ЧАСТЬ V. ПРЕЕМСТВЕННОСТЬ

Глава 38 Исцеление

Они не разговаривали по пути в Хелуотер. Конечно, Том был с ними, но даже учитывая его присутствие, им мало что оставалось сказать.

Осень только началась, но уже шли холодные дожди. Ливень размыл дороги и рвал листву с деревьев, поэтому путники промокли до нитки, были чуть не до плеч забрызганы жидкой глиной и облеплены неожиданно нарядными красными и золотыми мелкими листочками. Обычно они добирались до гостиницы к вечеру, дрожа от холода, с синими губами, не в силах думать ни о чем, кроме тепла и пищи.

Они спали в одной комнате, но никогда на одной кровати. Если не было второй кровати, Джейми, завернувшись в плащ, ложился на пол рядом Томом. Джон хотел бы лежать в темноте, прислушиваясь к дыханию Фрейзера, но усталость брала свое, и он засыпал, как только голова касалась подушки.

Он словно сопровождал Джейми на казнь, во всяком случае, так он себя чувствовал. Конечно, он надеялся, что Фрейзер будет жить в покое и безопасности, но прибытие в Хелуотер означало смерть близости, которая только-только возникла между ними. Они больше не будут чувствовать себя равными.

Они буду держаться так, как должны, как было прежде. Но это были сухие и формальные отношения тюремщика и заключенного. За редким исключением.

Я буду скучать по тебе, подумал Джон, глядя в затылок Джейми, пока шотландец взбирался на склон впереди него; красная коса раскачивалась, когда конь поворачивал или поскальзывался в грязи. Он грустно спрашивал себя, будет ли Джейми скучать по их разговорам, но знал, что не стоит задерживаться на этой мысли.

Он щелкнул языком, и его лошадь начала последний спуск к Хелуотеру. Тропинка была длинной и извилистой, но когда они поднялись на последний пригорок, то увидели фигуры нескольких женщин, вышедших подышать воздухом на лужайку: леди Дансени и Изабель, а с ними пара служанок. Младшая няня Пегги с Уильямом на руках… и Бетти Митчелл.

Он почувствовал рядом с собой движение, Фрейзер напрягся и немного приподнялся в седле. Сердце Грея замерло, он понял, что шотландец взволнован.

Это его выбор, напомнил он себе тихо, и последовал за своим пленником.

* * *

Хэнкс умер.

— Быстрее, чем заслуживал, сукин сын, — бесстрастно заметил Крузо. — Однажды утром он поскользнулся на лестнице и сломал себе шею. Когда мы подняли его, он уже был мертв.

Крузо искоса взглянул на Джейми; он еще не понял, как отнестись к возвращению Джейми. С одной стороны, Крузо не мог тянуть на себе всю работу по конюшне, даже половину ее, а Джейми не требовалось никакой подготовки. С другой стороны… после смерти Хэнкса Джейми мог занять место главного конюха, и Крузо опасался его конкуренции.

— Упокой, Господи, его душу, — сказал Джейми и перекрестился.

Он подумал, кто теперь исполняет обязанности главного конюха? Если Крузо справлялся, то он имел право занять это место. Если же нет… будет время разобраться с этим делом позже.

— Значит, я возьму упряжку Эжени, да? — спросил он мимоходом. Крузо кивнул, не совсем уверенный, и Джейми пошел по лестнице на чердак, чтобы оставить свои вещи.

Он вернулся, лучше одетый, чем уезжал; рубаха и штаны были из грубой ткани, но новые, в мешке у него лежало три пары шерстяных чулок, был хороший кожаный ремень и черная войлочная шляпа — подарок Тома Берда. Он переложил эти вещи в сундучок около своего матраса и увидел, что все его вещи были на месте.

За время его отсутствия их никто не тронул. Маленькая статуя Девы, которую прислала сестра, сухая кроличья лапка, лучшее средство от ревматизма — он положил ее в небольшую сумку козловой кожи у себя на поясе (после Ирландии его правое колено начало болеть по утрам) — огрызок карандаша, пороховница, немного оббитый фаянсовый подсвечник, покрытый дюймовым слоем расплавленного воска. Горсть разноцветных камешков, их было приятно держать в руке. Он подсчитал, их было одиннадцать: по одному для его сестры, для Айена, для маленьких Джейми, Мэгги, Китти, Джанет, Майкла и Айена-младшего; еще один для его дочери Веры, умершей при рождении; другой для ребенка Клэр; и последний — необработанный аметист — для самой Клэр. Надо будет найти еще один — правильный камень для Уильяма. Он коротко удивился, почему он не сделал этого раньше. Потому что не чувствовал себя вправе считать Уильяма своим даже в глубине своего сердца.

Он был доволен, если не удивлен, найдя свои вещи нетронутыми. Конечно, никакой ценности они и не представляли. Или его возвращения ожидали, и боялись прикасаться к ним. Но кто-то забрал его одеяло.

Впрочем, у него было одно сокровище, которое нельзя было потерять или украсть. Он поднес к глазам левую ладонь, где на холме под большим пальцем был виден тонкий белый шрам ввиде буквы «К» — немного кривой, но вполне читаемый. Буква «Д» на ее ладони так же хорошо видна, подумал он. Он надеялся на это.

Надо было убрать еще одну вещь. Он достал из сумки тяжелый маленький кошелек и сунул его под чулки, потом закрыл сундук и спустился по лестнице, ловко, как горная коза.

Джейми был удивлен ощущением мира, снизошедшего на него в конюшне. Это не было возвращением на родину — это место никогда не будет его домом, он знал, — но оно было привычно ему знакомым и устойчивым распорядком жизни, пространством открытого воздуха там, снаружи, и умиротворяющим присутствием лошадей под крышей чердака, независимо от того, что люди были не похожи на его близких.

Он взял упряжку лошадей и повел их не в горы, а за пределы внешнего загона, где ровный покрытый травой путь вел через ряд небольших холмов. Он остановился на вершине самого высокого из них, давая лошадям отдышаться, и посмотрел вниз на Хелуотер. Этот вид всегда нравился ему, когда погода позволяла разглядеть пейзаж достаточно ясно: большой старый дом уютно расположенный в роще медных буков, серебро озерца за ее пределами, покрытое рябью, в кружевной оправе камышей, густо населенных весной и летом дроздами, их высокие голоса далеко разносились ветром.

Теперь не было никаких птиц, только небольшой ястреб низко кружил над гребнем холма, служа предупреждением для мышей в мертвой траве. Вдоль дороги двигались две фигурки, двое мужчин — лорд Дансени и лорд Джон. Джейми признал первого по сутулой спине и вытянутой вперед шее, а второго по плотной фигуре, уверенной посадке и манере легко управляться с вожжами одной рукой.

— Бог с тобой, англичанин, — произнес он.

Независимо от того, как Джон Грей воспринял заявление Джейми о намерениях относительно Бетти Митчелл — Джейми ухмыльнулся, вспомнив лорда Джона, комично пытающегося натянуть на ошарашенное лицо маску вежливости — он доставил Джейми в Хелуотер.

Грей останется на несколько дней, ему придется. Он подумал, будут ли они разговаривать до его отъезда, и если да, то каким образом? Он не мог забыть, что их странная дружба наполовину была выкована из необходимости, но ни один из них не мог уже занять положения высшего или низшего. Существует ли где-нибудь земля, где они смогут вновь встретиться на равных?

— A posse ad esse, — пробормотал он. От возможного к действительному. И, подобрав поводья, крикнул лошадям — Ап, — и они, счастливые, понеслись вниз по склону к дому.

* * *

День был холодный и ветреный, но ясный, ветер дул в спину, и листья медных буков неслись им вслед, словно преследуя. Грей немного забеспокоился, когда лорд Дансени предложил прогулку, старик был очень хрупок, он словно истаял после последнего посещения Грея. Головокружительный полет листьев вызывал у него легкое чувство тревоги, но Дансени, похоже, чувствовал себя прекрасно, его лицо светилось слабой улыбкой, а руки, держащие поводья, казались достаточно сильными. Тем не менее, Грей позаботился о том, чтобы поддерживать умеренный темп, и одним глазом бдительно присматривал за старым другом.

Проехав через ложбину, они свернули на дорогу вдоль озера. Почва здесь была грязно-серая, вымешанная копытами нескольких лошадей, их следы медленно заполнялись водой; лошади прошли здесь недавно. Грей ощутил мягкий порыв волнения, как всегда, когда при нем упоминали лошадей или конюшню Хелуотера, он знал, что в это время дня мало вероятности встретить Джейми здесь, он уезжал с лошадьми далеко, дальше, чем другие конюхи. Тем не менее, он не мог не бросить быстрый взгляд вперед.

Но дорога перед ними была пуста, и он обратил все свое внимание на лорда Дансени, который замедлил шаг коня.

— Неужели он подцепил камень? — спросил Грей, остановившись и готовясь спешиться.

— Нет, нет, — Дансени махнул рукой, удерживая его в седле. — Я хотел бы поговорить с вами, лорд Джон. В частном порядке.

— Да, конечно, — ответил он осторожно. — Э-э… о Фрейзере?

Дансени удивился, но потом спохватился.

— Ну, нет. Но так как вы сказали, что собираетесь… применить к нему другие меры?

Грей прикусил щеку изнутри.

— Нет, — сказал он осторожно. — Не сейчас.

Дансени довольно кивнул.

— Он очень хороший конюх, — заметил он. — Никто из слуг не работает столько, сколько он. Но он держится особняком.

«Он держится особняком». Эти случайные слова внезапно дали Грею ключ к пониманию жизни Фрейзера в Хелуотере, и причинили маленькую боль. Если бы он не отстранил Фрейзера от высылки в Америку, тот оставался бы со своими шотландцами и не был бы так одинок.

Если бы не умер от морской болезни, подумал он, и острая игла в сердце растаяла, чтобы уступить место новому прозрению. Повлияло ли это на решение Фрейзера вступить в брак с Бетти Митчелл?

Грей достаточно хорошо знал Бетти; она была горничной Дженивы Дансени еще с детства, а после смерти Дженивы стала горничной Изабель. Она была сообразительной, довольно красивой в общепринятом смысле этого слова, и, кажется, ладила с прочими слугами. С такой женой Джейми будет проще освоиться среди слуг Хелуотера, легче стать частью их сообщества.

Грею мало нравилась эта идея, но он должен был признать, что это разумный способ борьбы с изоляцией и одиночеством. Но…

Его мысли внезапно вернулись к Дансени.

— Прошу прощения, сэр. Я не расслышал… — он все прекрасно слышал, просто не мог поверить.

— Я сказал, — терпеливо повторил Дансени, наклоняясь ближе и повышая голос, — что собираюсь изменить свою волю и хочу просить вашего согласия назначить вас опекуном моего внука, Уильяма.

— Я, ну… да. Да, конечно, если вы этого хотите. — Грею казалось, что его хлопнули по уху чулком с песком. — Но, вероятно, есть люди, более достойные доверия. Родственники мужского пола, есть кто-нибудь со стороны отца Уильяма?

— Нет никого, — сказал Дансени, беспомощно пожав плечами. — Там не осталось мужчин вообще, только пара кузин, но ни одна из них не замужем. И в моей собственной семье нет никого достаточно близкого, ни с точки зрения географии, ни степени родства, чтобы поручить им опекунство. Я не могу отправить мальчика ни в Галифакс, ни в Вирджинию.

— Нет, конечно, нет, — пробормотал Грей, размышляя, как выйти из этого положения. Он понимал, почему лорд Дансени собирался изменить свою волю; старик чувствовал свои годы, и не без основания. Он был болен и слаб и мог не перенести холодную зиму. Было бы безответственно умереть, оставив Уильяма без опеки. Но возможная кончина Дансени означала так же, что предполагаемая опека может наступить очень скоро.

— Кроме того, я не хочу отнимать ребенка у моей жены и леди Изабель, без него тут станет совсем пусто; и, наконец, он является наследником Элсмира. У него здесь значительная недвижимость, он должен расти с осознанием этой ответственности.

— Да, я понимаю, — Грей оттянул голову своей лошади от пучков травы у обочины.

— Я понимаю, что это очень смело с моей стороны, — сказал Дансени в ответ на его колебания. — И, без сомнения, вы не ожидали такой просьбы. Вам нужно время, чтобы подумать.

— Нет, — Грей решился. Он не часто видел Уильяма, только знал, что он еще очень маленький мальчик. Пока ребенок мал, помощь Грея не понадобится, леди Дансени и Изабель будут хорошо о нем заботиться, а Грей просто немного продлит свои визиты в Хелуотер. Когда Уильям подрастет… конечно, он пойдет в школу. Он сможет часть каникул проводить у Грея в Лондоне и навещать Хелуотер.

Так же, как он когда-то приезжал к своему другу Гордону Дансени. Когда Гордон был убит при Куллодене, Грей приехал сюда один, чтобы горевать и утешать. Конечно, он не стал со временем заменой Гордона, но почти приемным сыном. Именно близость с этой семьей позволила ему договориться с Дансени об условно-досрочном освобождении для Фрейзера. И, если у сына были привилегии в семье, то были так же и обязанности.

— Я обдумал ваше предложение, сэр. Я обещаю, что буду исполнять свои обязанности в меру возможностей.

Бледное лицо Дансени расслабилось.

— Вы сняли камень с моей души, лорд Джон! Признаюсь, эта проблема угнетала меня до крайности. — он улыбнулся, выглядя намного здоровее. Давайте закончим нашу поездку и вернемся к чаю; кажется во мне впервые за несколько месяцев пробудился аппетит.

Грей улыбнулся в ответ и согласно пожал руку старого баронета, закрепляя свое слово, а потом легким галопом поскакал вслед за ним вдоль озера. Его внимание привлекло движение вдали, и он, прищурившись, разглядел упряжку лошадей, бегущих вниз с отдаленного холма, изящных и диких, словно летящие по ветру листья, во главе со всадником.

Было слишком далеко, но, тем не менее, он был уверен. Грей не мог отвести взгляд от мчащихся лошадей, пока они не спустились к подножию холма и не исчезли.

Только тогда он вернулся к прерванным мыслям. Да, после женитьбы на Бетти Джейми Фрейзеру станет более комфортно в Хелуотере, но ему не обязательно оставаться здесь, он сам решил вернуться. Значит, именно Бетти влекла его обратно.

— И все-таки, черт побери, — пробормотал Грей, — это его жизнь.

Он пришпорил коня, чтобы догнать Дансени.

* * *

Джейми был удивлен тому, как быстро он снова вошел в жизнь Хелуотера, он даже не ожидал этого. Ферма Хелуотера была сердцем всей большой усадьбы со своей собственной жизнью, упорным и медленным биением, в ритме которого жили все люди и животные.

Он так же знал, что ритм Лаллиброха всегда пребудет в пульсации его крови. Это знание приносило ему и печаль и утешение, но больше утешение, потому что он знал, что когда-нибудь вернется на звук родного сердца.

«И его место признало его», сказано в Библии. Он думал, что так и должно быть, его место признает его, когда он приедет.

Но он не скоро вернется в Лаллиброх. Если вообще когда-нибудь вернется, подумал он, но быстро изгнал эту мысль из головы. Он прижал ухо к земле и почувствовал дыхание Хелуотера, более быстрое, чем то, что поддерживало его в слабости и утешало в одиночестве. Он слышал, как текут воды и растет трава, бегут лошади и молчат горы. Люди были частью этого ритма, но менее значительной. И одной из них была Бетти Митчелл.

Откладывать было нельзя. Одним из преимуществ неумолимого ритма усадьбы было то, что люди всецело подчинялись ему. Он на минуту задержался после завтрака, чтобы поговорить с Карен-Хаппук, среднего возраста валлийкой-судомойкой, которая всегда смотрела на него, сурово поджав губы. Она была глубоко религиозной, и считала его римским еретиком, склонным к легкомысленному поведению при любых обстоятельствах, но когда он сообщил, что вернулся с новостями для Бетти от ее родственника, она согласилась принять его сообщение. Конечно, все слуги будут в курсе, но при данных обстоятельствах это не имело значения. По крайней мере, он на это надеялся.

Таким образом, во второй половине дня за час до чаепития Джейми пришел в огород и увидел, что Бетти уже ждет его.

Она повернулась на звук его шагов, и он заметил, что она надела чистую косынку и маленькую серебряную брошь. Она подняла подбородок и посмотрела на него из-под прямых темных бровей взглядом женщины, не совсем уверенной в своих чарах, но считающей, что на что-то она претендовать все-таки может. Он должен быть осторожен.

— Мисс Бетти, — сказал он, склонив голову в официальном поклоне. Она протянула руку и он был вынужден взять ее, но старался не сжимать и не дышать на нее.

— Я пришел рассказать вам о Тоби, — сказал он быстро, прежде чем она успела раскрыть рот. Бетти моргнула, ее взгляд напрягся, но она не отняла руки.

— Тоби Куинн? Что с ним случилось?

— Он умер, девочка. Прости за это.

Ее пальцы сжались, она дернула его за руку.

— Умер! Как?

— Служа своему королю, — сказал он. — Он похоронен в Ирландии.

Она была потрясена, но не отводила упорного взгляда.

— Я спросила, как. Кто его убил?

Я, подумал он, но ответил:

— Он умер от собственной руки, девочка, — и повторил. — Прости меня за это.

Бетти отпустила его руку и, повернувшись, слепо прошла несколько шагов, она потянулась и схватила ветку грушевого дерева, тонкую и беззащитную, лишенную листвы.

Она несколько минут простояла, держась за ветки, опустив голову и хрипло дыша. Он подумал, что она любила этого человека.

— Вы были с ним? — спросила она наконец, не глядя на него.

— Если бы я был с ним, я бы остановил его.

Она повернулась, ее губы были плотно сжаты.

— Нет. Вы были с ним, после того, как уехали? — ее пальцы дрожали.

— Да. Некоторое время.

— Солдаты, забравшие вас, гнались за ним?

— Нет, — он понял, о чем она спрашивала: сделал ли это Тоби под страхом ареста, ссылки или казни.

— Тогда почему? — закричала она. — Зачем он это сделал?

Он сглотнул, снова увидев перед собой маленькую темную комнату, пропитанную запахом крови и мочи. Увидел красное слово на стене.

— От отчаяния, — сказал он тихо.

Она громко выдохнула воздух, упрямо качая головой.

— Он был папистом. Отчаяние грех для паписта, верно?

— Люди совершают много грехов.

Она снова фыркнула.

— Да, совершают. — она постояла, глядя на камни под ногами, и снова бросила на него ожесточенный взгляд. — Я вообще не понимаю, что могло довести его до отчаяния?

Боже, пошли мне слова.

— Ты знала, что он был якобитом? Он был вовлечен в заговор — большое дело с великими последствиями и в случае провала и в случае успеха. Заговор не удался, и это разбило ему сердце.

Бетти вздохнула, и ее плечи опустились, словно из нее выкачали воздух. Она снова покачала головой.

— Мужчины, — категорически заявила она. — Мужчины дураки.

— Пожалуй, ты права, — с сожалением признал он, надеясь, что она не будет спрашивать, принимал ли он участие в деле Куинна, и зачем его забрали солдаты.

Он должен был уйти, пока разговор не стал слишком личным. Она снова взяла его за руку обеими руками, и, хотя он видел, что она собирается что-то сказать, он не хотел этого слышать. Он переступил с ноги на ногу и немного отодвинулся, когда услышал за спиной шаги, торопливые и тяжелые.

— Что здесь происходит? — конечно же, это был Робертс с сердитым и красным лицом. Джейми готов был расцеловать этого человека.

— Я привез печальную новость для мисс Бетти, — быстро сказал он, выдергивая руку. — Смерть родственника.

Робертс подозрительно переводил взгляд с Бетти на Фрейзера, но горе на лице горничной было неподдельным и очевидным. В конце концов, Робертс был не глупым человеком, он быстро подошел к Бетти и заботливо наклонился.

— Вы в порядке, дорогая?

— Да, это просто… о, бедный Тоби!

Бетти тоже была не глупа, и потому заплакала, уткнувшись в плечо Робертса.

Джейми, оказавшись третьим лишним, молча восславил Бога и поспешил убраться, бормоча слова сожаления.

Вне укрытия стен огорода дул холодный ветер, но он вспотел. Он пошел обратно к конюшне, кивнув Карен-Хаппук, которая стояла за калиткой с корзинкой укропа, терпеливо ожидая, когда безбожное поведение в стенах огорода прекратится.

— Смерть, не так ли? — сказала она, в конце концов убедившись, что совращение добродетели не было его целью.

— Печальная смерть. Не могли бы вы помолиться за душу Тобиаса Куинна?

Удивление на ее лице сменилось отвращением.

— За паписта?

— За бедного грешника.

Она поджала тонкие губы, что-то подсчитывая про себя, потом неохотно кивнула.

— Думаю, да.

Он благодарно коснулся ее плеча, кивнул и пошел своей дорогой.

Церковь действительно считала отчаяние грехом, а самоубийство непростительным грехом, в котором грешник не мог раскаяться. Поэтому самоубийцы были осуждены на ад, а молитвы бесполезны. Но ни Карен ни Бетти не были папистками, и, возможно, их протестантские молитвы будут услышаны.

Он же, в свою очередь, молился о Куинне каждую ночь. В конце концов, еще одна молитва не может повредить.

Глава 39 Туман сгущается

Боунес-он-Уиндермир был маленьким процветающим городком с лабиринтом узких мощеных камнем улочек, завязанных узлом вокруг центральной площади. На пологом склоне холма они разбегались шире, давая больше пространства для больших домов и коттеджей с садами и огородами, и плавно спускались к берегу озера, где на якоре качалась небольшая флотилия рыбацких лодок. Сюда пришлось довольно долго добираться из Хелуотера в дормезе, и лорд Дансени извинился за неудобства, объяснив, что его адвокат решил поселиться здесь, покинув тушеное мясо в Лондоне ради того, что он считал буколической идиллией сельского края.

— Просто не догадывался, какого рода дела творятся в среди сельских красот, — мрачно сказал Дансени.

— И какого же рода эти дела? — Поинтересовался Грей.

— О, — Дансени казался слегка озадаченным, он задумчиво хмурился, его трость равномерно постукивала по камням, пока он медленно, прихрамывая, шел по улице к конторе солиситора. — Ну, например, дело Морриса Хакаби и его жены, которая по сути оказалась его дочерью. А так же их дочери, которая, впрочем, не была дочерью Морриса вообще, потому что родилась от конюха, как заявила в суде ее мать. По обычаю, наследницей является жена — старый Моррис умер, оставив наследникам бесконечные раздоры — но возник вопрос: является ли брак на основе кровосмесительных отношений действительным? Хотя, конечно, старый грешник и не собирался заключать брак, просто представил ее всем как свою жену, никто и не думал интересоваться подробностями. Потому что, если брак недействителен, то дочь, то есть дочь жены-дочери унаследует все имущество. При таких обстоятельствах деньги обычно переходят к законным детям, но можно ли считать законной дочь, рожденную не от Морриса, хотя по закону рожденными в браке считаются все дети, независимо от того, что их отцом в действительности может быть мясник или пекарь или свечник…

— Да, понимаю, — поспешно сказал Грей. — Боже мой.

— Да, это было настоящим откровением для Троубриджа, — ответил Дансени с усмешкой, продемонстрировав немалое количество сохранившихся зубов, хотя и стертых и пожелтевших от возраста. — Я ожидал, что он продаст дом и сразу вернется в Лондон, но он выдержал испытание.

— Троубридж? Я думал вашим адвокатом является мистер Уилберфорс.

— О, — снова сказал Дансени, уже не так весело. — Он мой адвокат, действительно. Но занимается только вопросами собственности. Я не хотел использовать его в этом деле, знаете ли.

Грей не знал, но понимающе кивнул.

Дансени вздохнул и покачал головой.

— Я беспокоюсь о бедняжке Изабель, — сказал он.

— Вы беспокоитесь? — Грей было решил, что пропустил некое замечание, устанавливающее связь между Изабель и мистером Уилберфорсом, но…

Вот как, воскликнул он про себя. Он позабыл, как леди Дансени озабоченно заметила, что мистер Уилберфорс оказывает преувеличенные знаки внимания Изабель; тон этого замечания давал понять, что у леди Дансени есть существенные сомнения относительно мистера Уилберфорса.

— Да, понимаю. — он действительно все понял. Они отправились к адвокату с целью внести новое добавление в завещание лорда Дансени касательно опеки над Уильямом. Если мистер Уилберфорс имел брачные намерения относительно Изабель, то лорд Дансени желал бы, чтобы адвокат был последним, кому станут известны положения его последней воли.

— Брак ее сестры оказался таким… — губы Дансени скрылись в морщинах, ему трудно было выговорить эти слова. — И у меня есть некоторые опасения. Но я не хочу ошибиться. Пойдемте, лорд Джон, нам нельзя опаздывать.

* * *

Стоял редкий уже солнечный день, последнее теплое дыхание того, что местные жители называли Мартиновым летом; скоро холодные дожди и осенние туманы затянут окружающие холмы серой пеленой. Тем не менее, Крузо окинул критическим взглядом вершины далеких гор и поднял глаза к небу.

— Что-то приближается, — сказал он. — У меня все кости ноют.

Он выпрямился с громким хрустом, как бы подтверждающим его слова, и громко застонал. Джейми незаметно согнул правую руку. Он тоже так проверял перемену погоды; его неправильно сросшиеся кости, казалось, сохранили несчетное количество трещинок, в которые просачивалась холодная сырость. Он ничего не чувствовал, но не собирался называть Крузо в лицо лжецом.

— Может быть, — безразлично произнес он. — Но мисс Изабель и леди Дансени хотят отвести мастера Вилли на маленькую прогулку к хижине пастуха.

Утром после завтрака он проходил под окнами дома и слышал яростные вопли из детской, похоже, предложенный пикник был актом капитуляции и родительского отчаяния.

В кухне сплетничали, что у мастера Вилли выходит новый зуб, причем задний, и он идет очень трудно, особенно для тех, кто няньчит мальчика. Мнения о лечении этого недуга разделились, некоторые советовали пиявку на десны, небольшое кровопускание, другие припарку из горячей горчицы на шею под затылком. Джейми предполагал, что эти вещи годны только на то, чтобы отвлечь ребенка от страданий и дать ему другой повод поплакать; сам бы он протер десны малыша виски.

«Использовать в достаточном количестве, — говорила его сестра, засовывая палец в рот своей младшей дочери, — и зуб выйдет без слез. Не помешает принять маленький глоточек самому, если это не поможет». Он коротко улыбнулся при этом воспоминании.

Изабель, очевидно, решила, что прогулка отвлечет Вилли от его зуба, и послала за лошадьми и конюхом. Леди Дансени, леди Изабель, Бетти (старая няня Элспет наотрез отказалась лезть на лошадь, у Пегги болела нога, поэтому Бетти была завербована следить за ребенком, и Джейми от всей души желал ей удачи), затем мистер Уилберфорс, а Джейми завершал кавалькаду.

Джейми подумал, что скажет леди Изабель, когда обнаружит, что именно он сопровождает экспедицию, но он был слишком доволен перспективой несколько часов видеть Вилли — ревущего или нет — чтобы беспокоиться об этом.

Оказалось, леди Изабель, едва заметила его. Она была очень румяна и весела, без сомнения, от присутствия адвоката Уилберфорса, хотя ее веселость была несколько нервической. Даже леди Дансени, сосредоточившая почти все свое внимание на Вилли, заметила настроение Изабель и слегка улыбнулась.

— Ты сегодня весела, дочка, — сказала она.

— Как можно не веселиться, — ответила Изабель, резко откинув голову и подняв лицо к солнцу, — в такой опьяняющий день!

День был прекрасен. Небо казалось бесконечно высоким. Золото медных буков уже тронула ржавчина, и теплый, но резкий ветерок крутил опавшие листья над их корнями. Джейми вспомнил один такой день, залитый воздухом, словно голубым вином, и Клэр в облаке сияющих кудрей.

Господи, храни ее в безопасности. Ее и дитя. На какой-то миг ему показалось, что он покинул свое тело и свое время, чувствуя теплую руку Клэр в своей руке, видя улыбку, с которой она смотрит на Вилли — потного, краснолицего и явно несчастного, но такого славного паренька.

Когда мир вернулся на место, он взял мальчика, чтобы посадить его в седло перед Бетти. Уильям пнул его в живот, запрокинул лицо и завыл.

— Нееееет! Не хочу ее, не хочу ее, хочу ездить с тобоооой, Мак!

Джейми зажал Вилли под мышкой, так чтобы крепкие ножки месили воздух без членовредительства и ожидал решения дам, вопросительно подняв бровь. Бетти, судя по всему, предпочла бы делить седло с дикой кошкой, но промолчала. Леди Дансени с сомнением перевела взгляд со служанки на Джейми, но леди Изабель — ее отвлекли от разговора с мистером Уилберфорсом — натянула поводья и нетерпеливо сказала:

— О, пусть.

Вот таким образом они двинулись к холмам, огибая мшары, хотя в это время годы они были, в основном, сухи и безопасны. Вилли громко дышал через рот, нос был заложен после слез, и то и дело пускал слюни, но Джейми наслаждался его присутствием, хотя сильно расстроился, обнаружив, что у малыша под рубашкой надет корсет.

Как только партия достигла участка дороги, где лошадям не приходилось продвигаться цепочкой, он пришпорил своего коня, чтобы догнать Бетти и ехать рядом с ней.

— За какие грехи ребенка зашнуровали, как рождественского гуся? — прямо спросил он.

Застигнутая врасплох, Бетти моргнула.

— Что… А, вы имеете ввиду корсет? Он очень легкий, почти без костей. На него не наденут настоящий, пока ему не исполнится пять, но его тетя и бабушка считают, что надо привыкать уже сейчас. Пока они еще могут с ним справиться, — добавила она вполголоса, с невольной усмешкой. — Маленький разбойник пробил вчера ногами дыру в панели в детской, а позавчера разбил шесть лучших чайных чашек. Украл их со стола и швырял в стену, чтобы слышать, как они звенят, и хохотал при этом все время. Он станет настоящим дьяволом, когда вырастет, попомните мое слово, — сказала она, кивая на Уильяма, который засунул большой палец в рот и молчал, убаюканный движением лошади и успокаивающей близостью большого тела Джейми.

Джейми ограничился нейтральным мычанием, хотя чувствовал, как горят его уши. Корсет не сможет дисциплинировать мальчика, но все же они затягивали его сладкое тельце в лен и китовый ус, чтобы сузить его плечи и спину в угоду тому, что они считали модой.

Он знал, что обычай корсетирования детей очень распространен среди богатых англичан, они с детства формировали фигуру с наклонными плечами и высокой грудной клеткой, но такие вещи не были приняты среди горцев, за исключением, возможно, некоторых дворян. Идиотский обычай, Джейми чувствовал под рукой жесткий край, глубоко врезающийся в нежную плоть ребенка; его так и подмывало стянуть с Вилли корсет и бросить его где-нибудь в кусты. Но он не мог этого сделать, и продолжал ехать вперед, обнимая Вилли одной рукой и кипя от возмущения.

— Он продает, — пробормотала Бетти, отвлекая его от мрачных мыслей, — но леди Ди не покупает. Бедняжка Изабель!

— А?

Она кивнула, и Джейми посмотрел вперед, на мистера Уилберфорса, раскачивающегося между двумя дамами, подобно маятнику; он то и дело бросал быстрые призывные взгляды на Изабель, но большую часть своего шарма расточал перед леди Дансени. Которая, как сказала Бетти, не была в нем заинтересована.

— Почему Изабель бедняжка? — спросил Джейми, с интересом наблюдая эту сцену.

— Потому что она так мила с ним, разве не видите?

— Да, и что?

Бетти вздохнула и закатила глаза, но так как ей было скучно, она решила уделить ему некоторое время.

— А потому, — сказала она, — что леди Изабель хочет выйти за него замуж, и он единственный кандидат, подходящий хотя бы наполовину. Но только наполовину, и я не думаю, что этого будет достаточно, — Бетти оценивающе прищурилась на Уилберфорса, который чуть не вываливался из седла, чтобы прокричать комплимент на ухо леди Дансени, успешно притворяющейся глухой.

Из-за плеча Уилберфорса Изабель смотрела на мать со смешанным выражением опасения и разочарования на лице. Одна леди Дансени, ехала спокойно, равномерно раскачиваясь в дамском седле, время от времени бросая на адвоката рассеянный взгляд, который говорил: «О, ты еще здесь?».

— Почему они не поощряют его? — спросил невольно заинтересованный Джейми. — Они вообще не хотят выдавать ее замуж?

Бетти фыркнула.

— После того, что случилось с Дженивой? — спросила она и многозначительно посмотрела на Уильяма, а потом подняла лицо с кривой усмешкой к Джейми. Он сумел сохранить безразличное выражение, несмотря на сжавшиеся в комок внутренности, и ничего не ответил.

Они немного проехали в тишине, но врожденная общительность Бетти не терпела долгого молчания.

— Конечно, они позволят ей выйти замуж за подходящего джентльмена, — сказала она шепотом. — Но это не значит, что они позволят ей броситься в объятия адвоката. Тем более, этого.

— Да? А что с ним не так? — Джейми мало интересовали дела Изабель, и еще меньше Уилберфорса, но разговор отвлекал его от мыслей о корсете Вилли.

Бети поджала губы, но была рада поделиться информацией.

— Говорят, что он слишком много времени тратит на своих клиенток, а на дам, не имеющих мужей, даже слишком много, гораздо больше, чем должен. И живет он не по средствам, — добавила она чопорно. — Ну, просто слишком.

А это более серьезное обвинение, подумал Джейми. Он предполагал, что Изабель ждало неплохое приданое. Она была единственным выжившим ребенком Дансени, хотя, конечно, Уильям унаследует основную часть имущества.

* * *

Когда они поднялись к хижине старого пастуха, у него внезапно скрутило живот, но здесь не было никаких признаков присутствия человека; он издал короткий вздох облегчения и прочитал молитву за упокой души Куинна. С собой привезли корзину с жареной курицей, хлебом, небольшим куском хорошего сыра и бутылку вина. Вилли, выйдя из оцепенения, был вспыльчив и плаксив, отвергая всю предложенную пищу. Мистер Уилберфорс попытался заигрывать с мальчиком и взъерошил его волосы, за что был жестоко укушен за палец.

— Ах ты, дрянь такая, — лицо адвоката покраснело, но он мудро кашлянул и произнес. — Бедный малыш, мне жаль, что ты так страдаешь.

Джейми сохранил каменное выражение лица, но случайно встретился глазами с леди Дансени, и они обменялись взглядами совершенного понимания. Еще мгновение, и они бы расхохотались, но леди Дансени отвернулась, кашлянула и потянулась за салфеткой, которую предложила адвокату.

— У вас кровотечение, мистер Уилберфорс? — сочувственно спросила она.

— Уильям, — резко сказала Изабель. — Ты очень злой. Сию минуту извинись перед мистером Уилберфорсом.

— Нет, — коротко ответил Уильям и, перевернувшись на живот, обратил все свое внимание на ближайшего жука.

Изабель замерла в нерешительности, явно не желая расставаться с образом женственной мягкости в глазах адвоката, но не в силах примирить это желание с порывом оттаскать Вилли за уши. Мистер Уилберфорс попросил ее сесть рядом и выпить бокал вина, а Бетти с тяжелым вздохом присела рядом с Уильямом и стала учить его, как с помощью сорванной травинки гонять туда-сюда несчастного жука.

Джейми стреножил лошадей и выпустил их на короткую траву за стенами хижины. Он не нуждался в компании, и потому, захватив хлеб и сыр, который дала на дорогу кухарка, пошел смотреть на лошадей, наслаждаясь кратким одиночеством.

Ему надо быть осторожнее и не слишком пялиться на Уильяма, увлеченного новой игрой, так что он сел у разрушенной стены спиной к обществу, но ему были хорошо слышны звуки скандала, разразившегося, когда Вилли засунул обреченного жука себе в нос, а потом взвизгнул, удивленный результатом. Несчастная Бетти получила громкий выговор от всех троих сразу. Суматоху усугубил Уильям, начавший реветь, когда жук зашевелился в носу.

— Уходи! — кричала Изабель Бети. — Езжай домой, от тебя нет никакой пользы!

Рот Джейми был полон сыра и хлеба, и он чуть не подавился, когда Бетти отделилась от группы и, рыдая, бросилась к нему.

— Лошадь, — крикнула она, ее грудь вздымалась, — приведите мою лошадь!

Он сразу поднялся и оседлал ее лошадь, глотая последние куски хлеба.

— Разве они… — начал он, но Бетти не остановилась, чтобы выслушать его. Она поставила ногу в его протянутую ладонь и вскочила в седло, бешено взмахнув юбками. Она перебросила повод через шею испуганной лошади и погнала бедное животное, словно у нее горел хвост.

Остальные суетились вокруг Уильяма, который, казалось, сошел с ума и понятия не имел, что он хочет, но только не то, что ему предлагали. Джейми отвернулся и, ворча, отошел за пределы слышимости. Чем раньше они оставят его в покое, тем быстрее он успокоится.

Здесь не было укрытия от ветра и его однообразный свист перекрывал крики внизу. Оглянувшись, он увидел Уильяма, свернувшегося в клубок рядом с юбкой тетушки, его куртка задралась на голову, штаны были грязными, а проклятый корсет торчал под шеей. Он отвел глаза в сторону и увидел Бетти, пробирающуюся через мшару. Его губы сжались. Он надеялся, что лошадь не забредет в болото и не сломает ногу.

— Вот чертовка, — пробормотал он, качая головой. Несмотря на старую вражду, он чувствовал себя немного виноватым перед ней. И она его удивила.

Она не была сегодня дружелюбной, совсем нет. Просто она разговаривала с ним более свободно, чем раньше. После того, что произошло между ними, он ожидал, что Бетти будет игнорировать его, или обращаться только по необходимости, но нет. Почему?

«Она хочет выйти замуж», — сказала девушка про Изабель. Возможно, мисс Бети хотела того же. Она не подходила ему. Может быть, Джейми покраснел от догадки, она просто хотела спать с ним, то ли из развратности, то ли из любопытства, он не мог сказать. Он был почти уверен, что она знала о них с Дженивой. Но что, если она наметила его в мужья, предпочтя Джорджу Робертсу? Боже, Грей ничего ей не сказал? Эта мысль его сильно встревожила.

На первый взгляд, ему казалось, что ни одна женщина в здравом уме не будет рассматривать его в этом качестве. Ни денег, ни собственности, ни свободы, он даже сомневался, не придется ли просить разрешения у Джона Грея. Бетти не могла не знать о его обстоятельствах, во всяком случае, об имущественном положении, и должна была догадываться, кем он был.

Кем. Вот именно, кем. Он проанализировал свои чувства — смесь удивления, тревоги и легкого отвращения, и ему недолго пришлось размышлять, чтобы понять — они порождены гордостью, греховной гордостью, глубоко укоренившейся в его натуре. Бетти была обыкновенной девушкой, дочерью бедного арендатора, и он был поражен и растерян, обнаружив, что несмотря ни на что все еще думает о себе, как о лэрде из Лаллиброха.

— Как глупо, — пробормотал он, отмахиваясь от облачка мошек, зудящий вокруг головы. Он женился на Клэр без единого сомнения в ее или своем положении. Ему было достаточно того, что она существует. Он невольно улыбнулся. Он был изгнанником вне закона, за его голову была назначена цена. Но он никогда не женился бы на крестьянке или служанке.

— Но на тебе я женился бы все равно, — сказал он тихо. — Я бы не отказался от тебя, даже, если бы знал правду с самого начала.

Он почувствовал себя лучше. Это было главным корнем его чувств в отношении Бетти. Он просто не мог смириться с мыслью о новой женитьбе. Это…

Он остановился, как вкопанный, увидев в углу, где когда-то сидел Куинн, странные светлые глаза ирландца, горящие жаром. Бетти была невесткой Куинна, конечно, она знала, кем был Джейми. Должна была знать.

Внезапно его шеи коснулся холодный ветерок, он быстро обернулся и сразу заметил, что на холмы опускается туман. Он быстро встал. Туманы здесь были быстрыми, внезапными и опасными. Он мог убедиться в этом, видя, как приближается большая темная пелена, словно слепой зверь, нащупывая дорогу усиками тумана, стелющимися по земле, как щупальца осьминога.

Он побежал вниз по склону, глядя на лошадей, которые перестали есть траву и дружно смотрели вверх, беспокойно обмахиваясь хвостами. Он снимет путы за несколько секунд, лучше бежать к Дансени и попросить их быстро собраться; он приведет лошадей, пока они управятся со своими делами.

С этими мыслями он посмотрел на компанию и нашел их. Автоматически пересчитал их. Три головы, три человека. Только три. Он сломя голову бросился вниз по склону, прыгая через камни и спотыкаясь о кочки.

— Где Уильям? — выдохнул он, когда трое людей удивленно уставились на него. — Мальчик, где он?

* * *

Мальчика с ними не было, но он не мог уйти далеко. Он не мог, твердил себе Джейми, пытаясь унять панику, которая заполняла его разум так же быстро, как туман покрывал землю.

— Оставайтесь здесь и будьте вместе! — Сказал он Изабель и леди Дансени, которые моргнули на него, совершенно ошеломленные. — Кричите, зовите мальчика, но не отходите ни на шаг. Вот, держите лошадей. Он сунул вожжи в руки Уилберфорса, и адвокат открыл было рот, собираясь протестовать, но Джейми не остановился, чтобы выслушать его.

— Уильям, — заорал он, погружаясь в туман.

— Вилли! Вилли! — высокие женские голоса услужливо подхватили его зов, однообразные, как звуки колокола на судовом буе. — Вилли! Где тыыыы?

Воздух неожиданно изменился, уже не ясный и прозрачный, а заполненный клубящейся дымкой, в которой звук доносился, казалось, ниоткуда и отовсюду.

— Уильям! — голос отражался от камней, от покрытой короткой травой почвы. — Уильям!

Он ушел вверх по склону, Джейми был уверен. Возможно, Уильям решил исследовать хижину пастуха. Теперь Уилберфорс присоединился к женщинам, но кричал не в унисон, а в контрапункт.

Джейми начало казаться, что туман душит его, но это была ерунда. Чистая иллюзия.

— Уильям!

Его голень ткнулась в порог хижины. Он ничего не видел за ближней кучей камней, но чувствовал, что надо искать внутри. Он пошел вдоль стен, выкликая мальчика. Ничего.

Туман может длиться час или несколько дней.

— Вилли — ям — Виль — Вилли — ям — Вилли!

Джейми стиснул зубы. Если они не будут делать паузы, то он может не расслышать ответного крика Вилли. Если мальчик еще способен кричать. Опора была ненадежная, трава скользкая, земля скалистая. А если он пошел по холму вниз, на мшары…

Он пошел вверх, пробираясь меж камней. Переходя от одного к другому, чувствуя их под подошвами, ударяясь пальцами ног. Серый туман холодной болью заполнял грудь. Его нога наступила на ткань, и сердце подпрыгнуло — куртка Вилли.

— Уильям!

Тихий звук, всхлип? Он остановился, прислушиваясь, стараясь услышать сквозь шепот тумана и перезвон далеких голосов, беспорядочных, как какофония церковных колоколов.

А потом, совершенно неожиданно, он увидел в скалистой впадине свернувшегося калачиком малыша, его желтая рубашка мелькала сквозь клочья тумана. Он рванулся вперед и схватил Уильяма, прежде чем он исчез, прижал к своей груди и сказал:

— Все в порядке, chuisle,[54] ничего не бойся, мы идем к бабушке, да?

— Мак, Мак, Мак!

Вилли прилип к нему, как пиявка, пытаясь глубже вжаться в грудь, он крепко обнял мальчика, слишком взволнованный, чтобы говорить.

До этой минуты, Джейми не мог сказать, действительно ли он любит Уильяма. Он чувствовал всю тяжесть ответственности за него, да. Он воспринимал его, как драгоценный камень в кармане, к которому можно время от времени прикасаться с удивлением и восторгом. Но теперь он всем своим существом ощущал хрупкое совершенство косточек Вилли, шелковистую гладкость его тяжелого тельца, запах невинности, чистого белья и чуть-чуть какашек. И думал, что его сердце разрывается от любви.

Глава 40 Гамбит

Грей часто видел Джейми, в основном издали, когда тот занимался своей работой. У них не было возможности поговорить, и он никак не мог выдумать предлог, не говоря уже о том, что он сам мог бы сказать, окажись они наедине. Он чувствовал себя удивительно застенчивым, как юноша, не смеющий заговорить с привлекательной девушкой. Он покраснел от этого сравнения, и почувствовал отвращение к себе самому.

Тем не менее, факт оставался фактом, ему больше нечего было сказать Джейми Фрейзеру, и наоборот.

Нет, не нечего, поправил он сам себя. Им всегда находилось, о чем поговорить. Но сейчас не было никакого предлога для беседы.

Рано утром, за три дня до запланированного отъезда, он проснулся с твердым убеждением, что он должен так или иначе поговорить с Фрейзером. Не в официальном порядке, как условно-досрочно освобожденный заключенный с офицером Короны, а как человек с человеком. Если разговор получится, он сможет с легким сердцем вернуться в Лондон, веря, что где-то и когда-то они снова смогут стать друзьями, даже если это невозможно здесь и сейчас.

Это было похоже на ожидание разведки боем. Он съел свой завтрак и попросил Тома одеть его для верховой прогулки. Затем он взял шляпу, и с учащенно бьющимся сердцем спустился к конюшне.

Он увидел Джейми издалека; невозможно было ошибиться, приняв за него другого человека, даже не видя его темно-рыжих волос. Сегодня они не были заплетены, а просто перехвачены шнурком, растрепанные пряди пламенели на фоне белой рубахи.

Уильям рысью носился за ним по пятам и трещал, как сорока. Грей улыбнулся, увидев его: в крошечных бриджах и широкой рубашке малыш выглядел настоящим всадником.

Он на мгновение замялся, ожидая, что Фрейзер заметит его; но лучше, если он не будет отрываться от работы. Они направились к загону, и Грей последовал за ними на расстоянии.

Там ожидал незнакомый молодой человек; он склонил голову перед Фрейзером, который пожал ему руку и что-то сказал. Возможно, это был новый конюх; вчера за чаем Дансени упоминал о необходимости взять нового человека на место Хэнкса.

Мужчина говорили несколько минут, Фрейзер указывал на группу лошадей в паддоке. Там играли три лошади, резвые двухлетние жеребчики толкали друг друга, время от времени поднимаясь на дыбы. Фрейзер взял с забора гибкий повод и мешок овса и передал их юноше.

Новый конюх осторожно взял их, а затем открыл ворота и вошел в загон. Грей увидел, что все его волнение исчезло без следа, как только он подошел к лошадям; это было хорошим знаком. Казалось, Фрейзер подумал так же, он коротко кивнул и, положив локти на верхнюю перекладину железных ворот, приготовился смотреть.

Вилли дернул Фрейзера за штаны, вероятно, желая подняться повыше и посмотреть. Вместо того, чтобы взять мальчика на руки, Фрейзер кивнул, наклонился и показал Вилли, как поставить ногу на перекладину, а затем подтянуться. Он подставил широкую ладонь под детскую попку и подтолкнул вверх, Уильям добрался до верхней перекладины и прижался к ней, хохоча от удовольствия. Фрейзер улыбнулся, что-то сказал ему и повернулся в сторону конюха.

Идеально. Грей мог подойти и посмотреть вместе с ними, нет ничего естественнее.

Он встал рядом с Фрейзером, коротко кивнул ему и с свою очередь оперся об ограду. Несколько мгновений они наблюдали молча, новый конюх подозвал лошадей свистом и, покачивая мешком перед их мордами, ловко накинул повод на шею одного жеребца. Остальные, поняв, что овса им не получить, взмахнули гривами и ускакали прочь; третий попытался уйти за ними и, недовольный тем, что его связали, дернулся.

Грей с интересом наблюдал за парнем; он не стал тянуть веревку или понукать, а положив руку на гриву, в одно мгновение оказался у лошади на спине. Он повернул смеющееся лицо к Фрейзеру, и Джейми засмеялся в ответ и поднял большой палец в знак одобрения.

— Молодец, — сказал он. — Проведи его кругом несколько раз, да?

— Молодец! — поддакнул Вилли и запрыгал на перекладине вверх и вниз, как воробей.

Фрейзер коснулся рукой плеча мальчика, и тот сразу успокоился. Все трое смотрели, как конюх едет вокруг загона на лошади без седла, цепко держась, несмотря на все попытки подловить и сбросить его, пока жеребец наконец не сдался и не пошел размеренным галопом.

Волнение зрителей прошло, они просто любовались. И, совершенно неожиданно, Грей понял, что сказать.

— Королевский конь, — сказал он тихо, — угрожает королеве.

Он знал, это было опасное начало. Фрейзер не пошевелился, но Грей чувствовал на щеке его косой взглдя. Поколебавшись немного, он ответил:

— Конь бьет ладью, — и Грей почувствовал, как упала тяжесть с сердца.

Это был ответ на гамбит Торремолиноса, тот самый, который они разыграли в тот далекий ужасный вечер в Ардсмуире, когда он впервые положил ладонь на руку Джейми Фрейзера.

— Молодец, молодец, молодец, — тихо пел Вилли себе под нос. — Молодец, молодец, молодец.

Глава 41 Лунная дорога

Время чаепития еще не наступило, но солнце зависло прямо над голыми медными буками, с каждым днем темнота приходила все раньше. Джейми возвращался из дальней конюшни, где держали хозяйственных лошадей. Ими занимались трое парней из деревни, на их ответственности были кормление, чистка и передача лошадей работникам; Джейми приходил проверить лошадей каждый вечер после дневных работ: кашель, потертости, хромоту нужно было лечить срочно, хозяйственные лошади для фермы были важны не менее, чем племенные.

Джо Гор, один из батраков, вышел из конюшни и тревожно оглядывался по сторонам. Увидев Джейми, он рванулся к нему, неуклюже размахивая руками.

— Пропала! Фанни, — выпалил он.

— Как? — спросил Джейми, пораженный. Фанни была большой бельгийской лошадью палевого цвета семнадцати ладоней в холке. Ее трудно потерять даже в сумерках.

— А я знаю? — Джо беспокоился и говорил очень быстро. — Айк налетел на камень и расколол обод колеса, он выпряг ее из повозки и оставил, а сам пошел с колесом к кузнице. Я пошел за ней, а ее там нет.

— Ты проверил изгороди, да? — Джейми уже шел к дальнему кукурузному полю, Джо следовал за ним по пятам. Поле не было огорожено, но с трех сторон его ограничивала высокая земляная насыпь, а с севера — густая и колючая живая изгородь. Невозможно представить, чтобы Фанни перемахнула через насыпь, но она могла проломиться сквозь изгородь, это была мощная лошадь.

— Думаешь, я новичок? Конечно, я проверил!

— Мы пройдем по дороге. — Джейми поднял подбородок в сторону дороги, идущей строго на восток; она служила границей земель Хелуотера и пролегала вдоль насыпи, с которой открывался отличный обзор на все дальние поля.

Они едва дошли до дороги, когда Джо с облегчением махнул рукой:

— Вот она! А что за ведьма на нее залезла?

Джейми на мгновение прищурился в ярком свете закатного солнца и почувствовал легкий укол тревоги — маленькой фигуркой на спине Фанни, в отчаянии пинающей флегматичную кобылу по бокам, была Бетти Митчелл.

Фанни была добродушной и ленивой особой, но, получив особенно чувствительный удар, вскинула крупную голову с раздувающимися ноздрями и резко рванула в галоп. Бетти вскрикнула и упала.

Джейми оставил Фанни заботам Джо, который схватил ее за гриву и повел к конюшне, где лошадь целеустремленно двинулась к своей кормушке. Джейми побежал к Бетти, но с облегчением увидел, что она с трудом поднимается на ноги, помогая себе теми самыми выражениями, которые он когда-то слышал от Клэр.

— Что… — начал он, подхватив ее под руки, но она не стала ждать, пока он договорит.

— Изабель! — выдохнула она. — Этот чертов адвокат увез ее! Вы должны ехать!

— Куда? — Он поставил ее на ноги, она покачнулась, и он снова схватил ее за локти, чтобы поддержать. — Вы говорите о мистере Уилберфорсе?

— А о ком, черт его дери, еще? — отрезала она. — Он приехал, чтобы прокатить ее в коляске. Она уже была во дворе со своим плащом, и садилась в нее, когда я увидела ее из окна. Я побежала вниз и спросила, что она себе думает? Она не может кататься с ним наедине, леди Ди оторвет ей голову! — она сделала паузу, чтобы отдышаться и собраться с мыслями. — Она попыталась отделаться от меня, но он засмеялся и сказал, что я совершенно права, незамужней молодой женщине не подобает оставаться с мужчиной наедине. Она поморщилась, потом хихикнула и сказала, что все в порядке, я могу ехать с ними. — волосы Бетти толстыми прядями свисали на лоб, она откинула из назад с раздраженным шипением и повернулась, указывая на дорогу. — Мы остановились на границе Хелуотера, и он предложил полюбоваться видом. Мы все вышли, я, как дура, стояла там и думала, что уже холодно, а я взяла только свой платок и про себя ругала Изабель за ее глупую беспечность, как вдруг мистер Уилберфорс хватает меня за плечи и толкает с дороги в канаву, чертов ублюдок! Посмотрите на это, вы только посмотрите! — она подхватила подол верхней юбки и помотала им перед носом Джейми, демонстрируя огромную дыру.

— Куда он поехал, вы знаете?

— Чертовски хорошо догадываюсь! В Гретну чертову Грин, вот куда!

— Иисусе! — Он глубоко вдохнул воздух, пытаясь сообразить. — Он не успеет добраться туда сегодня до ночи, не в коляске.

Бети раздраженно пожала плечами.

— Так почему вы стоите? Вы должны ехать за ними!

— Я? Почему я, Бога ради?

— Потому что вы можете ехать быстро! И потому что вы достаточно сильный, чтобы заставить ее вернуться! И вы сохраните это в тайне!

Он все еще не двигался, и она топнула ногой.

— Вы что, глухой? Надо ехать прямо сейчас! Если он ее продырявит, ей больше не светит ни один хрен! Ее забракуют! А у этого факера уже есть жена!

— Что? Жена?

— Хватит чтокать, как попка-дурак! — отрезала она. — Да! Пять или шесть лет назад он женился на девушке из Пертшира. Она оставила его и вернулась к родителям, а он приехал в Дервентуотер. Я сама это слышала от надежных людей! Просто идите, идите за ними!

— Но вы…

— Я справлюсь! Идите! — взревела она, ее лицо было пунцовым в блеске тонущего солнца.

Он пошел.

* * *

Первым его желанием было вернуться к дому, на главную конюшню. Но это займет слишком много времени и вызовет ненужные расспросы, они не только задержат его, но и переполошат весь дом.

«Вы должны сохранить это в тайне», сказала Бетти.

— Ага, без вариантов, — пробормотал он, направляясь к сараю. Есть ли возможность избежать публичного скандала, если она сама заявит, что спала с адвокатом?

Не было ни малейшего шанса догнать Уилберфорса на одной из рабочих лошадей, даже если бы они и не были так измотаны за день. Но здесь держали двух крепких мулов, Уайти и Майка, которые возили телегу с сеном. Они иногда ходили под седлом, и провели не меньше одного дня на пастбище. Он может просто…

К тому времени, как эта мысль сформировалась в его мозгу, Джейми уже шарил в седельной в поисках трензеля, и через десять минут удивленный и возмущенный Уайти во всю прыть рысил по дороге, а трое конюхов, разинув рты, глядели им вслед из-под руки. Он издали разглядел Бетти, хромающую к дому, вся ее фигура выражала крайнее негодование.

Сам Джейми не испытывал никаких сильных чувств. Он предпочитал думать, что Изабель сама может выбирать, в какую кровать ей ложиться, но, все же, она была очень молода и ничего не знала о мужчинах, не говоря уже о таких подлецах, как Уилберфорс.

И ее действительно забракуют, как некрасиво выразилась Бетти, если Уилберфорс заберет ее девственность. Проще говоря, ее жизнь будет разрушена. И ее семья сильно пострадает, больше, чем пострадает. Они уже потеряли двоих детей.

Джейми плотно сжал губы. Он полагал, что достаточно обязан Джениве и ее родителям, чтобы спасти ее младшую сестру.

Он пожалел, что не попросил Бетти предупредить лорда Джона, он бы знал, что делать, но было уже поздно, и Джейми в любом случае не мог ждать Грея.

Солнце уже опустилось ниже деревьев, но небо еще светилось, до полной темноты оставалось около часа. К тому времени он уже доберется до большака.

Если Уилберфорс собирается добраться до Гретна Грин у шотландской границы, где он сможет жениться на Изабель без согласия ее родителей и без специального разрешения, он должен держаться дороги, ведущей из Лондона в Эдинбург. Она проходит в нескольких милях от Хелуотера. И там по пути есть гостиницы.

Даже конченый негодяй не рискнет гнать коляску ночью. Они должны будут где-то переночевать, чтобы продолжить путь утром.

Он может успеть.

* * *

Ехать в темноте на муле было немногим безопаснее, чем править коляской, но ничего более разумного он придумать не мог. Он дрожал, и не только от холода, хотя, понуждаемый разъяренной Бетти, выехал в одной тонкой кожаной куртке поверх рубахи. Наконец, показались огни первой почтовой станции.

Он подвел мула к поилке и спросил конюха, не останавливалась ли здесь коляска с хорошо одетым мужчиной и молодой женщиной?

Их здесь уже не было, но конюх видел коляску как раз перед наступлением темноты, и решил, что управляет ею круглый идиот.

— Да, — коротко сказал Джейми. — Далеко ли до следующей гостиницы?

— Две мили, — ответил тот, глядя на него с любопытством. — Вы за ним? Что он натворил?

— Ничего, — заверил его Джейми. — Он адвокат, вызван к умирающему клиенту, который хочет изменить свою волю. Он забыл кое-какие документы, поэтому меня отправили вдогонку доставить их ему.

— О. - конюх, как и большинство людей, не питал интереса к правовым вопросам.

У Джейми с собой не было денег, поэтому он разделил воду с мулом, черпая ее рукой. Конюх воспринял отсутствие мзды как личное оскорбление, но Джейми грозно взглянул на него, и тот отошел на безопасное расстояние, бормоча себе под нос.

После короткой схватки характеров между Джейми и мулом, они вернулись на дорогу и продолжили свой путь. Растущий полумесяц был еще тонким, но он позволял видеть обочину дороги и не бояться заблудиться в темноте.

Биддл был не почтовой станцией, а небольшой деревушкой, которая могла похвастаться единственной таверной; коляска стояла перед ней, лошади были выпряжены. Джейми быстро прочитал Ave Maria, добавил для надежности «Отче наш» и спрыгнул с мрачного мула.

Он привязал Уайти к перекладине и минуту постоял, потирая заросший подбородок и размышляя, как действовать дальше. Одно дело, если они в разных комнатах, но другое, если они вместе. Джейми готов был поставить все свои деньги, что адвокат Уилберфорс именно такой человек, каким его считала Бетти. Он не рискнет быть пойманным, прежде, чем не обтяпает свое дельце; он не будет ждать брака для первой ночи, он заберет ее девственность, чтобы отрезать пути к отступлению.

Самым простым было войти внутрь и спросить, где находятся Уилберфорс с Изабель, но если его целью было предотвратить скандал и спасти маленькую дурочку, то лучше этого не делать. Он спокойно обошел таверну, глядя на окна.

Дом был небольшой: всего два окна наверху, и только одно из них освещено. Ставни были закрыты, но он увидел, как тень закрыла узкую полоску света, пробивающуюся между ними, услышал хихиканье Изабель, высокое и нервное, а затем громкий голос Уилберфорса.

Еще не поздно. Он глубоко вздохнул и потер руки, онемевшие от холода и долгой езды.

Слова старой горской песни звучали у него в голове, когда он шарил за домом в поисках какой-нибудь подставки. Он не мог вспомнить мелодию, но это была баллада о похищенной невесте.

…и без попа их благословили

и проводили к брачному ложу…

В песне девушка не желала похищения и отчаянно сопротивлялась попыткам жениха довести дело до заключения брака.

— …Прежде, чем я невинность утрачу, я с тобою померяюсь силой… — пробормотал он рассеянно, шаря под стеной. Достаточно будет пивной бочки, с его ростом он сможет дотянуться до подоконника.

Бесстрашной девушке удалось справиться со слабым мужем, и на рассвете она победительницей вышла из спальни, требуя, чтобы похитители вернули ее домой.

…я девой была и останусь девой…

Он не слышал ни шума, ни визгов, так что еще оставался шанс вернуть Изабель домой в таком же состоянии. Бочки не было, но нашлось кое-что получше, короткая лестница, лежавшая на боку под стеной сарайчика. Он взял ее, двигаясь как можно тише, и осторожно приставил к стене.

Из таверны доносился привычный шум — смех, голоса, и еще запах жареного мяса, от которого его рот наполнился слюной, несмотря на всю его тревогу. Он сглотнул и ступил на лестницу.

Изабель закричала.

Звук был резко прерван, словно ей зажали рот рукой, и через три секунды Джейми свирепым ударом разбил ставни вместе со стеклами и головой вперед нырнул в комнату.

Адвокат Уилберфорс вскрикнул, пораженный. Изабель закричала опять. Мужчина прижимал ее к постели, рубашка на нем задралась, и его волосатая задница непристойно торчала между ее округлых белых бедер, мягко сияющих в свете свечей.

Джейми в два прыжка достиг кровати, схватил Уилберфорса, сдернул его с Изабель, ударил кулаком в лицо и швырнул об стену. Он взял подсвечник и наклонился, чтобы бросить один быстрый взгляд между ног Изабель, но не увидел ни крови ни других признаков недавнего вторжения, поэтому поставил свечу, одернул ее рубашку вниз, поднял ее с кровати и направился к окну, но сразу вернулся за одеялом.

Кто-то поднимался вверх по лестнице, чтобы узнать, что происходит. Джейми оскалился на Уилберфорса и резко провел ребром ладони по горлу, требуя молчания. Адвокат полулежал на полу, прижавшись спиной к двери, но при этом жесте предпринял энергичную попытку забиться в щель под дверью.

— Я не могу, я не могу… — бормотала Изабель, задыхаясь. Джейми не знал, что она имела ввиду, то ли не может спуститься по лестнице в темноте, то ли не могла справиться с истерикой, он не успел спросить. Он поднял ее на плечо, набросил сверху одеяло, встал на подоконник и шагнул в ночь.

Лестница была достаточно крепкой, но явно не предназначалась для двойного груза. Перекладина обломилась под ногой и большую часть спуска он скользил вниз, отчаянно цепляясь за направляющие, в то время, как лестница кренилась вбок. Он ударился ступнями о землю, удержавшись на ногах, но уронив и лестницу и Изабель. Лестница упала на землю с глухим стуком, а Изабель со сдавленным воплем.

Он снова подхватил девушку и побежал к мулу, Изабель скулила и царапала ногтями его шею. Он коротко шлепнул ее по заду, чтобы утихомирить, положил на мула, отвязал его и быстро направился к дороге, когда дверь гостиницы открылась и разъяренный мужской голос крикнул из безопасного прямоугольника света:

— Я тебя вижу, мерзавец! Я тебя вижу!

На обратном пути в Хелуотер Изабель не сказала ни слова.

* * *

Джон Грей лежал в своей постели, наслаждаясь романом миссис Хэгвуд «Возвышенная любовь или роковая тайна», когда он услышал громкий шорох и шаги в коридоре. Том уже давно спал на чердаке со слугами, поэтому Грей отбросил одеяло и потянулся за халатом. Он едва успел накинуть его, когда доски двери вздрогнули, словно от пинка ногой.

Кто это мог быть?

Он распахнул дверь и в спальню ввалился Джейми Фрейзер, мокрый, с завернутым в одеяло телом на руках. Тяжело дыша, он пересек комнату и положил свой груз на смятую постель Грея. Груз испустил слабый писк и крепче вцепился в одеяло.

— Изабель? — Грей испуганно взглянул на Фрейзера. — Что случилось? Она ранена?

— Вы должны успокоить ее и отправить в свою комнату, — сказал Фрейзер на довольно приличном немецком.

Это поразило Грея не меньше, чем само вторжение, хотя он сразу вспомнил, что Изабель говорит по-французски, но не знает немецкого.

— Яволь, — ответил он, искоса глядя на Фрейзера. Он не знал, что Джейми говорит по-немецки, и короткая мысль о Стефане фон Намцене промелькнула у него в голове. Господи, что они могли наговорить в присутствии Фрейзера? Хотя, это сейчас не имело значения.

— Что случилось, дорогая?

Изабель сжалась в комок на краю кровати, сопя и икая. Ее лицо было красным и опухшим, мокрые светлые волосы спутанными прядями свисали на плечи.

— Я была полной идиоткой, — громко сказала Изабель и уткнулась лицом в ладони.

— Она попыталась сбежать с адвокатом Уилберфорсом, — сказал Джейми по-английски. — Ее горничная прибежала и встретила меня, так что я поехал за ними. — Джейми снова перешел на немецкий и несколькими короткими фразами ознакомил Грея с ситуацией, в том числе о наличии у Уилберфорса жены и интимной позе, в которой обнаружил адвоката и Изабель. — Schweine[55] не вошел в нее, но был достаточно близко, чтобы напугать до смерти, — сказал он, бесстрастно оглядываясь на Изабель, которая почти спала от усталости, ее голова легла на плечо Грея, когда он обнял ее.

— Ублюдок, — сказал Грей. Это слово одинаково звучало и по-английски и по-немецки, Изабель судорожно дернулась. — Вы в безопасности, дорогая, — пробормотал он. — Не волнуйтесь, все будет в порядке. — сырое одеяло соскользнуло с ее плеч и упало за спиной, и он с болью увидел, что на ней была рубашка из белого газа с вышитыми розочками и бледно-розовой лентой на шее. Она готовилась к брачной ночи, но не была готова к насилию, бедная малышка.

— Что вы сделали с адвокатом? — спросил он Джейми тоже на немецком языке. — Вы ведь не убили его?

Дождь снаружи все усиливался, и он надеялся, что ему не придется ехать, чтобы спрятать тело Уилберфорса.

— Nein. — Фрейзер не стал уточнять, но присел перед Изабель. — Никто не знает, — мягко сказал он, пристально глядя ей в лицо. — Никто не должен узнать. Никогда.

Она не хотела смотреть на него, Грей чувствовал ее сопротивление. Но через мгновение она подняла голову и кивнула, рот был крепко сжат, чтобы губы не дрожали.

— Спасибо, — выпалила она. По ее щекам текли слезы, но она больше не рыдала и перестала дрожать, ее тело начало расслабляться.

— Все в порядке, девочка, — так же мягко ответил Фрейзер. Наконец он встал и подошел к двери. Грей похлопал Изабель по руке и, оставив ее, подошел к Фрейзеру.

— Если вы незаметно проведете девочку в ее комнату, Бетти позаботится о ней, — тихо сказал Джейми Грею. А потом по — немецки. — Когда она успокоится, скажите, чтобы она забыла об этом. Она не забудет, но я не хочу, чтобы она считала, будто находится в долгу передо мной. Это было бы неудобно для нас обоих.

— Тем не менее, это так. И, кроме того, она честная женщина. Она захочет в некотором роде отплатить вам. Дайте мне подумать, как лучше справиться с этим.

— Я был должен. — Фрейзер говорил рассеянно, все еще глядя на Изабель. — Хотя… если она… — его взгляд вдруг обратился к лицу Грея.

Лицо Джейми было красным и забрызганным грязью, глаза опухли и налились кровью. Грей видел, что кожа на костяшках пальцев левой руки содрана и кровоточит; скорее всего он ударил Уилберфорса по зубам.

— Есть одна вещь, — сказал Фрейзер очень тихо, все еще по-немецки. — Не считайте это шантажом или чем-то подобным ни в коем случае. Если можно будет тактично предложить им…

— Я вижу, ваше мнение о моих дипломатических способностях улучшилось. Но чего именно вы хотите?

Мимолетная улыбка коснулась лица Фрейзера, но сразу исчезла.

— Маленький мальчик, — сказал он. — они заставляют его носить корсет. Я хотел бы, чтобы его освободили.

Грей был крайне удивлен, но молча кивнул.

— Все в порядке. Я прослежу за этим.

— Не сегодня, — поспешно сказал Фрейзер. Изабель с легким вздохом рухнула головой на подушку Грея, босые ноги оставались на полу.

— Нет, — согласился он. — Не сегодня.

Он тихо закрыл дверь за Фрейзером и вернулся к девушке на постели.

Глава 42 Последний долг

Тома и багаж погрузили на мулов, лошади ждали под седлом. Лорд Джон почтительно обнял леди Дансени, очень нежно Изабель и на прощание пожал руку лорду Дансени. Рука старика была холодной, а кости хрупкими, как сухие веточки. Он почувствовал укол боли — застанет ли он Дансени в живых в свой следующий приезд? — и еще более глубокий укол беспокойства, смерть старика означала для него больше, чем потерю давнего друга.

Ну… он уже перешел свой Рубикон, и, Бог даст, у него еще осталось время.

Погода портилась, первые капли дождя уже запятнали ступени крыльца. Лошади прядали ушами и фыркали, после долгого отдыха они не возражали против дождя, были свежими и стремились к движению.

Джейми держал мерина Грея. Он вежливо склонил голову и отступил, позволяя Грею сесть в седло самому. Когда Грей положил руку на край седла, он услышал тихий шепот шотландца:

— Ладья встает перед королем. Ваш ход.

Грей громко рассмеялся, взрыв веселья вытеснил беспокойство.

— Ха, — сказал он, не повышая голоса. — Ладья бьет коня. Ваш ход. И… мат, мистер Маккензи.

* * *

На этот раз Джейми не мог заручиться помощью Карен. Вместо этого, когда няня Пегги пришла забрать Вилли на чай, он попросил ее передать Бетти записку от него. Пегги не умела читать, так что она могла, конечно, рассказать, что он встречается с Бетти, но не знала, где и когда. Ему не нужны были слушатели.

Бетти ждала его за сенным сараем, брезгливо разглядывая огромную навозную кучу. Она изменила выражение лица, вопросительно подняв одну бровь.

— У меня есть для вас одна небольшая вещь, мисс Бетти, — сказал он без предисловий.

— Как кстати, — сказала она, расплываясь в кокетливой улыбке. — Надеюсь, не слишком небольшая? И так же надеюсь, что вы подыщете для нее место получше, чем это, — добавила она, бросив взгляд на навоз. Для мух уже было слишком холодно, и лично Джейми находил этот запах достаточно приятным, но видел, что она не разделяет его мнения.

— Это место вполне подходит, — сказал он. — Дай мне руку, девочка.

Она недоверчиво протянула ладонь. Ее взгляд выразил удивление, когда он положил ей в руку маленький кошелек.

— Что это? — спросила она, но звон монет, когда она встряхнула кошелек, был убедительным ответом.

— Это твое приданое, девочка, — сказал он, улыбаясь.

Она подозрительно смотрела на него, явно не зная, не принять ли это за шутку.

— Такая девушка, как ты, должна выйти замуж, — сказал он. — Но выходить тебе надо не за меня.

— Кто это сказал? — она уставилась на него круглыми глазами.

— Я, — ответил он твердо. — Как и у мерзавца Уилберфорса, у меня есть жена.

Она моргнула.

— Жена? Где она?

Ах, где она, в самом деле?

— Она не могла остаться со мной, когда меня взяли в плен после Куллодена. Но она до сих пор жива.

Господи, храни ее в безопасности…

— Но есть один подходящий человек, девочка, и ты хорошо его знаешь. Джордж Робертс отличный парень, и с этой мелочью, — он кивнул на кошелек в ее руке, — вы сможете построить небольшой дом. — она не отвечала, но поджала губы, и он видел, как она строит расчеты в голове. — У тебя должен быть свой собственный очаг, девочка, и колыбель с ребенком около него.

Она сглотнула, и впервые за то время, что он ее знал, ее взгляд стал нежным и неопределенным.

— Но почему мне? — она покачала кошельком, не предлагая вернуть его обратно. — Вам деньги тоже нужны.

Он покачал головой и решительно отступил на шаг назад.

— Поверь мне, девочка. Это лучший способ их использовать. Прими их с моим благословением, и, если можешь, назови первенца Джейми. — он улыбнулся ей, чувствуя, как в груди поднимается тепло.

Она издала бессвязный звук, шагнула к нему, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы.

Хриплый вздох отбросил их друг от друга, Джейми обернулся и увидел, как Крузо смотрит на них выпученными глазами из-за угла сарая.

— На, что, черт возьми, ты уставился? — огрызнулась на него Бетти.

— Ни на что, мисс, — заверил ее Крузо и приложил большую ладонь ко рту.

Глава 43 Преемственность

26 октября 1760


Грей прибыл в Лондон под беспорядочный перезвон колоколов.

— Король умер! — выкрикивали продавцы памфлетов, газет, писаки, уличные мальчишки, и их голосам эхом вторил весь город. — Да здравствует король!

В суматохе яростных дебатов и общественных забот, которыми сопровождаются государственные похороны, последние аресты ирландских якобитов, которые именовали себя «Дикой охотой» прошли почти незаметно. Гарольд, герцог Пардлоу и его брат, почти не спали и не ели в течение нескольких дней, и уже находились в сомнамбулическом состоянии между сном и смертью, когда явились в Вестминстерское аббатство в вечер похорон короля.

Герцог Камберленд выглядел не лучше них. Грей видел, как глаза Хэла остановились на Камберленде со смешанным выражением мрачного удовлетворения и сдержанного сочувствия. После трибунала у Камберленда случился инсульт, и одна половина лица у него странно просела вниз, глаз почти закрылся. Но другой пылал боевым духом и метал молнии в сторону Хэла с противоположной стороны часовни Генриха VII. Временами внимание герцога отвлекал его родной брат, герцог Ньюкасл, который, всхлипывая, поочередно подносил к глазам то платок, то лорнет, высматривая знакомых в толпе. Выражение отвращения появлялось на лице Камберленда и он снова поворачивался к склепу перед которым возвышался задрапированный фиолетовым бархатом гроб, мрачный и величественный в свете шести огромных канделябров.

— Боюсь, Камберленд сам себя доконает в самый краткий срок. — За спиной Грея раздался тихий шепот Горация Уолпола, но он не мог сказать, обращается ли Хорри к нему или просто озвучивает свои наблюдения. Уолпол всегда рассуждал вслух, и его мало заботило, слушают ли его.

Чтобы ни хотелось сказать публике о поведении королевской семьи, а сказать накопилось много чего, они, в основном, проявили стойкость в эти дни скорби. Отпевание Георга II длилось уже два часа, и ноги Грея превратились в ледяные столбы, вросшие в холодный мраморный пол монастырского этажа, хотя Том и заставил его надеть две пары чулок и шерстяной жилет. Голени болели.

Спасаясь от пронзительной стужи, Ньюкасл тайком встал на полу длинного черного плаща Камберленда; Грей надеялся, что он успеет отступить, когда его брат двинется с места. Но Камберленд стоял нерушимо, как скала, несмотря на больную ногу. Бог знает почему, он выбрал темно-каштановый парик в стиле «Адонис», который странно сочетался с его искаженным и раздутым лицом. Может быть, Хорри был прав.

Зрелище открытого склепа было впечатляющим, Грей признавал эффектность этой сцены. Теперь Георг II раз и навсегда избавился от «Дикой охоты» и прочих земных неприятностей. Трое офицеров Ирландской бригады были тихо осуждены трибуналом и приговорены к казни. Повесят их тоже без излишнего шума. Монархия была в безопасности, общество пребывало в блаженном неведении.

Это сделал ты, Чарли, подумал Грей, прощай.

Через завесу внезапных слез огни свечей показались огромными и слепяще-яркими. Никто не заметил; немало людей в толпе молча утирали слезы. Чарльз Карруотерс умер в Канаде на чердаке и не имел последнего пристанища. Грей знал, что тело Чарли сожгли, а прах рассеяли; пакет тщательно подобранных документов был его единственным памятником.

— Так печально, мой дорогой, — говорил Уолпол Гренвиллу. — Я в последний раз был здесь десятилетним мальчиком, если не младше.

Огромный резной купол аббатства отражал шепоты и щебетанье, словно стал обиталищем стаи ночных мышей, в этот равномерный шум контрапунктом вторгался звон колоколов и залпы мелкокалиберных орудий снаружи. Кто-то застонал совсем близко, и Грей увидел, как Хэл прикрыл глаза от внезапной боли; брата настиг один из его приступов и ему трудно было оставаться на ногах. Если бы здесь курили ладан, это, вероятно, прикончило бы его; ему показалось, что Хэла вырвет, когда мимо прошел Ньюкасл, обдав их густой волной бергамота и ветивера.[56] Для всех, кто не привык к мессе, клубам ладана и процессиям священников, церемония казалась достаточно пышной, даже если учесть отсутствие архиепископа. Правда, епископ оплошал, перепутав молитвы, но никто не заметил. Теперь под сводами все гудел и гудел бесконечный гимн, невыразимо утомительный. Грей подумал, не лучше ли было ему, как Джейми Фрейзеру, потерять способность слышать музыку? Просто ритмичный шум, не более того. Но Хэлу это не принесло бы никакой пользы, он издал сдавленный стон.

Он поспешно отогнал свои мысли о Фрейзере и придвинулся ближе к Хэлу, на случай, если он упадет. Непослушные мысли перекинулись на Перси Уэнрайта. Он так же вставал в церкви рядом с Перси — его новым сводным братом по браку матери Грея с отцом Перси. Достаточно близко, чтобы их руки могли найти друг друга в широких складках пальто.

Он не хотел думать о Перси. Поэтому его мысли услужливо вернулись к Джейми Фрейзеру.

Да отвяжитесь от меня, подумал он раздраженно и внимательно уставился на толпу перед собой: люди заполняли каждую щель часовни, сидя на всем, что только могли найти. Клубы пара от дыхания толпы смешивались с чадом факелов в нефе. Если Хэл уже в обмороке, подумал Грей, ему некуда упасть, места не было совсем. Тем не менее, он подошел еще ближе, коснувшись Хэла локтем.

— По крайней мере, теперь у нас будет король, говорящий по-английски. Более или менее. — циничное замечание Уолпола обратило блуждающий взгляд Грея к наследнику короля. Новый Георг выглядит так же, как все Ганноверы, подумал он, разглядывая клювообразный нос, тяжелые веки и студенистые глаза, не облагороженные никаким материнскими чертами; без сомнения, они выглядели так тысячу лет назад и будут так же выглядеть еще через тысячу. Георгу III было всего двадцать два, и Грей задавался вопросом, как хорошо сможет он противостоять влиянию своего дяди Камберленда, если последний решит обратить его интересы от скачек к политике.

Хотя, может быть, здоровье герцога недостаточно восстановилось, чтобы вновь бросаться в политические битвы. Он выглядел почти таким же больным, как Хэл. Грей не предполагал, что исход военно-полевого суда над Сиверли вызовет у Камберленда паралитический удар, скоре всего, это было случайностью.

Гимн начал стихать, люди зашевелились с облегчением, но это была ложное облегчение; тяжеловесный рефрен начался снова, на этот раз в исполнении стайки мальчиков с ангельскими лицами, и зрители покорно оцепенели. Возможно, долгие и утомительные похороны исчерпали их скорбь, уступив место более требовательным чувствам.

Несмотря на скуку, Грей находил нечто обнадеживающее в службе, с ее прямолинейной солидностью, настойчивым напоминанием о быстротечности жизни и крушении надежд. Жизнь была хрупка, но жизнь продолжалась. От короля к королю, от отца к сыну.

Отец и сын.

В один миг все разрозненные фрагментарные образы и фантазии вдруг сложились в одну яркую картину: спина Джейми Фрейзера, глядящего в загоне Хелуотера на лошадей. А рядом с ним на верхней перекладине железной калитки Уильям, граф Элсмир. Посадка головы, свободный разворот плеч, широкая стойка — те же самые. Они свидетельствовали так же убедительно, как ганноверский шнобель[57] на лице нового короля.

Бесконечное чувство покоя заполнило его душу почти одновременно с последними звуками гимна и дружным вздохом, вознесшимся к куполу аббатства. Он вспомнил, как вспыхнуло лицо Джейми, когда они подъехали к Хелуотеру и увидели на лужайке женщин. И Уильяма.

Он начал подозревал, когда нашел Фрейзера в часовне перед гробом Дженивы Дансени. Но теперь он знал и не сомневался. Знал, почему Фрейзер отказался от свободы.

Внезапный толчок в спину отвлек его от нового открытия.

— Я вижу, Пардлоу умирает, — сказал Уолпол. Небольшая аккуратная рука протиснулась в узкую щель между братьями Греями, держа закупоренный стеклянный пузырек. — Не желаете ли воспользоваться моими солями?

Потрясенный, Грей посмотрел на брата. Белое, как полотно, лицо Хэла блестело от пота, глаза были огромными и расширенными, абсолютно черными от боли. Он раскачивался. Грей схватил одной рукой соли, а другой Хэла.

Под совокупным воздействием нашатыря и силы воли, Хэл удержался на ногах, служба милосердно завершилась через десять минут.

Джордж Гренвилл прибыл в паланкине, носильщики ждали на набережной. Гренвилл любезно передал его в распоряжение Хэла, и они бодро порысили в сторону Аргус-хауса, унося почти бессознательного герцога Пардлоу. Грей простился с друзьями, как только позволили приличия и направился домой пешком.

Темные улицы вокруг аббатства были запружены народом, лондонцы вышли засвидетельствовать свое почтение, они будут стоять здесь всю ночь и большую часть следующего дня, пока склеп не будет запечатан. Через несколько минут Грей пробрался через толпу газетчиков и оказался в относительном одиночестве под ночным небом, холодным и облачным, почти таким же фиолетовым, как покров на гробе старого короля.

Он чувствовал себя бодрым и спокойным, почти умиротворенным: неожиданное состояние души после похорон.

Частично из-за Чарли и знания, что он не подвел умершего друга. Но главным было сознание того, что он может сделать нечто важное для друга живого. Он не потеряет Джейми Фрейзера.

Начал капать дождик, но это была всего лишь вода с неба, не более того, и он не ускорил шага. Когда он достиг Аргус-хауса, он был свеж и промыт до дна души, дым и вонь толпы слетели с него, он даже чувствовал аппетит. От мыслей об ужине его отвлек лакей, терпеливо ожидавший в холле.

Стефан, подумал он, увидев характерные лиловые и зеленые цвета ливреи дома фон Эрдбергов, и его сердце екнуло. Что-то случилось с графом?

— Милорд, — сказал слуга, кланяясь. Он наклонился, поднял с пола большую круглую корзину с крышкой и подал ему, словно ее содержимое являлось величайшей ценностью, несмотря на грубую оболочку. — Его превосходительство граф надеется, что вы примете знак его дружбы.

Глубоко озадаченный, Грей поднял крышку корзины и в свете свечей обнаружил под ней пару веселых темных глаз, которые смотрели на него с длинноносой морды маленького черного щенка, свернувшегося калачиком на белом полотенце. У малыша были длинные мягкие уши и нелепо короткие и мощные лапы, а так же изящный длинный хвост, кончик которого бился в радостном приветствии.

Грей рассмеялся, совершенно очарованный, и осторожно взял щенка на руки. Это была барсучья собака, разводимая Стефаном; он ласково называл их дойчиками, уменьшительное от дойч-хаунд.

— Ах ты, собака ты моя барсучья, — крошечный розовый язык деликатно лизнул его пальцы. — Привет, малыш, — сказал он щенку. — Голодный? Я тоже. Пойдем поищем для тебя немного молока.

Он порылся в кармане и дал мелочь слуге, но обнаружил, что тот теперь держит перед ним запечатанную записку, которую и вложил в руку Грея с подобострастной улыбкой.

Отпускать щенка не хотелось, он смог сломать печать большим пальцем и открыть записку. В свете ближайшего настенного светильника, он прочитал несколько строк по-немецки, выведенных черными чернилами твердым почерком.

«Привезите его, когда приедете ко мне в гости. Мы все вместе славно поохотимся снова. С.»


Хелуотер, 21 декабря


На чердаке было холодно, и под шуршание ледяных сквознячков из теплого сна всплыли слова, все еще звеневшие у него в голове.

Славный парень.

Ветер ударил в стену конюшни и зашелестел соломой на крыше. Холодная струя воздуха, пахнущая снегом, всколыхнула сонную тишь, и две или три лошади зашевелились, сопя и фыркая.

Хелуотер, он понял, где находится, и яркая картинка Шотландии и Лаллиброха покрылась сетью трещин и осыпалась, хрупкая, как чешуйки засохшей грязи.

Хелуотер. Солома зашуршала под ним, покалывая через грубую ткань матраса и рубашки. Темный воздух ожил вокруг него.

Славный парень…

Сегодня они срубили большую ель, помогали все слуги, включая закутанных до бровей женщин; румяные и потные мужчины, пошатываясь, с пением тащили огромное дерево на веревках, его колючие ветки были забиты снегом, его след оставлял глубокую борозду в чистом снежном покрове.

Вилли ехал на верхушке ели, повизгивая от волнения и цепляясь за веревки. Вернувшись в дом, Изабель попыталась научить его петь «Доброго короля Вацлава», но это было выше его сил, он метался под ногами у слуг, пока бабушка не заявила, что он доведет ее до безумия и не велела Пегги отвести его на конюшню, чтобы помочь Джейми и Крузо привезти свежих веток сосны и ели.

Взволнованный Вилли ехал на седельной луке впереди Джейми и послушно стоял на пне, куда его поставили, чтобы уберечь от нечаянного удара, пока они рубили ветки. Потом он помогал грузить их, прижимая две или три душистых ветки к груди и послушно укладывая в корзину, снова и снова убегая назад, не обращая внимания на холод и глубокий снег.

Джейми перевернулся, глубже закапываясь в гнездо из одеял, сонно вспоминая прошедший день. Он бегал взад и вперед, взад и вперед, раскрасневшийся и сопящий, пока в корзину не положили последнюю ветку. Джеймс посмотрел вниз, чтобы встретить гордую улыбку Вилли, неожиданно рассмеялся и сказал:

— Да, ты настоящий славный парень. Пойдем. Пойдем домой.

Уильям уснул в дороге, его голова в шерстяной шапке, тяжелая, как пушечное ядро, покоилась на груди Джейми. Джейми осторожно спешился, держа ребенка в одной руке, но Вилли сонно моргнул на него и сказал:

— Динь-дан-дон, — звонко, как колокол, а затем снова провалился в сон. Он окончательно проснулся на руках у няни Элспет, но, уходя, Джейми слышал, как Вилли сказал няне:

— Я славный парень!

Эти слова пришли не из его сна, а откуда-то издалека. Может быть, их говорил ему его собственный отец?

Он подумал так, и на мгновение, на одну секунду оказался между отцом и Вилли, крепко держа леску, на конце которой била хвостом скользкая блестящая рыбина; оба смеялись и радовались за него. «Славный парень!»

Вилли, Боже, Вилли. Я так рад, что они дали ему твое имя. Он редко думал о своем брате, но часто чувствовал присутствие Вилли, реже отца или матери. Но чаще всего, Клэр.

Хотел бы я, чтобы ты увидела его, сассенах, подумал он. Он славный парень. Шумный и упрямый, честно добавил он, но очень славный.

Что бы его родители подумали об Уильяме? Ни один из них не дожил до первого внука.

Он лежал некоторое время в темноте, прислушиваясь к своему саднящему горлу, к темноте, к голосам дорогих покойников в свисте ветра за стеной. Его мысли начали расплываться, горе смягчилось, утешенное осознанием любви, все еще живущей в мире. Сон вернулся снова.

Он коснулся грубого распятия, лежащего у него на груди и прошептал в подвижный воздух:

— Господи, храни ее в безопасности. Ее и дитя.

И тогда он услышал, как она протянула руку сквозь завесу времени и коснулась его щеки.

Загрузка...