Шарм, или Последняя невеста

Глава 15

=Валерия=

Владелец десятков картинных галерей, нескольких деревообрабатывающих мастерских, магазинов «Кисти и краски», а еще известной на всю страну арт-школы «Арктика». У Севера есть выставочные залы, студии за рубежом, клубы для одаренных – столько всего, что я даже не вспомню, а сам как настоящий испуганный ребенок. Прячется, не договаривает, отмалчивается.

Даже дом его напоминает логово заблудшей души: пустой и холодный. Цветы, ковры, картины, но все такое мрачное и темное, будто среди этих стен он всегда ходит один.

Я не успеваю открыть папку, как Генри стучит в дверь комнаты и, не дожидаясь ответа, заходит внутрь. Хозяин. Властно бросает на меня взгляд, и моя кожа покрывается мурашками от невидимого прикосновения его глаз.

– Это одежда. Прошу, поторопись. Мне нужно на встречу успеть, – его тон поменялся с бархатисто-теплого на прохладно-льдистый.

Или он такой и есть, или прячется, как улитка в надежном домике. Подозреваю, что второе.

Перехватываю пакет: это так неожиданно, что кто-то беспокоится обо мне без просьб, понимает без слов, видит сам, в чем я нуждаюсь. Я привыкла, что меня только пинают за помощь, за надуманные оплошности, а здесь…

– Не стоило, Генри, – шепчу и опускаю взгляд в пакет. Джинсы, свитер, светлый пуховик.

– Ты собиралась ехать домой босиком и в шелковом барби-платье? – Он не меняет положения тела, на лице каменная маска, руки спрятаны в карманах брюк.

Север переоделся. Темный кардиган расстегнут, под ним – серая выглаженная рубашка из плотного хлопка, которая застегнута наглухо до самого верха, а черные джинсы обтягивают широкие бедра и прячут руки. Смотрю на медную пряжку ремня и сглатываю, соскальзывая взглядом ниже. Генри тут же отступает и разворачивается боком.

– Спаси…

– Не стоит, – обрывает он мои слова и бесшумно выходит. Бросает через плечо: – Поторопись, я опаздываю.

– Но ты совсем не спал, – вспоминаю я и, поймав его удивленный взгляд, тушуюсь. – Тяжело работать в таком состоя…

– Ты переодеваешься, или я поеду один? – жестко, хлестко.

Он такой переменчивый, что мне немного страшно.

Дверь хлопает, оставляя меня в замешательстве. На душе кошки скребут, а перед глазами пряжка и… Ох, как все это сложно, как волнительно, что я едва сдерживаю стон.

Через минуту выхожу из комнаты. Сапоги приятно постукивают невысокими каблуками по паркету. Джинсы немного великоваты в поясе, но на дне пакета нашелся кожаный ремень, он спас положение, и я не потеряла брюки при ходьбе. Свитер из мягкой ангоры ласково обнимает плечи и грудь – возле зеркала в комнате я позволила себе изучить одежду ладонями.

Как он угадал, что мне подойдет? О том, как угадал размер, я пока не вспоминаю – краснею от одной мысли, что Генри видел меня обнаженной, – но вкус… Генри меня не знает, но попал в точку. Так приятно было найти в незнакомом человеке что-то близкое, не вычурное и помпезное, как у многих богачей, а родное и теплое.

В руках сминаю перчатки и небесно-голубой берет. Генри окидывает меня беглым взглядом, замечает, как я любовно прижимаю к себе папку, и отходит к двери.

– Просто позвони мне, когда решишь, а не решишь – не звони никогда, – говорит он сухо, не поворачиваясь, а меня бросает в холод.

Почему я так волнуюсь рядом с ним и так боюсь его огорчить? Потерять. Разочаровать.

– Я не знаю твоего номера, – почти шепотом, глотая странный трепет и сдерживая сердечный ураган под ребрами, выдавливаю я.

Генри оборачивается, и я любуюсь его очерченным профилем.

– В папке все есть. Только… – ждет, когда я подойду ближе. Молчит, и я понимаю без слов.

– Никто об этом не узнает, – хочу увидеть его глаза, но он не смотрит. Избегает зрительного контакта, а правая рука вдруг сжимается в кулак.

Несколько долгих секунд он стоит неподвижно, мнется, будто хочет еще что-то сказать, а затем поворачивается и нависает надо мной. Мягко и невесомо ведет большим пальцем по подбородку, замирает возле губ.

– Я буду ждать. Сколько понадобится.