Сердце огня и льда. Леди

Даже в трагическом отчаянии Регина удивительно красива. Черты лица искажены мукой и оттого ещё более прелестны, совершенны. Губы дрожат, ресницы трепещут, и глаза кажутся драгоценными сияющими изумрудами от блестевших в уголках слёз. Нордан раздражён – я чувствую его состояние по горечи в запахе, вижу по напряжённой позе, по руке, тянущейся ослабить, а то и вовсе сорвать бабочку. Стоит у края верхней ступеньки, вполоборота к ламии, отвернувшись от неё, словно не замечая молящего взора, слёз, что вот-вот покатятся по нежному лицу.

– Норди, любовь моя, ты же понимаешь, что это не моя вина? – шепчет Регина. – Это всё они виноваты, только они. Они хотели разлучить нас и разлучили. Разве они не уничтожают любые привязанности? Ты сам рассказывал мне, что они убили мать и сестру одного из твоих собратьев лишь потому, что он был слишком привязан к своей семье и не хотел оставлять их.

– Причина не в старших и тебе прекрасно о том известно, – голос Нордана шелестит снежной позёмкой по льду.

– Я… я умру без тебя…

С площадки поднимается холод, но я не могу даже поёжиться. Застываю мраморной статуей, боясь вздохнуть, боясь пропустить хоть слово и страшась того, что услышу.

– Не преувеличивай. Не похоже, чтобы ты почти восемьдесят лет провела в тоске, печали и одиночестве.

– Я всё сделаю ради тебя… они пожалеют… уже пожалели, просто ещё не осознали, – Регина качнула головой, шагнула к Нордану. – Я ведь только ради тебя согласилась… чтобы защитить тебя, понимаешь? Пусть весь круг сгорит в огненной реке, пусть всё братство проваливает к создавшему их богу, а мы останемся. Вдвоём, как и мечтали прежде, – ламия потянулась к мужчине, но он шагнул в сторону, уворачиваясь от кольца объятий.

И заметил меня.

Сумрачный взгляд потемневших глаз – вспышка растерянности, вздох удивления, тень недовольства, мимолётная искра злости. И мгновенная попытка оценить, давно ли я тут стою, много ли услышала.

– Повторяю один раз, Регина, – произнёс Нордан тихо, подчёркнуто спокойно, но за показным равнодушием таилось предупреждение. – Всё – значит, всё, окончательное и бесповоротное. Можешь винить кого угодно, однако досаждать мне этим не стоит.

На секунду показалось, что после слов этих ламия, не сдержавшись, расплачется, упадёт на колени, но она лишь сжала губы в линию тонкую, жёсткую. Нордан поднялся по лестнице и взгляд Регины, цепкий, похолодевший вдруг, скользнул вослед, коснулся меня, ощупывая, изучая, рассматривая пристально не как безликую тень, безымянное плюс один в приглашении, но как нежданную преграду, потенциальную соперницу, дерзнувшую посягнуть на чужую добычу. Ламия чуть прищурилась, нахмурилась, будто не вполне увереная в том, что увидела. Нордан же взял меня за руку, развернул и увёл прочь, ни разу не оглянувшись на бывшую возлюбленную.

* * *

Веледа

Когда-то посещение бала, выход в люди, возможность потанцевать, повеселиться, как положено молодой девушке, казались мне пределом мечтаний, исполнением заветного желания. Одеваясь к императорскому балу, прислушиваясь вполуха к неразборчивой беседе фрейлины, принёсшей мне всё необходимое, и очередного папиного наёмника, я оглядывалась мысленно назад, пролистывала страницы семидесяти девяти лет собственного убогого существования и удивлялась той наивной дурочке, сбежавшей тайком на маскарад. Как счастлива она была, как радовалось безыскусно своему, вне всякого сомнения, «смелому» поступку. Конечно, не рискни я тогда и едва ли встретила бы Бевана…

Но порой казалось, что лучше нам было не встречаться вовсе, ни на том маскараде, ни когда-либо впоследствии.

Кто знает, вдруг он был бы счастливее, если бы не подозревал о моём существовании?

До зала меня провожали фрейлина и наёмник, через зал к трону – только фрейлина, наёмник же удалился. Я даже не пыталась запоминать имена и титулы этих ярких раскрашенных красоток, хотя, искоса разглядывая откровенное платье спутницы, поневоле начала размышлять, не спрятан ли где под броским нарядом нож или ещё какое-нибудь миниатюрное оружие.

Я присела в низком реверансе перед Катаринной и Валерией, осторожно погладила потянувшуюся ко мне левую голову Пушка и по едва заметному жесту отца встала среди уже собравшихся дам императрицы. Наследница удостоила меня лишь дежурным небрежным кивком, зато папа проводил взглядом более долгим, оценивающим, неуютным. Я заметила, как Катаринна слабо, понимающе усмехнулась и что-то негромко сказала, повернув лицо к моему отцу, согласно неписаному правилу стоящему рядом с ней. Со своего места, окружённая оживлённо переговаривающимися фрейлинами, я не расслышала ни слова, увидела только, как шевельнулись губы императрицы и как папа тоже усмехнулся в ответ.

Жаль, мне нельзя встать со стороны наследницы. Рядом с Валерией – тоже негласная традиция – лишь Пушок и никаких галдящих девиц. Я могла бы под каким-нибудь благовидным предлогом приблизиться к наследнице, спросить, не присылал ли Беван новых записок, нет ли от него вестей. Я всю ночь не спала, беспокойно ворочалась с боку на бок, разрываясь между непонятным, сковывающим страхом, идеями, как можно забрать у отца кольцо, и тревогой за Бевана.

Всё прибывающие и прибывающие гости тянулись нескончаемой чередой к трону, кланялись, приветствовали Катаринну и Валерию. Когда объявили Дрэйка, Нордана, леди Ориони и госпожу Элери, я с трудом сдержала желание броситься к ним, растолкав фрейлин, и засыпать вопросами о Беване, хотя бы узнать, где он, если не с ними.

Я видела Нордана, безумного Нордана, как называл его Беван, всего два раза в своей жизни – на том маскараде да в ящике в подземной комнате, – но, кажется, он не изменился, по-прежнему насмешливый, высокомерный, за каждой вроде бы невинной фразой крылось презрение, порой даже не особо тщательно замаскированное. Однако леди Ориони спокойно стояла рядом с ним, вежливо улыбалась женщинам императорской семьи и не вздрагивала, когда Нордан прикасался к ней.

А смогла бы я вот так запросто, наплевав на опасность и риск, пойти за своим любимым мужчиной прямо в ловушку?

Дирг знает.

Странно, но папа ничего не сказал младшим собратьям. Когда они вместе со спутницами отошли, почему-то пристально, холодно посмотрел на меня, словно ожидал обнаружить, как я обмениваюсь с отступниками тайными сигнальными жестами и подмигиваниями.

Танцы. Появление группы незнакомцев в костюмах домино и масках не удивило – из обрывков разговоров фрейлин я поняла, что это часть своеобразного представления в миниатюре, задуманного альсианским принцем, дабы произвести приятное впечатление на невесту и избежать при первой встрече слишком строгих официальных рамок. Один из якобы неизвестных сам Антонио, он и Валерия откроют танцы и тем самым смогут немного побыть в относительном уединении. Признаться, я надеялась, что среди домино и масок скрывается и Беван, что он заберёт меня от этих куриц, вечно кудахчущих о какой-то ерунде, и во время танца мы наконец-то поговорим, но к трону приблизился только принц, остальные мужчины выбрали партнёрш среди женщин в зале.

Один танец сменялся другим, но ничего не происходило. Антонио и Валерия явно не торопились возвращаться к императрице, продолжая кружиться в ритме вальса. Пару раз я замечала среди танцующих леди Ориони и Дрэйка. Бевана не видно, Нордана тоже, впрочем, его-то я и не искала. А если Беван не пришёл или не смог прийти? Или вовсе не собирался? Что он подразумевал под «мы с ним встретимся»? Беван мне нужен здесь и сейчас, без него не получится забрать кольцо.

Неожиданно Пушок, лежавший на ступеньках тронного возвышения, поднялся, встряхнулся, вызвав брезгливую гримасу на лице Катаринны, и спустился на паркет. Деловито направился ко мне, и фрейлины мгновенно отступили в стороны, стараясь держаться на некотором расстоянии от пса. Я бросила на девушек презрительный взгляд и склонилась к Пушку.

– Устал уже лежать на одном месте? Я совершенно с тобой согласна – ужасно скучное мероприятие.

Пёс внимательно посмотрел на меня и толкнул носом правой головы в бедро, словно приглашая прогуляться. Я вопросительно глянула на папу и тот, помедлив, кивнул.

– Да, давай немного разомнём лапы, – я пошла прочь от трона, Пушок потрусил рядом, неизменно создавая вокруг нас кружок свободного пространства.

Хотелось обернуться и проверить, следил ли отец за мной, но я сдержалась. Не стоит. Уверена, папа не взял бы меня с собой на бал, если бы я могла легко и незаметно покинуть зал.

Иногда мне встречались знакомые, я кивала им рассеянно, улыбалась натянуто. По-прежнему ничего не происходило, и время ползло еле-еле, превращая минуты в долгие часы. И люди вокруг будто знали, кто я на самом деле, что задумала, следили за мной, за каждым моим шагом. Я понимала, что это всего-навсего нервы, что очередной попавшийся на моём пути знакомый возник там отнюдь не потому, что шпионит за мной по приказу моего отца. Просто чрезмерное волнение и недосып…

Внезапно кто-то взял меня за запястье, положил мою руку себе на сгиб локтя.

– Не пугайся, не кричи и не останавливайся. Иди как идёшь и делай вид, будто ничего особенного не происходит, – прозвучал рядом тихий голос Бевана.

Боги!

Я стиснула зубы, подозревая, что выражение моего лица какое угодно, но только не безмятежное и невозмутимое. Так и пошли втроём – я с Беваном под ручку и Пушок с другой стороны. Трон остался позади, между нами и папой достаточное количество людей, чтобы потерять нас в толпе.

– Я уж думала, ты не придёшь, – вырвалось у меня.

– Мой рыцарский кодекс не дозволяет бросить прекрасную принцессу в лапах чудовища, – парировал Беван. Одет в костюм домино, на лице чёрная полумаска, напомнившая о нашей первой встрече.

– Куда мы идём?

– К выходу.

– Меня не выпустят не то что из дворца – из этого зала.

– Со мной выпустят, – заявил Беван самоуверенно.

– Послушай, если я сейчас сбегу с тобой, то вернуться уже не смогу, – напомнила я не столько спутнику, сколько самой себе. Ни во дворец, ни в прежнюю жизнь, ни к отцу. Как бы странно он себя ни вёл в последние дни, он мой папа, единственный родной человек в целом мире.

Я не могу бросить отца!

– Тем лучше, – мужчина ослепительно улыбнулся какой-то даме. – Веледа, я не знаю, что тебе наплёл Рейнхарт, но он тебя обманывает, использует в своих интересах. Ты для него козырная карта в рукаве, тайное оружие, которое особенно ценно сейчас, когда он начал сдавать позиции.

И я решилась.

– Тогда я тем более не могу оставить папу одного в непростой ситуации, – выпалила я и замерла.

Беван и Пушок вынужденно остановились вслед за мной, пёс посмотрел недоумённо, мужчина быстро, раздражённо огляделся и повернулся лицом ко мне.

– Отец? – повторил он недоверчиво. – Рейнхарт твой отец? Быть того не может.

– Ровно столько, сколько я себя помню, я называла его папой, другого отца я не знала. Он меня вырастил, заботился обо мне, защищал, скрывал от ордена…

– Вернее, прятал в высокой башне, как та колдунья из сказки, – Беван ещё раз осмотрелся, хотя благодаря Пушку никто не подходил к нам слишком близко. – Шелли… Айшель мне всё объяснила. Рейнхарт никак не может быть твоим отцом и даже не столько потому, что члены братства могут иметь детей лишь от своей связанной пары, но, прежде всего, потому, что у тебя с ним разная сила. Эстелла, дочь Айшель и Норда, унаследовала способности обоих родителей, в том числе папочкину склонность к замораживанию всего, что плохо лежит. Сила Рейнхарта связана с землёй, твоя – с ветром. Тебе не кажется, что это немного разные вещи? И Рейнхарт, как и другие старшие, лично избавлялся от связанных пар. Сейчас не место и не время рассказывать всё подробно, однако я подозреваю, что Рейнхарт убил твоих родителей и забрал тебя. Дирг знает, почему он сохранил тебе жизнь, пожалел ли или сразу прикинул, какие возможности ему открываются, но фактом остаётся фактом – он не твой отец и никогда им не был.

Чем дольше Беван говорил, тем меньше я понимала. Слишком велика разница между намёками посторонних, собственными сомнениями и брошенным в лицо заявлением. Папа мне не папа и убил моих настоящих родителей, у безумного Нордана и хрупкой леди Ориони есть дочь, меня использовал и обманывал тот, кого я всю жизнь считала отцом… Как такое возможно?

– Это… неправда, – прошептала я.

– Я видел Эстеллу собственными глазами.

– Я не о ребёнке леди Ориони, а о моём отце.

– Ради Кары, Веледа, давай сначала уйдём отсюда и обсудим всё, когда окажемся в тихом и безопасном месте подальше от дворцового серпентария.

– Нет, – качнула я головой.

– Чем дольше мы тут торчим, тем меньше шансов ускользнуть незаметно.

– Нет. Сначала я должна поговорить с отцом.

– С ума сошла?!

Да, наверное, я и впрямь схожу с ума. Мерзкое ощущение, будто я сплю и вижу странный сюрреалистический сон, в котором всё смешалось и перепуталось, знакомые мне люди поменялись местами и надели чужие маски. Отчаянно хочется проснуться да только не получается, как ни старайся, как ни сопротивляйся. Я словно вновь оказалась за гранью, бесплотная тень, не способная ничего изменить, ни на что повлиять.

– Пушок, возвращайся на своё место и жди хозяйку, – велела я псу. Левая голова лизнула на прощание мои пальцы, и Пушок послушно направился обратно к трону. – Беван, помню, ты говорил, что до вступления в братство был вором.

– Прости, но какое отношение имеет моё… мой прежний род деятельности к беседе с Рейнхартом? – мужчина проводил удаляющегося пса настороженным взглядом и подозрительно посмотрел на меня.

– У моего отца есть одна нужная и важная для меня вещь, без неё я дворец не покину, – я старалась говорить твёрдо, убедительно. Без Кадиима я никуда не пойду, дух по-прежнему единственный, кто сможет ответить на мои вопросы, у кого я могу потребовать объяснений. А если Беван попытается увести меня силой, то я закричу. – Я найду отца, выманю его из зала под предлогом срочной секретной беседы, отвлеку разговором, а там уже ты… – я умолкла и выразительно глянула на мужчину.

– Что – я? Предлагаешь обчистить Рейнхарта? И что надо с него снять?

– Кольцо, которое он носит на цепочке под одеждой.

– Случаем, не то ли самое, которое когда-то у тебя свистнула Регина?

Я кивнула.

– Не выйдет, – возразил Беван. – Сначала мне нужно подойти к Рейнхарту, а он уже не подпустит меня к себе на такое близкое расстояние.

И это всё, что он, рыцарь домощенный, может сказать? Извини, у меня не получится?

Я резко высвободила руку.

– Прекрасно, тогда я и сама справлюсь. В конце концов, это вы, члены братства, должны меня бояться, а не я вас, – огрызнулась я, развернулась и стремительно ушла прочь.

Но не меньше, чем вернуть кольцо, я хотела расспросить папу, правда ли всё то, что наговорил мне Беван? Правда ли, что тот, кого я всю свою долгую жизнь считала отцом и искренне любила, убил моих настоящих родителей?

Глава 11

Айшель

Сбоку от лестницы белая дверь.

За створкой небольшой зал без окон, больше похожий на музейный: картины в массивных позолоченных рамах на стенах, предметы искусства под стеклом на тумбах. Я не успела их рассмотреть – свет в зале приглушён и Нордан шёл быстро, словно торопясь оставить между собой и Региной как можно больше преград.

Огромная столовая. Длинный стол тёмного дерева и мне кажется неисчислимым количество персон, которое можно за него посадить. Здесь, как и в предыдущем помещении, свет горел неярко, хрустальные люстры под высоким расписным потолком застыли исполинскими птицами, и нет ни души, кроме нас.

В столовой Нордан замедлил шаг, огляделся. В запахе по-прежнему горечь, но я всё же решилась заговорить, оправдаться неловко:

– Норд, я… прости, я не должна была сбегать от Дрэйка и искать тебя. Мне жаль, что так получилось, я вовсе не хотела подслушивать…

Мужчина отвёл меня к одной из оконных ниш. Тяжёлая бордовая портьера и глубокая тень за складками бархата скрыли нас от взглядов случайных посетителей, хотя всякий, кто решит приблизиться к окнам, непременно нас заметит. За стеклом деревья качали тёмными кронами, озаряли парковые аллеи фонари, мелькали огни города – окна столовой, судя по всему, выходили на фасад дворца.

Нордан развернул меня лицом к себе, снял с моего запястья петельку ридикюля, положил его на подоконник. Обнял меня за талию и поцеловал. Настойчиво, жадно, будто мы не виделись не полчаса, а много месяцев. Прижал к подоконнику, усадил на его край. Ладони скользнули по моим бёдрам, коснувшись обнажившейся в разрезе ноги, поднимая алую ткань юбки. На мгновение я растерялась, я ожидала вспышки негодования, выговора за бегство от Дрэйка, ссоры, но никак не порыва страсти. Запах же окутал привычно, меняя оттенок, оглушая так, как оглушает накрывшая с головой приливная волна. Уже не настораживающая горечь – терпкий аромат тумана, мха, кисло-сладких ягод. С каждым вдохом щекочущая смесь эта всё глубже проникала в лёгкие, кружила голову, разливалась в крови огнём.

– Норд… – я обняла его за шею и всё-таки отвернула лицо, разрываясь между собственным желанием и мыслями о Дрэйке, едва ли находящимся достаточно далеко, чтобы ничего не почувствовать, между острой стремительной реакцией тела и осознанием, что мы не в уединении спальни, не дома, а фактически в общественном месте. В столовой, куда любой может войти так же спокойно, как и мы. – Нас… могут увидеть…

– Дирг с ними, – губы Нордана опустились по шее на обнажённое плечо, заставляя выгнуться навстречу жгучим поцелуям.

Хочу напомнить о Дрэйке, о решениях, которые они с Норданом приняли в отношении меня и нашей совместной жизни, и не могу, слова застревают в резко пересохшем горле. Хватаю ртом воздух, пропитанный пылью от портьеры, ощущаю, как мужчина проводит ладонями по внутренней стороне бёдер. Нордан поднимает голову, смотрит на меня пристально, выжидающе и в тени в посветлевших глазах отражаются огни фонарей.

– Ты нужна мне… сегодня, сейчас… всегда, – едва слышный шёпот, дыхание на моих губах.

Поцелуй, что нежнее, мягче предыдущего. Нордан ловит мой длинный вздох от прикосновения сначала через кружево белья, затем без преград. Чуть подаюсь бёдрами навстречу, желая большего, желая избавиться от блуждающего по телу ощущения томительного предвкушения, нетерпеливого ожидания, плавящего каждую клеточку. И возмутительная, пугающая немного мысль, что кто-то может войти, находиться рядом, пока мы скрываемся за портьерой, вдруг приобретает перчёный привкус пикантности, экстремальности, о которой иногда рассказывали женщины в общине.

Нордан на несколько секунд отстранился от меня, отвлекаясь на одежду, и вновь притянул к себе, входя одним движением. Я упёрлась рукой в подоконник, приподняла колени, чувствуя, как мужская ладонь скользнула по ноге до бедра, сжала несильно. Наше дыхание смешивалось и запахи наши, наверное, тоже переплетались, наслаивались друг на друга. Сегодня, сейчас не нужно оттягивать момент, замирать на грани и отступать, сейчас мы лишь нуждались друг в друге, как и всегда. И вдвоём растворились в наслаждении, накрывшем яркой, упоительной волной.

Минута-другая в объятиях, и Нордан отступил от меня, поправил мою и свою одежду. Посмотрел поверх моего плеча в окно. Мне не хотелось возвращаться обратно в бальный зал, не хотелось разговаривать ни с кем, кроме моих близких, не хотелось даже шевелиться.

– Я подумывал о том, чтобы подарить Регине кольцо, – произнёс Нордан наконец, не глядя на меня.

Я инстинктивно коснулась серебряного ободка на безымянном пальце левой руки.

– К-какое… кольцо?

– Да, это кольцо.

– Но ведь ты говорил… вернее, написал, что оно… – начала я и умолкла потерянно. Я понимала, что это глупо, эгоистично, но ныне мне странно, неприятно представлять это кольцо на пальце другой женщины, думать, что его мог носить кто-то ещё, кроме мамы Нордана.

– Принадлежало моей матери, – закончил Нордан. – Умирая, она отдала его мне, наказав надеть на палец той женщины, которую я назову своей. Было время, когда… я полагал, что Регина может стать той женщиной, что она идеально мне подходит, идеально дополняет, – мужчина помолчал немного. – Мы познакомились на излёте осени, на каком-то закрытом частном балу для нелюдей, месяца, наверное, за четыре за того дурацкого маскарада. И где-то через пару месяцев после расстались.

– Из-за старших? – спросила я тихо, вспомнив услышанную часть разговора.

– Нет, как ни странно, – Нордан вдруг усмехнулся. – Тогда я порой даже удивлялся, почему они столько времени закрывали глаза на нашу связь? Теперь полагаю, что дело было в относительной, с их точки зрения, безопасности Регины для меня. О какой парной привязке с хладнокровной ядовитой змеёй или о детях от неё может идти речь? Опыта с сиренами на тот момент ни у кого не было. Старшим всё равно, где и с кем я провожу время, лишь бы играл под надзором в пределах песочницы, в которой они меня оставили, а на невоздержанность ламии можно списать множество… огрехов. Тоже своего рода контроль.

– Старшие следили за тобой… за вами?

– Да. Бедолага Дрэйк тогда, наверное, разорился на шпионах и осведомителях, потому что оплачивать услуги соглядатаев и отчитываться перед старшими приходилось ему, а мне и Регине нравилось вычислять очередную «няньку».

И убивать.

Нордан не произнёс этого вслух, но я догадалась по последовавшей затем паузе, по рассказанному Беваном.

Примерно полгода. Срок не столь уж велик, однако мы, по сути, знакомы куда как меньше.

Не более месяца тогда.

И три года незримо во снах.

– Вряд ли ты хорошо представляешь себе настоящий запой. Или загул, – продолжил мужчина, тоже коснувшись моей левой руки. Взял мои пальцы в свою ладонь, опустил задумчивый взгляд на кольцо. – Все те месяцы тонули в тумане сумасшедшей вседозволенности, в иллюзии, будто весь мир у твоих ног и нет никакого круга, собратьев, ограничений. Регина часто повторяла, что ордену я не нужен, что интересую их сугубо как часть круга. Ничего нового она, конечно, не сказала, я и сам всё прекрасно понимал, но…

Но порой очевидные, хорошо известные вещи в чужих устах приобретают иной оттенок, кажутся открытой заново истиной.

– Были планы, как можно обойти или даже ускользнуть от ока братства. Какие-то безумные затеи, слепая и насквозь идиотская вера, что всё удастся и сложится так, как хотелось. После Бев обозвал этот мой запойный загул кризисом среднего возраста в собратском разрезе.

– Если старшие не вмешались, то почему…

– Я стал видеть собственное отражение в глазах Регины и хуже того – начал видеть себя в ней, в её решениях, поступках, сиюминутных порывах, масках, которые она примеряла с профессионализмом дешёвой актрисы. И чем чаще думал, тем меньше мне нравилось увиденное. Мало приятного день за днём изучать своё перекошенное отражение в кривом зеркале и понимать, сколько отвращения оно вызывает. Мы расстались и вскоре выяснилось, что вовремя – старших тоже начал утомлять мой загул, Дрэйк и вовсе выступал против с момента моего знакомства с Региной.

– Думаешь, они избавились бы от неё? – я пыталась понять, любил ли Нордан ламию, был ли с ней счастлив?

– При первой же удобной возможности.

– Мне показалось, она всё ещё… – я сглотнула вязкий ком, подступивший к горлу, – всё ещё любит…

– Котёнок, – Нордан пристально посмотрел мне в глаза, обхватил второй ладонью мою щёку, не позволяя отвернуться или отвести взгляд, – только заблуждаться насчёт Регины не надо. Ламии в силу своей природы не вкладывают в понятие «любовь» то же, что теплокровные существа. Они не образуют пар, не вступают в брачные союзы, любовник, выбранный для продолжения рода, убивается и съедается сразу после соития. Они не подчиняются никому, кроме своих старших, не терпят неповиновения, отличаются злопамятностью и крайне паршивым характером. Регине нравилось воображать себя бунтаркой, думать, будто она идёт против высших ламий, но по факту ей точно так же, как и мне, позволяли играться в своё удовольствие, пока игры не начнут выходить из-под контроля. Прежде всего её собственный род не допустил бы её бегства хоть со мной, хоть с любым другим мужчиной. А даже если бы допустил вдруг, как думаешь, сколько бы мы с ней протянули вдвоём, у кого первого закончилось бы терпение и мы вцепились бы друг другу в горло?

Не знаю. Я так привыкла к легковесности, краткосрочности бывших увлечений Нордана, что теперь с трудом представляла, что он мог провести с женщиной полгода, испытывать к ней серьёзные чувства, желать подарить кольцо, которое давно стало для меня лишь моим.

– Кольцо… – шепчу я.

– Твоё, – напомнил Нордан твёрдо, уверенно. – И мне не требовалось время на размышления, дарить его тебе или нет.

– А… девушки? – вопрос сорвался прежде, чем я осознала его неуместность.

– Какие девушки? – нахмурился мужчина.

– Беван сказал, что она… Регина… водила тебе девушек, и вы… – я отчаянно старалась не думать об этих несчастных, о том, что им приходилось пережить перед смертью, и как с ними обращались после.

– Дирг побери, – Нордан отпустил меня, возвёл глаза к верхней части ниши. – На пять минут оставили вас вдвоём и его поганый язык… который я с удовольствием ему вырву… уже наплёл то, о чём его не просили.

– Беван не виноват, это я спросила его о… тебе и Регине.

– Вот поэтому я и рассказываю тебе всё здесь и сейчас, пока ещё кто-то столь же умный и не в меру осведомлённый не поделился своей версией тех событий, – неожиданно мужчина замер, нахмурился сильнее, прислушиваясь к чему-то, неслышному мне. Мимолётно коснулся указательным пальцем своих губ, снял меня с подоконника и отодвинул глубже за портьеру.

Я торопливо забрала ридикюль, лежавший почти на самом виду.

Тихий стук двери, шаги по столовой.

– Надеюсь, здесь достаточно уединённо?

Рейнхарт.

Я едва сдержала дрожь, и Нордан осторожно прижал меня к себе.

– Да, вполне, папа, – прозвучал голос… Веледы.

Мы переглянулись удивлённо. Выходит, Веледа всё же считает Рейнхарта своим отцом?

– Так что это за срочная и конфиденциальная беседа?

Вновь лёгкие, суетливые шаги, стук каблуков, шорох платья – должно быть, Веледа прохаживалась по помещению, то ли собираясь с мыслями, то ли медля в нерешительности.

– Папа, я… я давно хотела спросить тебя… – шаги стихли – девушка замерла. – Что стало с моей матерью?

Несколько секунд паузы настороженной, подозрительной.

– Я уже рассказывал тебе – она умерла вскоре после твоего рождения, – Рейнхарт говорил сухо, недовольно.

– Почему она умерла, когда именно, при каких обстоятельствах? Она знала… обо мне? Я имею в виду, она знала, что я жива? Бывает ведь, что дети рождаются мёртвыми или умирают в младенчестве… особенно в те годы, когда детская смертность была много выше, а уровень медицины куда как ниже. Вдруг тогда произошла ошибка, и она решила, что я… умерла?

– Знала. И защищала тебя до последнего, несмотря на свою потерю.

– Какую… потерю?

Новые шаги, но чуть тяжелее, медленнее.

– Перед своей смертью твоя мать… потеряла близкого ей человека, – даже не видя Рейнхарта, я чувствовала, как он взвешивает каждое слово, как отмеривает правду. – Его гибель обернулась для неё тяжёлым ударом, но всё же она нашла в себе силы и бросилась к кроватке дочери, готовая сделать что угодно, лишь бы спасти дитя. Там её и настигла стрела – возле твоей кровати.

Я закусила губу, пытаясь сдержать слёзы, ужас, жалость к маленькой девочке, на глазах которой убили её мать. Нордан успокаивающе погладил меня по волосам.

Так они избавились от родителей Веледы – сначала убили отца, я уверена, того самого собрата, управлявшего ветром, о котором рассказывал Дрэйк. Затем мать, сломленную потерей любимого, но не забывшую о дочери. И сделал это сам Рейнхарт, собственными руками оборвал жизнь собрата и его пары. Я вспомнила вдруг давнее, оброненное невзначай замечание Рейнхарта, что почти все убитые им лунные были беременны.

Почти все. Но одна из них всё-таки успела родить, привести своё дитя в этот жестокий, равнодушный мир.

– Ты горько плакала, хотя и едва ли осознавала в полной мере, что произошло. Я забрал тебя, спрятал ото всех, защищал и оберегал всю твою жизнь. Ты никогда ни в чём не нуждалась, ни в чём не знала отказа. У тебя было всё самое лучшее, что только может пожелать сначала девочка, а потом и юная девушка. Благодаря мне ты была надёжно скрыта от братства, благодаря мне ты прожила уже больше двух веков, не потеряв своей красоты и молодости. Я сделал всё возможное, чтобы трагедия, подобная случившемуся с твоей матерью, больше никогда не повторилась и тем более не вошла снова в твою жизнь, так глупо, бессмысленно её закончив. И что же я вижу теперь? Ты странно себя ведёшь, задаёшь странные вопросы, в твоём голосе я слышу подозрения и сомнительные намёки. С чего вдруг тебе потребовалось побеседовать о женщине, которая умерла давным-давно, которую ты даже не помнишь, да ещё и разговор ты заводишь посередь императорского бала, словно нет более подходящего времени и места?

Надо вмешаться, пока Рейнхарт не причинил вреда Веледе, и я пытаюсь выйти из-за портьеры, но Нордан крепче сжимает меня в объятиях, удерживая на месте.

– Как её звали? – голос Веледы тих, глух.

– Что? – старший растерялся на мгновение.

– Как звали мою маму? У неё ведь было имя?

Опять пауза, на сей раз выжидающая, напряжённая.

– Было, разумеется.

– Так как её звали?

– Не знаю.

Смешок, короткий, горький.

– Ты, тот, кто всю мою жизнь называл себя моим отцом, кого я искренне считала своим папой, и даже не знаешь имени женщины, родившей тебе ребёнка? – голос девушки звучит всё громче, всё звонче, и я понимаю, что она сама с трудом сдерживает рыдания, отчаянные, безысходные. – Или я попросту не твоя дочь? Дитя другого собрата ордена и девушки из лунных, да?

– С кем ты говорила? – требовательный вопрос. – Артефакт у меня, Дрэйк занят своей девкой, Нордан – этой невесть откуда выползшей ламией, остаётся предатель.

– Не важно, кто и что мне сказал или не сказал, – Веледа цедила яростно, на тонкой грани истерики. – Сейчас я спрашиваю тебя: это правда? Я дочь другого собрата и лунной и обоих убил ты?

– Значит, Беван, – усталый, полный разочарования вздох. – Меньше всего я полагал, что ты окажешься настолько падкой на смазливую мордашку и избитые комплименты. Выходит, плохо я тебя воспитал.

– Ты убил моих родителей! Лишил меня нормальной жизни!

Нордан поморщился от раскатившегося по столовой крика, разжал объятия, жестом велев мне оставаться на месте, шагнул к краю портьеры. Развернулся, отодвинул ткань, осматривая помещение. Мне ничего не видно, но по возобновившейся нервной дроби каблуков я догадалась – Веледа опять заметалась по столовой.

– У меня ничего не было: ни настоящей семьи, ни детства, ни друзей. Я не жила, а существовала, спала годами, десятилетиями, не живая и не мёртвая! Ещё не призрак, но уже тень за гранью!

– Я спас тебя, если бы не я, тебе перерезали бы горло вместе с твоими родителями ещё два с лишним века назад, – возразил Рейнхарт спокойно. – И это вся твоя благодарность, моя роза? Вся твоя дочерняя любовь и преданность развеялись в один миг, стоило языкатому красавчику появиться на горизонте и подмигнуть тебе?

Нордан бросил на меня предупреждающий взгляд и стремительно вышел из ниши.

– Что поделать, такова участь всех отцов дочерей, – объявил Нордан громко, нарочито радостно. – Однажды маленькие девочки превращаются во взрослых красавиц и отдают предпочтение трепливым смазливым типчикам, позабыв о своём стареньком батюшке. Впрочем, я, по крайней мере, могу уже не беспокоиться насчёт Бева.

Неожиданно я услышала глухой звук удара и, не удержавшись, следом за Норданом выскочила из тени ниши. Метнулась к мужчине и замерла, удивлённая.

Веледа застыла по другую сторону стола, сжимая обеими руками массивный позолоченный канделябр, дыша тяжело, прерывисто. Рейнхарта нет в поле моего зрения, я огляделась в растерянности и не сразу поняла, что старший собрат лежит, оглушённый, у ног девушки.

* * *

Наверное, прошла минута или две, не больше, но для меня время словно застыло скованной льдом водой. Стоя рядом с Норданом, я смотрела на Рейнхарта, на неподвижное тело без сознания, и хотела, чтобы он умер. Нет, даже не умер – сдох, как говорил Беван. Прямо сейчас, в это самое мгновение, просто взял и не очнулся бы. Понимаю, что нельзя так думать, нельзя желать другому смерти, что бы он ни сделал. Когда-то в храме нас учили ценить человеческую жизнь превыше всего – мы вольны выбирать только за себя, вольны оборвать свою, если возникнет в том необходимость, но чужая неприкосновенна, мы не должны уподобляться тем, кто воображает себя богом, решает высокомерно, кому жить, а кому навсегда исчезнуть за гранью. И всё же я не могла сразу избавиться от мысли, вёрткой, настойчивой, как было бы хорошо, если бы Рейнхарт умер.

Я перевела взгляд на Веледу и увидела, как в глазах её теснится похожее желание, безмерное удивление собственным действиям, растерянность, непонимание происходящего. Она так и застыла, высокая, тоненькая, с лицом, сравнявшимся цветом с её белым платьем, и только сжимаемый обеими руками канделябр начал дрожать.

– Метко, – одобрительно произнёс Нордан наконец.

Резко хлопнула дверь – другая, не та, через которую вошли мы, – и в столовую ворвался Беван, на ходу снимая маску с лица.

– Что-то припозднился рыцарь в сверкающих доспехах, – добавил Нордан.

– По-твоему, так легко следить за Рейнхартом и одновременно оставаться незамеченным? – Беван приблизился к Веледе, окинул быстрым взглядом тело на полу. – Вы-то что здесь делаете? Хотя нет, не говори, меня это не касается.

– И не собирался. Вполне достаточно, что ты сам лезешь в сферы, никак тебя не касающиеся.

– Чем на сей раз я не угодил вашему нордическому величеству? – спросил Беван с вызовом, скрывающим раздражение.

– Прекратите немедленно, – вмешалась я. – Как скоро он… очнётся?

– Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь засекал, но сомневаюсь, что он вырубился надолго, – ответил Беван.

Веледа поджала губы, сунула канделябр в руки Бевану и опустилась на корточки возле Рейнхарта. Потянулась было к бабочке, но Беван, поставив нечаянное оружие на стол, наклонился, отвёл мелко дрожащие руки девушки.

– У меня быстрее получится.

– И что вы делаете? – спросил Нордан.

– Обворовываем Рейнхарта, а что, ты против?

– Мы оставим его здесь? – мысли об убийстве не покидают меня, пуская крепкие корни в сознании. Я помню, как когда-то Нордан убил человека, заморозив и разбив ему голову, помню россыпь ледяных осколков на полу. Члены братства бессмертны, но едва ли даже им по силам собрать по кусочкам и наново прирастить разбитую, будто хрупкая фарфоровая ваза, голову.

– Во-первых, он может очнуться в любую минуту, поэтому чем дальше от него мы будем находиться в этот момент, тем лучше, – Беван ловко, споро извлекает из-под тугого воротничка цепочку с золотым кольцом, срывает одним движением, протягивает Веледе. Девушка хватает кольцо, снимает и отбрасывает цепочку. – Во-вторых, как бы нам того ни хотелось, убить его мы не можем.

– Мы чувствуем силу друг друга, она для нас как раздражитель, независимо от нашего состояния, – пояснил Нордан, словно догадавшись, о чём я думала. – Если кто-то из нас или мы оба применим её к Рейнхарту, он сразу почует и это лишь вынудит его очнуться скорее. К тому же на нас, в отличие от обычных людей, она действует в разы слабее.

Веледа надела кольцо на средний палец, поднялась. Коснулась матового чёрного камня, нахмурилась. Нашего обсуждения, как убить того, кого она считала своим отцом, девушка будто и не слышала.

– В противном случае мы бы только и делали, что калечили друг друга, восстанавливались и снова калечили, – добавил Беван и выпрямился.

– А если… меч или… топор, – я оглядела картины на стенах, отстранённо удивляясь собственной кровожадности.

– Возможно, – проследив за моим взглядом, согласился Нордан. – Но чего нет в нашем распоряжении, того нет. И Дрэйк пока возражает против настолько радикальных мер. Хотя соблазн, признаться, велик…

– Всё, расходимся, – велел Беван и обнял Веледу за плечи. Девушка не отреагировала, продолжая хмуриться озабоченно. – Передай Дрэйку, что план немного поменялся. Я справлюсь сам, а вы там особо не задерживайтесь.

Нордан взял меня за руку, кивнул бывшему собрату и повёл меня к двери, через которую пришёл Беван и, скорее всего, Веледа с Рейнхартом. За створками галерея, длинная, широкая, наверняка идущая параллельно первой.

– Странно это, – заметил Нордан.

Мы шли быстро и чем ближе двустворчатые двери в противоположном конце галереи, тем громче музыка.

– Что именно?

– Тебе не кажется, что всё слишком легко и просто? Если верить словам этой девицы, Рейнхарт прятал её ото всех целую диргову прорву лет, а теперь мало того, что выставил на всеобщее обозрение, так ещё и позволил забрать её?

– Полагаешь, это может быть… ловушка? – не похоже, чтобы всё произошедшее в столовой было спектаклем, разыгранным специально ради нас. Ни Веледа, ни Рейнхарт не могли знать, что мы скрываемся в той же комнате, что мы вообще придём туда. За нами не следили, девушка и старший собрат вошли через другой вход.

– В нынешней ситуации я в принципе мало в чём уверен.

– Мир Веледы рухнул, она узнала, что самый близкий ей человек… нечеловек врал всю её жизнь, – сердце моё преисполняется сочувствием к девушке, оставшейся в одиночестве среди руин собственной разбитой жизни, брошенной тем, кого она искренне считала своим родным отцом. – Даже не представляю, каково ей сейчас…

– Пока она держится неплохо, – Нордан остановился перед дверью, открыл. – И, несмотря на явную попытку закатить истерику, повела себя как хорошо выдрессированный член братства: воспользовалась удачной возможностью и ударила неожиданно, не медля. Канделябр не стихийная сила, его не почуешь. Особенно от того, от кого не ждёшь удара в спину.

Не понимаю, чего больше в словах мужчины – подозрений или восхищения?

Бал в разгаре. В центре зала по-прежнему танцевали пары, остальные прохаживались по оставшейся части, беседовали, выходили на балконы. Катаринна всё ещё на троне, окружённая несколькими фрейлинами, кресло Валерии пусто, Пушка рядом тоже нет. Дрэйка мы разыскали не сразу, зал велик и в нём много людей, но я привычно положилась на свои ощущения, на запах, что направлял легко, уверенно. Наконец мы нашли Дрэйка в обществе наследницы и принца Антонио. Рядом с девушкой сидел Пушок, в трёх шагах от молодого человека замерли двое мужчин, один постарше, в обычном фраке, другой помоложе, в костюме домино. Первыми нас заметили, конечно же, Дрэйк и пёс. Пушок встал, приблизился к нам, норовя ткнуться обоими носами поочередно в мою руку. Дрэйк улыбнулся мне и бросил на собрата взгляд укоризненный, неодобрительный.

– Дрэйк времени даром не теряет, – пробормотал Нордан.

– Ваше императорское высочество, – я присела в реверансе перед принцем и Валерией. – Ваше высочество

– Леди Айшель Ориони и мой собрат Нордан, – Дрэйк представил нас Антонио, и молодой человек одарил меня вежливой улыбкой. Нет в ней ничего сверх принятой при всяком цивилизованном дворе светской любезности, однако Нордан нахмурился мгновенно, обнял меня за талию привычным уже жестом собственника. Ни поклона, ни даже приветственного кивка особе королевской крови, лишь холодный снисходительный взгляд свысока.

– Леди Ориони, – если принца и удивило поведение Нордана, то он ничем этого не выдал. – Собрат ордена Двенадцати. Наслышан о вас, господин Нордан.

– Бывший собрат, – поправил Нордан. – И слухи всегда меня опережали и несколько, скажем так, приукрашивали действительность.

– Слухи не могут иначе – на то они и слухи, – парировал Антонио.

– Ваше высочество, джентльмены, если позволите, я бы хотела лично поприветствовать леди Ориони, – вмешалась Валерия. – Когда-то леди Ориони была моей придворной дамой и близкой подругой.

– Да, разумеется, – Дрэйк коснулся мимолётно моих пальцев, посмотрел предостерегающе на собрата, и я высвободилась осторожно из объятий Нордана.

Мы с наследницей отошли в сторону, сопровождаемые Пушком.

– Рада видеть вас в добром здравии, Айшель, – заговорила Валерия и усмехнулась вдруг. – Признаться, я привыкла звать вас Саей. Даже в мыслях продолжаю так вас называть.

– Простите, Ваше императорское высочество, но тогда я…

– Когда-то я просила вас называть меня Валерией, по крайней мере, наедине. Можно сказать, сейчас мы в относительном уединении.

Относительное уединение по-прежнему обеспечивает Пушок, люди отступают от него, отворачиваются поспешно, будто пёс способен понять, о чём они думают, прочитать каждую их самую жалкую, самую недостойную, завалявшуюся на дне разума мыслишку. Странно – мне казалось, за столько лет имперские придворные давно уже должны были привыкнуть к двуглавому зверю, тенью следовавшему за наследницей, научиться не бояться его, не шарахаться, словно от сказочного чудовища, неожиданно представшего пред ними во плоти.

– Жаль, что нам с вами никак не удаётся побеседовать нормально, – Валерия улыбнулась кому-то, кивнула. – Дрэйк согласился с моим замечанием, что таких, как Рейнхарт, не следует допускать настолько близко к трону, позволять им оказывать влияние на венценосных особ. Мою мать так подкосила болезнь моего отца, так измучила неизвестность и ожидание, что мама, к глубокому нашему сожалению, стала слишком чувствительной, восприимчивой… легковерной, чем и воспользовались не самые достойные люди… или нелюди.

Наследница действительно изменилась. Прежде в речах девушки читалась детская обида, подростковое желание сделать всё наперекор родительской воле, непонимание и неприятие мира, в котором она рождена, собственного долга как будущей императрицы и своих обязанностей, неизбежно связанных с её положением. Теперь же за каждым словом слышится равнодушный расчёт, язвительная двусмысленность, свойственная высшему свету, тонкий намёк, едва уловимый, будто флёр хороших духов. Не знаю, к добру изменения эти или к худу, я вижу за подчёркнуто холодными фразами маленькую девочку, старающуюся выглядеть старше, чем она есть, пытающуюся заранее примерить на себя тяжесть бремени, что ожидало её.

– Его высочество Антонио тоже поддерживает меня, – продолжила Валерия, и на нежных щёчках вспыхнул застенчивый девичий румянец. – Понимаю, ещё рано делать окончательные выводы, но, надеюсь, мы с принцем поладим.

– Его высочество производит впечатление приятного молодого человека, – заметила я.

– Да, он… привлекателен. Внешне, во всяком случае. И с ним интересно беседовать. Из надёжного источника мне известно, что он пользуется… популярностью среди девушек. В наше время это уже неплохо, – наследница беззаботно пожала плечами. – Знаете, бывший правитель герцогства Верейского был печально известен своими предпочтениями… в отношении мужчин.

Пушок, бесшумно следовавший за нами, вдруг выскочил вперёд, замер, опустив низко обе головы, оскалившись. Зарычал тихо, угрожающе. Секунду спустя и я почувствовала слабую дрожь, возникшую под полом, отдающуюся еле ощутимой вибрацией по паркету.

Рейнхарт очнулся.

Я заметила растерянный, вопросительный взгляд Валерии, но ответить не успела – люди перед нами шарахнулись в стороны похуже, чем от двуглавого пса, отпрянули торопливо, лихорадочно двумя волнами, образовывая широкий проход до той самой двери, через которую мы с Норданом вернулись. Хлопок открытой и сразу же закрытой створки исчез за музыкой и шепотками, настороженными, боязливыми, а вошедший в зал Рейнхарт стремительно направился к нам с наследницей. Воротничок его рубашки так и остался небрежно расстёгнутым, бабочки и вовсе нет.

Ярость, что пробивалась сквозь трещины маски привычного презрительного равнодушия. Обжигающая холодом вьюга в глазах, неожиданно ставших необычно яркими, горящими голубым огнём. И дрожь пола, усиливавшаяся с каждым шагом.

Нордан и Дрэйк мгновенно оказались рядом, Нордан оттеснил меня назад, Дрэйк бросил быстрый предостерегающий взгляд на Валерию – молчаливая просьба отозвать Пушка более чем очевидна, – но девушка вздёрнула подбородок и поравнялась с псом, положила руку на холку. Музыка оборвалась, замерли танцевавшие пары, шепотки стихли, будто собравшиеся в зале онемели разом.

– Господин Рейнхарт, – прозвенел в наступившей тишине голос наследницы, – что-то случилось? Плохие вести?

Старший остановился перед Валерией, смерил раздражённым взглядом сверху вниз.

– Да, Ваше императорское высочество, – процедил едва слышно сквозь стиснутые зубы. – Полагаю, гости Вашего императорского высочества кое-что у меня украли.

По интонации понимаю – Рейнхарт знает, что нас пригласила наследница.

– Быть того не может. Уверена, произошло досадное недоразумение. Я могу поручиться за своих гостей.

Дрэйк шагнул к Валерии, посмотрел спокойно, невозмутимо в ледяные глаза.

– Признай поражение и на том разойдёмся, – Дрэйк говорил негромко, так, чтобы ни одно его слово не дошло до чужих ушей. – В зале слишком много людей, включая ту, кто ещё обеспечивает тебе хоть какую-то поддержку, чтобы устраивать здесь некрасивые и недостойные высших существ разборки. Или, думаешь, оставшиеся собратья обрадуются, узнав, что ты сравнял с землёй императорский дворец вместе с членами правящей семьи, их гостями, иностранными послами и принцем союзного государства?

– В давние времена попытка обнажить оружие в присутствии члена королевской семьи приравнивалась к государственной измене, – словно невзначай добавила Валерия.

– Ваше императорское высочество видит у меня оружие? – на наследницу Рейнхарт не смотрел, лишь ответно в глаза Дрэйку, пристально, оценивающе.

Просчитывал варианты? Наверняка.

Решал, стоит ли рисковать, начиная то, что действительно обернётся кровавой бойней и страшными разрушениями.

Нордан передо мной неподвижен, напряжён, готов сорваться в любой момент, при малейшем намёке на опасность. Но молчал, не вмешивался. Выжидал.

– Что вы, господин Рейнхарт, я обычная девушка и ничего не понимаю в магии, однако в зале есть люди и нелюди, разбирающиеся в данном вопросе куда лучше меня, и они охотно подтвердят то, что чует Пушок. А он никогда бы не среагировал так, – узкая девичья ладошка успокаивающим жестом погладила пса по спине, – если бы не почувствовал исходящей от вас угрозы.

– Ваше императорское высочество больше полагается на реакцию какого-то реликтового чудовища, нежели на слово верного друга и давнего союзника ваших родителей?

– Да. За всю мою жизнь Пушок ни разу не подводил и не обманывал меня. В отличие от многих двуногих из моего окружения, – наследница обернулась, окинула удивлённым взглядом зал. – Почему так тихо? Почему не играет оркестр?

Несколько секунд, и музыка зазвучала вновь, неуверенная, настороженная. Вибрация исчезла, истаяла, но ожидание удара, чуткое, напряжённое, осталось, наполняя воздух смесью сухого жара и царапающего холода.

– Жаль, не настоял, чтобы Октавиан избавился от этой псины, пока была возможность.

Пушок поднял обе головы, зарычал снова и Валерия сжала перекрестье ремней на холке, будто смогла бы удержать большого тяжёлого пса, реши он броситься на старшего.

– Наслаждайтесь своей маленькой победой, – Рейнхарт не удостоил Пушка вниманием, но усмехнулся в лицо Дрэйку. – Едва ли торжество её затянется надолго. И не забывайте: я вырастил Веледу, воспитал и наставил так, как посчитал нужным. Пусть по крови она мне никто, но во многом она больше моя дочь, чем смог бы стать родной ребёнок, – старший посмотрел поверх плеча Дрэйка на Нордана, насмешливо, со странным, не до конца мне понятным выражением, развернулся и ушёл прочь.

– Значит, госпожа Ритт его… воспитанница? – теперь недоумение в голосе наследницы искренно. – Но я думала, она…

– Все так думали, – Дрэйк обернулся к нам с Норданом. – И что же это за история с воровством?

– Да так, мелочи, – Нордан нащупал мою руку, несильно сжал холодными пальцами, то ли ободряя меня, то ли сам пытаясь успокоиться с помощью нехитрого этого жеста. – Бев решил вспомнить деньки юности шальной. Надеюсь, ему хватит ума не тащить её к нам домой.

– Что же, всё могло быть и хуже, – констатировала Валерия преувеличенно радостно.

Я тоже обернулась, нашла взглядом неподвижную чёрную фигуру на троне. Очевидно, что императрица, как и почти все присутствующие в зале, наблюдала внимательно за нами, за разговором с Рейнхартом. Понимала ли, чем могла закончиться вполне невинная на посторонний взгляд беседа? Осознавала ли, как рискует жизнью дочери, своей, подданных и гостей, поддерживая отношения со старшим членом братства? Или союз с Рейнхартом для Катаринны превыше всего?

– Расскажешь по пути домой, – заметил Дрэйк и повернулся к наследнице. – Ваше императорское высочество, прошу нас простить, но нам придётся покинуть бал несколько раньше срока.

– Да-да, конечно. Послезавтра на Эллоранском ипподроме пройдут Императорские скачки, в этом году приуроченные к визиту принца Антонио. Буду рада видеть вас всех в императорской ложе.

– Благодарю за приглашение, Ваше императорское высочество. Разумеется, мы с удовольствие посетим это мероприятие, – Дрэйк почтительно склонил голову.

– Доброй ночи. Леди Ориони, Нордан, – Валерия кивнула нам и, потянув Пушка за ремни, удалилась.

Я присела в реверансе, Нордан же проводил девушку и пса неприязненным взглядом.

– Очередные тайные переговоры с будущей императорской четой?

– Кто-то должен поддерживать связи с потенциальными союзниками. Предлагаешь возложить эту обязанность на тебя?

– Премного благодарен, но вряд ли нам пригодятся их трупы.

– И я о том же подумал.

Хорошо, что мы наконец возвращаемся домой. Я устала, не физически – морально. Неизвестность, ожидание ответных действий противника, поиск подвоха в каждом жесте, в каждом слове окружающих выматывали, словно я весь день без передышки занималась множеством срочных и важных дел. И я не могла не думать о Веледе, узнавшей вдруг правду о близких, об истинной причине гибели своих родителей, оказавшейся среди руин привычного мира, в единый миг разлетевшегося вдребезги.

Не могла не думать о Регине, затерявшейся бесследно среди гостей или вовсе исчезнувшей в глубинах дворца, о том, что связывает ламию с Эрином и Пейтоном.

О последних репликах Рейнхарта. Неожиданно за словами старшего я увидела даже не откровенную угрозу, но намёк, пренебрежительное напоминание, что он, Рейнхарт, не все карты выложил на стол, не все их разыграл, придерживая козырной туз на крайний случай.

А ведь со дня на день Тайя привезёт Звёздочку…

* * *

Веледа

…Я знала, она рядом. Ждала меня, как прежде, на этом огромном лугу, среди пёстрого разнотравья, под безоблачным небом. Сидела на тёплой земле, окружённая высокими зелёными стеблями и листьями, и плела венок из собранных цветов, яркой охапкой лежащих на её коленях.

Это сон. Старый, забытый сон, преследовавший меня, когда я была маленькой. В нём я шла к ней, снова и снова, бежала, звала, кричала до хрипоты, не слыша собственного голоса. Видела её стройную фигуру в белом платье, видела, как тонкие пальцы ловко переплетали стебельки цветов, даже видела длинные тёмно-каштановые волосы, рассыпанные по плечам и спине, и тень нежной, любящей улыбки, но не могла различить черт её лица. Позади всегда светило солнце и лицо её странным образом терялось в слепящих золотых лучах, скрывалось в них, словно под маской. И мне никогда не удавалось приблизиться к ней, сколько бы я ни шла и ни бежала.

Никогда не удавалось дозваться, сколько бы я ни кричала.

Между нами всегда оставалось расстояние, позволявшее мне видеть её. Расстояние, которое я не могла преодолеть, чтобы коснуться её, обнять, посмотреть в лицо.

Папа говорил, я похожа на неё, на мою маму.

Папа…

Убийца моих родителей.

Нет больше ни луга, ни солнца, ни женской фигуры среди цветов. Есть серая долина за гранью, под низким, серым же куполом, лишь отдалённо похожим на обычное, затянутое тучами небо.

Безликие тени с пустыми глазами.

И я одна из них.

Когда-нибудь я усну и больше не проснусь. Грань зовёт меня, желает забрать себе ту, кто уже давно в большей степени принадлежит ей, нежели миру живых.

Нельзя играть с царством мёртвых, нельзя…

Я не хочу возвращаться туда, не хочу умирать!

Мало кто хочет, но никому не дано ускользнуть от власти времени и смерти, изменить естественный порядок вещей…

Я не хочу! Мне страшно, страшно до безумия, до истерики, что клокочет внутри, рвётся на волю рыданиями, криками.

Ты не умрёшь, моя роза. Если будет на то твоё желание, ты сможешь жить долго, очень долго.

Папа… это существо убило моих родителей! Ничего этого не было бы, если бы он не убил их, не отнял у меня семью и нормальную жизнь!

Их смерть была неизбежна. Думаешь, им позволили бы жить в своё удовольствие, растить тебя, наслаждаться покоем и тихим семейным счастьем? Но ты спаслась, выжила. Благодаря мне. И благодаря мне ты сможешь жить и дальше. Разве ты не этого хочешь?

Нет…

Луг. Женская фигура в ореоле солнечных лучей. И треклятое расстояние бездонной пропастью между нами. Несколько шагов к ней, однако ничего не меняется, я иду и при этом словно не двигаюсь с места.

Твоя мать пыталась защитить тебя. Она любила тебя. Как и твой кровный отец. Знаю, ты часто пыталась представить, как она выглядела.

Она по-прежнему сидела среди цветов. Белое платье, длинные светлые волосы по плечам. Неожиданно она вскинула голову, улыбнулась, будто приглашая посидеть с ней, и, кажется, я вот-вот наконец-то увижу её лицо, посмотрю в её глаза...

Шаг. Другой.

Она вдруг стала ближе, улыбнулась шире, ярче.

Я робко протянула дрожащую руку, не веря, не осмеливаясь поверить, что смогу обнять маму хотя бы во сне…

Я открыла глаза, чувствуя, как разочарование, горечь, досада, даже ярость захлёстывают, обжигают изнутри, как немеют руки от желания дать волю эмоциям, пусть и в виде всплеска силы.

– Веледа?

Я перевернулась с бока на спину. Беван в кресле, в котором он устроился на ночь, уступив кровать мне. Смотрел внимательно, обеспокоенно и я улыбнулась натянуто.

– Всё в порядке.

Ложь. Какой нынче может быть порядок?

Я плохо запомнила бегство из дворца, лабиринт потайных коридоров, по которым Беван вёл меня, существо с человеческим лицом, в чёрной накидке с капюшоном. Существо путало и скрывало наши следы – я отметила чужую магию краем сознания, скорее по привычке, нежели в силу действительного интереса к происходящему вокруг. Часть дворцового парка, где мне прежде не доводилось бывать, тёмная, с редкими вкраплениями горящих фонарей. Спуск к самой реке, даже не дверь – калитка в высокой ограде, уходящей в чёрные воды Эллоры. Припаркованная в ближайшем переулке машина и хитросплетения городских улиц. Когда мы приехали, дома ещё никого не было, остальные не успели вернуться с бала. И сам дом с прилегающей территорией под защитным пологом, только не стандартным пологом братства, а новой изменённой версией, явно построенной на крови леди Ориони. Что же, следовало ожидать, Дрэйк не обойдёт вниманием усовершенствованный вариант защиты.

Всю дорогу я тщетно пыталась позвать Кадиима, снимала кольцо и надевала снова, накрывала второй рукой, просила, умоляла, даже приказывала. Ничего. Я не слышала духа ни мысленно, ни как-либо иначе. В спальне Бевана, при нормальном освещении я осмотрела артефакт со всех сторон, убеждаясь, что кольцо не подделка. Беван предложил мне поесть, если я голодна, или выпить, но я отказалась. Я старалась занять себя мыслями о Кадииме и артефакте, бормотала что-то себе под нос, словно помешанная, и гнала размышления о том, кого я столько лет считала отцом, о настоящих родителях, об обмане, предательстве, побеге. Казалось, я сойду с ума, начну плакать без остановки или провалюсь в болото истерики, если позволю себе хоть на минуту задуматься о произошедшем. Наконец Беван, настороженно, встревожено наблюдавший за моими метаниями, вышел и вскоре вернулся с чашкой горячего напитка. Успокоительный чай, никакого алкоголя, заверил он. Я выпила содержимое чашки чуть ли не залпом, едва чувствуя горький травяной привкус. Дальнейшего я не помнила вообще, в один момент навалились слабость и тяжёлая, сковывающая сонливость.

– В чае было снотворное? – спросила я, приподнимаясь на локтях.

– Да. Я подумал, что иначе ты не скоро сможешь заснуть.

Мог бы и предупредить. Хотя тогда я вряд ли стала бы пить. И сон – тоже лекарство, пусть и приснившаяся муть больше разбередила старые раны, чем принесла успокоение.

– Спасибо.

– Не за что, – Беван потянулся в кресле и вдруг добавил с лукавой улыбкой: – Твоего бессознательного тела я не домогался.

– Знаю, – странная уверенность. Я не понимала, на чём она основана, откуда взялась, просто знала, и всё.

– Послушай, Веледа, Рейнхарт, он… – посерьёзнев, начал мужчина, но я покачала головой.

– Он убил моих настоящих родителей, зачем-то забрал меня и вырастил как свою дочь, – я старалась говорить ровно, и сама удивилась тому, как равнодушно, почти беззаботно прозвучал мой голос. Будто речь не обо мне, а о совершенно постороннем человеке, которого, конечно же, жаль немного, но не настолько, чтобы горевать из-за его бед.

– Он признался?

– Да. Нордан и леди Ориони всё слышали.

– Понятно.

Хорошо, если ему хоть что-то понятно. Мне же непонятно ничего. Кто я теперь? Что со мной будет? Как жить, если мир перевернулся с ног на голову, и всё потеряло прежний смысл?

– Если ты хочешь воспользоваться ванной, то тебе лучше поторопиться, пока не встали остальные, – заметил Беван. – По утрам у нас здесь шумно и суетливо, как во всяком уважающем себя общежитии.

Я выбралась из-под одеяла, оправила длинное белое платье, в котором так и проспала всю ночь. Беван проводил меня до ванной комнаты, окинул мой наряд и растрёпанные светлые волосы оценивающим взглядом.

– Я одолжу что-нибудь поудобнее у Шелли или Лисы.

Я кивнула и закрыла за собой дверь. Несколько минут постояла возле створки, прислушиваясь то к шагам по другую её сторону, то к себе. Шаги быстро стихли, а внутри нашлась лишь пустота. Я ожидала обнаружить рвущие на части боль и отчаяние, затапливающие разочарование и обиду, бесконечные печаль и злость, но ничего не было, словно накануне и впрямь удалось подавить все эмоции. В который уже раз позвала Кадиима – в ответ тишина. Похоже, выбора нет, придётся отдать артефакт кому-то другому, в конце концов, я не хозяйка кольца, а всего-навсего ценный объект, вверенный духу истинным владельцем.

Объект. Не дочь, любимая и обожаемая, но растение, пересаженное из естественной среды в парник, под наблюдение, выращенное сообразно желанию садовода, тщательно оберегаемое и лелеемое… ради чего? Если, как и сказал папа… Рейнхарт, меня в любом случае убили бы вместе с родителями, то зачем он спас меня, воспитал, создал иллюзию, будто он мой отец? Пожалел беззащитного ребёнка и взял на руки, обагрённые кровью моих родителей? Когда рядом лежало ещё не остывшее тело женщины, пытавшейся спасти свою дочь? Он с такой лёгкостью, с такой точностью поведал, как погибла моя мама… И мой настоящий отец – Рейнхарт ведь знал его, не мог не знать одного из членов круга.

И всё равно убил. Собрата. Его возлюбленную. Но сохранил жизнь их дочери. Более того, сделал так, чтобы я могла жить – существовать – долго, очень долго. По сути, я ровесница младшему поколению и, сложись всё иначе, существовала бы так и дальше. Годами, десятилетиями, веками. Раньше я думала, что отец… Рейнхарт, я должна научиться называть его по имени, но не отцом и, тем паче, не папой… пытался таким образом защитить меня от братства, однако теперь каждый его поступок виделся в другом свете.

Кем я была для него – куклой, которую время от времени доставали из задвинутой в дальний угол коробки? Объектом для исследований, а объекту в силу своей уникальности и незаменимости надо прослужить максимально долго? Драгоценностью, запрятанной в сейф в укромном месте? Была ли я живым человеком с собственными мыслями и чувствами, девочкой и девушкой, дочерью, пусть и не родной, но всё равно любимой? Существовал ли в действительности тот, кого я считала папой, или то была маска и моя слепая вера в его слова?

Я не знала. И не уверена, что он ответил бы честно, спроси я его. Привычки многовековой жизни во лжи не искоренить.

Наскоро умывшись, я выключила свет, вышла из ванной комнаты, закрыла дверь и вздрогнула, увидев в коридоре Нордана, прислонившегося плечом к стене возле входа в ванную.

– Юная леди ветреница, – мужчина улыбнулся, и улыбку эту можно было бы даже назвать приветливой, если бы не затаившееся в уголках губ едкое недовольство и холод в голубых глазах. – Ну что, побеседуем? Раз уж ты заявилась к нам незваной гостьей.

Глава 12

Айшель

Не знаю, что меня разбудило – щекочущий запах кофе и шелест газетных страниц? Тревога и страх, мятущиеся вьюгой колючей, беспокойной? Тихие голоса и шаги? В чуткой утренней полудрёме чужие эмоции читались легче, а звуки обретали особую чёткость.

Дрэйк по обыкновению проснулся первым. Недолгая отлучка – привычный ритуал медитации соблюдался неукоснительно. Чуть позже встал Нордан, взял одежду и ушёл. Я отмечала его передвижения по дому, чувствовала его беспокойство, перерастающее в раздражение, добавляющее в запах знакомые нотки горчащего талого снега. Накануне Беван успел вернуться раньше нас и, как ожидалось, привёз с собой Веледу. Судя по всему, девушка пересекла защитный полог так же беспрепятственно, как и я её в подземелье, и отчего-то факт этот ещё сильнее разозлил Нордана. Он всю дорогу до дома ворчал, повторял, что в свете новой информации о Веледе девушку нельзя и на порог пускать, что Беван должен-таки сообразить, насколько нам обеим опасно находиться под одной крышей. Короткая перебранка с Беваном закончилась вмешательством Дрэйка – кажется, если бы не он, с Нордана и Бевана сталось бы сцепиться не только словесно. Сама Веледа, к счастью её, уже спала, напоенная тем же снотворным, которое Беван давал недавно мне, и ссоры за дверью не слышала. Лиссет тоже ещё не приехала, и мне оставалось надеяться лишь, что лисица проводит время лучше, чем мы.

Я всё же открыла глаза, сбрасывая остатки дрёмы. Дрэйк, уже полностью одетый, сидел на краю постели, откинувшись на подушку, неторопливо просматривал утреннюю газету. Минуту-другую я любовалась его профилем, внимательным, сосредоточенным выражением лица, затем придвинулась ближе.

– Доброе утро, – Дрэйк опустил газету, улыбнулся мне.

– Доброе.

– Тебе пришла записка от Тайи, – мужчина кивком указал на стол перед окном.

Я выпуталась спешно из одеяла, метнулась к столу. И впрямь записка, совсем коротенькая, одной скупой строкой:

«С нами всё хорошо. Будем через сутки. Тай».

Уже? Так скоро?!

– Ты её читал?

– Нет, – в глазах Дрэйка искреннее недоумение. – Должен был?

– Норд читает, – растерялась я.

– Твою корреспонденцию? Хотя чему я удивляюсь после стольких лет?

Я с разбегу, по-детски запрыгнула на кровать, легла на живот, заново перечитывая сообщение.

– Тай пишет, что они прибудут уже завтра.

– Я знаю.

– А говоришь, не читал.

– Норд получил записку с аналогичной информацией от сопровождающего, – пояснил Дрэйк.

Понимаю, откуда столько тревоги, страха. Завтра Нордан увидит нашу дочь, нашу малышку, прежде знакомую ему лишь по моим снам да письмам. Мне и самой страшно – вдруг Эстелла отвыкла от меня? Вдруг я что-нибудь пропустила в её жизни, что угодно, но, несомненно, важное? И тревожно не меньше – не совершили ли мы ошибку, вызвав Тайю со Звёздочкой прямиком в сердце революции, неисчислимых опасностей и безумного риска? Оглядываю через плечо видимую часть комнаты, и к переживаниям глобальным добавляются мелкие, бытовые, но оттого не менее пугающие.

– Айшель? – Дрэйк отложил газету на тумбочку, нахмурился, улавливая перемену в моём настроении.

– В этом доме ведь не было детской?

– Нет, конечно. Однако в доме ещё есть свободные спальни. Надо лишь сделать небольшую перестановку, – мужчина тоже осмотрел комнату. – И купить детскую кровать.

– Опять траты, – я сложила записку, перевернулась на спину, перебираясь под бок Дрэйку.

– Которые мы можем себе позволить, – возразил Дрэйк мягко. – К тому же посещение скачек, как и любое светское мероприятие, требует специальной формы одежды.

Скачки. Я совсем о них забыла.

– Но завтра же приедут Эсти и Тай! – как я могу променять встречу дочери на какие-то бессмысленные бега?! – Нет-нет, я никуда не пойду. Уверена, Валерия меня извинит…

– Они приедут утром, на скачки гости начинают съезжаться после полудня и вполне допустимо приехать попозже. Мы прекрасно всё успеем.

– Я не смогу оставить её, едва увидев после разлуки, – страх усиливается и мне нечего противопоставить его власти. – Вдруг что-нибудь случится, а нас не будет рядом?

– Ничего не случится. И мы уедем ненадолго, – Дрэйк обнял меня, коснулся губами моей макушки. – За домом присмотрят, и Веледа тоже не останется здесь одна в наше отсутствие.

– Ты считаешь, Норд прав? Она действительно так опасна, как он предполагает? Последние фразы Рейнхарта…

– …предупреждение и одновременно – зёрна сомнений, посеянных в благодатную почву подозрительности Норда. К сожалению, Рейнхарт достаточно хорошо нас знает, знает, как и чем лучше воздействовать на каждого из нас. Три года назад у него была возможность убедиться, насколько для Норда важны твои благополучие и безопасность.

И если старшему нужен максимально эффективный удар, то достаточно напомнить Нордану, что мне может угрожать опасность.

– Поэтому Рейнхарт адресовал отдельный взгляд Норду. Слегка демонстративно, на мой вкус, но цель достигнута.

Добавь его волнение перед встречей с дочерью, и взрывоопасная смесь обеспечена.

– А что думаешь ты? – объятие, аромат сандала и лета, тепло тела, рука, поглаживающая по волосам, приносили чувство покоя, защищённости. Что бы ни случилось, Дрэйк убережёт Эстеллу.

– Безусловно, нет острой нужды обвинять Веледу во всех проступках Рейнхарта и выставлять за ворота. Но не стоит оставлять её без надзора и слишком уж ей доверять.

По задумчивой интонации понимаю – в отличие от собрата, Дрэйк не видит в девушке прямой угрозы для меня, но взвешивает, решает, можно ли получить выгоду из её присутствия здесь.

– Дрэйк, она такая же, как Эсти, – напоминаю я. – Такая же, какой будет наша дочь. Предполагаемый отец обманывал и использовал её, и ты тоже хочешь разыграть девушку, словно козырную карту?

– Не хочу, – мужчина отвечает не сразу, после паузы короткой, обжигающей жёсткой непреклонностью, – однако если потребуется – использую. Айшель, не только для Норда на первом месте безопасность твоя и наших детей. И если вдруг возникнет вопрос выбора между вашими жизнями и Веледы, то… ты и сама знаешь, что я предпочту.

Нас. Меня, крохотную ещё искру жизни нашей дочери, Эстеллу. Звёздочка часть меня, а Веледа всего лишь случайная знакомая, почти посторонняя, разменная монета в очередной партии братства, на сей раз между младшим и старшим поколениями.

– Возможно, она пара Бевана, – шепчу я.

Мне жаль Веледу. И я боюсь за дочерей.

И знаю, что в сложной ситуации тоже выберу их жизни. Такой выбор сделала бы всякая любящая мать, но мне стыдно, что я столь мало стремлюсь к общему благу, к счастью для всех.

В храме меня непременно осудили бы за низкий, недостойный истинной жрицы Серебряной эгоизм и малодушие.

– Возможно, – соглашается Дрэйк спокойно. – И в первую очередь он обязан защищать свою женщину, думать о её безопасности, не дожидаясь, пока этим займутся другие. Принять на себя ответственность за неё. Легко лезть на условные баррикады революции, или ввязываться в любую иную сумасшедшую авантюру, зная, что тебе нечего терять, что от твоей жизни никто не зависит.

Я подняла голову, собираясь возразить, вступиться и за Бевана, и за Веледу, но дверь распахнулась неожиданно, и в спальню стремительно вошёл Нордан.

– Ей здесь не место, – он раздражённо захлопнул дверь, приблизился к кровати и, потянувшись через постель, поцеловал меня в висок. – Не здесь, не сейчас и желательно вообще никогда.

– Ты уже беседовал с Веледой? – спросил Дрэйк.

– Попытался. Тут же возник Бев и заявил, что его ненаглядная ветреница не должна и не обязана ничего нам говорить и любые её беседы с нами – и под «нами» он подразумевает тебя и меня, – будут проходить сугубо в его присутствии. Кажется, Бев решил расширить поле деятельности и за компанию стать адвокатом.

– Вы хотите… допросить её? – уточнила я настороженно.

– Побеседовать, – поправил Дрэйк. – И желательно, чтобы при этом присутствовали все мы.

– Норд, – я высвободилась из объятий, села, – мне кажется, Веледа не причинит вреда Эсти. Они ведь похожи…

– Только происхождением. Не забывай, котёнок, Веледу воспитал Рейнхарт. Даже мы, поступившие под его начало уже в довольно зрелом возрасте, и то до сих пор чувствуем результат его влияния на нас. А теперь представь, что Рейнхарт мог посеять и взрастить в неразумном ребёнке, девочке, считавшей его отцом и едва ли не богом.

Это ужасно. Ужасно осознавать, как день за днём, год за годом старший обманывал слепо верящую ему малышку. Ужасно понимать, что Нордан прав по-своему.

– Но она пошла против него, – оправдание жалкое, робкое, но что ещё сказать, когда разрываешься между страхом за свою дочь и сочувствием к девушке, рождённой той, кто была моей сестрой по вере?

– Детям свойственно бунтовать, – заметил Нордан снисходительно.

– Можешь ему поверить: у Норда большой опыт по части бунтов, подростковых в том числе, – добавил Дрэйк не без лёгкой насмешки.

Я покачала головой, желая прекратить бессмысленные споры.

– Лиссет вернулась?

– Да. Я слышал её шаги, пока пытался донести до Бева всю степень его заблуждений, – ответил Нордан. – Видимо, лисья гулянка прошла успешнее, чем наша, раз лисичка соизволила явиться лишь под утро.

– Примерно через час в гостиной, хорошо? – Дрэйк снова поцеловал меня в макушку. – И передай Лиссет, чтобы тоже пришла.

Я кивнула и встала с постели. И, пожалуй, что бы ни говорили мужчины, надо зайти к Бевану и Веледе и узнать, не нужно ли девушке чего-то из мелочей, необходимых каждой женщине.

* * *

Веледа

– Просто небольшая беседа. Расскажешь вкратце о себе, ответишь на вопросы, если таковые возникнут, а их, уверен, у Дрэйка и Норда куча. Разумеется, никаких слишком личных вопросов я не допущу, – Беван умолк на мгновение и добавил: – Во всяком случае, ты точно не должна и не обязана на них отвечать.

Кусок в горло не лез, но я заставляла себя надкусывать бутерброд, жевать, запивая горьким кофе без молока и сахара. Верх идиотизма после всего взять и умереть от истощения.

– Спасибо.

– За что теперь?

– За всё.

За минуты покоя – к огромному моему облегчению, Беван вышел в коридор сразу же, не дав Нордану начать то, что собрат почти деликатно назвал «побеседуем». За споры с Норданом в попытке защитить меня и позволить находиться в одном доме с леди Ориони. За завтрак, принесённый на подносе в спальню. За одежду, одолженную у Айшель.

За то, что вообще возится со мной.

– Тебе не стоит так часто благодарить меня. Я преследую и свои корыстные интересы.

– Да? И какие же?

– Во-первых, – Беван отогнул указательный палец, – на меня возложена божественная миссия по развалу братства и твоё спасение меняет расстановку сил в нашу пользу. Во-вторых, мне требуется поощрение и желательно не только моральное. Ну и, в-третьих, где это видано, чтобы в финале истории главный герой остался без принцессы?

– То есть я ценный приз? – улыбнулась я невольно.

– Ты принцесса, – поправил Беван. – Принцесса для меня.

– Я не принцесса, – покачала я головой.

– Как знать.

Если я принцесса, то и впрямь – лишь для него. Для остальных же я объект, орудие, незваная гостья. Если задуматься, то теперь у меня и дома нет – нет больше ни места, ни людей, к которым я могла бы вернуться.

Даже Кадиима отныне нет.

По крайней мере, для меня.

И кольцо, надетое по привычке на палец, казалось безжизненным, пустым, словно обычное украшение.

В дверь тихо постучали, и Беван шагнул к створке, открыл. Я увидела по ту сторону порога леди Ориони и чуть позади вторую девушку, Лиссет Элери, рассеянно перебиравшую тёмно-синие лепестки маленького букета фиалок.

– Всё в порядке? – спросила Айшель, через плечо мужчины бросив на меня обеспокоенный взгляд. – Может, нужно ещё что-нибудь?

Беван обернулся ко мне, посмотрел вопросительно. Я сделала глоток кофе, поставила чашку на поднос и поднялась с кровати.

– Всё хорошо, спасибо за одежду и заботу, – поблагодарила я искренне. Мне надо решиться, хочу я того или нет. – Леди Ориони, могу я вам… сказать кое-что?

– Сейчас? – уточнила Айшель и в карих глазах мелькнула тень настороженности.

– Да, я… хотела бы сказать это до… беседы.

Дрэйк, быть может, и позволит, но Нордан…

Едва ли.

– Ледышка не одобрит, – протянула Лиссет.

– Его ледяное величество вообще крайне редко что-либо одобряет, – возразил Беван саркастично и отступил в сторону, пропуская девушек в спальню. – Но мы же будем рядом, верно? Веледа, или ты хочешь поговорить наедине?

– Ничего конфиденциального, – отмахнулась я.

Девушки вошли в комнату, и Беван, предварительно осмотрев коридор, закрыл дверь. Айшель нерешительно приблизилась ко мне, Лиссет, продолжая перебирать цветы, присела на край комода.

– Очередной знак внимания от твоего нетайного поклонника? – насмешливо заметил мужчина.

– Не совсем, – Лиссет задумчиво, мечтательно улыбнулась своим мыслям.

– Леди Ориони… – начала я, но Беван жестом перебил меня:

– Можно и по имени, мы же не при дворе, чтобы официоз разводить.

– Хорошо. Айшель, ты помнишь Кадиима, духа и моего хранителя?

Она медленно кивнула, глядя на меня непонимающе. А я не могла избавиться от мерзкого, липкого ощущения, будто предаю Кадиима, вот так легко отдавая его, словно вещь, в чужие руки.

– Когда-то давно маги старого мира заключили его и других духов в специально созданные для этого артефакты, ставшие для духов тюрьмой, – я торопливо, не позволяя себе передумать, сняла кольцо и протянула Айшель. – Тот, кому принадлежит артефакт, является и хозяином духа. Многие годы я полагала себя… владелицей кольца и лишь недавно поняла, что на самом деле принадлежит оно па… – я научусь, я привыкну называть его по имени, – Рейнхарту. И сейчас артефакт должен находиться у… достойного человека. Возьми его, пожалуйста.

Беван нахмурился, Айшель растерянно посмотрела на кольцо на моей ладони.

– Но…

– Кадиим опустился перед тобой на одно колено – наверное, это что-то да значит, – я несколько нервным, резким движением сунула артефакт в руку девушке. – Возьми его и надень.

– Веледа, что ты… – Беван шагнул было к нам, Лиссет насторожилась почуявшим неладное хищником, но Айшель вдруг поджала губы, вглядываясь пристально в артефакт, будто видела в нём нечто, недоступное мне, и надела кольцо на средний палец правой руки.

* * *

Айшель

Вижу его второй раз в жизни. Обыкновенное золотое кольцо, немного потемневшее от времени, увенчанное гладким чёрным камнем. В ледяной комнате артефакта на Веледе не было и на первом императорском балу тоже. Я уверена, что до вчерашнего вечера не видела ни его, ни подобных ему предметов.

И всё-таки кольцо кажется знакомым. Едва уловимо, на тонкой, зыбкой грани осознания смутного этого ощущения.

Когда Веледа вложила его мне в руку, я не попыталась вернуть нежданный дар, не отбросила вопреки предупреждениям, вопреки собственным робким опасениям. Артефакт тёплый и в черноте камня вспыхивали крошечные серебряные искры, рассыпались блёстками по шелковистой глади кристалла, завораживали пламенем свечи, текучестью воды. Рождали странное, успокаивающее понимание, что всё хорошо, что артефакт не причинит мне вреда.

Только не он.

Только не мне. Не нам.

Шорохи за спиной, встревоженный голос Бевана:

– Веледа, что ты…

Я надела кольцо, и оно село мгновенно, как влитое, словно было создано для моих тонких пальцев. Камень окутался синеватой дымкой, потянувшейся широкой лентой на середину комнаты. Веледа привычно отступила в сторону, а дымка свилась спиралью, разрослась стремительно, уплотнилась в человеческий силуэт и обратилась уже знакомым черноволосым мужчиной.

– Моя госпожа, – он почтительно склонил голову, приветствуя меня, и повернулся к Веледе. – Я знал, что ты поймёшь, Веледа.

– У меня не было выбора, – девушка скрестила руки на груди, моргнула в явной попытке скрыть слёзы. – Ты не отвечал и…

– Господин Рейнхарт запретил любые контакты с тобой, – пояснил дух. – Если ослушаюсь, если найду способ обойти прямой приказ, он пообещал усыпить тебя и увезти.

– Странно, что он не сделал этого сразу.

– Сейчас ты нужна ему бодрствующей.

– Но он больше не сможет тебе приказывать? – уточнила Веледа настороженно.

– Клятва, которую я когда-то принёс Серебряной, связала меня нерушимыми узами. Никакие иные обещания и приказы, кем бы они ни были отданы, не могут стоять выше неё и моих обетов перед богиней и лунными сёстрами.

– Вы принесли клятву Серебряной госпоже? – вмешалась я. – Когда?

– Очень давно, моя леди, задолго до рождения нынешнего мира, – ответил Кадиим с лёгкой грустью.

– И в чём же вы поклялись?

– Служить богине и её земным сёстрам.

Я провела в храме три года, но впервые слышу, что бессмертные духи приносили клятву верности Серебряной и её служительницам. Было ли это той информацией, узнать которую мне предстояло после посвящения в жрицы, или это тайна, предназначенная не для каждого? Или утерянное знание, исчезнувшее во тьме веков и перемен?

– Поэтому мой о… Рейнхарт связал меня с тобой – из-за твоей клятвы служить таким, как моя мать? – нахмурилась Веледа.

– Не думаю, что Рейнхарт знает о клятве: слишком давно мы её принесли по ту сторону Восточных гор в уже не существующей стране, – покачал головой Кадиим. – И не он выбрал меня, но я сам принял решение служить ему и оберегать тебя. В тебе течёт кровь и соединился дар отмеченной поцелуем Серебряной и проклятого, ты была единственной выжившей и нуждалась в защите, как никто другой.

Беван вдруг приблизился к нам, коснулся моей руки.

– Девушки, я понимаю, что у вас накопилась масса вопросов, но сейчас для них не самое подходящее время и место. А вам, господин бессмертный дух, лучше куда-нибудь дематериализоваться, дабы не усугублять ситуацию. Поверьте, через минуту здесь будет жарко… вернее, холодно.

Запах тумана и сандала накатывают разом, оседают горьким привкусом чужой злости, тревоги, страха, настороженности, и я спохватываюсь:

– Да, Кадиим, вам действительно лучше… – умолкаю, осознав внезапно, что кольцо на мне и, выходит, я теперь хозяйка духа, я могу ему приказывать. Но я не умею командовать, распоряжаться кем-то, хоть в пансионе и учили управлять домом и прислугой.

Да и не представляю я, как можно отдавать приказы бессмертному существу, древнему, могущественному. Едва ли маги старого мира заключили духов в артефакты просто так, по своему желанию.

– Хорошо, моя леди, – Кадиим вновь склоняет голову и растворяется дымкой.

Дверь распахнулась без стука, с такой силой, что ударилась о стену. Лиссет, молча наблюдавшая за нами, отступила к окну, отчего-то заслонила букет фиалок рукой, я и Беван обернулись к проёму. Нордан ворвался первым, метнулся ко мне, коснулся мимолётно щеки, Дрэйк остановился на пороге, окинул комнату быстрым взглядом, убеждаясь, что ничего страшного здесь не происходит и опасность мне не угрожает.

– А постучать? – произнёс Беван подчёркнуто насмешливо. – Мало ли, может, мы тут не все одеты и чем-то неприличным занимаемся?

Тень облегчения в посветлевших глазах, и Нордан резко повернулся к бывшему собрату.

– В следующий раз обязательно постучу… твоей головой, предварительно отделённой от туловища. Какого Дирга здесь творится?

– Вроде мы договорились собраться в гостиной, где всем будет удобнее, чем в твоей спальне, Беван, – добавил Дрэйк спокойно. – Или ты решил последовать модным веяниям и устроить пижамную вечеринку?

– Всё в порядке, – я улыбнулась нарочито беззаботно. – Я всего лишь зашла спросить, не нужно ли Веледе что-то ещё.

– Я слышал чей-то голос, – возразил Нордан упрямо, огляделся подозрительно и неожиданно перехватил мою правую руку, поднял к льющемуся из окна свету. – Знакомое колечко. Только почему оно на твоём пальчике, Шель?

– Потому что теперь оно принадлежит ей, – ответила Веледа невозмутимо, ровно, словно недовольство члена братства не касалось её. – По праву первородной крови, кстати.

– Занятно, – Нордан тоже улыбнулся, только нет в улыбке этой ничего беспечного или весёлого. – Котёнок, тебя не учили, что нельзя принимать подарки от незнакомцев? Тем более от незнакомцев, напрямую связанных с теми, кто открыл на тебя охоту? Немедленно его сними.

– Норд, – сжав пальцы в кулак, я высвободила руку, – кольцо я сниму тогда, когда решу сама. И Веледа не желает мне зла.

– Ты в этом так уверена?

– Норд, ты по себе-то всех не меряй, – отозвался Беван раздражённо.

– А ты держи свою девку подальше от моей женщины и тогда…

Сухой воздух смешался с резко похолодевшим, обжигавшим открытые участки кожи, по полу побежали змейками узкие ледяные дорожки и зашуршала вкрадчиво песчаная позёмка.

– Прекратите, – Дрэйк возник между младшими собратьями, по очереди смерил каждого строгим взглядом. – В конце концов, не в присутствии дам. Айшель? – он подал мне руку, и я приняла с благодарностью, не желая оказаться в эпицентре стычки, подпитанной стихийной силой. – Лиссет, госпожа Ритт, только после вас.

Лисица с откровенным облегчением выскользнула из спальни, Веледа вышла следом, мы с Дрэйком за ними. Спустились в холл, и Дрэйк вдруг увлёк меня в сторону от лестницы, дождался, когда Лиссет и Веледа скроются за дверью гостиной, и коснулся моей правой руки.

– Ты действительно уверена, что кольцо не причинит вреда ни тебе, ни нашему ребёнку? – как и Нордан только что, Дрэйк поднял мою руку, пристально рассматривая артефакт.

– Уверена. Заключённый в нём дух поклялся служить Серебряной и таким, как я. Это он появился тогда в ледяной комнате, остановил нас с Веледой и упомянул, что наши матери принадлежали к одному роду, – я покачала головой, пытаясь разобраться в ворохе смутных ощущений. – Не знаю, как это объяснить, но я уверена в нём. Кольцо даже кажется мне знакомым, хотя до вчерашнего вечера я никогда не видела его.

– Я тоже прежде не видел этого кольца ни на госпоже Ритт, ни у Рейнхарта, – мужчина провёл осторожно по золотому ободку, расчерченному тонкой, едва заметной вязью то ли узора, то ли рун. – Старинное, древнее братства и нынешнего нашего мира. Камень искусственно создан посредством магии – теперь ничего подобного не то что не делают, но даже не представляют, как. Одно из множества знаний, утерянных навсегда.

– Как же оно попало к Рейнхарту?

– Надеюсь, дух сможет ответить на этот вопрос, – Дрэйк отпустил мою руку.

– Ты не станешь требовать снять кольцо?

– Нет. У меня нет причин не доверять твоему суждению.

– Правда? – порой меня удивляет лёгкость, с которой Дрэйк иногда соглашается со мной. Хотя понимаю, ему не трудно уступать мне в мелочах, в незначительных вопросах, спорить из-за которых он считает бессмысленным.

– Айшель, – улыбка сдержанна, нежна, – над нами обоими довлеют инстинкты, в том числе собственника, усиливающий желание защищать тебя и никого не подпускать. Тем не менее, это не повод впадать в крайности, – мужчина бросил взгляд в сторону лестницы и, вновь взяв меня за руку, отвёл в гостиную.

Уже переступая порог, я услышала за спиной торопливые шаги. Мы с Дрэйком заняли диван и вошедший следом Нордан сел на свободную его часть рядом со мной. Я чувствовала в запахе глухое раздражение, недовольство, но вслух мужчина ничего не сказал, лишь положил одну руку на спинку дивана, под мою шею. Беван, демонстративно игнорируя Нордана, опустился на подлокотник кресла, выбранного Веледой, Лиссет устроилась в оставшемся. Что ж, по крайней мере, сейчас драки не будет.

Беван наклонился к Веледе, казавшейся маленькой, хрупкой в массивном коричневом кресле с высокой спинкой, прошептал что-то девушке на ухо. Веледа кивнула и заговорила.

История жизни дочери лунной и собрата ордена скупа, коротка, словно рассказ Бевана о поисках способа покинуть круг и пребывании в храме бога смерти. Настоящих родителей Веледа не помнила, и Рейнхарт стал единственным отцом, которого она знала.

Отцом. Близким, родным человеком и порождённая его обманом боль скрывалась за тоном сухим, нарочито равнодушным.

Она и впрямь ни в чём не знала отказа. У девочки было всё, что только можно пожелать, – дорогая одежда и множество игрушек, загипнотизированная Рейнхартом прислуга, выполнявшая любой каприз малышки, и лучшие учителя, преподававшие свои предметы на дому. Безмятежное детство омрачалось лишь бесконечными постоянными переездами и замкнутым образом жизни. Веледа не знала компании сверстников, не было у неё ни друзей, ни даже домашних животных. Вскоре после её тринадцатилетия появилось кольцо и Кадиим. Связь, соединившая девочку и бессмертного духа, первая настоящая дружба для одинокого, по сути, ребёнка, запертого в пусть и роскошной, но клетке.

В девятнадцать лет жизнь Веледы разделилась на периоды сна и бодрствования. Укол иглой, смоченной в специальном снотворном, и сознание девушки уходило за грань, в мир, открытый только для мёртвых. Тело Кадиим переносил в место, столь же непригодное для живых и смертных, как и долина теней, но лишь там Веледу не смогли бы разыскать, вздумай кто заняться поисками и выяснением её личности. Годы волшебного сна сменялись несколькими днями бодрствования, которые девушка посвящала прогулками и развлечениям, и затем всё повторялось снова. Рейнхарт не желал рисковать и строго следил за тем, чтобы Веледа не задерживалась среди живых. Прошлое её пробуждение случилось семьдесят девять лет назад.

И как-то вдруг обычное течение дней нарушил весенний бал-маскарад, идея посетить его, тайное бегство из дома и встреча с Беваном. Я заметила, как Дрэйк и Нордан нахмурились при упоминании этого бала, и если Нордана я ещё могла понять, то реакция Дрэйка вызвала удивление неясное, скользкое. Нордан глянул искоса на старшего собрата, усмехнулся, опустил руку со спинки дивана на мои плечи, обнял, привлекая к себе привычным хозяйским жестом.

– Что, на этом балу ещё что-то произошло, помимо эпохальной встречи? – уточнила Лиссет, не меньше моего озадаченная реакцией мужчин.

– Тот бал вообще выдался на диво богатым на встречи, – ответил Нордан. – Удивляюсь, как там Вэйд никого себе не подцепил. Впрочем, он так и простоял почти весь вечер у окна, витая в своих мечтах.

– Не обращай внимания, Шелли, – посоветовал Беван. – В Норде просто заговорила старая братская зависть.

– Зависть к чему? – теперь я от Дрэйка ощущала раздражение, недовольство, будто в нём эхом отразились эмоции Нордана.

– Беван прав, – согласился Дрэйк. – И мы здесь собрались не для обсуждения давних личных отношений.

Личных отношений? Я поймала настороженный взгляд Лиссет, не уверенная, что хочу знать такие подробности ещё и о жизни Дрэйка, о его женщинах. Достаточно Дайаны Дарро, понимания, что когда-то он любил её, свою юную прелестную невесту, погибшую по вине братства.

– Ладно, оставим на совести богов тот вечер памятных свиданий, – произнёс Беван миролюбиво. – Веледа, снотворное, которым усыпляли тебя и упокоили Норда три года назад, – одно и то же?

– Наверное, – девушка нерешительно пожала плечами. – Мне кажется, Рейнхарт что-то изменял в его составе, потому что поначалу оно действовало недолго, два-три месяца, не более. Уже позднее сон стал длиться по нескольку лет, но чтобы сразу семьдесят девять… такое было впервые.

И мы с Лиссет переглянулись вновь, вспоминая недавнее замечание лисицы о подопытных крысах Рейнхарта. Он действительно экспериментировал – на Веледе. Ставил на ней опыты, проверял реакцию и побочные эффекты, учитывал ошибки и недочёты и повторял заново, с упорством алхимика, одержимого поисками секрета превращения всякого металла в золото. И оставалось лишь догадываться, сколько раз девушка выступала подневольным объектом для воплощения задумок Рейнхарта, сколько раз испытывала на себе последствия неудачных экспериментов. А если бы что-то пошло не так и Веледа пострадала бы? Уверена, она, как и Эстелла, тоже ничем не болела, и царапины заживали на ней быстрее, чем на обычном человеке, но высокий иммунитет и ускоренная регенерация ещё не гарантируют бессмертия, неуязвимости. Или Рейнхарта мало волновали такие мелочи?

– В свете новой информации можно предположить, что идея усыпить одного из нас посредством этого снотворного посетила его не сразу, – заметил Дрэйк. – К тому же он должен был быть уверен в эффективности средства.

– Похоже, спящая красавица, безмятежно пролежавшая в своём хрустальном гробу почти век, его в этом убедила безоговорочно, – добавил Нордан насмешливо. – И это его поэтичное и символичное «моя роза»…

– Гораздо более символичное, чем может показаться на первый взгляд. Веледа, едва ли нам удастся выяснить что-либо о твоей матери, но твоего отца я знал лично, пусть недолго и не особо хорошо, – ровный, спокойный тон, взгляд, обращённый на застывшую, словно окаменевшую в кресле девушку. Дрэйк рядом со мной, я чувствую его тепло и запах, но эмоции исчезли вдруг, укрылись за стеной глухой, неприступной. Я ёжусь в растерянности, и Нордан крепче прижимает меня к себе, касается губами виска, отчего сидящая напротив Лиссет картинно закатывает глаза. – Его звали Герард, в братство он вступил в начале седьмого века, стихийная сила – ветер. Родился и был воспитан как сын короля Георга Восьмого и наследный принц Афаллии. Его матерью была королева Элеонора из правящего дома Наринны де ла Ритт. Герб де ла Риттов – тёрн и дикая роза. Естественно, Рейнхарт не мог этого не знать.

На лице Веледы – изумление, безмерное, потерянное будто. Беван же, наоборот, удивлённым не выглядел. Уже успел поговорить с Дрэйком?

– И как нам теперь обращаться к розе Наринны – Ваше высочество? – голос Нордана по-прежнему полон холодной насмешки.

– Имени вполне достаточно, – заверил Беван. – Так и быть, можешь не утруждать себя поклонами, расшаркиваниями и проявлением элементарной вежливости.

Веледа моргнула, посмотрела на меня – и словно сквозь меня.

– Айшель, позови, пожалуйста, Кадиима.

– Как?

– Мысленно. Пока кольцо на тебе, вы можете общаться. При желании Кадиим может и наблюдать за тем, что происходит вокруг тебя.

Я высвободилась из объятий Нордана, коснулась зачем-то артефакта, чувствуя на себе настороженные взгляды с двух сторон.

«Это само придёт со временем, моя леди».

Я вздрогнула. Так странно – слышать в своей голове посторонний голос, зная, что больше никто из присутствующих его не слышит, мысленно ощущать присутствие того, кого нет в непосредственной близости от меня.

«Постепенно вы привыкнете и перестанете обращать внимание. Если вам будет удобнее, я могу находиться вне кольца. Я неоднократно выполнял обязанности управляющего домом и слугами, доверенного лица, советника, охранника и даже, как ни странно, камеристки».

А няни?

Нервный смешок вырвался сам собой. О чём я только думаю, разве можно просить древнего духа присмотреть за ребёнком? И я едва знаю Кадиима, но уже готова вот так легко, запросто доверить ему Эстеллу?

– Шель? – Нордан положил ладонь мне на спину. – Всё в порядке?

«Обычно кольцо передавалось лунной сестре вскоре после пробуждения её дара, и потому моим подопечным нужен был уже наставник и хранитель, а не няня, но… простите, моя леди, я чувствую в вас дыхание новой жизни, однако…»

Я должна сосредоточиться и попытаться вести с Кадиимом нормальный, структурированный диалог, а не вынуждать его отвечать на полубессвязные обрывки моих случайных мыслей.

Эстелла моя старшая дочь, весной ей исполнилось два года.

Кажется, я чувствую замешательство невидимого собеседника.

– Айшель? – Дрэйк потянулся ко мне, заглянул обеспокоенно в лицо.

– Ничего, скоро научится, – отозвалась Веледа меланхолично.

– Если твоя побрякушка причинит хоть малейший вред… – начал Нордан, но я, мотнув головой, жестом перебила его.

– Не причинит. И со мной всё в порядке.

Боюсь, Нордан едва ли согласится подпустить к Эстелле кого-то постороннего. Порой кажется, будто он и меня бы с удовольствием спрятал в надёжном месте, запер, словно сказочную принцессу, в высокой башне, вдали от мира и чужих глаз.

Как и в прошлый раз, Кадиим появился из синеватой дымки, замер посреди гостиной, не обращая внимания на подозрительный, оценивающий взгляд Нордана. Теперь Веледа шепнула что-то Бевану, встала и, взяв духа под локоть, отвела к окну. Заговорила тихо, хотя я единственный человек в помещении, не способный их услышать, не имеющий обострённого слуха оборотня или члена братства.

– Можно надеяться, что хотя бы твоя, Дрэйк, давняя личная жизнь не выскочит откуда-нибудь из кустов неприятным сюрпризом? – понизив голос, осведомилась Лиссет.

– Нет, – резкий сухой ответ.

– Вряд ли, – поддержал Беван. – Все подружки Дрэйка были ему под стать и отличались спокойным нравом и отсутствием претензий. Даже суккубы.

– Я ведь её не знаю? – спросила лисица.

– Однозначно нет. Суккубы, как и все подвиды демонов, живут дольше людей, но и они за восемьдесят лет могут несколько состариться. Наверняка её уже давным-давно вернули в тёплые объятия родного клана и ныне она, как и большинство ей подобных суккуб, служит на его благо.

Веледа вернулась в кресло, Кадиим встал рядом, по другую руку от девушки.

– Более тысячи лет назад маги старого мира заточили меня и мне подобных духов в артефакты, – Кадиим качнул головой, указывая на кольцо на моём пальце, которое я крутила рассеянно. – Маги хотели скрыть нас, спрятать в тайном месте, чтобы ни мы больше не могли причинять зло этому миру, ни мир не мог воспользоваться особенностью артефактов, ограничивавшей нас. Однако несколько артефактов исчезло и оставшиеся передали земным сёстрам Серебряной. Во имя искупления нашей вины пред миром некоторые из нас поклялись служить Серебряной богине и стали хранителями её сестёр. Я прибыл в Афаллию в начале седьмого века, будучи хранителем одной из лунных сестёр.

– То есть не Рейнхарт привёз артефакт из своего очередного путешествия за Восточные горы? – удивился Беван.

– В течение многих лет и многих поколений артефакт передавался от сестры к сестре, принадлежавших к шианскому храму Серебряной, что находился в небольшой, ныне не существующей стране по ту сторону Восточного хребта.

– Разве после охоты на колдунов остались другие храмы? – растерялась я. – В храме Серебряной, где я училась, нам говорили, что их осталось всего три во всём мире: наш, в Феоссии, один на севере и один полумифический, скрытый самой нашей госпожой от глаз нечестивцев… – я умолкла, отчего-то не вполне уже уверенная в правильности или точности того, о чём рассказывали в храме.

Нордан усмехнулся, Беван вздохнул сочувственно, Кадиим нахмурился.

– Насколько мне известно, в восточных странах по сей день существует один крупный храм и около полудюжины маленьких, – пояснил дух. – Их не коснулись охота, уничтожение и, тем паче, сделка с проклятыми.

– Не слышал, чтобы братство когда-либо заключало сделку с лунными, – заметил Дрэйк.

– Заключало, – возразил Беван. – Старшие не распространялись об этом факте и постарались, чтобы тому осталось как можно меньше свидетелей и свидетельств, но в летописях древних храмов много чего сохранилось, упоминание о сделке в том числе. Вкратце, разумеется, но я нашёл. Помните когда-то подслушанный мной разговор старших? Речь там шла и о договоре тоже. Под предлогом охоты на человеческих колдунов братство тщательно и методично избавлялось от лунных руками людей. И когда стало ясно, что победа божественным сестричкам не грозит, они решили капитулировать и пойти на сделку, чтобы остановить массовые убийства как себе подобных, так и тех, кто просто неудачно подворачивался под руку слишком ретивым охотникам. Судя по всему, согласны были не все, но они оказались в меньшинстве и потому тайно покинули эту часть континента, сбежав на восток. Опять-таки, неясно, что конкретно подвигло орден согласиться на сделку, а не добить по-тихому, однако договор был подписан. Братство оставляет жалкую кучку выживших и не уехавших сестёр в покое, а они взамен сидят тихо-тихо, как мышки, и не высовываются, дабы, упаси Кара, очередная прелестная лунная дева не смутила взор очередного впечатлительного собрата.

– За сделку с проклятыми сёстры заплатили ослаблением дара, – продолжил Кадиим. – И, как я узнал впоследствии, проклятые всё равно избавились от тех, кого пощадили, вернее, от их потомков.

Сожжённый Дрэйком храм на севере.

Военная кампания империи, уничтожившая мою страну – и храм в Сине.

А легендарного скрытого храма, должно быть, не существует вовсе. И не существовало никогда.

Наивная детская сказочка, придуманная для послушниц и молоденьких жриц. Ложь, всего лишь ложь… да и много ли было правды во всём, что нам так внушали старательно, что заставляли заучивать наизусть?

Нордан обнял меня снова, и я не стала возражать, но прижалась сама в полубессознательных поисках утешения.

– В течение долгого времени артефакт находился в королевской сокровищнице Афаллии, где его и нашёл Рейнхарт, – вернулся к прежней теме дух. – Едва ли кто-то из тех людей, что имели доступ в сокровищницу, знал об истинном назначении кольца, однако Рейнхарт понял сразу, что представляет собой обычное с виду украшение, не самое дорогое, роскошное и вычурное. Вызвав меня в первый раз, он велел мне стать хранителем и наставником Веледы и я, поняв, какая кровь течёт в девочке, согласился. Рейнхарт даже связал нас… вернее, думал, будто бы связал, и я поддержал его заблуждение.

– Заблуждение? – повторила Веледа.

– Меня нельзя связать – я уже связан. Прикован древней магией к артефакту. Связан клятвой, данной богине. Я стал служить Рейнхарту не потому, что он так велел, но потому, что обязан оберегать земных сестёр Серебряной и их дочерей. Ты особенная, Веледа, однако тогда ты полностью зависела от доброй воли существа, способного убить тебя, а артефакт навсегда похоронить в земных недрах, реши я ослушаться приказа хозяина.

– И ты не боялся, что игры Рейнхарта со снотворным могут плохо отразиться на Веледе? – в голосе Беван прозвучал вдруг вызов, упрёк.

– Рейнхарт не слушал меня и не посвящал в то, чего мне, по его мнению, знать не следовало. Мне оставалось уповать лишь на волю богини и благоразумие Рейнхарта.

– Да, как хорошо, что у нас есть боги, – на них всегда можно свалить все проблемы, решение вопросов, надежды и ожидания, – скрыть едкий сарказм Беван не потрудился. – А ежели что не сложится, то, значит, дело неугодно богам. Все свободны и можете разойтись по домам. Легко, удобно, дёшево.

– Беван, – произнёс Дрэйк предостерегающе, напоминая, что сейчас не место и не время для теологических споров.

– Надо же, а я-то полагал, ты у нас главный представитель божественной воли, – вмешался Нордан.

– И как представитель богов я ответственно заявляю – они за вас ничего делать не будут. Могут дать возможность, шанс, оружие, да хоть знак какой направляющий подкинуть, но пользоваться ими вы должны сами. Равно как и думать и решать, нужно ли оно вам.

– И богиня дала шанс, – мягко заметил дух. – Хотя едва ли я мог предположить, что этим шансом окажется другой собрат.

– Вот и доказали божественное участие в делах смертных и бессмертных, – пробормотал Нордан насмешливо.

– Долго же богиня думала, – отозвался Беван раздражённо. – А если бы Рейнхарт Веледу угробил раньше? Или я где-нибудь припозднился бы?

– Кем бы вы ни были, господин, и что бы вас ни связывало с вашими богами, но я не считаю себя вправе обсуждать и осуждать Её волю…

– Прекратите вы наконец! – неожиданно выкрикнула Веледа, вскочила и выбежала прочь из гостиной, хлопнув дверью.

– Молодцы, – констатировал Нордан.

– Да иди ты, льда кусок! – зло огрызнулся Беван и вышел стремительно вслед за девушкой.

Спустя несколько секунд шаги за дверью стихли, и в гостиной воцарилась тишина, замершая зверем в засаде, напряжённым, настороженным.

– И что дальше? – спросила Лиссет.

– А дальше ты или поставишь свои лютики в воду, или выбросишь в мусорку, потому что ты их вконец залапала, – ответил Нордан.

– Это фиалки! – возмутилась лисица.

– Какая разница: фиалки, лютики, настурции…

– Сделаем перерыв, – предложил Дрэйк, бросив взгляд на напольные часы в углу. – Как бы ни были важны беседы, но на сегодня у нас есть и другие дела.

– И беседами сыт не будешь, – согласилась Лиссет и встала с кресла. – Может, вам, бессмертным, регулярно питаться вовсе и не обязательно, а нам надо и кушать три раза в день, и кладовую пополнять.

– Значит, ты в магазин и сходишь, – парировал Нордан.

– Мы все сходим, – поправил Дрэйк.

– Терпеть не могу ни магазины, ни рынки, ни торгашей. И я не слишком-то доверяю Беву, пока он носится, как одержимый, со своей девчонкой.

Я заметила тень неодобрения в глазах Кадиима, однако дух промолчал и лишь ниже опустил голову.

– Тогда останься дома и займись чем-нибудь полезным, – Дрэйк тоже поднялся, протянул мне руку.

Колючее недовольство Нордана царапнуло мимолётно, но всё же он отпустил меня, словно передавая неохотно собрату. Я приняла руку, встала, посмотрела в нерешительности на Кадиима, не зная, следует ли приглашать духа с нами или же он и так будет сопровождать меня везде, пока артефакт на моём пальце?

– Если желаете, моя леди, я могу помочь по дому, – произнёс Кадиим почтительно.

– О, было бы неплохо, – оживилась Лиссет.

– Если вам что-то потребуется, вы всегда можете позвать меня, и я тотчас явлюсь, – добавил дух.

– Норд, я… – начала я, однако Дрэйк жестом перебил меня и увлёк к двери.

– Норд справится. Верно, Норд?

– А куда Норд денется? – отозвался тот саркастично, смерил Кадиима внимательным оценивающим взглядом.

Хочу возразить, что готовность духа служить мне отнюдь не повод низводить его до уровня раба, бесплатной рабочей силы, но Дрэйк уводит меня из гостиной. Лиссет за нами и в холле обгоняет, взбегает по лестнице. Мы поднимаемся неспешно следом, останавливаемся в начале коридора. Дрэйк будто в рассеянности гладит мои пальцы, изредка задевая серебряное кольцо, и я вижу, чувствую его задумчивость, далёкую от артефактов, Рейнхарта и посеянной старшим лжи.

– Роман был недолгим: несколько месяцев, а потом она ушла сама, как положено представителям её вида, – тихий голос Дрэйка в тишине сумрачного коридора прозвучал неожиданно громко. Впрочем, мне кажется, Лиссет больше занята фиалками, нежели очередной беседой. – Признаться, я не часто о ней вспоминал… да и о других тоже. Мне казалось это предательством.

Памяти Дайаны.

Дрэйк не произносит этих двух слов вслух, но они всё равно замирают между нами, разрезают незримо воздух щелчком кнута.

Ни привязка, ни годы, ни смерть не умаляют ревности – я понимаю это как-то сразу и вдруг. Возможно, и надо мной довлеет собственнический инстинкт, куда более сильный, чем казалось прежде. А возможно, я сама по себе ревнива, просто раньше повода не возникало.

Остаётся мириться с едким, тревожным этим состоянием, не позволяя ему разрастаться, превращаться в манию.

– Однажды она сказала необычную вещь, о которой я тоже не вспоминал, пока сегодня речь не зашла о том бале. Сказала, что я неосознанно ищу некую женщину.

– Какую?

– Не уточнила. Добавила лишь, что я пойму, когда найду. Суккубы видят не только привязки, но и иногда – те нити, что связывают нас с определёнными людьми и нелюдьми задолго до нашего рождения.

– Мама говорила, что богиня сплетает тропинки наших жизней в одну и порой они так тесно срастаются, что даже смерти неподвластно их разделить навсегда. И когда-нибудь они соединятся вновь и будут вместе, как прежде, – я умолкла, закусила губу, набираясь храбрости. – И ты… понял, что имела в виду суккуба?

– Понял, – Дрэйк повернулся ко мне, коснулся второй рукой моей щеки, провёл едва ощутимо кончиками пальцев. – Ещё три года назад. Пусть боги – или судьба – иногда и избирают несколько необычный способ преподнесения дара.

Слышу за фразами больше, чем кажется со стороны, и, охваченная порывом, обвиваю шею мужчины руками, прижимаюсь крепко.

– Я поняла, что ещё не говорила тебе… – шепчу едва слышно, касаясь лбом лба.

– Чего?

– Что люблю тебя.

И всегда любила. С первого взгляда. С первой встречи. Наверное, и до неё.

Когда-то давно, хоть и забыла об этом.

– Я тоже, – дыхание щекочет губы, я смотрю во тьму, расчерченную огненными всполохами, чувствуя в ней то, что никакие слова в мире не способны передать, повторить, помочь обрести звучание.

Правду. Счастье. Осознание, что мы вместе и никуда не исчезнем друг от друга.

– Что именно тоже – что понял или что любишь? – всё же я улыбаюсь.

– Понял. И люблю.

Лёгкое поначалу прикосновение губ к губам и я теряюсь – и в аромате сандала и лета, что окружает нас плотным, осязаемым почти кольцом, и в долгом поцелуе, от которого кружится голова и тело становится воздушным, невесомым.

– Полагаю, вы опять будете, как подростки, украдкой целоваться в примерочных кабинках, – голос вышедшей из своей комнаты Лиссет вынуждает нас отстраниться друг от друга.

– Хорошая идея, – на лице Дрэйка живой интерес и открытое – и не поймёшь, шутит или серьёзен, – желание претворить предложение лисицы в жизнь.

Смутившись, я высвободилась из его объятий и шагнула к нашей спальне.

– Я сумочку возьму, – пробормотала я и поскорее скрылась за дверью.

Глава 13

Веледа

Ложь. Всё ложь.

И её так много, что я начинаю сомневаться даже в собственном существовании. Вдруг мне и о моей жизни соврали, а на самом же деле меня нет, я лишь плод чей-то фантазии, тень за гранью, воображающая, будто она по-прежнему жива и способна чувствовать? Или, быть может, я всё ещё сплю? И пробуждение, жизнь среди людей, Беван, правда об отце и Кадииме – только сон, затянувшийся, слишком странный, чтобы быть явью? Если так, то надо прервать этот сон… пусть он закончится, сменится другим, попроще, где не будет ничего и никого из этого мира, в котором я оказалась.

– Веледа!

Торопливые шаги за спиной, и Беван обошёл меня, обеспокоенно заглянул в лицо.

– Всё в порядке?

В порядке?

В порядке?!

Какой порядок может быть там, где царит лишь хаос и ложь?!

Я покачала головой и отвернулась.

Сад за домом запущенный, неуютный: клумбы давно заросли, мощёные дорожки скрылись под слоем жухлой прошлогодней листвы, нестриженная трава поднялась выше щиколоток, мешаясь с сорняками, плодовые деревья одичали. Дивная иллюстрация к моей жизни. Я раздражённо пнула подвернувшееся под ногу сморщенное коричневое яблоко, тоже не иначе как «урожая» прошедшего года, и плод, несколько раз подскочив, исчез под кустами жимолости.

– Не обращай внимания на Норда и не принимай его реплики близко к сердцу, – произнёс Беван. – Он ведёт себя как ядовитая ледяная сволочь со всеми, кроме Шелли. Ничего, потявкает-потявкает и успокоится. Когда-нибудь. Наверное.

– Дело не в Нордане, – возразила я.

По крайней мере, он-то честен и не скрывает своего отношения к незваной гостье. Не врёт мне в лицо, не называет ласково «моя роза», пряча в рукаве отравленную иглу, и не притворяется, будто я хоть что-то значу для него.

– Ну, дух твой, конечно, тоже себе на уме.

– Кадиим не мой. И никогда им не был. У меня вообще никогда не было ничего по-настоящему моего.

Ничего, что принадлежало бы только мне. Никого, кто любил бы меня лишь за то, что я есть и какая я есть.

– Веледа…

– Все мне врали, понимаешь? – я повернулась к мужчине, встретила сочувственный взгляд. – Рейнхарт мне врал, Кадиим… возможно, из лучших побуждений, из стремления защитить меня, но тоже врал. Я им верила. Считала Рейнхарта отцом, благородным человеком… нечеловеком, в юности обманутым братством, угодившим в расставленную ими ловушку и потому вынужденным служить ордену, исполнять любые его приказы. А Кадиим? Я всегда полагала, что мы связаны, а теперь оказывается, что это была очередная ложь. И за столько лет он ни разу не намекнул, что знает, кем были мои родители, кто я и откуда. Па… Рейнхарт не хотел, чтобы мне стало известно о лунных, и Кадиим подчинился. Знал, что это и моё наследие тоже, но промолчал в очередной раз, пошёл на поводу у Рейнхарта.

– Не могу сказать, что я согласен с методами духа, но в какой-то степени я его понимаю, – Беван отвёл взгляд, помедлил чуть. – Порой желание защитить близкого человека переходит все разумные пределы, толкая на многое, в том числе на ложь ему… Пример, вон, в гостиной остался. Шелли не знает о множестве вещей, происходящих за её спиной, и, поверь, её сон будет крепче, если она и дальше останется в неведении.

– Они её любят и потому защищают, а мне врали, чтобы использовать наилучшим образом.

Как ценный объект, козырную карту, редкую диковинку.

Я вещь. Всего лишь вещь.

К вещам тоже привязываются, холят, берегут, но не любят по-настоящему, потому что нельзя любить неодушевлённый предмет. Никому не нужна я как личность, во мне видят рабыню из тех, которыми свободно торгуют на официальных невольничьих рынках империи. Да и на подпольных, незаконных тоже. Рабы не люди и не личности, они ценное имущество, товар, собственность, имеющая определённое назначение и срок эксплуатации, но не более.

Беван неожиданно засунул руку в карман брюк и достал что-то оттуда, протянул мне, зажав в кулаке.