Шотландский узник (ЛП)

Глава 15 Возвращение Тобиаса Куинна

— С ним все в порядке, милорд? — Том понизил голос и кивнул в сторону пристани.

Оглянувшись, Грей увидел Фрейзера, застывшего, словно скала среди людского потока, огибающего его с обеих сторон. Несмотря на неподвижность, что-то в его лице настолько напоминало обезумевшую лошадь, что лорд Джон инстинктивно бросился к нему вниз по трапу и положил руку на рукав Фрейзера, прежде, чем сообразил, что делает.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Проходите, все будет хорошо.

Фрейзер взглянул на него, обуреваемый мрачными мыслями.

— Сомневаюсь, — сказа он рассеянно, как бы про себя. Он не отбросил в сторону руку Джона, а просто отошел от него и, ничего не замечая, побрел по трапу, как человек, идущий на казнь.

Единственной хорошей новостью, отметил про себя Грей несколько часов спустя, было то, что Том Берд окончательно утратил свой страх перед огромным шотландцем. Невозможно бояться того, кого ты видел таким беспомощным, униженным физическими страданиями и в таком недостойном положении.

— На самом деле, он предупреждал меня, что склонен к морской болезни, — сказал Грей Тому, когда они вышли подышать свежим воздухом на палубу, несмотря на ледяной дождь, больно жалящий их лица.

— Я не видел человека, страдающего от морской болезни больше, чем мой дядя Моррис, который был моряком торгового флота и упал с фок-мачты,[21] — ответил Том, качая головой. — И умер из-за этого.

— Мне достоверно сообщили, что от морской болезни не умирают, — сказал Грей, стараясь, чтобы его голос звучал авторитетно и обнадеживающе.

Море штормило, белая пена летела с вершин бушующих валов, и небольшое суденышко тошнотворно раскачивалось, время от времени резко ныряя носом вниз, чтобы через несколько секунд взлететь вверх на гребне волны. Грей и сам был достаточно опытным моряком, но если думать об этом чуть больше нескольких секунд…

— Жаль, что я не знал, — сказал Том, его круглое лицо выражало обеспокоенность. — Моя бабушка готовит отличный маринад от морской болезни. Она заставляла дядю Морриса брать с собой в море особым образом замаринованный укроп. И он никогда подолгу не мучился от морской болезни. — Он посмотрел на Грея, словно обвиняя своего хозяина в злостном небрежении.

Грей чувствовал, что впадает в кошмарный транс, наблюдая бесконечные взлеты и падения океанских вод.

— Да, — слабо сказал он. — Это хорошая идея. Но, возможно…

— Прошу прощения, ваша честь, — произнес голос у его локтя. — Неужели нет возможности помочь тому джентльмену внизу, который болен, как старая псина и блюет, как пеликан?

Благодарный за участие, Грей повернулся спиной к безбрежному морю и смахнул воду с ресниц. Ирландец был на пару дюймов выше него самого, но уж больно худой. Несмотря на это, морской воздух явно был ему на пользу; его лицо разрумянилось от холода и ветра, светлые глаза искрились, водяная пыль сверкала на его локонах.

— Да, — сказал Грей. — Ему стало хуже? — Он собрался пройти мимо этого человека, но его новый знакомец протянул к нему руку, сунув вторую под плащ, клубившийся вокруг него, словно облако.

— Если ему станет хуже хоть на йоту, он непременно помрет, — сказал ирландец, извлекая на свет небольшую квадратную бутылку темного стекла. — Я просто хотел спросить, может быть вы заставите его принять немного моего лекарства? Я уже пытался предложить ему, но он был слишком занят, чтобы ответить.

— Благодарю вас, сэр, — сказал Грей, принимая бутылку. — Э-э-э, а что это такое?

— В основном, дрянной виски, — откровенно признался ирландец. — Но настоянный на имбирном корне и со щепоткой опиумного порошка. — Он улыбнулся, демонстрируя отсутствующий зуб. — Творит чудеса, уверяю вас. Проверено неоднократно.

— Что мы теряем? — Философски заметил Том. Он указал на палубу, где теперь толпились пассажиры, выбравшиеся из нездоровой атмосферы трюма. Многие из них в изнеможении перевешивались через перила палубного ограждения; остальные мрачно смотрели на Грея, явно собираясь призвать его к ответственности.

— Если мы срочно не предпримем меры, кое-кто из этой компании отправит его в нокаут до конца плавания. И нас заодно.

Джейми услышал приближающиеся шаги и горячо понадеялся, что его сейчас пристрелят; за последнее время это намерение высказывалось неоднократно, раз от разу все решительнее. Он был полностью согласен, просто не имел сил сказать об этом.

— Как вам погодка? — Он приоткрыл один глаз, чтобы увидеть сияющего Тоби Куинна, наклонившегося над ним. За его спиной метались безумные тени от качающихся фонарей. Он закрыл глаза и свернулся в тесный клубок.

— Уходи, — успел выдавить он, прежде чем накатил новый приступ тошноты.

Куинн проворно отскочил назад, как раз во время, но затем снова выступил вперед, осторожно пройдя между зловонными лужами, окружающими Джейми.

— А теперь сударь, — ласково сказал Куинн, — примите лекарство, оно поможет.

Слово «лекарство» и перспектива снова что-то глотать, заставила желудок Джейми сжаться. Он прижал руку ко рту и вдохнул через нос, хотя это было больно, потому что извергаемая желчь иссушила чувствительную оболочку носоглотки. Он закрыл глаза, прячась от раскачивающихся теней. Казалось, все они размахивают руками, пытаясь его в чем-то убедить.

Это не поможет, останови их господи…

— Мистер Фрейзер. — Рука легла ему на плечо. Он слабо дернулся, пытаясь избавиться от нее. Если им недостает милосердия прикончить его, почему они не дадут ему умереть самостоятельно?

Чувство тревоги от появления Куинна, которое при других обстоятельствах могло повергнуть его панику, было настолько слабо, что он почти не верил своим глазам. Однако, его тряс за плечо не Куинн, это был Джон Грей.

— Уберите руку от меня, — хотел он сказать, но не смог. — Убью… уберите руку… убью…

Дружный богохульственный хор раздался ему в ответ, когда он открыл рот в попытке произнести угрозу. Затем последовали более разнообразные сольные выступления, и он был глубоко шокирован женским голосом: «Фак ин чрево пресвятой Девы, д*** кровь христова».

Джейми снова свернулся, стараясь как можно крепче вжать колени в живот. Он услышал, как в горле рождается тоненький скулеж, и в ужасе крепко прикусил изнутри щеку, чтобы остановить его.

Хор что-то дружно пел о лекарстве, призывая принять его. Ему под нос сунули откупоренную бутылку, распространяющую густой сладковатый дух. Опиум. Это слово предупреждением вспыхнуло в его мозгу. Он уже пробовал опиум раньше, во Франции. Он все еще помнил те сны, отвратительное сочетание похоти и кошмара. Он вспомнил, как боролся с голыми демонами. Перед бегством во Францию он был сильно изранен, и снова перенес все страдания, даже еще больнее, в опиумном бреду. И позже, в аббатстве, когда он боролся с призраком Черного Джека Рэндалла… это тоже был опиум.

Вдруг все трюмное пространство рванулось в воздух, а затем обрушилось вниз, распластав людей по переборкам, словно птиц, бьющихся в оконные стекла. Джейми скатился со скамейки, на которой лежал, врезался в несколько тюков и, наконец, запутался в одном из них, прижатый к переборке большой клеткой с курами, которую никто не догадался закрепить.

— Слезь с меня, зараза! — раздался откуда-то из-под него придушенный английский голос, и поняв, что он лежит на Джоне Грее, взлетел вверх, словно ракета, ударившись головой о фонарь. Схватившись за разбитую голову, он опустился на колени и привалился спиной к клетке, к великому ужасу кур. Сквозь рейки хлынули куриные вопли, сопровождаемые фонтаном перьев и сухого помета. Аммиачная струя нанесла ему контрольный выстрел через нос, поразив остатки мозга.

Джейми затих на полу, не заботясь, где и на чем лежит. Руки. Они вытащили его и усадили на скамью, хотя он обвис, словно мешок с тряпьем, не в силах помочь.

— Иисусе, какой тяжелый ублюдок! — Сказал грубый голос у него над ухом.

— Откройте рот, — сказал другой голос, задыхающийся, но решительный.

Грей, смутно подумал он. Твердые пальцы схватили его за нос и сжали, он вскрикнул и задохнулся от потока мерзкой жидкости, хлынувшей в рот. Кто-то обхватил его голову и сжал челюсти.

— Глотайте, ради Бога.

Виски согрел горло и грудь и на миг прочистил разум от дурмана тошноты. Он открыл глаза и увидел Куинна, глядящего на него с сильным беспокойством.

Я не должен говорить с ним. Не должен рисковать. Не должен говорить.

Он пытался совладать с языком, задыхаясь, собираясь с силами. Тогда он выхватил бутылку у Джона Грея и осушил ее.

Джейми проснулся в довольно приятном состоянии духа; он не мог вспомнить, кто он такой, не говоря уже о том, где находится, но это, казалось, не имело ни малейшего значения. Он неподвижно лежал на кровати. Свет в комнате мерцал, как солнечные блики на волнах, но на самом деле он видел, что это колышутся ветви дерева за окном. Он подумал, что в океане не могут расти деревья, но не смог бы поклясться в этом, потому что самые разные смутные образы колыхались на задней стенке его глаз.

Он зажмурился, чтобы получше изучить один из них, который оказался русалкой с тремя грудями, одна из которых была нацелена ему прямо промеж глаз.

— Чашку кофе, сэр? — сказала она. Из ее груди брызнула струйка кофе, под которую она ловко подставила чашку.

— Не нацедите ли глоточек виски, милая? — попросил он. Над ухом раздался внезапный вздох, и ему удалось приоткрыть один глаз, оставив другой закрытым, чтобы придержать в поле зрения русалку, готовую улизнуть с его кофе.

Он смотрел на веретенообразную девицу в чепце и фартуке, которая так же пристально глядела на него, приоткрыв рот. У нее был длинный костлявый нос с красным кончиком. В руках она держала поднос с кофе, что было подозрительно. Никаких грудей у нее не наблюдалось вообще. Значит, на виски надежды нет.

— Оставьте его нам, мисс, — сказал самоуверенный английский голос.

— Да, — сказал второй голос, тоже английский, только очень сердитый. — И кофе оставьте, ради Бога.

От русалки струился мягкий зеленый свет. Маленькие рыбки копошились в ее волосах и скользили между грудей. Счастливые рыбки.

— Как вы думаете, милорд, — произнес первый голос с сомнением, — может быть, холодный компресс на грудь?

— Превосходная идея, — ответил второй голос уже сердечнее. — Сделайте это.

— Мне бы не хотелось, милорд.

— Я уверен, он не станет драться, Том.

— Вы так уже говорили, милорд. Но вдруг он разозлится? С господами это иногда случается после трудной ночи.

— Я надеюсь, ты основываешься не на личном опыте, Том?

— Конечно, нет, милорд!

— Во всяком случае, опиум нам помог, — сказал второй голос, приближаясь. — Но все же он вызывает слишком своеобразные сны.

— Он еще спит, как вы думаете? — первый голос тоже приблизился. Он почувствовал чье-то дыхание на своем лице. Русалка обиделась на такую фамильярность и исчезла. Он распахнул глаза, и Том Берд, парящий над ним с мокрой губкой, коротко вскрикнул и бросил губку ему на грудь.

Джейми с интересом наблюдал, как его собственная рука взмыла в воздух и схватила губку, под которой расплывалось мокрое пятно. У него не было представления, что делать с ней дальше, поэтому он уронил губку на пол.

— Доброе утро, — над плечом Тома всплыло лицо Джона Грея с выражением осторожного любопытства. — Как вы чувствуете себя сегодня утром?

Джейми не был уверен, но тем не менее кивнул и сел, свесив ноги с кровати. Очень странно, он не чувствовал себя плохо. Во рту стоял гадкий вкус, и он протянул руку навстречу Тому Берду, который медленно наступал на него с чашкой кофе наперевес.

Чашка, которую Том вложил ему в руку была горячей, и он замер на мгновение, приводя в порядок свои чувства. В воздухе пахло торфяным дымом, жареным мясом и чем-то неприятным, напоминающим подгоревшую капусту. Его ум медленно искал подходящее слово.

— Значит, мы в Ирландии?

— Да, слава Богу. Вы всегда..? — Грей осекся.

— Да.

— Иисусе. — Грей покачал головой в изумлении. — Вам скорее повезло, что вы не бежали морем сразу после Куллодена. Сомневаюсь, что вы пережили бы плавание.

Джейми прищурился в ответ — он не собирался бежать после Куллодена, и пережить путешествие ему пришлось только из-за личного вмешательства Грея, чему он был совсем не рад тогда. Но, похоже, для Грея сейчас очевидные вещи не значили ничего, и он просто кивнул, потягивая кофе.

Раздался тихий стук в наполовину открытую дверь, и длинное лицо Куинна возникло около косяка. Если бы рефлексы Джейми восстановились хотя бы наполовину, он швырнул бы чашку в него. Но сейчас он просто сидел и тупо смотрел на ирландца, о котором совершенно забыл в лабиринте опиумных грез.

— Прошу прощения, господа хорошие, — сказал Куинн с обаятельной улыбкой. — Я хотел только справиться о благополучии джентльмена, но вижу, что он уже вполне оправился, благослови его Бог.

Куинн просочился в комнату без приглашения, но манеры Грея в одно мгновение исправились, и он предложил гостю кофе, а затем отправил Тома заказать завтрак.

— Рад видеть вас в добром здравии, сэр, — сказал Куинн Джейми и достал из кармана закупоренную бутылку. Он вытащил пробку и тонкой струйкой налил в кофе Джейми едко пахнущий виски. — Возможно, это поспособствует вашему полному возвращению в мир живых?

Инстинкт самосохранения скакал в голове Джейми верх-вниз, пытаясь привлечь к себе внимание, но виски был слишком соблазнителен. Он коротко отсалютовал чашкой Куинну, сказал:

— Moran taing.[22] — и сделал большой глоток, слегка вздрогнув.

Куинн приятно болтал с Джоном Греем, рассказывая ему о Дублине, спрашивая о планах Грея и предлагая отрекомендовать его в лучших наемных конюшнях города.

— Собираетесь нанять экипаж, или поедете почтовой каретой?

— Как далеко до Атлона? — Спросил Грей. По сведениям из донесения поместье Сиверли находилось в десяти милях от замка Атлон.

— Ну, может быть, два дня езды с благословенья божьего и на хороших лошадях. В омнибусе, конечно, дольше. Почтовой каретой чуть больше одного дня, если не пойдет дождь. — Куинн быстро сложил пальцы рожками, при этом ужасном предположении.

Грей задумчиво потер подбородок, глядя на Джейми.

— Я могу ехать, — заверил его Джейми, почесывая бок. Он чувствовал себя прекрасно, но был очень голоден.

— А как вы распорядитесь багажом, милорд? — В комнату вернулся Том, вооруженный кружкой для бриться, мылом, складной бритвой и ремнем.

— Ну, да… Ты с багажом поедешь в омнибусе, Том. Я думаю, капитан Фрейзер может путешествовать верхом. Быстрее и меньше шансов застрять на плохой дороге.

Он посмотрел на Джейми, вопросительно приподняв одну бровь.

— Да, хорошо. — Джейми отставил в сторону пустую чашку. Теперь, когда он полностью проснулся, его внимание было больше сосредоточено на Куинне, чем на Грее. Он щурился на ирландца, который усиленно игнорировал его.

— Сегодня прекрасный день для верховой езды, — сказал Куинн одобрительно. — Я сам еду в сторону Атлона, если вы, джентльмены находите это удобным, мы можем путешествовать вместе до тех пор, пока вам это нравится.

Джейми дернулся, испугав Тома, который собирался намылить ему подбородок.

— Я думаю, мы поедем самостоятельно, — сказал он, поднимая руку, чтобы отогнать Тома. — Мы не торопимся в Атлон, насколько я понимаю. Но мы благодарим вас за доброту, сэр, — добавил он, чтобы не показаться грубым.

На самом деле, он испытывал горячее желание схватить Куинна и быстренько выкинуть его из окна. Последнее, что ему было нужно, так это вечно пьяненький ирландец, нашептывающий ему на ухо свои изменнические планы, в то время, когда ему надо сосредоточиться на Сиверли и всей остальной Ирландии, которая, возможно, припасла для них еще немало неприятностей.

— О, пустяки, — сказал Куинн, махнув воздухе рукой. — Я отправлюсь сразу, как колокол Ангелов пробьет полдень, я хочу сказать, что ваши костюмы уже приведут в порядок. Встретимся во дворе, да?

Он быстро выскочил за дверь, прежде, чем кто-либо успел ему возразить, но вдруг просунул голову обратно в дверь:

— Дарси на Хай-стрит. Скажите Хью Дарси, что вас прислал Тоби Куинн, и он все устроит лучшим образом.

Грей думал, что Куинн так же хорош, как и его слово. Лошади, предоставленные мистером Дарси, были сытые, хорошо подкованные и выносливые, какими, вероятно, и должны быть наемные лошади. Мистер Куинн лично явился на конюшню, чтобы дать хороший совет и успешно выторговал им неплохую цену. Джейми все еще щурил глаз на Куинна, но этот человек казался просто добрым малым, и, кроме того, не было никакой возможности избежать совместного путешествия — ведь это общественная дорога, в конце концов.

Сначала они поддерживали светскую беседу, как принято среди чужих людей путешествующих вместе. Мистер Куинн стремился по делам в графство Роскоммон; он сообщил, что наследство его двоюродного брата требовало его личного участия.

— Вы знаете графство Роскоммон, сэр? — Спросил Грей. — Может быть, вы знаете джентльмена по имени Сиверли? Джеральд Сиверли?

Куинн посмотрел заинтересованно, но покачал головой.

— Конечно, я слышал это имя. У него отличное поместье недалеко от Баллибонагина. Но он не знается с такими, как я, — сказал он с усмешкой.

— Чем вы торгуете, сэр? — Спросил Грей, несколько опасающийся, что этот человек может в действительности оказаться джентльменом, — в его манерах было нечто, что заставляло это предположить, хотя платье противоречило его манерам — тогда он может оскорбиться. Куинн, казалось, не заметил его сомнений, и ответил просто:

— О, и тем и этим понемногу, сэр, хотя большую часть своей жизни занимался печатью проповедей и философских сочинений, так что могу считать, что мой род деятельности имеет духовную природу.

— Вы что-то сказали, мистер Фрейзер? — Грей обернулся в седле, чтобы посмотреть на Джейми, который ехал позади.

— Я проглотил комара, — быстро ответил Фрейзер.

— Ах, лучше так, чем глотать слюни от голода, так говорят у нас, — сказал Куинн и рассмеялся собственной шутке, Грей тоже улыбнулся.

Понемногу разговоры прекратились, и она ехали дальше в хорошем темпе. Грей погрузился в собственные мысли, в основном, они касались Джеральда Сиверли. Он надеялся, что тот действительно находился в Ирландии, а не унес свою задницу в Швецию или Индию с награбленными деньгами.

Он мало знал Сиверли. Грей разыскал его после битвы при Квебеке, чтобы отблагодарить за спасение жизни. Тогда Сиверли успел отбить томагавк, летящий в голову Грея. Сиверли был довольно любезен, и они распили положенную в таких случаях бутылку вина — вот была вся сумма их отношений на сегодняшний день.

Это придавало небольшую неловкость нынешней ситуации, но Грей не чувствовал угрызений совести за то, что собирался сделать. Если Сиверли вдруг окажется невинным, он использует этот шанс, чтобы предстать перед судом и очистить свое имя. Грей обсудил свои планы с Хэлом и считал, что лучше придерживаться этой тактики: дать понять Сиверли, что считает его невиновным и предлагает возможность опровергнуть эти позорные обвинения.

Сиверли должен был счесть неудобным отказ от общества Грея при подобных обстоятельствах. Если у него достанет упрямства отказаться, на что Грей так же указывал своему брату, было разработано еще два запасных плана. Братья заранее обсудили, чем они могли бы пригрозить Сиверли.

Да, он мог обещать, что Сиверли будет исключен из полка, если обвинение останется без ответа, не говоря уже об исключении из клубов, к которым он принадлежал, и из общества в целом. Хэл представлял из себя серьезную угрозу; Грей мог с большой долей вероятности заявить, что его брат, герцог, был расстроен серьезностью обвинений и может вынести это вопрос на обсуждение в Палате лордов, но, будучи человеком разумным (тут Грей сардонически усмехнулся), конечно, готов был встретиться с майором Сиверли лично. Грей мог бы деликатно предположить, что в этом случае военно-полевого суда можно будет избежать.

Неплохо, рассудительно думал он, вновь переживая разговор с Хэлом. Если ни обращение к личной чести, ни угрозы не сработают, он сможет обратиться к официальной власти; юстициарий[23] в замке Атлон был высшим органом власти в непосредственной близости к усадьбе Сиверли, и Грей обеспечил себя рекомендательными письма Хэла, а так же копиями документов Карруотерса для доказательств. Юстициария можно будет убедить в серьезности обвинений и добиться ареста Сиверли и передачи его под власть Грея. Но, если все это не удастся, оставался план «В», который подразумевал некоторую долю физического воздействия и требовал участия Джейми Фрейзера.

Это не требовало более подробного планирования, пока они не встретятся с Сиверли и не смогут судить о его реакции. Поэтому он расслабился и наслаждался мягкой погодой и красивыми видами сельской местности. За спиной он слышал, как Джейми серьезно спрашивает Куинна, что он сам думает о проповедях, которые печатает, но будучи сам не заинтересован в этом предмете, оставил их наедине.

Глава 16 Старая башня

Ночь была мягкой и сырой с редкими порывами прохладного весеннего ветра. Грей лежал, завернувшись в плащ в неглубокой лощине, его постелью служила густая мягкая трава, усеянная белыми звездочками цветов. На миг ему показалось, что он умер и попал на небо.

Ночь застали их в пути, и пока они обсуждали, стоит ли продвигаться дальше до ближайшего жилья или вернуться к последнему перекрестку в надежде найти приют на ночь в коттедже, Куинн предположил, что, поскольку дождя не ожидается, они ничего не потеряют, если укроются в túrtheach[24] неподалеку.

Они проехали уже две или три таких разрушенных башни, высокие мрачные остатки средневековья. Осыпающиеся стены, лишенные крыши, где единственным признаком жизни был черный влажный плющ, ползущий по камням вверх. Эта башня была почти такой же, но здесь было суше, и это послужило главным доводом в пользу предложения Куинна.

Внутри башни они обнаружили колодец, отмеченный кругом камней. Джейми Фрейзер привязал веревку к своей фляге и бросил ее вниз в темную воду в шести футах под ними, потом поднял ее и подозрительно понюхал своим длинным носом, прежде чем сделать осторожный глоток.

— Думаю, в последнее время там никто не умирал.

— Вот и хорошо, — сказал Куинн. — Мы прочитаем молитву и утолим жажду, не так ли?

К удивлению Грея, оба его спутника быстро склонили головы на колодцем и забормотали что-то. Слова различались — вероятно, каждый из них говорил на своем языке — но ритм был похож. Грей не знал, была ли это благодарственная молитва за дарованную воду или какой-то заговор против отравления, но он вежливо уставился в землю и молча ждал, когда они закончат.

Они спутали лошадей и отправили их пастись на пышной траве, затем поужинали сами, вполне прилично, если не роскошно, хлебом, сыром и сушеными яблоками. За едой почти не говорили, позади был долгий день, и они мечтали поскорее добраться до своих постелей.

Грей заснул мгновенно; способность засыпать быстро и где угодно была полезным солдатским навыком, и он приобрел его в самом начале своей карьеры. Спустя какое-то время он проснулся по непонятной причине с колотящимся сердцем и вздыбившимися волосами, сжимая рукоятку кинжала за поясом.

Он понятия не имел, что его разбудило, и лежал неподвижно, прислушиваясь ко звукам ночи. Рядом раздался шелест травы, довольно громкий, и он приготовился откатиться в сторону и вскочить на ноги. Но, прежде чем он успел двинуться, послышался шорох шагов и тихое шипение с шотландским акцентом.

— Ты с ума сошел? Брось, а не то я сломаю тебе руку.

Раздался тихий вздох и слабый стук падения какого-то предмета на землю. Грей лежал, словно замороженный, ожидая, что будет дальше.

— Тише, человече, — голос Куинна казался не громче вздохов ветра. — Ты же не хочешь разбудить его.

— Разбужу, если еще раз дернешься.

— Не здесь. Пойдем, ради Бога.

Нерешительное сопение, потом звук шагов в густой траве, когда они двинулись в сторону.

Очень тихо Грей перевернулся на колени, стаскивая с себя плащ. Он достал пистолет из сумки, служившей ему подушкой, встал и последовал за ними, стараясь двигаться в том же ритме. Луна уже скрылась, но он видел их в свете звезд в двадцати ярдах впереди: темная тень Фрейзера на фоне серебрящейся травы и Куинн, так близко к нему, словно Джейми тащил его за собой за руку.

Они не стали обходить разрушенную башню, а просто исчезли, слившись с темной массой ее камней. Он остановился, не дыша, пока снова не услышал их.

— Теперь говори, — голос Фрейзера звучал мягко, но в нем явно читался гнев. — Что, черт побери, ты задумал?

— Он нам не нужен. — Грей удивился, что в голосе Куинна совсем не было злобы, просто уверенность. — Он не нужен тебе, Макдью.[25]

— Мне почти никто не нужен, особенно ты, сукин сын. Если бы я считал это поводом для убийства, то избавился бы от тебя еще до отъезда из Лондона.

Грей моргнул и почувствовал холодок на спине. Значит, Куинн был с Джейми в Лондоне? Каким образом? Или Джейми разыскал его? Значит, Фрейзер рассказал ему, и поэтому Куинн присоединился к их компании? И почему Фрейзер не сказал Грею, что знал Куинна раньше? Он сглотнул желчь и перебрался поближе, сжимая пистолет. Он не был заряжен из-за сырости.

— Если он умрет, ты сможешь исчезнуть, Макдью. Нет ничего проще. Теперь ты далеко от Англии, я знаю места в Ирландии, где ты можешь скрыться, ты сможешь уехать во Францию, если захочешь, кто будет тебя искать?

— Его брат, например, — холодно сказал Фрейзер. — У тебя не было возможности пообщаться с его светлостью герцогом Пардлоу, но я не хотел бы иметь такого врага. Неужели тебе не пришло в голову спросить, что я думаю об убийстве англичанина?

— Хотел избавить тебя от неприятностей, Макдью, — Куинн шутил, черт бы его побрал.

— И не зови меня Макдью.

— Я знаю, тебе бы совесть не позволила. Еще минута, и я бы все уладил, а его спрятал бы в колодец, как в сейф. Тебе бы не пришлось беспокоиться.

— Да неужели? И что дальше? Сказал бы мне, что он передумал и ушел прогуляться пешком?

— О, я бы рассказал тебе, конечно. За кого ты меня принимаешь, Макдью?

Последовала пауза.

— Чем ты ему обязан? — Куинн решил нарушить молчание. — Ему или его брату? Джон Булль лишил тебя свободы, забрал твою землю, убивал твоих близких и товарищей.

— И спас мою жизнь, — голос Фрейзера звучал сдавленно. Он теряет контроль над своим гневом, подумал Грей, хорошо это или нет?

Он не боялся, что Куинн сможет уговорить Джейми, он был слишком хорошо знаком с врожденным упрямством Фрейзера. Он немного беспокоился, что Фрейзер не сможет убедить ирландца, потому что не представлял себе, как сможет не спать ночь за ночью, ожидая, что ему в любой момент перережут горло или ткнут ножом в спину. Он нащупал в кармане пальто маленький рог с порохом, который носил с собой… так, на всякий случай.

Фрейзер издал глубокий раздраженный вздох.

— Послушай, — твердо сказал он низким голосом, — я дал ему слово. Если ты посмеешь опозорить меня, убив англичанина, Богом клянусь, Куинн, ты присоединишься к нему на дне колодца.

Ну, уже легче. Фрейзер мог хотеть или не хотеть его смерти — на разных стадиях их знакомства он менял свое мнение, — но он не собирался допустить убийства. Грей полагал, что ему следовало бы оскорбиться, узнав, что Фрейзера сдерживал только страх бесчестья или страх перед Хэлом, но при данных обстоятельствах…

Куинн пробормотал что-то, Грей не разобрал, но интонация была понятна. Грей не выпускал из руки пороховницу, но и не доставал ее из кармана; его большой палец беспокойно потирал надпись, вырезанную на круглом ободке.

Acta non verba, дела прежде слов. Ветерок изменил направление и он больше не мог их расслышать. Бормотание, несвязные слова; он подвинулся чуть ближе, вжимаясь в сырой камень стен.

— Он мешает нашему Делу. — Это прозвучало ясно, и Грей резко остановился. Он все еще сжимал рог в кармане.

— У меня с тобой нет никаких дел. Я тебе уже говорил это десятки раз.

— Так вот как ты думаешь? — Голос Куинна усилился; он пытается выказать гнев, подумал Грей с любопытством, хотя не чувствует даже злости. — Это Дело каждого истинного католика, каждого настоящего человека!

— Это твой собственный выбор, Куинн, и я не собираюсь тебе мешать. А у меня свои дела, и не стой у меня на пути. Слышишь меня?

Куинн фыркнул, но, очевидно, все прекрасно слышал.

— Oidhche mhath,[26] — тихо сказал Фрейзер, и Грей услышал приближающиеся шаги. Он прижался к стене, надеясь, что шотландец пройдет с подветренной от него стороны; ему пришла в голову иррациональная идея, что Фрейзер учует запах его пота, струйками бежавшего по ребрам и из-под волос на затылке, и пристрелит его, как оленя.

Но Фрейзер быстро вошел в башню, что-то бормоча по-гэльски, и мгновение спустя Грей услышал плеск воды. Похоже, Фрейзер лил ее себе на голову, чтобы остудить гнев.

Он больше не слышал шагов и не видел тени Куинна среди камней. Возможно, ирландец ушел развеять свою обиду или просто сидел там, задумавшись. Грей воспользовался случаем отойти от башни и вернуться на свое место, на случай если один из спорщиков решит навестить его.

Только подойдя к темному пятну своего плаща на траве, он осознал, что все еще сжимает одной рукой пистолет, а пальцы другой, ноющие от напряжения, сомкнуты вокруг маленькой пороховницы. Опустившись на траву, он убрал пистолет в сумку и сел, потирая большим пальцем ладонь, где отпечаталось слово «Acta».

Он не мог заснуть до рассвета, наблюдая, как звезды тают в небе, никто не мешал ему. Кроме его собственных мыслей.

Он цеплялся за мелкие подсказки, предоставленные памятью, как Джейми Фрейзер пытался избавиться от Куинна перед поездкой, и как он, Грей, беззаботно отмахнулся от его возражений. Это значило, что бы ни задумал Куинн, Фрейзер, по видимому не был его соучастником.

Но он знал, и ничего не рассказал Грею. Но Фрейзер не был виноват, если не знал, что Куинн собирается убить Грея. «Он мешает нашему Делу», сказал ирландец о Грее. Что это, черт возьми, за дело, и чем он мог помешать?

Были кое-какие ключи. Слова Куинна о «каждом истинном католике» попахивали якобитским духом. Дело Стюартов было решительно подавлено в Шотландии пятнадцать лет назад, но Грей знал, что очаги сопротивления еще тлеют как в Ирландии, так и на континенте — во Франции, Италии, Испании… Один из них вспыхнул год или два назад, но с тех пор не было активных выступлений.

Внезапно ему на ум пришел Томас Лалли и то, что сказала Минни о тех проклятых стихах. Белая роза, символ якобитов. Ни Фрейзер ни Лалли не упоминали о белой розе. Но Лалли тоже был одним из офицеров Чарльза Стюарта. О чем он переговаривался с Фрейзером на этом гэльском языке?

Грей закрыл глаза в смятении. Опять эти чертовы якобиты. Неужели они никогда не сдадутся?

Фрейзер сказал, что он виделся с Куинном в Лондоне. По настоянию Хэла к шотландцу относились как джентльмену, а не заключенному, и позволяли ему свободно выходить из дома.

— Справляйся сам, если этот ирландский мерзавец перережет мне горло, — пробормотал он своему отсутствующему брату.

Тем не менее, это было не главное. Важно то, напомнил он себе, что Джейми не хотел его смерти, подумал он с теплотой в душе, и не позволил Куинну убить его.

Следует ли поговорить об этом непосредственно с Фрейзером?

У него было две альтернативы: ничего не говорить и следить за ними, постараться не спать… или поговорить с Джейми Фрейзером. Он задумчиво почесал грудь. Он мог провести ночь без сна, возможно, две. За это время они доберутся до Сиверли. Но он не хотел сталкиваться с Джеральдом Сиверли изнуренным и усталым, без поддержки единомышленника.

Хотя в доводах Фрейзера против смерти Грея не было ничего личного и лестного для него, он все-таки не захотел иметь ничего общего с Куинном. Хотя Куинн остро нуждался в Джейми.

Воздух вокруг еще был черен, но в нем уже чувствовалось движение, словно он поднимался вверх; ночь отступала. Невдалеке слышались звуки пробуждения человека: кашель, тихий стон, кто-то легко поднялся и отошел справить нужду. Он не мог сказать, кто именно это был, но они оба заявляли о своем присутствии, приводя себя в порядок перед завтраком.

Если Куинн что-то заподозрит, он может все-таки попытаться убить Грея, несмотря на угрозы Джейми. Как хорошо ирландец знает Фрейзера, подумал Грей? Любой, кто хорошо его знает, поверит его слову.

И все-таки Куинн знал его. Он называл его Макдью. Так заключенные называли Фрейзера в Ардсмуире, Грей слышал это довольно часто. Он спросил одного из солдат, понимающего гэльский, что это значит. «Сын черного человека», был ответ, ничего не объяснявший. Он спрашивал себя, не является ли это намеком на сатанинское происхождение, но это не вязалось с характером Джейми. Возможно, это была буквальная ссылка на некоторые черты характера или внешности Фрейзера-старшего.

Лошади дремали под стеной башни, одна из них протяжно и громко пустила газы и помотала головой, хлопая гривой. От дальних изгородей уже слышались голоса птиц.

Он поговорит с Фрейзером.

После некоторых размышлений Грей решил, что прямота — лучший способ выяснения отношений.

— Мистер Куинн, — вежливо сказал он, когда ирландец проходил мимо него после утреннего омовения с каплями воды, сияющими в кудрях. — Мне нужно обсудить некоторые аспекты нашего дела с мистером Фрейзером, прежде чем мы приедем в Атлон. Вы не сделаете мне одолжение, выехав пораньше? Мы последуем за вами в ближайшее время и догоним вас до полудня.

Ирландец посмотрел испуганно, быстро взглянул на невозмутимого Джейми, который ничуть не возражал против этой просьбы, снова посмотрел на Грея и неловко кивнул.

— Конечно.

Грей подумал, что Куинн был не очень опытным интриганом, и понадеялся, что еще менее опытным убийцей. С другой стороны, такая работы не требует особых навыков, конечно, если ваша жертва не предупреждена. Он улыбнулся опешившему ирландцу.

Завтрак прошел еще быстрее, чем ужин; Джейми поджарил хлеб, положив сыр между ломтями так, что он растаял. Грей никогда раньше таких тостов не пробовал, но решил, что это очень вкусно. Куинн молча поднялся и направился к дороге.

Грей уселся на поросшую мхом скалу, наблюдая за ирландцем, пока он не очутился достаточно далеко. Тогда он повернулся лицом к Фрейзеру, который аккуратно сворачивал чулки в шар.

— Я проснулся вчера ночью, — сказал он без предисловий.

Фрейзер убрал чулки в сумку и потянулся за горбушкой хлеба, которая последовала за чулками.

— Да? — Сказал он, не останавливаясь.

— Да. Один вопрос: мистер Куинн знает о нашем деле к Сиверли?

Фрейзер помедлил, прежде чем ответить.

— Скорее всего, нет, — он поднял пронзительно голубые глаза. — Если знает, то услышал об этом не от меня.

— А от кого, черт возьми, он мог услышать? — требовательно спросил Грей, и Фрейзер опять посмотрел на него.

— От слуг вашего брата, я думаю. Ведь он знал, что у вас дела в Ирландии, и что я еду с вами.

Грей хотел возразить, но это было слишком вероятно. Он и сам достаточно часто посылал Тома Берда добывать информацию через слуг других джентльменов.

— Как он очутился в Лондоне?

Глаза Фрейзера сузились, но он ответил:

— Он следовал за мной из Хелуотера, когда меня забрали люди вашего брата. Но, если вы хотите знать, как он попал в Хелуотер, вам придется спросить его, потому что я не знаю.

Грей поднял бровь; если Фрейзер не знал, он, по крайней мере, мог сделать чертовски хорошее предположение, но не счел это необходимым. Не сейчас, во всяком случае.

Внезапно Фрейзер встал и, взяв сумку, пошел седлать коня. Грей последовал за ним.

Они спустились к дороге; Куинна уже не было видно. Утро было прекрасно; птицы, предварительно прочистив горло на рассвете, сейчас как безумные метались стайками у них над головами, взлетая из травы при их приближении. Дорога была достаточно широка, чтобы ехать бок о бок, и они продолжали ехать в молчании не меньше четверти часа, пока Грей не заговорил снова.

— Можете ли вы мне поклясться, что намерения Куинна не угрожают ни нашим планам в отношении майора Сиверли, ни безопасности Англии.

Фрейзер бросил на него косой взгляд.

— Нет, — сказал он прямо.

Грей не поверил бы никакому другому ответу, но ощутил эту прямоту и ее возможные последствия, как удар.

— Почему? — Спросил он через минуту. — Каким образом?

Фрейзер громко втянул воздух через нос с видом бесконечного терпения.

— Дела Куинна находятся в его компетенции. Если у него есть секреты, я не могу их разглашать.

Грей усмехнулся.

— Красиво сказано. Значит ли это, что вы не в курсе целей Куинна? Или вы знаете, но ваше чувство чести мешает вам сообщить мне о них?

— Решайте сами, — губы Фрейзера сжались, он не отрывал глаз от дороги.

Некоторое время они ехали молча. Однообразный зеленый пейзаж должен был действовать умиротворяюще, но не сказывался на настроении Грея.

— Я полагаю, не стоит напоминать, что оказание помощи предателям короны даже бездействием является изменой, — заметил он в конце концов.

— Не стоит напоминать, что я и так являюсь осужденным предателем, — ответил Фрейзер невозмутимо. — Это преступление можно классифицировать по степени тяжести? Потому что все, кто надевал веревку мне на шею, наказывали меня за предательство.

— Веревка… но вы не были приговорены к казни через повешение, разве нет?

Хотя, это было возможно; немало якобитов было казнено, но очень многим казнь заменили на тюрьму или ссылку.

— Нет, — лицо Фрейзера было темным от солнца и ветра. Сейчас румянец стал заметнее. На мгновение Грей решил, что это все, что Джейми собирался сказать, но после очередного вздоха слова вырвались из него, как будто он не мог их сдержать. — Они так вели нас в Ардсмуир от самого Инвернесса. С веревками на шеях, чтобы показать, что нас не лишают жизни только по милости короны, — он задохнулся, словно его в самом деле душили, и покачал головой, с усилием прочищая горло, — по милости короны.

Вдруг он пнул коня; тот фыркнул и рванулся вперед, но, не получив нового посыла от всадника, вновь перешел на рысь, с любопытством поглядывая через плечо на Грея и его лошадь, как бы интересуясь, почему они остались так далеко позади.

Грей немного проехал один, обдумывая полдюжины вещей одновременно, а затем подтолкнул коня, который уже рвался догнать товарища, не довольный, что его оставили.

— Спасибо, — сказал он, снова двигаясь рядом с Фрейзером, — что не дали ирландцу убить меня.

Фрейзер кивнул, не поворачивая головы.

— Не за что.

— Могу ли я ожидать, что вы и дальше будете так любезны?

Он готов был поклясться, что угол рта Фрейзера дернулся.

— Да, можете.

Теперь Куинн был виден в четверти мили впереди. Он свернул на обочину, чтобы подождать их, и стоял, опираясь на ворота загона, увлеченно беседуя с фермером, который держал на руках белого поросенка; судя по их жестам, они обсуждали особенности животного.

Они почти догнали Куинна, когда Фрейзер снова заговорил, повернувшись на этот раз, чтобы посмотреть в глаза Грею; его лицо уже было нормального цвета.

— Выполняйте свой долг, полковник. А я выполню свой.

Глава 17 Замок Атлон

Замок был черным и приземистым. Он смутно напомнил Грею круглые сараи в Кенте, в которых сушили хмель. Только намного больше.

— Напоминает фамильное гнездо, — сказал он Джейми, шутя. — Один из моих предков построил такой еще в тринадцатом веке. Его звали юстициарий Джон де Грей.

— О, да? Так вы ирландцы?

— Нет, — признался Грей. — Английские завоеватели, пришедшие по следам норманнов. Хотя, у нас есть сомнительные шотландские корни. — Отцом его матери был шотландец из влиятельной на границе семьи.

Фрейзер фыркнул. Шотландцев с юга он уважал не больше, чем равнинных англичан.

Куинн изящно покинул их в Атлоне с неубедительными объяснениями о срочных делах и обещанием встретиться завтра утром, чтобы сопровождать далее. Грея возмущала перспектива беспомощно блуждать по сельской местности, как пара бакланов, но он проглотил свое раздражение и коротко поблагодарил Куинна за помощь. Пожалуй, лучше было получить информацию о поместье Сиверли от юстициария, а не зависеть от ирландца, который с удовольствием убил бы его, если бы не угрожающее присутствие Фрейзера.

Охранник провел их в центр крепости по длинному извилистому проходу мимо рядя узкий бойниц в мощной внешней стене крепости. Снаружи они казались узкими щелями, но внутри были гораздо шире, чтобы лучник мог свободно натянуть свой длинный лук, как предположил Грей. Он поднял руки, чтобы проверить высоту ниши.

Это было древнее сооружение, останки изначальной башни и замкового двора были видны среди более поздних строений. Центральный донжон[27] возвышался, словно двенадцатигранная перечница, над мощеным кирпичом двором, окруженный более низкими строениями, несколько нелепыми на фоне огромных стен.

Должность юстициария отправлял англичанин по имени сэр Мелхиор Уильямсон; ни Грей ни Хэл не были знакомы с ним, поэтому Гарри снабдил их рекомендательным письмом, которое вместе с запиской брата герцога Пардлоу, обеспечила им приглашение на обед в замок.

— Стоит ли нам афишировать свое присутствие? — спросил Джейми, хмурясь, когда Грей сел писать записку. — Если нам придется увозить Сиверли силой, лучше, если никто не будет знать, кто мы такие.

— Это мысль, — согласился Грей, запечатывая записку своим перстнем. — Но к силе мы прибегнем только в крайнем случае. И мне хотелось бы знать, что юстициарий может сообщить нам о Сиверли, прежде, чем я увижусь с ним лично. Разведаем местность перед боем.

Под «местностью» подразумевались расположение и возможность сэра Мельхиора к оказанию помощи, если придется вводить в действие план «Б». Такая вероятность существовала, но Грей предполагал подождать до личной встречи с майором.

Фрейзер тихо фыркнул, но, казалось, успокоился.

— Хорошо. Я попрошу малыша Берда прихватить пару мешков.

— Зачем?

— Чтобы надеть на головы, когда мы ворвемся в дом Сиверли.

Грей замер с перстнем в руке и уставился на Фрейзера.

— Вы не очень верите в мои дипломатические способности, не так ли?

— Ни я, ни ваш брат, иначе меня бы здесь не было.

Это задело Грея.

— Мой брат предпочитает соблюсти все условности, — ответил он с изысканной вежливостью. — Но я напомню Тому о мешках.

Сэр Мельхиор оказался плотным коротышкой с печальными глазами блэдхаунда[28] — эта внешность вполне соответствовала его манерам. Он радушно приветствовал их и предложил показать замок.

— Холодный, как благотворительность, — сказал он, начав с небольшой столовой. — И почти такой же тесный. Дырявый, как решето, к тому же Шеннон постоянно подмывает стены. — Он чихнул, вздохнул и вытер нос рукавом. — Два года назад, когда я впервые приехал сюда, я знать не знал, что такое насморк. Послезавтра я уезжаю во Францию, слава Богу, я рад, что вы меня застали.

«Значит, план „В“», подумал Грей.

Ужин был простым, но отлично приготовленным; было достаточно вина для непринужденной беседы, во время которой Грей мог расспросить о майоре Сиверли, не слишком явно демонстрируя свой интерес.

— Его поместье называется «Гластвиг», — сказал сэр Мелхиор, откидываясь на спинку стула и расстегивая две нижние пуговицы жилета с рассеяностью, рожденной долгой практикой. — Я был там всего однажды вскоре после своего приезда. Красивый дом. Тогда миссис Сиверли еще жила там. — Грей поощрил его вежливым мычанием. — Она вернулась в дом отца, когда майор уехал в Канаду. Из того, что я слышал, муж и жена никогда особенно не ладили, так что она отказалась вернуться, когда он снова приехал домой.

— Он ведет уединенную жизнь, вероятно? — спросил Фрейзер. Он не принимал на себя инициативу в разговоре, но был полезен, когда надо было ненавязчиво направить его в нужное русло. Сэр Мельхиор имел тенденцию отклоняться от генеральной линии, норовя улизнуть к более легкомысленным темам.

— Очень уединенную. Хотя, я слышал, что он сильно перестроил поместье за последние годы. Возможно, он норовит заманить жену обратно дамасскими обоями. — Сэр Мельхиор рассмеялся, став еще больше похож на блэдхаунда.

Разговор перешел на предположения, как жена может скрасить жизнь одинокого джентльмена. Сэр Мельхиор не был женат, но питал некоторые надежды в этом направлении; потому он, собственно и собирался предпринять путешествие во Францию, хотя опасался, что его суженая найдет замок Атлон малопривлекательным.

— Она наполовину англичанка, наполовину француженка, — пояснил он. — Ненавидит ирландскую кухню, считает ирландцев еще большими варварами, чем шотландцы, уж извините, капитан Фрейзер.

— Я не принимаю это на свой счет, сэр, — пробормотал Джейми в свой бокал.

— И я знаю, что не могу рассчитывать на привлекательность своей персоны, чтобы преодолеть такие возражения. — Сэр Мельхиор посмотрел на свой круглый животик, покачал головой и вздохнул.

С этого момента тема исчерпала себя, и, хотя Грей с Джейми время от времени пытались ненавязчиво к ней вернуться, им не удалось узнать что-то существенное о Джеральде Сиверли, за исключением того интересного факта, что его отец был якобитом.

— Маркус Сиверли был одним из «диких гусей», — сказал сэр Мельхиор. — Слышали о них, не так ли? — Грей слышал, но услужливо покачал головой. — Так называли себя ирландские отряды, сражавшиеся за Стюартов в конце прошлого века. Этот замок имел тогда важное стратегическое значение, — объяснил сэр Мельхиор, подзывая лакея, чтобы попросить еще вина. — из-за переправы. Мост — вы видели мост? Конечно, через него шла дорога в провинцию Коннот, оплот якобитов в последней войне. Я имею ввиду последнюю войну здесь, — добавил он, учтиво кивая в сторону Джейми. — Вильямиты[29] напали на Атлон с запада, двигаясь в сторону Коннота, но якобитам удалось разрушить мост через Шеннон и задержать их. Тогда вильямиты начали бомбардировать город — судя по замковым хроникам, за десять дней было выпущено шестьдесят тысяч залпов. Они ни за что не взяли бы город, но один из вильямитов, голландец по имени Гинкел, ловко спустился вниз по реке, — Шеннон судоходен почти по всей его длине — переправился и обошел якобитов с тыла. Якобиты были разгромлены при Охриме, конечно, но оставшиеся в живых добрались до Лимерика и там сели на корабль в Испанию. Они назвали это бегство «полетом диких гусей», — сэр Мельхиор задумчиво набрал в рот вина и подержал мгновение, прежде чем проглотить; вино было хорошим.

— Значит, отец майора Сиверли отправился в Испанию? — Спросил Грей, поворачивая в пальцах свой стакан. — И когда он вернулся?

— А он и не вернулся. Умер в Испании несколько лет спустя. Его сын вернулся около шести лет назад, купил «Гластвиг», который пришел в упадок, и отстроил его заново. Я слышал, он недавно получил небольшие деньги, — добавил сэр Мельхиор. — Унаследовал от дальнего родственника, как я слышал.

— Неужели? Какое счастье, — пробормотал Грей, встретившись через стол глазами с Джейми.

Джейми легко кивнул и сунул руку в карман.

— Скажите, сэр, вы, вероятно, много знаете об истории здешних краев, могли вы видеть подобное стихотворение? — Он передал через стол сложенный лист с переводом фрагмента «Дикой охоты».

Сэр Мельхиор посмотрел заинтересованно и выпрямился, нащупывая очки. Он водрузил их на нос и медленно прочитал строчки вслух, ведя по ним тупым кончиком пальца.

— Чертовски странно, — сказал он, отрываясь от страницы и по-совиному мигая на своих гостей сквозь очки. — Я слышал о Дикой охоте, но не могу сказать, что читал этот отрывок. Где вы его взяли?

— У одного солдата, — Джейми ответил чистую правду. — Как видите, стихотворение не полное. Я хотел бы найти остальную часть и, если возможно, узнать имя автора. — Он посмотрел на сэра Мельхиора с видом серьезного научного эксперта, сильно удивив Грея. Он не знал, что Фрейзер может быть настолько убедителен. — Я предполагаю опубликовать небольшую антологию старых легенд. Это стихотворение будет прекрасным дополнением, если я найду полную версию. Можете ли вы порекомендовать нам знатока ирландской поэзии?

— Пожалуй… да. Да, думаю, я знаю одного. — Сэр Мельхиор подозвал лакея. — Ступай, принеси графин свежего портвейна. Вы знаете Инхклеран?

Грей с Фрейзером покачали головами, но Грей почувствовал, как его сердце ускорило темп.

— Это католический монастырь, — сказал сэр Мельхиор. — Ваше здоровье, лорд Джон. Да, да. — Он сделал большой глоток и снова наполнил стакан, удовлетворенно рыгнув. — Он находится на острове — остров тоже называется Инхклеран — к северу от Лох-Ри. Десять миль отсюда по воде. Настоятеля зовут Майкл Фицгиббонс, он коллекционер древностей: пергаменты, генеалогия, всякие мелкие вещи. Я знаком с ним — вполне приличный человек для священника. Думаю, если кто-то и поможет вам найти конец стихотворения, так это только он.

Грей увидел, как внезапно изменилось лицо Джейми. Изменение было кратким, как рябь на поверхности вина в стакане, который лакей наполнил перед ним, но оно, безусловно, было. Возможно, ему не понравилось замечание о священнике? Конечно, нет, такие отзывы были обычным явлением, и это было произнесено совершенно будничным тоном.

— Благодарю вас, — сказал Джейми и улыбнулся, поднимая стакан. — Ваше здоровье, сэр! У вас отличное вино.

Глава 18 Сказки у огня

Грей надеялся избавиться от Куинна в Атлоне, но ирландец оказался цепким, как репей. Он выскочил перед ними словно из-под земли, когда Грей с Джейми направлялись в город, веселый, как кузнечик, всем своим видом давая понять, что он рассматривает лорда Джона как уважаемого знакомого, и никак иначе.

— Неужели вы не можете избавиться от него? — огрызнулся он наконец на Джейми, обнаружив Куинна, привольно расположившегося посреди двора конюшни, куда они пришли нанять мула и тележку для багажа, Том приехал на омнибусе утром.

— Хотите, чтобы я его пристрелил? — спросил Фрейзер невозмутимо. — У вас есть пистолеты?

— Чего он, черт возьми, добивается? — потребовал Грей раздраженно, но Джейми лишь пожал плечами. Сегодня он был еще упрямее, чем обычно, если такое вообще было возможно.

— Он говорит, что у него есть дело неподалеку от Инхклерана, а у меня нет оснований назвать его лжецом. Может бы, вы это сделаете, если на то пошло?

Грей отказался, не имея другого выбора, и приготовился терпеть Куинна дальше. С Томом и багажом в тележке, с Джейми Фрейзером, склонным к морской болезни, им предстояло проделать путь до побережья Лох-Ри, найти там лодку и переправить Джейми на остров к монастырю, где можно будет встретиться с настоятелем и разузнать о таинственном стихотворении, прежде, чем предпринять рейд на поместье Сиверли около деревушки Баллибонаггин, что лежала всего в нескольких милях от оконечности Лох-Ри.

Куинн мгновенно заявил, что отлично знает Лох-Ри и будет сопровождать их до Инхклерана. «Почему бы и нет, ведь у меня есть дела поблизости».

От Атлона до северного мыса Лох-Ри было не больше двадцати миль, но сильный ливень превратил дорогу в поток жидкой грязи, грозивший поглотить лошадей и тележку, и остановил их всего в четырех милях от назначенной цели.

К этому моменту Грей если уже не был благодарен, то, по крайней мере, не возражал против совместного путешествия: Куинн действительно хорошо знал эту местность и быстро нашел им убежище в полуразвалившемся строении, которое некогда было хлевом. Правда, крыша протекала, и немного пованивало прежними жильцами, но здесь было значительно суше, чем под открытым небом, и было достаточно навоза и полусырого торфа, чтобы поддерживать небольшой огонь.

Грей неохотно восхищался хладнокровием Куинна. Он вел себя именно так, словно они были случайными попутчиками и добрыми товарищами, шутил и рассказывал истории, и благодаря его стараниям, атмосфера в сыром маленьком убежище была непринужденная, несмотря на все подозрения Грея.

— Так что, парень? — Куинн болтал с Томом. — У вас принято рассказывать сказки, чтобы скоротать время?

Румянец Тома был заметен даже в сгущающихся сумерках.

— Я не лучший рассказчик, сэр, — ответил он осуждающе. — Я, гм, могу вам немного почитать.

Том по одному ему ведомым причинам взял с собой в поездку объемистый том из библиотеки Хэла под названием «Поучения джентльмену».

Это был трактат о манерах, этикете и общих правилах поведения, изданный примерно в год рождения Грея, в свое время чрезвычайно интересный (судя по многочисленным пятнам на страницах), но в настоящее время несколько устаревший.

— О, будь любезен, Том, — сказал Грей. — Я уверен, нам не помешает восстановить в памяти некоторые правила.

Том выглядел довольным и, перелистав несколько страниц, откашлялся и прочел:

— «Дуэль есть великое зло, которого христианский джентльмен должен избегать всеми силами. Если причина конфликта не позволяет обратиться к милостивой капитуляции, джентльмен должен обратиться за помощью к друзьям, которые посредством убеждения могут призвать вашего оппонента к его христианским обязанностям и ответственности. Однако…»

Кто-то, должно быть, подарил книгу отцу Грея — его имя было написано на форзаце, — но Грей не мог представить, чтобы отец приобрел ее сам.

Тем не менее, подумал Грей, он бы точно предпочел «Поучения джентльмену» обычному бестселлеру Тома «Медицинскому справочнику Арбутнота», цитатами из которого тот потчевал патрона, с мрачным удовольствием зачитывая, что случается с людьми, безрассудно пренебрегающими надлежащим балансом их соков. Описание процедуры избавления от мокроты было особенно душераздирающим, вспомнил Грей; он машинально откашлялся при этой мысли и аккуратно плюнул в огонь, который оскорбленно зашипел в ответ.

— «Если же вооруженный конфликт будет признан неизбежным, джентльмен должен встретиться с оппонентом, прилагая все возможности для сохранения благопристойности. Для чего такие эпитеты, как „трусливый“, „обольститель“, „хлыщ“ и, в особенности, „собака“ настоятельно не рекомендуются для употребления».

Грей начал задаваться вопросом, уже не его ли матушка подарила эту книгу отцу? Это было бы весьма похоже на нее.

Он расслабился, подложив под спину свою сумку, сытый и приятно убаюканный чтением Тома, постепенно сползая в полудрему, где он вызывал Сиверли на дуэль. Дуэль была бы намного проще, подумал он сонно. «К вашим услугам, сэр!». И прямой удар в сердце… Нет, лучше в кишки; сукин сын не заслуживал чистой и быстрой смерти.

Он сам дрался несколько раз, в основном, на шпагах. Несерьезные вызовы — обе стороны были пьяны, горячие слова, иногда шлепок по роже — ни одна сторона не могла найти достаточных оснований извиниться, поэтому спор продолжался на улице.

Серьезным преимуществом, которое он находил в пьяных дуэлях было полное отсутствие страха, странное обострение чувств — ему казалось, что он поднимается над собой, глядя на бой сверху, он словно видел все в замедленном темпе, ощущая каждое усилие и толчок. Упругость почвы под ногами, едкость пота, запах тела соперника были контрапунктом их танца, и острое ощущение полноты жизни пьянило само по себе.

Он всегда побеждал; ему не приходило в голову, что может случиться иначе. Красивый бой, прямой выпад, быстрый удар, исход дуэли, решенный малой кровью; честь была удовлетворена, они стояли рядом, тяжело дыша, часто смеющиеся, все еще пьяные. Однако, у него уже давно не было дуэлей.

— Вы, кажется совсем не слушали, мистер Фрейзер. А вам приходилось драться?

Задумавшийся Грей не заметил, как Том перестал читать, но замечание Куинна вернуло его к реальности. Грей взглянул вверх и уловил странное выражение на лице Джейми.

— Один или два раза, — пробормотал Джейми, отводя глаза. Он взял палку и без необходимости ткнул ею в центр костра, обрушив горку горящего торфа.

— В Булонском лесу, не так ли? С неким англичанином. Это была известная история. Кажется, она закончилась в Бастилии? — засмеялся Куинн.

Фрейзер оглянулся с поистине убийственным выражением лица; если бы Куинн встретил его взгляд, он должен был либо окаменеть на месте, либо бежать, чтобы спасти свою жизнь.

Лорд Джон поднялся, желая прервать этот разговор.

— Я однажды убил человека на дуэли, или до сих пор думаю, что убил. Это был мой последний поединок. Возможно, самый последний. Самый печальный опыт.

Это была дуэль на пистолетах. Он не был пьян. Он страдал от последствия лечения электрическим угрем, и все его ощущения были настолько нереальны, что он все еще не доверял своим воспоминаниям. Он понятия не имел, как все началось, и еще меньше, как все закончилось.

Его противник умер, и он выразил сожаление, хотя и не слишком искреннее, признавался он себе. Николс был хам и никчемный для общества человек, кроме того, он сам вызвал Грея. Тем не менее, его смерть была несчастным случаем, а Грей предпочитал убивать сознательно и только тогда, когда это было необходимо.

Том закрыл книгу, заложив прочитанное место пальцем, и наклонился вперед с настороженным лицом. За эту дуэль его с лордом Джоном отправили в Канаду, он не присутствовал там, когда Грей убил Николса, но, конечно, помнил этот случай. Грею пришла в голову мысль, а не нарочно ли Том выбрал в «Поучениях джентльмену» именно раздел о дуэлях?

Интерес Куинна сместился от Фрейзера к Грею, он захотел узнать, что Грей имел ввиду, говоря, что убил человека случайно?

— Я сделал выстрел в воздух. — Куинн нетерпеливо кивнул, знакомый с терминами. — Но мой противник упал, и у него открылось кровотечение. Он был жив, и, мне показалось, почти не страдал. Пуля прошла над ним, не задев ни его голову, ни другую часть тела. Он уехал в компании хирурга, оказавшегося с нами. Поэтому я был совершенно потрясен, узнав на следующее утро, что он умер.

— Несчастный случай, конечно. Но вы не сказали, от чего он на самом деле умер.

— В самом деле. Примерно через месяц я получил письмо от хирурга, сообщавшего, что у того человека была врожденная слабость сердца. Он назвал ее аневризмой, что-то лопнуло у него в груди в результате шока. Его убил не мой выстрел, он послужил лишь косвенной причиной, и доктор Хантер сказал, что он мог умереть в любой момент.

— Доктор Хантер? — Куинн выпрямился и перекрестился. — Джон Хантер по прозвищу Потрошитель?

— Да, доктор Джон Хантер, — осторожно сказал Грей, неожиданно ступивший на зыбкую почву. Он не хотел упоминать доктора по имени и не ожидал, что кто-то из собеседников знает его имя. Хантер действительно имел на редкость устрашающую репутацию, будучи коллекционером человеческих органов. И вопрос о том, насколько близко доктор Хантер познакомился с аневризмой Николса…

— Боже, храни нас от зла… — сказал Куинн, заметно вздрогнув. Его обычная легкость исчезла без следа. — Только представьте! Чтобы лежать на столе и быть анатомированным, как преступник, как животное, с содранной кожей и распоротой плотью. Боже и все его ангелы, храните меня от подобной участи!

Грей кашлянул в сторону и поймал взгляд Тома. Он не показывал Тому письмо доктора, но Том был его камердинером, и многое знал. Том кашлянул в ответ и аккуратно закрыл книгу.

— Мне иногда снится кошмар, — тихо сказал Куинн, потирая руки, словно от холода, — что анатомы заполучили меня, они вываривают меня до костей и нанизывают на проволоку как скелет, и я вишу под потолком, ухмыляясь этим ученым факерам. Честное слово, я просыпаюсь в холодном поту.

— Я найду вас, мистер Куинн, — сказал Джейми, пытаясь улыбнуться. — Если я увижу беззубый скелет, я обещаю выкупить его и устроить вам достойные похороны.

Куинн взял кружку и отсалютовал Джейми.

— Взаимно, дорогой друг, — сказал он. — Я сделаю то же самое для вас. Хотя не уверен, что смогу отличить ваш скелет от остова гориллы.

— А вы когда-нибудь видели гориллу, мистер Куинн? — Джейми наклонился вперед, чтобы налить себе еще эля.

— В Париже, конечно. В зоопарке короля Людовика. Король Франции очень щедр к своим подданным, — пояснил Куинн Тому, который подкладывал навоз в костер. — В определенные дни его коллекция возмутительных животных открыта для публики, чтобы каждый мог убедиться в их существовании лично. Ты когда-нибудь видел страуса, парень?

Грей перевел дыхание, когда разговор отошел от опасной темы. У него мелькнула мысль о знаменитом поединке в Булонском лесу и об англичанине, с которым дрался Фрейзер. Это происходило перед восходом; Фрейзер упоминал о существовавшем в Париже обычае, тогда, во время обсуждения французских романов в Ардсмуире.

С неожиданной и удивившей его своей силой тоской он подумал о тех редких дружеских вечерах, ибо они были друзьями, несмотря на непростые отношения тюремщика и заключенного. Если бы только он лучше контролировал себя и не открыл своих чувств… Ну что ж, он сделал довольно много достойных сожаления вещей и часто проклинал себя за это. И все же…

Он посмотрел сквозь ресницы на Фрейзера в свете костра, с блестящим красным отблеском вдоль длинной прямой спинки носа, с широкими скулами, с длинными волосами цвета расплавленной бронзы, связанными на затылке кожаным шнурком и стекающими по спине между лопаток.

И все же, подумал он…

Он пожертвовал их непринужденностью в общении, и это было большой потерей. Фрейзер отреагировал с таким отвращением к проявлению природы Грея, которое привело к такой страшной ссоре между ними, что Грей не хотел думать об откровенности, которая пришла в их отношения. Но окончательный анализ показал, что он потерял не все. Теперь Фрейзер знал. И это само по себе было замечательно.

Тем не менее, легкости между ними уже не было, только честность. Это было то, что он мог разделить только с несколькими дорогими друзьями.

Теперь была очередь Куинна рассказывать, но Грей не прислушивался.

Том начал напевать себе под нос, когда занялся ужином, а теперь перешел на свист. Поглощенный своими мыслями, Грей не замечал, что он насвистывает, но вдруг уловил фразу, которая отдалась у него в голове словами:

Он дернулся, машинально взглянув на Фрейзера. Песня «Вниз к покойникам» была популярна еще со времен королевы Анны, и как многие популярные песни, часто трансформировалась под влиянием текущих событий. В последней на их пути таверне хор пьянчуг с большим чувством исполнял откровенную антикатолическую версию. Фрейзер ничем не выказал своих чувств, но Грей достаточно хорошо изучил его мимику — или ее отсутствие — чтобы заметить, что пристальное внимание Джейми к содержимому своей кружки обусловлено желанием скрыть огонек гнева, тлеющий в его глазах.

Конечно, он не примет рассеянный свист Тома за оскорбление.

— Не беспокойтесь, он не рассердится, — небрежно сказал Куинн. — Он не разбирает мелодию, только слова. С некоторого времени.

Грей улыбнулся и сделал вид, что внимательно слушает сказку Куинна. Он был поражен не столько зоркостью ирландца и тем, как он заметил его настороженный взгляд и мгновенно вывел его причину, но случайным откровением. Куинн знал о музыкальной глухоте Фрейзера.

Сам Грей тоже знал, но на минуту забыл. Однажды в один из их ужинов в Ардсмуире Фрейзер сказал в ответ на его вопрос о любимом композиторе, что в результате удара топором по голове несколько лет назад он полностью лишился способности отличать одну ноту от другой.

Правда, Джейми мог обмолвиться об этой потере Куинну в последние два дня, в чем Грей сильно сомневался. Джейми был чрезвычайно скрытным человеком, и хотя он мог быть крайне цивилизованным, когда хотел, он часто использовал свою любезность в качестве щита, чтобы держать людей на расстоянии вытянутой руки.

Грей льстил себе, что он лучше большинства людей знает Фрейзера, поэтому его привела в замешательство идея, что Фрейзер мог поделиться настолько личной информацией со случайным человеком. Он сразу отклонил такую возможность. Логический вывод привел его в не меньшее замешательство: Куинн знал Фрейзера задолго до того, как присоединился к их компании. Задолго до Лондона. С внезапным испугом он вспомнил слова Куинна о страусах и зоопарке короля Людовика. Он тоже был во Франции. В соответствии с математическим принципом равенства, если А равно Б, то и Б равно А. Следовательно, Фрейзер давно знал Куинна. И ничего не сказал.

Глава 19 Трясина

Монастырь Инхклеран располагался на берегу небольшого озера скоплением невысоких каменных зданий, окружавших храм. Когда-то здесь возвышалась крепостная стена и круглая башня, но они рассыпались или были разрушены, и большие камни лежали повсюду, наполовину утопая в мягкой почве, поросшие мхом и лишайником.

Несмотря на приметы былых войн, монастырь продолжал жить своей жизнью. Джейми услышал звон колокола с дальнего конца озера и увидел выходящих из храма монахов, готовых снова приступить к своим трудам. Позади зданий находилось небольшое огороженное пастбище с отарой овец, а сквозь каменные арки были видны ровные грядки огорода, где двое братьев выпаливали сорняки с видом людей, смиренно выполняющих свой сизифов труд.

Один из них направил его к большому каменному зданию, где длинноносый клерк спросил его имя и оставил ждать в холле. Атмосфера места была умиротворяющей, но в душе у Джейми мира не было. Его беспокоила молчаливая конфронтация Грея и Куинна (он уже готов был столкнуть их лбами при первом же неосторожном замечании любого из них), мысли о приближающемся столкновении с Сиверли, загадочное предупреждение герцогини о Твелветри… и где-то глубоко внизу под более насущными проблемами, понимание, что волшебная чаша Куинна находится предположительно здесь, а он еще не решил, спросить о ней или нет. И, если она была здесь, что тогда?

Несмотря на все эти волнения первый же взгляд на аббата заставил его улыбнуться. Майкл Фицгиббонс был настоящим гномом. Джейми сразу узнал его по описанию Куинна.

Его рост достигал, возможно, локтя Джейми, но он стоял прямо, как копье, с жесткой белой бородой, ощетинившейся вокруг подбородка и удивительно яркими зелеными глазами.

Эти глаза были устремлены прямо на Джейми и засветились радушием, когда он представился и назвал своего дядю.

— Племянник Александра! — воскликнул аббат Майкл на хорошем английском языке. — Я рад тебе, мой мальчик. Я немало слышал о твоих приключениях и твоей английской жене. — Он улыбнулся в бороду, показав отличные белые зубы. — Она произвела большое впечатление в монастыре святой Анны, насколько я слышал. Она не с тобой сейчас? В Ирландии, хочу сказать.

По внезапному ужасу и пониманию на лице аббата Джейми понял, как выглядит его собственное лицо. Он почувствовал руку аббата на предплечье, удивительно сильную для ее размеров.

— Нет, отец, — он услышал свой голос, спокойный и отчужденный. — Я потерял ее. Во время восстания.

Настоятель с болью вздохнул, несколько раз щелкнул языком и указал на кресло.

— Пусть Бог упокоит ее на небесах, бедняжку. Проходи, мальчик, садись. Тебе надо выпить.

Это не было похоже на приглашение, и Джейми нечего было возразить, когда ему налили порядочную порцию виски и сунули в руки кружку. Он механически поднял ее в знак признательности, но ничего не сказал; он был слишком занят, повторяя про себя снова и снова: «Господи, храни ее в безопасности, ее и дитя!» Словно слова аббата действительно посылали ее на небо.

Потрясение от этих слов прошло быстро, и довольно скоро ледяной комок у него в желудке начал таять в нежном пламени виски. У него были вопросы, не требующие отлагательства; горе нужно было скрыть.

Аббат Майкл говорил о нейтральных предметах: о погоде (необыкновенно теплой и благословенной для агнцев), о крыше часовни (дыры такие большие, словно по крыше ходила свинья, и матерая свинья такая), о сегодняшнем дне (как удачно, что это был четверг, а не пятница, на ужин будет мясо, и Джейми, конечно, присоединится к ним; он должен попробовать соус брата Бертрама, нет, это не название, он называется по своему цвету — «пурпурный», может быть это и так, всем известно, что сам он не различает цветов, ему приходится спрашивать дьякона, потому что сам не может отличить красного от зеленого и принимать на веру, что такие цвета существуют в мире, но брат Даниель — это тот клерк, что встретил тебя, мой мальчик — уверял, что это так; конечно, человек с таким лицом не может лгать, только посмотри на длину его носа, например…) и многих других вещах, в ответ на которые Джейми мог только кивнуть или улыбнуться или вздохнуть. И все это время зеленые глаза смотрели на него ласково и проницательно.

Настоятель отметил момент, когда Джейми взял себя в руки, и немного откинулся назад в кресле, приглашая его больше своей позой, чем словами, перейти к делу.

— Если бы я мог попросить минуту вашего времени, отец… — Джейми достал из-за пазухи сложенный лист бумаги и передал его отцу Майклу. — Я знаю, у вас репутация ученого и серьезного историка, и дядя говорил, что у вас редкостная коллекция легенд и сказок. Я хотел бы услышать ваше мнение об этом стихотворении.

Брови аббата Майкла были широкими и абсолютно седыми, косматыми, как у многих стариков. Они ожили и с интересом зашевелились, когда он склонился к листу бумаги, с птичьей быстротой перескакивая глазами со строчки на строчку.

Взгляд Джейми бродил по комнате, пока аббат говорил. Это было интересное место — впрочем, его интересовало любое место, где работают люди. Он встал, пробормотал извинение и подошел к книжным полкам, оставив аббата наедине со стихотворением.

Комната не уступала размерами библиотеке герцога Пардлоу и содержала, пожалуй, не меньшее количество книг, и еще больше напоминала владения герцога рабочим беспорядком, в котором Пардлоу ориентировался легко и уверенно.

По книгам всегда можно понять, выставлена библиотека напоказ или нет. Книги могут быть открыты на заинтересовавшем их владельца месте или, выстроенные на полках, готовы в любой момент удовлетворить ваше любопытство. Можно почувствовать, как книга отзывается на ваш интерес и торопится раскрыться у вас в руках.

Книги аббата были еще красноречивее. По крайней мере дюжина томов лежала открытыми на большом столе у окна, часть из них лежала друг на друге, листочки с заметками и выписками торчали среди страниц, колеблемые легким ветерком из окна.

Джейми испытал сильное желание пройти через комнату и заглянуть в открытые тома, а потом пройти вдоль полок и коснуться костяшками пальцев кожи, дерева и клеенки, покрывающих книги, прислушаться, заговорят ли они с ним, захотят ли пойти к нему в руки.

У него очень давно не было своих книг.

Настоятель перечитал стихотворение несколько раз, сосредоточенно хмурясь, бесшумно повторяя слова мягкими губами. Потом он откинулся на спинку кресла с негромким «хмм» и посмотрел поверх листа на Джейми.

— Да, здесь есть над чем подумать, — сказал он. — Не знаешь, кто это написал?

— Не знаю, отец. Оно было передано мне одним англичанином, но автор не он. Он заинтересовался стихотворением и хотел, чтобы я перевел его для него. Что я и сделал, но, боюсь, плохо, потому что просто воспользовался схожестью моего родного и ирландского языков.

— Хммм-ммм. — короткие пальцы аббата осторожно постучали по странице, как будто слова могли откликнуться ему. — Я никогда не видел подобной вещи, — сказал он наконец, сидя в своем маленьком кресле. — О Дикой охоте существует множество историй. Ты их слышал, возможно?

— Я слышал о Там Лине, хотя это не история Нагорья. В тюрьме ее рассказывал человек с юга.

— Да, — задумчиво сказал настоятель. — Все рассказывают по-разному. Но в этом отрывке нет ничего от Там Лине. Может быть, это упоминание о teind. Ты знаешь это слово, не так ли?

Джейми не обратил особого внимания на это слово, когда делал свой перевод, но сейчас мурашки пробежали у него под волосами и по плечам, как у собаки, почуявшей след.

— Десятина? — сказал он.

Настоятель кивнул, теперь он постукивал пальцами по подбородку.

— Адова десятина. Она упоминается в некоторых легендах. Дело в том, что феи и эльфы раз в семь лет должны приносить аду жертву за свою долгую жизнь, и этой десятиной является один из них. — он поджал губы, розовые и чистые в обрамлении белоснежной бороды. — Но я готов поклясться, что это не древнее стихотворение, как ты мог предположить. Я не могу сказать, не обдумав как следует, — он мягко провел пальцем по строчкам, — что наводит меня на мысль, что оно написано в нашем столетии, но я в этом уверен.

Отец Майкл резко поднялся из-за стола.

— Ты никогда не замечал, что на ногах думается лучше? Я ужасно мучаюсь во время наших собраний, когда братья сидят по обе стороны вдоль стола, а мне хочется выпрыгнуть со своего места и сплясать джигу посреди трапезной, чтобы очистить свой ум. Но приходится сидеть в кресле, как послушному малышу.

Он указал на коробочку на одной из полок, где гигантский жук с огромным роговым выступом на голове был пришпилен к тонкой дощечке. Джейми слегка передернуло от вида его колючих лапок и неприятных коготков, словно они уже пробежали у него вниз по спине.

— Великолепный образец, отец, — сказал он, поглядывая на жука с опаской.

— Нравится? Этого страшилу прислал мне один друг из Вестфалии, еврей. Самый философски настроенный из евреев, — заверил он Джейми. — Человек редкой учености, его зовут Штерн. Посмотри, он прислал мне еще вот это.

Он схватил бледный предмет, похожий на слоновую кость, покрытую мелкой сеткой трещин, и положил его в руку Джейми. Предмет оказался огромным зубом, длинным и изогнутым, с тупым концом.

— Узнаешь, что это?

— Это зуб какого-то большого хищника, который питается мясом, отец, — ответил Джейми, слегка улыбаясь. — Но я не могу сказать, медведь это или лев. Этот клык слишком велик для любого из них. Но я слышал, — он сделал охранительный знак от зла, — что в Германии есть львы…

Аббат рассмеялся.

— Ты очень наблюдателен, mо mhic.[30] Это действительно медведь, только другой. Пещерный медведь. Слышал о таком?

— Нет, никогда, — вежливо сказал Джейми, понимая, что эта почти светская беседа заменяет аббату джигу, пока он снова и снова переворачивает в голове вопрос о стихотворении. Кроме того, он не торопился вернуться к своим спутникам. Если повезет, один из них прикончит другого еще до его возвращения, тем самым избавив его от выбора. Сейчас он не знал, кого из них ему хочется застать в живых.

— Конечно, они были очень крупные. Штерн измерил череп этой твари, и я говорю тебе, мой мальчик, расстояние у него между глаз было не меньше расстояния от локтя до кончика среднего пальца. Твоего локтя, конечно, — добавил он, улыбаясь и сгибая свою короткую ручку для убедительности. — Увы, нет, — сказал он, с сожалением качая головой. — В немецких лесах еще остались медведи, но ни один из них не сравнится с этим существом с таким зубом. Штерн считает, что ему несколько тысяч лет.

— О, да? — сказал Джейми, не зная, что еще ответить на это.

Его глаз уловил случайный блеск металла на полке, и он прищурился, стараясь разглядеть, что это было. Стеклянная коробка с чем-то темным внутри, и снова блеск золота.

— О, ты заметил нашу руку! — сказал настоятель, радуясь возможности похвастаться еще одним из своих курьезов. — Необыкновенная вещь!

Он встал на цыпочки, чтобы достать коробку и поманил Джейми к широкому столу, залитому светом из распахнутого окна. Окно было оплетено виноградом, из него было видно часть монастырского сада. Ароматы весеннего дня сладкими волнами наплывали через окно — все это исчезло, когда отец Майкл открыл коробку.

— Торф? — спросил Джейми, хотя в этом не было никаких сомнений. Ссохшийся черный предмет в коробке был человеческой рукой, сломанной в запястье и мумифицированной, и издавал тот же едкий запах, как торфяные кирпичи, которые лежали у каждого очага в Ирландии.

Настоятель кивнул, осторожно поворачивая руку, чтобы было лучше видно кольцо на костистом пальце.

— Ее нашел в болоте один из наших братьев, мы не знали, чья она, но это явно был не крестьянин. Ну, мы поискали вокруг немного, и, конечно, нашли масло.

— Масло? В болоте?

— Очень просто, mо mhic. Все хозяйки прячут летом масло в болоте, чтобы держать его в холоде. Иногда женщина забывает, где оно лежит, или умирает, бедняжка, а оно так и лежит в своем маленьком бочонке. Мы часто находим масло, когда режем торф для очага. Но не всегда съедобное, — добавил он с сожалением, — но вполне узнаваемое даже спустя долгое время. Торф хорошо сохраняет вещи. — он кивнул на руку. — И как я уже сказал, мы вернулись, поискали и, в конце концов, нашли все остальное.

Джейми внезапно ощутил странное присутствие за спиной, но боролся с желанием оглянуться.

— Он лежал на спине на грубых носилках, словно его так положили специально, в плаще с небольшой золотой брошью у горла. Кстати о горле, оно было перерезано, и еще ему пробили голову для полной уверенности. — аббат улыбнулся, хотя совсем не весело. — А чтобы уж быть совсем уверенными, ему затянули удавку на шее.

Чувство, будто кто-то стоит за спиной настолько усилилось, что Джейми переступил с ноги на ногу и воспользовался возможностью бросить быстрый взгляд назад. Конечно, там никого не было.

— Ты сказал, что не знаешь ирландского, так что, полагаю, не слышал о Aided[31] Diarnmata meic[32] Cerbaill? Или о Aided Muirchertaig meic Erca?

— Ах… нет. Хотя… это значит «смерть»? — он не знал значения этого ирландского слова, но, может быть слышал его от Куинна, когда он собирался прикончить Грея.

Настоятель кивнул, словно считал это невежество простительным, хотя и достойным сожаления.

— Да, правильно. В обеих этих песнях говорится о мужах, которые умерли тремя разными смертями, подобно богам или героям, но в случае Diarnmata и Muirchertaig meic Erca они были наказаны за преступления против Церкви.

Джейми немного отошел от стола и прислонился к стене, скрестив руки, он надеялся, что проделал это перемещение достаточно непринужденно. Кожу под волосами на затылке все еще покалывало, но ему стало немного лучше.

— И вы думаете, что этот джентльмен, — он кивнул на руку, — совершил нечто подобное?

— Я не должен так думать, — сказал отец Майкл, — хотя очень жаль. Дело в том, что мы не знаем. — он накрыл коробку стеклянной крышкой и оставил на столе. — Мы копали совсем недолго и нарезали запас торфа на три месяца, что уже было наградой само по себе, как я сказал братьям, но мы нашли рядом золотую рукоять меча (боюсь, торф плохо сохраняет низменные металлы) и чашу, украшенную драгоценными камнями. И еще вот это. — он указал в конец комнаты, что в тени поблескивали два больших скрученных куска металла.

— Что это такое? — Джейми не хотелось покидать свое убежище у стены, но любопытство заставило его пройти в сторону непонятных предметов, которые при ближайшем рассмотрении оказались своего рода примитивными трубами на длинной изогнутой ножке, расширяющиеся на конце, как колокол.

— Одна очень старая женщина, которая живет недалеко от болота, сказала мне, что они называются lir, но я не имею ни малейшего представления, откуда она знает, а она не сумела объяснить. Очевидно, это была большая церемония, а не просто убийство человека. — настоятель рассеянно потер кулаком подбородок. — Конечно, о нем узнали, — сказал он, — начались разговоры. Местные жители кем только его не называли, начиная от Короля друидов, предполагая, что такие когда-то существовали, до Фионна мак Кумала, хотя почему он должен валяться в болоте вдали от прекрасного Тир-на-Нога? И даже святым Хугельпусом.

— Святой Хугельпус? Что это за святой?

Рука аббата вцепилась в бороду и он сокрушенно покачал головой, потрясенный порочностью своей паствы.

— Понятия не имею. Но бесполезно было им что-либо говорить. Они предложили построить специальную часовню и выставить там тело бедняги под стеклянным колпаком, поставив свечи пчелиного воска у него над головой и в ногах. — он взглянул на Джейми, подняв брови. — Ты говорил, что давно не был в Ирландии, и, может быть, не знаешь, что католиков здесь преследуют как уголовников.

— Я могу себе представить, — сказал Джейми, и настоятель криво улыбнулся в ответ.

— Тогда ты понимаешь, как обстоят дела. Взять хотя бы наш монастырь, ему когда-то принадлежало столько земли, что можно было идти по ней полдня. Теперь мы счастливы, что нам оставили земли для огорода, чтобы вырастить несколько кочанов. Что касается отношения правительства и протестантских помещиков, особенно англо-ирландских поселенцев… — его губы сжались. — Самое последнее, что нам здесь было нужно, так это толпы паломников, приходящих сюда, чтобы поклониться ложному святому, покрытому золотом.

— Как вы это пресекли?

— Мы вернули бедолагу обратно в болото, — признался настоятель. — Сомневаюсь, что он был христианином, но я заказал для него специальную мессу, и мы похоронили его с молитвой. Я дал понять, что отослал его драгоценности в Дублин — я действительно отправил туда брошь и рукоять меча — чтобы помешать тем, кто захочет копать снова. Мы ведь не должны направлять людей на путь искушения? Хочешь увидеть чашу?

Сердце Джейми подпрыгнуло, но он кивнул, сохраняя на лице вежливый интерес.

Настоятель поднялся на цыпочки, чтобы снять с крюка у двери связку ключей и поманил Джейми за собой.

Они шли через монастырь, день стоял прекрасный, пчелы гудели в аптечном огороде, который располагался внутри прямоугольника монастырских строений. Воздух был насквозь прогрет солнцем, но Джейми не мог избавиться от ощущения холода, который пронизал его при виде этой черной когтистой руки с кольцом.

— Отец, — выпалил он, — почему вы держите у себя руку?

Настоятель стоял около резной деревянной двери и нащупывал нужный ключ на кольце, но при этих словах обернулся.

— Из-за кольца, — сказал он. — На нем вырезаны руны, и я подумал, может быть, это огамическое письмо.[33] Я не хотел снимать кольцо, потому что тогда раскрошится весь палец. Я собирался сделать рисунок кольца и надписи, чтобы показать специалистам. А потом похоронить руку рядом с телом, — добавил он, найдя нужный ключ. — Просто все никак не найду времени для этого. Ну, наконец… — дверь бесшумно распахнулась на кожаных петлях и запах лука и картофеля всплыл из темных глубин подвала.

На мгновение Джейми задумался, почему для овощей не вырыли погреб, но потом понял, что голод, о котором рассказывал Куинн, еще свеж в памяти ирландцев, и еда могла быть самым ценным, что имелось в монастыре.

На верхней ступени стоял фонарь, Джейми зажег его и начал спускаться вниз вслед за отцом Майклом. Его позабавила практичность настоятеля в выборе тайника для такой ценной вещи; вряд ли кому придет в голову шарить за полками прошлогодних морщинистых яблок размером с коровий глаз.

Вещь была ценная, даже очень, он понял это с первого же взгляда. Чаша напоминала глубокое блюдце и удобно легла в ладонь, когда аббат передал ее Джейми.

К его удивлению, она была сделана из полированной древесины, а не из золота. Покрытая пятнами и потемневшая от пребывания в торфе, но все еще красивая. Дно чаши было покрыто резьбой, а обод украшен полированными драгоценными камнями, закрепленными, по всей видимости, смолой в небольших углублениях.

К нему вернулось то же ощущение, что и в кабинете настоятеля — холода и угрожающего присутствия. Ему это совсем не понравилось, и настоятель заметил.

— Что такое, мо mhic? — тихо спросил он. — Он говорит с тобой?

— Да, пожалуй, — сказал Джейми, пытаясь улыбнуться. — Думаю, он говорит: «Верни меня обратно».

Он передал чашу аббату, подавляя сильное желание вытереть руку о штаны.

— Это зло, как ты думаешь?

— Не могу сказать, отец. Только то, что меня холод пробирает от одного прикосновения к ней. Но, — он сцепил руки за спиной и наклонился вперед, — что это высечено на дне?

— Carraig[34] Мор, я думаю. Длинный камень. — настоятель повернул чашу так, чтобы свет фонаря осветил ее дно. Ледяной холод скользнул вниз по ногам Джейми, и он вздрогнул. Там явно был вырезан камень с расщелиной посередине.

— Отец, — сказал он резко, наконец решившись. — Я должен кое-что вам рассказать. Вы можете меня исповедать?

Они вернулись в комнату отца Майкла, чтобы забрать его столу, затем прошли через овечий выгон в небольшой яблоневый сад, наполненным ароматом цветения и жужжанием пчел. Там они нашли несколько камней, чтобы присесть, и Джейми рассказал, как можно проще, о Куинне, его обещании нового восстания якобитов в Ирландии и идее использовать чашу Короля друидов в борьбе за престол трех королевств для Стюарта.

Настоятель сидел, сжимая концы фиолетовой столы, опустив голову и вслушиваясь. Он не двигался и никак не отвечал, когда Джейми излагал ему план Куинна. Когда Джейми закончил, отец Майкл посмотрел на него.

— Ты пришел, чтобы украсть чашу? — Спросил он довольно небрежно.

— Нет! — Джейми ответил с удивлением, не с обидой; настоятель заметил это и улыбнулся.

— Ну, конечно, нет. — Он сидел на камне, поставив чашу на колено, и рассматривал ее. — «Верни на место», ты сказал?

— Я не знаю, что это за место, отец. — Холодок присутствия исчез, но воспоминание о нем было ярким. — Это он хочет ее обратно, отец, — выпалил он. — Человек из болота.

Зеленые глаза аббата пристально смотрели на Джейми.

— Он говорил с тобой?

— Не словами, нет. Я чувствовал его. Его мысли. Сейчас он ушел.

Настоятель взял чашу и заглянул в нее, его палец поглаживал древнее дерево. Потом он снова поставил ее на колено и, глядя на Джейми, спокойно сказал:

— Ты все сказал мне? Есть что-то еще?

Джейми колебался. Дела Грея нельзя было обсуждать, и они не имели ничего общего с болотным человеком, чашей и всем, что могло касаться аббата. Но зеленые глаза священника упорно глядели на него, добрые и проницательные.

— Это не будет разглашено, ты знаешь мо mhic, — сказал он будничным тоном. — Но я вижу, твоя душа угнетена.

Джейми закрыл глаза, дыхание выходило из него долгим, долгим вздохом.

— Я хочу рассказать, отец, — сказал он. Он поднялся с камня, где сидел и опустился на колени у ног аббата. — Это не грех, отец. Или по большей части не грех. Но это меня беспокоит.

— Расскажи Богу, и облегчи свою душу, человек, — сказал настоятель и, взяв руки Джейми, уложил их на свои костлявые колени, а потом мягко положил свою руку на голову Джейми.

Он рассказал все. Медленно, преодолевая сомнения. Потом быстрее, словно слова начали приходить сами собой. Что хотят от него Греи, и как они заставили его приехать в Ирландию. Как он разрывается между преданностью старой дружбе с Куинном и навязанными ему обязательствами перед Джоном Греем. Запинаясь, с горящим лицом, он рассказал о чувстве Грея к нему, и о том, что произошло между ними в конюшне Хелуотера. И наконец, словно прыгнув с высокой скалы в кипящее море, он рассказал о Вилли. И Джениве.

По его лицу текли слезы, прежде, чем он кончил. Когда Джейми дошел до конца, настоятель мягко провел рукой по его щеке и, погрузив руку в складки одежды, достал большой, изношенный, но почти чистый черный носовой платок, который и вручил Джейми.

— Сядь, мой мальчик, — сказал он. — Отдохни немного, пока я подумаю.

Джейми снова сел на плоский камень, высморкался и вытер лицо. Потрясенный, он чувствовал, как его тревоги уходят из души. Он был в мире с собой, как за несколько дней до Куллодена.

Его ум был совершенно свободен, и он не пытался чем-либо его занять. Он дышал свободно, не чувствуя тяжести в груди. Уже этого одного было достаточно. Хотя, было больше: весеннее солнце вынырнуло из-за облака и согревало его, пчела присела на рукав, уронив несколько крупиц пыльцы, примятая трава, где он стоял на коленях, постепенно поднималась, пахло отдыхом и покоем.

Он понятия не имел, как долго провел в этом блаженном состоянии полной безмятежности. Но отец Майкл наконец пошевелился, потянулся с глухим стоном и улыбнулся ему.

— Ну, теперь, — сказал он, — давай начнем с простых вещей. Ты не имеешь постоянной привычки блудить с молодыми женщинами, надеюсь? Хорошо. И не начинай. Если ты чувствуешь, что… хотя, нет. — Он покачал головой. — Нет. Я собрался было уже посоветовать тебе найти хорошую девушку и жениться на ней, но я вижу, она еще здесь. Твоя жена еще с тобой. — Он говорил совершенно будничным тоном. — Было бы несправедливо к молодой женщине жениться на ней, пока это так. И все же ты не должен слишком долго цепляться за память о своей жене; она в безопасности рядом с Богом, а ты должен жить своей жизнью. Вскоре… но ты сам почувствуешь, когда это случится. Между тем, это возможность избежать греха, да?

— Да, отец, — покорно сказал Джейми, коротко вспомнив о Бетти. До сих пор он избегал ее, и, конечно, собирался делать это и впредь.

— Вот холодные ванны хорошо помогают, рекомендую. И чтение. Теперь, о твоем сыне… — слова «твой сын», независимо от того, что они влекли за собой, вызвали у Джейми задержку дыхания, словно под ребрами вспух и лопнул теплый шар счастья. — Ты не должен делать ничего, что может поставить его под угрозу. — Аббат посмотрел на него серьезно. — Ты не можешь претендовать на него, тем более, что, как ты говоришь, он хорошо устроен. Может быть, для вас обоих будет лучше, если ты покинешь то место?

— Я, — Джейми не знал с чего начать, барахтаясь среди слов и чувств, что разом нахлынули на него, но настоятель поднял руку.

— Да, я знаю, ты скажешь, что ты заключенный и не можешь выбирать. Но из того, что ты рассказал о деле англичан, я думаю, ты сможешь получить отличный шанс выиграть свою свободу в конце концов.

Джейми тоже так думал, и эта мысль его вконец запутала. Одно дело — быть свободным, другое — оставить сына. Два месяца назад, ему, возможно, удалось бы уйти, зная, что об Уильяме хорошо заботятся. Но не сейчас.

Он подавил в себе чувство возмущения, которое вызвали в нем слова аббата.

— Отец, я слышу вас… Но… у мальчика нет ни отца, ни человека…, чтобы указать ему путь. Его дед достойный джентльмен, но он очень стар, а человек, который юридически является его отцом… мертв. — Он глубоко вздохнул. Нужно ли признаться, что он убил старого графа? Нет, он спасал жизнь Уильяма, в этом нет никакого греха. — Если бы я знал, что мое присутствие опасно для него, я исчез бы сразу. Но, думаю, я не обманываю себя, когда говорю… он нуждается во мне.

Последние слова прозвучали хрипло, и настоятель внимательно посмотрел на него, прежде, чем кивнуть.

— Молись, чтобы Бог дал тебе сил поступить правильно, и он поможет тебе.

Джейми молча кивнул. Он два раза в жизни молился о даровании сил, и оба раза его просьба была удовлетворена. Он не думал, что выживет тогда. Он очень надеялся, если дело дойдет до третьего раза, он этого не переживет.

— Мне показалось, вы сказали, что это будут простые вещи, — сказал Джейми, заставляя себя улыбнуться.

Настоятель не без сочувствия поморщился.

— Просто понять, что надо делать, я имел ввиду. Но сделать не всегда просто. — Он встал и стряхнул пушинку с рясы. — Давай немного пройдемся. Человек может обратиться в камень, если слишком засидится.

Они медленно прошли через сад и вышли к полю, за которым расстилался луг с овцами и несколькими коровами. Молодые побеги уже прорастали в зеленой дымке, покрывающей борозды. Они прошли по краю, чтобы не топтать молодой овес, и очутились на берегу болота.

Это было настоящее болото, а не просто вязкая глинистая пустошь или покрытая толстым слоем мха лужайка, как повсюду в Ирландии. Безлесное серо-зеленое покрытое кочками пространство простиралось на расстояние не меньше полумили, вплоть до небольшого скалистого холма вдали, с вершины которого им махала ветками чахлая сосна. Они вышли из-под укрытия деревьев, и ветер хлопал концами столы отца Майкла и тянул их за подол одежды.

Отец Майкл поманил его в сторону, и он вышел к дощатой тропинке, наполовину заросшей мхом, которая бежала в глубь болота через тысячи маленьких лужиц и проток.

— Я не знаю, кто первый положил здесь доски, — заметил настоятель, ставя ногу в сандалии на одну из них. — Но они здесь дольше, чем помнит любой человек. Мы поддерживаем их, это единственный безопасный путь через трясину.

Джейми кивнул; доски пружинисто прогнулись под ним, вода просочилась сквозь щели. Но они держали его вес, хотя и погружались в воду; рядом колебалась затянутая зеленью поверхность болота, стебельки мха дрожали от любопытства, когда он проходил мимо.

— Думаю, для древних число три было так же свято, как для нас. — Слова отца Майкла, выкрикнутые против ветра, вернулись к нему. — У них было три бога. Громовержец, которого они называли Таранисом. Еще Эзус, бог подземного мира и мудрости, они не считали подземный мир адом, но тем не менее, это тоже было неприятное место.

— А третий? — Джейми все еще держал носовой платок аббата. Он вытирал им нос, холодный ветер вызвал насморк.

— Ах, ну да… — Аббат не остановился, но бодро постучал пальцами по черепу, чтобы легче думалось. — Кто же это был… О, конечно. У каждого конкретного племени был свой бог-покровитель, поэтому они называются по-разному.

— Вот как. — Настоятель рассказывал ему о богах только, чтобы скоротать время? Конечно, они не совершали моцион ради здоровья, он знал, что есть только одна причина, погнавшая их через болото.

И он оказался прав.

— Бог требует жертвы, не так ли? А старые боги хотели крови. — Теперь он подошел близко к отцу Майклу и ясно слышал его, несмотря на вой ветра. Во мхах жили птицы; он расслышал зов бекаса, высокий и тонкий. — Они захватывали пленных и сжигали их в больших плетеных клетках — для Тараниса. — Аббат повернул голову, чтобы оглянуться на Джейми, он улыбался. — А ведь неплохо, что англичане теперь стали более цивилизованными? — ирония его замечания подразумевала, что аббат имеет некоторые сомнения в цивилизованности англичан, и Джейми вернул ему кривую усмешку, признавая это. Жечь людей заживо… Они делали почти то же самой, только в английском стиле. Сжигали дома и поля, не обращая внимания на женщин и детей, которых обрекали на смерть — или от огня или от голода и холода.

— Мне повезло, отец, что и говорить.

— Они до сих пор вешают людей на деревьях, — задумчиво сказал настоятель. Это не был вопрос, но Джейми согласно хрюкнул. — Так приносили жертвы Эзусу — вешали или закалывали. Иногда и то и другое.

— Ну, виселица может быть ненадежна, — ответил Джейми немного сухо. — Бывает, что человек выживает. Поэтому, — добавил он в надежде подвести настоятеля к цели их путешествия, — человека в болоте не просто задушили веревкой. Хотя, думаю не обязательно было одновременно бить по голове, резать горло и топить — любого из этих действий достаточно было, чтобы лишить его жизни.

Настоятель невозмутимо кивнул. Ветер играл пучками его волос, заставляя их порхать вокруг тонзуры, словно клочья болотного хлопка, выросшего вокруг следа.

— Тевтатус, — сказал он торжественно. — Это имя одного из старых племенных богов. Он принимал жертву в свои объятия в воде священного колодца и тому подобных местах. Вот таким образом.

Они подошли к месту, где тропинка раздваивалась, один рукав вел в сторону небольшого холма, а другой — к зияющей дыре в болоте. Здесь монахи резали торф, подумал Джейми, и здесь они нашли того человека, к чьей могиле они почти наверняка направлялись.

Для чего, спрашивал он себя беспокойно. Рассказ аббата подразумевал, что их прогулка связана с его исповедью, и что бы он ни собирался сказать, оно не обещало быть простым. И он еще не был освобожден от своих грехов. Аббат повернул к холму.

— Я не думаю, что должен был бросить его прямо туда, откуда он пришел, — объяснил отец Майкл, прижимая разлетающиеся волосы ладонью. — Кто-то из резчиков торфа выкопает его снова, и все это безобразие повторится опять.

— Так вы положили его под холмом? — Сказал Джейми, и холодок пробежал по его спине о этих слов. В стихотворении были слова о «короле под горой», но насколько ему было известно, в народе пели о «короле под холмом», и феи жили в холмах. Его рот пересох от ветра, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем заговорить снова. Но он не успел задать свой вопрос, потому что настоятель наклонился, разулся и поднял повыше полы рясы.

— Таким образом, — повторил он через плечо, — нам осталось пройти еще немного.

Бурча про себя, но старательно избегая богохульства, Джейми снял сапоги и чулки и напряженно следил за аббатом. Он был в два раза выше отца Майкла, не было ни малейшего шанса, что старый священник сможет вытащить его из трясины, если он провалится.

Темная вода струилась между пальцами, холодная, но терпимая для босых ног. Он чувствовал, как торф пружинит под ним, пузырясь и слегка покалывая ступни. Он погружался по щиколотку при каждом шаге, но не глубже, и вышел на берег у пригорка, не понеся никакого ущерба, разве что несколько капель грязи на штанах.

— А теперь, — сказал отец Майкл, обращаясь к нему, — трудная часть.

Настоятель провел его к вершине скалистого пригорка, где под сосной находилась скамья, высеченная из камня скалы. Она был мраморной, заросшей голубым, зеленым и желтым лишайником, и было ясно, что она стоит здесь на протяжении многих и многих веков.

— Это скамья друидов, на этом месте цари приносили жертвы старым богам, — сказал священник и перекрестился. Джейми невольно сделал то же самое. Это было очень старое место; казалось, камень требовал тишины; ветер на болоте затих, и он мог слышать биение своего сердца, медленное, но верное.

Отец Майкл полез в кожаную сумку на поясе, и к беспокойству Джейми достал резную чашу, которую бережно поставил на священное место.

— Я знаю, кем ты был когда-то, — сказал он Джейми просто. — Твой дядя Алекс передавал мне новости о тебе. Ты был великим воином короля. Законного короля.

— Это было очень давно, отец, — неприятные ощущения вернулись, и уже не только от вида чаши, хоть кожу на затылке снова начало покалывать.

Настоятель выпрямился и оценивающе оглядел его.

— Ты находишься в расцвете своей мужественности, Shéamais Mac Bhrian,[35] — сказал он. — Правильно ли то, что ты должен впустую растратить свои силы и дар вести за собой мужей?

Иисусе, подумал Джейми потрясенно, он хочет, чтобы я взял эту проклятую чашу и сделал то, что просит Куинн.

— Правильно ли будет вести на смерть людей ради тщетной цели? — ответил он так резко, что настоятель моргнул.

— Тщетная? Цель служения Церкви и Богу? Чтобы восстановить божьего избранника на престоле и снять ногу англичан с шеи твоего и моего народа?

— Тщетная, отец, — сказал он, стараясь обрести спокойствие, хотя мысль о возрождении Шотландии заставила напрячься все его мышцы. — Вы говорите, что знаете, кем я был. Но вы не знаете, что там произошло. Вы не видели, что произошло потом, когда кланы были разгромлены — раздавлены, отец! Когда они… — Он резко замолчал, закрыл глаза и плотно сжал зубы, ему надо было восстановить дыхание. — Я прятался, — сказал Джейми после короткой паузы. — На своей земле. Скрывался в пещере от англичан в течение семи лет. — Он сделал глубокий вдох и почувствовал, как горят шрамы на спине. Он открыл глаза и встретился взглядом со священником.

— Однажды ночью я вышел на охоту, наверное, через год после Куллодена. Я прошел мимо сгоревшего дома, я ходил там сто раз. Но дождь размыл дорогу и я отошел в сторону, и наступил на нее. — Он сглотнул, вспомнив, как замерло сердце, когда он почувствовал остатки костей под стопой. Страшная хрупкость тоненьких ребер, косточек, которые когда-то были руками, присыпанных камешками. — Маленькая девочка. Она лежала там несколько месяцев… лисы и барсуки… Я не знаю, кем она была. В той семье было три девочки-погодки, три малышки, у них у всех были каштановые волосы — я видел, что осталось от ее волос — так что я не мог сказать, была это Маири, Беата или малышка Каристиона. — Он резко замолчал.

— Я сказал, что будет трудно. — Священник говорил тихо, не отводя глаз в сторону. Его глаза потемнели и смотрели упорно. — Думаешь, я не видел подобных вещей здесь?

— Хотите видеть их снова? — Его кулаки сжались помимо воли.

— А они остановятся? — отрезал священник. — Ты не осуждаешь своих и моих соотечественников за страх перед жестокостью англичан, за отсутствие воли? Я не думал, из-за писем Александра, что тебе не хватит смелости, но, возможно, он ошибался в тебе.

— Нет, отец, — сказал он, его голос звучал откуда-то снизу, из глубины горла. — Не пытайтесь ничего добиться от меня. Да, я знал, как вести за собой людей. Но больше я их не поведу.

Отец Майкл коротко фыркнул, как будто его рассмешили эти слова, но глаза оставались темными.

— Вот как, мальчик? — спросил он. — Ты отворачиваешься от своего долга, от того, что Бог призвал тебя совершить? Быть прихвостнем англичан, добровольно носить свои цепи, чтобы вернуться к ребенку, которому ты не нужен и который никогда не будет носить твое имя?

— Нет, — сказал Джейми сквозь зубы. — Я оставил дом и семью ради долга. Я потерял жену ради него. И я увидел, к чему привел этот долг. Знайте, отец, если дело дойдет до войны, не выживет никто. Никто!

— Нет, если такие люди, как ты не выполнят свое предназначение! Знай, есть грех упущения. И вспомни притчу о таланте. Подумай, как ты предстанешь перед Богом в судный день и скажешь, что отверг дары, которые он тебе дал?

Внезапно Джейми понял, что отец Майкл знал. Что именно и как много, Джейми не мог сказать, но осознал, что махинации Куинна, возможно, основаны на том, что отец Майкл знал ирландских якобитов. Джейми готов был поклясться, это подозрение пробудилось в нем не в первый раз.

Он взял себя в руки, принуждая успокоиться. Этот человек исполнял свой собственный долг — так, как его понимал.

— Есть ли поблизости стоячие камни, вроде этого? — Спросил он, кивнув подбородком на чашу. Камень с трещиной, вырезанный на дне чаши не был виден оттуда, где он стоял, но он чувствовал холодное дыхание ветра на шее, хотя ветви маленькой сосны не шевелились.

Отец Майкл смутился этой внезапной перемене темы.

— А почему… Да, есть. — Он повернул лицо к западу, где солнце медленно погружалось в пену облаков, красное, как зрелое яблоко, и указал за край болота. — Примерно в миле отсюда. Там в поле стоит маленький круг камней. Один из них так же расколот. — Он повернулся, с любопытством глядя на Джейми. — Зачем это тебе?

Действительно, зачем? Рот Джейми был сухим, он сглотнул, но без особого результата. Должен ли он сказать священнику, почему именно он был уверен, что новое восстание не удастся, как и восстание в Шотландии?

Нет, сказал он. Он не скажет. Клэр принадлежала только ему. Не было ничего греховного в любви к ней, ничего, что касалось отца Майкла, и он не хотел ни с кем делиться ею.

Затем, подумал он с кривой усмешкой, что, если я расскажу правду, он будет уверен, что я действительно растерял последний разум или пытаюсь играть принца Гамлета, чтобы выкрутиться из этой глупой истории.

— Зачем вы принесли ее сюда? — Спросил он, не ответив на вопрос священника и кивнув на чашу.

Отец Майкл некоторое время молча смотрел на него, потом пожал плечами.

— Если ты тот человек, которого Бог избрал для выполнения этой задачи, то я собирался отдать ее тебе. А если нет… — Он расправил плечи под черным сукном рясы. — Тогда я верну ее обратно владельцу.

— Я не тот человек, отец, — сказал Джейми. — Я не могу коснуться ее. Может быть, это знак, что я не тот человек.

Снова вернулся пытливый взгляд.

— Ты чувствуешь его присутствие? Болотного человека? Сейчас?

— Да. — Он действительно чувствовал, что кто-то стоит за спиной, и еще что-то… Гнев? Отчаяние? Он не мог сказать точно, но ощущение было чертовски тревожным.

Был ли этот мертвец таким, как Клэр? Что значила резьба на чаше? Если да, то какая судьба постигла его в этом пустынном месте, далеко от времени, из которого он пришел?

Сомнения вдруг охватили его железными тисками. Что, если она не добралась до камней, не вернулась в безопасное время? Что, если она сбилась с пути и, как этот человек, лежит в черной воде? От ужаса он сжал кулаки так сильно, что коротко подстриженные ноги вонзились в ладони, он держал их так, цепляясь за реальность физической боли, не позволяя мыслям ускользнуть в сторону боли душевной.

Господи, храни ее в безопасноти, молился он, словно в агонии. Ее и дитя!

— Absolve me[36], отец, — прошептал он. — Мне надо идти.

Губы аббата плотно сжались, он неохотно повернулся, и Джейми сорвался на крик.

— Так вы думаете меня шантажировать, отказывая в отпущении грехов? Вы мерзавец! Вы предаете ваш обет и сан ради…

Отец Майкл остановил его, подняв руку. Мгновение он неподвижно смотрел на Джейми, а потом начертил в воздухе крестное знамение несколькими быстрыми точными движениями.

— Ego te absolve, In nomine Patris.[37]

— Мне очень жаль, отец, — ляпнул Джейми. — Я не хотел…

— Будем считать, что это было сказано в пределах твоей исповеди, хорошо? — Пробормотал отец Майкл. — Перебирай четки и повторяй эти слова каждый день в течение месяца, вот тебе и покаяние. — Тень кривой усмешки скользнула по его лицу, и он закончил: — et Filii, et Spiritus Sancti, Amen.[38] — он опусти руку и заговорил буднично. — Не думаю, что надо спрашивать, как долго ты не был у исповеди. Помнишь акт раскаяния, или тебе помочь? — Это было сказано абсолютно серьезно, но Джейми снова заметил усмешку гнома в ярко-зеленых глазах.

Отец Майкл сложил руки и склонил голову, то ли от благочестия, то ли для того, чтобы скрыть улыбку.

— Mon Dieu, pere gretted…[39] — произнес он по-французски, как всегда. И как всегда, ощущение мира сошло на него от этих слов.

Он замолчал, вечерний воздух был по-прежнему неподвижен.

Впервые он увидел то, что не замечал раньше: насыпь более темного грунта, пятнистую от прорастающих лезвий молодой травы, усыпанную крошечными жемчужинами цветов. И маленький деревянный крест в головах, как раз под сосной.

Прах к праху. Это было последнее пристанище незнакомца; они погребли его по христианскому обычаю, позволив наконец неприглядному комку костей и кожи, так долго лежавшему в темной воде, раствориться в мирной безвестности. Здесь, рядом со скамьей друидов.

Солнце еще висело над горизонтом, но его лучи стлались низко, и длинные тени лежали на болоте, готовые подняться и слиться с грядущей ночью.

— Подожди немного, мо mhic, — сказал отец Майкл, потянувшись за чашей. — Позволь мне убрать ее в вечное хранилище, и я провожу тебя обратно.

В отдалении Джейми видел черный провал ямы, где резали торф. В Шотландии считают, что в болотах живут моховые ведьмы, мелькнула мысль. Или кто-то другой может лежать в таком болоте?

— Не надо мучить себя, отец, — сказал он, глядя, как маленькие лужицы сияют в последних лучах солнца. — Я найду свой собственный путь.

Глава 20 Скачки с препятствиями

Куинн исчез, чтобы заняться собственными делами. Джейми его отсутствие немного успокоило, но не обнадежило — Куинн не уходил далеко. Джейми передал Грею мнение аббата о «Дикой охоте», и после некоторого обсуждения было решено, что Джейми сделает первый подход к Сиверли.

— Покажите ему стихотворение, — предложил Грей. — Я хочу знать, признает он его или нет. Если нет, то есть по крайней мере вероятность того, что оно не имеет к нему никакого отношения и попало в пакет Карруотерса по ошибке. Если же он признает, я тоже хочу знать об этом. — Он улыбнулся Джейми, его глаза горели азартом. — И как только вы разнюхаете обстановку, я получу лучшее представление для выбора тактики, когда поеду на встречу с ним.

Ширма, подумал Джейми мрачно. По крайней мере, в этом Грей был честен с ним.

По совету Тома Берда Джейми надел коричневый шерстяной костюм, как более подходящий для разового визита в сельской местности — пюсовый бархатный костюм был слишком хорош для такого случая. Однако, между Томом и лордом Джоном возник принципиальный спор, стоит ли предпочесть желтый шелковый жилет с черной вышивкой более простому кремовому, как намек на финансовую состоятельность Джейми, или это будет слишком вульгарно.

— Я не возражаю, если он примет меня за простака, — заверил Джейми Тома. — Лучше ввести его в заблуждение относительно превосходства надо мной. Единственное, что мы знаем о нем наверняка, так это то, что он любит деньги; тем лучше, если я буду выглядеть жирным гусем.

Лорд Джон захохотал, но поспешно замаскировал смех чиханием, в результате чего Том и Джейми посмотрели на него весьма сурово.

Джейми не был уверен, что Сиверли не вспомнит его. Он видел Сиверли в Шотландии только раз, а до того в течении нескольких недель в Париже. Кажется, они могла обменяться парой слов в ходе обеда, но этим их знакомство и ограничивалось. И все же, Джейми вспомнил Сиверли, поэтому не было ничего невероятного в том, чтобы Сиверли вспомнил Джейми, особенно учитывая его заметную внешность.

В Париже он работал у своего кузена-виноторговца; было бы разумно предположить, что он пошел по торговой стезе после разгрома восстания. Сиверли не располагал возможностью отследить его путь после Куллодена.

Джейми потрудился предположить, что его не идеальная английская речь скорее всего станет дополнительным стимулом для Сиверли счесть его социально неполноценным, независимо от его костюма, поэтому, он немного усугубил свой акцент, когда спешился у сторожки и заговорил с привратником.

— Что это за место, парень?

— «Гластвиг», — ответил «парень». — Так это оно вам нужно, сэр?

— Оно самое. Твой хозяин сегодня днем дома?

— Сам-то дома, — с сомнением сказал привратник. — А что касается приема… Пойду и спрошу, сэр.

— Премного обязан, парень. Так передай ему вот это, а монетку возьми себе. — Он протянул рекомендательное письмо сэра Мельхиора и свою собственную заранее приготовленную записку вкупе со щедрыми чаевыми.

Его роль богатого пошляка, с которой он так многообещающе сегодня дебютировал, позволяла ему открыто пялиться на внушительных размеров дом и обширные окружающие его территории, когда он медленно шел за лакеем. Это был старый (он еще ни разу не видел в Ирландии ни одного недавно построенного дома), но хорошо сохранившийся дом, его темные стены были кое-где обновлены, его дымоходы (Джейми насчитал четырнадцать) исправно дымили. На дальнем пастбище паслось шесть добрых лошадей, в том числе одна, которую он с удовольствием посмотрел бы поближе — с широкой белой полосой на лбу и отличным крупом; хорошая мускулатура, подумал Джейми одобрительно. Перед домом раскинулся просторный газон, садовник с энтузиазмом толкал свою тяжелую тачку, даже листва деревьев лоснилась солидно и богато под моросящим дождем.

Он даже немного засомневался, примут ли его, но в дверях уже стоял дворецкий, готовый взять его плащ и шляпу и проводить в гостиную. Как и сам дом, она демонстрировала богатство хозяина (огромный серебряный подсвечник с шестью свечами пчелиного воска щедро распространял свет), но не отличалась чувством стиля. Джейми медленно бродил по комнате, рассматривая украшения: статуэтка нарядной дамы из мейсенского[40] фарфора с голубем на руке, голубок тянулся к ее губам за конфетой; напольные часы с тремя циферблатами, показывающие время, барометрическое давление и фазы луны; подставка для трубок из незнакомой темной древесины, возможно, африканского происхождения; одноногая серебряная чаша с засахаренными фиалками, уложенными гнездом вокруг горстки имбирно-орехового печенья; толстая и тяжелая на вид трость, со своеобразной ручкой; любопытный предмет непонятного предназначения… Джейми взял его, чтобы рассмотреть поближе. Это была полоса кожи, дюймов десять на пять (он машинально измерил ее с помощью сустава среднего пальца), вышитая мелкими неровными бусинами. Из чего они сделаны? Не стекло… жемчуг? Интерес вызывал так же необычный узор из плетеных нитей синего, белого и черного цветов.

Конечно, ни одна женщина не могла собирать такие вещи. Он ждал появления владельца это разномастной коллекции. Тщательно разбираясь в прошлом этого человека, Грей не дал Джейми целостной картины личности Сиверли. Карруотерс нарисовал яркий портрет этого человека, но акцентировал внимание на его преступлениях, ничего не говоря о его характере.

«Человек может улыбаться и быть злодеем», подумал он про себя. Он сам собрал обширную коллекцию злодеев. И зачастую любезные дураки причиняли намного больше вреда, чем самые закоренелые преступники. Его род сжался при воспоминании о Чарльзе Эдуарде Стюарте. Он не сомневался, что Сиверли был злодеем, но злодеем какой именно разновидности?

Тяжелые прихрамывающие шаги раздались в коридоре, и майор Сиверли вошел. Это был все еще представительный мужчина, почти такой же высокий, как Джейми, хотя много старше и с солидным брюшком. Его лицо было грубым и плоским, со слегка сероватой кожей, словно вырезанное из того же камня, что и стены дома, и пока он принимал изъявления гостя, оно не могло скрыть выражения брезгливости и откровенной жестокости.

Джейми протянул руку в сердечном приветствии и подумал про себя, что любой солдат, которому не посчастливилось бы попасть под командование Сиверли, с первого взгляда определили бы, с кем имеет дело. «Неспособность обуздать гнев» была одним из предъявленных ему обвинений.

— Ваш покорный слуга, сэр, — вежливо сказал Сиверли, протянув руку в ответ.

Он спокойно посмотрел на Джейми. Нет, ты не дурак, подумал Джейми, выполняя все необходимые при первом знакомстве формальности этикета; но если он вспомнил Джейми, то эти никак не отразилось на его манерах.

— Итак, Мельхиор Уильямсон пишет, что у вас есть нечто, в чем я могу быть заинтересован, — резко сказал Сиверли. Ни напитка, ни места на диване предложено не было. Очевидно, Джейми не представлял интереса для такого занятого человека.

— Да, сэр, — ответил он, доставая из-за пазухи копию «Дикой охоты». — Сэр Мельхиор сказал, что вы имеете некоторый опыт в вопросах древностей. Я и сам это вижу, — он кивнул на серебряную чашу, которая явно была изготовлена не больше пятидесяти лет назад не самым лучшим серебряных дел мастером. Губы Сиверли дернулись, но до улыбки не растянулись, он взял бумагу из рук Джейми и кивнул на диван.

Это было не совсем приглашение, но, тем не менее, Джейми сел. Сиверли мельком взглянул на листок, явно не ожидая ничего замечательного, а затем замер, коротко и остро взглянул на Джейми, а затем вернулся к стихотворению. Он прочитал его дважды, даже заглянул на обратную сторону бумаги, а затем положил на каминную полку.

Он подошел и встал перед Джейми, глядя на него сверху вниз. Джейми отвечал ему ангельской улыбкой, на всякий случай подтянув под себя ноги, если вдруг Сиверли захочет схватить его за горло — лицо этого человека явственно отражало все его мысли.

— Кто вы такой, черт возьми? — потребовал Сиверли. Его голос звучал ниже, чем минуту назад, в нем слышались опасные нотки.

Джейми ласково улыбнулся.

— А за кого вы меня принимаете? — мягко спросил он.

Сиверли не торопился с ответом. Он довольно долго стоял и рассматривал Джейми сузившимися глазами.

— Кто дал вам этот документ?

— Друг, — ответил Джейми, не противореча истине. — Я не могу сообщить его имя. — Он чувствовал, что вступает за зыбкую почву, мог ли он зайти дальше? — Isdeonache.[41] Он наш волонтер.

Это произвело на Сиверли такое впечатление, словно он поймал пулю в сердце. Он медленно опустился на стул напротив, не отрывая глаз от лица Джейми. Его зрачки напряженно пульсировали — признание или подозрение?

Сердце Джейми колотилось о грудину, он чувствовал, как покалывает кожу над запястьями.

— Нет, — наконец сказал Сиверли, его голос изменился. Теперь он говорил легко и небрежно. — Я понятия не имею, как ваш друг раздобыл это стихотворение, но это не важно. Предметом поэмы является древняя легенда, будьте уверены. Но само стихотворение не старше вас, мистер Фрейзер. Любой любитель ирландской поэзии скажет вам то же самое. — Он улыбнулся с выражением, которое совершенно не подходило его глубоко посаженным глазам цвета мокрого шифера. — Чем вызван ваш интерес к этой вещи, мистер Фрейзер? — спросил он почти сердечно. — Если вы решили собирать древности и сувениры, я могу порекомендовать вам одного или двух торговцев в Дублине.

— Буду очень признателен, сэр, — приятно ответил Джейми. — Я собираюсь ехать в Дублин, я знаю одного человека в вашем замечательном университете, которому собираюсь показать этот отрывок. Может быть, ваши торговцы тоже им заинтересуются.

Искра тревоги мерцала в глубоко посаженных глазах. Что именно его беспокоит? Ответ пришел сразу. Он не хочет, чтобы слишком много людей знало об этом стихотворении, оно предназначено для одного человека. И кто бы это мог быть, интересно?

— Действительно? — с сомнением спросил Сиверли. — Как зовут вашего университетского друга? Возможно, я его знаю.

Джейми на мгновение смутился. Он лихорадочно перебирал в уме всех своих ирландских знакомых, кто мог быть хоть как-то связан с Тринити-колледжем, но вдруг заметил, как напряжены плечи Сиверли. Он пытался обмануть обманщика.

— О'Хэнлон, — небрежно сказал он, выбирая имя наугад. — Питер О'Хэнлон. Вы с ним знакомы?

— Нет, боюсь, что нет.

— Ну, неважно. Благодарю, что уделили мне время, сэр. — Джейми наклонился вперед, готовясь встать. Он получил то, за чем пришел. Он узнал, что ирландское стихотворение связано с Сиверли и имеет тайный смысл; он так же был уверен, что прочно заинтересовал Сиверли своей персоной. Теперь он постарается не выпустить Джейми из поля зрения, будет идти по его следу, как волк за добычей.

— Где вы остановились, мистер Фрейзер? — Спросил он. — Может быть, я смог бы обнаружить некоторую дополнительную информацию, которая окажется вам полезной? Если только вы еще заинтересованы в получении дополнительной информации относительно вашего стихотворения.

— О, да, сэр, конечно. Я в деревне, в пабе Беккета. Премного обязан, сэр.

Он встал и поклонился Сиверли, а затем пересек комнату, чтобы взять бумагу с каминной полки. Он услышал, как Сиверли поднимается за его спиной, говоря:

— Ну, нет, мистер Фрейзер.

Рефлекс защиты жизни, выработанный многими людьми, пытавшимися убить его, спас Джейми. Он услышал резкий выдох и отпрянул в сторону, когда ручка дубинки врезалась в каминную доску в том месте, где только что была его голова, так, что во все стороны полетели осколки.

Сиверли стоял между ним и дверью. Джейми опустил голову и резко боднул майора в грудь. Сиверли пошатнулся и налетел на маленький столик, отправив в воздух фейерверк засахаренных фиалок, его коллекция безделушек, звеня и подпрыгивая, разлетелась по комнате.

Джейми направился было к двери, но под воздействием импульса рванулся обратно, схватил бумагу, которая перелетела на стол, и толкнул диванчик под ноги Сиверли, который надвигался на него с перекошенным лицом. Он снова раздобыл дубинку и замахнулся ею, но Джейми совершил ловкий пируэт, уворачиваясь, и скользящий удар пришелся по плечу; рука и пальцы онемели.

Джейми схватил подсвечник и швырнул его в голову Сиверли, свечи рассыпались и задымили. В холле слышались шаги, приближались слуги.

Без малейшего колебания Джейми вскочил на столик для перчаток у окна, вышиб ногой окно и бросился в проем, на лету ловя последний позорный удар по заднице.

Он наполовину пробежал, наполовину проковылял прямо через сад, топча розы и цветочные клумбы. Где была его лошадь? Неужели привратник отвел ее в конюшню?

Нет, слава Богу. Она была привязана к железной ограде перед сторожкой. Засунув смятую в комок бумагу в карман, он пытался развязать узел одной рукой, благодаря Пресвятую Деву за то, что Сиверли ударил его с правой стороны. Онемение прошло, но боль толчками пульсировала в его руке, попытки совладать с пальцами были бесполезны. С его левой рукой все было в порядке, и до того, как привратник забеспокоился и вышел, он вскочил на испуганного коня и затрусил по дороге в сторону деревни.

Его левая ягодица горела огнем и болезненно отзывалась на удары седла, он наклонился вперед, как пьяный, не в силах перенести на нее вес. Он оглянулся через плечо, погони не было.

А зачем она нужна, подумал он, тяжело дыша. Сиверли знал, где его искать. И даже, если он найдет Джейми, что из того? Это была всего лишь копия, но Сиверли этого не знал. Джейми коснулся кармана камзола, и бумага успокоительно зашуршала.

Дождь усилился, вода текла по его лицу. Он оставил свою шляпу и плащ; Том Берд будет расстроен. Он слегка улыбнулся при этой мысли и, дрожа от слабости, вытер лицо рукавом.

Он сделал свой ход. Теперь черед Джона Грея.

Глава 21 Луковый компресс

Для того, чтобы иметь возможность выходить на улицу каждые несколько минут Грей принял предложение двух местных завсегдатаев сыграть с ними в дартс. Один из его противников был одноглаз — по крайней мере носил повязку — но, кажется, несколько преувеличивал свою слепоту, и Грей сильно подозревал, что повязка состоит из двух слоев марли, окрашенной в черный цвет, но не стремился выяснить правду.

Не чуждый житейской мудрости, в ответ на эту хитрость он предложил играть на пиво, а не на звонкую монету. Этот ловкий маневр срабатывал неизменно: независимо от уровня мастерства или шулерских уловок любой игрок, выиграв несколько раз, терял интерес к своей жертве. Пиво было хорошим, и Грею удавалось большую часть времени не думать о том, что сейчас происходит в «Гластвиге», но когда день начал клониться к вечеру, и хозяин все чаще стал поглядывать на дорогу, он был уже не в силах отогнать тревогу. Грей извинился и прекратил игру, заявив, что не в силах точно прицелиться, когда мишень танцует джигу перед глазами, а затем вышел подышать на улицу.

Дождь наконец прекратился, но все растения настолько пропитались водой, что брызги летели с них фонтаном, щедро орошая его чулки.

Куинн отправился по делам, но Грей в любом случае не сделал бы ирландца своим доверенным лицом. Том тоже исчез; у мистера Беккета была хорошенькая дочка, которая подавала в общем зале, но и она куда-то делась, уступив место своей матери. Грей не возражал, но ему хотелось поделиться с кем-то беспокойством из-за длительного отсутствия Джейми Фрейзера.

Конечно, были убедительные причины. Возможно, Сиверли оказался настолько заинтригован поэмой или самим Фрейзером, что пригласил его остаться на ужин, чтобы продолжить разговор. Это был лучший из вариантов, и Грей его допускал.

Худшей, но вполне возможной, учитывая состояние дорог, он признавал вероятность, что лошадь Фрейзера потеряла подкову или захромала на обратном пути, и пришлось вести ее к кузнецу или, на худой конец, пристрелить. Они отослали обратно наемных лошадей, так что Фрейзер уехал на старой кляче, позаимствованной у мистера Беккета.

Неприятности в списке Грея были распределены по мере их возрастания. Например, разбойники могли заинтересоваться лошадью (которая, правда, была больше похожа на корову, и весьма пожилую при этом), но потом перенести свой интерес на безвкусный желтый жилет и пристрелить Фрейзера, если бы тот не смог с ним расстаться, или расплатиться деньгами. Он должен был настоять, чтобы Джейми взял деньги, неправильно было оставлять его без гроша. Джейми мог сбиться с дороги, заблудиться под дождем и попасть в трясину, которая навсегда похоронит и его и лошадь. Внезапная апоплексия, наконец — Фрейзер как-то упоминал, что его отец умер от удара. Передаются ли подобные вещи по наследству?

— Или, может быть, утка свалилась с неба и клюнула его в голову, — пробормотал он и злобно пнул камень с тропинки.

Отличный удар: камень выстрелил в воздух, ударился о столб ограды и отлетел рикошетом обратно, больно стукнув его по голени.

— Милорд?

Сжимая голень, он поднял голову и увидел белеющее в сумерках лицо Тома. Решив, что камердинер явился на его крик боли, Грей быстро выпрямился, но затем заметил выражение лица Тома.

— Что?!

— Пойдемте со мной, милорд, — сказал камердинер тихо и, оглянувшись через плечо, пошел через заросли сорняков и ежевики, которые поставили окончательный крест на чулках Грея.

За пабом Том подошел к ветхому курятнику и поманил Грея к заросшей изгороди.

— Он здесь, — прошептал он, таинственно округлив глаза.

Грей присел и увидел чрезвычайно взъерошенного Джеймса Фрейзера; он потерял ленту, волосы растрепались, половину лица закрывало пятно засохшей крови. Он наклонился в сторону, держа одно плечо выше другого. Свет под изгородью был тусклым, но достаточным, чтобы разглядеть злость в опущенный голубых глазах.

— Почему вы сидите у изгороди, мистер Фрейзер? — Спросил лорд Джон, быстро рассмотрев и отбросив несколько других вопросов как не очень вежливых.

— Потому что, если я появлюсь в пабе во время ужина в таком виде, вся округа к утру будет гудеть от сплетен, обсуждая, кто это сделал. И каждый из присутствующих в пабе прекрасно понимает, что я приехал с вами. Это значит, что майор Сиверли получит все новости на тарелочке, когда завтра утром допьет свой кофе. — Он слегка поморщился и осторожно вздохнул.

— Вы сильно пострадали?

— Нет, — раздраженно сказал Фрейзер. — Это всего лишь синяки.

— Э-э… ваше лицо в крови, сэр, — услужливо сказал Том таким тоном, словно Фрейзер не мог об этом знать, а затем добавил с неожиданным испугом: — Вы могли запачкать свой жилет!

Фрейзер метнул в Тома мрачный взгляд, очевидно, собираясь высказать все, что он думает о жилетах, но проглотил свои слова и вернулся к Грею.

— Я порезался маленьким осколком стекла, вот и все. Кровотечение остановилось само. Все, что мне нужно, это мокрая тряпка.

Заметив болезненную осторожность, с которой Фрейзер опирался на ограду, Грей подумал, что ему нужно нечто большее, чем тряпка, но воздержался от замечаний.

— Что случилось? — Спросил он вместо этого? — Это был несчастный случай?

— Нет, — Фрейзер неуклюже положил руки на колени, поднял одно колено вверх, приготовился встать, но потом остановился, пытаясь оценить свои шансы подняться на ноги самостоятельно. Без слов Грей наклонился, подхватил его под левую руку и поставил на ноги, этот маневр сопровождался глухим стоном.

— Я показал стихотворение Сиверли, — сказал Фрейзер, одергивая камзол. — Он сделал вид, что не знает меня, но он узнал. Он прочитал, спросил, кто я такой, а затем попытался поймать меня как мошенника на фальшивой древности. Когда я повернулся к нему спиной, чтобы уйти, он попытался убить меня. — Несмотря на очевидную боль, он улыбнулся Грею кривой улыбкой. — Полагаю, это будет засчитано как доказательство, а?

— Да, — Грей вернул ему улыбку. — Спасибо, мистер Фрейзер.

— Всегда к вашим услугам, — вежливо сказал Фрейзер.

Вернулся Том с миской воды, лоскутом ткани и встревоженной молодой женщиной.

— Ах, сэр, — воскликнула она, увидев Фрейзера. — Том сказал, что лошадь сбросила вас в канаву прямо головой вниз. Злое животное. Неужели вы так сильно пострадали?

Лицо Фрейзера в полной мере выразило возмущение от идеи, что его мог сбросить престарелый кабысдох, и что Тому не пришло в голову никакого другого предлога, но, к счастью, он воздержался от высказывания своего мнения и, болезненно морщась, подставил свое лицо под мокрую тряпку. Со стоическим терпением и под аккомпанемент больше сочувственных, чем насмешливых комментариев завсегдатаев паба, он позволил Грею и Тому поднять его вверх по лестнице, когда стало очевидно, что он не может поднять ногу выше, чем на дюйм или два. Они опустили его на кровать, в ответ на что он издал отчаянный крик и повернулся на бок.

— В чем дело? — С тревогой спросил Том. — Вы ранены в позвоночник, капитан? Если в позвоночник, то вас может парализовать. Вы можете пошевелить пальцами ног?

— Позвоночник ни при чем, — сказал Фрейзер сквозь зубы. — Это моя задница.

Было бы странным выйти из комнаты, так что Грей остался, но из уважения к тому, что считал чувствами Джейми, отступил назад и отвернулся, пока Том помогал Фрейзеру стянуть бриджи.

Потрясенное восклицание Тома заставило его вернуться и посмотреть, и он повторил его слово в слово:

— Господи Иисусе! Какого черта он сделал с вами? — Фрейзер распластался на кровати, приподнятая рубашка уже не скрывала ущерб. Почти вся левая ягодица Джейми была изуродована огромным пурпурно-синим припухшим кровоподтеком, окружавшим почти черное место удара.

— Я же сказал вам, — нетерпеливо ответил Фрейзер, — он пытался убить меня, ручка его дубинки прошла в дюйме от моей головы.

— Хорошо, что этот мерзавец плохо прицелился.

Фрейзер не улыбнулся, но его угрюмое лицо немного смягчилось.

— Что нам нужно, так это припарка от синяков, — сообщил ему Том. — Моя матушка делала ее из кирпичной пыли с яйцом и толченой расторопшей, когда мы с братьями ставили друг другу синяк под глаз.

— Я считаю, что в округе нехватка кирпичной пыли, — сказал Грей. — Но ты, Том, можешь спросить, что порекомендует твоя подружка.

— Скорее всего, горстку навоза, — пробормотал Фрейзер.

Во второй раз Том вернулся с женой трактирщика, которая несла большое мокрое полотенце, полное резаного лука, которое с многочисленными выражениями ужаса (перемежающимися громкими восклицаниями удивления о том, как же такая добрая и покладистая лошадь, как наша Беделия, у которая такая нежная душа, что на ней можно было бы отправить Господа нашего в Иерусалим, могла так жестоко поступить с джентльменом — они заставили Фрейзера громко заскрежетать зубами) приложила к плечу страдальца.

В связи с характером ранений, Джейми не мог лежать на спине, поэтому был вынужден перевернуться на живот, подложив подушку под больное плечо и зажмурив слезящиеся от лука глаза.

Грей прислонился к стене у окна, то и дело выглядывая наружу, на случай, если Сиверли решит организовать погоню, но дорога оставалась пустой.

Краем глаза он наблюдал, как женщина заканчивает лечение. Она пришла со вторым компрессом, немного задыхаясь после подъема по лестнице, и со стаканом виски, который она крепко держала одной рукой, второй поднимая голову Фрейзера, чтобы помочь ему пить, хотя он сопротивлялся этой помощи.

От этих движений первый компресс расползся, и она оттянула с шеи рубашку Фрейзера, чтобы заменить его. На коже ярко вспыхнули белые шрамы, ясно видимые у него на лопатках, и она потрясенно щелкнула языком, когда увидела их. Она сурово посмотрела прямо на Грея, а потом с большой нежностью молча поправила рубашку, собрала назад волосы Джейми и причесала их, а затем свободно заплела и перевязала обрывком шнурка.

Грей зачарованно следил, как темно-красные, вспыхивающие медными искрами, пряди медленно скользили сквозь пальцы женщины. Резкий толчок, который сначала показался простой ревностью перешел в чувство, близкое к тоске, когда он увидел, как Фрейзер закрыл глаза, расслабился и уткнулся щекой в подушку, его тело бездумно уступало неторопливым прикосновениям женщины.

Она закончила и вышла, искоса взглянув на Тома. Он посмотрел на Грея и, получив кивок согласия, пошел вслед за ней.

Сам Грей поправил огонь, а затем сел на табурет рядом с кроватью.

— Вы хотите спать? — спросил он грубовато.

Сомкнутые голубые глаза сразу открылись.

— Нет, — Фрейзер осторожно приподнялся на левом локте. — Иисусе, как больно!

Грей полез в чемодан, достал свою флягу и передал Джейми.

— Бренди, — сказал он.

— Спасибо, — горячо поблагодарил Фрейзер и откупорил ее. Грей снова сел с легкой довольной улыбкой.

— Расскажите мне, если можете, что именно произошло.

Фрейзер отчитался, периодически останавливаясь, чтобы глотнуть бренди, протереть глаза или высморкаться, потому что от луковых паров слезы текли ручьем.

— Таким образом, он явно признал стихотворение, — сказал Грей. — Что подтверждает — Карруотерс придавал ему особое значение. Еще более интересен его вопрос: «Кто вы такой?». Это подразумевает, что ответ был чем-то другим, а не вашим именем, не так ли? Тем более, что, по вашим словам, он вас узнал.

Фрейзер кивнул:

— Да, это так. Эта так же означает, что есть люди, которых он не мог знать лично, но которые могут понять смысл стихотворения и разыскать его, используя это стихотворение как сигнал. Другими словами…

— Заговор, — сказал Грей с чувством то ли страха, то ли азарта в животе.

Фрейзер издал что-то вроде согласного ворчания и, вернув полупустую флягу, снова улегся, морщась и вздыхая.

— Какого рода это может быть заговор, мистер Фрейзер? — спросил Грей, наблюдая за ним. Рот шотландца дернулся, но он явно уже составил мнение на этот счет, поэтому ответил, не задумываясь.

— Политика. В том отрывке упоминается белая роза. Это не может означать ничего, кроме якобитов. — Он говорил тоном абсолютной убежденности.

— О. — Грей помолчал, потом с максимальной небрежностью сказал: — Я не помню упоминания белой роза в вашем первоначальном переводе.

Фрейзер невозмутимо высморкался.

— Нет, — спокойно ответил он, — ни я ни капитан Лалли ее не упоминали.

— И все же вы сказали мне сейчас, — заметил Грей.

Фрейзер взглянул на него искоса, протянул руку за фляжкой и сделал глоток, как бы обдумывая ответ, хотя Грей был совершенно уверен, что знает его.

— Теперь можно, — сказал Джейми, опуская фляжку. Он немного подвинулся, морщась. — Вы не могли знать, но до восстания в Шотландии и некоторое время после существовали десятки, нет, сотни маленьких заговоров. — Объявления о продаже, аренде, покупке земельных участков — каждый, кто мог держать в руках перо, отправлял закодированные письма, писал о деньгах, о своих собственных связях, чернил имена противников, но почти все это было просто колебанием воздуха.

Он вытер глаза, чихнул и вытер нос.

— Иисусе, больше никогда не буду есть лук.

— Помогает? Снять боль, я имею ввиду.

Фрейзер выглядел удивленным, как будто ему не приходило в голову задаваться этим вопросом.

— Да, пожалуй, он согревает ушибленные места. — Его рот дернулся. — Или это делает бренди? — он откашлялся. — В любом случае я видел сотни таких писем в Париже. В течение некоторого времени моей заботой было читать подобную корреспонденцию. Вот когда я познакомился с вашей невесткой.

Джейми говорил небрежно, но Грей заметил косой взгляд шотландца и мужественно скрыл свое удивление.

— Да, Хэл говорил, что ее отец торговал… документами.

— Это очень тактичный способ представить его, — Фрейзер фыркнул, подняв одну бровь. — Я удивлен, что она не рассказала вам о белых розах, — сказал он. — Она должна была заметить. — Потом его взгляд остро блеснул. — О, — сказал он с полуулыбкой, — конечно, она сказала. Я должен был это понять.

— Должен был, — сухо согласился Грей. — Но вы сказали: «Теперь можно». Почему? Только потому что в некотором роде пострадали из-за Сиверли?

Джейми кивнул и задумался, словно искал способа более правдоподобно солгать. Он положил лоб на скрещенные руки.

— Потому что Сиверли богат, — сказал он, его голос звучал несколько приглушенно. — Независимо от того, украл он деньги или нет, мы не знаем, откуда он их получил, не так ли?

— Да, — мрачно сказал Грей. — Знаем только, на что он их потратил. Насколько я знаю, он не скупился на лошадей и шлюх. И на свой огромный дом.

Фрейзер сделал движение головой, которое можно было расценить как согласие.

— В любом случае, ему есть что терять, — согласился он. — И есть один маленький, но интересный факт — он пытался убить меня. — Он приподнялся с подушки и прищурился на Грея. — Он попытается снова, да? — Он смотрел внимательно, хотя без особого беспокойства. — Вам надо подготовиться, прежде чем он появится здесь.

— Я сам собираюсь навестить майора Сиверли утром, — заверил его Грей. — Но вы не совсем ответили на мой вопрос, мистер Фрейзер. Вы сказали: «Теперь можно». Но разве возможность широкого заговора, хорошо финансируемого и организованного не увеличит лояльность сторонников Стюарта?

Фрейзер положил голову на руки и, повернувшись лицом к Грею, некоторое время изучал его, сузив глаза.

— Я никогда на буду больше драться за его Дело, — сказал он тихо наконец с чувством искреннего сожаления, Грей это заметил. — Не из трусости, а из-за убеждения в его бесполезности. Майор Сиверли не был мне другом. Но должны быть люди, которых я знаю, участвующие в этом… И мне с ними больше не по пути.

Он снова отвернулся и затих.

Грей взял флягу и встряхнул ее. В ней осталось совсем немного, и он медленно допил все, наблюдая за игрой огня сквозь запутанные нити торфяных кирпичей в очаге.

Говорил ли Фрейзер правду? Он верил этому. Тогда его оценки таинственного стихотворения было достаточно, чтобы навести на мысли о якобитском заговоре. Но это было не единственное свидетельство, напомнил себе Грей. Минни сказала то же самое, и сама попытка Сиверли убить Фрейзера подтверждала, что стихотворение опасно. Что же оно еще, как не сигнал распознавания? Но для кого предназначен этот сигнал?

Он задумался, как может пройти его завтрашняя встреча с Сиверли, учитывая все сегодняшние открытия. Должен ли он тоже показать ему копию стихотворения, чтобы увидеть его реакцию? Когда-то он счел обязательным найти Сиверли после битвы и поблагодарить его за спасение своего черепа от индейского томагавка. Сиверли скромно отклонил его благодарность, но теперь он обязательно вспомнит этот случай, увидев Грея.

Грей поморщился. Да, у него есть перед Сиверли долг чести. Но если Сиверли совершил хотя бы половину того, в чем его обвиняет Карруотерс, Сиверли утратил право на его благодарность.

В комнате было тепло. Он ослабил шейный платок, который напомнил ему о парадном мундире, его жестком кожаном воротнике и серебряных галунах. Том упаковал его с большой тщательностью, охраняя от повреждения в дороге, ради единственной цели — ареста Джеральда Сиверли, если это будет необходимо.

Пришло ли время для ареста? Пока нет, подумал Грей. Он захватил с собой не только стихотворение, но и несколько листов из пакета Карруотерса, и, в зависимости от приема Сиверли, примет решение о целесообразности предъявить их. Стихотворение сразу свяжет его с Джейми Фрейзером и, возможно, испугает Сиверли. Если бы он смог убедить Сиверли вернуться в Англию добровольно, это было бы лучшим результатом. Но если нет… Он размышлял некоторое время, но уже не мог сосредоточиться на Сиверли, его мысли блуждали. К запаху лука примешивался более приятный запах, который наводил на мысли об ужине. Было уже поздно. Может быть, ему лучше спуститься, а девушка принесет что-нибудь Фрейзеру…

Он снова увидел руки женщины, нежно касающейся лица и тела Джейми, и то, как доверчиво и благодарно откликнулось огромное тело шотландца на ее прикосновение. Только потому, что она была женщиной. Если бы он сам прикоснулся к этому человеку…

Но я могу, хоть и не рукой. Ворот рубашки снова скользнул назад, и блестящие полосы шрамов показались еще раз.

Джейми повернулся и открыл глаза, словно почувствовал взгляд Грея. Он не заговорил, но лежал тихо, встретившись с глазами Джона. Грей вдруг заметил, как стало тихо: посетители паба разошлись по домам, хозяева ушли спать.

— Простите меня, — сказал он очень мягко.

— Ego te absolve,[42] — пробормотал Фрейзер и закрыл глаза.

Он спал.

Глава 22 «Гластвиг»

Гнедой мерин захромал на правую ногу, а на несчастной Беделии Джон Грей ехать отказался под предлогом того, что ее мгновенно опознают и установят связь между ним и Джеймсом Фрейзером, вызывая ненужные подозрения у майора Сиверли. Поэтому он прошел две мили от паба Беккета до имения Сиверли, декламируя латинскую поэзию, как средство сохранить душевное равновесие до предстоящей встречи.

Он обдумал все возможные варианты развития событий. После того, как стратегия и тактика боя решены, нужно освободить свой разум, пока не выйдешь на поле боя и не увидишь, что к чему. Попытки вести сражения в голове, бессмысленны и не дадут ничего, кроме истощения нервов и растраты жизненных сил.

Грей плотно позавтракал черным пудингом с маслом, яйцами и поджаренным хлебом, запив все это превосходным пивом мистера Беккета. Подкрепив таким образом свое тело, одетое в приличествующий джентльмену добротный шерстяной костюм, дополненный гетрами (чтобы уберечь свои лилльские чулки от грязи), с несколькими документами, тщательно рассортированными по карманам, он был вооружен и готов.

Теперь он идет по темной дороге в сумрак, откуда, как говорят, ни один человек не вернулся.

Утро выдалось прекрасное и небольшое стадо свиней безмятежно наслаждалась им, хрюкая и валяясь в грязи под полуразрушенной каменной оградой. Пейзаж казался абсолютно безлюдным, пока примерно через милю его дорогу не пересекла женщина в платке, ведущая осла с маленьким мальчиком на спине. Он вежливо приподнял шляпу и пожелал ей доброго утра. Все втроем они изумленно уставились на него, а женщина и мальчик долго потом оборачивались, пока он не скрылся из виду. Похоже, путешественники здесь в диковинку, подумал он.

Этот вывод был подтвержден снова, когда Грей постучал тростью в дверь дома Сиверли, и хилый на вид молодой дворецкий с удивительно пышной шевелюрой цвета имбиря и россыпью веснушек моргнул так, словно лорд Джон выскочил перед ним из-под земли.

— Я пришел повидать майора Сиверли, — вежливо сказал Грей. — Меня зовут Грей.

— Вот как? — Сказал дворецкий неуверенно. — Вы англичанин, наверное?

— Да, так, — заверил его Грей. — И да, я англичанин. Твой хозяин дома?

— Ну, он-то дома… — Дворецкий оглянулся через плечо на закрытую дверь в противоположной части холла. — О! — Казалось, его посетила невероятная догадка, и он посмотрел на Грея с видом человека, успешно сложившего вместе два и два.

— Так вы будете друг того, другого англичанина, конечно!

— Другого англичанина?

— Того, что приехал сегодня из Брамптона! — Радостно воскликнул дворецкий. — Он с хозяином в библиотеке толкует о том, о сем. Они ждут вас, не так ли?

— О, будьте уверены, — сердечно сказал Грей, думая про себя, что черт возьми, он делает, но, тем не менее, следуя за дворецким.

Дворецкий распахнул красивую резную дверь в библиотеку и поклонился с эффектным жестом, выпуская на сцену Грея.

Он искал глазами Сиверли и потому увидел его сразу; майор с удивлением уставился на Грея поверх того, что было чертовски похоже на пару бухгалтерских книг.

— Майор Сиверли, — начал он, радушно. Но потом увидел гостя майора, стоящего по другую сторону стола, и слова застряли у него в горле.

— В чем дело, Булстроуд, черт тебя подери? — рявкнул Сиверли на растерянного и сбитого с толку дворецкого. — Разве я не говорил тебе, не впускать посетителей без предупреждения?

— Я д-думал… — Несчастный дворецкий начал заикаться, глядя поочередно на Грея и Эдуарда Твелветри, который взирал на лорда Джона то ли с удивлением, то ли возмущенно.

— Проваливай, ты, плевок, — раздраженно сказал Сиверли, выпроваживая дворецкого. — Полковник Грей! Какой приятный сюрприз. Вы должны простить…э… необычный прием. — Он улыбнулся, хотя его глаза смотрели напряженно. — Позвольте познакомить с капитаном….

— Мы встречались. — Слова Твелветри резали, как проволока. Он захлопнул гроссбух и медленно встал, глядя на Грея. Но не раньше, чем Грей успел заметить в нем колонку цифр. Крупные суммы.

И если уж говорить о крупных суммах — на столе стоял окованный железом сундучок, его крышка была открыта, он был наполовину заполнен небольшими кожаными мешочками, каждый из которых был завязан круглым шпагатом.

Крышка скамьи под окном была откинута, углубление по крышкой явно указывало, где хранится сундучок. Глаза Сиверли метнулись к столу, его рука дернулась, но он сдержался, очевидно, не желая привлекать внимание к деньгам.

— Что вы здесь делаете? — холодно спросил Твелветри.

Грей сделал глубокий вздох, готовясь приступить к делу.

— Я приехал поговорить с майором Сиверли, — сказал он мягко. — А вы?

Рот Твелветри дернулся.

— Случайно оказались неподалеку, а?

— Нет, я приехал обсудить несколько вопросов, имеющих определенное значение. Но, конечно, я не имел ни малейшего желания помешать вам, — сказал Грей с легким поклоном в сторону Сиверли. — Может быть, я навещу вас в более удобное время?

Сиверли переводил взгляд с Грея на Твелветри, пытаясь понять, что происходит.

— Нет, нет, останьтесь, — сказал он. — Важный вопрос, вы сказали? — его лицо не было особенно выразительным, но и маской карточного игрока его тоже нельзя было бы назвать, расчет и настороженность мелькали в глубоко посаженных глазках под толстой лобной костью.

— Личное дело, — ответил Грей, приятно улыбаясь Твелветри, который мерил его прищуренным взглядом. — Как я сказал, его можно отложить.

— Я уверен, капитан Твелветри извинит нас на несколько минут, — прервал его Сиверли. — Эдуард?

Ах вот как, христианские имена, подумал Грей. Ну, хорошо.

— Конечно, — Твелветри медленно повернулся к двери. Его глаза, как дула пистолетов, были устремлены на Грея.

— Нет, нет, — сказал Сиверли, указывая на его стул. — Останьтесь, Эдуард; Булстроуд принесет чаю. Мы с полковником Греем прогуляемся до беседки и обратно.

Грей с очаровательной улыбкой на лице поклонился Твелветри и последовал за Сиверли из библиотеки, чувствуя, как Твелветри взглядом прожигает ему дыру между лопаток.

Он поспешно рассмотрел свою стратегию, следуя за широкой спиной Сиверли через недавно подстриженный газон. По крайней мере, он не будет учинять допрос в присутствии Твелветри, но должен учесть, что все сказанное вполне может быть передано «Эдуарду».

— Какой красивый парк, — сказал Грей, когда они завернули за угол. Это была правда; вокруг раскинулись широкие газоны, заднюю лужайку окаймляли кусты роз и других цветущих кустарников; слева от обнесенного стеной сада, вероятно, располагался огород; верхушки фруктовых деревьев поднимались над оштукатуренной стеной. Вдали за искусственными террасами находилась очаровательная маленькая белая беседка, окруженная декоративными деревцами, и чуть в стороне конюшня.

— Спасибо, — сказал Сиверли с ноткой гордости в голосе. — Я занимался улучшениями в течение нескольких последних лет. — Но он был не такого склада человеком, чтобы отвлекаться на комплименты. — Вы сказали…? — Он повернулся к Грею, приподняв серовато-стального цвета брови.

— Да. — сказал «А», говори и «Б». Грей испытывал нечто сходное с безрассудным головокружением перед боем. — Вы случайно не помните адъютанта Чарльза Карруотерса. Он был в Квебеке одновременно с вами.

— Карруотерс, — задумчиво повторил Сиверли с легкой вопросительной интонацией, но было ясно, что это имя ему знакомо.

— У него от рождения была покалечена рука, — сказал Грей. Он не любил унижать Чарли подобного рода описанием, но сейчас это был самый надежный способ продвинуться вперед.

— О, да, конечно, — морщины на рябом лбу Сиверли немного разгладились. — Но он умер. Я уверен, что слышал о его смерти. Корь, не так ли? Или какая-то лихорадка?

— Да, боюсь, он умер. — Грей опустил руку в карман, надеясь, что хорошо запомнил расположение документов. Он вытащил сложенный вчетверо лист бумаги, но держал его в руке, пока не предлагая Сиверли.

— Вы случайно не знаете моего брата?

— Вашего брата? — Сиверли был откровенно озадачен. — Герцога? Да, конечно. Я имею в виду, знаю о нем, мы лично не знакомы.

— Да. Так вот, ему попал в руки довольно любопытный комплект документов, оставленный капитаном Карруотерсом. Он касается вас.

— Что касается меня? Какого дьявола? — Сиверли выхватил бумагу из рук Грея. Яростный гнев так внезапно вспыхнул в его глазах, что у Грея промелькнуло опасение, что сейчас повторится один из инцидентов, описанный Чарли. Жажда насилия кипела у этого человека под кожей; Грей отлично понимал, как такой человек мог попытаться убить Джеймса Фрейзера.

Сиверли быстро прочитал страницу, смял ее в руке и швырнул на землю. Вены вздулись у него на висках пульсирующими синими шнурами под кожей, которая приняла неприятный пурпурный цвет.

— Что за галиматья? — Спросил он глухим от бешенства голосом. — Как вы смеете приходить ко мне с этими поклепами, жалкий…

— То есть, вы отрицаете, что в словах капитана Карруотерса есть хоть доля правды? — Донесение касалось событий, приведших к мятежу в Канаде. Он располагал более убийственными сведениями, но решил начать с чего-то среднего по тяжести обвинений.

— Я отрицаю, что Пардлоу имеет право обвинять меня в малейшем нарушении! А что касается вас, сэр, — Сиверли вдруг поднял над головой Грея кулаки. — Будьте вы прокляты, надоедливый дурак! Убирайтесь отсюда!

Прежде чем Грей успел пошевелиться или заговорить, Сиверли уже развернулся на каблуках и понесся к дому, как бык с петардой в заднице.

Грей моргнул, запоздало понял, что перестал дышать и перевел дух. Беседка была в двадцати футах, он прошел к ней и сел на ступени, чтобы взять себя в руки.

— Очень убедительно, — сказал он себе под нос. Сиверли уже достиг газона и направлялся к дверям, время от времени яростно жестикулируя.

Очевидно, альтернативный план придется ненадолго отложить. Но в то же время, появилась новая информация для размышлений. Во-первых, Эдуард Твелветри; во-вторых, железный сундучок.

Грей проходил службу в армии в разных должностях с шестнадцати лет. Он знал, как выглядят казначейские книги, а так же казначейский сейф. Очевидно, дела Твелветри и Сиверли предполагали выделение денежных средств — и довольно значительных — ряду лиц.

Сиверли исчез в доме. Грей некоторое время продолжал сидеть, размышляя, но не пришел ни к каким твердым выводам. Очевидно, Сиверли не собирался ничего ему рассказывать о казначейском сейфе. Возможно, следовало верхом направиться в Брамптон-корт, где, как сказал дворецкий, остановился Твелветри, чтобы попытаться вытянуть сведения из второго заговорщика. По крайней мере, он был уверен, что Твелветри не набросится на него с дубинкой. Но все-таки жаль, что он не захватил свою шпагу.

Когда Грей собрался уже подняться на ноги из дома появился Твелветри собственной персоной, и посмотрев через лужайку, увидел Грея в беседке. Он нагнул голову и двинулся вперед, глядя сурово и решительно.

Грей ждал.

Твелветри слегка покраснел, но держал себя в руках. Ни один из признаков вулканического темперамента Сиверли не отражался на этом худом, длинноносом лице. Но на нем явно читалась враждебность и крайняя неприязнь.

— Вы должны уйти, полковник Грей, — заявил он без предисловий. — И больше не возвращаться. Я говорю вам это для вашего же блага; нет смысла беспокоить майора Сиверли, каковы бы ни были ваши мотивы. Нет, не говорите мне, — он угрожающе поднял руку. — Меня они не волнуют. Но вы должны знать о моих мотивах. Достаточно сказать, что вы вмешиваетесь в дела, которых не понимаете, и если вы будете продолжать, то пожалеете об этом.

Он собрался было развернуться на каблуках, но Грей под влиянием импульса протянул руку и схватил его за рукав.

— Минутку, капитан, если не возражаете. — Он нащупал свободной рукой в кармане жилета копию «Дикой охоты». — Взгляните на это.

Твелветри выглядел так, словно хочет вырвать руку и броситься прочь, но вместо этого нетерпеливо схватил бумагу и развернул ее.

Он даже не читал, а сразу побледнел при виде слов.

— Где вы это взяли? — Его голос снизился почти до шепота.

— У Чарли Карруотерса, — сказал Грей. — Я вижу, вам оно знакомо. Вы…

Ему не удалось договорить. Твелветри сунул ему бумагу в грудь с такой силой, что он сделал шаг назад, чтобы избежать падения. Он удержал равновесие, но Твелветри уже шагал прочь по узкой, мощеной плиткой дорожке. Грей увидел на камне улитку. Каблук Твелветри с громким хрустом опустился на маленький домик. Он не обратил внимания и продолжал шагать вперед, оставляя за собой пятнышко мокрого следа.

Глава 23 План «Б»

Утро следующего дня было угрюмым и пасмурным, обещавшим дождь. Тем не менее, Грей торжественно облачился в мундир; Том Берд помогал ему с таким благоговейным чувством, словно Грей готовился к бою. Кожаные бриджи, перчатки, полированные сапоги… Грей на мгновение задумался над кинжалом, но в конце концов, вспомнив о нападении Сиверли на Фрейзера, пристегнул его к поясу.

Джейми, полусидя на подоконнике и прислонившись к оконной раме, хмуро наблюдал за приготовлениями. Он предложил поехать с Греем, но тот отказался, считая, что присутствие Джейми только разозлит Сиверли. Это должна быть очень неприятная беседа, и он не хотел дополнительных осложнений.

— Если я не вернусь, — сказал он Фрейзеру в дверях, — у вас есть мое разрешение поступать с Сиверли по своему усмотрению. — он собирался пошутить, но шотландец серьезно кивнул.

— Я доставлю ваше тело домой брату.

Том Берд испуганно охнул, но Грей улыбнулся, предпочитая считать это остроумным выпадом на свою довольно вялую шутку.

— Да, так и сделайте, — ответил он и пошел вниз, стуча каблуками.

Дворецкий в «Гластвиге» открыл ему дверь, вытаращив глаза на мундир.

— Мне нужно видеть твоего хозяина, — сообщил ему Грей, входя внутрь без приглашения. — Где он?

Дворецкий растерянно отступил.

— Хозяин не дома, сэр.

— Где он?

Парень пошевелил губами, посмотрел по сторонам в поисках ответа, но был слишком растерян, чтобы солгать.

— Потому… он в беседке, наверное. Он часто сидит там по утрам. Но он…

Грей повернулся на каблуках, оставив дворецкого наедине с его возражениями.

Он шел через лужайку к беседке, репетируя про себя, что сказать, и думал, что делать дальше, если его доводы не убедят Сиверли. Сегодня он мало верил в силу убеждения, но считал долгом перед собственным чувством справедливости дать майору шанс вернуться добровольно.

Если же нет… то он вернется под конвоем. Скользким моментом было то, что Грей не имел формальных полномочий в Ирландии, а тем более власти арестовывать кого бы то ни было, и Сиверли наверняка знал это. Для соблюдения законной процедуры Грей должен был сделать запрос юстициарию в Атлон и отправить команду солдат доставить Сиверли в Атлон (если юстициарий примет его сторону) и уже там официально передать его Грею, который обеспечит военный эскорт до передачи Сиверли в распоряжение британской армии.

Однако, вряд ли Сиверли станет терпеливо дожидаться, пока Грей съездит в Атлон и обратно, пока заместитель юстициария (сам юстициарий в настоящее время предположительно устраивал свои матримониальные дела во Франции) будет убежден силой аргументов Грея и решится арестовать богатого и уважаемого в округе помещика, а затем передать его на милость иностранного правительства. И вряд ли Сиверли покорно подчинится приказу юстициария. Честно говоря, Грей невысоко оценивал свои шансы на всех трех фронтах.

Единственно возможной альтернативой был арест, вернее, похищение майора Греем и Джейми Фрейзером, пока Том Берд будет ждать их лошадьми. Грей все сильнее склонялся в пользу этого решения, и он знал, что Фрейзер будет только рад помочь ему.

При всех плюсах быстроты и прямолинейности маневра, а так же приятной перспективе причинить некоторый физический ущерб майору Сиверли, если он попытается сопротивляться при аресте, он не обманывал себя возможной простотой исполнения. Им придется протащить Сиверли через половину Ирландии и переправить через море, не привлекая излишнего внимания, в стране, где он говорит на местном языке, а они являются чужаками.

— Против лома нет приема, — пробормотал он, и громко стуча каблуками стал подниматься по ступенькам беседки, честно предупреждая Сиверли о своем появлении. Ему послышался шорох внутри, но, когда его голова поднялась над верхней ступенькой, беседка, казалось, была пуста.

Он очень долго был солдатом, и чувство опасности пронзило его так неожиданно, что он сначала пригнулся, прежде чем осознал, что что-то не так. С громко бьющимся сердцем Грей присел на ступеньках, схватившись за кинжал и прислушиваясь. Он услышал громкий шорох кустов позади беседки, мгновенно вскочил, бросился вниз по ступенькам и обогнул беседку.

Сиверли окружил беседку рощицей декоративных деревьев; Грей не мог видеть этого человека, но слышал треск веток под весом тела, в спешке прокладывающего себе путь через кусты. Преследовать или обойти?

Он колебался всего мгновение, а затем побежал влево. Сиверли должен выйти к конюшне, Грей может обогнать его. Он смутно видел в стороне слуг, которые указывали на него и кричали, но не обращал на них внимания. Он потерял свою шляпу, но это тоже не имело значения. Он проскочил через огород, перепрыгнул через корзину с репой, уклонился от объятий повара, который попытался его задержать.

Калитка была заперта, и он не стал тратить время на задвижку, а ухватился за верхний край обеими руками и перепрыгнул, чувствуя неожиданный прилив удовольствия от погони. Потом, сея по пути разрушение, пробился через террасу с розовыми кустами к конюшне, что маячила впереди. Большая раздвижная дверь была закрыта, Сиверли еще не появлялся. Он рванул дверь и ввалился в полумрак конюшни, где лошади приветствовали его бурное появление ржанием и фырканьем. Он не обратил на них внимания и остановился, тяжело дыша в центре прохода лицом к двери в противоположном конце.

«Джо неуловим, потому что его никто не ловит». Слова сами всплыли в его голове, и он бы рассмеялся, если бы ему хватило дыхания. Ему не требовалось большего доказательства вины, этим бегством Сиверли открыто признавал ее и давал Грею повод к немедленному аресту.

Ему смутно пришло в голову, что Сиверли тяжелее его примерно на три стоуна,[44] и мог быть вооружен, но он отбросил эту мысль. Здесь у него было преимущество внезапности, и он собирался его использовать. Он занял позицию около раздвижной двери и шагнул в узкую нишу.

Лошади успокаивались, они все еще фыркали и вскидывали головы, но уже начали снова жевать сено. Он услышал грохот раздвижной двери, но это была не та дверь, в которую вошел он сам. Грей рискнул высунуться из своего укрытия, но увидел только конюха с вилами и лопатой для навоза. Он нырнул обратно, бормоча себе под нос:

— Черт.

Ему не нужен свидетель, который, скорее всего, придет на помощь своему хозяину, и тем более вооруженный вилами.

Конюх мгновенно почуял неладное среди лошадей и огляделся. Он с лязгом бросил лопату и двинулся в сторону Грея, угрожающе держа вилы наперевес.

— Давай! А ну, выходи оттуда!

Не было смысла прятаться. Грей убрал кинжал и вышел в проход между стойлами.

— Доброе утро, — вежливо сказал он. — Где твой хозяин?

— А ты что за хрен с горы? Сэр, — добавил конюх неуверенно.

— Старый знакомый майора Сиверли. Мой имя Грей, — добавил он еще вежливей.

Мужчина средних лет с головой круглой, как пушечное ядро, смотрел на него молча и подозрительно моргал. Интересно, видел ли он когда-нибудь англичан, хотя, конечно, должен был видеть — Эдвард Твелветри здесь уже побывал.

— Что ваша честь делает в конюшне, а? — Вилы по-прежнему смотрели ему в живот. Ну, конечно, этот идиот принял его за конокрада.

— Дворецкий сказал мне, что мистер Сиверли здесь. — Грей разрешил ноткам нетерпения прозвучать в своем голосе, Сиверли мог был появиться в любой момент. Засада не получилась. Ему придется сделать хорошую мину и попытаться вывести Сиверли в дом. За пределы досягаемости вил…

— Хозяина здесь нет.

— Да, я уже заметил. Я… гм… поищу его на улице. — Прежде чем его могли вывести силой под угрозой направленных на его бриджи вил, он развернулся на каблуках и бодро зашагал к двери. Конюх следовал за ним, но медленнее.

Грей мысленно проклял свое невезение и начал обдумывать, как ему лучше всего справиться с Сиверли — но Сиверли около конюшни не оказалось. Загон и выпас между конюшней и рощей, окружавшей беседку, были пусты.

Грей выругался.

— Ваша честь? — спросил конюх, пораженный.

— Все ли лошади в конюшне? — потребовал он, поворачиваясь к конюху.

Тот смотрел на Грея, щурясь, но зубцы вил теперь упирались в землю, слава Богу. Конюх почесал затылок.

— А где же им еще быть? Только Бесси пасется на клевере, а серая кобыла с жеребенком на верхнем поле.

— Верховые лошади, я спрашиваю!

— Верховые, значит? — Конюх наконец заметил, что он торопится и наморщил лоб. Он посмотрел влево, где Грей заметил в загоне хвосты нескольких лошадей. — Ну, там четверо — Ричард Львиное Сердце, и Стамбул, и Марко и…

— Да скажи мне просто ради Бога, какой-нибудь не хватает? — Грею казалось, что он наяву попал в кошмар, когда пытаясь выбраться из болота, попадаешь в бесконечный лабиринт.

— Нет, ваша честь, — прежде чем эти слова полностью выползли изо рта конюха, Грей уже шагал обратно к беседке с предчувствием надвигающейся катастрофы.

Это не было то чувство, с которым он поднимался несколько минут назад по ступеням беседки. Это было ощущение острой опасности, чувство потери. Теперь он бежал, не обращая внимание на крик конюха за спиной.

Он двумя огромными прыжками взлетел на вершину лестницы, тяжело дыша и чувствуя запах еще прежде, чем увидел то, что не заметил сначала; его нога ступила в лужу крови и заскользила. Ошеломленный, он замахал руками, чтобы сохранить равновесие, схватился за каменные перила беседки и задохнулся от запаха смерти, поднимавшегося от красного пятна у его ног.

Глава 24 Тайная дипломатия

Джейми одолжил книгу из библиотеки Пардлоу, карманное издание «Илиады» Гомера на греческом. Он не читал по-гречески несколько лет, и надеялся немного попрактиковаться, но беспокойные мысли мешали сконцентрироваться.

В последний раз он говорил по-гречески в тюрьме Ардсмуир, обсуждая стихи Аристофана с лордом Джоном за ужином из каши и ломтика ветчины; рацион был скудным даже у губернатора из-за затяжного шторма, который прервал поставки продовольствия в гарнизон. Зато у них нашлось бордо, так что атмосфера ужина была вполне сердечной. Они обсудили дела и нужды заключенных, а потом играли в шахматы; длинный поединок, затянувшийся почти до рассвета. Наконец Грей выиграл и задумчиво посмотрел на потрепанный диван в своем кабинете, размышляя, может ли он предложить его Джейми, вместо того, чтобы отправлять его обратно в камеру ради пары часов сна перед рассветом.

Джейми оценил эту идею, но не захотел воспользоваться предложением; он бесстрастно и вежливо поклонился, пожелал лорду Джону спокойной ночи и подошел к открытой двери, чтобы вызвать дремлющего охранника.

— Merde,[45] — сказал он себе под нос. Один Бог знает, сколько он уже сидел на скамейке около гостиницы с книгой на коленях, глядя вдаль на дорогу. Начался дождь, первые его капли запятнали раскрытые страницы и мягко коснулись его лица.

Он поспешно вытер бумагу рукавом и вошел внутрь, убирая книгу в карман. Том Берд сидел у очага, помогая юной Мойре Беккет сушить пряжу после окраски. Он пялился на Мойру бараньими глазами, но при звуке шагов Джейми его голова повернулась подобно стрелке компаса.

Джейми слегка покачал головой, Том поморщился и повернулся к Мойре.

— Не знаете ли, который час, мисс Беккет? — вежливо спросил Том.

— Около половины третьего, — ответила она, глядя немного удивленно. Джейми подавил улыбку. Они с Джейми одновременно повернули головы к окну, чтобы посмотреть на солнце, когда Том задал свой вопрос. Ей явно было непонятно, как кто-то не может днем узнать время, но Том родился и вырос в Лондоне и никогда не оказывался вне пределов слышимости колоколов той или иной церкви.

— Полагаю, друг его светлости хорошо принял его, — предположил Том, ожидая от Джейми подтверждения.

— Да, хорошо, надеюсь он получил более радушный прием, чем я.

Грей уехал в «Гластвиг» сразу после десяти, он находился не более, чем в получасе езды. Пять часов, конечно, что-то означали, но было ли то хорошей новостью или плохой?

Джейми покачал головой и пошел наверх. Он сел у окна и снова раскрыл книгу, но никак не мог сосредоточить свое внимание на печальной смерти Гектора.

Если дойдет до того, чтобы возвращаться в Англию к Пардлоу с телом Грея… он может просто воспользоваться предложением Куинна и бежать. Но ведь этот балбес должен быть настороже, зная, что случилось с Джейми.

Вдруг он выпрямился, его глаза уловили какое-то движение вдали на дороге. Это был не Грей, но человек спешил изо всех сил, спотыкаясь и прихрамывая, словно на пределе человеческих возможностей.

Джейми бросился вниз по лестнице и выбежал в дверь, слыша за собой стук каблуков Тома Берда; вестник уже был в пределах слышимости и они бросились к нему, подхватив под руки.

Куинн был смертельно бледен, обливался потом и задыхался.

— Думаю, тебе лучше уехать, Джейми. Твой друг убил майора Сиверли и констебль арестовал его.

На газоне стояла небольшая толпа людей, некоторые возбужденно переговаривались и жестикулировали. Перед ними стоял мужчина в добротном пальто и дорогой треуголке, кажется, он проводил допрос; Джейми предположил, что это должен быть констебль. Остальные люди были домашними слугами, все говорили одновременно и размахивали руками. Посреди этого бедлама стоял злой, как черт, Джон Грей.

Он был растрепан, пряди волос выбились из косы, мундир был запятнан грязью; у Тома Берда прибавится работы, подумал Джейми машинально. Он оказался прав, Том издал негодующий писк, и Джейми похлопал паренька по руке, чтобы успокоить.

Осторожно подбираясь к людям на газоне, он старался по возможности держаться поодаль, пока не сможет понять, как действовать дальше. С двадцати футов он разглядел, что руки Грея связаны, и что темные пятна на бриджах и сапогах Грея были не грязью, а кровью.

Грей что-то говорил, его голос звучал достаточно громко, его звуки долетали до Джейми, но слов разобрать было нельзя. Грей отвернулся от констебля, тряся головой от возмущения, и его взгляд упал на Джейми. В одно мгновение выражение ярости на его лице сменилось пониманием и он сделал рукой быстрый жест в сторону. «Уходи» — это было ясно, как день.

— Что они собираются с ним делать? — прошептал Том на ухо Джейми.

— Понятия не имею. — Джейми шагнул обратно в кусты. — Куинн сказал, что его арестовали. Может быть, они отвезут его в окружную тюрьму.

— Они не могут это сделать! — Круглое лицо Тома выражало крайнюю степень негодования, он сжал кулаки.

— Подождем и посмотрим, — мысли вихрем неслись у Джейми в голове, он пытался определить, чего ждет от него Грей. — Ну-ка, юный Берд, выйди и встань так, чтобы он мог тебя видеть, — сказал он, внимательно вглядываясь в толпу. — Думаю, они позволят слуге подойти к нему.

Том ответил ему испуганным взглядом, но потом выпрямился и решительно кивнул. Он вышел из кустов и направился к людям; Джейми заметил, как выражение раздражения и тревоги на лице Грея сменилось облегчением. Ему тоже стало легче, он угадал.

В толпе началось движение, голоса зазвучали громче — слуги пытались не подпустить Тома к Грею. Молодой камердинер упорно пробивался вперед, лорд Грей так же проявил настойчивость, хмурясь и указывая констеблю на Тома связанными руками. Констебль смотрел подозрительно, но, видимо, боялся превышать власть; он поднял руку, призывая к тишине, голоса умолкли.

— Так ты говоришь, что являешься камердинером этого человека? — расслышал Джейми сквозь шорох дождя и бормотание слуг.

— Да, сэр, — Том низко поклонился. — Вы позволите мне поговорить с хозяином, сэр?

Констебль перевел взгляд от Тома к Грею и обратно. Он постоял в раздумье несколько мгновений, но потом кивнул.

— Да, подойди. Но недолго! — Он властно поднял подбородок в сторону слуг. — Я хочу поговорить с человеком, который нашел тело.

Люди зашевелились, поглядывая друг на друга, но потом из толпы вышла горничная, подталкиваемая товарками. Она смотрела дико, как испуганная лошадь, ее руки теребили передник.

— Так это ты обнаружила своего хозяина? Не надо бояться, — констебль, вероятно считал, что его голос звучит успокаивающе. Он с таким же успехом мог сказать, что сейчас потащит ее к палачу; горничная вскрикнула от ужаса и закрыла лицо передником.

Один из мужчин выступил вперед; вероятно, это был ее муж, потому что он обнял ее и — Джейми с одобрением это отметил — поднял подбородок, как и констебль.

— Да, это была она, ваша честь, и это чуть не свело ее с ума, как видите.

— Я вижу, — резко ответил констебль. — Кто еще видел, что случилось? Ты?

— О, нет, ваша честь, — муж побледнел и отступил назад, делая знак против зла. Его жена вскрикнула, чувствуя, что лишается защиты, и съежилась. Ее друзья среди слуг начали дружно причитать из солидарности, а констебль наклонил голову и выдвинул нижнюю челюсть, как бульдог при виде бандитов.

Пока констебль проводил свое хлопотное дознание, дождь усилился. Джейми заметил, как Грей кивком головы отозвал Тома Берда в сторону, а затем, нагнувшись к его уху, начал давать четкие указания, то и дело поглядывая на кусты, где скрывался Джейми.

Констебль выглядел несколько расстроенным и, похоже, не собирался так просто отпустить горничную, нашедшую мертвого хозяина в беседке, поэтому Джейми выбрался из кустов и неторопливо обошел рощицу.

Через рощу пробежал не один человек, он заметил это по сломанным веткам и затоптанным папоротникам. Он осторожно обошел поврежденные деревья и прокрался к задней стороне беседки. Она была закрыта декоративной деревянной решеткой, кое-где не доходящей до перил. Человек его роста мог заглянуть внутрь, стоя на носках.

Первое, что он увидел, было не тело Сиверли, а орудие убийства. Та самая дубинка со странной ручкой, с которой Сиверли набросился на него, и он истово перекрестился с чувством не удовлетворения, нет, а скорее удивления перед быстротой божьего правосудия.

Грей опознал вещь по его описанию; он сказал, что это индейская военная дубинка, оружие ирокезов. Полностью деревянная, но в умелых руках смертельное оружие. Очевидно, Сиверли столкнулся с кем-то, кто знал, как пользоваться этой ручкой на конце дубинки — она была покрыта слоем крови и пучками волос, и… Его взгляд проследовал вдоль полосы крови на полу беседки и остановился на предмете, которым, как он знал, должна была быть голова Сиверли.

Майор лежал головой в сторону Джейми, остальные части тела почти не были видны. Удар почти развалил голову на две части; по краям раны выступала белая кость, а внутри застыло что-то розовое, он знал, что это мозг. Джейми резко опустился на пятки и отвернулся, стараясь не дышать, но густой запах крови и смерти наполнял его нос и горло.

Он мало что мог обнаружить здесь; в любую минуту сюда могли прийти, так что ему нельзя было оставаться рядом с телом. Поэтому Джейми спокойно вернулся через рощу, повернул направо и обошел вокруг дома, выйдя из сада около конюшни как раз вовремя, чтобы увидеть, как увозят лорда Джона. Констебль потребовал запрячь повозку и сидел рядом на своем муле, зорко следя за пленником. Сам заключенный сидел на лавочке прямой, как шомпол, строго, но спокойно, глядя перед собой. Джейми видел, как он что-то сказал констеблю, тот оглянулся, прищурился, но потом сердито посмотрел на Грея и резко махнул кучеру; тот щелкнул языком и пустил лошадей с места рысью так, что лорд Джон чуть не слетел со своего насеста, не имея возможности держаться связанными руками.

Джейми ощутил родственный гнев, он сталкивался с этими жестокими уловками, когда сам носил цепи. Он пробормотал проклятие в адрес констебля и вышел на площадку, где слуги столпились вокруг Тома Берда.

Они замолчали при виде Джейми и немного подались назад. Он не обратил на них внимания и кивнул Тому, сказав только:

— Идите за мной, мистер Берд.

Том незамедлительно последовал за ним; несмотря на враждебный ропот за спиной, никто не препятствовал их отъезду.

— Я очень рад, что вы пришли, — сказал Том, торопясь за Джейми и оглядываясь через плечо. — Я думал, они собираются разорвать меня на куски.

— Нет, хозяин этих собак уже умер, — ответил Джейми спокойно. — Поэтому они просто воют и поглядывают друг на друга. Что его светлость сказал тебе, малыш Берд?

Том был бледен и взволнован, но держал себя в руках. Он вытер рукавом лицо и начал зачитывать послание лорда Джона.

— Да, сэр. Начнем с того, что констебль — этот шумный толстяк и есть констебль — везет его светлость в замок Атлон.

— Да? Так это хорошо или плохо? — спросил Джейми, видя, что Том покачал головой.

— Нет, сэр. Он сказал, что юстициарий уехал во Францию, а тот кто здесь остался за него либо будет держать его под замком, либо выпустит под честное слово, которого он не хочет давать.

— Не хочет? Он сказал, почему?

— Нет, сэр, на это не было времени. Он сказал, что вы должны приехать и выручить его как можно быстрее.

Джейми провел рукой по лицу, смахивая воду с бровей.

— Да неужели? — сухо сказал он. — А он не подсказал, как именно я должен это сделать?

Том слегка улыбнулся, несмотря на волнение.

— Нет, сэр. Его светлость велел передать вам, что вполне доверяет вашему природному уму и врожденной свирепости. А я должен помочь вам, — добавил он скромно, искоса посмотрев на Джейми. Он торжественно положил руку на грудь. — Его светлость отдал мне на хранение свой кинжал.

— Это будет нам большим подспорьем, — заверил его Джейми серьезно. — Никому больше об этом не говори, если хочешь, чтобы мы спасли твоего хозяина от палача.

Дождь полил сильнее, но поскольку они уже были мокрыми насквозь, не было никакого смысла спешить, и они дружно пошли рядом по дороге под струями дождя, колотящими их по голове и плечам.

Глава 25 Побег из Атлона

Куинн не ходил с ними в «Гластвиг»; они нашли его у очага с большим стаканом виски и все еще дрожащим. Он встал при виде Джейми и по его кивку вышел на улицу.

Дождь на некоторое время прекратился, и Джейми повел его вниз по дороге, чтобы поговорить без свидетелей. В нескольких словах он ознакомил Куинна с обстоятельствами ареста Джона Грея; Куинн перекрестился, хотя по его лицу было видно, что эта новость его не сильно расстроила.

Джейми предвидел реакцию Куинна и уже решил, как поступить с ним.

— Тебе все еще нужна та чаша, да? — спросил он резко. — Чаша короля друидов?

Куинн уставился на него, широко раскрыв глаза, и схватил за руку.

— Неужели ты забрал ее, парень?

— Нет, у меня ее нет. — Джейми спокойно отнял руку.

— Но ты знаешь, где она, — беспокойные глаза Куинна пристально смотрели на него. Это был не вопрос.

— Да, знаю. Оттуда ее теперь никто не достанет. Я попросил настоятеля вернуть ее туда, откуда она взялась. И насколько мне известно, — значительно добавил он, — он так и сделал.

Губы Куинна сжались, он что-то подсчитывал про себя.

— Но кто-то должен знать, — упрямо сказал он. — Все монахи знают, откуда выкопали того бедолагу, и где его похоронили тоже.

— Да. Значит, ты хочешь поехать и попросить их все рассказать тебе? Но ты не уедешь, пока мы не выручим Джона Грея из Атлона.

Теперь Куинн выпучил глаза.

— Из замка Атлон? Да ты просто сумасшедший!

— Не без того, — сердито сказал Джейми. — Но я собираюсь сделать это так или иначе.

— Почему? Он же не просто англичанин, не только твой тюремщик — он еще чертов убийца.

— Нет, — решительно ответил Джейми. — Он тот еще засранец, но не убийца.

— Но они нашли его рядом с телом Сиверли, всего в кровище!

— Да, я видел.

Куинн заметно помрачнел.

— Так какого черта ты думаешь, что он этого не делал? Ты сам слышал, как он рассуждал о Сиверли, про все эти планы «привести его к ответственности. По справедливости он не заслуживает ничего, кроме пули в голову».

Не было никакого смысла объяснять Куинну, что убийство не имело никакого отношения к понятию Грея о справедливости, и что он собирался доставить Сиверли под суд живым и здоровым.

— Он этого не делал, — повторил Джейми упорно.

Понимание собственной чести Грея было совершенно чуждо Куинну. Единственно возможной причиной убийства могла стать только защита собственной жизни, но если бы все случилось именно так, Грей сообщил бы об этом. По крайней мере Джейми через Тома Берда.

Он не собирался спорить, и не только потому, что это было бесполезно. Приходилось учитывать то обстоятельство, что, если Сиверли убил не Грей, то это был кто-то другой. И неподалеку могло находиться всего несколько человек, одним из которых был Куинн. Джейми не мог предположить, зачем Куинну делать это, но решил не афишировать свои подозрения, принимая в расчет, что им еще придется провести некоторое время вместе.

— Я собираюсь в Атлон, и ты едешь со мной.

— Что? Зачем это? — Воскликнул возмущенный Куинн. — Зачем мне лезть в это безнадежное дело?

— А зачем ты втягивал меня в свой чертов провальный заговор? Ты поедешь со мной, а потом я отвезу тебя к аббату Майклу, у тебя будет случай самому поговорить с ним о чаше.

— Провальный?! — Куинн побледнел от негодования, его кудри встали дыбом, они почти трещали, как перед грозой.

— Да, провальный. И ты едешь со мной в Атлон, потому что ты можешь плыть на лодке, а я не могу.

— Лодка? — Куинн на мгновение отвлекся от своей обиды. — Что еще за лодка?

— Откуда я знаю, что за лодка? — Раздраженно сказал Джейми. — Мы найдем ее, когда доберемся туда.

— Но…

— Если ты думаешь, что я собираюсь прятаться от английской тюрьмы его светлости и скрываться здесь среди болот со свиньями, то подумай еще раз, — коротко предложил он.

— Но…

— Замок стоит на берегу Шеннона, и юстициарий сказал, что река судоходна. Так что мы поплывем по ней, черт побери! Идем!

Джейми проинструктировал Тома Берда еще на обратном пути из «Гластвига», так что камердинер не стал упаковывать все их имущество — Джейми не хотел вызвать ажиотажа внезапным отъездом — а собрал самое необходимое для срочной поездки.

Они обнаружили, что Том с нетерпением ждет их с лошадьми немного в стороне от дороги. Том внимательно оглядел обоих мужчин, но ничего не сказал. Он раздобыл капусту и несколько картофелин, которые и предъявил со скромной гордостью.

— Из этого выйдет прекрасный ужин, — сказал Куинн, одобрительно похлопав Тома по плечу. Он посмотрел на небо. — Снова будет дождь, — сказал он упавшим голосом. — Нам лучше найти место и пожарить их, пока есть такая возможность.

Торф хорошо грел, но давал мало света. Горящая кучка у их ног выглядела так, словно сама земля пылала изнутри, они могли приготовить пищу и согреть ноги. Котелка у них не было, поэтому капусту пришлось есть сырой, хотя Куинн мрачно предсказывал им невиданный метеоризм.

— Да кто его здесь услышит, к тому же мы на свежем воздухе, — сказал Джейми, осторожно укусив толстый, словно восковой, лист. Он пискнул на зубах, словно мышь, и был горьким, как полынь, наверное, но помог утолить голод. Ему приходилось есть кое-что похуже сырой капусты.

Том разгреб кучку почерневших углей кинжалом лорда Джона. Он не отдавал кинжал никому, так как хозяин лично поручил ему нож при аресте.

— Немного сыроват в середине, — сказал он, осторожно протыкая картофелину. — Но я не знаю, сколько еще можно держать их на огне.

— Не беспокойся, — заверил его Джейми. — Пока у меня целы все зубы, это меня не остановит. — Не имея кинжала, он аккуратно наколол пару картофелин на шпагу и помахал ею в воздухе, чтобы охладить их.

— Цирк возвращается, — сказал Куинн беззлобно. Ирландец немного позлился из-за оставленных вещей, но теперь его настроение снова поднялось, несмотря на дождь, который он сам же и предсказал. Он предложил поужинать и переночевать в хижине у пастуха, но Джейми предпочел остановиться ненадолго вблизи дороги, и отправляться дальше, как только они немного передохнут. Новости о путешественниках расползутся по округе, как масло по горячему тосту (его желудок забурлил при мысли о масле, но он сурово проигнорировал его), а они не могли себе позволить, чтобы слухи дошли до констебля. И так слишком много людей знало, что у лорда Джона были спутники. Эдуард Твелветри, для начала.

Знает ли Твелветри уже о Сиверли?

Он наклонил голову, проливая струйки воды с полей шляпы и принялся за картошку. Том собрал оставшийся картофель в полу плаща, молча положил несколько штук перед Куинном и сел рядом с Джейми, чтобы съесть свою долю. Джейми еще не посвятил его в свой план, если его намерения можно было назвать этим словом, а так же не рассказал о предложении Куинна отказаться от Грея, но уже заметил, что Том не доверяет ирландцу. Молодец, подумал он.

Капли дождя шипели, испаряясь в огне. Долго здесь не продержаться.

— Как далеко до Атлона? — Спросил Джейми, облизывая пальцы.

Куинн наморщил лоб, прикидывая.

— Отсюда? Часа два, может быть.

Джейми скорее почувствовал, чем увидел, как Том воспрянул духом, и повернул голову, чтобы улыбнуться парню.

— Мы вернем его, — сказал он и удивился, каким облегчением и доверием просияло круглое лицо Тома.

— Конечно, мы его вернем, — решительно подтвердил Том. — Сэр, — добавил он поспешно. Он не просил ничего объяснять, что тоже было хорошо, подумал Джейми.

— Поспи немного, — сказал он Тому, когда огонь наконец потух. — Я тебя разбужу, когда пора будет идти.

Куинн тихо фыркнул, но Джейми не посмотрел на него. Куинн прекрасно знал, что Джейми не доверяет ему, и Том тоже это знал. Об этом не было нужды говорить.

Джейми поплотнее завернулся в плащ, со вздохом вспомнив о горских пледах и толстых чулках. Плащ был шерстяной и сохранял тепло даже будучи мокрым, но ничто так не отталкивает воду, как грубая шерсть горского пледа. Он еще раз вздохнул и отыскал себе место, где его задница не будет мокнуть в луже, а спиной можно опереться на камень.

Его деятельный ум требовал размышлений, составления новых планов, но все планы были бессмысленны, пока они не достигли Атлона и не осмотрелись на местности. Надо было расслабиться и позволить разуму отдохнуть. Беспокойство измучит его, он знал это. Он похлопал по карманам и нашел свернутые в клубочек четки. Не надо забывать о покаянии, в конце концов.

Ему казалось, что гладкие деревянные шарики в пальцах утешают его не меньше, чем повторение Aves, он почувствовал, как его плечи наконец расслабляются, как стук капель по шляпе и тихое бурчание желудка сливаются с мирной молитвой.

— Это не провальный заговор.

— А? — Куинн говорил так тихо, что Джейми почти не расслышал его слов.

— Я сказал, что это не провальный заговор, — Куинн повернулся на камне и в упор смотрел на Джейми, его глаза казались темными провалами на бледном лице. — Это план.

— Да? — Джейми не хотелось отвлекаться от своего мирного состояния. Какой еще план, подумал он смутно. — Наверное, я погорячился, Куинн. Прошу прощения.

Куинн сразу перешел от враждебности к великодушию; он выпрямился и, бросив взгляд на Тома, свернувшегося в комочек под мокрым плащом немного в стороне, встал и подошел, чтобы сесть рядом с Джейми.

— Не за что, mochara, — сказал он, похлопав Джейми по плечу. — Я ведь не рассказал тебе самого главного.

Джейми издал стон, призванный избавить его о дальнейших откровений. Что еще эти безумцы могли задумать?

— Опять чаша? — Спросил он. — Потому что я тебе все о ней рассказал.

— Нет, — ответил Куинн. — Это часть плана, конечно, но не все. Сначала надо будет произвести захват.

— Захват… — ум Джейми стремительно вернулся на грешную землю, а живот скрутило уже не только от сырой капусты. — Ты говорил о воскресшей армии. Я помню. — он прекрасно помнил, для чего Куинн вербовал его.

— Да, но это еще не все. — Он видел, как Куинн таинственно оглянулся. Потом ирландец наклонился так близко, что Джейми чувствовал его кислое дыхание. — Ирландская бригада. — прошептал Куинн ему в ухо.

— Да? — Должно быть он выглядел совершенно сбитым с толку, потому что Куинн раздраженно вздохнул.

— Ты должен был слышать об ирландской бригаде.

— Кажется, да. — он посмотрел на Тома, сожалея, что тот так крепко спит, при нем Куинн не стал бы так откровенничать. Но следующие слова ирландца заставили его позабыть все сожаления.

— В Лондоне стоят три полка ирландской бригады, — прошептал Куинн, светясь от сдерживаемого ликования. — Офицеры двух из них с нами. Когда придет сигнал, что в Ирландии все готово, они захватят Букингемский дворец и арестуют короля!

Джейми онемел, поэтому Куинн продолжал:

— А еще у нас есть верные люди в полках, размещенных в Италии и Франции. Не все офицеры, но как только выступление начнется, остальные перейдут на нашу сторону, иначе… — Он пожал плечами с видом фаталиста.

— Если не перейдут, то… что? — Джейми знал, что означает это пожатие плечами, но хотел выиграть минуту, чтобы подумать. Кожу на голове нестерпимо кололо, а желудок сжался и дрожал под ребрами.

Куинн сжал губы.

— Что поделать… верные Делу люди примут командование.

— Хочешь сказать, они убьют тех, кто не захочет идти с ними.

— Придется. Ты отлично знаешь, что нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.

— Не шути этим! — Джейми до сих пор не мог смириться, что к смерти можно относиться с веселым безразличием. Он потер мокрой рукой мокрое лицо, щетина бороды колола пальцы.

— В каждом полку есть по крайне мере два добровольца среди офицеров. Когда придет сигнал… — Странно, Куинн сказал «добровольцы» не на английском. Он использовал ирландское слово «Deonaigh».[46]

Джейми уже по своему опыту знал, что за исключением духовенства и крестьян, все остальные ирландцы делятся на два вида: яростные борцы и вдохновенные поэты. Эти черты не часто встречались в одном человеке, но все же… Это слово, «Deonaigh»…

Оно было в стихотворении о Дикой охоте; он не обратил на него особого внимания, разве что вспомнил, что среди солдат была любима сентиментальная и жалобная ирландская песня «Волонтер». Когда он воевал во Франции, в его роте было несколько наемников-ирландцев, они часто пели ее у костра. Это была почти последняя песня, которую он слышал, прежде чем удар топора навсегда лишил его возможности слышать музыку.

— «Sеanfuil á lorgadh, iseateas á lorgadh,» — сказал он внезапно, и его сердце забилось быстрее, когда лицо Куинна резко повернулось к нему.

«Глаза ее слуг ищут теплую кровь». Несколько минут не было слышно ничего, кроме дождя. От залитого водой костра осталась на земле только черная отметина. Неожиданно капуста напомнила о себе, и Джейми напрягся. Не самый подходящий момент пускать ветры.

— От кого ты это слышал? — голос Куинна звучал очень спокойно и мягко, и Джейми внезапно понял, что от ответа может зависеть его жизнь.

— От Томаса Лалли, — ответил он так же спокойно, как Куинн. — Когда я видел его в Лондоне.

Куинн мог знать, что они встречались, верно было так же и то, что Лалли произнес эти слова, читая их с листа с озадаченным выражением лица.

— Он сказал? — голос Куинна был растерянным, возможно, немного испуганным, и Джейми затаил дыхание, поняв, что он сделал ошибку. Значит, Лалли не был посвящен. Но Куинн боится, что он знает об этом?

— Расскажи мне о Деле, если хочешь, — быстро сказал Джейми. — Дата выступления уже назначена?

Куинн подозрительно поколебался, но стремление рассказать и желание убедить Джейми взяло верх.

— В общем, да. Все, что я могу сказать, в этот день улицы будут переполнены, пиво в тавернах потечет рекой, народу на площадях будет не меньше, чем долгоносиков в мешке с зерном. Все полки пройдут парадом по Пэлл Мэлл, а затем направятся в казармы. Один из полков Ирландской бригады пойдет последним, но не вернется на квартиры, а обойдет дворец. После того, как Его Величество уйдет внутрь, они выдвинутся на территорию, снимут охрану с тыла и войдут во дворец. Охрана с фасада дворца будет наблюдать за толпой и не заметит движения, пока не станет слишком поздно, а потом второй полк выйдет в назначенное место. Все остальные полки буду заняты чисткой обмундирования и уборкой, даже если они узнают, что происходит, они не успеют собраться, чтобы остановить нас. Как только король будет арестован, наши люди отправятся в Шотландию и Уэльс с сигналом выступать и захватить Лондон.

Это предположительно могло сработать, хотя Бог знает, насколько безумным был этот замысел.

— Но они не смогут продержаться достаточно долго, даже взяв в заложники короля, — заметил Джейми. — Что делать, если с армией Чарльза Стюарта в Ирландии служится небольшая задержка?

Небольшая задержка, подумал он; Джейми слишком хорошо помнил, сколько времени ушло, чтобы собрать даже плохо вооруженный сброд, не говоря уже о том, чтобы кормить и перемещать такую армию. И это не считая того, что слабый, как тростинка, Красавчик Чарли совсем не годился в лидеры восстания. На что рассчитывали заговорщики?

— Мы подумали об этом, — важно сказал Куинн, и Джейми спросил себя, а кто такие были эти «мы»? Сможет ли он вытянуть из Куинна имена? — есть запасные варианты. Полки в Лондоне не выступят, пока не услышат пароль.

— Да? И что же это за пароль?

Куинн усмехнулся и покачал головой.

— Никогда не догадаешься, приятель. То, что я тебе открыл — это знак большого доверия. Но то, что я сказать не могу, стоит больше, чем моя жизнь. — он откинулся назад и с громким треском пустил ветры.

— Иисус, Мария и Иосиф!

Несмотря на ужасы недавних разоблачений, Джейми рассмеялся. Том вздрогнул от звука, слишком напоминавшего выстрел, и выглянул из-под мокрого плаща. Куинн посмотрел на Джейми, подняв бровь.

— Так и есть, тройка — счастливое число.

Джон Грей был знаком с тюрьмами не понаслышке, но никогда не был в них гостем. По сравнению с другими заведениями подобного рода, его камера была относительно комфортной: здесь не было других узников, параша была пустой и сухой, и даже имелось небольшое, пусть и зарешеченное, окно. Стены сочились сыростью — как и все вообще в Ирландии — но на полу не было луж; но ни кровати ни матраса не было, только шерстяное одеяло в углу. Грей был рад и ему, в камере было чертовски холодно, а его одежда была влажной, белье просто липло к телу; пришлось ехать не меньше часа под проливным дождем, пока не достигли Атлона.

Он измерил размеры камеры: восемь футов на десять. Придется прошагать по камере туда и обратно не меньше семисот раз, чтобы пройти милю. Он вытряхнул одеяло, выронив из него мертвого сверчка, пару бабочек моли и останки того, кто когда-то был большим тараканом. Кто мог съесть его, подумал он. Крысы?

Лорд Джон вдруг очень устал, он сел на пол и, дрожа, натянул одеяло на плечи. Он успел поразмыслить над ситуацией, пока его везли в Атлон. Он выиграл немного времени, но не думал, что это много ему даст.

Сэр Мельхиор уехал — это было и хорошо и плохо. Плохо, потому что сержант гарнизона запер Грея в камере, потому что помощник юстициария еще не прибыл, и сержант отказывался беспокоить городского судью до утра. Хорошо, потому что помощник сэра Мельхиора, скорее всего, поставит вину лорда Грея под сомнение, но он либо отправит его под домашний арест, либо потребует условно-досрочного освобождения; каждое из этих решений удержит его от возвращения в дом Сиверли и от расследования обстоятельств его смерти.

Но главной заботой был Эдуард Твелветри. Не было никаких признаков, что он был в «Гластвиге» в это утро, и никто из слуг не упомянул о нем. Если бы он находился в доме, то вышел бы на шум узнать, в чем дело. Ergo, его там не было, потому что он бежал сразу после убийства.

Это должен был быть Твелветри, потому что Грей слышал шум убегающего человека. Но, если тот человек не побежал на конюшню, он должен был хоть ненадолго вернуться в дом. Для чего?

Либо для того, чтобы что-то забрать, либо потому, что он действовал хладнокровно и понимал, что поспешное бегство будет принято за признание вины. Или вернулся за сундучком? Но он был слишком большой и тяжелый, его могли унести только два человека. Твелветри не мог просто взять и уехать с казной под мышкой.

Грей обнаружил тело Сиверли почти в полдень. А что, если Твелветри приехал тайно, спрятал свою лошадь, подкрался к беседке и ударил Сиверли по голове индейской дубинкой, той самой, с которой Сиверли набросился на Джейми Фрейзера?

И тогда Твелветри вообще никогда не вернется? Можно было еще предположить, что у Сиверли были другие враги, вернее, странно, если бы их не было. И то, что он не расставался с дубинкой, указывало на страх за свою жизнь, не так ли? С другой стороны, майор мог просто коллекционировать экзотическое оружие; его гостиная отражала обычные вкусы военного.

Грей вздохнул, закрыл глаза и постарался удобнее пристроить голову на согнутом локте. Черт! Он слишком мало знал. Но он точно знал только одно: он должен выбраться отсюда, он должен как можно скорее вернуться в «Гластвиг». Но сейчас все, что он мог сделать, это ждать Джейми Фрейзера.

Стук сапог по брусчатке разбудил его. Он зевнул и покосился на зарешеченное окно в попытке определить время. Небо было темным, и он решил, что уже хорошо за полночь, но шаги, что он услышал, не были шагами караульного. Прошло несколько человек.

Он вскочил, обулся и застегнул жилет, прежде чем ключ загремел в замке. Дверь распахнулась настежь, явив сержанта гарнизона с фонарем в руке и выражением апоплексической ярости на лице. За ним маячила фигура Джейми Фрейзера.

— Я вижу, нас тут ждут. — похоже, Фрейзера все происходящее забавляло. — У вас нет ничего успокоительного для гуморов^{1} этого джентльмена? — Он ткнул пистолетом в спину сержанта и тот камнем влетел в камеру.

— Ты, грязная дворняжка! — при свете фонаря лицо сержанта приняло оттенок баклажана. — Дьявол заберет твою душу, паршивая шотландская собака! А вы… — Он повернулся к Грею, но только затем, чтобы замолчать с платком Грея во рту.

Том Берд влетел в камеру, схватил одеяло и, широко улыбнувшись Грею, выхватил из-за пояса кинжал и эффектно отхватил от одеяла несколько полос, чтобы упаковать буйного сержанта. Затем Том сунул кинжал в руки хозяина, хрипло прошептав:

— Рад видеть вас в добром здравии, милорд!

Затем выскочил снова, по-видимому, чтобы разведать обстановку снаружи.

— Спасибо, мистер Фрейзер, — пробормотал Грей, пожав ему руку, и в свою очередь направился вон из камеры. Честно говоря, он не ожидал спасения, только смутно надеялся на него, так что теперь его грудь разрывалась от волнения.

Фрейзер передал Грею фонарь и отсалютовал пистолетом, приветствуя его. Сердечно кивнув сержанту, он закрыл дверь и запер ее. Затем он забрал фонарь и повернул налево. На следующем повороте он остановился, соображая, каким путем идти.

— Я не должен был называть вас по имени, — сказал Грей тихо. — Мне очень жаль.

Фрейзер пожал плечами, всматриваясь во мрак на дворе. Дождь кончился, но камни мокро блестели в свете фонаря.

— Не беспокойтесь. По графству Роскоммон путешествует не так уж много шотландцев моих габаритов. У них не уйдет много времени, чтобы узнать мое имя, так что меня вычислят в любом случае. Ну, юный Берд, — прошептал он себе под нос, — где ты?

Словно ожидавшая этих слов тусклая фигура на противоположной стороне двора замахала руками. Фонарь Фрейзера давал небольшое пятно света, они быстро прошли к арке, где их ждал бледный от волнения Том.

— Сюда, — выдохнул он и повел их по невысоким ступеням вверх к бойницам. — В конце галереи есть лестница, она спускается к речным воротам, — прошептал он лорду Джону на ходу. — Я не видел солдат, но слышал их голоса.

Грей кивнул, сжимая кинжал. Но по многим причинам он надеялся, что воспользоваться им не придется.

— Может, оставите фонарь здесь? — шепнул он, подойдя поближе к Джейми, тот покачал головой.

— Пока нет, — сказал он. — Возможно, он еще потребуется. — Джейми вышел в галерею и мучительно медленно двинулся вперед. Грей и Том Берд шли за ним гуськом. Когда они приблизились к изгибу стены, Грей услышал голоса откуда-то снизу и почти остановился. Том ткнулся в его спину.

— Идемте, милорд. Мы не можем задерживаться, — прошептал он.

Чувствуя нарастающую панику, Грей приноравливался к медленной походке Фрейзера. Он быстро взглянул вниз и увидел открытую во двор дверь, полосу света, протянувшуюся из нее. Должно быть, гауптвахта; он увидел нескольких солдат и смог определить по внезапной тишине и последовавшими за ней стонами, смехом, возгласами, что они бросают кости.

Пусть кто-нибудь бросит две шестерки, быстро помолился он.

Опять раздались голоса, и он начал дышать снова, слыша стук крови в ушах. Темнота под ними молчала, хотя он еще слышал голоса охранников за спиной. Туго заплетенная коса Фрейзера свисала на спину. Она мягко качалась между лопатками, отсвечивая золотом в свете фонаря. Вдруг Фрейзер остановился, и Грей чуть не столкнулся с ним.

Он услышал, как шотландец глубоко вздохнул и увидел, как он перекрестился. Джейми повернулся к Грею и наклонился, почти касаясь губами его уха.

— Там кто-то есть у ворот, — его теплое дыхание коснулось щеки Грея. — Мы должны снять его. Постараемся не убить, да?

С этими словами он бросил фонарь во двор. Тот приземлился с громким лязгом и потух.

— Руки-крюки, — послышался саркастический голос снизу. — Это ты Фергюсон? Пришел меня сменить? — Солдат вышел из ниши у подножия лестницы, Грей увидел его приземистый плотный силуэт на фоне камней. Фрейзер набрал полные легкие воздуха, присел и прыгнул вниз, напугав Грея так, что он чуть не последовал за шотландцем.

Фрейзер ударил солдата вскользь, но достаточно сильно, чтобы выбить из него дыхание на пару секунд; они молча корчились на камнях, задыхаясь и всхрапывая. Грей бросился вниз по ступеням, не обращая внимания на грохот.

— Том, открывай ворота! — Он метнулся к борющимся фигурам, заметив, что короткий человек на мгновение оседлал Фрейзера и энергично лупил его по голове. Грей выждал момент и изо всех сил пнул коротышку сзади по яйцам.

Солдат с громким криком свалился с Фрейзера, и шотландец поднялся на колени, дыша, как дельфин. Грей уже стоял на коленях рядом с охранником, ощупывая его одежду в поисках чего-нибудь полезного. У него не было ни пистолета ни мушкета, но он был вооружен странным коротким мечом, наподобие гладиаторского. Грей подивился этому необычному выбору оружия, но все равно прихватил его, задержавшись еще ненадолго, чтобы пнуть солдата в живот, и последовал за Фрейзером.

Том уже открыл ворота. Шеннон лежал перед ними в пределах выстрела из лука. Его черные воды были неподвижны, как смола.

Фрейзер сильно хромал; прыжок с высоты не принес пользы его и без того отбитой заднице. Он тихо ругался по-гэльски, из чего Грей определил степень его гнева, как очень высокую.

— Черт возьми, — сказал Том, то ли от возбуждения, то ли следуя дурному примеру. — Где он? Он нас не бросил, надеюсь?

— Если он сбежал, он покойник, — коротко пробормотал Фрейзер и исчез в темноте, бросившись вверх по течению. Грей сделал вывод, что «он» — это, скорее всего, Куинн, и Фрейзер отправился его искать.

— Мы ждем лодку? — Спросил Грей Тома, поглядывая одним глазом на ворота замка над ними. Они находились всего в двадцати ярдах от стены, и все его инстинкты побуждали его убраться отсюда побыстрее.

— Да, милорд. Куинн сказал, что найдет лодку и будет ждать нас здесь в… — Том беспомощно оглянулся, — ну, в любое время, так сказал мистер Фрейзер. — Он тоже оглянулся в сторону замка, его лицо казалось бледным пятном в темноте. На ближних улочках было темно и тихо, не было видно даже фонаря сторожа.

Грей сжимал в одной руке меч, а в другой кинжал. От них будет мало пользы, если их обстреляют со стены, и совсем никакой, если гарнизон выйдет из ворот крепости.

— Держи! — Он сунул оружие в руки испуганному Тому и, присев, пошел вдоль берега, шаря руками у кромки воды в поисках подходящих обломков. Он ушиб пальцы рук и ног, барахтаясь в темноте, но нашел то, что искал: большой кусок доски. Он вытянул его из грязи и побежал обратно к речным воротам, где подсунул свою находку под створку ворот. Доска легко скользнула в щель — ничего хорошего, нужно найти еще.

Том, благослови его Бог, угадал его намерения и уже стоял за спиной у Грея с полными руками мусора, палок и камней. Грей лихорадочно порылся в добыче и, помогая себе каблуками, забил всем, чем мог, проем над доской. Пальцы будут синие, как задница Фрейзера, подумал он, напоследок забивая доску камнем.

Больше не было времени сделать что-то еще, из замка послышались крики. Схватив Тома за руку, Грей побежал в направлении, куда исчез Фрейзер.

Берег был грязным и неровным, они спотыкались и натыкались друг на друга, задыхаясь на бегу. Грей поскользнулся в грязи и с громким всплеском скатился в воду, здесь было глубоко. Задыхаясь он всплыл, размахивая руками и ногами в тщетной попытке нащупать дно и отдышаться.

— Я здесь, милорд! — Том осторожно вошел в воду по колено, камыши громко шуршали, когда он пробирался через них.

Внезапно раздался громким скрежет, словно галькой по стеклу. Выстрел, подумал Грей и рванул пуговицы на тяжелом насквозь промокшем мундире. Получив наконец возможность свободно двигаться, он сделал два гребка и пополз к берегу на четвереньках.

Со стороны ворот раздавались нестройные выстрелы. Поп-поп! Поп! Видят ли они их с Томом или палят наугад? Он вдруг вспомнил о стрелках в бойницах и инстинктивно сгорбился. Том схватил его за руку и вытянул на берег, как загарпуненную черепаху.

— Давайте… — сказал Том и вдруг замолчал с тихим удивленным мычанием.

Грей подхватил его и опустил на землю.

— Где болит? — сказал он. — Куда попали?

Он уже слышал такой звук: удивление, часто последнее в жизни человека.

— Рука, — сказал Том, тяжело дыша, все еще скорее удивленный, чем встревоженный. — Что-то ударило меня в руку. Словно молотком.

На берегу было темно, как в угольной шахте, но Грей смог разглядеть черное пятно на левом рукаве пальто Тома. Оно быстро увеличивалось. Грей тихо выругался, запустил пятерню в мокрые волосы и сорвал ленту.

— Над локтем? Ниже? — Быстро спросил он, ощупывая руку Тома.

— Ой! Вот здесь — ой! Немного выше. — сожалея о потере платка, он обернул ленту вокруг руки Тома и туго затянул. Кровотечение остановлено.

Минутная паника прошла, их окутывала ночь, и удары пуль по воде звучали безобидно, как первые дождевые капли из тучи. К лорду Джону вернулась способность рассуждать, и он мимолетно удивился: он сидел на земле, один его сапог валялся рядом, а сам он стягивал мокрый чулок с ноги. Из него получился замечательный жгут для перевязки.

— Я должен буду зайти поблагодарить Дженнингса и Брауна, — сказал Том слегка дрожащим голосом. — Я у них покупал эти чулки.

— Обязательно, Том, — неожиданно для себя улыбнулся Грей, засовывая босые ноги в мокрые сапоги. Его ум лихорадочно работал. Если Том пострадал серьезно, о нем надо срочно позаботиться. И единственное место, где можно получить помощь — это замок. Хотя, если рана только одна…

— Как ты думаешь, ты можешь идти? Можешь сесть?

— О, да, я… Оооо, — на полпути Том вдруг осел и снова улегся на землю. — Ой, — пробормотал он. — Я не чувствую… — Его голос замер в тишине. Грей с отчаянием рванул рубашку Тома из бриджей и стал шарить по холодной груди, пытаясь услышать сердце. Оно билось, слава Богу. Со вздохом облегчения лорд Джон вытащил руку из-под рубашки и оглянулся.

Речные ворота постепенно, медленными рывками открывались под напором солдат. Он видел свет их фонарей, яркая огненная щель неуклонно расширялась.

— Черт, — сказал он и, подхватив Тома под мышки, бросился обратно в камыши, волоча за собой бесчувственное тело камердинера.

Лодка резко накренилась, когда Джейми переместил свой вес, так что его сердце чуть не выскочило изо рта.

— Утихомирься, медведь, — раздался сзади голос Куинна. По сторонам слышался плеск воды, и Джейми казалось, что она стоит почти вровень с бортами. — Ты нас опрокинешь, если будешь вихляться, как свинья в мешке. Неужели хочешь опять заболеть?

— Даже не напоминай, — прошептал Джейми и сглотнул, закрыв глаза. Он попытался убедить себя, что если он не будет видеть воду, его желудок не узнает, что его задницу отделяет он нее всего дюйм древесины, и что лодка течет, как решето. Его ноги промокли насквозь, а что касается «извиваться», так он был уверен, что это сама крошечная лодчонка крутится под ним, хоть они и дрейфуют, не поднимая весел, вниз по течению.

— А если мы не будем грести? — прошептал он через плечо, зная, как далеко звук распространяется над водой.

— А мы и не будем, — решительно сказал Куинн. — Сейчас полный штиль, так что если ты рассчитываешь, что мы будем с улюлюканьем в вихре брызг мотаться туда-сюда перед замком, с горестными рыданиями выкликая твоих друзей… То хрен тебе.

Джейми покрутил головой и увидел стены замка на крутом берегу, черные, как ад на фоне пасмурного неба. Сходство с адом усилилось, когда он увидел, как распахнулись речные ворота, изрыгая красное пламя, в котором прыгали маленькие черные фигурки демонов.

— Радуйся, Мария, матерь… — прошептал он и крепко ухватился за борт лодки, чтобы не упасть. Где Грей и Том Берд? Он зажмурился, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте, и отвернулся от замка, прежде чем открыть их снова. Но он видел только бесформенные темные пятна, качающиеся у берега — то ли лодки, то ли морские чудовища — хотя, Куинн сказал, что это заросли камыша, черные, как деготь, на фоне мерцающей воды. Казалось, ничего не могло двигаться в этом безмолвном мире. Не было видно ничего похожего на двух человек, живых, по крайней мере. Ей-богу, они должны быть где-то здесь, подумал Джейми.

Похоже, весь гарнизон был на ногах. Берег перед замком сверкал огнями, красные точки сновали вверх и вниз у воды. Эхо разносило далеко по реке яростный рев сержанта — Джейми, несмотря на тревогу, улыбнулся, узнав его голос.

Тихий всплеск заставил его повернуть голову. Куинн опустил весло в воду и очень мягко пытался задержать ее ход. Нос лодки медленно скользил по кругу, завораживая плавностью движения.

— Что, если они не здесь? — спросил Куинн очень тихо.

— Здесь. Я оставил их на берегу около замка.

— Сейчас их здесь нет, — заметил Куинн по-прежнему шепотом.

— Они видели, как я ушел вверх по течению. Они пошли за мной. Нам нужно вернуться. Они могли не заметить нас, мы очень тихо плыли.

Он говорил с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле, но Куинн пробормотал только: — Иисус, Мария и Иосиф пошлют нас к такой-то матери, — а затем опустил в воду второе весло и налег на него. Вода зашипела у бортов лодки, почти без плеска они начали подниматься против течения, а Джейми вытянул шею, пристально оглядывая берег.

Никого. Он заметил какое-то движение, но тень исчезла между сараями. Наверное, собака, слишком мала для человека, не говоря уже о двоих.

Где они могли находиться, когда солдаты все шире расходились по берегу? В городе — это было бы логично. Замок был окружен лабиринтом узких извилистых улочек.

— Долго мне еще грести? — проворчал Куинн. Он тяжело дышал, толкая лодку против течения.

— Мы уже достаточно далеко. Поворачивай обратно, — резко сказал Джейми. Они были примерно в фарлонге[47] от замка, если бы Грей с парнишкой оставались на берегу, их к этому времени уже бы нашли. Они, должно быть, пошли в город, и солдаты, похоже, тоже склонялись к этому мнению.

Джейми снова начал молиться. Как он найдет их в городе? Он был так же заметен, как англичане. На поиски придется послать Куинна, и он сомневался, что ирландец с энтузиазмом отнесется к этой перспективе. Но он должен…

Тяжелый глухой звук! Что-то ударило в корпус лодки, и он вздрогнул с такой силой, что суденышко заколыхалось на воде. Куинн выругался и притормозил.

— Во что, во имя Духа Святого, мы врезались?

Клинк! Клинк! Клинк!

Звук повторялся с бешеной скоростью, Джейми перегнулся через борт и чуть не закричал при виде открывшейся картины: голова с бешено выпученными глазами, окруженная извивающимися в воде прядями волос, как маска Медузы, выступила из воды в нескольких дюймах от его руки, оскалив зубы в свирепой гримасе. Это поразительное существо держало в одной руке большой бесформенный тюк, а в другой странной формы меч, и, когда Джейми уставился на него, приоткрыв рот, морское существо стиснуло зубы, взмахнуло своим оружием и еще раз требовательно ударило рукояткой в борт лодки.

— Поднимите нас! — сказало оно. — Я больше не могу его держать.

Глава 26 Опиумные грезы

Грей, сжавшись в комок на дне лодки, тупо смотрел в широкую спину Фрейзера перед собой. Длинные руки шотландца вытягивались и сокращались, плечи напрягались и расслаблялись, он упорно греб вверх по течению, а черная громада замка медленно, медленно уменьшалась за кормой. Он слышал требовательные крики с берега, а Куинн, стоя в лодке и цепляясь за мачту, кричал им что-то по-ирландски, но Грей был слишком обессилен и замерз, чтобы беспокоиться о нем.

— Это их взбодрит, — пробормотал Куинн, усаживаясь в лодку позади Грея. Он оперся о плечо Грея, чтобы не упасть, и наклонился вперед.

— Как ты, малыш?

Том свернулся рядом с Греем, положив голову ему на колени, и судорожно дрожал. Они оба ужасно мерзли, несмотря на плащ, которым Куинн накрыл их обоих.

— Х-х-хорошо, — сказал Том. Его тело было напряжено от боли; Грей почувствовал, как щека Тома напряглась на его ноге, когда тот стиснул зубы, и положил руку на лоб камердинера, надеясь немного утешить его. Он пошарил под плащом, укрывавшим Тома, но не гнущиеся пальцы были не в состоянии справиться со жгутом.

— Н-нужно ослабить ж-жгут, — выдавил он, ненавидя себя за беспомощность и неспособность справиться с трясущейся челюстью.

Куинн быстро наклонился, чтобы помочь, его кудри скользнули по лицу Грея; от ирландца пахло торфяным дымом, потом и жирной колбасой — странно успокаивающий теплый запах.

— Позвольте-ка взглянуть, — его дружелюбный тон действовал умиротворяюще. — Ах, вот она, горюшко ты наше. Теперь лежите тихо, мистер Берд, я сейчас… — Он сосредоточенно притих, нащупав узел. Грей чувствовал тепло тела Куинна, ему стало немного лучше от физического присутствия Куинна и Фрейзера, а еще больше от осознания, что побег удался.

Том тихонько заскулил. Грей запустил пальцы во влажные волосы своего камердинера, потирая кожу за ухом, словно успокаивая собаку, у которой вытаскивали клеща.

— А теперь, — пробормотал Куинн, усердно работая пальцами в темноте. — Почти. Все, готово.

Том испустил тяжелый вздох и сглотнул воздух, больно впившись пальцами здоровой руки в ляжку Грея. Грей понял, что жгут ослаблен, и кровоток возвращается в раненую руку, разбудив онемевшую боль. Он сам хорошо помнил это ощущение, и потому положил руку на пальцы Тома и легко сжал их.

— Кровотечение сильное? — спросил он тихо.

— Совсем немного, — рассеянно ответил Куинн, все еще держа руки под плащом. — Но все-таки есть. Надо поменять повязку и подлечиться. — он встал, немного покачал головой и, сунув руку в карман пальто, вытащил знакомую квадратную бутылку.

— Хорошо, что я захватил лекарство для Джейми. Тот, кто его сварил, говорил, что оно годится от всех болезней, а уж от холода и огнестрельной раны, так обязательно.

Он передал бутылку Грею. Сладковатый запах вызывал неясную тревогу, но Грей колебался не больше секунды, прежде чем сделать маленький глоток.

Он закашлялся. Он кашлял, пока не потекли слезы, его грудь ходила ходуном, но в желудке уже рос теплый шарик. Тем временем Куинн закончил ощупывать руку Тома и теперь держал бутылку у его рта. Том глотнул пару раз, остановился, прокашлялся и без слов, жестом попросил передать бутылку Грею.

Заботясь о Томе, Грей пил мало, всего несколько глотков, но этого было достаточно, чтобы его голова мягко закружилась. Он перестал дрожать, чувствуя, как наплывает дремота. У ног Грея Куинн завязал последний узелок на повязке, изготовленной из оторванного подола рубашки, и, похлопав Грея по плечу, протиснулся обратно на корму.

Впереди Джейми Фрейзер еще несколько раз наклонился над веслами, но заслышав возню Куинна, спросил:

— Как ты там, малыш Берд?

Единственным ответом Тома был нежный храп; он заснул во время перевязки. Куинн наклонился вперед, чтобы ответить:

— Сейчас уже получше. Но пуля по-прежнему у него в руке. Так что надо везти его к врачу, я так думаю.

— Ты знаешь хоть одного? — голос Фрейзера звучал скептически.

— Да, и ты тоже. Мы отвезем его к монахам в Инхклеран.

Фрейзер замер. Он перестал грести, повернулся к Куинну и бросил на него сердитый взгляд, заметный даже при свете звезд.

— До Инхклерана не меньше десяти миль. Я не догребу так далеко.

— Тебе и не придется, морской волк. Как думаешь, зачем нам парус?

Грей откинул голову назад. Конечно, подумал он, с каким-то ребяческим интересом, а зачем нам парус? Парус, конечно, был маленьким, но все же…

— У меня сложилось впечатление, что для использования паруса нужен ветер, — с подчеркнутой учтивостью сказал Фрейзер. — А здесь полный штиль, как вы верно заметили.

— Будет у нас ветер, мой краснобородый друг. — Куинн отвечал еще вежливей. — С восходом придет ветер от Лох-Дерг, и дыхание зари наполнит наши паруса, как говорится в одной хорошей книге.

— А долго ли до рассвета, — голос Фрейзера звучал подозрительно. Куинн вздохнул и укоризненно щелкнул языком.

— Часа четыре, эх ты, маловер. Еще немного, и мы выйдем в воды Лох-Ри. Мы можем пристать к берегу и отдохнуть до рассвета.

Фрейзер хмыкнул в своей манере, но покорно вернулся к веслам, и медленное движение против течения Шеннона возобновилось. В ночной тишине под ритмичный плеск весел Грей уронил голову и предался грезам.

Сны были странные и очень яркие, и он почти проснулся, увидев себя в объятиях голого Куинна, впечатление было настолько реальным, что он сплюнул за борт, чтобы избавиться от вкуса поцелуя. Потом до него дошло, что это вкус напитка — имбирная отрыжка заполнила носоглотку, и Грей затих на дне лодки, глядя по сторонам.

Он обнаружил, что лежит в обнимку с Томом. Камердинер прижался к нему, дыша перегаром; его лицо было прижато к груди Грея, жар раскрасневшейся щеки чувствовался даже через полусухую рубашку. Движение прекратилось, они были одни в лодке.

Было еще темно, но облачный покров поредел, и взгляд на немногочисленные звезды подсказал ему, что до рассвета осталось не больше часа. Он лежал на мокрых досках, стараясь держать глаза открытыми и не вспоминать наиболее пикантные подробности своих снов.

Он все еще был так пьян, что ему не приходило в голову поинтересоваться, куда ушли Куинн с Фрейзером, пока он не услышал их голоса. Они сидели рядом с лодкой на земле. Ну, конечно, они на земле, подумал Грей, но его одурманенный наркотиками ум сразу нарисовал ему картину этой дружной парочки, дрейфующей на облаке в полуночном небе, усыпанном алмазами звезд. Они продолжали спорить:

— Я сказал, что не собираюсь это делать, и это мое последнее слово! — голос Фрейзера был низким и напряженным.

— Ты отречешься от своих товарищей, с которыми вместе проливал кровь?

— Вот именно. И ты поступил бы так же, если бы хоть немного подумал своими куриными мозгами.

Облако, на котором сидел Куинн, исчезло, он сам свернулся в клубок и превратился в красный глаз огромного петуха, который закукарекал по-ирландски и, хлопая крыльями, начал что-то клевать у ног Фрейзера. Оказалось, Фрейзер был совершенно голым, но несколько замаскированным парами облака, на котором сидел.

Видение растаяло, уступив место полупрозрачным фигурам Стефана фон Намцена с Перси Уэйнрайтом, за которыми он наблюдал со скучающим интересом, пока фон Намцен не превратился в Джейральда Сиверли с ужасной раной на голове.

Его разбудил громкий стон Тома; с ощущением слабости и тошноты он обнаружил себя в маленькой лодке, которая быстро скользила под парусом вдоль плоских зеленых берегов острова Инхклеран.

Чувствуя себя почти бестелесным, почти забыв, как надо переставлять ноги при ходьбе, он плелся, пошатываясь, вверх по тропинке за Куинном и Фрейзером, которые тащили Тома Берда так осторожно, как только могли, поощряя друг друга сочувственным мычанием. Остатки его снов смешались с туманом, через который они шли, и Грей вспомнил подслушанные слова. Ему очень хотелось знать, чем закончился этот разговор.

Глава 27 Верность и долг

Монахи встретили Джейми почти радушно и сразу передали Тома Берда в руки брата лекаря. Он оставил Куинна с Греем за трапезой и отправился поблагодарить отца Майкла.

Настоятель оглядел его с живым любопытством и предложил стул и стакан виски, и то и другое было принято с глубокой благодарностью.

— У тебя очень интересная жизнь, Джейми, дорогой, — сказал он, получив краткий отчет о текущих событиях. — Итак, вы пришли искать убежища, не так ли? А твои друзья — это те два джентльмена, о которых ты рассказывал мне раньше?

— Да, это они, отец. Что касается убежища… — Джейми спрятался за улыбку, хотя у него болели даже мышцы лица. — Как только вы посмотрите, что у бедного паренька с рукой, мы сразу уйдем. Я не могу подвергать вас опасности. Даже если помощник юстициария из Атлона уважает вашу святыню, он должен будет прибыть сюда, как только услышит о полковнике Грее.

— Как думаешь, полковник в самом деле убил майора Сиверли? — поинтересовался аббат.

— Уверен, что нет. Я думаю, что злодеем является человек по имени Эдуард Твелветри, который был связан с Сиверли деловыми отношениями.

— Деловыми?

Джейми неопределенно помахал рукой в воздухе. Его ушибленное плечо горело огнем, когда он шевелил рукой и болело до самой кости в состоянии покоя. Его задница была в не лучшем состоянии после нескольких часов гребли на узком и жестком сиденье лодки.

— Не могу сказать точно. Конечно, деньги и, возможно, политика. — Он видел, как белые брови аббата поднялись на лоб, а зеленые глаза округлились. Джейми устало улыбнулся. — Человека, которого я привел с собой зовут Тобиас Куинн. Это он рассказал мне о вас и о чаше.

— Я помню, — пробормотал аббат. — Но я не мог упоминать о нем, учитывая тайну исповеди.

Улыбка Джейми стала еще шире.

— Да, отец. Я знаю. Но теперь я хочу сказать, что намерения Тоби Куинна не являются частью моей исповеди, и он не скрывает их от вас. Может быть, вы поговорите с ним? Помолитесь за него?

— Я так и сделаю, мо mhic, — сказал отец Майкл, и его лицо засветилось настороженным интересом. — А ты сказал ему, что сталось с чашей?

Неожиданная дрожь пробежала по позвоночнику Джейми.

— Он знает, — ответил он немного сухо. — Я оставлю это между вами. Я не хочу ничего слышать о ней снова.

Настоятель несколько секунд смотрел на Джейми, затем поднял руку.

— Или с миром, мо mhic, — сказал он тихо. — И пусть Иисус, Мария и Бог-отец пребудут с тобой.

Грей нашел Джейми сидящим на каменной скамье у кладбищенской стены. Он выглядел опустошенным, бледным и растрепанным, с блуждающими глазами, что Джейми признал за последствия воздействия лекарства Куинна.

— У вас были галлюцинации? — спросил он не без сочувствия.

Грей кивнул и сел рядом.

— Я не хочу вам о них рассказывать, а вы не захотите узнать, — сказал он. — Уж поверьте.

Джейми подумал, что оба утверждения, скорее всего, правда, и вместо этого спросил:

— А как наш малыш Берд?

Грей немного оживился и даже смог вяло улыбнуться.

— Брат лекарь достал пулю. Он говорит, что повреждены только мышцы, кость цела, у мальчика небольшой жар, но, с Божьего благословения, через день-два все будет хорошо. Когда я видел его в последний раз, Том сидел на кровати и ел кашу с молоком и медом.

Желудок Джейми заурчал при упоминании о еде. Но все же надо было обсудить несколько первоочередных вопросов.

— Думаете, оно того стоило? — спросил он, подняв бровь.

— Что? — Грей наклонился вперед, потирая ладонью заросший щетиной подбородок.

— Том Берд. Ему повезло и вам тоже, но вас обоих могли убить. Или схватить.

— А так же вас и Куинна. Да. Мы все рисковали. — он сидел неподвижно, наблюдая за маленькой зеленой гусеницей на краю скамейки. — Хотите сказать, что я сделал глупость, когда попросил вас вытащить меня из Атлона?

— Если бы я так думал, то не пришел бы за вами, — прямо сказал Джейми. — Но я хочу знать, за что я рискую жизнью, когда приходится это делать.

— Убедительный довод. — Грей положил палец, пытаясь заманить на него гусеницу, но умное насекомое слепо ткнувшись в его ноготь, решило, что здесь ничего съедобного не найдется, внезапно свалилось со скамейки, покачалось на тонкой шелковой нити и исчезло в траве. — Эдуард Твелветри, — сказал он. — Я уверен, что это он убил майора Сиверли.

— Почему?

— Почему он это сделал, или почему я так думаю? — не дожидаясь ответа Джейми, Грей решил ответить на оба вопроса.

— Экономический интерес, для начала. Я думаю, что между ними существовало некое финансовое соглашение. Я говорил вам о бумагах, которые они смотрели, когда я был у Сиверли в первый раз? Я не финансист, но даже я распознаю фунты, шиллинги и пенсы, написанные на листе бумаги. Они проверяли какие-то счета. И тот сундучок был заполнен совсем не крыжовником. Итак, у Сиверли были деньги, и мы знаем, что он участвует в некоем предприятии, которое очень напоминает якобитский заговор. Я не могу сказать, вовлечен ли в него Твелветри. Возможно, что нет. — Он снова потер лицо и немного ожил. — Мне трудно поверить, что он, его семья… Ну, они конечно чертовы содомиты, но преданные короне солдаты из поколения в поколение. Я не могу поверить, что он решился на измену.

— Так вы считаете, что он обнаружил ваш интерес к Сиверли и убил его, опасаясь разоблачения заговора? Независимо от того, что представляет из себя этот заговор?

— Да. Это логичное предположение. Бесчестным с его стороны было бы покончить с Сиверли, чтобы присвоить все деньги после того, как он узнал о заговоре. Но дело в том… — Грей заговорил медленнее, подбирая слова. — Что бы там ни произошло, если убийство связано с деньгами, мы можем найти доказательства в бумагах Сиверли.

Ладонь Грея сжалась в кулак, и он бессознательно бил себя по колену в такт словам.

— Мне нужно попасть в дом и забрать эти документы. Если существуют какие-либо доказательства причастности Сиверли и Твелветри к политическому заговору, мы найдем их там.

Джейми подумал, раз лорд Джон так близко подошел к разгадке отношений Сиверли и Твелветри, стоит ли упомянуть о сведениях, полученных от герцогини Пардлоу? Судя по всему, она не захотела поделиться ими ни с мужем ни с деверем, и он не спросил ее почему.

Ответ на этот вопрос пришел почти сразу: ее старик отец. Несомненно, источником информации был Андре Ренни, и она, вероятно, не хотела, чтобы Пардлоу узнал, что она еще шпионит для отца по старой памяти. Джейми не винил ее. Но в то же время, ситуация оказалась серьезнее вражды двух семей.

«Младший брат Натаниэля Твелветри, которого мой муж убил на дуэли много лет назад». В памяти всплыли слова герцогини. Ах, он почти забыл. Дело было не только в ее отце; Пардлоу мог фигурально или буквально скрестить мечи с Эдуардом Твелветри.

Что ж, хорошо, он сможет сохранить ее доверие, даже раскрыв информацию.

— Есть еще одна вещь, о которое вы должны знать, — резко сказал Джейми. — В течение некоторого времени Твелветри переводил большие суммы в Ирландию. В Ирландию, — подчеркнул он. — Я не могу вам сказать, от кого он их получал. Я так же не могу сказать, кто сообщил мне эти сведения, но думаю, вполне возможно, что он передавал деньги Сиверли.

Обескураженный Грей выглядел почти комично. Наконец он поджал губы и вдохнул воздух, размышляя.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Это меняет дело. Если это правда, и если Твелветри действительно вовлечен в заговор, они могли случайно поспорить и… — его лицо прояснилось; ясно, что ему очень не нравилась мысль о предательстве Твелветри, которое Джейми считал наиболее вероятным. — Или он был введен в заблуждение о цели назначения денег и, узнав правду, решил вывести Сиверли из строя, прежде, чем тот сможет ими воспользоваться. Полагаю, ваш источник не сообщил вам точно о назначении этих средств? — Он кинул в сторону Джейми острый взгляд.

— Нет, — ответил Джейми абсолютно честно. — Но я полагаю, вы имеете полное право на документы Сиверли. Как считаете, Твелветри еще не забрал их?

Грей сделал глубокий вдох и выдохнул, покачав головой.

— Он мог бы. Но Сиверли был убит вчера, Боже мой, неужели это было только вчера? Твелветри не заходил в дом, так сказал дворецкий. Слуги будут настороже, и наверняка приедет жена Сиверли, ведь она должна унаследовать дом? Констебль сказал, что он опечатал дом до приезда коронера. Я не думаю, что дворецкий позволит Твелветри войти в дом, открыть сундук и уйти со всем его содержимым. Кроме того, — он бросил взгляд на каменную пристройку, где сейчас лежал том Берд, — я собирался сразу, как только вы освободите меня, направиться в «Гластвиг» и устроить засаду на Твелветри. Но все пошло не так.

— Да уж, — мрачно согласился Джейми.

Они некоторое время сидели в молчании, каждый со своими мыслями. Наконец Грей потянулся и выпрямился.

— И еще о бумагах Сиверли, — сказал он, глядя Джейми в глаза. — Я должен получить их. Что бы там ни говорилось о Твелветри, в них, скорее всего, упоминаются и другие лица, участвующие в заговоре. Члены Дикой охоты, так сказать.

Джейми уже думал об этой стороне дела и не мог оспорить выводы Грея, как бы ему ни хотелось. Он молча кивнул. Грей посидел еще минуту, а затем решительно встал.

— Я пойду поговорю с настоятелем, поблагодарю его и попрошу оставить Тома здесь, пока мы за ним не вернемся. Как думаете, Куинн переправит нас на берег?

— Надеюсь, да.

— Хорошо, — Грей направился к главному зданию, но потом остановился и обернулся. — Вы спросили, стоило ли оно того. Я не знаю. Просто выполняю свой долг.

Джейми сидел, глядя на удаляющегося Грея, пока англичанин не коснулся ручки на двери и не замер на пороге.

— Он просто не смог попросить меня поехать с ним, — пробормотал Джейми. Со смертью Сиверли слово, данное Джейми герцогу Пардлоу, утратило силу, и его обязательства по участию в деле прекратились. Любая дальнейшая помощь Грею могла быть предоставлена только по его доброй воле.

Грей довольно долго стоял молча, потом тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху, и решительно вошел внутрь. Джейми не думал, что Грей отмахнулся от вопроса, просто он решил сначала закончить дела с отцом Майклом, прежде, чем говорить с Джейми.

И что я скажу ему?

Вопросы смерти Сиверли и возможной вины Твелветри его ничуть не беспокоили. Их возможная причастность к якобитскому заговору, хотя…

— Я уже сделал свой выбор, — пробормотал он нетерпеливо. — Почему вы не оставите меня в покое?

Слова присяги, которую он произнес, когда ему сохранили жизнь, когда-то сожгли его губы; сейчас они испепелили его сердце. Скорее всего, он не знал никого из членов «Дикой охоты», но мысль о предательстве камнем легла на его душу.

В то же время воспоминание о детском черепе с длинными каштановыми волосами под кустом дрока вспыхнуло в его мозгу так же ярко, как память о присяге — но весило гораздо больше. Не остановить этих сумасшедших ирландцев — или не позволить Грею остановить их — было все равно, что предать малышку Маири или Беату или Каристиону и всех им подобных.

Значит, подумал он спокойно, это и есть мой долг. И цена не слишком высока.

Ему хотелось есть, но не хватало сил встать и войти в дом. Он достал из кармана четки, но не стал молиться, а просто держал их в руке. Он подвинулся на скамейке, повернувшись спиной к молчаливым мертвецам, позволяя усталость вытечь из него и освободить место для забот живого мира.

Раздался короткий удар колокола; Джейми увидел, как братья в саду отложили мотыги и стали отряхивать сандалии, готовясь выйти.

Он заметил мальчика лет четырнадцати, аккуратно остриженного, свежего и беленького, как гриб, который оглядывался по сторонам, стоя в проломе каменной ограды. Мальчик заметил Джейми и лицо его вспыхнуло улыбкой.

— Вы будете мистер Фрейзер? — Спросил он и протянул листок бумаги. — Мистер Куинн просил вручить вам. — Он сунул бумагу в руку Джейми и поспешил обратно к часовне, прежде чем тот успел его поблагодарить.

Джейми знал: это было прощальное письмо. Куинн ушел, чтобы воспользоваться чашей. Джону Грею придется подыскать другого перевозчика. Нелепый поступок, особенно если учесть, что он понял, в чем состоит его долг, но он обещал Куинну поговорить с настоятелем, и должен был покинуть бывшего соратника, надеясь, что Бог не оставит его своей милостью.

Он чуть не отбросил записку в сторону, но под воздействием внезапного импульса развернул ее. Он бегло просмотрел ее и замер на месте.

Письмо не содержало обращения и не было подписано.

«Да благословит тебя Бог в твой последний день за верность друзьям. Но я был плохим другом и не сказал тебе правды. Майора Сиверли убил англичанин. Я видел это своими глазами, потому что стоял в тот момент среди деревьев за беседкой. Капитан Твелветри является большим другом нашего Дела, и после смерти майора Сиверли все средства находятся у него в руках. Я призываю тебя защитить его и оказать ему помощь, когда вы вернетесь в Лондон. Даст Бог, мы увидимся там с нашими друзьями и увидим, как зеленая ветвь соединится с белой розой».

Джейми смял записку в кулаке. Джон Грей вышел из кабинета аббата и остановился, чтобы что-то сказать брату Амвросию.

— Друзья! — повторил Джейми вслух. — Помоги мне, Боже. — Он поморщился и, положив четки в карман, разорвал записку и развеял клочки по ветру.

Глава 28 Амплексус[48]

Джейми не позволил Грею нанять лошадей на том основании, что ирландцы любят посплетничать не меньше шотландцев, так что вести об англичанине в грязном красном мундире с серебряными галунами дойдут в Атлон не позднее полудня следующего дня.

Они всю ночь шли от Лох-Ри через поля, при дневном свете остановились на отдых в лесу, откуда Джейми сходил в деревню за провизией, а с наступлением темноты снова вышли на дорогу, быстро шагая при ярком свете огромной белой, как алебастр, луны.

Дорога и поля были безлюдны.

Они вышли через луга к лесистой местности, деревья стояли плотной темной стеной, корни вспарывали почву, а ветви нависали так низко, что они шли почти в кромешной тьме, не видя дороги под ногами; только иногда, когда деревья внезапно отступали от обочины, в свете луны случайно белым пятном проплывало лицо или манишка рубахи, вспыхивала рукоять шпаги.

Даже звук шагов терялся в шелесте ветра, играющего молодой листвой в кронах деревьев. Джон ощущал ночь, как дикую силу, силу самой весны поднимающуюся из земли по его ногам, распространяющуюся по всему телу, пока кровь не начала колоть кончики пальцев, не застучала молоточками в висках.

Может быть, это был восторг свободы, радость от удачного побега. Возможно, волнение ночной охоты, приключения и опасности. Или осознание, что отныне он находится вне закона, ощущение погони за спиной.

Дорога была узкой, и они иногда касались друг друга, ослепленные блеском восходящей луны в просветах между деревьями. Он слышал дыхание Джейми, и представлял, как оно смешивается с ветерком и касается его лица. Он чувствовал запах Джейми, мускусный запах собственного тела, высохшего пота и пыли на одежде и вдруг задохнулся от дикого волчьего голода и тоски. От плотского желания.

Ты мой владыка, подумал он, тяжело дыша, или я твой властелин?

В канавах и болотах за стеной деревьев орали лягушки. Высокие и низкие голоса, басовитые и по-птичьи пронзительные ноты обрушивались на землю каскадами в одном пульсирующем хорале. Сидя вдали на лужайке, наблюдая восход сияющих звезд, его еще можно было бы воспринимать, как весеннюю пастораль, приветствующую возрождение жизни.

Но здесь в весенней песне громко звучал языческий зов плоти, слепое желание настигнуть и спариться, неосторожно пролить в землю семя и кровь, кататься среди раздавленных цветов, корчиться в соках травы и влажной земли.

Эти проклятые лягушки во все горло визжали о торжествующей страсти. Их были сотни и сотни. Их стоны оглушали.

Расстроенный видением земноводных, беспрепятственно предающихся любви над темными водами, Грей запнулся ногой о корень и тяжело упал.

Фрейзер рядом с ним почувствовал, как он опускается, успел перехватить его через туловище и поставил на ноги.

— Вы в порядке? — Спросил он тихо, его теплое дыхание коснулось щеки Грея.

— Кроакл дум-хо, — ответил тот, задохнувшись от неожиданности. Руки Фрезера все еще крепко держали его.

— Что?

— Так сказал лорд Жаба леди Мышке. Это песенка. Как-нибудь спою ее вам.

Фрейзер издал знакомый горловой звук, который выражал у него то ли насмешку, то ли заинтересованность, и внезапно отпустил Грея. Тот качнулся и протянул руку, чтобы не упасть. Он коснулся груди Фрейзера, такой теплой и твердой под рубашкой, с трудом сглотнул комок в горле и убрал руку.

— Наверное, в такую ночь можно встретить Дикую охоту, — сказал Грей, продолжая путь. Он вздрогнул и, наверное, ничуть не удивился бы, если бы из-за деревьев показалась королева фей, ужасная в своей жажде крови, сопровождаемая голодными, как волки, молодыми воинами, сверкающими глазами и зубами в темноте. — Что это за охотники, как вы думаете?

— Это души мужчин, — ответил Фрейзер без колебаний. — Я тоже о них подумал. Хотя больше шансов встретить их в бурную ночь.

— Так вы на самом деле видели их? — В этот миг он считал такую встречу вполне возможной, и потому задал свой вопрос совершенно серьезно. К удивлению Грея Фрейзер ответил так же серьезно.

— Нет, — ответил он с ноткой сомнения, — по крайней мере, не лицом к лицу.

— Расскажите.

Они несколько минут шли молча, но Грей чувствовал, что Фрейзер собирается с мыслями, и тоже молчал, приноравливаясь к упругому шагу этого огромного человека.

— Несколько лет назад, — сказал Фрейзер наконец. — Это случилось после Куллодена. Я тайно жил на своей собственной земле. В маленькой пещере среди скал. По ночам выходил на охоту. Иногда, когда олени уходили, приходилось идти далеко, и так случалось довольно часто. — Они вышли к небольшой поляне, залитой ярким светом, Грей заметил, как Фрейзер откинул назад голову, рассматривая луну. — Ночь тогда была совсем не такой, — сказал он. — Луны не было совсем, а ветер пронизывал до костей и стонал, как тысяча потерянных душ. Это было дикое место. Такое же дикое, как это, — добавил он, немного понизив голос, и указывая на окружавший их лес. — Ночь, когда могут повстречаться разные существа.

Он говорил без всякого выражения, словно встречаться с «существами» было для него обычным делом. Но сегодня ночью Грей мог поверить во что угодно и вдруг спросил себя, а сколько ночей провел Фрейзер в одиночку под тихими звездами или в дымной пещере, без глотка свежего воздуха?

— Я преследовал оленя и убил его, — продолжал Фрейзер совершенно будничным тоном. — Я сел около тела, чтобы отдышаться, перед тем, как разделать его. Конечно, я перерезал оленю горло, чтобы выпустить кровь, но не помолился над ним. Потом я спрашивал себя, может быть, именно это их и вызвало?

Грей подумал, было ли «это» запахом горячей крови или не сказанными священными словами, но не хотел прервать историю вопросами.

— Это были они? — спросил он через мгновение.

Фрейзер пожал плечами.

— Может быть, — сказал он. — Только я вдруг испугался. Даже хуже, чем просто испугался. Меня сковал ужас, а потом я услышал их. Я услышал их потом, — повторил он с нажимом. — Я испугался прежде, чем что-то расслышал, вот в чем дело. — он услышал стук копыт и голоса, наполовину заглушенные стонущим ветром. — Случись это несколько лет назад, я бы подумал, что это набег, — сказал он. — Но после Куллодена ничего подобного уже не происходило. Моей следующей мыслью было, что это английские солдаты, но я не мог различить английских слов, а я хорошо слышу их на расстоянии. Английский звучит по-другому, совсем не так, как гэльский, даже если вы не можете разобрать слова.

— Я так и подумал, — пробормотал Грей.

— И кроме того, — Фрейзер продолжал, будто не слышал Грея, — невозможно было понять, откуда слышались звуки. А все должно было быть ясно. Ветер был сильный, но устойчивый, с северо-запада. И все же голоса слышались с подветренной стороны, а так же с юга и востока. Иногда они исчезали, а потом возвращались. — он стоял над телом убитого оленя, готовый бежать, но в какую сторону? — А потом я услышал женский крик. Она… ах. — неожиданно в голосе Фрейзера прозвучала горечь. Почему, подумал Грей. — Она кричала не от страха или гнева. Это… хмм… Ну, так кричит женщина, когда ей… хорошо.

— То есть в постели. — Это не был вопрос. — Мужчины тоже так кричат. Иногда.

Идиот! Из всех вещей, что можно было сказать… Он ругал себя за тот намек на те несчастные слова в конюшне Хелуотера — глупое и случайное замечание.

Но Фрейзер издал только глубокое горловое «хммм», словно признавая формальную правоту Грея.

— Я на мгновение подумал о насилии… но в округе не было английских солдат.

— Шотландцы не насилуют женщин? — В тоне Грея еще звучала досада на самого себя.

— Не часто, — коротко сказал Фрейзер. — И не горцы. Но, как я сказал, голос звучал иначе. А потом я услышал другие голоса — визг и скрежет, крики лошадей, но это не был шум битвы. Больше похоже на толпу пьяных людей на пьяных лошадях. И они приближались ко мне.

Похоже, Джейми был больше всего поражен пьяными лошадьми. Это не была одна из обычных горских историй, но он уже слышал нечто подобное раньше. Особенно часто, когда в молодости воевал во Франции.

— Они говорили, королева всегда едет на огромном белом коне, сияющем в лунном свете, — тихо сказал он. — И сама сияет в темноте.

Джейми провел достаточно времени на болотах и среди диких скал, чтобы знать, сколько нечисти скрывается в земле, сколько призраков и духов не могут найти себе покоя, так что мысль о сверхъестественных существах была ему понятна и привычна. Как только ему на ум пришла мысль о Дикой охоте, он бросил оленя и поспешил прочь.

— Я думаю, они шли на запах крови, — пояснил он. — Я бы не сказал, что молитва над оленем могла остановить их. Они считали его своей законной добычей.

От того, каким тоном были сказаны эти слова, волосы зашевелились у Грея на затылке.

— Понимаю, — слабо произнес лорд Джон. Он ясно видел их своим мысленным взором: полупрозрачные силуэты лошадей и фей на земле и в воздухе, светящиеся мертвенным светом лица, выплывающие из темноты, голодный вой. Похотливый хор сумасшедших лягушек теперь звучал для него по-другому: он слышал в нем неизбывный голод.

— Ши, — тихо сказал Фрейзер.

«Ши», это слово звучало для Грея, словно вздох ветра.

— Этим словом и на гэльском и на ирландском называют существ из другого мира. Они иногда выходят из камней, а потом не могут вернуться.

Джейми был на грани безумия, но вдруг вспомнил полузабытый рассказ о том, что ши не могут перейти через проточную воду. Он бросился с высокого берега, перебрался через прибрежные валуны и, шатаясь, побрел против течения сначала по колено, а потом по грудь в воде, не открывая крепко зажмуренных глаз.

— На них нельзя смотреть, — объяснил он. — Если вы оглянетесь, они позовут вас. Они могут ослепить вас, и тогда вы пропали.

— Они убивают людей?

Фрейзер покачал головой.

— Они забирают людей, — поправил он. — Заманивают их к себе. Забирают их через камни в свой мир. Иногда, — он прочистил горло, — иногда похищенные люди возвращаются. Но они возвращаются двести лет спустя, когда все, кого они знал и любили, уже умерли.

— Как ужасно, тихо сказал Джон. Он слышал тяжелое дыхание Фрейзера, понимая, что тот борется с подступающими слезами, но не знал, почему его так расстроил этот конец сказки.

Фрейзер громко откашлялся.

— Да, хорошо, — повторил он ровным голосом, — так что я провел остаток ночи в воде и чуть не замерз. Я вышел на берег только на рассвете. Я едва мог двигаться, и пришлось ждать солнца, чтобы согреться, прежде чем вернуться обратно туда, где я оставил своего оленя.

— Он был еще там, — спросил Грей с интересом. — Так, как вы его оставили?

— Почти так. Что-то, то есть кто-то, — поправил он себя, — аккуратно, как портной, отрезал ему голову, вырезал внутренности и забрал одну заднюю ногу.

— Доля охотника, — пробормотал себе под нос Грей, но Фрейзер его услышал.

— Да.

— Вокруг него были следы? Кроме ваших, я имею ввиду.

— Не было ничего, — сказал Фрейзер, слова прозвучали коротки и уверенно. Он сам искал следы, подумал Грей. Любой охотник на оленя умеет читать следы на земле. Несмотря на попытку обратиться к логике, дрожь пробрала Грея, когда он представил на земле обескровленную и обезглавленную тушу оленя в дымке рассвета среди непримятого вереска.

— И вы забрали все остальное?

Фрейзер поднял одно плечо, потом опустил.

— Я не мог его оставить, — сказал он просто. — Мне надо было накормить семью.

Дальше они шли молча, каждый наедине со своими мыслями.

Луна начала опускаться, прежде, чем они достигли «Гластвига» и усталость немного умерила волнение Грея. Оно захлестнуло его с новой силой, когда они обнаружили, что на воротах висит замок, но он не заперт, а подойдя ближе, увидели полоску света на дальнем газоне. Она протянулась из одного окна с правой стороны фасада.

— Знаете, что это за комната? — спросил Грей, кивнув в сторону освещенного окна.

— Это библиотека, — так же тихо ответил Фрейзер. — Что бы собираетесь делать?

Грей сделал глубокий вдох, раздумывая. Потом он коснулся Джейми локтем, наклонив голову в сторону дома.

— Мы войдем. Идемте со мной.

Они осторожно двинулись к дому, обогнув газон и стараясь держаться в тени кустарников, но не обнаружили никаких признаков присутствия слуг ни в доме ни снаружи. В какой-то момент Фрейзер поднял голову и принюхался, сделав два или три глубоких вдоха, а потом кивнул на флигель и прошептал. — Конюшня пуста, лошадей нет.

Похоже, Джейми был прав; слуги ушли, не желая оставаться в доме, где произошло убийство. Грей допускал, что весь скот угнали в деревню.

Был ли этот ночной посетитель убийцей? Грей не мог представить себе причины, по которой законные душеприказчики Сиверли должны были явиться сюда тайком. Но, может быть, человек приехал сюда днем, а потом задержался до ночи? Он взглянул на луну, полночь давно миновала. Несомненно, этот человек был более предан своему долгу, чем большинство юристов. Или он решил переночевать в доме, и, страдая от бессонницы, спустился в библиотеку за книгой, подумал Грей, пожав плечами. Он был больше склонен верить Бритве Оккама.[49]

Они уже были на расстоянии пистолетного выстрела от дома. Грей оглянулся по сторонам, а затем с легким волнением вступил на газон. Он был виден, как на ладони, яркая луна висела почти над головой, и короткая тень лежала у его ног. Не залаяла ни одна собака, ни один голос не окликнул его, но он почти беззвучно продвигался по затоптанному газону в сторону окна.

Оконная рама находилась значительно выше уровня глаз. Его глаз, по крайней мере. С некоторой обидой он заметил, что Фрейзер за его спиной поднялся на носках и заглянул в дом. Огромный шотландец переступил с ноги на ногу, а потом замер. Он что-то пробормотал на проклятом гэльском. По его тону и выражению лица, ясно различимому в лунном свете, Грей понял, что Фрейзер не обрадовался.

— Что вы видите? — Прошипел он, нетерпеливо дергая Фрейзера за рукав. Шотландец опустился на корточки и посмотрел на Грей снизу вверх.

— Это ваш мелкий засранец Твелветри, — сказал он. — Роется в бумагах Сиверли.

Грей почти не слышал окончания фразы, он уже шел ко входной двери, готовясь разнести ее в щепки, если встретит хоть малейшее сопротивление.

Этого не произошло. Дверь не была заперта, и распахнулась с такой силой, что с грохотом врезалась в стену холла. Одновременно из библиотеки донесся негромкий вскрик, и Грей бросился к приоткрытой двери, через которую струился свет, едва осознавая, что за ним по пятам следует Фрейзер, бормоча:

— Незачем ломать двери, чтобы войти в этот чертов дом.

Второй крик раздался, когда он ворвался в библиотеку и обнаружил там Эдуарда Твелветри, прижавшегося спиной к каминной полке и размахивающего кочергой, словно крикетной битой.

— Поставьте на место чертову кочергу, — сказал Грей, удивляясь резко сократившемуся словарному запасу, — и какого черта вы здесь делаете?

Твелветри выпрямился, тревога на его лице сменилась глумливой насмешкой.

— Это вы, черт побери, что здесь делаете, чертов убийца?

Фрейзер рассмеялся, и Грей с Твелветри уставились на него.

— Прошу прощения, господа, — вежливо сказал он, хотя его лицо все еще сияло улыбкой. Он поманил их пальцами, словно приглашая маленьких мальчиков подойти поздороваться с престарелым родственником. — Занимайтесь вашими делами. Не обращайте на меня внимания, пожалуйста.

Джейми огляделся вокруг, взял небольшой табурет, который Грей уронил при своем стремительном появлении, и уселся на него, с видом довольного зрителя.

Твелветри переводил взгляд с Грея на Фрейзера, словно не мог решить, с кого начать. Он был похож на крысу, озадаченную неожиданно большим количеством сыра, и Грей с трудом подавил смех, несмотря на весь свой гнев.

— Я повторяю, — сказал он более мягко, — что вы здесь делаете?

Твелветри опустил свое оружие, но по-прежнему оставался настроен враждебно.

— Я тоже повторяю, какого черты вы сюда явились? Как вы посмели войти в дом человека, которого предательски убили?

Грей моргнул. В последние часы он был настолько очарован магией лунной ночи, что совсем забыл, что находится вне закона.

— Я не убивал майора Сиверли, — сказал он. — И очень хотел бы знать, кто это сделал. Не вы ли?

Челюсть Твелветри отвисла.

— Вы… сукин сын! — сказал он и, замахнувшись, нанес удар, целясь Грею в голову.

Грей поймал его запястье обеими руками и дернул на себя, заставив Твелветри потерять равновесие и качнуться вперед; но тот удержался на ногах и даже успел ткнуть лорда Джона в нос свободной рукой.

Со слезами на глазах Грей уклонился от второго удара кочергой, прыгнул назад и зацепился каблуком за край ковра. Он пошатнулся, и Твелветри с торжествующим криком ударил его в живот.

Удар пришелся вскользь, но заставил Грея потерять равновесие, он пригнулся и тяжело осел на пол. Не в силах вздохнуть, он откатился в сторону, избежав еще одного удара лязгнувшей о камни очага кочерги, и, схватив Твелветри за лодыжку, дернул изо всех сил. Его противник с криком опрокинулся на спину, кочерга описала в воздухе дугу и врезалась в створку окна.

Казалось, Твелветри на некоторое время лишился сознания, ударившись головой об угол камина. Он распластался перед очагом, одна из его рук лежала в опасной близости от открытого огня. Грей снова получил возможность дышать и замер, сидя на полу. Он почувствовал вибрацию досок пола под тяжелыми шагами и, вытирая с лица кровь — ублюдок Твелветри разбил ему нос, он надеялся, что он не был сломан — увидел, как Фрейзер наклонился и заботливо отодвинул Твелветри подальше от огня. Затем Фрейзер нахмурился, схватил совок для золы и поспешно выхватил из огня листы обгорелой бумаги, разбрасывая их по полу и отделяя от горящих страниц. Он сорвал с себя пальто и бросил его на бумаги, стремясь затушить искры.

Твелветри издал сдавленный крик и тоже потянулся к бумагам, но Фрейзер поднял его шиворот и швырнул на диван, обитый бело-синим полосатым шелком. Он оглянулся на Грея, словно спрашивая, не требуется ли и ему подобная услуга.

Грей покачал головой и, хрипло дыша и держась одной рукой за ушибленные ребра, неловко поднялся на ноги и проковылял к креслу.

— Вы могли бы… помочь, — сказал он Фрейзеру.

— Вы и сами прекрасно справились, — серьезно заверил его шотландец, и, к своему удивлению, Грей почувствовал себя чрезвычайно польщенным.

Он закашлялся и осторожно промокнул нос, оставив на рукаве кровавое пятно.

Твелветри застонал и поднял голову, отрешено глядя перед собой.

— Я хочу… знать… как? — удалось выговорить Грею. — Вы утверждаете, что это не вы убили майора Сиверли?

— Нет, — ответил Твелветри, его взгляд был абсолютно пустым. Он начал приходить в себя, и его взгляд сосредоточился на Грее с выражением крайнего отвращения. — Нет, — повторил он более резко. — Конечно, я не убивал Джеральда Сиверли. Что за глупость?

Грей коротко задумался, что глупого могло быть в его вопросе, но решил считать ответный вопрос чисто риторическим. Прежде, чем он успел сформулировать следующий, он заметил, что Фрейзер спокойно перебирает бумаги на столе.

— Положите их, — рявкнул Твелветри, пытаясь подняться. — Прекратите сейчас же!

Фрейзер взглянул на него и приподнял рыжие брови.

— Собираетесь меня остановить?

Твелветри схватился за пояс, где обычно носят шпагу. Потом медленно сел.

— Вы не имеете права лезть в эти документы, — сказал он Грею удивительно спокойно. — Вы убийца и, вероятно, беглый преступник. Подозреваю, что вы сами себя освободили из-под ареста?

Теперь Грей принял это за сарказм и не потрудился ответить.

— По какому праву вы сами их смотрели, позвольте спросить?

— По праву закона, — быстро отвел Твелветри. — Я исполняю волю Джеральда Сиверли по его долгам и распоряжению его имуществом.

И зарубите это себе на носу, добавило его выражение лица. Грей был всерьез озадачен этим открытием.

— Джеральд Сиверли был моим другом, — добавил Твелветри, поджав губы. — Близким другом.

Грей многое узнал от Гарри Карьера, но ему не приходило в голову, что Твелветри был настолько близок к Сиверли, что стал его душеприказчиком. Значит, Сиверли доверил ему свое имущество, долги и жену? И если они были настолько близки, что мог Твелветри знать о делах Сиверли?

Как бы то ни было, он явно не собирался делиться своими знаниями с Греем. Лорд Джон поднялся на ноги и мужественно стараясь на закашляться в прокуренном воздухе библиотеки, подошел к окну и откинул крышку скамьи. Сундучок пропал.

— Что вы сделали с деньгами? — потребовал ответа он, поворачиваясь к Твелветри.

Тот посмотрел на него с глубокой неприязнью.

— Поздно, — усмехнулся он. — Вы никогда не дотянетесь до них своими грязными ручонками.

Джейми собрал спасенные из огня листки бумаги и осторожно сдувал с них клочья пепла. При этих словах он посмотрел на Твелветри, а потом перевел взгляд на Грея.

— Хотите, чтобы я обыскал дом?

Глаза Грея были устремлены на Твелветри, он увидел, как его ноздри вздрогнули, а губы презрительно сжались — в покрасневших глазах не было ни следа страха или тревоги.

— Нет, — сказал Джейми, озвучив мысли Грея. — Он не лжет, их здесь уже нет.

— Вы неплохо разбираетесь в незаконных делах, — сухо сказал Грей.

— Да, неплохо. У меня была кое-какая практика. — шотландец помахал в воздухе стопкой обгорелой бумаги. Он бережно вытащил один лист и вручил его Грею.

— Я думаю, это единственное, что может представлять интерес, милорд.

На обратной стороне было написано стихотворение о Дикой охоте, Грей сразу узнал его несмотря на опаленные края и пятна сажи.

— Почему… — начал было он, но потом, увидев, как Фрейзер поднял подбородок, перевернул бумагу. Он слышал, как захрипел Твелветри, но не обратил на него внимания.

Грей присвистнул сквозь зубы. Он не знал ни одного человека из этого списка, но это была ценная информация, что, кстати, подтверждало яростное выражение лица Твелветри. Теперь он не вернется к Хэлу с пустыми руками.

Если он не ошибается, сейчас Грей держал в руках список якобитских заговорщиков; ирландских якобитов. Они с Фрейзером считали, что стихотворение было своеобразным паролем, и он спрашивал себя — паролем для кого? Здесь был написан ответ или часть его. Люди, не знакомые лично, опознают своих соратников по стихотворению; несколько с виду безобидных строк на самом деле были тайным кодом, для того, кто располагал ключом к нему.

Фрейзер небрежно кивнул в сторону Твелветри:

— Может быть, стоит выбить из него подробности?

Твелветри выпучил глаза. Грею очень хотелось рассмеяться, но он совладал с собой.

— Вы меня искушаете, друг мой, — сказал он. — Но я сомневаюсь, что ваши усилия увенчаются успехом. Просто придержите его здесь, пока я осмотрюсь.

Уже по одному выражению лица Твелветри он мог понять, что больше ничего не найдет, но проформы ради осмотрел стол и книжные полки, а так же совершил короткий визит с подсвечником в верхние комнаты на случай, если Сиверли держал что-то в спальне.

Он с гнетущим чувством прошел по пустому и темному дому и ощутил что-то похожее на печаль, стоя в спальне покойника. Слуги сняли белье с кровати, скатали матрац и аккуратно закрыли мебель от пыли. Только блеск свечей на дамасских обоях напоминал о жизни.

Грей почувствовал пустоту в собственной душе, словно и сам стал призраком, равнодушно оглядываясь на последние события своей жизни. Ярость и возбуждение от борьбы с Твелветри иссякли, оставив усталость и чувство беспомощности. Он ничего не мог больше сделать; не мог арестовать Твелветри или заставить его отвечать. Какие бы открытия еще не ожидали их, Сиверли был мертв и его преступления будут похоронены вместе с ним.

— Его дом знает, что его больше нет, — тихо сказал он, слова потухли среди молчаливых стен. Грей повернулся и вышел, оставив открытой дверь в темноту.