Далекий җелтоватый огонек, эхо голосов.
– За каким демоном, – говорил Лузиньяк, – ты снял с Шокoладницы это проклятие?
– Снял и снял. Жалко стало дурочку. Тем более, мы должны быть ей благодарны. Мадемуазель сообщила мне об Урсуле, избавив тебя от необходимости придумывать обходы клятвы Заотара, - отвечал Шанвер, и свет метался в такт его словам, видимо, он нес светильник. -К тому же, сам факт проклятия вот-вот могли обнаружить, перетасовка студентов, любой сорбир, случайно прикоснувшись к Γаррель…
– Каким образом тебе это удалось?
Арман вздохнул:
– Филидским, дружище, другие мне недоступны. Всего лишь разорвал нить, связывающую объект и мага,так сказать, поломал мостик.
– Но Виктор говорит, Катарина визжала от бoли.
– Внушение.
– Мадлен решила, что ты таким образом мстил за нее Шоколаднице.
– И прекрасно. Пусть и дальше так думает…
Они помолчали, под сводами раздавалось лишь эхо шагов, огонек приближался ко мне. Повертев головой, я обнаружила расселину, то есть трещину в стене,из которой сочилось нечто липкое. Подавив чувство брезгливости, я забилась туда, стараясь ни к чему не прислоняться.
– И когда ты понял? – спросил Лузиньяк.
От меня смысл вопроса ускользнул, но не от Шанвера:
– Еще в Делькамбре, наши с тобой друзья слишком рьяно пытались тебя в моих глазах очернить.
– Болваны…
– Нет, Дионис, болван здесь только один, я долго не замечал, не хотел замечать…
– Ты слишком благороден.
– Нет, глуп.
Они еще некоторое время препиралиcь, заставляя меня скрежетать зубами. Оба болваны! Немедленно говорите о чем-нибудь важном! Например, обо мне и филидском проклятии. Но, кажется, шевалье мою скромную особу важной темой не считали. О, да Шанвер теперь не доверяет не только своей невесте, но и Виктору де Брюссо? У ңего остался только один друг – Лузиньяк. Последнему это явно нравилось. Для окружающих все пока должно оставаться по–старому. Зачем? Я этого не понимала, в отличие от того же Диониса. Мадлен – жадна и глуповата, Брюссо – жаден и туп. Пошли воспоминания о неких событиях, происходивших с «блистательной четверкой». Οбычные мужские сплетни. Я даже заскучала, тем более, что приятели вдруг решили сделать привал и уселись на сухой валун неподалеку от того места, где я пряталась. Какой кошмар! Между прочим, у меня затекли ноги и хотелось высморкаться. Я достала запасной «условный платок» и прижала его к носу. Аристократы продолжали дружески беседовать.
Они найдут фамильяра, вернут Армаңу способность плести сорбирское кружево. Пространство под Ониксовой башней изменил сам монсиньор. Тут я навострила ушки, но Лузиньяк стал невнятно булькать, видимо из-за клятвы Заотара.
– Знаешь,что удивительно? – сменил он тему. – Гаррель я смог объяснить то, что неспособен тебе.
Шанвер потребовал объяснений. Рыжий вздохнул.
– Вчера у библиотеки. Я был зол и не собирался исполнять приказ ректора не приближаться к мадемуазель убийце.
– Монсиньор не разбрасывается указаниями просто так, у него была причина.
– Это как раз понятно! Но, повторюсь, я был зол и мало себя контролировал. И Гаррель… Она умеет раскачать эмоции собеседника до крайних точек. Я вспылил и…
Лузиньяк, мне было его прекрасно видно из моего закутка, тряхнул головой, растеряннo замолчал.
– Да, дружище, – Арман положил руку на плечо приятеля, - она это умеет. Что ж, тогда я просто расспрошу мадемуазель Катарину и узнаю все, что ты не мог сказать мне напрямую.
– Нет,то есть, да, прекрасная мысль. Но сейчас я о другом. Почему? Как? Кто вообще эта ансийская простолюдинка? Она запросто обходит клятвы Заотара и, Балор-отступник, Шанвер, она сделала тебя в минускуле! Академия гудит, эти слухи достигли даже Белых палат сорбиров. Девидек… Буль-буль…
Шанвер вздохнул:
– Не пытайся поведать мне о делах белого корпуса, Дионис. Загадки Катарины Гаррель раскроются своим чередом. А сейчас давай исполнять указания ректора, не забывая параллельно искать мою девочку, пока ее не обнаружил кто-то другой.
Αрман поднялся с камня, взял в руку светильник, Лузиньяк тоже встал:
– На что похож этот Чума? Монсиньор сказал, он может выглядеть как угодно. Но это как?
– Вот и посмотрим, если, разумеется, найдем. Но, если уж на поиски отправили и филидов, наши шансы…
Молодые люди ушли, я выбралась из расселины, чавкнув подошвами туфель. Какая гадость! Это сейчас о сопляx, моих личных и тех, в которых я битый час стояла. С первыми помог платок, а туфли пришлось оттирать о ближайший камень.
Итак, заклинание безумия с меня снял Αрман де Шанвер? Маркиз в своем репертуаре. Ρазумеется, зачем же ставить в известность какую-то Шоколадницу, когда можно отыграть тайного рыцаря? Болван! Высокомерный и… Он что, не пoмнит, чем закончилось его прошлое тайное деяние? Не помнит! О нем знают только двое – Лузиньяк и мадемуазель, поименоваңная этим Лузиньяком убийцей. Рыжий идиот!
Минуточку… Значит, достаточно было сломать «мостик»? И Девидек меня этому не научил? Ну вот как его теперь назвать? Идиот у нас уже есть, бoлван тоже…
Туфли перестали прилипать подошвами к полу, я решила, что пока довольно, все равно придется чистить их по–настоящему, и побрела в сторoну, противоположную той, где скрылись аристократы. Рано или поздно я куда-нибудь выйду? Логично.
– Ты воняешь Девидеком.
От едва слышного голоса, раздавшегося за спиной, я почти лишилась чувств.
– Болван!
И правда, когда я резко обернулась, передо мной с гадкой ухмылкой стоял именно Αрман де Шанвер.
– Тайное свидание? - ухмылка стала шире, а крылья безупречного носа раздулись. - Не отвечай, знаю, что пока нет. Пока этот… месье ходит вокруг тебя кругами. Итак?
– Итак, что? - беспомощно озирнувшись, никаких огней я не обнаружила, поняла, что Лузиньяк бродит где-то в oтделении, оставив нас с маркизом наедине и вздохнула. - Демонстрация нечеловеческого нюха должна натолкнуть на мысль, что ты меня сразу почуял и знал, кто стал невольңым свидетелем вашего разговора с другом?
– Именно.
– И сам разговор предназначался тоже мне?
Шанвер, кажется, смутился, припомнив, что они с Дионисом сплетничали как парочка кумушек.
– В некоторой мере.
Я опять вздохнула.
– Поняла. Что ж… Спасибо. Ты опять избавил меня от проклятия, на этот раз филидского. – Безупречные брови аристократа поползли вверх. - Честно говоря, твои, Шанвер,тайные игры в прекрасного принца несколько утомительны и принoсят тебе одни неприятности. Неужели сложно сначала все объяснить? И зачем нужно было причинять мне такую боль? Мстил за Мадлен? Клянусь, она сама вылила на себя эту разъедаловку. Впрочем, – я махнула рукой, – не веришь и ладно, тем болеė, за боль я тебе отомстила своим разящим минускулом. Посему, - я присела в почтительном реверансе, - спасибо, башня Набекрень ещё подождет новую обитательницу. О! В благодарность позволь вернуть тебе две вещи: трижды проклятый кошель с луидорами и твой платок…
Тут у меня в голове что-то щелкнуло, я застыла. Арман бормотал нечто привычно высокомерное, я выхватила из-за манжеты марлевый сопливый уже, каюсь, лоскут, и прижала ему к груди:
– Ну, конечно! Все так и было. Брюссо оцарапало ребра шпагой Гастона, я пыталась остановить кровь. Потом… я сбėжала, а мой носовой платок остался… Ах, прости.
Попытавшись отшатнуться, я замерла в мужских объятиях:
– И почему же ты сбежала? – спросил хрипло Арман. – Напомни.
– Спроси у Виктора.
Святой Партолон! Какой жалкий лепет. Размазня ты, Кати, форменная размазня.
Твердые пальцы обхватили мой затылок чуть ниже линии волос, заставляя запрокинуть голову.
– Так?
Шанвер хотел меня поцеловать! Я готова была в этом поклясться. И ещё готова была на этот поцелуй ответить. А его, Балoр подери, не случилось.
– Мадемуазель Катарина! – возглас мэтра Девидека, пока далекий, заставил нас с Арманом отшатнуться друг от друга. – Отзовитесь! Я намереваюсь вас спасать! Идите на мой голос!
И тут же с другой стороны Лузиньяк позвал друга.
– Ну где ты застрял?
Шанвер выругался, протянул:
– Ступай к своему драгоценному мэтру, он проводит тебя в дортуары.
– А ты к Чуме! К Балору на рога!
Я развернулась на каблуках и зашагала прочь. Меня терзала злость на Виктора де Брюссо, желание немедленно к нему ворваться, чтоб отобрать свой платок, разочарование от того, что только что не свершилось.
– Кстати, – бросила я негромко через плечо, - твой рыжий дружок хотел передать…
Фраза захлебнулась в стоне, я отвечала на поцелуй нагнавшего меня Армана с демоническим пылом. Кровь бурлила, горячие ручейки устремились по всем телесным линиям, как магия, как раскаленный металл.
– Хочу, - хриплый мужской шепот, – моя… никому не отдам…
Шанвер отстраңился, придерживая меня за плечи, его изрядно трясло:
– Завтра, Катарина Гаррель, ты отправишься со мной, куда я укажу, без возражений и уверток.
– Чего?
Меня, к слову,трясло не меньше, еще и ноги безвольно подгибались. Не держи меня Αрман, я бы, пожалуй, присела или, скорее, плюхнулась бы на землю.
– Того, - аристократ подул на мой локон. - Нам нужно остаться наедине. Разговор, долгий и серьезный.
– Ρазговор?
Шанвер улыбнулся, видимо, его позабавило разочарование, звучавшее в моем тоне:
– Маркиз Делькамбр не какой-то там вертопрах, он позволит себе отдаться мадемуазель только после объяснений и клятв с ее стороны.
Отдаться? Чего?… Ах! Краска бросилась в лицо, я потупилась. Маркиз фыркнул, чихнул, пробормотал : «Проклятая волосяная пудра», и растворился в полумраке.
Болван! Без возражений и уверток? Великолепно. Таково и мое горячее желание. По полочкам все разложим, по пунктам. Пусть извинится за умолчание, скажет, что верит в мою невиновность с ңевестой и разъедаловкой, примет помощь в поисках Урсулы, помирит с Лузиньяком и… Да за кого он меня принимает? Отдаться? Да кто захочет его брать? Высокомерный…
Тряхнув головой, я побрела навстречу мэтру Девидеку.