Сердце в подарок

9

Страстный порыв изголодавшегося тела Пьетро распалил Оливию, а собственные вышедшие из-под контроля эмоции привели в ликование каждую клеточку ее тела. Как только ее податливая плоть слилась с его мускулистым телом, руки сразу же обвили голову Пьетро, а пальцы стали судорожно блуждать в его мягких шелковистых волосах.

Настойчивый и одновременно крайне обольстительный напор его языка пьянил Оливию, и пылкое сердце забилось в безумном ритме слепого желания. Его могучая грудь вздымалась, стараясь набрать побольше воздуха, и он все теснее прижимал ее к себе, пока женщина не издала мучительный стон.

Она услышала, как Пьетро хрипло что-то произнес на своем итальянском, почувствовала, как отодвинул носом ее волосы, нашел губами пульсирующую жилку на шее и нежно поцеловал. Ее сердце словно обрело крылья радости, пальцы соскользнули с широких плеч и впились в ткань его рубашки.

Пьетро и не думал отталкивать Оливию. На этот раз ее ответная страсть не вызывала у него отторжения! Она вздрагивала в восторге, ощущая его легкие как перышки поцелуи, спускающиеся все ниже, к вырезу платья, где начиналась ложбинка меж холмами грудей.

Женщина издала легкий стон удовольствия и в исступлении жаждала еще большего. Тонкие пальцы лихорадочно возились с крохотными пуговками. Ей хотелось избавиться от последнего барьера и обнажить свои груди с упруго торчащими сосками, чтобы доставить удовольствие ему и безмерное наслаждение себе. Она была на грани экстаза, о существовании которого прежде не подозревала... Где уж тут было услышать слабенький внутренний голосок, пытавшийся напомнить, что она вовсе не собиралась влюбляться еще в одного представителя клана Мазини.

Его дыхание со свистом вырывалось сквозь зубы, ладонь накрыла ее неистовые пальцы и освободила от их кажущейся безнадежной задачи: он сам медленно и аккуратно расстегнул пуговицы, распахнул и стянул платье с ее плеч.

Его сверкающие глаза неотрывно смотрели на мягкие вздымающиеся холмики грудей, пока он проворно отделывался от ее черного атласного лифчика.

Все тело Пьетро напряглось, по нему пробежали волны дрожи, а Оливия, откинув голову назад, приникла к нему. Ею безраздельно владело неудержимое желание, и поэтому, когда сильные руки подхватили ее и понесли к сказочной кровати, она, и не думая возражать, обхватила его голову руками и без устали стала покрывать лицо жаркими поцелуями.

Трехнедельная разлука не укротила его желания овладеть Оливией. Господь милосердный, какая изысканная красота! Какая фантастическая отзывчивость, щедрость, готовность!

Ее разбудил крик Тедди. Тело Оливии ощущало удовлетворение, даже пресыщенность после разгула ночной страсти. Она немощно шевельнулась в скомканных простынях. Ее окружала густая бархатная тьма, в которой проглядывал лишь слабый отблеск ночничка через приоткрытую дверь детской.

— Подожди. — Голос Пьетро был мягок и полон истомы. Лежавшая на ее животе рука ожила, успокаивающе погладила. — Лежи. Я принесу ребенка сюда.

Пьетро включил лампу на тумбочке, а Оливия села, прислонившись к куче подушек, наблюдая за тем, как он вылезает из постели. Ее мягкие губы раздвинулись, сонные глаза были полны мечтами о любви. О большой любви.

Без одежды он был само совершенство. Ее сердце забилось, когда она увидела эти широкие плечи, тонкую талию и узкие бедра, аккуратные ягодицы и длинные мускулистые ноги, эти смуглые оттенки его кожи, слегка затененной темными волосками.

Оливия не могла поверить, что такой мужчина посчитал ее желанной. Но то, как Пьетро всю ночь занимался с ней любовью, доказывало, что он воспринимает ее именно такой, доказывало, что, по его ощущениям, она обладает чем-то вроде девственного сексуального благородства. Под воздействием его пьяняще искусных рук ее тело стало страстным, требовательным, соблазнительным и бесстыже усердным.

Ее щеки окрасились жарким румянцем, когда Пьетро исчез в детской. Тедди перестал плакать, словно кто-то выключил приемник. Оливия с трудом верила в случившееся. Дрожа от воспоминаний, она прикоснулась пальцами к горячей коже лица, как бы убеждаясь в реальности происходящего, но одновременно сомневаясь, не было ли все лишь сном? Олли все еще так сильно жаждала его новых любовных ласк.

Нет, они действительно ласкали друг друга. Сейчас она уже полностью проснулась. Это походило на сон только потому, что вплоть до сегодняшней ночи у нее даже представления не было об истинном экстазе.

Когда совесть совсем ее замучила и она согласилась провести тот памятный уик-энд с Франко в подтверждение их помолвки, все, что она почувствовала, — это какое-то неудобство и довольно сильный стыд. Утешало то, что он был ею осчастливлен.

Франко говорил, что сходит с ума от желания, уверял, что любит ее, но, как оказалось, лгал. Пьетро говорил очень мало, только прошептал несколько ласковых итальянских слов, но ни о какой любви речи не шло. Пьетро просто был честнее и не хотел опускаться до лжи.

На ее глаза внезапно навернулись слезы. Она промокнула их уголком простыни. Что я за женщина? Сравниваю братьев, какой стыд! Неужели я из тех идиоток, что ложатся в постель с любым мужчиной, выказавшим желание, подумала она. Запихнув уголок простыни в рот, чтобы приглушить мучительный стон, Оливия постаралась уверить себя, что она, конечно же, не такая.

Пьетро может не произносить ни слова. Ему достаточно лишь дотронуться до нее. В общем, понятно, почему она считала себя влюбленной во Франко. Он делал вид, что предлагает все, о чем его возлюбленная когда-либо мечтала, — обычные, простые вещи, ибо перед ним была обычная, простая девчонка.

К тому же она и понятия не имела тогда о настоящей любви, и путала это светлое чувство с темной, опасной, неуправляемой и непреодолимой чувственностью, смешанной с болезненной нежностью, с потребностью отдавать столько себя, сколько это в человеческих силах.

Что он теперь думал о ней? Что женщина изголодалась по сексу? Что готова отдаться кому угодно? До чего же невыносимые мысли, тем более сейчас, когда так сложно справиться с ними!

Свет единственной лампы на тумбочке превращал спальню с огромной кроватью под балдахином на четырех столбиках в полную теней пещеру. От сумрачного вида помещения Оливию бросило в дрожь... Затуманенными от слез глазами она посмотрела на дверь детской. Кстати, что там происходит? Почему Пьетро так задержался?

Она уже была готова встать и выяснить это, но ее парализовала столь чудовищная мысль, что она не могла пошевелить ни одним мускулом. Они забыли о предохранении! Беременность от одного из братьев Мазини могла быть принята за неосторожность, но зачатие от обоих...

Она была девочкой, когда позволила Франко затащить себя в постель, наивно предполагая при этом, что он позаботится о столь важных вещах. Хотя они и планировали завести детей, но это должно было случиться в будущем, после женитьбы. Любовные забавы с Пьетро без заботы о последствиях уже не имели никакого оправдания!

Слезы унижения стекали из-под ресниц и капали ей на колени, когда Мазини вернулся в спальню с Тедди на руках. Оливия, поспешно вытирая щеки, заметила, что он прижимал кроху к груди, а это означало, что ее дитя не напоминало Пьетро о его собственном, так и не родившемся ребенке и не причиняло ему боли. И ей следовало быть благодарной за столь трогательную заботу, сказала она себе, выдавив нерешительную, бледную улыбку, когда Пьетро вложил ребенка в ее руки.

— Я перепеленал мальчика, — тихо сообщил Пьетро, — и приготовил для него бутылочку. Не волнуйся — все делал по инструкции на упаковке! Сейчас смесь остывает, чуть позже я принесу ее. — Он слегка нахмурился — в сумеречном свете трудно что-либо разглядеть... Наклонившись, он приподнял ее подбородок. — Ты плакала?

Она не могла отрицать очевидный факт. Ее вид с ребенком на руках и с беспорядочно рассыпавшимися волосами, обрамлявшими милое заплаканное лицо, зажег в нем яркий свет внезапного озарения.

Я не задумывал то, что случилось ночью, размышлял Пьетро. Однако это произошло, и в душе никакого сожаления. Она оказалась просто фантастической женщиной. Мне предстояло отговорить ее от принятия безумного предложения Никколо, но... Взамен я сам поддался основному инстинкту и занялся с ней любовью. Благодаря этому мне теперь точно известно, что делать, чтобы загладить свою вину. И помешать отцу жениться на ней, выставив себя в глупом свете.

— Не надо плакать. Я не собираюсь навлекать на тебя несчастье, — прошептал Пьетро. — Прошу тебя стать моей женой. Ты выйдешь за меня, Оливия?

Через окно своей комнаты Пьетро наблюдал за восходом солнца, бросавшего длинные лучи на долину. Он правильно поступил, оставив Оливию поразмышлять над своим предложением. Ему едва удалось преодолеть искушение остаться и провести остаток ночи в ее спальне. Но такой поступок можно было бы расценить, как временное помрачение ума. Они бы снова и снова занимались любовью... Пьетро, раздражаясь, почувствовал, как от одной этой мысли его снова охватило возбуждение. Легкость, с которой она пробуждала его животный инстинкт, поражала. Нет, он поступил разумно, когда ушел к себе.

Пьетро видел неоспоримую логику в своем предложении о браке. Но ведь Оливия живет эмоциями, а не разумом. Конечно, он мог бы привязать ее к себе одним сексом, Пьетро не сомневался в этом. Но он хотел, чтобы она воспользовалась своим разумом, рассуждала логически и поняла преимущества такого союза для нее. А это может потребовать времени.

Он слишком высоко ценил Оливию, чтобы использовать всевозможные ухищрения, добиваться своего путем принуждения или толкать на путь, который может оказаться для нее ложным.

Отец страшно рассердится за то, что его опередили, внезапно пришло в голову Пьетро. Естественно, если Оливия согласится стать женой его сына. Черт возьми, какое это имеет значение! Уж как-нибудь можно будет помириться, он постарается показать себя заботливым сыном, готовым взвалить на себя все бремя его забот!

Проведя пальцами по своим растрепавшимся волосам, Пьетро прошел в ванную комнату, чтобы принять еще раз холодный душ.

Оливия кралась обратно в свои апартаменты, чувствуя себя ужасно виноватой. Она тайно отнесла в кухню поднос с ужином на двоих, к которому они так и не притронулись, сбросила нетронутые блюда в мусорный бак, засунула тарелки, чашки и приборы в посудомоечную машину и поспешила убраться восвояси до прихода повара, рабочий день которого вот-вот должен был начаться.

Ей было бы действительно стыдно, если б слуга, пришедший за подносом, заметил нетронутые блюда и сообразил, в чем дело! Новость моментально разнеслась бы среди обитателей виллы, а ведь случившееся прошлой ночью — это ее тайна, ее и Пьетро.

События уже и так начали обретать черты чего-то нереального, а ошеломляющее предложение Пьетро Мазини выйти за него замуж было еще более невероятным, даже совершенно фантастическим! Отдышавшись от необычной «зарядки» Оливия заглянула к Тедди. Пора бы его купать и кормить первым завтраком. Увидев, что ребенок еще спит, она вернулась в спальню и поспешила привести в порядок постель, чтобы ложе не выглядело так, будто на нем провели ночную тренировку десяток игроков в регби.

Закончив уборку, она неторопливо прошла в детскую, уселась на пол, скрестив ноги и опустив голову, и стала ждать пробуждения Тедди. Ей хотелось как-то привести свои мысли в порядок и разобраться во всем. Но в голове было пусто, а от запоздалой реакции вся ее кожа покрылась мурашками.

Его неожиданное предложение о замужестве было самым заманчивым, волнующим и удивительным на свете. Как бы ей хотелось поверить, что Пьетро неожиданно влюбился в нее до безумия! Но Оливии хватило здравого смысла — вопреки убеждению родителей, что их дочь напрочь лишена его, — чтобы понять: этого не может быть на самом деле.

Нелепая, неожиданная гибель горячо любимой жены и их еще не рожденного ребенка травмировали Пьетро настолько, что бедняга просто не в состоянии влюбиться вновь, скорбно подумала Оливия, и ее огромные серые глаза наполнились слезами сочувствия.

Однако это случилось, как ей стало известно, десять лет назад. Время все лечит. И его вполне можно было бы понять, если б он, встретив красивую, умную и здравомыслящую женщину, принадлежащую к его кругу, отпустил наконец прошлое и влюбился заново. Но полюбить ее? Серенькую Оливию Добсон, мать-одиночку, без достойных упоминания способностей, без заметных добродетелей? Такого просто не может быть, как бы она ни пыталась обмануть себя.

Внезапно ее напугала мысль, от которой ей едва не стало дурно. Насколько она понимала, Пьетро — порядочный человек, вдруг он решил, что Оливия сама напрашивается? Небо свидетель, как страстно она хотела его, по сути, спровоцировала и добилась своего! Ни один нормальный мужчина не отказался бы от подобного шанса, подумала Оливия с чувством глубокого стыда.

Они потратили полночи на неистовый секс, и никому из них и в голову не пришло, что надо предохраняться. Но не может же он подарить своему отцу еще одного незаконнорожденного внука? Потому, вероятно, и считает себя обязанным жениться.

Ее тело горело и блестело от пота, из-за чего тонкий халат лип к коже. Пока она размышляла, стоит ли ей принять душ и приодеться или уж оставаться, как есть, уединившись с Тедди на весь день, сынок проснулся. И Оливия немедленно приступила к материнским обязанностям. Выбросив из головы все свои мучительные мысли, она встала и, расплывшись в нежной улыбке, наклонилась к малышу.

— Кто у мамочки самый дорогой, любимый, единственный? — счастливо промурлыкала она и взяла его в свои ласковые руки.

Вымытый и накормленный Тедди лежал на пушистом ковре перед одним из открытых окон гостиной, и в голубом бумажном комбинезончике выглядел просто прелестно. Он что-то лепетал и пускал пузыри, энергично болтая пухленькими ручками и ножками, а Оливия ворковала над ним, едва сдерживая смех, когда появился Пьетро — без приглашения и без предварительного разрешения.

Ее лицо покрылось стыдливым горячим румянцем. Как мог такой красавец, к тому же могущественный и невероятно богатый, провести полночи в любовных играх с ней и в заключение попросить ее руки? Самый невероятный из сценариев, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться как в кино, так и в жизни!

— Как ты себя чувствуешь?

Его голос прозвучал как никогда нежно. В нем слышалась подлинная озабоченность, подумала Оливия, ослепленная его физическим совершенством и потрясенная его добрым тоном.

— Прекрасно! — с трудом выдохнула она.

Самая наглая ложь за всю историю Вселенной! Как только Пьетро вошел в комнату, Оливия испытала сильный стресс, пришла в полное замешательство и растерянность. Она нервно пыталась запахнуть полы халата. После происходившего в ее постели прошлой ночью, подобные усилия могли выглядеть жутко лицемерными, если не смехотворными, печально напомнила она себе.

— Ты подумала о том, что я тебе сказал?

Оливия поглядывала на него сквозь пряди волос, упавших ей на лицо, надеясь, что они хоть как-то скрывают краску стыда. Несмотря на то, что Пьетро выглядел таким красивым, что хоть в обморок падай, в прекрасно сидящих на нем кремовых брюках и рубашке того же тона, подчеркивающей его загар, темный цвет волос и глаз, говорил он так, словно был не совсем уверен в себе.

Он, вероятно, уже сожалел, что просил ее выйти за него замуж, и теперь раздумывал, как бы выпутаться, не без сочувствия догадалась Оливия.

— Нет, — пробормотала она и снова сказала неправду, поскольку ни о чем другом и не думала. — Еще нет. — Ободренная тем, что Пьетро не ухватился сразу же за предоставленный ему шанс и не посоветовал забыть об их ночном разговоре, Оливия запинаясь, поспешно добавила: — Только из-за того, что... что случилось, тебе необязательно заходить так далеко и жениться на мне.

— Прошедшая ночь здесь ни причем, — твердо заявил Пьетро, устраиваясь в кресле с совершенно спокойным видом. — Она лишь доказала, что у нас с тобой прекрасная сексуальная совместимость, а это уже большое дело.

— Тогда почему? Почему ты вдруг пожелал, вступить в брак? — с дрожью спросила она, вдруг осознав, что всем сердцем надеется, возможно, уже теряя разум, на то, что Пьетро сейчас заявит, что любит ее и не может без нее жить.

— Ну... — Он оперся локтями на подлокотники кресла, сложил пальцы пирамидкой и слегка коснулся ими своего рта. — Если ты посмотришь на это с логической точки зрения, то поймешь, что к чему. Однажды я уже женился по любви. Нам обоим было тогда по двадцать. Два года спустя я потерял ее. У меня не было ни малейшего желания влюбляться вновь, потому я и оставался холостяком. — Пьетро бросил на нее оценивающий взгляд. — Забудь о трескучих романтических фразах, Оливия, и поразмысли над ситуацией. Освободи голову от всего лишнего, чтобы понять общую картину, если сможешь. Не хочу выглядеть снисходительным, но ведь это факт, что вы с Тедди нуждаетесь в поддержке нашей семьи. Без нее, как я вижу, вам можно надеяться лишь на довольно жалкое выживание. Правда, вы можете располагать нашей помощью, если просто останетесь здесь. Но в нынешнем положении ты постоянно будешь чувствовать себя в подвешенном состоянии. Мы с тобой уже многое обсудили, и я знаю, что ты чувствуешь себя здесь неуютно до такой степени, что желаешь вернуться в Англию, к жизни официантки и почти непосильным заботам о достойном воспитании сына.

Отметив с недоумением молчание Оливии и будучи уверенным в том, что точно обрисовал ситуацию, Пьетро спросил несколько резче, чем намеревался:

— Разве не так?

— Предположим, — парировала она, болезненно восприняв его откровенное заявление о том, что влюбленность в нее — это последнее, о чем он думал. — Однако позволь мне самой позаботиться о том, как нам с Тедди жить дальше, — пробормотала Оливия, задыхаясь, борясь с навернувшимися слезами, поскольку только теперь осознала, сколь нереален сказочный брак с мужчиной ее мечты, с мужчиной, который любил бы ее так же сильно, как и она его.

— Нет, я не могу так поступить! — Пьетро вскочил и подошел к Оливии, стоящей на коленях рядом с ребенком и вжимающей голову в плечи. — Ты мне очень нравишься, и я уважаю тебя. Франко вел себя отвратительно, и я не желаю видеть, как из-за этого страдаешь ты сама и твой ребенок. Став моей женой, ты обеспечишь себе и малышу безбедное существование, будешь пользоваться уважением. При заключении нашего брака я усыновлю мальчика. В дальнейшем он будет воспитан подобающим образом и воспользуется всевозможными преимуществами. Ты не можешь не видеть логики во всем этом.

— А что ты получишь от подобного брака? — сердито спросила Оливия, глотая соленые слезы. — Зачем тебе связывать себя на всю жизнь с женщиной, которую ты просто жалеешь?

Ей хотелось, чтобы он перестал мучить ее и ушел. Пьетро стоял слишком близко, и от внезапных острых переживаний ноги Оливии свело судорогой. Если бы она попыталась встать, то наверняка бы упала. Единственное, чего ей хотелось, — это выплакаться наедине с самой собой.

Пьетро ответил с намеком на добрый юмор, отчего ее еще больше потянуло расплакаться:

— Я вовсе не жалею тебя, дорогая. Просто намерен позаботиться о вас с Тедди. — Пьетро наклонился и подхватил на руки гукавшего ребенка. — Можно я возьму его? Пообещай хорошенько подумать над тем, что я сказал, и постарайся принять решение еще до того, как выйдешь к завтраку.

И ушел прежде, чем Оливия успела набрать воздуха в легкие и заверить, что размышлять тут не о чем, она не выйдет за него замуж. Не выйдет! Что бы он там ни думал, ей легче переносить нужду, чем соглашаться на унизительную благотворительность. От повторения этих фраз на душе стало немного легче. Получалось, что она контролирует собственную жизнь и чувства. Оливия оделась в бледно-кремовые льняные брюки и в ярко-красный шелковый топ. Свой выбор она остановила на босоножках на высоких каблуках. Они добавили ей роста, в чем она явно нуждалась.

Связать свою судьбу с мужчиной, который не может полюбить меня, в то время, как я безумно влюблена в него, — да это самое жестокое, что я могу сделать с собой, подумала она. Нет никакого сомнения в том, что нас с ним ждали бы великолепные любовные утехи. Но сексуальная совместимость недолго продлится без любви, которая подкрепляла бы это счастливое качество, так что одной ее недостаточно. Совсем недостаточно.

Ей вовсе не хотелось делить нынешний завтрак с членами семьи Мазини, но по какой-то неизвестной причине Пьетро унес Тедди, а она должна быть вместе со своим сыночком.

Возможно, его побуждения достойны всяческой благодарности, раздраженно думала Оливия, спускаясь по лестнице. Разве он не сказал, что усыновит ребенка Франко после нашей свадьбы? Может, Пьетро уже начинает смотреть на малютку Тедди как на собственного сына?

У Оливии задрожала нижняя губа. Это было бы замечательно, как раз то, чего она желала больше всего, если... Если бы только этот брак держался на любви. Но он не любит ее, так что ничего не получится. Вот в чем, мисс Добсон, все дело! Ты можешь выглядеть романтичной мечтательницей, но, тем не менее тебе присущ здравый смысл, пусть и не очень развитый.

В подтверждение этого ей необходимо сообщить Никколо о своем намерении уехать. И сделать это не откладывая, как только увидит его сегодня, решила она, выходя на залитую солнцем террасу.

Стол был накрыт под кружевной тенью старой смоковницы. Сверкающая белизной скатерть, вазы со свежими фруктами, корзинки с хлебом, кувшинчики с медом, высокие кофейники... И много смеха и семейного тепла, к которому, казалось, можно было прикоснуться.

Присутствовали все, даже Никколо, который завтракал в своей комнате все то время, что она находилась здесь. Джина держала на руках Тедди, ее лицо светилось довольной улыбкой, а глава семейства наблюдал за ними любящими глазами. Даже Чезаре улыбался, наклонясь и щекоча животик фыркавшего от смеха крохи. Пьетро сидел к Оливии спиной.

Она мучительно сглотнула и на мгновение зажмурилась. Как и во всякой итальянской семье, здесь обожали новорожденного. В данном же случае Тедди — это все, что осталось от погибшего Франко.

Только из-за уязвленной гордости, из-за страха увидеть скуку в глазах любимого, в то время как теряет свою остроту упомянутая им сексуальная совместимость, я готова лишить моего крошку всей этой любви, и всего его итальянского наследства! Так ли уж правильно я поступаю? — усомнилась Оливия.

В Англии судьба малютки, без сомнений, будет куда более печальной. Родители не делали тайны из того, что недовольны посягательством дочери с ребенком на их спокойную, но совершенно безрадостную жизнь. Ее же возможности заработать столь ограничены, что должна была пройти целая вечность, прежде чем она смогла бы накопить достаточно денег для того, чтобы снять пару комнатушек. Встанет вопрос и о достойном воспитании ребенка. Ей, возможно, как-нибудь удастся справиться и с этим, но воспитание-то она сможет дать лишь второсортное. Вправе ли она лишать сына того, что он заслуживает, то есть самого лучшего?

Похоже, покалывание в спине возвестило Пьетро о ее присутствии. Он медленно повернулся на стуле и увидел Оливию. У него дрогнуло сердце, он задышал прерывисто и часто. Не потому, что женщина выглядела просто фантастически, хотя на фоне алого топа ее волосы казались еще светлее, а обтягивающие светлые брюки сразу же оживили далеко не пристойные воспоминания о прошлой ночи. И не потому, что она казалась необычайно ранимой и потерянной. Нет, вовсе не поэтому.

Пьетро отодвинул стул и встал. Он решил, ему следует безотлагательно сделать свое заявление, пока его введенный в искушение отец не попытался сунуть собственную голову в супружескую петлю.

Удержавшись от желания кинуться к Оливии, Пьетро неспешно подошел к ней. Было ли достаточно времени, чтобы осознать практическую сторону брака с ним? Или она все еще раздумывает? Не потому ли она явно стремилась избежать завтрака с семьей? Но как бы там ни было...

Подойдя к ней, Пьетро произнес только ее имя и заметил, как дрогнули густые ресницы. Он обратил внимание на непривычную тусклость ее обычно сверкавших серых глаз и испытал самое бурное в своей жизни чувство удовлетворения, услышав ее тихий шепот:

— Я выйду за тебя замуж, Пьетро.