Синица в руках

– Инновации? Оптимизация?

– Точно, оптимизация. Закупки снизили бюджет – премия, ремцех выполнил работы – премия.

– Но это же опасно. Тут больше 70 атмосфер! – возмутился Марат. – Как можно экономить на материалах!

– Пока никто не получил травмы, поэтому можно. А как будет несчастный случай, так забегают, все поменяют, как надо. А потом опять успокоятся.

На другой стороне, у реактора, показалась высокая худая девушка в темно синей робе и с деревянной переноской, уставленной большими пластиковыми емкостями. Она подошла к пробоотборнику и стала прятать выбившиеся из-под шапочки-кислотки тонкие черные волосы.

– Саша, подожди! – крикнул ей Семен Карлович, направляясь к ней.

– Здравствуйте, дядя Семен, – улыбнулась она, бросив взгляд на подошедшего следом Марата.

У нее было очень худое усталое лицо, и при свете жесткой лампы освещения казалось, что левая щека отливала фиолетовым пятном. Марат долго, нахмурившись смотрел на нее, она это почувствовала и сильно наклонила голову, пытаясь скрыть синеву лица.

– Дочка, тут уже худой пробоотборник, видишь, я уже несколько раз заваривал редуктор, – Семен Карлович показал на грязный редукционный клапан. – Он уже на ладан дышит, отбери в другом месте.

– Не могу, мне надо взять пробу с этой колонны, – вздохнула Саша, голос у нее был также тонок, как она сама.

– Давай я отберу, – вызвался Марат, подойдя ближе и забирая из переноски длинные, по локоть, черные перчатки.

Он был немногим ниже ее, размер перчаток подошел ему, только слегка стягивая кожу.

– Марат, ты аккуратнее, полегонечку открывай. Давай, Сашенька, отойдем, – Семен Карлович отвел в сторону совсем засмущавшуюся Сашу.

– Сколько надо, одну? – спросил Марат, набрав полную емкость едкой жидкости, вырвавшейся рывками через напряженный редуктор.

– Да, спасибо большое, – ответила Саша.

Марат старался не дышать, но не удержался и сделал пару вдохов, почувствовав, как внутри его легкие сжали железные тиски, стало трудно дышать.

– Держи, – он передал плотно закрытую емкость Саше и стянул перчатки с рук.

Она его еще раз тихо поблагодарила и побежала дальше, оглянувшись назад, чувствуя на себе взгляд Марата.

– Она замужем, – похлопал его по плечу Семен Карлович.

– Это муж ее так? – Марат показал на лицо.

– Наверное, она все время говорит, что это она сама, упала. Врет, конечно же, но не нам же в ее семью лезть.

– Только слабый мужчина может ударить женщину, – хмуро проговорил Марат.

– Не только, ситуации бывают разные. Ладно, пойдем дальше.

– Ты меня уже достал своими подозрениями. Кто тебя просит писать в журнале об этом, а? Я разве тебе говорил об этом писать? – мастер по ремонту злобно смотрел на Марата, нервно листая журнал. – Вот как твоя смена, так весь журнал исписан. Тебе что, больше всех надо? Ты сколько тут уже работаешь?

– На фабрике я работаю год, в этот цех меня перевели две недели назад, – спокойно отвечал Марат, не поддаваясь на провокацию со стороны мастера. – Все, что написано, соответствует действительности. Согласно пункту 6.1 правил заполнения журнала я должен своевременно выявлять и сообщать…

– Да что ты меня лечишь? Я лучше тебя знаю, что надо делать! – вскричал мастер. – Ты у меня будешь ходить только в ночные смены, понял?!

– Не имеете права, это нарушение правил охраны труда.

– Не хочешь по-хорошему? Хорошо, раз ты у нас такой правильный, с завтра будешь у меня приямок в земле ломом долбить.

Марат пожал плечами, равнодушно глядя на мастера.

– Делайте что хотите, но арматуру на линии надо менять. Ее уже много раз заваривали, а она работает под высоким давлением, подобный тип ремонта недопустим, – максимально спокойно, подавляя в себе кипевшую внутри ненависть, сказал Марат, глядя мастеру прямо в глаза.

– Да ты понимаешь, сколько все это стоит? – мастер не выдержал взгляда, выдергивая из неровной пачки какие-то бумажки. – Вот, один кран десятки рублей, ты с ума сошел?

– Надо менять или останавливать линию.

– Останавливать линию? Это ты так решил? Все, завтра работаешь на улице, свободен! – мастер гневно кинул журнал на край стола.

Марат вышел из кабинета и еще долго стоял посреди цеха, успокаивая нервы. Ему хотелось вернуться и набить морду этому напыщенному уроду, но в глубине души он понимал, что мастеру тоже приходится нелегко, находясь под постоянным прессингом старшего мастера цеха, старавшегося минимизировать затраты цеха.

Издали ему помахала девушка в синей кислотке. Это была Саша, как обычно под конец смены отбиравшая пробы с реакторов. Он помахал ей в ответ и собирался было подойти к ней, но остановился, видя, как она поспешно скрывается от его взора в лабиринте емкостей. За эти две недели в новом цеху ему так и не удалось с ней поговорить, Саша всегда при встрече коротко здоровалась с ним и убегала, боясь его внимательного взгляда, подмечавшего новые синяки и ссадины на ее лице, уже плохо скрываемые тусклым тональным кремом.

Излишняя щепетильность в вопросе справедливости сильно мешала ему в жизни, безжалостно руша открывавшиеся ему возможности, заставляя зачастую оставаться не у дел и начинать все заново. Но, как и раньше, он не мог оставить этот вопрос.

– Чего замечтался? – спросил подошедший Миша, неизменно вертящий в руках сигарету. – Пойдем, покурим?

– Пойдем, – вздохнул Марат.

– Ну что, отымели? – спросил его Миша, когда они шли в курилку.

– Да, как обычно. Завтра буду ломом мерзлую землю долбить.

– А, так это не беда, – махнул рукой Миша. – Я бывало по два месяца на улице торчал, когда пару раз прошлого мастера по столу мордой поводил. Дураком был, обвыкнешь, поймешь, что к чему.

– Да, все я понимаю! – горячо воскликнул Марат. – Но также нельзя.

– Нельзя, кто ж спорит то? Вот только нас с тобой никто слушать не станет. Наше дело копать, а когда копать не надо, то не копать. Вот и все. Разве тебе плохо? Да вроде нет, а душевные переживания – это все не для наших чугунных сердец.

– Посмотрим, все равно сделают так, как я сказал.

– Уверенность – это хорошо, а работа еще лучше. Эти ребята, – Миша махнул рукой в сторону кабинетов. – Они тебе могут волчий билет выписать, а в нашем городище вряд ли найдешь работу с такими характеристиками. Точно тебе говорю, сам проходил. Ты молодой, тебе жениться надо, а не с ветряными мельницами бороться.

– Ты говоришь, как моя мама, – улыбнулся Марат, понимая дружеский совет товарища.

– А твоя мама мудрый человек, а уж какие она печет пироги! – да!

– Я ей передавал твои похвалы. Не забыл, что ты обещал в гости к нам?

– Нет, как договаривались, припремся всем нашим семейством. Моя жена так обрадовалась, что я не на рыбалку еду. Кстати, поедем сегодня?

– Да что-то не хочется. Холодно же.

– Да ладно тебе, на пару часиков и по домам, а?

– Ну уговорил, уговорил.

После смены они двинулись в сторону незамерзающей поймы, каждый на своей машине, Миша гнал впереди на новенькой Гранте, а Марат с трудом поспевал за ним, не желая насиловать в мороз отцовскую Ниву. Быстро выскочив из города, машины буквально потерялись в широте белых полей с узкой дорогой, идущей вдоль реки.

Как у каждого второго в городе, у них в багажнике было все для рыбалки, которая могла начаться в любое время года, в любую погоду. Половина рыбаков также имела дома охотничье ружье, с разрешением или без него.

После часа на ледяной стуже даже Миша согласился, что пора домой, тем более что в багажнике у каждого оказалось с десятка вполне взрослых окуней.

Ветер задувал снег за воротник расстегнутой куртки, пот градом стекал со лба, нависая крупными каплями на бровях, норовя свалиться вниз и залить глаза. Марат смахнул рукавом накатившиеся водяные гроздья, шумно дыша, разгоряченный, он с веселой злостью еще до восхода солнца начал продалбливать периметр для будущего приямка около цеха. Отбойник везли уже несколько часов, и он понимал, что скорее всего никто технику и не заказывал, не желая облегчить его наказание.

Пару раз подходил Миша, настойчиво уводя его на положенный перерыв при работе на улице в мороз в курилку или в слесарку, пить чай, где их тут же находил мастер, с неизменным требованием продолжить «сверхважную» работу.

За четыре полные рабочие смены Марату удалось только на полметра углубиться в замерзшую землю, к пятнице подъехала наконец техника, и они до обеда вместе с шумной бригадой слегка нетрезвых рабочих выкопали глубокий приямок, оставляя его до весны засыпаться снегом.

Он не замечал усталости в пылу азарта, который часто посещал Марата при выполнении любой работы, ему нравилось видеть результат своего труда, но больше всего в жизни он ненавидел бессмысленную работу. Бригадир строителей размашисто махнул рукой и, витиевато матерясь, объяснил ему, что больше половины работ впустую, для отчетности, и не стоит из-за этого сердце рвать, повторяя сказанную и Мишей мудрость, что можно копать, а можно и не копать, начальству виднее, голова же большая.

– Ничего, привыкнешь, – по-дружески похлопал по плечу Марата краснолицый бригадир. – Я после армии горячий был, спорил со всеми, а что толку. А толку нет, как был с лопатой в руках, так с ней и сдохну!

Он гортанно заржал, пыхтя дешевым сладким табаком.

На обед Марат пришел поздно, когда уже вся фабрика поела и нежилась по комнатенкам за чаем и густым табачным дымом, обсуждая мировую политику и баб.

Марат набрал на поднос все, что осталось на прилавках, и вышел в пустой обеденный зал. В дальнем углу, подальше от света, сидела Саша, будто бы застыв как статуя, и смотрела в одну точку на стене напротив. Марат недолго колебался и, не спрашивая разрешения, сел за ее столик.

Саша, вырвавшись из своих раздумий, удивленно посмотрела на него и застенчиво улыбнулась, но, вновь ощутив тупую боль под левой скулой, где красноречиво виднелся замазанный сине-красный синяк, нервно заерзала на стуле, пытаясь спрятать свое лицо в тарелку.

Они ели молча, Марат пристально смотрел на нее, не отпуская нависший над нею немой вопрос.

– Пожалуйста, не смотри на меня, – прошептала она, отвечая на его взгляд набухшими от слез глазами.

– Извини, – Марату стало неудобно за свое поведение, но внутри него уже полыхал пожар негодования.

Из столовой они вышли вместе, идя рядом по пустынной дороге фабрики, по которой уже перестали громыхать КАМАЗы, и только лишь один ветер носил клубы снега по одному ему известному маршруту.

Дойдя до палисадника, Марат остановился, деликатно взяв ее под локоть. Рука у нее была совсем тоненькая, хрупкая. Саша непонимающе смотрела на него, но не сопротивлялась. Марат в красках рассказал ей про то, как Карлович подкармливает ворону, изображая то старого слесаря, то ворону. Саша негромко смеялась, видя, как он неловкими движениями пытается изобразить птицу.

Ее лицо прояснилось и перестало быть подавленно-серым, открыв молодую красивую девушку, которая может радоваться, смеяться, любить, жить. Уже не был так заметен позорный синяк на скуле в лучах зимнего солнца, казалось, что она и забыла про него, глаза ее светились яркими искорками и светом тайной любви. Он почувствовал это, не отрываясь глядя в ее широко раскрывшиеся, слегка косые серые глаза. Повинуясь своему желанию, которое он ощущал сейчас как самое верное, Марат подошел к ней вплотную, обнял и уверенно поцеловал.

Вкус ее влажных соленых губ будоражил мозг, она не сопротивлялась, отдаваясь полностью напору его жестких обветренных губ. Нега разливалась по всему телу, он прижимал к себе тонкое тело, боясь сломать его, настолько хрупким оно ему казалось. Она чувствовала напряжение его стальных мышц, мелкую дрожь возбужденного тела, все глубже отдаваясь накатившему на нее желанию.

– Ну и место мы выбрали, – сказала Саша, когда первый послеобеденный КамАЗ разрушил хрустальную сферу первого поцелуя, скрывавшую влюбленных от окружающего мира.

– Да, – рассмеялся он, не отпуская ее из объятий.

– Надо идти, пойдем? – Саша высвободилась из его рук, поворачивая в сторону цеха.

Слегка касаясь плечами, чувствуя возникшую внезапно между ними близость, они дошли до цеха, еще долго не решаясь зайти внутрь, разговаривая друг с другом глазами, открывая то, что нельзя было передать даже самой искусной фразой, вычитанной из классического романа.

– Ну что, дождался. Вот, держи, – мастер указал Марату на коробку на столе с беспорядочно брошенной арматурой. – Держи наряд, чтобы сегодня, до ночной смены установил, пока цех стоит.

Марат выложил арматуру на столе, внимательно рассматривая.

– Чего ты там смотришь? Привезли все, что заказывал.

– На той арматуре была другая маркировка. Где паспорт?

– Какой еще паспорт? Это не твоя работа, паспорт приложен куда надо. Устанавливай и все. Давай, мы все тебя ждем.

– Эта маркировка на более низкое давление. Но я могу ошибаться. Надо сверить с паспортом, – Марат покрутил в руках редукционный клапан. – Вот, тут стоит 16 бар, а у нас в системе больше 50 атмосфер. Его нельзя ставить.

– Все можно, вот, – мастер показал письмо на бланке производителя, – почитай.

Марат пробежался глазами по копии письма и отдал его мастеру.

– Тут говорится только о среде, о давлении ни слова. Мне нужен паспорт, чтобы можно было проверить маркировку.

– Что-то не пойму. То ты пишешь каждый день в журнале, что необходимо заменить клапана, а теперь, когда завод изыскал средства и закупил, вдруг отказываешься?

– Я думаю, что было закуплено не то, что нужно. Мне нужен паспорт, чтобы удостовериться.

– Откуда ты такой упрямый? Да что будет этому клапану? Ну не взорвется же он, сам посмотри, какая отливка.

– И не такие вещи взрываются, я и не такое видел.

– Хватит мне уже про свой армейский опыт трындеть, я этого не видел, значит, этого не было, понятно. Иди, устанавливай.

– Нет, его нельзя устанавливать. Где журнал, я напишу причину отказа выполнения работ.

– Какой журнал, ничего еще на тебя не заполнял, – мастер придвинул к себе журнал. – Ладно, мне надоело спорить. Поручу работу другому, нормальному. А с тобой мы видимо не сработаемся. Может тебе обратно в ремцех перейти?

– Если надо будет, то перейду, пока для этого нет оснований.

– Так, завтра выходишь в ночную. Все, свободен.

– Опять в ночную? Я же только вчера с нее, это нарушение.

– Это производственная необходимость. Так, наряд на сегодня – очистка приямка циркуляционного насоса. Свободен. Журнал заполнишь после выполнения, – мастер махнул рукой на дверь.

Марат вышел из кабинета. В цеху было тихо, шелестели вентиляторы вытяжной вентиляции, в дальнем углу неторопливо стучал молоток, выбивая закисший палец из опоры насоса.

– Привет! – Саша выбежала к нему из лаборатории. – Мне Миша сказал, что ты у мастеров.

– Привет, – вяло улыбнулся он, еще переживая разговор с мастером.

– Эльдар уехал до завтра. Я договорилась с Нинкой, она даст мне ключи от бабушкиной квартиры, – глаза ее светились от радости, полураскрытые тонкие губы застыли в смущенной улыбке.

– Здорово, – ответил Марат, ища в себе силы для воодушевления, но голос его звучал вяло. – Извини, меня достал этот придурок.

– Ничего, я понимаю, – она дотронулась своей горячей ладонью до его лица, Марат прижал ее к губам и поцеловал, ощутив вкус стерильной лаборатории и ее запах.

– Ну, прекрати. Все вечером. Давай, в обед поболтаем, ага?

– Давай.

Саша скрылась в лаборатории, а он пошел переодеваться в кислотку и за сапогами, предвкушая полное погружение в зловонный приямок с подсыхающей кислотной пульпой.

Приямок он вычистил до обеда, подтянув и густо набив смазкой торцевые уплотнения насоса. Миша с Карловичем собирались на обед, приглашая его с ними, но видя, что он колеблется, не стали настаивать. Карлович считал, что нехорошо спать с чужой женой, а вот Миша был полностью на стороне Марата, поддерживая его словом и советом, бывалого ходока.

В столовой Саша сидела вместе с другими лаборантками, которые, при виде выходящего с подносом от кассы Марата, многозначительно подняли брови, но быстро собрались и ушли, освободив место.

Странным образом их служебный роман повлиял и на ее отношения с мужем. Она больше старалась не позволять ему рукоприкладство, угрожая вызвать полицию, да и он чувствовал, что в ней что-то изменилось, стал чаще уезжать куда-то по работе. Синяки на лице у нее почти совсем прошли, и Саша перестала густо краситься, давая свободу своему красивому молодому лицу, без косметики она походила на ученицу старших классов.

– Вот! – Саша продемонстрировала связку ключей и тут же убрала ее обратно в карман.

Марат заговорщицки улыбался. Встречи по чужим квартирам ему порядком надоели, но он не хотел торопить Сашу и себя, еще до конца не осознавая, чем могут закончиться их отношения. Иногда ему казалось, что Саша ждет от него шага на решение этой, по сути постыдной связи, но каждый раз, когда он начинал издалека этот разговор, она пугалась, прося его не торопить события.

– Мне уже пора, – извиняющимся тоном сказала Саша. – Надо до ухода еще пару анализов доделать. Ты на машине?

– Да, на второй проходной оставил.

– Отлично, тогда там и встретимся, хорошо?

Она собралась отнести свой поднос, но Марат, как всегда, жестом показал, что он все отнесет.

– О, Костя, заходи, заходи, – мастер добродушно поманил к себе молодого парня, неуверенно вошедшего в кабинет.

– Звали? – спросил парень с явным деревенским выговором.

– Да, звал. Ты же хотел перейти в слесаря? Ну не всю же жизнь тебе шнырем ноль драить?

– Да, да. Хотел, – разулыбался парень.

– Так вот, Костя, ты же кран сможешь поставить. Ну там открутишь старый, ленты намотаешь, и закрутишь. Делов-то.

– Могу, почему бы не поставить. А слесаря дадите?

– А зачем тебе слесарь? Давай сам учись, сам не сделаешь, не научишься.

– Но разве я могу…

– Под мою ответственность, – махнул рукой мастер. – Мне надо растить кадры, вот я тебя и выбрал. А журнал я сам заполню, это не проблема.

– Ну тогда ладно, что надо делать?

– А я тебе покажу, бери коробку, я возьму инструмент, – мастер взял со стола несколько газовых ключей и указал на коробку с арматурой на столе.

Марат стоял возле машины, ожидая, когда печка старой Нивы прогреет салон. Из его головы не выходила глумливая физиономия мастера, когда он заполнял журнал, что-то было в ней не так.

– Поехали? – Саша первая села в машину, ей пришлось чуть задержаться, подбивая данные по анализам.

– Куда едем? – спросил Марат, мягко трогаясь на ледяной дороге, укатанной сотнями колес грузовиков, снующих через эту проходную от карьера на фабрику и обратно.

– До гостиницы, а там налево до моста, там покажу, – Саша игриво смотрела то на него, то на дорогу.

– Все успела?

–– Ой, да. Сегодня все как с цепи сорвались, Нинка сказала, что какая-то комиссии приезжает.

– Мама тебе привет передает. Все спрашивает, когда ты к нам снова придешь.

– Ой, не знаю. Сам же понимаешь, но не думай, что я не хочу.

– Да я так и не думаю.

– А о чем думаешь?

– Думаю, что пора уже перестать прятаться.

– Давай не сегодня, а? Я все знаю, я тоже так думаю, но пока не время. Я же тебе говорила, моя мама этого не переживет, надо ее подготовить.

– Прости, но я не понимаю этого.

– Да я сама не понимаю. Мне с детства вдалбливали, что интересы семьи важнее, а теперь у них с Эльдаром совместный бизнес, он с папой на рыбалку ездит.

– Но разве твоя мама ничего не знает, как он себя ведет?

– Она говорит, что это я виновата, значит плохая жена, надо быть лучше. Не терзай меня, пожалуйста, мне и так тошно.

– Ладно, извини.

Они проехали мост, Саша слегка потерялась, но через двадцать минут кружения по району они нашли нужный дом. Безликая белая пятиэтажка, затерянная в окружении себе подобных. В подъезде пахло затхлостью подвала и давно разлитым пивом.

Воздух в квартире застоялся, было видно, что в ней уже давно никто не живет. Саша, по-хозяйски, расстилала принесенную с собой чистую простыню на старом диване, Марат боролся с забитой рамой, пытаясь открыть окно, чтобы впустить свежий воздух и развеять дурман чужого дома.

– Потом, потом, милый, – Саша увела его с кухни, когда он собирал на стол куски маминого пирога и кусок соленой рыбы.

Без разговоров, нелепых прелюдий, каждый знал, зачем он сюда пришел. Одежда уже небрежно валялась на полу, отмечая собой путь накопленной долгим ожиданием страсти. Губы жадно ловили поцелуи друг друга, он любовался ее телом, тонким, почти прозрачным, принимающим серебряный оттенок в лучах заходящего зимнего солнца. Осыпая ее горячими поцелуями, он чувствовал каждым своим нервом, как она отзывается на его ласку, как она притягивает его к себе каждым его движением,

погружая его все глубже в себя, сливаясь с ним в одно целое, в единый организм.

Последняя волна страсти отхлынула от них, когда на улице уже была кромешная тьма. Саша немного замерзла, сильно прижимаясь тонким телом к нему, длинные тонкие ноги обвивали его неказистые, состоящие из выпирающих мышц ноги, так гротескно смотрящиеся с ее ровными, тонкими и такими волнительными. Ее маленькая грудь щекотала его ребра, когда она рисовала пальцем контуры его лица, заставляя все его тело вздрагивать от последних искорок желания, мирно гаснущего у него внутри.

– Я люблю тебя, – прошептал Марат, боясь своим голосом нарушить упоительную тишину.

– И я тебя тоже люблю, – Саша осыпала его поцелуями, блестя счастливыми глазами.

– Выходи за меня замуж, – прошептал Марат.

– Что? – Саша привстала на локте, ее длинные тонкие волосы упали ему на лицо.

– Ты хорошо подумал? Я же могу и согласиться?

– Я надеюсь на это. Я тебя не тороплю, просто, хочу, чтобы ты знала.

– То есть, могу подумать? – игриво прошептала она, хитро похихикивая.

– Конечно, сколько хочешь.

– Да не буду я думать, что ты в самом деле! – Воскликнула Саша.

– Да согласна я, согласна!

На фабрике было непривычно тихо, затаенная где-то внутри нее жизнь стыдливо выглядывала отдельными темными фигурами, мелькавшими вдали короткими перебежками между зданиями. Марат быстрым шагом пересекал территорию, пытаясь нагнать проспанное время. В нем еще не затихали огоньки прошлой ночи, подсвечивая его лицо изнутри светом искреннего счастья.

– Марат! Иди сюда! – Миша махнул ему рукой из курилки. Его жизнерадостное, с легким оттенком бесшабашности, лицо было встревоженным и даже слегка вытянутым.

– Привет, – поздоровался Марат, крепко пожав холодную руку и растягивая слова, как мурлычет довольный кот после сытного обеда. – Я проспал.

– Да ладно, – махнул рукой Миша, понимающе подмигнув, но в то же мгновение его лицо опять вытянулось, набирая меловую белизну внутреннего переживания. – Короче, вчера Карлович в ночной был. Вот.

Миша тяжело затянулся, втягивая в себя почти половину сигареты, Марат наконец уловил настроение друга, выхватив себя из неги счастливых переживаний в серую реальность.

– Что случилось?

– Ой, не знаю даже. Короче, я смотрел по журналу, потом его забрали следователи, – затараторил Миша.

– Короче, там была утечка на линии, ну на этом, как обычно.

– Да, я понял. Вчера мне мастер дал новый клапан, но он не подошел.

– Да. Да, ты рассказывал. Так его кто-то установил. Карловича вызвали, т.к. клапан стал гудеть и парить кислотой, там одна девчонка из лаборатории надышалась, забыл, как ее, Ольга, вроде.

– Ну не томи! – Марат весь напрягся, переживая мерзкое чувство ожидания беды.

– Черт, Карловича обдало кислотой. Клапан прорвало! Его увезли в больницу, короче, как-то так, – Миша отвернул свое лицо к ветру, желая осушить набежавшие слезы на глазах.

– Что? Как?! Я не понимаю?! Кто поставил клапан? Они, что там все с ума сошли?! – Марат дернулся было пойти в цех, но Миша схватил его за руку, сильно сжав своей большой ладонью.

– Стой здесь, там следаки приехали, всю документацию изымают. Фабрику пока остановили до выяснения.

– А мастер где? Где мастер смены?

– Все там, – Миша махнул в сторону административного корпуса, – всех допрашивают.

– Как Семен Карлович?

– Девчонки звонили в больницу, говорят жив.

– Так что мы стоим? Надо идти к нему!

– Во-первых, не пустят, состояние тяжелое, сильный ожог. А во-вторых, сказано от цеха не отходить, могут вызвать на допрос.

– Какой еще допрос?

– Такой. Ты в журнале вчера не расписывался?

– Ну. Как обычно, вечером. Меня ж вчера чистить отправили.

– А ты все прочитал, что там было написано?

– Нет, я торопился, – Марат задумался, тщетно вспоминая запись в журнале.

– Ребята из диспетчерской сказали, что все на тебя валят.

– На меня? – глаза Марата округлились, теряя природный прищур. – Но я же…

– Знаю, об этом все знают. Но имей это ввиду и ничего не подписывай, – Миша со злостью бросил окурок в урну. – Все знают, что это не ты, но кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? Если тебя назначат виновным, не знаю, гм, черт!

Через два часа за Маратом приехала машина, забрав его на допрос прямо в несвежей робе, не давая возможности переодеться. Машина выехала за пределы фабрики, везя его по знакомому с детства маршруту, в здание городской прокуратуры.

Там его отвели в душную комнату с наглухо закрашенным окном и ярким жестким светом, где продержали больше трех часов, как ему показалось. Он в определенный момент перестал ощущать время, путаясь в мыслях о случившемся, о прошлой ночи, о Саше, Семене Карловиче, матери, потом опять о Саше – все происходящее виделось ему нереальным, горячая кровь сдавливала виски, будоража его сознание как в приступе лихорадки.

Пришедший, наконец, следователь почти с порога стал обвинять его, давя на Марата, тыча пальцем в кривую подпись на странице в журнале, но не давая ему толком рассмотреть ее. Марат плохо соображал, чего от него хотят и повторял, как заведенный, требуя дать ему ознакомиться с журналом, что это не его подпись. Следователь совал ему под нос какие-то документы, сплошь запечатанные мелким шрифтом, заставляя его расписаться под ними и не давая времени ознакомиться. Следуя совету Миши, Марат отказывался раз за разом подписывать бесконечные безликие страницы.

Вскоре он и вовсе перестал реагировать на следователя, не различая для себя его лицо, видя перед собой только пустую белую маску. Отключив от себя эту чужую реальность, Марат смотрел в одну точку на грязном окне, поверх головы следователя, исключая себя из происходящего вокруг, все глубже погружаясь в трясину томительных раздумий.

Саша с трудом открыла глаза, разлепляя слипшиеся от запекшейся крови веки. Тело тут же отозвалось тысячами ударов острой боли, сливавшихся в одну невыносимую муку, раздирающую искалеченное тело на части. Она осторожно ощупала свое лицо ослабевшей рукой, чувствуя, как оно опухло от бешеных ударов Эльдара, которыми он ее встретил поздно ночью, когда она вернулась домой.

У нее не было сил плакать, каждый всхлип отдавался резкой болью в груди. Холодно, голое тело, беззащитное, укрытое лишь жалкими лоскутами разорванной одежды. Саша с омерзением проверила себя, белье было на месте, ее спасло то, что она отключилась раньше, чем он успел ее изнасиловать, отправив ударом наотмашь к подножью дивана. Она медленно встала. Из соседней комнаты доносился резкий храп, все вокруг пахло перегаром и смрадом. Саша дрожащими руками достала из шкафа чистую одежду, боязливо глядя на раскинувшегося по всей кровати Эльдара, заполнившего своей огромной тушей все пространство вокруг.

Горячая вода больно обжигала тело, не принося желаемого освобождения, только усиливая все нарастающую боль. Саша с ужасом глядела на себя, лицо сильно опухло, глаз, за огромными кровоподтеками почти не было видно. Она осторожно подергала нос, он сломан не был, только сильно опух.

Тайком, пугаясь каждого звука, она собрала свои вещи в сумку, беря только те вещи, которые она покупала сама, оставляя все, что могло бы ей напомнить о теперь уже чужом доме здесь, в этом аду.

– Куда ты идешь? – остановил ее в дверях пьяный голос Эльдара.

– Я ухожу от тебя! – неожиданно для самой себя, громко и уверенно ответила Саша, суетливо застегивая куртку.

– Куда это ты уходишь? – рассмеялся неприятным смехом Эльдар. – Здесь я решаю, куда, брось сумку, я сказал!

– Отойди! Отойди от меня! Помогите, Помогите! – закричала Саша, когда он схватил ее и потащил от двери.

Она вцепилась руками в полку, висевшую справа. Рука скользила по гладкой поверхности полки, норовя оторваться в любой момент, вторая рука нащупала холодную грань тяжелой хрустальной вазы, Саша схватила ее за край и, как смогла, наотмашь ударила ею в голову Эльдара.

Он молча повалился на пол, потянув ее за собой. Саша с трудом выбралась из-под тяжелого тела. Обезумевшее сознание увидело нескончаемые потоки черной крови, разливавшейся из его головы. Саша в ужасе схватила сумку и выбежала за дверь.

Она долго бежала вперед, не разбирая редких прохожих, удивленно глядящих ей вслед, не чувствуя тяжести сумки. Бежать, только бежать, бежать! Куда бежать и зачем она не понимала.

– Эй, давай подвезу, что бежишь, а? – Около нее остановился потертый жигуленок, из которого на нее дружелюбно смотрел пожилой армянин.

– За городом знаешь село, там, за совхозом? – задыхаясь, выпалила Саша, садясь к нему в машину.

–Знаю, знаю, конечно, – ответил он, с сожалением разглядывая ее в зеркало заднего вида. – Ничего, сейчас отвезу, не переживай.

Он быстро довез ее почти к самому дому Марата, ничего не спрашивая и не говоря во время поездки. Саша было протянула ему деньги, не глядя вытащив несколько банкнот из кошелька, но он только отрицательно покачал головой.

– Не надо, не надо, дочка. Пойдем, я тебе помогу, – он взял ее сумку и сразу пошел к дому Марата, верно определив направление по ее испуганному взгляду.

– Все будет хорошо, хорошо.

Он по-отечески приобнял ее у двери и ушел. Дверь дома приоткрылась, и показалось испуганное лицо матери Марата, невысокой маленькой женщины, с небольшими раскосыми глазами.

–Ой, Сашенька! – она всплеснула руками, отворяя широко дверь и буквально втаскивая ее в дом. – Господи, что же это с тобой! Как же это так?

От ее тихого, заботливого голоса Саша разревелась, упав в ее объятья. Не смотря на свой малый рост, мать Марата легко увела на кровать высокую Сашу, не сопротивлявшуюся ее тонким сильным хозяйским рукам, привычным управлять скотиной и вести хозяйство.

– Я, я, – плакала Саша, безвольно лежа на кровати, когда с нее стягивали верхнюю одежду, – я убила его, убила, убила.

– Ну-ну, прекрати милая, никого ты не убила, – успокаивала ее маленькая женщина.

– Подожди, милая, я сейчас.

Она вышла из комнаты и вскоре вернулась с маленькой рюмкой, из которой густо пахло травами и алкоголем.

– Ну-ка, выпей, до дна, – приказала она.

Саша послушно выпила и сильно закашлялась.

– Ну вот, а теперь спать, спать, – она накрыла Сашу одеялом и села рядом.

– Алия Каримовна, как мне быть? – шептала Саша, поддаваясь напавшей на нее в теплом доме после крутой настойки сонливости.

– Что как? Как все, все будет хорошо. Все пройдет, не переживай. Ты спи, спи.

– Я убила его. Я не хотела, – шептала Саша.

– Неправда, ты не могла никого убить. Спи, милая, спи, – Алия Каримовна нежно гладила ее по голове, сдерживая накопившиеся в ней вздохи, ее ладонь подрагивала, ощущая боль Саши через искалеченное лицо.

– Марат, Марат, – уже отключаясь, прошептала Саша.

– Придет, скоро придет, – дрогнувшим голосом прошептала Алия Каримовна, не желая говорить правду, переданную Мишей несколько часов назад по телефону.

4.

Жесткий свет фонаря бликовал на льду замерзшей горки, ведущей крутым накатом вниз к парковке магазина. Алена шла неуверенным шагом к магазину, ее ноги, обутые в уже давно прохудившиеся сапоги, продолжившие свою жизнь после очередного ремонта, отчаянно цеплялись за замерзший асфальт. Рядом вальяжно прошелестела большая машина, блестя багровым превосходством начищенного стального бока. Алена проводила ее завистливым взглядом и поспешила дальше.

В магазине было как всегда многолюдно, около каждой кассы уже выросла пятнистая змейка из покупателей с отсутствующими лицами. Алена с трудом протиснулась сквозь пару людских заборов, получив в свой адрес несколько «лестных» эпитетов. Прилавки светились ярким светом, гордо демонстрируя полупустые полки, несколько уставших служащих вяло распаковывали последние коробки с поддона, выкладывая остатки молочной продукции. Проходящие мимо женщины со встревоженными лицами тут же хватали это с полок, скрываясь в лабиринтах стеллажей с набитыми доверху тележками.

Алена провожала их долгим взглядом, прикидывая в уме хватит ли у нее денег, на то, что она уже набрала. В ее корзине неуверенно болтались пару булок и связка бананов, подпертых небрежно брошенными бутылочками с кефиром. Около соседнего холодильного прилавка стоял парень в простой с виду куртке. Алена профессиональным взглядом отметила, что простота всей его одежды была только с виду, скрывая за кажущейся неброскостью качество дорого бренда. Острая боль в животе напомнила о себе, и она решилась, тем более ей захотелось поближе рассмотреть этого неуверенного покупателя, застывшего в раздумье около мясного прилавка.

Алена подошла к нему и быстрым движением положила к себе в корзину упаковку копченой грудинки, успев быстрым взглядом оценить стоявшего рядом. Нельзя сказать, что он ей понравился, скорее нет, лицо было вполне заурядным и носило серую тень неизменной городской усталости.

Парень посмотрел на ее выбор и, пожав плечами, положил себе то же самое. Он долго, изучающе посмотрел на нее, уловив в ее карих глазах лихорадочный блеск нездорового человека. Она почувствовала его настороженный взгляд, отрывистым движением заправила непослушную прядь каштановых волос, выбившуюся из-под толстой зеленой вязаной шапки, и поспешила на кассу.

Длинная очередь и не собиралась расходиться, перед ее глазами только и мелькали кучи продуктов, выгруженных из бездонных тележек. Голова тяжело кружилась, увлекая Алену в тошнотворный водоворот. Не чувствуя себя, она как-то расплатилась, с трудом побросав покупки в пакет, ватные ноги довели ее до стойки с банкоматами, стоявшими напротив касс, где она безвольно сползла на пол.

– Девушка! Девушка! Вы меня слышите? Ну, давайте, очнитесь уже! – требовательный голос администратора магазина вытаскивал Алену из внезапного забытья, в нос ударял резкий запах нашатыря.

– Приходит в себя.

Ее усадили на стул, забранный у продавца палатки с мобильными телефонами, рядом охали безвозрастные женщины, делая предположения о ее беременности.

– Да куда ей, худющая вся, как на ногах то ходит!

Это сейчас так модно, фигуру берегут.

– А что плохого в хорошей фигуре?

– Отойдите, пожалуйста, – потребовал строгий мужской голос, отодвигая зрителей в сторону. – Не мешайте, дайте воздуху.

К Алене подошел тот самый парень, бросив пакет со своими покупками рядом с банкоматом.

– Скорую вызывали? – спросил он администратора.

– Ой, нет. Я что-то все пыталась ее в чувство привести.

– Сейчас вызову, – парень набрал номер и стал ждать вызова. Алена глядела на него полуобморочным взглядом, готовая в любой момент провалиться обратно в обморок. Он взял ее холодную ладонь в свою руку и крепко сжал, заставляя ее шире раскрыть глаза от легкой боли. – Как тебя зовут, имя, фамилия?

– Алена Тарасова, – прошептала она.

– Принесите теплой воды с сахаром и щепоткой соли, – приказал он администратору, та, повинуясь, побежала в служебное помещение.

– Ты что-нибудь принимаешь?

Он напряженно вглядывался в ее худое, бледное лицо, с безвольной кожей, чувствовалось, что ей было тяжело дышать. Не спрашивая, стянул с нее шапку, выпуская на свободу слегка растрепанные своенравные волосы, размотал туго стянутый розовый шарф, открывая тоненькую шею. Алена попыталась сделать все это сама, но руки безвольно повисали в воздухе, не находя сил на продолжение действия. Парень расстегнул ее куртку, как раз ответила экстренная служба. Он четко объяснил ситуацию и дал свой номер для связи, видя, что выспрашивать номер у Алены бесполезно, девушка вновь закатывала глаза. Но боролась, желая оставаться в сознании.

– Пей, – он протянул Алене кружку с теплым жидким чаем.

– Я посолила, вот только может сильно, – волновалась администратор, наблюдая, как парень буквально заставлял Алену пить приторно сладкую водичку.

– Лучше бы ей холодной воды дали, сразу бы пришла в себя, – посоветовала стоявшая рядом женщина в длинном пуховике.

– Холодную нельзя, ее вырвет, – спокойно объяснил парень.

– Давайте ее уведем в комнату, – он пристально посмотрел на администратора, та утвердительно кивнула.

– Алена, идти сможешь?

Алена попыталась встать, но рухнула обратно на стул, слабо улыбнувшись. Теплое питье придало сил, но затравленный ею самой организм не желал больше двигаться. Он взял ее на руки и пошел в сторону служебного помещения, прятавшегося за тенью торговых палаток. Администратор собрала ее вещи и пакет с продуктами и, дав указание другим служащим разогнать зевак, поспешила за ним.

В комнате отдыха Алену положили на старый диван, застеленный дешевым покрывалом, подложив под голову ее куртку. Горизонтальное положение ее слабому организму понравилось больше. И сознание теперь не порывалось провалиться сквозь землю, медленно осознавая происходящее и окружающих.

Скорая приехала через двадцать минут. Внося свежий запах мороза и спирта вошли два фельдшера. Первая покачала головой и с укоризной посмотрела на парня.

– Что ж Вы так, – она неодобрительно цокнула языком. – Так, Алена, жить-то хотим?

Алена что-то слабо пропищала в ответ.

– Ох, третья уже за неделю, – проворчала вторая, готовя шприц.

– В смысле? – удивился парень.

– Вас как зовут? – спросила его первая.

– Иван.

– Что ты Ваня за девушкой своей не следишь? Мордует она себя, а ты спокойно на это смотришь? – возмущенно ответила ему первая.

– Не понял.

– Да анорексичка она! Ольга, не наезжай на парня, она сама себя так. Ну, милая, давай за ум браться, и так уже тоща, как Кощей, – вторая медсестра потрогала ее тело сквозь тонкую кофту, не найдя ничего, кроме костей.

– Все понял, исправим, – ответил Иван, обдумывая свои ощущения от ее тела, когда он нес ее в комнату. Алена была очень легкая и хрупкая, он явственно чувствовал ее острые ребра и тонкие ноги.

– Ладно, пусть полежит еще полчасика, а потом домой. Отвезешь же, а, кавалер? – строго спросила его первая.

– Отвезу, – с готовностью ответил Иван.

– А ты, моя милая, чтобы завтра же потопала к терапевту. Где живешь?

– Я… я не отсюда, – прошептала Алена.

– Понятно, снимаешь? Так, – вторая достала бланк и начала заполнять. – Я тебе даю это направление, возьмешь с собой полис и паспорт. Там припишут. Ты же здесь, неподалеку живешь?

– Да, недалеко.

– Ну вот и ладушки, – хлопнула ладонями первая. – Ты ее корми давай, будет отказываться, насильно, хорошо?

– Хорошо, – сказал Иван, все это время стоявший в стороне и не спускавший глаз с Алены.

Фельдшеры собрали свои вещи и вышли, оставив короткий лист с назначениями. Администратор облегченно вздохнула и убежала обратно в зал, переглянувшись с Иваном, который утвердительно кивнул.

Он взял стул и сел рядом. Алена смущалась от его взгляда, внимательного и тревожного, искавшего в ее глазах виденные им ранее искорки нездорового блеска. Он грел ее холодную руку в своих ладонях и молчал.

– Где ты живешь? – спросил ее Иван через час.

– Тут недалеко, я сама…

– Нет, сама ты не дойдешь, – отрезал он.

– Я покажу, ладно? – она боялась назвать свой адрес, пугаясь его молчания, строгого взгляда серых глаз и грубоватой нежности его рук, с твердыми небольшими ладонями, стискивавшие ее две тоненькие ладошки. Ей это нравилось, и она его боялась, чувствуя подавляющее превосходство его воли.

Иван, проявив неожиданную галантность, помог ей одеться, крепко ведя ее под локоть к выходу из магазина.

– Молодой человек! Постойте! – окликнула его кассирша, срываясь со своего места. В ее руках был набитый белый пакет с продуктами.

– Вы забыли свои покупки, держите.

– Большое спасибо, я совсем забыл про них, – его голос звучал обстоятельно и слегка с хрипотцой, Алене он понравился, но в голове росли сомнения, вскормленные бесчисленными телеистериками и наставлениями матери, вот сейчас ее увезут неизвестно куда и будут делать неизвестно что, но у нее не было сил сопротивляться.

Он подвел ее к красивому, отливавшему багровой краснотой, кроссоверу и помог сесть. Побросав покупки назад, он выехал с парковки, медленно двигаясь по односторонней улице к светофору.

– Какой адрес?

– Сейчас налево, – выдохнула Алена, чувствуя себя неудобно от своей подозрительности.

Иван пожал плечами, не торопясь, двинулся под левую стрелку. На третьем повороте Алена занервничала, и он, не дожидаясь ее ответа свернул с главной дороги. Минут десять они блуждали по узким дворам, уставленным множеством машин, стоявших друг на друге. Алена не могла точно сказать, как вернее проехать к ее дому, так как знала только пеший проход, плохо ассоциируя его с подъездными дорогами.

– Вот, приехали, – Алена порывалась выйти из машины, но двери были заблокированы.

– Не спеши, я сейчас припаркуюсь, – Иван нашел свободное неудобное место около мусорки с огромным сугробом, и заехал на него, машина встала под углом, задрав капот.

Ничего не говоря, Иван вышел из машины и помог Алене спуститься со снежного настила. Пока она поправляла куртку и копалась в сумке, он забрал с собой оба пакета и уверенно повел ее к подъезду старой пятиэтажки.

– Другой, – Алена тихо улыбалась его уверенности, мягко уводя к соседнему подъезду.

Открытая входная дверь выпустила наружу застойные запахи невкусной еды и простого быта. Квартира находилась на последнем этаже, Алена попыталась было спровадить настойчивого кавалера, но его лицо не выражало ни тени сомнения в непоколебимой уверенности проконтролировать все до конца.

– Я снимаю комнату, – начала извиняться Алена, вводя его в свое царство давно не видевшей ремонта стандартной хрущевки, запаха старых хозяйских вещей с легкими оттенками недорогой женской косметики.

– Спасибо большое, Иван, – Алена испытующе посмотрела ему в глаза, смутив его уверенный вид. Она это заметила и самодовольно улыбнулась.

– Пошли на кухню, – он поставил пакеты на пол и стал раздеваться.

– Уже поздно, да и мы с тобой не знакомы, – начала Алена, но он только хмыкнул в ответ.

– Мне сказано было тебя покормить.

– А ты всегда делаешь то, что тебе говорят другие?

– Да, если это совпадает с моими интересами, – он поднял пакеты и по-хозяйски ушел на кухню.

Алена некоторое время стояла на месте, приоткрыв рот от возмущения, но в глубине души она была довольна его напором.

Вскоре на кухне загремели кастрюли, и зашумела вода. Алена бесшумно скользнула на кухню, застав Ивана в ее маленьком фартуке, чудом налезшим на него, на плите уже стояла кастрюля с водой, в которой через мгновение оказалась куриная грудка. Иван занял собой все пространство маленькой кухни, бесцеремонно осматривая шкафчики и Ловко орудуя ножом. Алена некоторое время смотрела на него сзади, не вдаваясь в подробности его действий, а потом удалилась в комнату переодеваться.

– А если мне завтра на работу? – спросила она, вернувшись переодетой в трикотажный домашний костюм.

– А тебе завтра на работу? – спросил он, бросив взгляд на нее, высокую, худую, и кажущуюся от этого еще выше.

– Нет, – честно ответила она.

– Тогда не вижу проблемы.

– А тебе не кажется, что ты нагловатый тип?

– Нет, не кажется. Я действительно наглый тип.

– Хо, вот это да! Первый раз такого встречаю, – Алена потерла свой тонкий нос, чувствуя уже начинавшие набирать ароматы бульона. – И чем же ты меня кормить собираешься?

– Тем, что приготовлю. Мы не в ресторане.

– А может я хочу как в ресторане? – она с удовольствием жевала бутерброд с выбранной ею грудинкой и листом салата.

– Вот когда пойдем в ресторан, тогда и будешь выбирать, – практически без эмоций ответил он.

– А с чего ты решил, что я пойду с тобой в ресторан? Может у меня есть парень или муж?

– Или муж, – повторил он. – Не убедительно.

– Да, согласна, – согласилась Алена. – Ну а я тебе зачем, такая чахоточная?

– А что разве уже жениться обещал? Не торопи события, мы с тобой пока только ужинать собираемся.

– А ты зануда. Да?

– Скорее всего, меня это мало заботит.

– А у тебя есть жена, дети? – Алена вложила в свой голос максимальное количество издевки, на которое была сейчас способна.

– Нет.

– И все? Больше ничего не скажешь?

– Больше ничего.

Алена вздохнула, пристыдив себя за этот наезд на странного, совсем не похожего на ее знакомых, но простого и доброго человека, молчаливого, слегка грубоватого в своих речах. Она с тоской посмотрела на висевший на стене квартальный календарь с ее работы, на следующей неделе ей платить за комнату, а зарплату опять задерживают, снова придется унижаться перед этой жадной старухой. Погруженная в эти мысли, она жевала третий бутерброд, наблюдая, как он хозяйничает на ее кухне, получивший, наконец, власть разум требовал от нее заканчивать с этой бездумной экономией, так можно и под поезд упасть. Придется в этом месяце перевести домой только половину.

У нее потяжелело на душе от этой мысли, запутавшись в собственном вранье, она не знала, как это теперь всё объяснить родным, не знавшим о ее реальной ситуации, и рассказывавшим всем друзьям, как их дочка успешно закончила институт и теперь работает на хорошей должности. Впереди были два выходных, и потом снова две смены по двенадцать часов, все дальше отдаляя ее от возможности использовать свое образование, цену которому она поняла уже несколько лет назад.

Когда Алена потянулась за очередным бутербродом, он забрал его у нее из рук и поставил перед ней парящую тарелку с бульоном с мелко нарубленной зеленью, сметаной и курицей. Алена с благодарностью посмотрела на него, за все время самостоятельной жизни она так и не научилась нормально готовить.

Они ели молча, стараясь не напрягать друг друга разговорами. Алена бросала на него короткие взгляды, видя, как напрягаются желваки на его лице, выдававшие его внутренней напряжение.

– На завтра какие планы? – спросил он ее, убирая грязную посуду в раковину.

– Никаких, поспать. А что?

– Я заеду за тобой в двенадцать, хватит времени?

– Хватит. А тебе не кажется, что ты спешишь?

– Я тебя не на свидание зову. Отвезу тебя к моему другу, он работает в клинике.

– Я думаю, что могу сама о себе позаботиться, – твердо сказала Алена, блеснув глазами. – Мне кажется, что ты много на себя берешь.

– Может и так, – он стал мыть посуду. Закончив, добавил.

– В двенадцать. Будь готова. Спокойной ночи.

Иван вышел из кухни, через две минуты хлопнула входная дверь, выводя Алену из ступора удивления. После еды она чувствовала себя хорошо, катастрофически хотелось спать. Она собрала все со стола и открыла холодильник, Иван все оставил ей.

Ровно в полдень в дверь позвонили. Алена напрочь забыла о встрече, вся растрепанная, только проснувшись, она осторожно подошла к двери, прислушиваясь. Звонок настойчиво засвистел, требуя к себе внимания.

– Кто там? – не решаясь подойти к глазку, спросила Алена.

– Это Иван. Мы с тобой вчера договаривались.

– Ой, черт! – Алена отворила дверь, забыв про свой внешний вид.

– Привет, я совсем забыла. Подождешь минут десять? Проходи.

– Ничего, собирайся, я подожду тебя в машине.

Он развернулся и пошел вниз, оставляя ее в своем беспорядке, реальность которого она ощутила только при его приходе. Алена заметалась по квартире, спешно собираясь. Выбирая наряд возле помутневшего от старости зеркала стенного шкафа, она долго смотрела на себя, с острыми ключицами, торчащими из тела, тонкими худыми руками она обхватила свою грудь с болезненно выпирающими ребрами, ей было стыдно за свою наготу, она казалась себе уродиной, не понимая, что мог он найти в ней. И главное, нашел ли он в ней что-то? А может это всего лишь глупая причуда, меценатство? Зачем он ей хочет помочь? Что ему от нее надо? Буря этих мыслей захлестнула ее, вытесняя то теплое чувство, которое она испытала к нему вчера.

Решив не выделяться, Алена надела привычный рабочий набор, придирчиво, правда, выбирая кофту.

– Я готова! – Алена подошла к нему быстрым шагом, несколько раз поскользнувшись на тонкой подошве.

Иван стоял около машины и курил. Он кивнул ей, и галантно отворил пассажирскую дверь.

– У меня сегодня больше сил, – попыталась пошутить она, на что Иван только криво ухмыльнулся.

За время езды он не произнес ни слова, нервно покашливая. По радио звучала новостная волна, и Алена, слегка обиженная его молчанием и тем, что он не взял ее за руку, отвернулась к боковому окну, разглядывая пролетавшие мимо застывшие в зимней красоте пейзажи субботней столицы. Голоса ведущих радио, непрерывно читавших новости, мешали ей сосредоточиться на своих мыслях, не давая развиться глупой обиде.

– А ты всегда такой молчаливый? – спросила она его, дотронувшись до его ладони, лежавшей на подлокотнике.

Иван пожал плечами, рука его была шершавая на ощупь, покрытая сухой грубой кожей.

– Нет, просто настроение неважное, поэтому лучше молчать, – ответил он, прокашлявшись.

Алену все подмывало спросить, что у него случилось, но она вовремя сдержалась, понимая, что у нее самой проблем полон дом, и ей бы точно не хотелось сейчас их с кем-нибудь обсуждать.

Он припарковался на стоянке частной клиники, расположенной недалеко от набережной, по которой Алена любила гулять. Склонная к поиску неслучайных совпадений, она отметила для себя его выбор, с большим интересом присматриваясь к нему. Он не был в ее вкусе, но эта простота, прямолинейность и твердость – это было так не похоже на тех парней, с которыми она пыталась встречаться, не было вездесущей жеманности, он не пытался сразу же затащить ее в постель. От мысли о возможной близости она поморщилась, с ненавистью и отвращением вспоминая свое тело.

– Пойдем, у нас прием через десять минут, – Иван хотел открыть для нее дверь, но Алена уже сама выскользнула из машины.

– Видишь, я могу сама, – она широко улыбнулась, слегка щурясь на солнце.

Он улыбнулся ей в ответ, смущаясь проявлять чувства, но не отвернулся, любуясь ее сияющим на выглянувшем солнце лицом, с маленькими точечками веснушек, красивыми, сощуренными в легкой хитрой усмешке глазами, тонким носом, немного длиннее чем следовало бы, бледно-розовыми губами, полураскрытыми в застывшей улыбке. Без макияжа она казалась ему очень красивой, с той настоящей красотой, которую он не находил среди этих эмалированных кукол, которых под него подкладывали друзья.

Алена взяла его под руку, чувствуя твердость проработанных мышц. В медцентре его поприветствовали как старого знакомого, медсестра на приемной стойке вежливо поздоровалась, осведомившись о его здоровье.

– Как тебя тут ценят, Иван Николаевич, – повторила Алена, передразнивая елейный тон современного клиентского сервиса.

– У нашей компании тут очень хорошая страховка, – объяснил он. – Тебя везде любят, когда у тебя есть деньги.

–А у тебя есть деньги?

– Есть, что-то есть.

– Что-то есть – это у меня, – поправила она его.

– Ваня, привет! – навстречу им вышел улыбающийся высокий мужчина в белом халате и большими мягкими ладонями.

– А вы, наверное. Алена, верно?

– Да, – смутилась от его взгляда Алена.

– Меня зовут Юрий, проходите пока в кабинет, Иван сдаст вашу куртку.

Алена отдала вещи Ивану и послушно вошла в кабинет. Юрий закрыл за ней дверь и, взяв Ивана под локоть, повел к гардеробу.

– А ты не меняешься, – сказал Юрий, неодобрительно глядя на друга.

– А почему я должен меняться? – спокойно ответил ему Иван, заранее угадывая тон дальнейшего разговора.

– А потому! Опять на те же грабли. Когда ты уже повзрослеешь?

– Ничего страшного пока не произошло, не придумывай.

– По-моему тебе уже пора прекратить играть принца на белом коне. Это нечестно, по отношению к ней нечестно.

– Ничего я не играю. Ты не знаешь всего. Если тебе сложно мне помочь, перезапиши нас к другому врачу.

– Ладно, не кипятись. Записывать будем на твой полис?

– Да, давай на мой.

Юрий забрал у него карточку и пошел в регистратуру.

– Запишите мой прием на его полис, – передал он карточку на имя Ивана Терентьева медсестре с идеальной кожей.

Юрий оставил Ивана в холле, широкими шагами спеша в кабинет. Иван занял свободное место около аквариума.

Через полчаса к нему подошел Юрий и сел рядом. Он долго смотрел на рыбок, бездумно плывущих между искусственными преградами.

– Первый раз вижу, чтобы человек сознательно себя так губил, – наконец проговорил Юрий. – Ты же знаешь, что к нам подобный контингент не ходит. Она, кстати, всего на четыре года младше тебя. Поздравляю, наконец, хоть кто-то твоего поколения.

– У нас с ней ничего нет.

– Что, просто друзья?

– Нет, просто, – пожал плечами Иван, подавляя в себе нетерпение от пространных речей друга.

– То, что она почти анорексичка, думаю, ты и так знаешь. Очень плохо с нервами, рефлексы отрабатывает вяло.

– Не грузи, давай по сути.

– Так я и так максимально упрощаю. Я составлю план лечения, но, боюсь, что она не сможет это потянуть.

– Разберемся.

– Уж не решил ли ты за нее заплатить? Я тебя скоро к психиатру сдам с твоим синдромом Дон-Кихота.

– Давай список, Борменталь.

– Нет, список назначений я передам ей, врачебная тайна. А уж как она себя поведет, не знаю. Одно могу сказать, что девочка гордая, имей в виду.

– Разве это плохо?

– Для нее – да. Ладно, в следующую субботу как всегда, а?

– Посмотрим, могу уехать в командировку.

– Давай, созвонимся, – Юрий пожал ему руку и тем же бодрым шагом скрылся в коридорах клиники.

Вскоре появилась Алена, побледневшая и напряженная. Она села рядом с ним, сжимая в руках свернутый в четыре раза лист бумаги.

– Дай посмотреть, – Иван протянул руку к листку.

– Не надо, – Алена помотала головой, отводя взгляд в сторону. – Зачем ты меня сюда привез? Сколько я тебе должна за прием?

– Ты мне ничего не должна, – Иван выхватил листок из ее дрожащих пальцев и бегло пробежался по нему.

– Не делай так больше, – тихо проговорила она, гневно сверкнув на него глазами, но не стала вырывать листок обратно.

Он спрятал лист назначений к себе в сумку и пошел за вещами. Идеальная медсестра вежливо попрощалась с ними, пожелав хорошего дня.

– Что теперь? – спросила она его, ожидая, пока он докурит.

– Надо все это купить.

– Но у меня нет таких денег! Даже представить не могу, сколько это все стоит, – затараторила она.

– Я куплю, ничего страшного.

– Я тебе все отдам, слышишь? С каждой зарплаты…

– Хорошо, только отдашь все сразу, я тебе не банк.

Они сели в машину, Иван набросал заказ на сайте аптеки, переругиваясь с неудобным планшетом. Эта детская непосредственность при общении с техникой развеселила Алену, и она открыто смеялась над его особо выдающимися выпадами. Ее поведение его нисколько не смущало, скорее он сам стал улыбаться своему глупому гневу.

– Завтра все привезу, после двух. Дома будешь?

– Да, конечно. Тогда до завтра? – она дернулась выйти из машины, но остановилась из-за его удивленного взгляда.

– Я тебе уже так надоел?

– Нет, просто ты и так для меня много сделал, не хотела тебя еще больше задерживать. У тебя и без меня есть дела, – неумело, дивясь фальши своего голоса, оправдывалась она.

– Да нет у меня никаких дел! – с досадой проговорил он, уставившись в левое зеркало заднего вида.

– Пойдем, погуляем? Тут так красиво? – она дотронулась до его ладони, укоряя себя за неверие в его искренность.

Они вышли из теплой машины, Алена взяла его под руку и повела вниз по переулку к набережной. Ветер задувал им сзади, подгоняя их неспешную ходьбу, под ногами была слякоть, перемешанная со свежим снегом. Редкие машины проносились рядом, исчезая блестящими силуэтами в закоулках старой Москвы.

– А кем ты работаешь? – спросила Алена, после того, как они перебежали на другую сторону дороги, скрываясь, от потерявшегося на просторе ветра.

– Продавцом.

– Ну и как? Тебе это нравится?

– Как? Вроде успешно. Работа не должна нравиться, она должна хотя бы не вызывать отвращения.

– Фу, какой ты грубый. Зачем же ты этим занимаешься?

– Затем же, зачем и ты, зарабатываю деньги. То, что мне нравится, денег не приносит.

– А что тебе нравится? Расскажи, а?

– Я тебе покажу, но только после того, как ты пройдешь весь курс.

– А ты, оказывается, мужчина с загадкой.

–Тебе не идет такая риторика.

– А какая риторика мне идет? Откуда ты знаешь, что мне идет?

– Знаю. Не выпендривайся, я же ничего от тебя не требую.

– А может это меня как раз и злит?

– Злись, сколько влезет.

– Хорошо, забыли. Давай начнем заново. Меня зовут Алена, а ты Иван.

– Пока все верно.

– А сколько тебе лет?

– Тридцать пять. А тебе?

– Ну, женщинам же…

– Так сколько?

– Страшно и сказать, уже тридцать один год.

– Ты плохо выглядишь.

– А ты хам, тебе не говорили об этом.

– Говорили, но это не меняет сути. Ты действительно плохо выглядишь, хотя и очень красивая.

– Вот и как мне теперь быть? То ли нахамил, то ли комплимент сделал?

– Пусть будет комплимент.

– Все с тобой понятно.

– Что понятно.

– Именно поэтому ты и не женат. С женщинами нельзя так прямолинейно разговаривать.

– А тебе бы хотелось, чтобы тебе все время врали?

– А причем тут я, я же в общем говорю.

– Ну а чего хотелось бы тебе? – он остановился и повернулся к ней.

– Я не люблю, когда мне врут, – сверкнула глазами Алена.

– Тебе не вру, но тебе это тоже не нравится.

– Да, не нравится. И нравится.

Они остановились около небольшого кафе с заманчивыми запахами итальянской пиццы. Не спрашивая, Иван повел Алену на запах. В кафе Иван преобразился, из замкнутого с виду человека он предстал перед ней интересным и веселым собеседником, знающим бесчисленное количество баек про работу на Севере, таежную охоту и зимнюю рыбалку – про все, что было настолько далеко от ее жизни и непонятно, но его рассказы рисовали перед ней небывалые картины, заставлявшие живо переживать порой курьезные приключения героев. Иван не стал лукавить и сразу объявил, что он никогда не был участником этого праздника жизни, большее, на что его хватило, так это на зимнюю рыбалку на омуля в марте на Байкале, в самую темную ночь, когда не видно ни одной звезды. Сначала они долго ехали до «рыбного места», потом, обливаясь потом на тридцати градусном морозе, для Алены это было настолько неожиданно, она никак не могла себе представить, что в такой мороз может быть настолько жарко, ей, как человеку выросшему далеко от северных ветров, в бескрайних просторах Белгородского края, ей все это казалось сказкой, сшитой толстыми грубыми нитками, но почему-то такой правдивой.

– Так вот, потом эти ребята достали прожектор и стали светить прямо в лунку. Омуль должен был с глубины, стремясь на свет, попасть в нашу ловушку. В итоге мы, конечно же, ничего не поймали, слишком холодно, луна не в той фазе – настоящий рыбак всегда может обосновать свою неудачу.

– Никогда не понимала рыбаков. Мой отец частенько уходил рано утром на рыбалку. Я как-то напросилась с ним, маленькая еще была, только в школу пошла. Ох, досталось же ему, я вся изнылась, мне было скучно, а еще вставать ни свет ни заря, да еще и тащиться черти куда, а там только туман, комары и тишина. Бр-р, не понимаю, что в этом хорошего.

– Честно говоря, я тоже небольшой любитель, наверное, потому что городской.

– Мне кажется дело не в этом. Ты любишь действовать, а на рыбалке надо уметь ждать.

– Возможно, никогда об этом не задумывался.

– Но на омуля я бы сходила, только когда будет потеплее, не люблю зиму!

– Зиму мало кто любит.

– Ты любишь, я угадала?

– Да, все так.

– Не понимаю, как можно любить холод, ужас какой!

– Это потому, что ты не видела настоящую зиму, а зима в городе тяжелее.

– Странный ты, – Алена справилась со своей порцией пасты и находилась в блаженной истоме сытого человека. – Говоришь, что не любишь свою работу, а столько всего рассказал. Мне вот нечего рассказывать.

– Я тебе ничего не рассказывал про свою работу, – улыбнулся Иван.

– Ну так расскажи, мне интересно, – Алена поигрывала блестящей десертной вилкой, глаза ее поблескивали игривым огоньком. Определенно улыбка его красила, сбрасывая несколько лет, в ее голове уже начали строиться небывалые планы, которые никогда так и не были воплощены. Она мечтательно потянулась и играючи легонько ткнула его руку вилкой. – Давай колись!

– Особо не о чем колоться. Работаю на иностранную компанию, продаю разное оборудование на предприятия. Особо нечего рассказывать.

– Не понимаю, что тебя не устраивает? Стабильная компания, «белая» зарплата, – она пожала недоуменно плечами.

– Я бы от такой работы не отказалась.

– Все верно, я не жалуюсь.

– Но все же она тебе не нравится, верно?

– Не совсем. Мне не нравится другое, но не будем об этом.

– Как скажешь, – Алена сделала вид, что обиделась, но в душе она его понимала, но тяга к излишней театральности была в ней неистребима.

– Расскажи о себе, а то сегодня говорю только я.

– А так и должно быть, мужчина говорит, а женщина слушает, – она погладила его ладонь, пристально глядя в глаза.

– А я хочу тебя послушать, – он не отвел взгляда.

К ним подошел официант и поставил десерт. Алена решила уйти от ответа и заняться заказанным тортом с кофе, но Иван не отпустил ее руку, глядя на нее с легкой усмешкой. Ее это возмутило, и она принялась искать достойного ответа на стене справа, но в голову ничего не пришло.

– Ну ладно. Приехала учиться в Москву. Перевелась с третьего курса. Даже не спрашивай на кого, я сама уже не помню, только одна корочка осталась, лежит на почетном месте в чемодане, – она горько рассмеялась. – Потом решила остаться в Москве. Нашла работу еще, когда проходила практику. Сидела и клепала отчеты с умным видом, а о чем шла речь даже не вникала. Потом начались сокращения и все, работы нет, деньги заканчиваются. Пришлось забыть про амбиции и пойти продавцом. Все думала, что это временно, ха-ха – это уже судьба. Как видишь, ничего особенного. Она горько усмехнулась и принялась за торт.

– Ты так и не сказала, где ты работаешь.

– Продаю одежду в бутике, недалеко от моего дома, знаешь ТРЦ построили?

– Да, вроде пару лет назад. Был там пару раз.

– Ну вот, я там работаю. Раньше на Ленинском была, но добилась перевода поближе к дому. Но ты знаешь, мне эта работа нравится больше, чем просиживание в конторе над бесконечными таблицами. Иногда такие кадры приходят! – она рассмеялась. – Но тебе это вряд ли будет интересно.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты очень серьезный мужчина, – поставленным голосом ответила она. – Извини, я, наверное, устала. Еще ты меня откармливаешь, как гуся на Рождество.

– Хорошо, поедем домой.

– А ты тоже там живешь? Как ты вообще оказался в этом магазине? Я думала, что такие как ты не ходят в плебейские места.

– В смысле такие как я?

– Ну такие, успешные.

– Нечего меня в этом укорять, – нахмурился он, – а живу я неподалеку.

– Извини, это во мне зависть говорит. У меня же не хватило амбиций, чтобы достичь хоть чего-нибудь.

– Ты заканчивай прибедняться, тебе это совсем не идет, – он встал из-за стола и пошел расплачиваться по счету.

Алена сделала последнее усилие и умяла десерт, не желая оставлять такую вкуснятину несъеденной. Сытный обед клонил ее ко сну, и она чувствовала, что еще немного и уснет прямо тут.

На улице их встретил морозный ветер, взбодрив ее легким пощипыванием, это ее разбудило и всю дорогу до машины Алена рассказывала курьезные случаи с работы, сводившиеся к одной простой истории, когда массивные покупательницы пытаются примерить на себя образ маленькой девочки. Иван искренне смеялся, когда она разыгрывала короткие сценки. И часто не понимал многое, что ей казалось столь очевидным. Уже дома, после того, как он отвез ее прямо к подъезду, но сказав, что у него, к сожалению, дела, уехал, она обдумывала сказанные им слова, что не бывает недостойной работы, если она помогает людям. Это было так похоже на то, чему ее учили бабушка с дедушкой, всю жизнь проработавшие в колхозе.

Алена проснулась рано утром, солнце еще и не собиралось вставать, а за окном угрюмо чернели силуэты железных коней в тусклом свете редких фонарей столбов освещения. Не было привычного тошнотворного чувства, всегда предшествующего началу рабочей смены – все это будет завтра, а сегодня уйма дел, которые она уже распланировала накануне.

Бодро поднявшись с кровати, Алена побежала в ванную, где застыла перед зеркалом, придирчиво осматривая свое бледное лицо с темно-серыми мешками под глазами, еле заметный румянец на щеках обнадеживал ее, давая понять, что не все так уж плохо. Захотелось позаниматься, это желание не посещало ее уже многие месяцы. Основательно умывшись, она побежала обратно в комнату, настежь распахнув форточку. Свежий воздух с легкими снежинками медленно вытеснял накопившийся за ночь душный жар перетопленного помещения и дурмана старой квартиры.

Тело было послушно, вместе с ней вспоминая гимнастическую школу, в порыве азарта она все более усложняла упражнения, проверяя степень былой растяжки и гибкости в членах, но долгий перерыв и слабость взяли вверх, и она обессилено рухнула на кровать, завернувшись в одеяло. Свежий воздух и приятное напряжение в мышцах убаюкали ее, и она снова уснула.

Второе пробуждение было уже, когда солнце встало и уверенно вступало в свои права, освещая комнату ярким теплым светом. На часах стрелка перешла за одиннадцать часов, медленно приближаясь к полудню.

Легко позавтракав, Алена пришла в свое привычное состояние суетливой заботы, бешенным веником носясь по маленькой квартире. Желая показать себя настоящей хозяйкой, она пыталась делать все одновременно, постоянно подгоняя себя, в итоге тратя время на бесцельную суету. Ей хотелось понравиться Ивану. Говоря себе вслух, что красотой она завлечь его вряд ли сможет, ловя свое отражение в зеркале. Но в глубине души она чувствовала свое лукавство, вспоминая его откровенные взгляды и легкое подрагивание руки, когда она как бы невзначай касалась ее своей ладонью. Она совсем не понимала его нерешительности, считая, что уже давно пора было отбросить все предрассудки и стеснительность, возраст обязывал.

Иван пришел ровно в два, как и обещал. Она, не спрашивая, отворила дверь, широко улыбаясь ему светящейся улыбкой и, ничего не говоря, втащила его в квартиру.

– Привет, – улыбнулся он, осматривая прибранную квартиру.

– Привет! – Алена обняла его за шею и, неожиданно даже для себя, поцеловала его в губы.

От ее волос приятно пахло цветочным ароматом шампуня, вкус алых губ, слегка подведенных помадой, передал ему некий привкус копченой грудинки и сыра, на которые она налегла, когда готовила незатейливое угощение для них. Она это почувствовала и смущенно стерла с его губ этот жирный налет.

– Ну что? – нахмурилась она, видя, как он беззвучно смеется, глядя на нее.

– Ничего, все прекрасно, – Иван снял куртку, оставшись в одной бледно-розовой рубашке, на полу остался стоять его старомодный кожаный портфель, смешно надувшийся от содержимого.

Чувствуя возрастающее в нем напряжение, Алена открыто распустила волосы, накрывшие шелковистой волной плечи, еле заметно подрагивающие от нетерпения. Потом он еще долго целовал ее, нежно гладя ее плечи и спину, бережно контролируя свою разгоряченную силу, боясь сломать или раздавить ее хрупкое на ощупь тело. Распаляя себя и ее все больше, он весь напрягся, боря в себе стремительность желания. Она прижималась к его напряженному торсу, шепча еле слышно: «Ну не здесь же, не здесь». Легко, как пушинку, он поднял ее на руки и отнес в комнату…

Солнце игриво грело их обнаженные тела, не оставляя ни малейшей возможности для недосказанности или секрета друг от друга.

– Пойдем, поедим? – Алена водила пальчиком по его умиротворенному лицу, губам, совсем не пахнущим сигаретами, видимо он сегодня не курил.

– Наверно пора уже, – он поцеловал ее ладонь.

– Так лень, – она сильнее прижалась к нему, – но надо!

Она соскочила с кровати и, быстро накинув на себя разбросанную на полу одежду, убежала на кухню. Зашумел за стенкой чайник, раздался звон расставляемой в спешке посуды.

– Ну где ты там? – крикнула она ему с кухни.

– Сейчас буду, – Иван педантично расправлял на себе рубашку, медленно заправляя ее ленивыми руками в брюки.

На кухне его уже заждался накрытый праздничный стол, уставленный тарелками с маленькими бутербродиками и рулетами из ветчины с сыром. Нетерпеливая хозяйка силой усадила его за стол, гневаясь его недопустимой медлительности, о чем было тут же сказано. Ее руки, как бы невзначай, касались его, помогая ориентироваться за столом, указывая, с чего начать в первую очередь, в итоге Алена села рядом, ласково, как кошка, прижимаясь к большому зверю.

Оказалось, что Иван ест немногим больше, чем она. У Алены разыгрался зверский аппетит, щеки порозовели, налитые теплой энергией счастья. Пока она убирала со стола, он сходил за портфелем, сразу сделавшись серьезным, как обычно.

– Значит так, – Иван разложил на столе принесенные им коробки с невыговариваемыми названиями.

– Я составил для тебя график, согласно указаниям Юрия.

– Ну, ты даешь! – Алена с уважением посмотрела на разложенные перед ней листы, исчерченные строгими таблицами. – Ты странный и удивительный. Я никогда не встречала такого как ты.

– Ты меня плохо знаешь. Познакомишься поближе, поменяешь мнение.

– Возможно, – она игриво закусила губу. – А я тебе как?

– Ты глупая, но не дура.

– Я тебе уже говорила, что ты хам?

– Да, несколько раз.

– Не понимаю, зачем тебе нужна такая глупая? – наигранно обиделась она, понимая правильно его слова.

– Наверно, потому, что сам дурак. Это бессмысленный разговор, давай вернемся к делу.

– Хорошо, мой капитан! – она приложила ладонь ко лбу, вытянувшись по струнке.

– А должны быть только осмысленные разговоры? Ну, чтобы смысл был, настоящий такой, да?

– Нет, конечно, я не такой зануда.

– Но зануда, да?

– Безусловно, как и ты.

– Я не буду обижаться на твои слова, – Алена подняла палец вверх, выделяя свою мысль. – Но только потому, что мне об этом постоянно говорит мама.

– Маму надо слушать. Давай теперь меня послушай, – он разложил коробки по порядку, сверяясь с таблицей.

– Мне все понятно, – уверенно заявила Алена.

– Уж с таблицами я работать умею, не зря пять лет училась.

Он хотел что-то сказать, но только прокашлялся.

– Честно, я все сделаю, как написано. Ведь это мне надо, правильно. Сколько это все стоило?

Он поморщился, подбирая слова для ответа, но она опередила его, звонко поцеловав.

– Мы с тобой договаривались, ты же не мог забыть?

– Нет, не забыл, – он достал чек и протянул ей, Алена широко раскрыла глаза и присвистнула.

– Потерпишь полгодика? Я быстрее не накоплю.

– Я не хочу на тебя давить, но это неправильно.

– Почему это? Я тебе не жена, мы с тобой всего два дня знакомы.

– Срок не имеет значения.

– Тебе не кажется, что ты чересчур всерьез воспринимаешь наши отношения? А вдруг все скоро закончится?

– Почему? – нахмурился он.

– Ну, не знаю, я тебе надоем.

– Нет, такого не будет, – Иван пристально посмотрел ей в глаза, в уголках которых горел ярким огнем его сдерживаемый силой воли гнев и обида.

– Я опять сболтнула лишнего, – она по-кошачьи погладила его по груди. – Я же дура.

– Нет. Ты не дура, нечего прибедняться, это тебя не красит.

– А что меня красит?

– Улыбка.

– И все? – Алена обиженно надула губки, картинно поморгав ресницами.

– Не мучай меня! – возмутился он, прижав ее к себе.

– Да ладно, не обижайся, я же шучу. Уже темнеет, – вздохнула она, взглянув за окно, где уже давно скрылось солнце, подсвечивая нависшие на небе низко плывущие облака.

– Да, и мне уже пора идти.

– Как? – но я думала, что мы с тобой еще посидим? Ну почему?

– Я сегодня улетаю, пора собираться, не люблю суеты.

– Ну вот. А надолго? Куда летишь?

– Далеко— далеко, я тебе покажу. Вернусь через неделю.

– Через неделю, – она задумалась. – Ну, хорошо, я как раз в воскресенье буду выходная.

– Хорошо, что-нибудь придумаю.

– Я хочу погулять, пойдем, а?

– Пойдем, а ты не замерзнешь?

– А ты меня согреешь!

– Ой, какая красота! И горы какие красивые. Аленка, не уж то нашла, наконец, себе нормального мужчину, а? Давай колись, – девушка с черными волосами, усыпанными разноцветными блестками передала телефон стоявшей рядом своей копии, одетой в однотонную униформу модного бренда.

– А это где? – спросила та, возвращая телефон Алене.

– На Урале, вроде пермский край, я опять забыла! – она хихикнула, извиняясь. – Смешное название такое, но вспомнить не могу, одна «рубаха» на языке вертится.

– Ну-у, я-то думала, это где-то в Европе. А что мы тут не видели, – махнула рукой вторая и вышла из-за стойки в зал к случайно зашедшим посетителям.

– Может, – нахмурилась первая, листая страницу поиска. – Тут только Губаха подходит.

– Вот, точно – Губаха! Меня оно так рассмешило в первый раз. Я поначалу думала, что он шутит.

– Нормальное название, – пожала она плечами. – А этой только Европу подавай, нашлась, тоже мне, европейка – года три назад только из своего Воронежа приехала и туда же!

– Олесь, ну мы же знаем, кого она себе ищет, – Алена хитро улыбнулась, глядя, как фигуристая подруга заигрывает с моложавым мужчиной у стойки с мужскими сорочками.

– Ага, вот только находит она только азеров! – и они обе захохотали.

Через пару минут она подвела покупателя к стойке, выложив три бледно-голубые рубашки.

– Если Вам не понравится, Вы сможете сдать покупку или обменять на другую. Но я уверена, – она говорила с еле заметным придыханием, слегка задевая своим упругим бюстом край стойки, чем буквально гипнотизировала молодящегося мужчину, разрывающегося между ее туго обтянутыми футболкой грудями и полураскрытым ртом.

– Приходите к нам еще, я буду ждать.

Покупатель расплатился, счастливый, вышел, немного задержавшись у двери, разглядывая повернувшуюся к нему выигрышным боком девушку. Как только он скрылся из виду, они втроем громко расхохотались.

– Я буду тебя ждать, – томным голосом повторила Олеся. – Светка, тебе бы фильмы озвучивать.

– Да что там озвучивать. – Света надула губки и сладострастно застонала.

– Не хотела бы сняться? – спросила Алена, покраснев от ее голоса.

– Поздновато уже, старая стала, – ответила Света, помахав в ответ улыбчивому кавказцу, махавшему ей от двери.

– Он меня зарежет, если узнает, что я в таком фильме снялась.

– А ты снялась? – спросила Олеся, уловив самодовольный блеск в глазах подруги.

– Пусть это останется тайной, – многозначительно ответила Света.

– Ладно, я Ромке скажу, он поищет, – Олеся стала быстро набирать на телефоне.

– И как это ты ему разрешаешь смотреть порно. Это же омерзительно! – возмутилась Алена.

– Наша монашка негодует, – сказала Света. – Пусть занимаются, чем хотят. Главное, чтобы я об этом не знала.

– Вот именно, – Олеся усмехнулась, глядя в телефон. – Он уже искал, пока не нашел. Вот же козел, а!

– Аленка, а ты когда замуж-то собираешься? – спросила Света.

– Да какой замуж, ты что! – смутилась Аленка. – Мы с ним только неделю знакомы, завтра приедет.

– Ты посмотри, она прямо светится, дурочка, – показала на нее Олеся.

– Ты главное дурой не будь, поняла? – Света строго взглянула на нее.

– Я разве дурочка? – возмутилась Алена.

– Еще какая, – ответила Олеся. – настоящий мужик, романтик, стихи пишет. Мы тебя знаем, думай, перед тем как делаешь.

– И говоришь, – щелкнула ее в нос Света. – С мужчинами так нельзя, надо беречь их уши, иначе они звереют. Вот когда капкан нацепишь, тогда и рот разевай, а пока пищи себе тихонько.

– Не обижайся, мы же тебе добра хотим, – погладила по плечам напрягшуюся Алену Олеся.

– Прочитай еще раз, что он тебе вчера написал.

– Ладно, прочитаю, хоть я на вас и зла. Но вы, наверно, правы, я могу сболтнуть лишнего, – Алена покопалась в телефоне и, глубоко вздохнув, начала читать.

«Задумчивы, заброшенные горы,

Под толстой шапкой скрыв свое лицо,

Молчат, и смотрят, как сгорает воля

Под самым слабым солнечным лучом.

Сгорает воля вся и без остатка,

Но тут же возрождается в ночи,

Стремленье, взлет, паденье, схватка!

Пора тревожная – пора любви!

О, как хотелось б мне им передать хоть толику огня,

Заставить сбросить шапки на мгновенье,

Увидеть свет, каким увидел его я,

Увидеть мир без тягостных сомнений!

Но вновь заря рождает свет,

И с ним рождает новые волненья,

А горы столь же молчаливы, как и день назад,

Мне стоит попросить у них терпенья».

– Если бы не тушь, то я бы сейчас заплакала, – сказала Света, заморгав пышными ресницами.

– А, по-моему, это очень искренно, – смутилась Алена.

– Да я серьезно! – обиделась Света.

Часовая стрелка уже уверенно перешагнула за вторую половину дня, его все не было. Алена, уже давно готовая, ярко, но не вызывающе накрашенная, сидела на кухне, расстроено поглядывая на часы. Рука вновь потянулась к телефону, но она одернула себя, решив не выказывать ему свое нарастающее волнение, не так уж и сильно он опаздывает, всего-то на двадцать минут, но воображение с отчаянным энтузиазмом рисовало небывалые картины, давая ей повод быть обиженной на него и требовать компенсацию.

Желая переключиться, она откопала в ворохе вещей давно забытую электронную книгу. На удивление, заряд был, экран радостно мигнул, приветствуя свою хозяйку. Недочитанный роман медленно увлекал ее в банальную перипетию событий другой страны, происходивших больше века назад, но ничуть не утративших своей актуальности. Герои были глупы и банальны в своих поступках, просты и беспомощны в своих желаниях.

В дверь уверенно позвонили, книга, чувствуя, что не до нее сейчас, поморгала и погасла, когда Алена на автомате перелистнула страницу.

– Привет! Ну чего ты так долго! – успела воскликнуть Алена до того, как он скрылся за букетом из бледно-розовых и белых тюльпанов. – Ух ты!

Она схватила букет и с головой ушла в цветы, Иван смущенно улыбался, стоя на пороге. Ей показалось, что за командировку он слегка похудел, лицо осунулось, два неглубоких пореза под подбородком свидетельствовали о его сильной спешке.

– Ну что, ты готова? Я немного задержался, – он прокашлялся, – забыл, какой на дворе месяц.

– Да ничего страшного! – крикнула ему Алена с кухни, пристраивая букет в старенькую массивную вазу. Вернувшись, она повисла у него на шее, наградив долгим страстным поцелуем.

– Спасибо. Пойдем гулять или как? Алена блеснула глазами, заметив его сомнения.

– Гулять, мы же так решили, – ответил он.

– Ну, как хочешь, – Алена рассмеялась, видя, как он весь напрягся от ее слов.

– Это я глупость сморозила, не обижайся.

Они вышли из подъезда и направились в сторону метро. Она сразу же позволила себе ехидный вопрос о том, как он смог опуститься до плебейского вида транспорта, за что почти тут же оказалась на вершине ближайшего сугроба.

– Разве можно так с дамами обращаться! – возмущалась она, не решаясь соскользнуть вниз, чтобы не запачкать обувь в темно-серой каше снизу.

– Я тебя на трон усадил, чем же ты недовольна?

– А ха-ха, как смешно. Снимай меня!

Он лишь покачал головой, насмешливо глядя на ее негодование.

– Ну, хорошо, – Алена изловчилась и сползла на чистый участок.

– Но я тебе еще отомщу – И месть моя будет страшна!

–Буду ждать с нетерпением.

Дорога уводила вниз к узкой улице, шедшей параллельно путям метро. Шумно гудели заснеженные автомобили, рядом с которыми курили вялые водители, недавно проснувшиеся и теперь, подгоняемые женами, готовившиеся совершить воскресный ритуал посещения гипермаркета. Медленно тянулись вверх бабульки с неподъемными сумками тележками, громко зевали безответственные собаководы, лениво ожидая, когда их питомец завершит просроченный туалет в ближайшем углу.

Поезд скользил колесами по мокрым рельсам, гудя натруженными моторами, непонятный говор пассажиров, занявших все места, дополнял звуковой фон монотонным шумом, перемешанным с назойливыми звонками и выкриками видео из интернета.

Они встали в углу вагона, Алена, не умолкая, все шептала ему на ухо всякую ерунду, не задумываясь о том, интересно ли это было ему. Ей хотелось говорить, у нее было столько ему сказать, передать, и пускай, он мог лишь изредка вставлять пару фраз в ее монолог, нельзя было сказать, что ему это не нравилось. Алена специально приближалась к нему, щекоча его ухо горячим дыханием и легкими прикосновениями губ, ощущая его ответную реакцию. На «Киевской» вагон опустел, они двигались вслед за неповоротливой людской змейкой, подпираемые сзади полуслепыми вечно спешащими пассажирами. Одна станция по «Кольцевой», и вот они уже на Садовом кольце, исчерченном потоками автомобилей и людей, возникающих из ниоткуда и пропадавших в никуда, поглощаемые бездонным чревом подземки.

Ветер властвовал на мосту, подгоняя замедляющихся пешеходов резкими порывами, влажного холода, забиравшегося сквозь самую теплую одежду. Начинался весенний ледоход, пришедший не по календарному графику. Скрывшись от потока, спешащего в парк, они остановились на смотровой площадке. Надежно укрывшись за спиной Ивана, Алена восторженно смотрела за движением массивных льдин, светящихся в лучах солнца, пробивающегося сквозь тучи, разгоняемые непоседливым ветром.

– Красиво, правда? – спросила она его, зажмурив глаза от резко пробившегося солнца.

– Да, с погодой нам повезло.

– Вот так бы тут стояла и смотрела, – мечтательно сказала она.

– Ты замерзнешь.

– Фу, какой ты все-таки зануда! – воскликнула она. – По правде я уже замерзаю.

– Что, уже нагулялись?

– Нет! – твердо ответила она. – Еще пока нет.

Их потеснила группа туристов из Китая, громко выкрикивая непонятные слова. Алена похихикивала, толкая его локтем при особо комичных моментах в поведении гостей столицы.

– Не понимаю, почему тебе не нравится твоя работа? – удивлялась Алена.

Они не спеша шли по парку, интуитивно смещаясь в сторону набережной. Иван живописно рассказывал о своей поездке, стараясь сильно не углубляться в детали, но Алена все же иногда его не понимала, догадываясь о сказанном по контексту или просто не задумывалась.

– Мне нравятся люди, с которыми я встречаюсь – это безусловный плюс.

– А коллеги не нравятся?

Он скривил лицо и отрицательно покачал головой.

– Скорее всего я просто излишне идеалистичен, в этом и проблема.

– Ну не знаю, а разве это так плохо?

– Хм, как посмотреть. Наверное, все же это плохо.

– Может стоит что-то в жизни поменять? Сменить работу, например, а?

– Я об этом думал, но не хочу.

– Ага, значит все-таки работа тебе нравится! – торжествующе заключила Алена.

– Нет, не так.

– Какой ты неуверенный! Разве таким должен быть мужчина? Ты хоть что-то можешь сказать точно, без всяких там отговорок?

– Да, могу.

– Ну, скажи!

– Я могу с полной уверенностью, не колеблясь, сказать точно, – он патетично вздернул голову, кривя рот в еле сдерживаемой улыбке.

– Ну, не томи, что ты мне тут за театр устроил?

– Ты мне нравишься – это я могу сказать абсолютно точно.

– И все? Просто нравлюсь? – Алена состроила обиженное лицо.

– Нет, не просто, все гораздо сложнее.

– Ну вот, опять пошли оговорки! – она улучила момент и столкнула его в ближайший сугроб. – Все, квиты!

– Купаться! – Иван вскочил и схватил ее на руки, направляясь к набережной.

– Какой купаться? Ты что, дурак, – билась на его руках Алена, щипая за нос и щеки острыми коготками.

– Нет, тебя надо купнуть, обязательно!

– Я же замерзну! Ты хочешь, чтобы я замерзла?

– Да, очень хочу! – он подошел к ограждению и вытянул руки вперед, держа ее на весу над бетонным откосом.

– Отпусти, – прошипела Алена. – Я же выберусь и убью тебя! Буду к тебе по ночам приходить.

– Я не против, – он опустил ее на тротуар, успокаивая свое дыхание.

– Ты знаешь, что ты достоин кары? – Алена поправила задравшуюся куртку.

– И какая же кара меня ожидает?

–Я пока не придумала, – она сжала его локоть, – но я подумаю.

По набережной неспешно прогуливались молодые парочки, с интересом глядя на двух глупо улыбающихся влюбленных, не уступавших им в молодости, несмотря на паспортный возраст. Гудя подшипниками втулок, проносились лихие велосипедисты, окликая зазевавшихся мелодичными переливами звонков. Наверху склона темнел стволами деревьев Нескучный сад, доносилась гулким басом репетиция какой-то группы. Наглые воробьи облепили клочок земли около скамейки, выпрашивая еду у шумной компании, расположившейся здесь для небольшого пикника, выстроив на гранитных плитах облицовки склона бар из разношерстных бутылок.

– Не устала?

– Нет, но хочу есть.

– Дойдем до конца, – он показал на уже видневшееся здание академии наук. – И пойдем обедать.

– А куда?

– Не знаю, найдем что-нибудь.

– Я такая голодная, что готова на все! И в этом ты виноват!

– Почему же?

– Приучил меня много есть. Я, кстати, все съела, что ты мне оставил! Я молодец?

– Хм, там же немного было.

– Для меня это уже много. Смотри, растолстею!

– Это будет очень нескоро.

– Мне кажется, я уже вес набрала.

– Это на тебя снег налип, – он сделал вид, что стряхнул его, хлопнув ее по нижней части куртки.

– Эй! Ну не здесь же! – возмутилась она.

– Ничего, никто и не заметил.

– Так вот это-то и обидно!

Подъем по крутой лестнице заставил их обоих тяжело дышать на вершине, улыбаясь и весело переглядываясь, они спустились к подземному переходу. В свете желтых фонарей, скрытых от очумелых ручек металлической решеткой, тоннель, отливал медным цветом. Вдали слышались простые аккорды, кто-то нестройно тянул Цоя.

– Постой-ка, – Алена остановилась около уставшего певца, кинув ему горсть монет.

– Ты мне говорил, что играешь на гитаре, да?

– Да, играю. А что ты хотела?

Алена подошла к музыканту и долго о чем-то с ним говорила, музыкант удивленно смотрел на нее, потом пожал плечами и передал гитару.

– Давай, сыграй!

– Мне неудобно, – Иван взял чужую гитару в руки, оглядываясь по сторонам.

Вокруг них уже скопилась небольшая часть народа, заинтересованная происходящим.

– Давай играй! Или ты мне врал?

Иван снял куртку и передал ей. Он встал около отдыхающего музыканта, также с интересом глядевшего на него. Гитара была слегка расстроена, Иван спросил, может ли он подтянуть струны, хозяин инструмента только развел руками, давая ему полную свободу. Ожидание затянулось, и он, смущенно прокашлявшись, заиграл.

Тоннель заполнился красивой мелодией, он сбивался поначалу с темпа, но по мере развития темы играл увереннее, повышая сложность и темперамент игры. Алена смотрела на него затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, открыв рот от удивления. Музыка стихла, еще долго затухая слабым эхом в длинном тоннеле. Случайные зрители одобрительно похлопали, осыпав горстями монет разложенный на полу кофр.

– Держи, твоя доля, – музыкант сунул горсть монет в руку Ивана, после того, как он отдал ему инструмент.

– Нет, спасибо, мне не надо.

– Заработал, держи, – музыкант насыпал монеты ему в карман.

– Ну что, проверила? – спросил он Алену, когда они подошли к выходу из тоннеля. Алена все это время молчала, находясь под впечатлением.

– Проверила. А что ты играл?

– Так, ничего, – смутился он.

– Нет, скажи!

– Не хочу, ты меня высмеешь, – он нервно дернулся, поднимаясь по лестнице наверх.

– Нет, я не буду смеяться! Правда! – она догнала его почти у самого выхода.

– Я набросал ее по приезду, вчера вечером.

– А как она называется?

– Не знаю, сама придумай.

– А почему я? Ты же автор.

– Потому, что она о тебе.

– Обо мне? – Алена округлила глаза. – Мне еще никто не писал музыку. Да и стихи тоже.

– Ну, мысли есть?

– Пока нет, – она закусила губу, терзаясь желанием расцеловать его тут же.

– Ну, вот и у меня нет.

– Знаю! Я знаю – бабочка4.

– Что «бабочка»?

– Она называется «Бабочка».

– Похоже, пусть будет бабочка. Я согласен.

– Бабочка, бабочка, – повторяла Алена, когда они вышли на площадь.

– Почему ты ее написал?

– Не знаю, просто захотелось.

– Почему? – Алена остановилась, отстранившись от него.

– А разве это плохо? – он непонимающе смотрел на нее.

– Почему? – Алена топнула ногой.

– Потому, что я в тебя влюбился, как дурак. Ты это хотела услышать? – разозлился он. Рука потянулась в карман, но он уже неделю не курил, решив наконец бросить, с досады он хлопнул по набитому мелочью карману.

– Да! – крикнула Алена. – Какие вы мужики непонятливые!

– Ты слишком много от меня хочешь.

– Почему? А ты, разве, этого не хочешь?

– Я не хочу это больше обсуждать. Так и будем тут стоять?

– Действительно, как два дурака тут стоим! – Алена огляделась, на площади были только они, рядом шумел проспект.

– Так я не пойму, вы съехались или нет? – Света строго взглянула на Алену, но та делала вид, что занята отчетом по дневной выручке.

– Ну, нет же, иногда я у него живу, иногда он у меня.

– А, понятно. Ну и где лучше? У него хороша квартира?

– Да, неплохая.

– Это очень важно. Он тебе ключ дал?

– Да, но я не взяла.

– Ты что, дура? Иди и возьми немедленно!

– Нет, я считаю, что пока еще рано.

– Какой рано? Ты в паспорт то поглядывай, чай не девочка уже.

– Спасибо, что хоть не в зеркало.

– Ну, с фэйсом тебе повезло, это я вот мучаюсь, – Света подошла к зеркалу на стойке и придирчиво стала всматриваться в свое отражение. – Лет пять назад у меня тоже были подобные убеждения, но сейчас, нет, пока еще есть шанс, надо брать быка за…

– Рога? – уточнила Алена, видя, что Света застыла перед зеркалом в задумчивости.

– Да что толку с рогов? Рога это ты ему нарастишь, но потом. А брать надо сама знаешь за что, с мужиками все просто.

– Нет, он не такой. Я так не хочу! – Алена торжествующе отправила отчет на печать.

– Ну-ну. Рассказывай.

Из подсобного помещения вышла сонная Олеся, постоянно зевая.

– Чего поднялась? Могла бы еще полчасика поспать. – Света, недовольная собой, отвернулась от зеркала.

– Хватит спать. Надо еще успеть нашу принцессу попытать.

– Я уже пытаю, не поддается. Прикинь, ей мужик ключи от дома давал, а она отказалась, гордая, фу!

– Ну не гордая, просто, мне кажется, рано еще, – обиделась Алена.

– Ну не взяла и не взяла, что ты на нее давишь. Он все равно от нее никуда теперь не денется, – Олеся открыто зевнула, заражая стоявших рядом подруг.

– Это еще почему это? – сквозь зевоту спросила Света.

– Романтики будут любить до гроба, либо его, либо моего – мне так бабушка всегда говорила, когда брала в руки фотографию дедушки, она у нее на почетном месте была – на телевизоре, – Олеся плюхнулась на стул рядом с Аленой.

– Был у меня один такой, романтик. До сих пор пишет.

– А чего ж еще не замужем? – удивилась Света.

– Так глупая была, хотелось всего и сразу, – Олеся махнула рукой. – А теперь то что, у него семья и дети.

– Так чего ж он тебе пишет? – непонимающе взглянула на нее Алена.

– Не знаю, может любит, а может по привычке, – пожала плечами Олеся.

– Это тот что ли, ну, у которого пара магазинов? – спросила Света.

– Ага, и еще одна автомойка.

– Я тебя не понимаю, я бы уже давно отбила его у жены. Он вроде и ничего сам.

– Видела бы ты его лет десять назад, – усмехнулась Олеся.

– Дрыщ такой, оглобля! А отбить я его не могу, мне совесть не позволяет.

– Тебе совесть? – Алена округлила глаза. – Вот это да, где ж ты ее нашла то?

– Кажись в старом сундуке откопала, – добавила Света.

– Именно там! Не могу же я у своей собственной сестры мужа отбить? Вот, не могу и не хочу. Если б это были вы, не задумываясь отбила бы.

– Аленка, ты смотри поосторожней, видишь, какая беспринципная у нас подруга, оказывается.

– Не стоит беспокоиться, – Олеся важно обвела их взглядом.

– Ромка сделал мне предложение, так что выдыхайте, выдыхайте, выдыхайте!

– Ой, да не уж то! – Света саркастически похлопала в ладоши. – Первый пошел.

– А что ж ты молчишь, когда?

– Вчера. Ох, что-то мы вчера переборщили. А он как огурец утром встал, ненавижу его за это, мог бы хоть из солидарности со мной слегка пострадать.

– Ну, ты ему это еще припомнишь, – сказала Света.

– Конечно, но только после свадьбы.

– Ну что, поздравляем, извини, что без подарков, – Света села рядом.

– Еще успеете. Кстати, лучше сами знаете что.

– Нет уж, мы тебе подарок купим, в отместку. Верно, Аленка?

– Безусловно – огромный сервиз!

– Чтоб ты нас не забывала!

Около машины стояло несколько коробок, Иван ходил вокруг, ища свободное место для них.

– Ты действительно хочешь поехать со мной? – он вопросительно посмотрел в глаза Алене, державшей в руках большую пачку с памперсами.

– Пойми, это не развлечение, там очень тяжело находиться.

– Да, я хочу! – уверенно воскликнула Алена. – Я все понимаю, я готова.

– Это вряд ли, – покачал головой Иван. – Я сколько лет уже езжу, а так и не смог стать к этому готовым.

Он запихал оставшиеся коробки на задние сиденья, и они выехали. Ранним утром дороги были абсолютно пустыми, окна близлежащих домов черны, город спал. Он вел машину не торопясь, понимая, что не опаздывает. Алена старалась держать себя бодрой, но вскоре уснула под монотонный бубнеж еле слышного радио. Иван выключил его и, борясь с зевотой, сосредоточился на дороге.

– Мы уже приехали? – Алена проснулась, почувствовав, что дорога стала неровной. Машину нервно потряхивало на бесконечных ямах.

– Почти, минут двадцать еще. Выспалась?

– Да, что-то вроде. Я бы, конечно, еще бы поспала, – она потянулась и задела рукой его плечо. – Ой, извини.

Медленно светало. Машина кралась по улочкам маленького города с угрюмыми спящими домами. Изредка навстречу появлялась машина такси с заспанным шофером, плелся впереди старый мусоровоз. Они выехали за пределы города и свернули на узкую дорожку, ведущую к небольшому лесу. Стали яснее прорисовываться очертания пары двухэтажных корпусов, окруженных решетчатым забором. Около въездных ворот стояла черная машина, за рулем которой сидел Юрий. Иван поравнялся с ней и остановился.

Привет, давно приехал? – он вышел из машины и подошел к медленно вылезшему из теплого салона Юрию.

– Да нет, – протянул тот. – Минут десять назад. Вон, Дашка еще спит.

Он кивнул на спящую на пассажирском кресле жену.

– Доброе утро, – Алена вылезла из машины и подошла к ним.

– О, привет-привет. Выглядишь значительно лучше, – Юрий профессиональным взглядом осмотрел Алену.

– Это все он, – она с нежностью посмотрела на Ивана. – Такой заботливый.

– Ага, от слова забота, да, Ваня?

– Заканчивай, – огрызнулся Иван.

– Ванька, привет! – Даша помахала ему рукой из машины и стала с интересом разглядывать Алену.

Алена стояла напряженная, не понимая выпада Юрия и чувствуя, что между мужчинами возникло сильное напряжение.

– Ваня, а что ты не знакомишь меня? – Даша вышла из машины и подошла к Алене.

– Сама познакомлюсь. Я Даша.

– Алена, – смутилась она от изучающего взгляда Даши.

– Аленушка и братец ее Иванушка, как мило, – Даша широко заулыбалась. Она была ниже Алены и обладала приятной полнотой, которая всегда привлекала мужчин, дополняя неиссякаемым источником жизнерадостности и доброты.

– Ваня, я одобряю.

– Алена, ты уж извини, но наш непримиримый холостяк Иван – это притча во языцех.

Я могу нести всякий вздор, так что ты не обижайся.

– Это да, она и не такое еще сморозит, – подтвердил Юрий.

– Да я не обижаюсь, – сказала Алена.

– Ну, вот и славненько, – Даша взяла под локоть Алену и повела ее к своей машине.

– Пока мужики меряются своей доминантностью, мы с тобой перекусим, а они пусть как хотят, верно?

– Сейчас подойдем, – махнул рукой Юрий.

Пока девушки доставали из дорожной сумки подготовленные Дашей бутерброды, мужчины вполголоса переговаривались, Иван нервно взмахивал руками, а Юрий только пожимал плечами.

– Я ему не нравлюсь, – прошептала Алена, понимая, что разговор идет о ней.

– А, не бери в голову, – махнула на них рукой Даша. – Юрка почему-то вбил себе в голову, что должен уберечь друга от ошибок. Самодовольный баран, уж не знаю, за что я его люблю.

– Не понимаю, – напряглась Алена.

– Ванька тебе не рассказывал, уверена, что не рассказывал. Так вот скажу тебе по секрету. Парень-то он хороший, но вот с бабами не везет. Ну, это грустные и нехорошие истории, не в этом суть. Вот Юрка теперь как полиция нравов, в каждой ищет подвох.

– И много уже было?

– А ты не такая простая, как кажешься, – негромко рассмеялась Даша. – Не беспокойся, за последние годы ты первая. Сама-то как думаешь?

– Никак не думаю, просто люблю.

– Ну, вот и славненько. А с Юркой я поговорю, он хороший, сама потом поймешь, – Даша доверительно сжала ее руку и строгим голосом обратилась к мужчинам. – Так, петухи, к столу!

– Ты это кого тут петухами назвала? – возмутился Юрий, подходя к ним.

– Ты мне еще покудахтай тут, ешь давай, – Даша налила ему кофе из термоса и сунула большой бутерброд.

Еще горячий кофе и вкусная еда окончательно расслабили атмосферу, Юрий даже похвалил Алену за хороший аппетит.

– Пора разгружаться, – Юрий достал телефон и набрал номер.

– Да, доброе утро. Ну, мы подъехали. Ага, да, конечно, ждем.

Ворота им открыла вышедшая через пару минут из дальнего здания женщина в простеньком пальто с добрыми, но очень усталыми глазами.

– Нина Сергеевна, – мое почтение, – Юрий галантно поклонился и пошел в машину.

– Доброе утро, как вас сегодня много, – всплеснула руками Нина Сергеевна, – я там все открыла.

Машины въехали на территорию и скрылись за дальним корпусом.

– Идемте, они пока разгрузятся, – Нина Сергеевна закрыла ворота и повела гостей в ближайший корпус.

Внутри безликого здания с казенной медной табличкой у входа было тихо и душно, пахло застоявшейся хлоркой и страхом. Алена застыла на месте, ежась от боязливого волнения. Все вокруг было так непривычно и в то же время знакомо, подобное чувству внезапной встречи с незнакомцем с до боли знакомым обликом и знать которого ты бы не хотел никогда. Вдали послышалась приглушенная речь, неразборчивая, с надрывом.

– В первый раз, – пояснила Даша Нине Сергеевне, ожидавшей их у входа в полураскрытый темный кабинет.

– В первый раз оно всегда тяжелее, – сказала она, когда все вошли в кабинет, – может примете успокоительного? Так будет легче, поверьте мне.

– Нет, спасибо, – прокашлявшись, ответила Алена. – Я себя хорошо чувствую, просто не выспалась.

– А, ну ладно, но если что, не стесняйтесь, – она встала и пошла к выходу.

– Я пойду посмотрю, что привезли, ну, а после завтрака придем к вам.

Она заговорщицки улыбнулась и вышла.

– А что мы будем делать? – спросила Алена, вешая свою куртку в старый шкаф, из которого пахло старыми газетами и нафталином.

– Мы? Ну как сказать, – Даша задумалась, наморщив лоб. – Я до сих пор не могу для себя решить, что мы тут делаем. Сама все увидишь. Если захочешь, то сможешь поучаствовать. Главное, запомни это, старайся держать дистанцию, не знаю, как точнее объяснить, мне так один психолог говорил.

– А у вас с Юрой есть дети?

– Да, двое разбойников, копия отца, сплошное наказание.

– Здорово. А они большие уже?

– Старший в школу пошел, завидует теперь младшему, ему же только через год топать. Ох, а какие лентяи, но это, видимо, в меня, – она заразительно расхохоталась.

– А у меня нет детей, – вздохнула Алена.

– Так в чем же дело, рожай. Я в первый раз долго сомневалась, боялась, думала, о карьере, а потом, так оно все завертелось, уж не помню и, как там было. Не сомневайся, время идет, мы не молодеем.

– Это да.

– Ну ты то неплохо сохранилась. А я вот слегка расширилась, как говорит Юрка, а

по-моему меня просто разнесло!

В коридоре послышались шаги, и комнату вошли Иван и Юрий, каждый нес по увесистой коробке.

– Так, барышни, давай за работу! – скомандовал Юрий.

Они поставили коробки на стол и вышли. В коробках лежали маленькие плюшевые медвежата, одинаковые, но разных цветов, и большие пакеты с конфетами.

– Так, надо все пересчитать. Каждому ребенку должно хватить и всем поровну, – сказала Даша, вытаскивая пакеты с конфетами на стол.

– А сегодня какой-то праздник?

– Да, у Нины Сергеевны день рождения. Так повелось много лет назад, своего рода День Рождения этого интерната.

– Как неудобно, а я не поздравила.

– Не переживай, Нина Сергеевна не любит, когда ее поздравляют. Такой человек, странный, но очень добрый.

– Она на вид очень строгая.

– Она и не на вид тоже строгая, это ты новенькая, пока бережет, чтобы сразу не испугалась.

Через десять минут вернулись Иван с Юрием, переодетые в скоморохов. Причем костюм наиболее комично смотрелся на фигуре Юрия, штаны были малы, рукава короткие, пугало, да и только.

– Мне материала не хватило, так даже забавнее, – объяснила Даша. – Это я им предложила выступать в костюмах.

– Да, это наш главный продюсер! – Юрий звонко чмокнул жену и жадным взглядом взглянул на стол с подарками.

– На, осталось как раз для тебя, – Даша протянула ему три конфеты.

– Одна тебе, две мне, – Юрий протянул Ивану конфету и остальные сунул в рот.

– Собрались! – голосом опытного тренера воскликнул Иван. – Пора.

Пройдя дальше по узкому пустому коридору, утыканному справа и слева безликими дверями с цифровыми табличками, они вошли в светлый зал, превращенный в игровую комнату. Стены были красочно расписаны героями мультфильмов, в дальнем углу располагалась игровая зона с аккуратными стеллажами, заполненными ящиками и коробками с игрушками. Игровой зал настолько сильно контрастировал с обликом здания, что не верилось, что все это может находиться рядом.

– Нравится? – спросила Алену Даша, видя, как она завороженно осматривается.

– Видела бы ты, как все тут было раньше. У, мрак!

– А почему ж все остальное не отремонтировали?

– Денег нет. У меня подруга работает в одной компании, – Даша показала на неизвестный Алене логотип на скромной табличке у входа. – Так вот это они все сделали. В планах было переоснастить и лечебный корпус. Но там какие-то сложности, я не вдавалась в подробности.

– Получается, что америкосам наши дети важнее? – Алена достала один ящик с развивающими игрушками, с интересом разглядывая их.

– Ну почему же сразу америкосам? – хохотнула Даша. – Работают там наши люди. – Хотя, отчасти ты и права. У нас подобная культура, эм, корпоративная культура, только зарождается.

В другом конце зала звякнула гитара, и пропищал игрушечный рожок. Иван доставал из потайного шкафа гитару, а Юрий продувал рожки, издавая самые невообразимые звуки.

– Нас сюда затащил Ванька, он тогда, кстати, работал на эту компанию. Собственно он там и работает, только в другом направлении, ну или как-то так, я не разбираюсь во всех этих железяках, – ответила Даша на немой вопрос, не сходивший с лица Алены. – Если бы меня кто-нибудь лет пять назад спросил бы, а не поеду ли в интернат? Ха-ха-ха! Сама до сих пор не верю, что каждый раз сюда возвращаюсь. Есть же свои дети, но не могу.

Она укусила себя за губу, быстро поморгав увлажнившимися глазами. Она взяла из рук Алены непонятную игрушку и показала, как должны собираться кубики в башенку.

– Каждая из этих игрушек помогает детям чуть-чуть улучшить свою адаптацию к нашему миру, Мы ездим раз месяц, когда совпадут у всех графики. Но чаще и не стоит, – она замолчала, глядя куда-то в сторону. – Не знаю. Если бы это было с моими детьми, я бы, наверное, наложила бы на себя руки. Каждый раз, возвращаясь домой, я пытаю себя и мужа, зачем нам это надо.

– И зачем? Вы не похожи на волонтеров благотворительного фонда. Извини, если обидела.

– Да нет, что ты, конечно не обидела. Мы не доверяем фондам, хотя, что проще, перечислить деньги и вроде как помог. Наверное, мы не справедливы к ним, там работают честные люди, но я этого не могу понять, что-то мешает полностью им довериться.

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Через некоммерческий фонд можно отмыть много левых доходов. Нам об этом в институте рассказывали, но я не придавала этому значения – все это настолько далеко от нас, что кажется какой-то сказкой, небывалым миром, – Алена сложила игрушки в ящик и поставила его обратно.

– Ой, ну ты прямо, как Ванька. Этот тоже, как задвинет с Юркой, так у меня голова пухнет!

– Да, он любит порассуждать.

– Да все мужики такие, стратеги!

В зал вошла Нина Сергеевна, Иван с Юрой уже разыгрались и встретили ее приход разудалым маршем.

– Готовы? – строго посмотрела она на них.

– Да, мой командир! – отрапортовал Юрий.

– Вот и хорошо. Через минут пятнадцать запущу. Часа два продержитесь?

– Выстоим, Нина Сергеевна, – ответил Иван, заиграв военную песню.

– Вы с нами будете?

– Конечно, вы тут без меня учините дел, – она подошла к Алене, заметив сильную напряженность в ее лице.

– Все нормально?

– Да, – Алена закивала головой, – просто волнуюсь.

– Волноваться – это нормально. Главное запомни – ты не должна показывать свою жалость или страх, веди себя с ними, как с равными, чувствуй их как равных. Они все чувствуют и понимают. Жалость – это последнее, что им нужно.

– Я все поняла, – Алена приободрилась, показывая свою готовность.

– Вот и хорошо. И, не обижайся на мой тон, все-таки педагогический стаж окончательно убил во мне человека.

– Да я не обижаюсь… – начала было оправдываться Алена, но получила легкий щелчок по напряженному лбу, выдавшему ее.

– Ой, да вовсе вы и нестрогая, – разулыбалась Даша, но в ответ получила строгий взгляд и встала по стойке, приложив руку к пустой голове.

–Так, я пошла за моими бандитами. Ни пуха, ни пера.

– К черту! – хором пробасили мужчины.

– Мы с Ванькой решили, – Юрий подошел к Даше с Аленой, – сначала поздравим Нину Сергеевну, и пускай она будет недовольна!

– Ничего, побросает молниями и успокоится, – махнула рукой Даша.

– Давно пора, дети же все знают.

–Ты думаешь, они помнят? – удивился Иван, настраивая гитару.

– Конечно, помнят, – уверенно ответил Юрий. – Это я тебе как врач заявляю.

– Иди сюда, врач, – Даша подтянула его к себе и стала расправлять помятую одежду.

– Чучело ты, а не врач.

– Готовсь! – воскликнул Иван, заслышав топот детских ног в коридоре.

Все встали по центру зала, плотно прижимаясь друг к другу, будто бы это сможет помочь против натиска несокрушимой лавины детского любопытства и веселья. Отворилась дверь, вслед за молодой воспитательницей в зал втекла бурлящая река детских глаз, рук, ног, заполнившая собой все вокруг, поглотив взрослых своей неудержимой пляской. Молодая воспитательница старалась быть строгой, но ее показная строгость разбивалась на слабые приказы, которые дети воспринимали как игру. Алена поймала себя на том, что она долго и пристально рассматривает воспитательницу. Это была молодая девушка,

некрасивая, с угловатым телом и большими длинными руками, которыми она умело руководила детьми, нежно направляя каждого и оставляя ребенку необходимую свободу выбора. Ее лицо светилось от внутреннего огня большого сердца, и внешняя красота была совсем не важна. Алене захотелось хоть немного быть похожей на нее, но она не могла в себе найти того огня доброты, который питал эту молодую девушку. При виде детей, смотрящих на новую тетю с интересом пугающе скошенными глазами, вертя невпопад большой головой, и от непривычного детского смеха ей стало жутко, она слышала в нем и радость, и безудержное веселье, и боль, и страх.

Две девочки подбежали к Алене и начали методично ощупывать ее, проверяя, настоящая ли она. Алена вспомнила слова Нины Сергеевны и сделала над собой усилие, заставляя себя влиться в эту пучину веселья. Даша уже вовсю играла с особо смелыми мальчишками, Юрий издавал из пластмассовой дудки неожиданные звуки, вводя детей в изумление. Одна из девочек сильно ущипнула Алену, довольная результатом, отпрыгнула в сторону, но Алена успела поймать ее и ощутимо ущипнуть в ответ.

– Так, – вошла Нина Сергеевна, излишне строго глядя на происходящее.

– И, раз, два – три! – скомандовал Юрий, и Иван заиграл песенку крокодила Гены.

– Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой, – хором запели Юрий с Дашей, она слегка не попадала, придавая песне смешное звучание.

Нина Сергеевна попыталась возмутиться, но видя, как дети успокоились и внимательно слушают, растаяла. После каждого куплета Юрий пытался на маленькой дудочке сыграть проигрыш, но походило больше на ярмарочные песенки, простые и разудалые. К концу песни молодая воспитательница выскочила за дверь и вернулась с огромным букетом.

– С Днем Рождения! – хором прокричали взрослые, и воспитательница вручила Нине Сергеевне букет.

– И ты с ними заодно, Оля! – возмутилась она, принимая букет.

– Ой, да ладно Вам, Нина Сергеевна, – нараспев ответила та, не поддаваясь на строгость начальницы.

– Ой, ну спасибо, спасибо, – Нина Сергеевна смутилась, стоя под прицелом десятков глаз.

– С Днем Рождения, – повторила девочка, стоявшая возле Алены, быстро посмотрев на нее, верно ли сказала.

– Ты смотри, Лизонька заговорила! – Нина Сергеевна всплеснула руками.

– Оль, ты слышала, слышала?

– Да! Да! – обе женщины подбежали к совсем смутившейся девочке, прятавшейся за спиной Алены.

– Ну, Лизочка, ну, повтори, что ты сейчас сказала?

– С Днем Рождения, – повторила девочка и сильнее прижалась к Алене.

Алена стояла чуть дыша, чувствуя, как глаза заволакивает слезная пелена. Оля взяла ее за руку и широко улыбнулась, обнажив крепкие ровные зубы.

– Держись, – шепнула она Алене и подмигнула, как старой знакомой.

– А, ну-ка все, кто к нам пришел, давай вставай в хоровод, будем песни петь, танцевать! На других смотреть, да себя показывать! – запел громким голосом Юрий.