Эл-Лан первый заподозрил, что я не просто так моргаю и перевожу взгляд с одного сиа на другого.
– Сестра?
– У меня появилась способность видеть цветные ореолы над головами, – призналась я предельно честно.
Оба сиа ахнули и благоговейно сложили ладони. Красное, оранжевое и фиолетовое свечение моментально сменилось голубым.
– Аэ́ла, – выдохнул Эл-Мин. – Целительница душ… Редчайший дар, благословение Сиале.
– И что это значит? – растерянно уточнила я.
– Способность видеть души.
– А кроме красивых слов? Что означает эта цветная оболочка? Мысли, чувства, эмоции?
Сиа переглянулись.
– Мы точно не знаем, – ответил Эл-Лан. – Дар такой редкий, что о нём сохранились лишь легенды. Последняя аэла жила в нашем мире тысячу лет назад. Считается, что Сиале создаёт их в самые трудные времена.
– Понятно, что ничего не понятно, – пробормотала я. – Наверное, у каждого цвета есть какое-то соответствие? Например, красный. Эл-Мин, что ты чувствовал, когда говорил о людях?
– Гнев, – он задумался. – Я был зол.
– Подумай о людях ещё раз.
Голубой ореол вокруг его головы медленно дополнился зловещим красным. Цвета не смешивались, они сияли ровными полосами, голубая чуть ярче.
– Красный – злость, – я посмотрела на Эл-Лана. – Тогда чем являются фиолетовый и оранжевый, которые я вижу у тебя?
– Сомнения и тревога, – ответил он без колебаний. – После твоих слов я начал сомневаться в своём решении и волноваться за народ Сиале.
– Хотелось бы какую-нибудь инструкцию, – посетовала я.
– Увы, – сиа дружно развели руками.
– Несомненно, у нас дома что-то подобное существует, – добавил Эл-Лан. – Но мы помним только легенду. Мне совсем маленькому рассказывала её старшая сестра по отцу. Аэла приходит к нам, когда сиа ждут страшные испытания. Прошлый раз её привела война – наша последняя война.
– Войны не избежать, – мой голос дрогнул. – Взрослых сиа три с половиной сотни. Допустим, вы сдержите десяток, даже сотню тысяч людей. Но Лернею населяют миллионы. Кроме нашего Хитара, есть ещё Афежия, Унгáр, Тени́ца… Степняки Илáша и горцы Мисáна, кочевые племена на севере и варвары на юге. Страх заставит их забыть разногласия, они заключат перемирие и задавят вас количеством.
– Какая разница? – Эл-Мин дотронулся до губ, его ореол окрасился лавандовым. – Люди хотели убить нас медленно, убьют быстро.
– Есть разница – умереть с чистым сердцем или с грузом вины.
– Что ты предлагаешь? – спросил Эл-Лан.
– Не казните хотя бы тех пленных, у которых есть дети.
Я побоялась просить не казнить никого. В рассуждениях сиа была беспощадная логика: терпение и великодушие пришельцев лишь поощряли в людях жестокость. Ореол над Эл-Ланом засиял фиолетовым и зелёным.
– Мы подумаем, сестра. Сейчас, прости, у нас много забот.
Оставалось приложить руку к сердцу и повернуть назад. По пути я пользовалась фоновым зрением и разглядывала сиа. В большинстве они светились зелёным, алым и оранжевым, матерей с маленькими детьми окружали васильковые оболочки. Любовь, нежность? Оранжевый – тревога, алый похож на воодушевление или возбуждение, тогда что означает зелёный? Неопределённость беспокоила. Нет, я прекрасно понимала, почему Сиале выбрал целителя, обученного работать с фоном, это подтверждало непогрешимость общего разума сиа. Но стать героиней древних легенд… брр!
Ещё я совершенно не представляла, каким образом знание эмоций способно остановить войну. Какая вообще польза от этого дара? По идее, я должна распознавать ложь, ненависть, досаду. Только сиа мне в этом не помощники: лгать они не умели, ненависть у них если и существовала, то исключительно в качестве честного открытого негодования. Нужно как можно скорее составить некий цветовой словарь. Неожиданно мне пришла в голову мысль, и я свернула в первую же попавшуюся женскую уборную.
Стену перед умывальниками занимало огромное зеркало. Как я и ожидала, над моей головой тоже сиял ореол, состоящий из оранжевой, зелёной и фиолетовой полос. Волнение, сосредоточенность и неуверенность. Подумав об отце, я получила чёткий лавандовый контур, который соответствовал печали или грусти. Воспоминания о том, как били кнутом Эл-Лана, вызвали багрово-красный. Страх перед войной дал ядовито-розовый. Оставалась ложь.
– Ненавижу сиа, – прошептала я.
Ореол засветился жёлтым. Отлично. Основные эмоции понятны, с прочими разберусь по месту. Пора возвращаться к капитану. Сколько он без воды? Да и естественные потребности организма никто не отменял. Я заторопилась к выходу.
Город по-прежнему пугал пустотой и тишиной. Непривычно было видеть закрытые в полдень магазины и вереницы брошенных машин вдоль тротуаров. Воздух без автомобильных выхлопов казался иным – остро-тревожным, болезненно-напряжённым. Солнце увязло в рыхлых облаках, словно светляк в тягучем желе. По пути домой я зашла в бакалейную лавку мьессы Ортьé. На звонок открыла растерянная и напуганная хозяйка, её ореол пылал розовым и алым.
– Мьесса Айруж, что же теперь будет? – затараторила она. – Нас всех убьют?! Выгонят из дома?! Или, – щёчки мьессы Ортье зарумянились, сияние над ней заалело сильнее, – превратят в рабов для интимных утех?
– Насколько я в курсе, сиа скоро сами оставят город, – успокоила я её. – И люди в интимном плане их не привлекают.
– Это всё так ужасно, так ужасно! – она картинно заломила руки. – Но как вы не боитесь нарушать приказ? Каждый час по радио объявляют: никому не покидать домá до особого распоряжения. А я к обеду ожидала поставщика, и что же – его не пустят в город? Мой товар пропадёт!
– Думаю, машины временно задерживают на въезде в Амьер, – предположила я. – Не беспокойтесь, мьесса Ортье, с вашим поставщиком ничего не случится. Кстати, о товарах: раз уж мы вынуждены не покидать домá, не отпустите ли вы мне продукты? У меня совершенно нет запасов.
– Это всё от вредной привычки питаться в ресторанах! – мьесса Ортье воздела вверх пухлый указательный палец, сияние её ореола мгновенно сменилось на золотое. – Молодые девушки вроде вас, мьесса Айруж, абсолютно не утруждают себя готовкой. И чем, позвольте спросить, вы собираетесь прельщать своего будущего супруга? Едой, приготовленной чужими руками? Мужчины ценят домашнюю стряпню! Наваристый супчик, говяжьи отбивные, телячьи котлетки, рагу из рёбрышек – как можно больше мяса!
– Да-да, – покивала я и поставила мысленную зарубку: золотой – это уверенность или убеждённость. – У вас ведь найдётся ветчина в банках?
В квартиру я вернулась с тяжёлым пакетом. К сожалению, о ресторанах и впрямь придётся на время забыть. Не то чтобы я совсем не любила готовить, просто на свете есть множество гораздо более интересных занятий, чем фаршировать кабачки и обжаривать морковку. К тому же любая кухонная возня отбрасывала меня ровно на четыре года назад, в холодное предзимье, о котором я искренне пыталась забыть и почти преуспела.
Прихожая встретила меня тишиной. Выложив продукты, я заглянула в спальню. Капитан пребывал всё в том же положении и немудрено, учитывая профессионализм, с которым его связали. Его глаза были закрыты: мой подопечный старался выглядеть спящим. Не будь я целителем, то поверила бы, настолько искусно он притворялся. Ореол вокруг головы светился красным, оранжевым и розовым. Надо же! Неустрашимый капитан боялся! Несмотря на всю свою неприязнь, я почувствовала уважение. Ни за что не заподозрила бы в нём страх, если бы не дар Сиале.
– И как вам на коврике? – спросила я громко. – Не жестковато?
Капитан сильнее сжал губы, но больше ничем не выдал, что слышит меня. Хирургическая пила лежала там, где я её оставила. Распилить десяток узлов оказалось делом непростым и небыстрым, к концу работы пот катился с меня градом.
– Дальше распутывайтесь сами, – сказала я капитану. – Удобства прямо и направо, вода в стакане.
Пока он барахтался в верёвках, я провела полную целительскую диагностику: на редкость здоровый экземпляр. Гарантирую, про головную боль знает только понаслышке. Прекрасная физическая форма, не иначе каждый день бегает, обливается ледяной водой и всякое такое. Вон как прытко вскочил, я бы на его месте долго разминала руки-ноги.
– С чего такая неслыханная доброта? – едко заметил капитан, оправляя китель. – Я всё ещё могу наделать глупостей!
Теперь свечение над его шевелюрой сменилось на тёмно-багровое: гнев вытеснил все остальные чувства. Меньше всего мне хотелось пускаться в долгие объяснения, поэтому я промолчала. Капитан даже не взглянул на стакан с водой, хотя пить ему, разумеется, хотелось. Гордый. Интересно, удобствами он тоже не воспользуется? Амьер – не столица, публичных уборных тут нет, а в подворотнях, как котики и собачки, капитан гадить не будет. Воспитание не позволит.
Входная дверь оглушительно хлопнула. Я философски пожала плечами и отправилась на кухню.
Часы показывали без семи минут час дня.