеи.

Происходящее до сих пор воспринималось через какую-то искаженную призму. Никак не укладывалось в голове, не сводились концы с концами. Ситуация ухудшалась плохим самочувствием. Врачи диагностировали сотрясение мозга, сказали: строгий постельный режим.

Оле хотелось схватить Сашеньку и бежать дальше, куда глаза глядят.

Громов нахмурился, перевел взгляд с медсестры на Олю.

И этот взгляд…

Черт, у Ольги от него мурашки по коже начинали бегать! Никто на неё никогда так не смотрел, как Петр. Вроде бы на первый взгляд обычный мужчина. Высокий, широкоплечий, с военной выправкой, как говаривали в старые времена. Идеально ровная спина, разворот плеч. Видно, что мужчина много и регулярно занимается спортом, ни единого намека на жировые отложения. Это на первый взгляд. Более тщательно фигуру Громова она не рассматривала, да и не планировала этого делать.

Лицо… Тут тоже вроде бы ничего примечательного, но между тем Олю царапнуло. Жесткое, волевое. Высеченное невидимым скульптором – так принято писать в художественных произведениях про подобные лица. Широкий лоб, кустистые брови, нос с горбинкой – скорее всего, после перелома. Губы полнее средних. Подбородок квадратный, подчеркнутый дневной щетиной.

Если собрать все черты в кучу, то получается интересная картина.

Этакий мачо, любимец женщин.

Если бы не взгляд человека, который привык отдавать приказы.

По тому, что они прибыли в военный госпиталь, Оля поняла, что не ошиблась. Военных она не то чтобы не любила. Она к ним относилась ровно. Жизнь никогда не сталкивала её с представителями данной профессии, и девушка предпочла бы и дальше не иметь с ними ничего общего.

Военный госпиталь был выше её понимания. Как она здесь могла оказаться при других обстоятельствах? Да никак.

Это учреждение ассоциировалось у неё с ранеными бойцами, с кровью. Тут же всё было иначе.

Чистенько, стерильно. И во всем виделись деньги. Точно Оля находилась в коммерческой клинике, причем не для простых смертных.

Вчера ей было не до рассматриваний. Она находилась в полушоковом состоянии. Сначала дом, потом авария. Страх за дочку, за Сашеньку. Про себя она почти не думала. Врачи что-то ей говорили, спрашивали, Ольга отвечала на автомате, сама молила Бога, чтобы с дочкой ничего не случилось.

Как поняла – пронесло… Авария не нанесла повреждений Саше.

Обошлось…

Ночное обследование Оля так же не помнила. Её куда-то просили пройти, что-то с ней делали.

Боль в руке и во всем теле усиливалась. Ей вкололи обезболивающее, оно подействовало на некоторое время.

Когда её рука оказалась в гипсе, к Ольге подобралась тихая истерика. Если бы к тому времени Саша не уснула, сладко посапывая, то Оля рассмеялась бы в голос.

А что! Достойное завершение дня.

И главное! Нет, чтобы сломать левую руку. Надо такому случиться, чтобы пострадала именно ведущая правая рука.

И как Оля будет обслуживать себя?

Как она будет обслуживать Сашу…

Голова готова была взорваться от негативных мыслей, от терзающих душу вопросов, на которых у девушки не находилось ни одного вопроса.

Оля не заметила, как уснула. Утром возникло ощущение, что ей что-то вкололи, чтобы она поспала. Потому что в кроватке Саши она увидела бутылочку со смесью. Значит, приходила детская медсестра и покормила дочку.

Оля и не слышала.

От взгляда на роднульку сердце Оли разрывалось от тревоги и неопределенности. На глазах то и дело наворачивались слезы, но девушка держалась из последних сил. Жалеть себя – не время. Потом придут дни, когда она даст себе возможность порыдать всласть. А может, и не даст.

Первый стыд Оля испытала, когда медсестричка ей предложила помощь в мытье головы.

– Давайте по-быстрому, пока ваш карапуз спит.

Сначала Оля хотела отказаться. Потом мысленно махнула рукой. Когда ещё представится возможность помыть нормально волосы? Да ещё учитывая то, что у неё сотрясение.

Беспомощность накатила именно в ванной.

– Гипс мочить нежелательно, – между тем деловито вещала медсестра. – Повязка со временем просохнет, но внутренний слой ткани будет влажным долгое время. Это может вызвать раздражение кожи. Плюс лонгета может изменить форму, и фиксация перестанет быть надежной. Поэтому поберегите гипс от воды.

– Я вас поняла, – дрогнувшим голосом отозвалась Оля, а у самой в голосе мысли только о Саше.

Как она теперь будет справляться с дочкой? Та постоянно висла на руках, немного посидит в коляске и начинает елозить, капризничать. Маме таскать тяжести нельзя.

Виталик… Про него она мысли гнала прочь. Нет его больше в её жизни! Вернее, в их.

Можно обратиться к Марине Викторовне. С кем, с кем, а со свекровью Оле повезло. Умная, добрая женщина, видящая всё, что надо. И не надо – тоже.

Но звонить ей сейчас было стыдно.

Не готова она разговору с ней.

Оля не исключала, что Марина Викторовна уже в курсе и звонила ей. Хотя и сомнительно. Виталик предпочтет пока отмолчаться. Он не любил признавать себя неправым, а то, что произошло…

Сушить волосы Оля отказалась, хотя ей показали, где находится фен. Смотря на серебристый прибор, Оля не знала, смеяться ей или плакать. Мало того, что в больнице – нет, в госпитале! – у неё при палате душевая, так ещё и фен имеется.

Дальше – хуже.

Проснулась Саша. Оля кое-как ей помогла взобраться на кровать и устроиться у себя на коленях. Дочка сначала не поняла, почему мама отказывается брать её на руки. Белый предмет на руке матери заинтересовал малышку, и она что-то быстро-быстро заговорила на своем тарабарском, потрогала, пощупала, потом попыталась «взять» на единственный зуб. Оля ловко перехватила дочку и потянула на себя.

– Как-то так теперь, роднульник. Мы же справимся с тобой, моя хорошая? Правда?

– Да! – отважно заявила её девочка, принимаясь за еду.

Оле нравилось кормить, и в ближайшие месяцы она не планировала прекращать. Многие женщины отказывались от грудного кормления по явным причинам. Мол, грудь испортится, появятся растяжки. Оле повезло – за время беременности и после рождения Сашеньки грудь максимум увеличилась на полразмера. Она даже бюстгальтеры не меняла. Ни одной растяжки тоже не появилось.

Грудь у Оли была большой и упругой. Крепкая «четверочка», которая ей самой была по душе. Не сказать, чтобы девушка ей гордилась, но в душе появлялось тепло и удовлетворение, когда ловила мужские взгляды на ней.