— Свинья! — зло крикнула Консуэла и схватила с каминной полки вазу.
— Ради Бога, поставь ее на место, Конни, — попросил Таг, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. — Эта ваза принадлежала еще династии Мин.
— Свинья! Я видела, как ты разговаривал с ней на улице, и теперь я тебе уже не нужна! — Она замахнулась на Слоана вазой.
Он поднял вверх обе руки.
— Послушай, Консуэла, давай сядем и спокойно обо всем поговорим…
— Поговорим, конечно же, поговорим! Именно за этим я сюда и пришла! — Ее рука, державшая вазу, резко опустилась вниз, и у Таггарта невольно перехватило дыхание. — Мария сказала, что ты не хочешь меня видеть, что ты вообще никого не хочешь видеть. А потом она вручила мне это! — Небрежно опустив вазу на каминную полку, Консуэла вытащила из-за пояса юбки конверт, на котором было надписано ее имя. Она открыла его и вытряхнула оттуда пачку банкнот. — Ты трусливый пес! Ты боишься даже посмотреть мне в глаза!
— Консуэла, я не просил Марию передавать тебе что-либо. Она, скорее всего, увидела на конверте твое имя, и когда ты приехала, подумала…
Лицо Консуэлы, темное от ярости, перекосилось. Она сплюнула на пол.
— Подумала. ПОДУМАЛА! — Слово это приобрело в ее устах совсем иное значение. — Я покажу тебе ПОДУМАЛА, мистер Таггарт Слоан! — Консуэла смяла в руке банкноты, словно намереваясь их выбросить, но, немного подумав, опустила их в карман юбки.
Таггарт устал от этих бесконечных скандалов, он вообще устал от этой женщины.
— Послушай, — произнес он с каменным выражением лица. — Наши отношения с самого начала были лишь деловым соглашением. И ты никогда не забывала взять свои деньги. Если же ты обеспокоена тем, что теряешь этот источник дохода…
— Подонок! — вскричала Консуэла и разразилась длинной тирадой наикрепчайших мексиканских ругательств, которые Таггарту совсем не хотелось переводить. Затем она снова схватила вазу.
Подозревая, что на этот раз Консуэла, наверняка, запустит вазой в стену, Таггарт подался вперед. И в этот самый момент в гостиную вошла Мария, сопровождавшая высокую стройную незнакомку, закутанную в плащ.
— Сеньор Слоан, эта леди… — только и успела вымолвить Мария, прежде чем Консуэла швырнула вазу.
— Боже! — вскричал раздосадованный Таг и хотел было поймать вазу, но лишь на мгновение успел коснуться кончиками пальцев прохладной глади древнего фарфора.
Всецело поглощенный переживаниями за судьбу своей любимой вазы, Таггарт не сразу сообразил, что женщина, закутанная в плащ, не кто иная, как Брайди Кэллоуэй. Молниеносно метнулась она навстречу летящей вазе и успела-таки поймать ее. Окинув взглядом пойманный предмет, девушка осторожно погладила его сине-белую поверхность и подняла глаза на Слоана.
— Мин? — только и спросила она.
— Теперь я вижу! — пронзительно завизжала Консуэла. — Я была права. Чем это она лучше меня?! Бледная, как поганка! Костлявая, как подыхающая с голоду собака!
— Заткнись! — угрожающе произнес Таггарт, направляясь к своей разъяренной любовнице.
Она повернулась к Брайди, лишившейся дара речи от неожиданности, и, горделиво поправив свою пышную грудь, презрительно фыркнула:
— Разве можно называть ее женщиной?!
— Еще раз говорю тебе: заткнись! — рявкнул Слоан.
Испытав на себе коварство Мэй, истеричность Консуэлы и холодное презрения Брайди, он начал приходить к мысли, что всех хорошеньких женщин стоит выстроить в один ряд и расстрелять.
Таг успел схватить руку Консуэлы как раз в тот момент, когда она чуть было не набросилась на Брайди с кулаками. Он потащил эту фурию за руку к двери, а другая ее рука, свободная, прочертила длинными ногтями всего в каком-нибудь футе от изумленного лица соперницы.
Выволакивая упирающуюся Консуэлу в коридор, Таггарт успел заметить, что обескураженная Брайди, все еще, словно маленького ребенка, крепко прижимала к груди вазу.
Стараясь не обращать внимания на кулаки Консуэлы, молотившие его по груди, он, однако, не упустил из виду, как перекрестилась Мария и прошептала чуть слышно: «Господи помилуй!». Полностью игнорируя все ругательства и проклятия, на которые его темпераментная любовница явно не скупилась, Таг настойчиво тащил ее к черному выходу. Когда же она попыталась укусить его за руку, он резко развернул ее к себе и как следует встряхнул.
— Хватит! — вскипел Слоан.
Консуэла с ненавистью смотрела на него, ее черные глаза сверкали.
— Ты никогда меня не любила, Консуэла, — сказал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. — И мы оба знаем это. Я тоже никогда тебя не любил. И не смог бы полюбить. Согласен, мы провели с тобой много приятных минут, но с самого начала это было лишь деловое соглашение. Ты сама напоминала мне об этом всякий раз, когда протягивала руку за деньгами. — Таггарт замолчал, молчала и Консуэла. — В этом конверте сто долларов, — продолжил он уже более спокойным голосом. — Думаю, вполне достаточно, чтобы смягчить удар расставания. Никогда раньше деньги тебя не оскорбляли. Если же это случилось сейчас, то верни мне их и, возможно, мы заключим другое соглашение.
Опустив руку в карман юбки Консуэла нащупала там деньги, но вынуть их оттуда так и не решилась.
— Так я и думал, — сказал Слоан. — Чего же ты еще хочешь? Это не любовь. И не пытайся убеждать меня в обратном.
— Нет. Это не любовь, — покачала головой Консуэла. — Это сильнее. Это… — Она замолчала, подыскивая нужное слово и, наконец, вздохнула и гордо вскинула голову. — Это чувство собственника.
Сказанное ошеломило Таггарта, и он невольно отпустил ее. Консуэла отступила, из гордости не решаясь растереть красные пятна, оставленные на руке его пальцами.
— Ты мой, — прибавила она и плотно сжала губы.
— Нет, Консуэла. Я не принадлежу ни тебе, ни кому бы то ни было.
Развязав узел, сдерживающий на талии шаль, она укутала ею плечи и необычайно спокойным голосом сказала:
— Если ты не будешь моим, то ничьим больше не будешь. Я обещаю тебе это.
Стремительно повернулась и, выскочив в дверь черного хода, исчезла в темноте. Через мгновение во дворе послышался скрип кожаного седла и затем — громкий стук копыт.
— Давайте я повешу ваш плащ, — предложила девушке экономка.
— Что? — Брайди все так же смотрела на дверь, за которой скрылся Таггарт Слоан.
— Мне повесить ваш плащ, сеньорита?
— О. О, да, — смущенно пробормотала девушка и осторожно опустила вазу на маленький столик, стоявший рядом с длинным, обтянутым кожей, диваном. Расстегнув застежку, она сбросила с себя тяжелую ткань плаща.
— Эта женщина, — робко начала Брайди. — Я уже видела ее.
— Она ненормальная, — сказала Мария, покрутив пальцем у виска, и протянула руку за плащом Брайди.
— Она… Значит, она и мистер Слоан…
— Вас интересует, не доводится ли мне эта женщина любовницей? — С хмурым выражением лица в гостиную вошел Слоан.
— Нет, — солгала Брайди. — Просто я видела ее сегодня днем в городе. И она… она отнеслась ко мне довольно грубо.
Но Слоана, казалось, не интересовал ни сам инцидент, ни оправдания девушки. Он обвел комнату внимательным взглядом.
— А где моя ваза?
— Вот. Рядом с этой маленькой лошадкой. Не беспокойтесь. Она в полной сохранности.
Только сейчас Брайди смогла спокойно оглядеться по сторонам. Мебель в этой маленькой гостиной, как, впрочем, и в той большой, через которую ее провела сюда экономка, была самой разной: от бесчисленных образцов колониального стиля до современной, массивной, обтянутой кожей. Картин и изделий из бронзы здесь находилось не очень много, но другого антиквариата было хоть отбавляй.
На каминной полке посуда и фарфоровые статуэтки известных китайских династий перемежались с красивейшими образцами керамики. Рядом с фигурками драконов и птичек из нефрита расположились изумительные стальные клинки и портреты представителей династии Мин в замысловатых, вырезанных из слоновой кости, рамках.
Брайди потребовалось мгновение, чтобы охватить взглядом все, собранное в этой комнате, и признать, что Таг Слоан являлся обладателем бесценной коллекции, как выразился бы хороший друг тетушки Мойры Финеас Браун. Фин был признанным во всем мире знатоком китайского антиквариата, и если бы три года назад он не умер, то сейчас, при виде этой богатейшей коллекции, находившейся в частном доме захолустного, полудикого городка, его точно хватил бы удар. Он умер бы от зависти.
— Я и не знала, что вы такой ценитель старины, — сказала, наконец, Брайди.
Слоан внимательно посмотрел на нее.
— А что, собственно, вы здесь делаете?
Брайди чувствовала, что начинает злиться и с трудом себя сдерживала.
— Я хотела поговорить с вами. Но мне не было известно, что вы уже принимаете гостей. — Сама того не желая, она произнесла последнюю фразу довольно-таки язвительным тоном. Ну почему в присутствии этого человека она всегда высказывает только худшие свои стороны?!
Не предлагая девушке сесть, Слоан подошел к столу и опустился в мягкое кресло, положив руки на подлокотники. И только сейчас Брайди заметила, что рубашка на его груди распахнута почти до пояса, приоткрывая узкий и длинный треугольник черных, вьющихся волос. Она вдруг почувствовала странную слабость в ногах. Краска прилила к ее лицу. Девушка прикусила губу.
— И что же это за разговор привел вас ко мне… — Повернувшись в кресле, Таггарт взглянул на часы, и ворот рубашки распахнулся у него на груди еще больше. — В половине первого ночи. Почему вы так покраснели?
Брайди вдруг сделалось непереносимо жарко, она чувствовала, как сильно пылают ее щеки. Бархатный тембр его голоса заставлял ее сладко замирать. Сейчас ей хотелось только одного: чтобы в комнате не было так светло. Он не должен был видеть ее раскрасневшееся лицо.
— Я сюда не пришла, а приехала, — сказала Брайди. — На муле, которого нашла в конюшне отеля.
Брови Таггарта изумленно взлетели вверх, и он с трудом подавил улыбку.
— Вы хотите сказать, что приехали сюда верхом на Уллисе? Вот, значит, почему у вас такой взъерошенный вид.
Девушка поспешно схватилась за голову и принялась искать шпильки в своих спутанных волосах. Но тут же обнаружила, что, к сожалению, шпилек почти не осталось.
— Боже мой, — смущенно пробормотала Брайди и, опустив глаза, попыталась привести в порядок то, что было когда-то прической. Ну почему в обществе этого человека она обязательно или сердится, или чувствует себя не в своей тарелке?
— Так что вы хотели мне рассказать, мисс Кэллоуэй?
Брайди подняла глаза и встретилась взглядом с Таггартом.
— Я… Ради Бога, мистер Слоан, не смотрите на меня так.
Улыбка, которая до этой минуты читалась лишь в уголках его губ, вырвалась наружу.
— Я просто обратил внимание, что на вас другое платье. И если это очередное платье Марты Мэсси, то у нее вдруг неожиданно появился вкус. Простите, если моя манера поведения заставляет вас испытывать некоторую неловкость, мисс Кэллоуэй, — спохватился Таггарт.
У него был такой ласковый, убаюкивающий голос, что Брайди невольно вспомнился ее сон: лицо Слоана, приближающееся к ее лицу в призрачном свете луны, его руки… От этого видения у нее, кажется, поднялась температура.
— Ну что вы, — сказала она, проклиная в душе саму себя. — Я совсем не испытываю никакой неловкости. И платье это не Марты Мэсси, а мое. Сегодня прибыли мои чемоданы. И вообще, если учесть, в каком тоне вы говорили со мной сегодня утром в городе, мне кажется, именно вы должны испытывать неловкость.
Таггарт продолжал улыбаться.
— После той взбучки, которую вы задали нашему маленькому Ники, мне, думаю, стоит носить доспехи. Признайтесь, мисс Кэллоуэй, вы часто применяете к своим обидчикам физическую силу?
На языке у Брайди уже вертелся колкий ответ, и она открыла было рот, чтобы произнести его, но вовремя себя остановила.
— Мне не хотелось бы устраивать очередную словесную перепалку, мистер Слоан. Я приехала, чтобы поговорить с нами о Нике Мэллори. И о пожаре. Думаю, что он имеет к этому самое прямое отношение. Я не верю, что это был несчастный случай. — Она вытянула вперед руку, собираясь показать Таггарту браслет. — Боюсь, что это как-то связано с…
— Подождите. — Слоан выпрямился в кресле. На его лице не осталось и следа улыбки. — Опять этот Ник, — задумчиво произнес он, глядя на дверь за спиной Брайди. Повернувшись туда же, она увидела на пороге экономку и удивилась, что та еще не ушла. — Думаю, мы выпьем по чашечке кофе, Мария. Рамон еще не спит? — спросил Таг.
Экономка покачала головой.
— Попроси его отвести мула мисс Кэллоуэй в конюшню, хорошо?
Повернувшись к Брайди он прибавил:
— Если вы хотите привести себя в порядок, то можете пройти в мою комнату, она находится за этой дверью. Там на комоде вы найдете расческу.
Почему, черт возьми, она так долго не идет?!
Таг налил себе вторую чашку кофе и позвал:
— Мисс Кэллоуэй, у меня есть шанс увидеть вас снова? Девушка не ответила.
Покачав головой, он встал из-за стола и пошел в свою комнату.
Брайди стояла перед зеркалом. Волосы ее были распущены и, пышные, буйно вьющиеся, струились по плечам. Да, он оказался прав: этот изумительный каскад рыжих волос доходил ей почти до пояса.
Скалывать такие роскошные волосы шпильками, гребнями или скрывать их под шляпкой — настоящее преступление. Но еще большее преступление — то, что Брайди Кэллоуэй находилась сейчас, в полночь, с распущенными по плечам волосами, в его спальне, а не в его постели.
«Вспомни Мэй», — мысленно сказал себе Таггарт. Однако, это предостережение не помогло ему побороть всевозрастающее возбуждение.
— Мисс Кэллоуэй, — позвал он тихо, и девушка обернулась. По ее лицу было видно, что она расстроена.
— У меня осталось только четыре шпильки, — сказала она чуть не плача, показывая раскрытую ладонь с сохранившимися шпильками. — А мне их нужно, по меньшей мере, двадцать, чтобы удержать эту… эту КОПНУ. — Она снова повернулась к зеркалу, чтобы не смотреть на Таггарта и не чувствовать себя еще более жалкой. — Все остальные шпильки, скорее всего, лежат сейчас где-то на дороге.
— Может быть, не только печальная история со шпильками удерживает вас от того, чтобы объяснить мне, что вас сюда привело? — спросил он, тихонько откашлявшись и переминаясь с ноги на ногу.
Брайди опять повернулась к нему, и от этого колыхнулись ее необыкновенные волосы.
— Не смейтесь надо мной. Я вряд ли оценю вашу шутку. Наши с вами отношения вряд ли можно назвать хотя бы дружескими и, говоря откровенно, мне не очень хотелось приходить к вам, да еще ночью. Но у меня не было другого выхода, мне просто не к кому больше обратиться.
— Понимаю, — сказал Таггарт. Он представил себе вдруг, как выглядят груди Брайди: маленькие, упругие, идеальной формы. А маленький треугольник внизу ее живота, должно быть, огненного цвета?
«Вспомни Мэй», — снова сказал себе Слоан.
— Все дело в том, что с таким… таким беспорядком на голове, я чувствую себя не в своей тарелке. — Вздохнув, она отвернулась.
— Думаю, эта беда поправима, — отозвался Таг, стараясь не выдать голосом свое волнение. Он подошел к Брайди и выдвинул верхний ящик комода, при этом их плечи на мгновение соприкасались. Слоану показалось, будто между ними пробежал электрический разряд, и он услышал, как она затаила дыхание. Интересно, такой ли была бы ее реакция, если бы он овладел ею?
Вытащив из ящика комода черный шелковый шнурок, Таггарт встал позади Брайди.
— Расческу, — попросил он и протянул руку.
— Мистер Слоан, — ответила девушка дрогнувшим голосом, — думаю, я справлюсь с этим сама.
— Расческу, — повторил Таггарт. Какая тонкая у нее талия! Он без труда мог бы обхватить ее двумя руками. И если бы в этот момент Брайди не передала ему расческу, Слоан, наверное, так бы и сделал.
Зажав шнурок в зубах, он осторожно, почти благоговейно, приподнял пушистую лавину волос у самого основания ее шеи. Дрожала ли она на самом деле, или это ему только казалось? Он медленно стал расчесывать эти редкостные, с мягким медным свечением, волосы. Они были такими густыми и в то же время такими невесомыми! Каждая прядь казалась ему гладким и нежным шелком, а руки его, касавшиеся этого чуда, стали вдруг грубыми и неловкими.
Ненароком, ладонь Таггарта легла на изгиб шеи девушки, там, где был плавный переход в плечо. Он с трудом удержался, чтобы не отогнуть воротничок ее платья и не припасть губами к этой удивительно нежной коже.
— М-мистер Слоан? — прошептала Брайди чуть слышно, и Таг почувствовал, как она дрожит.
Зажав расческу под мышкой, он взял в руки шнурок и, обмотав его несколько раз вокруг волос, собранных в хвост, завязал довольно тугим узлом. И только тогда Таггарт обратил внимание на то, как дрожали его руки.
«Зачем я завязываю сейчас ее волосы в узел, когда, наоборот, должен был бы распустить, и отнести их хозяйку к себе в постель?» — подумал он, испытывая такое сильное возбуждение, какого не знал уже много лет.
— Мистер Слоан?
Подняв глаза, он встретился в зеркале со взглядом девушки. Какое у нее лицо! Можно провести остаток жизни, любуясь им.
«Вспомни Мэй, черт бы тебя побрал! А также Консуэлу с ее истошными воплями и проклятиями…»
Таггарт передал расческу Брайди и отступил назад.
— Ну вот и все, — сказал он. — Ваша прическа теперь в полном порядке, мисс Кэллоуэй. А это значит, что мы можем, наконец, выпить по чашечке кофе и поговорить о Нике.
Консуэла Мондрагон рывком стянула с морды лошади уздечку. Похлопывая животное по крупу, она завела его в загон и набросила уздечку на колышек, слишком взволнованная, чтобы расседлывать сейчас свою любимицу. К тому же, утром за ней придет Ник, а значит, все должно быть к этому времени готово.
Дом Консуэлы располагался не в самом Потлаке, а чуть ниже его, в долине, где вдоль восточного склона Вермиллион Хилла ютились, видавшие виды, строения. Пройдя по грязной тропинке к дому, она переступила порог и с грохотом захлопнула за собой дверь.
— Будь проклят этот сукин сын! — процедила Консуэла сквозь зубы и швырнула в стену первую попавшуюся ей под руки тарелку. — Будь проклят он сам и его тощее бледнолицее пугало!
— Дочка? — раздался из соседней комнаты сонный голос. — Это ты, моя птичка?
— Я, папа. Спи.
Он снова пьян. Это можно было понять по его голосу. Хотя, такое состояние для ее отца было обычным. Что еще остается делать в этом жалком городишке, как не пить?!
Консуэла едва не упала, споткнувшись о вещи, которые принес сегодня днем Ник. Потирая ушибленную ногу и рассыпая проклятия, она добралась до своей постели и сбросила с себя одежду.
Обнаженная, легла она поверх одеяла, расслабляясь всем телом под приятно прохладным ночным ветерком.
«Я еще покажу этому Слоану, — думала Консуэла. — Я его уничтожу. Закопаю по шею в песок и оставлю голову на растерзание грифам-стервятникам! Я скормлю его муравьям! А этой дохлячке сверну ее хлипкую шею! Они оба еще много раз пожалеют, что так обошлись с Консуэлой Мондрагон!»
И только потом на лице Консуэлы появилась улыбка.
Ник должен придти за лошадьми в четыре. Он сказал, что сумеет позаботиться о Таггарте Слоане. Правда, не совсем понятно, как можно отомстить человеку, позаботившись о нем? До нее иногда не доходил истинный смысл американских выражений. Возможно, Ник не захочет закапывать Таггарта в муравейник, но в том, что кара будет страшной, можно не сомневаться. И поэтому она должна во всем помогать Нику. Консуэла просто обязана приложить свою руку к этой мести.
Впрочем, и Мэллори не так уж плох. Когда-то, много лет тому назад, она даже любила его. Любила так, что подарила ему свою девственность, которую считала в то время большой ценностью. И только позднее, когда Ник уехал, она поняла, что быть женщиной намного выгоднее: можно получать удовольствия, зарабатывая при этом кучу денег.
А теперь Консуэла решила ехать вместе с Ником.
Поначалу, увидев Таггарта на улице с той женщиной, она была буквально ослеплена яростью. Но чувства, бушевавшие в ее душе в данный момент, казались посильнее той ярости. Обида, возмущение, униженность и страстное желание отомстить пожирали Консуэлу. Если Ник собирается свести счеты с Таггартом, то она должна помогать ему во всем с самого начала. А там, может быть, кто знает, она навсегда останется с Ники. Ведь он довольно хорош собой, к тому же, судя по его одежде, у него водятся деньжата. Что еще надо? Если очень постараться, то можно снова полюбить этого парня.
Замерзнув, она натянула на себя одеяло. Грубая шерсть неприятно колола голое тело.
Да, Ник, в самом деле, не так уж и плох. Возможно, Консуэла даже простит ему то, что он оставил ее тогда, много лет назад. Это было необходимо из-за семейных обстоятельств, — так объяснил он свой отъезд. А письма не писал потому, что знал: она не будет их читать. Ник долго просил у нее прощения и сказал, что Консуэла ничуть не изменилась с тех пор и осталась, по-прежнему, очень красивой. Mi corazуn [16] — так называл ее Ник, когда они занимались любовью под храп ее пьяного папаши, спавшего в соседней комнате. MI CORAZУN, мое сердце.
Когда же, наконец, он придет за лошадьми?
Натянув одеяло до подбородка, Консуэла сжала в ладони одну из своих грудей. Ник был хорошим любовником. По крайней мере, лучше многих. Хотя и не таким изобретательным и страстным, как Таггарт.
Решено, она едет вместе с Ники. Станет ему верной подругой и помощницей.
Оставив грудь, рука Консуэлы скользнула ниже. Да, она будет помогать, она будет полезна ему. «И к тому же, — размышляла Консуэла, лаская свое нежное тело, — если я не поеду, то, вполне возможно, уже никогда не увижу наших лошадей».