Скажи сама...

Глава 4

- Глупая женщина, - снова пробормотал он, сворачивая на горную тропу, но тут же устыдился, поняв, что не прав. Если за ними наблюдали, то, пожалуй, никому в здравом уме не пришло бы в голову связать эту лихую наездницу с командой рейнджеров. Просто сумасбродка, ради удовольствия бешено скачущая по горной тропе. Потом, проскакав так несколько миль и отъехав на достаточное, расстояние от лагеря, она спокойно свернет на нужную тропку и начнет восхождение.

Стараясь все время держать маленькую фигурку в поле зрения, Рейф пустился по другой тропе, о которой сказал ему Джо Коллинз, прекрасно знающий местность. Если кто-нибудь наблюдает за ними, они просто увидят другого наездника, но уже не такого отчаянного и рискованного. Они даже могут подумать, что это любовники, спешащие разными тропами к заранее условленному уединенному убежищу. Ничего подозрительного и необычного.

Он снова вернулся мыслями к Кони, жизнь которой, а может быть, и жизнь Джорданы зависят от терпения и умения холодной, расчетливой профессионалки. Он знал этот тип женщин, не раз встречал его в жизни. Бесстрастные, бесполые создания, для которых победа - все. В жизни и любви они были так же холодны и бессердечны, как и в работе. Поклоняясь только успеху и власти, они и в сексе, презирая романтические чувства, искали того же. Подобные дамы вот уже много лет его не увлекают. Не попадется он на эту удочку и сейчас.

Но я все время буду рядом с тобой, О'Хара, и ни на шаг не отступлю, молча пообещал он себе. Я сделаю это ради Кони. Дорожка превратилась в узкую, еле заметную между высокими скалами тропу, и он потерял наездницу из вида. Но для человека, привыкшего к горам, найти след лошади не представляло особого труда. Нужно просто очень внимательно смотреть на землю. Целиком уйдя в это занятие, Рейф не заметил бесшумно приблизившегося и преградившего ему путь Черного Джека.

- Вы заехали слишком далеко, мистер Кортни. - Холодный голос Валентины застал его врасплох. - Я буду вам очень признательна, если вы немедленно повернете назад. Дорога каждая минута, вы и так заставили меня потерять время.

- Даже не пытайтесь отговорить меня, - процедил он голосом, не оставляющим сомнений в его решимости. - Знайте, О'Хара: ничто и никто не заставит меня повернуть.

Глаза Валентины стали еще холоднее.

- Я могу и сделаю это одна. Никто не справится с заданием лучше меня.

- Возможно, леди, так оно и есть. Очень даже возможно. Только мы будем там вдвоем. Это мою крестницу взял в заложницы Браун, и, когда вы исполните то, что должны, я буду рядом.

Валентина прикусила губу. У нее не было ни времени, ни желания спорить с ним.

- Так вы отказываетесь вести себя разумно?

- На мой взгляд, я именно так себя и веду.

- Ну что ж, только учтите - если отстанете, я не буду ждать. Если попадете в беду, не только не остановлюсь, но даже не оглянусь. - Она понимала, что такому человеку, как Рейф Кортни, просто смешны подобные угрозы и что они уж никак его не остановят, но все-таки стоило попробовать.

У него заходили желваки на скулах, глаза сузились - эта женщина начинала всерьез доставать его, но голос остался спокойным.

- Уж как-нибудь справлюсь сам, обещаю.

- Не рассчитывайте на то, что лошадь сделает за вас всю работу. У вас действительно прекрасный конь, настолько хороший, что Патрика Маккаллума стоило бы отдать под суд за то, что он превратил его в мерина, но, когда дорога станет по-настоящему опасной, все будет зависеть только от вас. На такой тропе конь будет настолько хорош, насколько хорош наездник.

Рейф коротко кивнул.

- Обещаю, где вы проедете на Черном Джеке, там проеду и я на Эль Мирло.

- Отлично. - Валентина круто развернула коня, и тот, подчиняясь легкому прикосновению каблуков, легко, как горный козел, поскакал вверх. Она ни разу не оглянулась, но в этом и не было необходимости. Звонкий цокот копыт все время слышался позади нее.

Рейф Кортни был действительно хорошим наездником, и лошадь отвечала своей отличной репутации, но дорога им предстояла очень трудная и по-настоящему опасная. А ведь дальше должно быть еще хуже, не говоря уже о том, что самый опасный участок пути из соображений секретности им придется пройти пешком. Отмахнувшись от этих мыслей и решив расправляться с проблемами по мере поступления, Валентина сосредоточилась на дороге, не забывая все время успокаивающе шептать на ухо лошади. Весь остаток дня прошел в молчании. Куда направляла жеребца Валентина, туда ехал и Рейф. Он не мог уже не только говорить, но даже думать о чем-то, не относящемся к дороге. Все его силы уходили на то, чтобы удержать на тропе лошадь и самому удержаться в седле. Только редкий звук шуршащих под копытами камней нарушал тишину.

Солнце, похожее на раскаленный огненный шар, было в зените, и жара стала невыносимой. Чем выше они поднимались, тем тяжелее становилось дышать. Пот застилал глаза, рубашки прилипли к телу. Оба всадника были с ног до головы покрыты красноватой пылью, поднимаемой копытами лошадей. Валентина, надвинув пониже шляпу и смахивая соленый пот с ресниц, продолжала и продолжала ехать.

Там, наверху, ждала маленькая девочка.

- Железная леди, - мрачно бормотал Рейф, глядя на женщину впереди. - Должно быть, и сердце у нее такое же железное. - Но долго разглядывать ее мокрую, пыльную, но несгибаемо прямую спину он позволить себе не мог. Удержать лошадь на тропе было действительно чертовски трудно, и дорога требовала абсолютного его внимания.

Но все когда-нибудь кончается - и этот длинный день сплошного изнурительного восхождения был уже на исходе.

Они достигли небольшого плато, и пейзаж сразу изменился: вместо острых красных скал и узкой пыльной тропы под нещадно палящим солнцем - ковер мягкой зеленой травы, деревья, дающие благодатную тень, и призывно журчащий ручей.

Всадница спешилась. Выбрав место, где огромные дубы давали наибольшую тень, а ручей был поспокойней, Валентина опустилась на колени и голова к голове с Черным Джеком начала пить холодную прозрачную воду, одновременно следя, чтобы конь пил не слишком быстро и не слишком много. Рейф последовал ее примеру.

- Разобьем лагерь и переночуем здесь, - проговорила она и начала привычными ловкими движениями расседлывать лошадь.

- Но ведь еще несколько часов до заката, - попытался возразить Рейф. - Мы могли бы проехать большой отрезок пути, пока не стемнеет.

- Могли бы, - пробормотала она, снимая седло и раскладывая на камне попону, - но мы останемся тут. На сегодня хватит.

Первым порывом Рейфа было заспорить, но, подумав, он промолчал. Нравится ему эта женщина или нет - она явно знает свое дело. После целого дня пути, где каждую секунду ей приходилось принимать решение, от которого иногда зависела их жизнь, сомнений в этом у него не осталось. Посмотрев, как она собирает мягкую траву, чтобы обтереть спину взмыленного жеребца, он спокойно кивнул.

- Ладно.

Валентина остановилась, явно удивленная его покладистостью.

- Ладно? Значит, вы так легко соглашаетесь и не собираетесь спорить?

- Не собираюсь. - И он начал не спеша расседлывать лошадь.

Проведя рукой по мокрой спине мерина, проверяя, нет ли на ней ран от в обилии летевших из-под копыт мелких камушков, Рейф, последовав ее примеру, тоже начал рвать сухую траву.

- И никаких вопросов? - подозрительно спросила Валентина, с одобрением отметив про себя, как умело он обращается с конем.

- Нет. - Рейф продолжал, не глядя на нее, спокойно обихаживать Эль Мирло. - Полагаю, в свое время, леди, вы сами объясните, почему решили остановиться именно сейчас и именно здесь, - пробормотал он себе под нос.

Валентина была достаточно честна, чтобы почувствовать себя виноватой и устыдиться своей резкости. Конечно, она не хотела, чтобы он ехал, но причины, заставившие его сделать это, были ей совершенно понятны. Она и сама, наверное, на его месте поступила бы так же. Было очевидно, что он измучен беспокойством за жизнь своей крестницы и друзей, а тут она еще без конца придирается к нему.

Конечно, по-хорошему надо было бы извиниться за свою резкость, но почему-то именно с ним сделать это было чрезвычайно трудно. Решив оставить пока все как есть, Валентина отвернулась и снова занялась своим делом.

- Как думаете, можно рискнуть зажечь костер? - первым нарушил тишину Рейф. Пока что температура высокая, но, как только солнце сядет, все изменится. Конечно, в это время года не было опасности замерзнуть, однако без живительного тепла костра им предстояла бы весьма неуютная ночь.

- Не вижу причин, почему бы нам этого не сделать.

- Вы все еще думаете, что за нами следят и лагерь без костра будет выглядеть подозрительно?

- Чутье подсказывает мне: мы одни. Из того, что известно об "Апостолах", ясно, что они глупы, самодовольны и самонадеянны. Они абсолютно уверены, что действуют правильно и у всех окружающих вызывают парализующий страх. Полагаю, им даже в голову не придет, что Патрик Маккаллум посмеет ослушаться их требований и что-то предпринять. Так что, думаю, мы можем делать все, что нам вздумается.

- Пока мы не приблизились к хижине, - уточнил Рейф. - Если, конечно, чутье вас не обманывает.

- Да, такая возможность остается всегда. В любом случае осторожность не помешает, и, чтобы не вызвать подозрений, надо вести себя так, как вели бы себя обычные путники, разбившие лагерь.

- Разложить вещи, развести костер, приготовить еду...

- Именно, и поскорее искупаться, пока не похолодало.

- Пойду соберу хвороста и займусь костром, - вызвался Рейф, - а потом тоже окунусь.

- Отлично. Я быстренько. Приготовление еды оставьте мне. Раз уж приходится путешествовать вместе, то надо разделить обязанности.

- Ладно. - На какую-то секунду у него в голове вдруг возник нелепый вопрос: собирается ли она купаться прямо здесь или отойдет? И когда О'Хара скрылась за деревьями, он почувствовал легкое разочарование. Собственная реакция чрезвычайно удивила его - ведь она олицетворяла все, что ему так не нравилось в женщинах. Отмахнувшись от этих дурацких мыслей, он принялся за дело.

Когда Валентина вернулась, костер весело трещал, а на сооруженной из камней печурке варился кофе.

- Ну как, полегчало? - спросил Рейф, не глядя на нее и подкладывая в костер хворосту.

- Еще бы. - Женщина уселась возле огня и стала сушить волосы. - Тут недалеко есть место, недостаточно широкое, чтобы поплавать, но вполне подходящее для купанья - правда, очень холодного. - Она с благодарностью приняла кружку горячего кофе. - Я даже не предполагала, что вода такая ледяная.

- Ручей бежит прямо с вершины, и течение такое быстрое, что вода, видимо, совсем не успевает согреться, - проговорил он, явно думая о чем-то своем. Было заметно, что тревога за жизнь девочки не покидает его ни на минуту.

Ужин прошел в молчании. Каждый был занят своими мыслями.

Над лагерем поднялась круглая, не правдоподобно большая луна, придав пейзажу таинственную прелесть. Но в данный момент они не были способны оценить окружающую их красоту: Там, наверху, их ждала Кони, маленькое беззащитное существо в руках полубезумного убийцы.

Надо было укладываться. Завтра предстоял еще более трудный день. Рейф погасил костер и отправился к ручью, помыть котелок и кружки. Когда он вернулся, Валентина уже устроилась в спальном мешке.

- Придется встать с рассветом, - послышался ее тихий голос. - Если вы, конечно, намереваетесь следовать дальше.

- Буду готов с первыми лучами. - На секунду Рейфу показалось, что в глазах женщины мелькнуло облегчение, но она тут же отвернулась, и он понял, что ошибся. - Жаль, - сам не зная, почему, пробормотал он и принялся устраиваться на ночлег, продолжая думать об этой странной женщине. Подчиняясь приказу Саймона, она пошла на почти невыполнимое задание. Для нее это просто работа, ее привычная работа, не затрагивающая ее эмоционально. Ей нет дела до ужаса и боли маленькой девочки, Джорданы, Патрика. Успешное выполнение задания - вот все, что имеет значение для этой холодной, бесчувственной профессионалки, с озлоблением думал Рейф, не в силах больше оставаться рядом с ней. Стремительно подскочив, он поймал на себе пристальный, недоумевающий взгляд Валентины. - Все в порядке, - пробормотал он, стараясь сдержаться. - Пойду проведаю лошадей.

- Я устроила их на ночь, но лишний раз взглянуть не помешает, - поняв, что ему просто нужен предлог, чтобы побыть одному, согласилась она.

Рейф не мог до конца понять причину своего внезапного гнева. Может, дело просто в том, что ему неприятна эта женщина? Да нет. Уже много лет назад он прекрасно усвоил, что при выполнении заданий не должно быть места подобным чувствам. Нравится тебе человек или не нравится это не должно мешать делу. Так и не найдя ответа на свой вопрос, он отправился к лошадям. А когда вернулся, то увидел: Валентина, пристроив седло вместо подушки, мирно спала сном человека, которого ничто не тревожит.

Господи, как ему хотелось схватить ее, разбудить, закричать, заставить волноваться и переживать. Умом он понимал, что это нелепо, что для успешного выполнения задания она должна быть холодна и спокойна, что излишняя эмоциональная заинтересованность может в нужный момент заставить руку дрогнуть, но ничего не мог с собой поделать. Интуиция подсказывала ему, что на этот раз все не так, что в этом безнадежном деле чашу весов в пользу Кони перевесит не холодный глаз и твердая рука, а любящее, трепещущее сердце. Только это сделает невозможное возможным.

Зная, что ему не уснуть, пока ребенок Патрика не будет в безопасности, Рейф не стал раздеваться, а только скинул шляпу. Прошло несколько часов - он не представлял себе сколько, видимо, уже близился рассвет, - когда он услышал тихий, но полный такой боли и тоски стон, что не поверил своим ушам. Сначала ему показалось, что он все-таки задремал и услышал его во сне, но звук повторился снова.

Валентина металась в кошмаре.

- Нет! Я не могу. Господи, только не это! Пожалуйста! - Лицо женщины исказилось гримасой боли и отчаяния, губы продолжали шептать:

- Нет! Не надо! Пожалуйста! - Страстные мольбы сменились беспомощным, безнадежным всхлипыванием. Сон смахнул выражение холодной твердости и безучастности с ее лица, на нем было написано такое неприкрытое страдание, что он, невольный свидетель этого, содрогнулся от боли и жалости.

В одну секунду Рейф оказался рядом с ней, обнял и положил успокаивающую руку ей на лоб, почти уверенный, что он ощутит страшный жар, но лоб был холодным как лед.

- Валентина, - шептал Рейф, баюкая, успокаивая ее, - тише, тише.

Она судорожно вцепилась ему в плечо. На него смотрели невидящие, широко раскрытые глаза.

- Дэвид?

- Нет, - тихо прошептал он, откинув с ее покрытого холодным потом лба прилипшую прядь. - Это не Дэвид.

- Прости. Господи, мне так жаль...

- Я знаю, знаю.

- Прости, Дэвид, прости.

- Он понимает, он знает.

- Я не могла. - Тело женщины содрогнулось. - Я старалась. Я очень старалась...

Он крепко прижал ее к себе, бессознательно покачивая и шепча бессмысленные слова, словно утешая больного ребенка. Постепенно ее мышцы стали расслабляться, лицо проясняться, но губы все еще шептали:

- Дэвид, прости меня, прости.

- Он все понимает. - Рейф действительно верил в это, хотя и не знал, в чем Валентина винит себя. - Где бы он сейчас ни был, он слышит тебя и все понимает.

Наконец его спутница успокоилась и затихла. Утром она ничего не будет помнить, но ему уже никогда не забыть этого. Он обвинял ее в бесчувственности, что ж, теперь он знает, что это не так. И еще одно понял Рейф этой длинной бессонной ночью: Валентина О'Хара волновала его, волновала больше, чем он ожидал или хотел.