Сияние

Глава 1

Селена

Черт возьми!

Мне бы давно следовало привыкнуть к этому, но я прихожу к выводу, что привыкнуть к Ремингтону просто невозможно. Его непоколебимое стремление удовлетворить меня не знает границ. Даже сейчас, когда нас в любой момент могут прервать, он аккуратно вводит в меня свой член. Он дразнит меня, вынуждая выгибать спину от потребности и желания. Он прижимается губами к моей шее, целует меня, нежно покусывает зубами кожу, а затем ласкает ее, этим только усиливая ощущения. Мое тело испытывает одновременно и удовольствие, и боль.

Последние пару месяцев, когда я привыкала быть женой и матерью, оказались до безумия хлопотными. С самого медового месяца у нас с Ремингтоном почти не было времени для нас двоих. Я не в силах расстаться с Хоуп. Мы провели два дня в Ницце, а Люк — брат Ремингтона — забрал Адриана в Монте-Карло, чтобы получше узнать племянника. Но с тех пор наша сексуальная жизнь ограничивается сорванными украдкой поцелуями и десятисекундным сексом в перерывах между сменой подгузников и вытиранием отрыжки. Адриан наконец-то привык к тому, что в семье появился новый маленький человечек. Поначалу было нелегко, но в итоге он смягчился к Хоуп Эстелле.

Сегодня я проснулась от прикосновения губ Ремингтона к моей коже, его руки путешествовали по моему телу, и он шептал мне всякие пошлости этим своим греховным ртом.

— Почти Рождество, — бормочет он, погружаясь в меня на пару сантиметров.

— Да? — ахаю я и вдавливаю ногти ему в спину, когда он прикусывает мочку моего уха, а затем втягивает ее в рот и медленно посасывает. Что вообще общего между Рождеством и сексом?

— Хочу, чтобы ты запомнила, какой сегодня день, — поясняет он, и его голос звучит хрипло и сексуально.

— Клянусь, я сейчас переверну тебя на спину и сама тебя возьму, если ты не трахнешь меня сию же секунду, Ремингтон.

Он хохочет, его всего трясет от смеха, и член погружается внутрь еще на один сантиметр. Я приподнимаю бедра, верхняя часть бедер дрожит и мое тело жаждет соединиться с его.

В последнее время у нас никак не получается насладиться друг другом. Мне не хватает тех спокойных моментов, когда мы подолгу изучаем тела друг друга, а позже, после изысканной пытки ласками, награждаем друг друга оргазмом, от которого сердце готово остановиться. С того дня, как мы привезли Хоуп Эстеллу из больницы, нам ни разу не удалось вот так побаловать друг друга. Адриан назначил себя телохранителем Хоуп. Он влетает в нашу спальню в любое время, чтобы сообщить, что его сестричка проснулась или хочет есть. Нет, я не жалуюсь. Эти двое детишек — лучшее, что могло случиться со мной за всю мою жизнь. Адриан, Хоуп Эстелла и Ремингтон — моя жизнь. Они наполняют ее смыслом, как ничто другое.

— Помнишь, куда спрятала все подарки на Рождество?

Скользнув руками вниз, я обхватываю его ягодицы и сжимаю их, а затем драматично вздыхаю.

— Почему мы сейчас вообще говорим о Рождестве? Я знаю гораздо более удачное применение твоему языку.

— Боже мой, ты хоть представляешь, насколько возбуждающей становишься, когда ведешь себя властно? — он легонько касается моих губ, затем посасывает нижнюю своими губами. — Я просто предупреждаю, потому что когда мы закончим, ты ничего не сможешь вспомнить вообще. Обхвати меня ногами.

Я делаю, как он велит, и стону, когда он пристраивается поверх меня. Это пытка.

Руками Ремингтон скользит вверх-вниз по моему телу, лениво, но уверенно, поглаживает мои груди, словно впереди у него тысяча лет и он может спокойно мучать меня своими обжигающими прикосновениями.

— Ремингтон, — шепчу я, боясь, что если произнесу его имя громче, то все закончится тем, что я прокричу его и разбужу Адриана и, вполне возможно, соседей тоже.

Он прокладывает дорожку из поцелуев вверх, ладонью обхватывает мою правую грудь и большим пальцем дразнит сосок.

— Что, ma belle?

— Я больше не могу терпеть.

Он перекатывает сосок между кончиков пальцев и легонько сжимает его, отчего сладкая боль распространяется по всему телу.

— Нет, ты можешь, и ты вытерпишь, — рычит он. — Прошло уже так много времени с тех пор, как у меня была возможность вот так наслаждаться тобой. Я собираюсь грубо взять тебя, Селена. Буду трахать тебя от сегодня и до самого Рождества. А затем подтолкну к краю кровати и отведаю тебя, а ты будешь наблюдать за мной. Будешь наблюдать, как я трахаю тебя языком. Ты даже не представляешь, насколько сильно эта мысль меня заводит. Хочешь этого, красавица моя?

Я быстро киваю, мои бедра сжимаются, когда я представляю все пошлые подробности того, что он только что описал мне.

Он что-то делает языком между моим плечом и шеей, затем утыкается туда носом. Я вздрагиваю, в груди становится жарко, а затем жар опускает вниз, туда, где мои ноги обхватываю его бедра. Пятками я еще сильнее впиваюсь ему в зад.

— О, мой Бог. Дьявол. Мне этого так не хватало.

Где-то в доме раздается странный стук. Я замираю, пытаясь уловить еще хоть один звук.

— Что это был за шум? — спрашиваю я, и мое сердце бешено бьется в груди.

В доме тихо. Единственный звук, раздающийся в комнате — наше прерывистое дыхание и шум крови в ушах.

— Что такое? — спрашивает Ремингтон, глядя на меня, и нахмуривается. — Думаешь, Хоуп наконец-то выбралась из колыбельки? Кажется, я слышу топот ее маленьких ножек по коридору, — его глаза сверкают, когда он смотрит на меня, а бедра прижимаются к моим так крепко, словно это может помочь ему усмирить смех.

От нарисованной им картинки с моих губ срывается хихиканье.

— Ты ужасен, — бормочу я сквозь смех.

Он, наконец-то, прекращает сдерживаться и широко улыбается, тем самым посылая новую волну жара между моих ног. Ох, Божечки. Одной его улыбки достаточно, чтобы я кончила.

Я качаю головой и расслабляюсь под телом своего мужа, но не до конца. Мозг подталкивает меня встать с кровати и пойти узнать в чем дело, но я борюсь с желанием сделать это. У меня наконец-то начало получаться бороться с порывами каждые несколько секунд бежать проверять как дела у Адриана и Хоуп.

— Мне показалось, что я что-то слышала. Который час? — я поворачиваю голову набок, чтобы проверить, который час, и краем глаза вижу нашу свадебную фотографию в самодельной деревянной рамке, стоящую на прикроватной тумбочке.

Но прежде чем мой взгляд добирается до часов, Ремингтон обхватывает своей большой ладонью мой подбородок, одновременно с этим запускает вторую руку мне в волосы и тянет их.

— Время расслабиться. Успокойся. Прежде чем наши дети проснутся, у меня есть время побаловать мою красавицу-жену, мать этих самых детей, и, вместо наших обычных коротких перепихов, подарить чертовски великолепный оргазм, который ты еще долго не сможешь забыть.

Он двигает бедрами вперед, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу.

— Боже, Ремингтон, просто... сильнее. Я так скучала по этому.

— Черт возьми! — он выходит из меня, передвигает поудобнее и раздвигает мои ноги еще шире — его движения плохо скоординированы и слишком быстры — снова устраивается у меня между ног и врывается в меня. — Боже мой. Люблю тебя, Селена.

— АААХХХХХ! Ремингтон... я тоже люблю тебя, Ремингтон, — шепчу я, обхватывая ногами его бедра и вжимая пятки ему в поясницу. Он стонет, его зеленые глаза кажутся почти черными от желания. Ремингтон наклоняется и прижимается своим ртом к моему, целует меня, и мое тело вспыхивает от его прикосновений, его поцелуев. От его страсти. — Ты мне нужен.

Включается радио-няня, и я слышу на линии крошечный вопль. Ремингтон утыкается головой в изгиб моей шеи, прерывисто дышит и шепчет:

— Держись крепче, ma belle. Похоже, все снова свелось к быстрому перепиху.

Одной рукой он крепче обхватывает меня, а второй свободной зажимает мои волосы в кулаке, оттягивает мою голову назад и наклоняется надо мной.

— Где там твои губы, Селена?

И я подчиняюсь. Он помогает мне, обхватывая подбородок рукой, поворачивая мое лицо так, чтобы наши рты крепко соприкоснулись. Требовательный поцелуй. Сильный, как будто это не он провел прошлую ночь, целуя меня, занимаясь любовью с моим ртом, а в конце трахая меня так, будто выполнял сверхважную задачу.

— Мы кончим вместе, да? — бормочет он мне в губы.

— Поторопись. Не думаю, что продержусь долго.

— Вместе, — рычит он, и моя киска еще сильнее сжимает его член. Ремингтон утыкается лицом в ложбинку у моей шеи и стонет.

Он двигает бедрами еще быстрее, погружая член все глубже и глубже, его руки вокруг меня сжимаются. Радио-няня снова потрескивает и на линии слышится голос Адриана, пытающегося нежно успокоить свою сестричку. Он всегда первым прибегает в ее комнату. Я понимаю, что он ворвется в нашу спальню в любую секунду, чтобы сообщить, что Хоуп проснулась.

— Сейчас, — снова рычит Ремингтон.

За закрытыми глазами все белеет, а затем взрывается фейерверком разных красок. Мы оба сильно кончаем, так что под нами трясется кровать.

— Нам нужно какое-то время провести только вдвоем, — бормочет он охрипшим голосом. Ремингтон поворачивает голову к моей шее и проводит по ней языком, а после оставляет там поцелуй. — Завтра, в канун Рождества, приезжает мама на ужин. Она присмотрит за детьми, и тогда мы сможем побыть вдвоем.

— Что? — спрашиваю я и блаженство, которое испытывала несколько секунд назад, сменяется паникой. От мысли, что я разлучусь с Хоуп даже на минуту, сердце в груди сжимается от ужаса. Дыхание быстрыми рывками вырывается из груди. У меня не было панических атак с того случая в Провансе, но теперь я чувствую ее приближение. Понимаю, что это чрезмерная реакция с моей стороны, но мозг, кажется, не в состоянии переварить эту информацию. — Мы не можем оставить ее. Она еще слишком маленькая.

Ремингтон скатывается с меня и крепко обнимает, прижав спиной к своей груди, повторяя мою позу. Он натягивает простыню нам на плечи, затем начинает поглаживать меня по руке вверх-вниз, успокаивая.

— Делай глубокие вдохи, Селена, — настойчиво и вместе с тем мягко требует он.

Я делаю, как он говорит, вторя его дыханию, тому, как вздымается и опускается его грудная клетка. Когда я успокаиваюсь в достаточной степени, чтобы говорить, я переворачиваюсь и обхватываю ладонями его лицо.

— Спасибо. Прости, что отреагировала столь бурно.

Он поднимает голову, прижимается губами к моему виску и смотрит на меня нежным и теплым взглядом.

— Ей уже почти восемь месяцев.

— Знаю. Но все равно, — я потираю глаза, гадая, не покажется ли вопиющим, если я озвучу свои страхи. — Я никак не могу прекратить представлять себе все те ужасные вещи, которые могут произойти с ней, пока меня нет рядом.

Меня бросает в дрожь, и я теснее прижимаюсь к Ремингтону. По каким-то причинам демоны прошлого не отпускают меня. Мне не хочется жить так, вечно бояться, что что-нибудь произойдет.

— Хорошо, — в итоге шепчу я, а затем повторяю громче, — хорошо, малыш. Давай сделаем это, — я поднимаю голову и смотрю в эти красивые зеленые глаза, принадлежащие моему мужу. — Я должна перебороть это. Не хочу закончить свои дни в психушке из-за того, что боюсь своей собственной тени. Мы с тобой проведем некоторое время только вдвоем — ты и я, мистер.

Он улыбается мне, демонстрируя свои невероятно сексуальные ямочки.

— Я все организую как можно быстрее. Воспользуюсь своим ртом, чтобы с…

— Папа! — в нашу комнату врывается Адриан, запрыгивает на кровать и вскарабкивается отцу на колени. — Папа! Мама! Хоупи проснулась и воняет. Фу! Думаю, она обкакалась. И знаете что? Дядя Люк внизу тоже. Прямо под елочкой, — он улыбается нам, в его зеленых глазках сверкает веселье и что-то напоминающее предвкушение.

Мы с Ремингтоном обмениваемся взглядами.

— Под елочкой? — уточняю я.

Адриан кивает.

— Он спит. И храпит.

— Разве Люк и Дом не должны были приехать завтра вечером? — озвучиваю я вслух свои мысли, ни к кому конкретно не обращаясь, а затем поворачиваю голову, чтобы взглянуть на календарь, висящий над тумбочкой.

Двадцать второе декабря.

Да уж. Слишком рано. Дом с друзьями уехал кататься на лыжах в Кицбюэль, поэтому мы ждали обоих братьев не раньше, чем завтра к обеду. (Примеч. пер. Кицбюэль — старинный австрийский город-курорт горнолыжной направленности в Тироле).

Я и раньше видела, как Люк посещает вечеринки. Его можно назвать королем вечеринок, но даже при всем при этом, он ни разу не напивался до такой степени, чтобы развалиться на полу. Должно быть что-то не так.

— Пойду проверю как он.

— Может быть, он хотел стать Санта Клаусом в этом году, но уснул, да? — с надеждой в голосе озвучивает предположение Адриан.

Ремингтон хмыкает.

— Еще слишком рано для Санты, — у Адриана вытягивается лицо. Ремингтон кашляет и спрашивает: — На нем красный костюм и шапка?

Адриан качает головой и хмурится.

Я хватаю халат со стула и сажусь, одной рукой прикрывая простыней грудь. Пальцы Ремингтона, обхватывающие меня за бедро, напрягаются. Предупреждение. Я оборачиваюсь посмотреть на него, но его глаза прикованы к сыну. Его губы изгибаются, и я догадываюсь, что он старается подавить улыбку.

— Адриан, пригляди за дядей Люком, хорошо? Мы спустимся вниз через минутку. Проследи, чтобы он не перевернул елочку.

Адриан округляет глаза и решительно сжимает губы. Он так ждал, чтобы провести это Рождество целой семьей, и теперь твердо намерен защищать деревце. Он целует Ремингтона и меня в щеку, затем спрыгивает с кровати и мчится к двери, готовый приступить к выполнению задачи. На пороге он притормаживает, поворачивается и смотрит своими огромными зелеными глазами сначала на нас, а затем в направлении комнаты Хоуп Эстеллы и снова обратно на нас. Он едва заметно хмурит бровки и поджимает губки, словно пытается решить сложную задачу.

— Я проверю Хоуп, — обещает Ремингтон, понимая затруднение сына.

Успокоенный словами отца, Адриан вылетает за дверь и в коридоре слышится топот его маленьких ножек, а затем он скачет по лестнице, как любой шестилетний мальчишка.

— Ангелочек, — тихо произношу я, падая обратно на кровать и закрывая глаза, впитывая всепоглощающую любовь, которую испытываю к этому мужчине, мальчику и девочке в моей жизни.

Ремингтон молчит. Я открываю глаза, и наши взгляды встречаются — он смотрит на меня с теплотой. Наклонившись и проведя губами по моим губам, он отстраняется и говорит:

— Спасибо.

— За что?

— За то, что сделала меня счастливейшим из мужчин на Земле.