Скандальная любовь

ГЛАВА 18

После похорон прошло три дня. Ни на званые вечера, ни на приемы Николь не выезжала: не было настроения веселиться и кого-либо видеть. Она мало знала Элизабет, но внезапная смерть девушки стала для Николь сильнейшим потрясением. Это несчастье помогло ей понять, что для нее значит Хэдриан.

Он занимал все ее мысли. Она глубоко сопереживала ему. И в то же время испытывала боль от сознания того, что он любил Элизабет.

Николь решила, что ей необходимо увидеть его. Она должна облегчить его страдания, поддержать его, дать ему понять, что в его горе она рядом с ним. Ей было вполне понятно, что это опять будет против всех правил приличия и общественной морали, но для нее было бы и прилично и пристойно, если бы она оказалась нужна Хэдриану. Николь считала, что он никогда не нуждался в ней так, как сейчас. Она волновалась, гадая, какой он ей окажет прием, но уже ничто на свете не могло остановить ее.

От Регины и Марты — они не прекращали светского общения после похорон — Николь знала, что герцог заперся у себя в доме, никуда не выезжает и никого не принимает. Но шестое чувство подсказывало ей, что ее он примет.

Дворецкий, коренастый человек с тяжелым подбородком, впустил ее в огромный круглый вестибюль и, изучив для вида визитную карточку Николь, бесстрастно сказал:

— Его сиятельство не принимает.

— Да, я слышала об этом, — глубоко дыша, заговорила Николь, — но я хороший друг герцога… Как вас зовут?

— Вудворд, — ответил дворецкий с достоинством.

Похоже, что аргументы Николь не произвели на него никакого впечатления.

— Пожалуйста, Вудворд, скажите его сиятельству, что я здесь, Он не откажется видеть меня.

Вудворд некоторое время раздумывал, потом кивнул и вышел.

Николь почувствовала, что дрожит.

Герцог был немного пьян. Он с детства не переносил даже запаха спиртного, но сегодня напился преднамеренно. Он уже несколько дней не спал, и ему необходимо было расслабиться, чтобы снять нервное напряжение и заснуть.

У него было очень тяжело на душе. Он понял, правда, с опозданием, что очень любил свою невесту. И дело было, конечно же, не в плотской любви. Ему недоставало ее теплоты и неиссякаемой душевной щедрости, деликатности и благородства. Воспоминания мучили его.

Вот она ребенок, только начинающий ходить, а он, двенадцатилетний мальчик, участливо наблюдает, как она ковыляет от стула к стулу. В шесть лет она сильно ушиблась и плакала у него на руках. В тринадцать лет она, стесняясь, угощала его печеньем, которое испекла сама. Как же она засветилась, когда он поцеловал ее, поздравляя с восемнадцатилетием!

Теперь об этом поздно жалеть, но лишь сейчас он понял, что Элизабет была его единственным другом. Он с детства не водил компаний, привык быть один, но с ней было легко и просто, она была самоотверженной и бескорыстной, всегда поддерживала и защищала его. Даже если он был иногда неправ, то она находила ему оправдание. Он воспринимал их отношения как сами собой разумеющиеся.

Если бы можно было все вернуть назад, то все бы тогда было по-другому!

Сейчас герцог был настолько расстроен, что забыл все то, чему научился в детстве: скрывать свою боль, свои страдания и никогда не показывать, что он чувствует и о чем думает. Скрывать не только от других, но прежде всего от самого себя. До недавнего времени это ему удавалось. А сейчас…

Он залпом выпил рюмку шотландского виски, и его передернуло. Он так и не понял, отчего умерла Элизабет. В Бога он верил, хоть в церковь и не ходил. Смерть сама по себе бессмысленна, как, впрочем, он успел заметить, бессмысленна и сама жизнь. Может быть, и Бога нет вообще, или он не справедлив и не милостив. Он мог бы справиться с горем, но было нечто еще, что его смущало, — это чувство вины.

Вот уже несколько дней он не выходил из библиотеки. Он подошел к камину и пошевелил поленья, стараясь отогнать преследующие его мысли.

Чувство вины усиливалось. Еще не успели похоронить Элизабет, как перед ним опять возник образ Николь. «Черт бы ее побрал», — подумал он, яростно ворочая поленья.

В течение нескольких прошедших недель, пока болела Элизабет, он уделял ей мало внимания: он был слишком занят делами и испытывал сильное физическое влечение к Николь Шелтон. Элизабет не заслуживала такого к себе отношения.

«Я негодяй, чудовищный негодяй, эгоистичный, сексуальный подлец, ничем не отличающийся от своего отца», — корил себя Хэдриан.

Он закрыл глаза, но яркий образ не исчез. Живое, привлекательное, смеющееся лицо Николь и бледный, безжизненный лик Элизабет. Прекрасная фигура, грациозность крупного зверя, бьющая через край энергия, неукротимая гордость Николь и миниатюрность, хрупкость, сдержанность, кротость Элизабет. В Николь было все, что символизировало жизнь.

Даже виски не могло отвлечь его от этих размышлений. Копаясь в себе, он убедился, что в нем продолжало жить желание, страстное желание, избавиться от которого невозможно. Объектом этой страсти была Николь.

Раздался стук в дверь, хотя он предупреждал, чтобы его не беспокоили. Не имея привычки повышать голос на слуг, он вежливо сказал:

— Да?

Вошел Вудворд, всем своим видом показывая, что извиняется. Выражение эмоций для такого великолепного слуги было совершенно необычным явлением.

— Леди Николь Шелтон пришла с визитом. Она настояла на том, чтобы я непременно доложил о ней, ваше сиятельство.

Сердце герцога ударило в набат. От мгновенно возникшего сильного желания он ощутил недостаток воздуха.

— Пусть убирается! — рявкнул он.

Сильнейшее удивление отразилось на лице Вудворда, но через мгновение он справился с собой.

— Хорошо, ваше сиятельство.

— Подожди! — поспешно окликнул его герцог, когда дверь уже закрывалась. — Я передумал. Проводи ее сюда.

Вудворд кивнул и исчез. Хэдриан ходил по комнате взад и вперед, все больше распаляясь. Зачем она пришла? Неужели не могла после похорон выдержать какой-то срок? Может быть, она совсем не уважала усопшую? Что ей нужно и как она смеет! Незадолго до смерти Элизабет он совершенно искренне намеревался незамедлительно жениться на ней и уехать в деревню. Может быть, он пытался свое желание противопоставить надвигающейся смерти? Всю неделю, проведенную у постели больной, он давал себе клятвы быть ей верным не только в поступках, но и в мыслях, это означало выбросить Николь Шелтон из головы и сердца, вообще из своей жизни.

Вудворд провел Николь в библиотеку и сразу же вышел.

Герцог впился в нее глазами. Зачем она здесь? Почему именно сейчас? Он видел, что Николь в состоянии почти безумного волнения. Конечно, не из-за Элизабет, это было бы верхом лицемерия. Ее чудесные серые глаза были полны участия и сострадания. Уж не мерещится ли это ему спьяну? Кому же адресуется ее сострадание, если не ему? А вдруг? Это не было похоже на обычные дикие набеги в его дом. Сейчас она не имела ничего общего с женщиной, которая, по существу, призналась, что хочет соблазнить его.

— Хэдриан? Как вы? С вами все в порядке?

Он прижался спиной к камину, не обращая внимания на жгущий его огонь.

— О да. Со мной все в порядке, — сказал он насмешливым тоном, — конечно, если смерть невесты считать обычным явлением.

Николь долго не отвечала, но всем своим существом выражала ему еще большее сочувствие. А он опасался обнажить свою душу, открыть ей свое горе. Можно было подумать, что он искал у нее сочувствия, но ему ничего не надо, совсем ничего.

— Я очень сожалею… — воскликнула она, но он оборвал ее:

— Мне не следует удивляться вашему визиту, не так ли? Вы же не признаете правил приличия, пристойности. Должен вам признаться, что в отдельных случаях я их все-таки признаю.

Не шелохнувшись, она стояла у дивана и смотрела ему прямо в лицо.

— Я не могла не прийти, — сказала она тихо. — Я должна была убедиться, что с вами все в порядке.

— Вы пришли сюда из-за меня? — с недоверием спросил он. — Я ведь недавно серьезно говорил с вами. Все кончено, Николь. Что бы там ни было между нами прежде — теперь все кончено.

Его охватила бешеная злость. Злость на себя, на нее, на весь мир.

— Я понимаю.

— Если бы вы понимали, вас не было бы здесь.

— Именно потому, что я понимаю, я здесь, Хэдриан. Вам нельзя быть одному.

— Я хочу быть один.

— Если это так, то зачем вы позволили мне войти?

Он больше не мог отрицать очевидную истину: он больше не хотел оставаться один, ему хотелось быть с ней.

— Уходите немедленно. Иначе будет слишком поздно.

Она не тронулась с места.

— Вы что, не слышали, что я сказал?! — закричал он. — Я сказал вам: убирайтесь! Вон отсюда! Вон из моей жизни!

В руках у него был бокал с виски. Он вспомнил о нем и с силой швырнул его в дверь за спиной Николь. Бокал со свистом пролетел у нее над головой и вдребезги разбился. Николь только чуть вздрогнула.

Он порывисто дышал. В нем был хаос чувств: долг, благородство, верность, вожделение, нежность… Ему вдруг стали ненавистны все его переживания, борьба чувств и она вместе с ними.

— Я чуть не попал в вас.

— Но ведь не попали же. И никогда не попадете.

Его начало трясти, и он резко отвернулся.

— Я вижу, что вам больно. Знаю, что запустили в меня бокал, потому что рядом не было никого, кого вы могли бы ударить. Пожалуйста, я ничего не имею против. Я тоже считаю, что это ужасно несправедливо. Как могло случиться такое с тем, кто был всегда так добр и так искренен?

— Не надо. — Он смотрел на разгоревшийся в камине огонь. Жар от пламени обжигал ноги и живот. Он закрыл глаза. Она была такой, какой никогда не была Элизабет, и то, что она здесь, живая, полная энергии и здоровья, причиняло ему боль. Образ Элизабет стал утрачивать четкость и постепенно исчез совсем. Страшная тоска охватила всю его душу… Но это уже была тоска по Николь.

— Я попрошу Вудворда принести нам чаю, — сказала она наконец.

Он прислушивался к ее шагам, и страх охватил его. Непременно нужно было освободиться от нее. Он попытался вернуть спасительный образ Элизабет, но ничего не получалось: она виделась ему какой-то бледной и расплывчатой. Необходимо было взять себя в руки, совладать со своими чувствами. Герцог несколько раз глубоко вздохнул.

Вернулась Николь, и сердце опять забилось гулко и неровно.

— Вы выглядите усталым, Хэдриан. Пожалуйста, идите сядьте. Сейчас Вудворд принесет горячий чай. Вы что-нибудь ели в последнее время?

Он медленно повернулся и долго не сводил с нее взгляда. Он увидел, что ее сочувствие очень искренне. И тут сильное желание опять начало овладевать им.

— Хэдриан?

Он повернулся к камину и стал смотреть на огонь. Как он ни старался, но вызвать в сознании четкий образ Элизабет не удалось.

Вудворд постучался и вошел с чаем. Герцог слышал, как слуга поставил поднос и спросил Николь, не нужно ли ей еще чего-нибудь, но не обернулся. Он боялся оборачиваться, боялся самого себя, того, что он может сделать.

Дверь за слугой закрылась. В библиотеке стало тихо. Тишину нарушали лишь тиканье старых, еще прадедушкиных настенных часов да потрескивание поленьев в камине. Герцог услышал, что Николь встала и идет к нему. Он напрягся. Она остановилась сзади так близко, что он почувствовал тепло ее тела.

— Хэдриан, вы не хотите пойти и сесть?

— Нет.

— Может, вы пойдете наверх и ляжете спать? Ваше состояние меня пугает.

Его состояние путало его самого еще больше. Он боялся пошевелиться. Он хотел сказать ей, чтобы она ушла, приказать, но вместо этого сказал:

— Я не могу спать, Николь, поверьте мне, если бы мог, то не был бы в таком состоянии.

Она вздохнула и нежно прикоснулась к его спине. Хэдриану показалось, что грозовой разряд прошел сквозь него. Он испытывал отчаянное желание, чтобы она обняла его, как ребенка. Но она этого не сделала.

Больше бороться у него не было сил.

— Хэдриан, может быть, вы попытаетесь заснуть. Я вижу, что вы измучены до предела. Позвольте мне позвать Вудворда.

Ее ладонь дрожала у него на спине. Он уже потерял способность размышлять. Лишь слово «опасность» пульсировало в виске.

— Не зовите Вудворда, — сказал он хриплым голосом.

Николь начала обеими руками массировать его шею. Он стоял очень спокойно, однако напряжение не проходило, а все более усиливалось. Его начало трясти, терпению пришел конец, — он проиграл.

— Николь! — выкрикнул он ее имя, резко повернулся и схватил ее в свои объятия. Она замерла, но даже не пыталась оттолкнуть его. Глаза выражали удивление, но не испуг. Он прижал ее к себе и почувствовал отклик ее тела. Он уткнулся лицом ей в шею. Все расплылось и поплыло перед его глазами…

— Все хорошо, — приговаривала она, гладя его по спине, — все хорошо.

Он долго не разжимал объятий, не осознавая, что почти ломает ее, делает ей больно. Он надеялся унять движение разноцветных кругов перед глазами. Радость, отчаянье, горе и боль соединились в одно ощущение огромного физического и душевного подъема.

Николь в его объятиях была удивительно податливо теплая. Он чувствовал в ней энергию и радость бытия. Она была носителем тех качеств, которые составляли для него жизнь. Он стал раскачиваться вместе с ней, и она доверчиво и крепко к нему прижалась. У него слезы выступили на глазах — как же она ему была нужна! Нет, его состояние нельзя было объяснить физическим влечением, пусть даже необычно сильным. Здесь явно было что-то большее.

Она наклонила его голову назад, чтобы видеть лицо, и прошептала:

— Всегда… Я всегда буду рядом. — Медленно почти целомудренно, она поцеловала его в губы.

Хэдриан теперь не пытался обуздать себя. Он распустил ее волосы, и они черным водопадом обрушились на спину. Их взоры встретились: в ее глазах было предчувствие чего-то неведомого, в его — огонь Он поцеловал ее. Звуки страсти вырвались из горла Николь. Хэдриан опустился на колени, увлекая ее за собой. Она лежала на спине, а он осыпал отчаянными и голодными поцелуями ее глаза, лоб, щеки, рот, шею. Она рыдала.

— Николь… Николь… — шептал он.

Может быть, нужны были какие-то другие слова, но он не мог их найти и не смог бы произнести, если бы нашел. Николь прижалась к нему, неистово отвечая на поцелуи. Хэдриан задрал ей юбки, нащупал разрез платья и разорвал его на две части.

Через секунду он вытащил свой возбужденный член и стал его бесцеремонно и безжалостно заталкивать в нее. Она была в шоке от его яростной атаки. А он забыл, что она девственница. Он попытался как-то сдержать безумие своего порыва, но не смог: взрыв потряс его тело. Содрогаясь, он упал на нее. Николь обнимала и ласкала его. Он пришел в себя и обрел способность соображать.

Круги перед глазами не исчезли. Но выражение лица приобрело не свойственную ему мягкость и расслабленность, он улыбался.

— Простите.

— Не надо просить прощения, — сказала Николь, нежно гладя его влажные волосы. — Никогда не просите прощения у меня!

От виски и бессонных ночей он еле держался на ногах. Успокаивающие ласки Николь были непреодолимы. Хэдриан почувствовал, как тяжелый сон сходит на него, и, уже сопротивляясь ему, обнял женщину, лежавшую рядом с ним. Последней мыслью его было полное нежелание сопротивляться чему-либо…