Сердечные тайны

Глава 8

Не обращая внимания на грязь, Бэнни упала на колени рядом с Джоном. Он лежал неподвижно в своем малиновом мундире на белом снегу.

Последние две недели у нее ушли на то, чтобы убедить себя в том, что когда они встретятся в следующий раз, она будет дружелюбна, но постарается держать себя в руках. Она будет вести себя так, будто ничего не произошло, и будто она не поцеловала его, напугав до смерти. И если она сумеет держаться от него на приличном расстоянии, они смогут, как и прежде быть хорошими друзьями.

Но, когда Бэнни увидела, как мальчишки издевались над Джоном, она, не задумываясь, бросилась защищать его. Ей было неприятно, что они так обращались с ним. Она испугалась, что они обидели его, и поэтому поспешила на помощь.

Сейчас, когда он неподвижно лежал на холодной земле, Элизабет испугалась, что они серьезно ранили его. Она и не подозревала, что он был настолько уязвим.

– Джон? Джон, с тобой все в порядке?

Он медленно поднял веки.

– А… что случилось?

– Тебя ударили снежком в голову.

– Ой…

Он попытался встать.

– Подожди, – она положила руку ему на грудь. – Не торопись, дай мне посмотреть, все ли у тебя цело. – Она осторожно попробовала пальцами красный след от удара на его виске.

– Джон, ты хорошо видишь?

– Да, очень хорошо. – Он взял ее руку и прижал к своей щеке. – Почему ты без перчаток? Замерзнут руки.

Он осторожно сжал ее руку.

– Не успела захватить. Да ты и сам без перчаток.

Он усмехнулся.

– Но мне тепло.

Бэнни почувствовала это. Его тепло так и струилось по ее пальцам и обволакивало их.

– Тебе станет холодно, если ты и дальше будешь лежать на снегу. Давай пойдем в таверну.

– Давай.

Если они дальше будут находиться так близко друг от друга, она снова его поцелует. Несмотря на то, что, наверное, снова испугает Джона до смерти. Но главное, это то, что его поцелуй способен согреть ее душу.

Она встала и отряхнула снег.

– Ну, тогда пошли.

Джон тоже поднялся и пошел вслед за ней в «Дансинг Эль».

В таверне было, по крайней мере, около десяти человек, которые расположились за столиками поближе к огню. Когда вошел Джон, они повернулись и посмотрели на него. Некоторые из них узнали его и весело заулыбались.

«Хорошо, – подумал он. – Представление не прошло даром». Он снова надел на лицо привычную маску идиота.

Кэд вытер руки и пошел им навстречу.

– Бэнни, что он здесь делает?

Бесс закрыла Джона спиной.

«Вот черт, она опять защищает меня», – с отчаянием подумал он.

– Пап, лейтенант совсем замерз. Ему нужно согреться.

– Мы не обслуживаем таких, как он.

Бэнни плотнее придвинулась к Джону. И его мышцы сразу напряглись, как только он почувствовал уже знакомый аромат лаванды.

– Он никому не причинит вреда, папа. Ну, это же Джон, что, ты не помнишь его?

Джон! У него щеки заболели от напряжения, пока он тупо улыбался.

Кэд сердито посмотрел на Джона, но взгляд его смягчился, упав на Бэнни.

– Ну ладно, пусть остается. Но, имей в виду, только не надолго. – Он снова посмотрел на Лэйтона. – Что, замерз? Никакой выдержки у вас, англичанин. Ну ничего. Я приготовлю тебе флип. Сразу согреешься.

Джон поморщился.

– Флип?

На губах Кэда заиграла улыбка.

– Не хочешь? Ну, тогда сидр, да?

Англичанин одобрительно покачал головой. Кэд ушел за сидром.

Джон сел за стол рядом с Руфусом, владельцем магазина, и одним из братьев Джоунзов. «Картер», – подумал он.

– Можно мне посидеть здесь, – спросил Джон невинно.

– Ну…

– Картер, – в голосе Бэнни были просьба и предупреждение.

– Ну, хорошо, садись.

Бэнни забегала вокруг них, то, дотрагиваясь до Джона, то, убирая руку, переводя взгляд с Джона на Картера, и обратно.

– Бэнни!

– Да?

– Хватит носиться вокруг нас. Ты напоминаешь пчелу, которая не может выбрать себе цветок, чтобы сесть на него, – сказал Картер. – Успокойся, я ему ничего не сделаю. Я просто с ним немного поболтаю. Иди, неужели у тебя нет работы?

Бэнни подумала, что Джон выглядел очень довольным оттого, что кто-то захотел с ним поговорить. Но ведь он остается один на один с американцами, которым ничего не будет стоить обидеть его.

– Бесс, – осторожно спросил Джон. – Ты тоже посидишь?

– А ты хочешь, чтобы я осталась?

– Да. – Джон похлопал рукой по месту на скамейке рядом с ним.

– Бесс? – насторожился Картер. – Что это за Бесс?

– Бэнни – мужское имя. – Джон широко улыбнулся. – Мне больше нравится Бесс.

Теплая волна подкатила ей к сердцу, хотя она понимала, что он имеет в виду только ее имя. Картер – на правах брата – фыркнул:

– Хм… И Бэнни было неплохо.

Элизабет уселась на скамью:

– Мне тоже нравится это имя.

Ее рука коснулась руки Джона. Когда она в последний раз сидела с ним на скамье, она поцеловала его. А сейчас… Ей только показалось, что он приблизился к ней, или это, действительно, так? Джон слегка расставил ноги и коснулся ее бедра. Бэнни показалось, что в комнате вдруг стало невыносимо жарко.

Вернулся Кэд и со стуком поставил кружку на стол перед Джоном. Сидр выплеснулся через край.

– Надеюсь, никто не думает, что я собираюсь давать своей дочери другое имя на двадцать третьем году?

– Я и не прошу тебя об этом, папа.

Кэд недовольно пробурчал что-то и пошел обслуживать других клиентов.

– Ну, лейтенант, – Картер скрестил руки и наклонился вперед. – Ну, что ты думаешь насчет смотра?

– Хорошо прошел. Мне понравилось. – Он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.

«Интересно, как выглядят его родители, если они произвели на свет такого красавца», – подумала Бесс.

Она взглянула на его огромную руку, которой он обхватил свою кружку.

– Как твоя рука?

Джон вытянул руку ладонью вверх. Между большим и указательным пальцем протянулась тонкая красная полоска. Он медленно сжал пальцы.

– Нормально. Но еще трудно заряжать мушкет. Все еще болит. Из-за этого я плохо стреляю.

Картер чуть не поперхнулся этим:

– Ты стреляешь хуже теперь?

Джон грустно кивнул головой:

– Да, хуже. А нам нужно все время тренироваться.

Руфус выпрямился:

– Тренироваться?

– Да.

А сейчас самая ответственная часть беседы. Он должен был сообщить им сведения не слишком много, не слишком мало, а ровно столько, чтобы достичь поставленной цели. Если он скажет им слишком мало, это не будет иметь никакого действия, если слишком много, это будет опасно. Годы работы научили его все делать в меру.

– Мы должны стрелять каждый день теперь. Приказ капитана. Ремонтировать крепость и стрелять. Это все, чем мы должны заниматься теперь.

Руфус и Картер переглянулись:

– Ремонтировать форт?

– Да. – Он заставил их подождать продолжения, пока сам пил теплый сладковатый сидр. – Он был весь разрушен. В нем нельзя было жить. Нам пришлось спать в палатках.

– Держу пари, это было не совсем удобно, – живо добавил Руфус.

– Да и холодно. Но сейчас он уже почти готов. Думаю, после Нового года мы переберемся туда.

– Ну, там вам будет намного лучше жить. – Картер дружелюбно улыбнулся ему.

Джон сделал еще глоток. Он ощутил во рту смесь яблока, алкоголя и специй.

– Мне нужно возвращаться.

– Так быстро? Я возьму тебе еще сидра. – Картер сделал знак Кэду.

– Нет, нет. Должен идти. – Джон повернулся к Бесс.

– До свидания, Бесс.

– Тебе действительно пора?

Он видел, что ей искренне жаль, что он уходит. Ее мягкие карие глаза изливали теплоту и нежность. Джон подумал о том, что она и не знает, когда увидит его снова, и тут же почувствовал свою вину перед ней – совершенно необычное для него ощущение. Он заставил себя подавить эту боль. Он не должен обращать внимания на те импульсы, которые посылает ему его тело: работа, прежде всего, а все остальное – второстепенно.

– У меня работа, – сказал он.

Бэнни расстелила шерстяное одеяло на охапке сена. Зимой, когда было слишком холодно в лесу, она всегда приходила именно сюда, чтобы поиграть на скрипке.

Конюшня, расположенная за «Дансинг Эле» была достаточно вместительной, в ней содержались лошади не только Джоунзов, но и случайных проезжих, тех, что останавливались переночевать. На чердаке держали значительный запас корма для скота, а толстые каменные стены не промерзали и в самые большие холода. Окнами служили маленькие отверстия, которые впускали немного света. Здесь пахло душистым сеном и лошадьми, было тепло и уютно.

Бэнни взяла футляр со скрипкой и села на одеяло. Она улизнула из таверны сразу же после того, как ушел Джон, так и не сумев объяснить отцу, зачем она привела в «Дансинг Эль» британского офицера. Его не убедили ее слова о том, что Джон был ее другом. Он сдвинул брови и потребовал объяснить, как она умудрилась взять себе в друзья красномундирника, пусть даже такого безобидного, как этот верзила-дурачок. Она пробормотала что-то насчет того, что увидела его на смотре и еще, что ей было очень жаль его. Ее отец отнесся к ее словам довольно недоверчиво, да и Бэнни догадалась, что ее чувства к Джону были далеки от дружеских и мало что имели общего с жалостью. Она почувствовала, что ей надо побыть одной и попытаться разобраться в самой себе. Так что при первой же возможности она выскользнула из таверны, захватив с собой скрипку.

Тоненький луч заходящего солнца струился через маленькое окошко, частички пыли парили в воздухе. Бэнни подышала на озябшие пальцы и открыла футляр.

– Бесс, это ты?

Она замерла.

– Джон?

– Где ты?

– Я на чердаке.

– Оставайся там. Я сам поднимусь наверх.

Его голова показалась в отверстии в полу в дальнем конце чердака. Он подтянулся на руках и залез наверх. Теперь она могла различить смутные очертания его фигуры, в неярком свете зимних сумерек. Если бы даже он не заговорил, она бы сразу узнала его – трудно было спутать его широкие плечи с чьими-нибудь еще.

– Что ты делаешь здесь? Я думала, что тебе нужно было возвращаться к своим.

Джон сел рядом с ней и закашлялся.

– Пыльно.

Он снял треуголку, и его красивые каштановые волосы рассыпались по плечам.

– Мне не нужно было возвращаться. Не хотел больше разговаривать с ними.

Полуприкрытые веки делали его взгляд мягким, слегка загадочным.

– Хотел поговорить с тобой одной.

– Да? О чем?

– Не хочу больше разговаривать. Я хочу…

– Да? – прошептала она.

– Слушать.

– Слушать? Что?

Осторожным прикосновением руки он поправил выбившийся локон у нее на виске.

– Ты не сыграешь мне снова, Бесс?

Если Джон и дальше будет так смотреть на нее, она сделает все, что он ее попросит.

– Конечно, сыграю.

Бэнни не знала точно, сколько она играла ему. Она только знала, что музыка рождалась с необыкновенной легкостью. Светлая, счастливая музыка, в которой не было ни нотки страха или тоски. Такая музыка могла звучать только для двоих. Каждый раз, когда она смотрела на него, он улыбался, слегка отбивая такт пальцами. И какая разница, если он иногда сбивался. Когда ее пальцы устали, скрипка издала последние звуки и воцарилась тишина. Бэнни села на одеяло рядом с Джоном.

– Спасибо, – сказал он.

– За что?

– За то, что ты подарила мне такую музыку.

– Это тебе спасибо за то, что позволил мне это сделать. Если честно, мне раньше никогда, ни для кого не хотелось играть.

– Никогда?

– Никогда.

Опять, опять в его глазах зажигалась искра. Любопытство? Настороженность? Напряжение? Трудно было сказать, что именно зажигалось и тут же погасало. На какую-то долю секунды в нем открылся незнакомый ей мужчина, каким он, наверное, был до того несчастного случая с лошадью, а может быть, оставался им и сейчас для человека, который смог бы заглянуть в него поглубже. И вдруг она почувствовала радость, что Джон не был все-таки тем незнакомым человеком. Потому что, тогда он не стал бы сидеть на чердаке конюшни и слушать, как взрослая женщина играет на скрипке. И он не стал бы смотреть на нее с таким восторгом и уважением.

Тот умный и решительный мужчина был бы занят тем, что разжигал бы страсти в женских сердцах, таких ранимых и чувствительных. У него не осталось бы времени на нее.

Ее охватило чувство вины. Как это было эгоистично с ее стороны; желать, чтобы Джон оставался идиотом только потому, что она хотела, чтобы он всегда был рядом с ней. Элизабет всегда считала себя доброй. Ее неприятно поразило, что сейчас она желала другому несчастья, так как это давало ей то, в чем она остро нуждалась. Джон видел, как глаза Бесс погасли, и она поникла. Она выглядела очень печальной. Почему у нее вдруг испортилось настроение? Она схватила клочок сена и бросила его вверх. Травинки закружились и потихоньку опустились на ее золотистые волнистые волосы.

Он весело засмеялся. Бэнни схватила клочок сена и бросила его ему в лицо.

– Ты что, хочешь сражаться со мной? – Джон встал, сжал кулаки и пошел на нее. – Не смогла одолеть меня на кулаках и думаешь, что теперь будет легче?

Бэнни вскочила, схватила охапку сена и бросила ее прямо в него. Потом быстро прошмыгнула мимо и весело засмеялась. Ее звонкий смех точно так же обрадовал его, как и игра на скрипке, потому что это именно он смог заставить Бесс рассмеяться.

Джон обернулся. Она находилась в нескольких шагах от него, готовая тут же сорваться с места. Ее волосы, напоминавшие солнечный свет и зрелые зерна пшеницы, рассыпались по плечам. Элизабет была самым соблазнительным существом, какое он когда-либо видел.

– Думаешь, поймаешь меня? Моим братьям никогда не удавалось. – Она промелькнула, как молния, и снова стояла у него за спиной.

Он замотал головой из стороны в сторону. В ее глазах плясали озорные искорки, на губах играла легкая счастливая улыбка. Ему захотелось, чтобы Бесс всегда была такой, как в этот миг. Он наклонился влево, она – вправо. Он бросился вправо, она ускользнула влево.

Он остановился передохнуть:

– Гм… Слишком быстро для меня, – в тот же момент он прыгнул и увлек ее за собой в огромную охапку сена.

– Я просто не успела сообразить. Сказалось долгое отсутствие практики, – улыбаясь, она взглянула на него, и улыбка застыла на ее губах.

Их лица были совсем рядом, тела плотно прижаты друг к другу.

– Джон – прошептала она, и ее руки обвили его плечи.

Он дернулся так резко, будто обжегся. Вскочив на ноги, Джон бросился к окну. Напряженно застыв, скрестив руки на груди, он смотрел на умирающий закат.

О, Господи! Она снова сделала это. Точно так же, как и в прошлый раз. Она не смогла удержаться, чтобы не прикоснуться к нему и позвала его по имени, и снова он испугался и убежал от нее.

Казалось, Джон хотел только ее дружбы и ничего большего.

Бэнни и сама не понимала, почему вдруг почувствовала непреодолимое желание дотронуться до него. Когда-то давно в юности она мечтала о любимом, но он совсем не был похож на Джона. Она представила его необыкновенным, великодушным, красивым, ни на кого не похожим. Она грезила об умном, честолюбивом мужчине, способном бросить вызов ей и всему миру.

Но именно Джон заставил ее сердце так трепетать, заставил ощутить в душе что-то странное, удивительное.

Элизабет встала и медленно подошла к нему. Он не шелохнулся и продолжал смотреть в окно.

– Джон, я не хотела напугать тебя или обидеть. Я…

– Все в порядке. – Он взглянул на нее через плечо – Мы друзья. Друзья обнимаются. Друзья целуются. Да?

– Да. – Она с трудом проглотила комок, подступивший к горлу.

Во рту у нее совсем пересохло. Друзья. Джон тяжело вздохнул и повернулся к ней:

– Бесс. – Он взял ее руки, повернул ладони вверх, поднес ко рту и прикоснулся к ним губами. Потом медленно поднял голову и взглянул на нее:

– Бесс, извини, я больше не могу.

Он, действительно, не мог. Хотя он решил использовать Бэнни, как источник получения информации, сейчас это казалось ему невозможным. Он не мог целовать ее за необходимые для него сведения.

– Каким ты был раньше?

– Когда?

– До того несчастного случая. Ты что-нибудь помнишь?

– Немного, – он уронил ее руку и опять уставился в окно.

Раньше ему было очень легко, кому угодно смотреть прямо в глаза и лгать. Почему же сейчас не мог так поступить?

– Что ты помнишь? – в ее голосе чувствовалось не праздное любопытство, а глубокая симпатия и участие. И все-таки он научился смотреть ей в глаза и лгать. У него не было другого выхода.

– Я родился здесь, в колониях. – Это хотя бы было правдой.

– Здесь?

Он кивнул.

– Дедушка не одобрил выбор моей матери – мой отец был ниже ее по происхождению.

Она слабо улыбнулась:

– И мой тоже.

– Они уехали сюда. И погибли, когда мне было десять лет. Случилось несчастье – карета перевернулась.

А теперь самая трудная часть его рассказа. Он перевел дыхание и продолжал:

– Я не помню их.

И вдруг отчетливо представил лицо своей мамы – маленькой белокурой женщины с мягким голосом. Он помнил и своего отца, такого большого и красивого. Они так неожиданно ушли из жизни, что он еще долго потом просыпался утром, надеясь увидеть их лица рядом с собой.

– Извини, – как она только могла подумать, что Джон был счастлив, как дитя. Он был так молод и так одинок, у него не было такой надежной опоры, как семья.

– Что произошло потом?

– Меня послали к тете в Англию. Она вышла замуж за графа.

– Тебе нравилось там?

– Пожалуй. Много комнат. У нее уже было восемь детей. Я был большой и неуклюжий, как сейчас.

Она все поняла. Некому было взять маленького мальчика за руку, приласкать, утешить. Никто не смог заменить ему мать и отца.

– Когда я вырос, меня отправили служить в Бостон, как раз незадолго до той резни. Через год меня копытом ударила лошадь. Вот и все.

Вот и все. Так мало и так много.

Медленно Бэнни подошла к нему, стала вплотную и обвила его руками. Она почувствовала, как дрожь пробежала по его телу, и он тяжело вздохнул. Сейчас ей не хотелось большего. Ей хотелось лишь выразить ему теплоту и сочувствие, которых ему так не хватало в жизни.

И на этот раз, когда она прошептала:

– Джон, – он не отпрянул.