Метель неожиданно настигла леди Хелен Джеффриз, и это оказалось третьим по счету несчастьем за один день.
Она выбралась из лежавшей почти на боку сломанной кареты, и, когда ледяной ветер подхватил полы ее ярко‑красной накидки, потуже затянула вокруг светлых волос отделанный мехом горностая капор. Крошечные льдинки били ей в лицо, но Хелен не обращала на них внимания. Она ободряюще помахала рукой вслед своему лакею, который вскоре исчез за плотной завесой снега.
Холод пронизывал ее до костей, и к тому же ей было страшно. День клонился к вечеру, и, даже если Кокс доберется в деревню до наступления темноты, останется ли время собрать людей, чтобы послать ей на помощь?
Скорее всего не останется. Ей, мисс Гилберт и получившему травму кучеру, возможно, придется провести здесь всю ночь — в темноте и холоде. Лошадь, привязанная в укрытии в скалах, не сможет выдержать троих.
И все это случилось по ее вине.
Донельзя расстроенная, Хелен снова пробралась в карету — здесь по крайней мере было теплее, чем снаружи. Милорд завозился и тявкнул. Она взяла на руки бело‑коричневую собачонку и прижала к себе ее теплое тельце.
Мисс Гилберт укутала больную ногу кучера одеялом. В коричневом капоте она была похожа на упитанного воробышка.
— Ах, миледи, — щебетала старая гувернантка, — что же нам делать? Бедный Кокс замерзнет по дороге, и мы здесь тоже.
— Все не так страшно, как кажется. — Хелен попыталась улыбнуться. — Он доскачет до той деревушки, мимо которой мы проехали — до нее не больше мили, — и нас вмиг спасут. Мистер Эббот, вам очень больно?
— Терпеть можно, — ответил кучер; его заросшее седой щетиной лицо сморщилось. — Извините меня, миледи, за то, что я так неловко съехал с дороги.
— Это несчастный случай, — быстро возразила Хелен. — Бывало и похуже. Помните песчаную бурю в Северной Африке? А землетрясение в Турции?
— Тогда нас спас лорд Хатауэй. — Было видно, что мисс Гилберт крайне обеспокоена. — А что мы будем делать сейчас без него?
«Я бы тоже хотела это знать», — подумала девушка.
Отец Хелен, маркиз Хатауэй, часто сопровождал ее в путешествиях. После неудачной помолвки она уехала из Англии в поисках новой жизни, много путешествовала по миру и постепенно стала находить удовольствие в одиночестве, особенно ценя свою свободу.
Лорд Хатауэй намеревался сопровождать дочь в ее поездке по горной Шотландии, но, когда на рассвете они уже были готовы отправиться в путь, из доков пришло известие, что на одном из кораблей, принадлежавших лорду, вспыхнул пожар. Хелен хотела остаться с ним, но отец убедил ее не задерживаться, пообещав присоединиться к ней позже.
Пожар был первым несчастьем в этот день.
Второе произошло после ленча, когда с серого, покрытого тяжелыми тучами неба вдруг начали падать редкие снежинки. Поскольку время обычных снежных бурь еще не наступило, Хелен настояла на том, чтобы отправиться в путь. Она была в восторге от сурового пейзажа — такого древнего и естественного. За исключением редких дымков из каменных труб, горная Шотландия представляла собой дикий край, не тронутый человеком, где огромные утесы возвышались над покрытыми вереском болотами. Один раз ей удалось мельком увидеть стадо красных оленей, пасшихся в глубокой тени соснового бора. Потом ее восхищенному взору открылся водопад, с шумом спускавшийся с покрытой мхом скалы.
По мере того как карета поднималась все выше в горы, легкая снежная пороша превратилась в плотное белое одеяло. То и дело налетал шквалистый ветер, но даже тогда Хелен не переставала восторгаться дикой красотой окружающего мира.
— Миледи, — сказал Эббот, понурив голову, — покорно прошу вас простить меня за то, что стал причиной этого несчастья. Когда милорд узнает, что я наделал…
— Тебя не уволят, — заявила девушка. — Это я во всем виновата. Нам следовало повернуть обратно, как только ты предупредил меня, что надвигается метель.
— О Боже! Мы все погибнем! — запричитала гувернантка, прикладывая к покрасневшему носу кружевной платочек. — Наши окоченевшие тела найдут весной, когда растает снег.
— Пожалуйста, не надо, к чему весь этот драматизм!
— Вы только послушайте, как воет ветер. Буря усиливается! — Гувернантка выглянула в окно. — Такое впечатление, что какой‑то злой волшебник околдовал эту дикую страну.
— Чепуха, — возразила Хелен, но она и сама почувствовала, как по телу побежали мурашки. — Мы здесь в безопасности, и у нас достаточно еды, чтобы продержаться. Сядьте поудобнее и расслабьтесь, мисс Гилберт, дорогая, а я вам немного почитаю.
Из‑за неустойчивого положения кареты только один человек мог расположиться на обитом голубым плюшем сиденье. Положив себе на колени Милорда, Хелен села на пол, достала из чемодана книгу сэра Вальтера Скотта «Роб Рой» и начала читать ее вслух, пытаясь отвлечься от воя ветра за стенами кареты. Через несколько минут подбородок Эббота уткнулся в широкую грудь, и раздался тихий храп. Мисс Гилберт, забившись в угол, тоже закрыла глаза.
День медленно угасал.
Скоро станет совсем темно, думала Хелен, гладя Милорда. Руки и ноги ее окоченели. Интересно, добрался Кокс до деревни или нет?
Что, если снег будет идти всю ночь, а спасение придет слишком поздно? Мысль о необходимости провести еще несколько часов на холоде пугала ее. Впрочем, с ней будет все в порядке, а вот бедный Эббот от боли, видимо, потерял сознание…
Привалившись к стенке кареты, Хелен посмотрела в окно. За стеклом плясали снежинки, а вой ветра походил на заунывный плач заблудшей души.
Чувство невыносимого одиночества пронзило ее. Она заблудилась не только в этой незнакомой глуши — ее душа уже давно была пуста. Ей как будто чего‑то недоставало… но чего? Она все время недовольна… но чем? Может, тем, как она живет?
Конечно же, нет. Ей нравилось быть свободной, делать то, что захочется, нравилось путешествовать; и все же… Она вспомнила, как несколько недель назад навещала свою сводную сестру Изабсль и ее мужа Джастина, которые жили в родовом поместье в Дербишире со своими детьми. Воздух там был напоен всеобщим счастьем, и несколько раз Хелен наталкивалась в саду на целующихся мужа и жену. Сердце ее начинало ныть при виде этих нежностей.
Как себя чувствует женщина в объятиях мужчины, позволяя ему прикасаться к потаенным местам своего тела, участвуя в таинственном действии совокупления? Она много поездила по свету, за пять лет повидала больше экзотических мест, чем иная женщина за всю свою жизнь, но ей было неведомо прикосновение мужчины.
Однажды у нее был шанс, но тогда она не была готова, а теперь боялась, что этот шанс может уже никогда не повториться. Ей вовсе не хотелось выходить замуж за скучного, чопорного английского лорда, но ее отец будет страшно разочарован, если она выберет себе в мужья человека не их круга. Кроме того, после свадьбы она лишится свободы, и одной этой мысли было достаточно, чтобы погасить любые романтические желания. Уже никогда не стать ей той наивной девочкой, для которой единственным избавлением от скуки были лондонские сезоны.
Конечно, и в приключениях были свои недостатки. Вот и сейчас желание острых ощущений завело Хелен в пустынное место, где бушевал снежный буран, а в результате она поставила под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь преданных ей слуг.
Тем не менее она чувствовала, что это ее судьба — полюбить величавые горы Шотландии. Если бы она все еще верила в сказки, то обязательно решила бы, что эти горы заколдованы…
Милорд поднял шелковистые ушки и зарычал, глядя на дверцу.
Мгновение спустя за окном мелькнула чья‑то тень, и Хелен увидела очертания громадного чудовища.
Крик застрял у нее в горле. Она выпрямилась и полузамерзшими пальцами судорожно схватила книгу в толстом кожаном переплете. Жаль, что это не пистолет, но хоть как‑то поможет защитить Джилли и Эббота.
Порыв ледяного ветра распахнул дверцу настежь, и сразу залаяла собака. Мисс Гилберт открыла глаза и вскрикнула от удивления. Лишь Эббот продолжал храпеть как ни в чем не бывало.
Чудовище просунуло громадную голову и плечи внутрь кареты, заслонив и без того тусклый свет, — его спутанные черные волосы серебрил снег, мускулистую грудь прикрывал кусок клетчатой материи, а на мужественном лице горели черные глаза.
Хелен облегченно вздохнула. Слава Богу, это не зверь, а просто горец.
— Здравствуйте! — Она протянула ему руку. — Я леди Хелен Джеффриз, а вы?
Человек посмотрел на нее так, словно она была его злейшим врагом, и что‑то пробормотал себе под нос.
Эббот наконец проснулся и стал протирать глаза.
— Что случилось? Кто это?
— Благодарение Богу, нас нашли, — ответила Хелен. Она попыталась встать, но ее ноги запутались в длинной юбке. — Вы пришли из деревни, сэр?
Горец молча кивнул. Он шагнул в карету, которая закачалась под его тяжестью.
Сердце Хелен отчаянно забилось; она отступила назад, почти вдавив в стенку кареты пухлое тело мисс Гилберт.
— Вы, должно быть, встретили моего лакея Кокса. С ним все в порядке? — Поскольку ответа не последовало, Хелен решила, что горец ее не понимает, и стала говорить медленнее: — Это он, наверное, сказал вам, где мы находимся?
Горец пробурчал что‑то нечленораздельное.
Может, этот человек — недоумок?
Повернувшись к Хелен спиной, он потрогал ногу кучера, и тот скривился от боли. Тогда горец вышел из кареты и вернулся с короткой прямой палкой. Достав из висевшей у него на поясе сумки длинный кусок материи, он прибинтовал палку к ноге Эббота.
— У вас сломана лодыжка, — сказал он с сильным шотландским акцентом. — Вам не следует двигаться без лубка.
Оказывается, незнакомец по крайней мере умел говорить.
— Вы уверены, что это не просто вывих? — озабоченно спросила Хелен.
Человек посмотрел на нее строгим взглядом, будто это она была виновата в аварии.
— Не просто. Временная шина защитит ногу.
— Спасибо. Нам надо сейчас же отправляться в путь, если мы хотим добраться в деревню до наступления темноты. Думаю, в нашем распоряжении меньше часа. Не будете ли вы так добры помочь мистеру Эбботу выбраться из кареты?
Сунув себе за пазуху Милорда, Хелен пробралась к дверце. Снег колол ей щеки, ветер трепал накидку, но она стиснула зубы и вышла наружу. Метель разыгралась не на шутку. Скользя и спотыкаясь, она добралась до лошади, которая тут же уткнулась мордой ей в карман, явно надеясь, что ее покормят.
— Прости, дорогая, — прошептала Хелен, — но сначала тебе придется кое‑кого отвезти.
Замерзшими пальцами она пыталась развязать кожаные вожжи, но ее довольно грубо оттолкнули. Подняв глаза, она увидела суровое лицо горца.
— Верхом поедет человек со сломанной ногой, — твердо заявил он. — А не вы. — Прежде чем Хелен успела ответить, он увел лошадь.
Неужели горец подумал, что именно она претендует на то, чтобы ехать верхом?
Такое предположение до крайности возмутило девушку, но она слишком замерзла, чтобы крикнуть ему что‑нибудь вдогонку, поэтому, вернувшись к карете, стала помогать выбраться мисс Гилберт.
Горец между тем уже усадил дюжего кучера на лошадь, а затем потыкал в багаж, привязанный к задней стенке кареты. Хелен это показалось подозрительным, и она, подойдя к нему, поинтересовалась:
— Вы что‑то ищете? Я могу вам помочь?
— Я ищу еду. Не могли же вы пуститься в такой далекий путь без провизии.
— В карете под сиденьем стоит большая корзина, и… если вам что‑то надо, просто спросите у меня…
Он, не дослушав, направился к дверце, залез внутрь и тут же вернулся с большой корзиной.
— Вот, несите это, а я поведу лошадь.
Кивком головы незнакомец велел женщинам следовать за ним, а сам направился к расселине между двумя скалами.
С собачонкой в одной руке и корзиной в другой Хелен поспешила за горцем.
— Деревня в том направлении, — сказала она, показывая на дорогу: вдруг он и вправду туповат?
— Слишком далеко, слишком темно, чтобы идти туда.
Он хотел отвернуться, но она поспешно схватила его за рукав.
— Подождите. Как вас зовут?
Он нехотя ответил, но она, видимо, не так его поняла.
— Чудовище? Неужели?
— Да нет же, Макбрут, без «е». — Он нетерпеливо мотнул головой [4].
О, этот человек даже буквы знает! Хелен захотелось сказать, что это имя ему как нельзя лучше подходит. Но какими бы мистер Макбрут ни обладал недостатками, надо отдать ему должное — он очень кстати пришел им на помощь.
— А как вы нас нашли?
— Ваш слуга.
Она была просто в отчаянии.
— Почему же вы мне сразу об этом не сказали?
— Времени не было на болтовню.
Он повел лошадь по крутой тропе вверх в горы, за ним шла мисс Гилберт, а Хелен с Милордом и тяжелой корзиной замыкала шествие, стараясь не отстать в сгущавшейся темноте. Хелен шла с трудом, проваливаясь в сугробы, которые были выше ее ботинок, и чувствовала, как ледяные ручейки текут по шелковым чулкам. Очень скоро подол ее платья пропитался водой, и холод пополз вверх по юбкам. Мисс Гилберт еле двигалась, и Хелен, как могла, старалась ей помочь, хотя это и было неудобно, поскольку под мышкой она держала Милорда.
— Храни вас Бог, миледи, — тяжело дыша, проговорила гувернантка, — и храни Бог нашего спасителя. Как нам повезло, что мы его встретили!
— Да, нам повезло. — Хелен не стала вдаваться в подробности, чтобы не напугать мисс Гилберт.
Что‑то в Макбруте вызывало у нее беспокойство. Могут ли они довериться ему? А вдруг он бандит и теперь ведет их в свое логово…
Девушка поскорее отогнала от себя мрачные мысли. Лучше она будет его хвалить за то, что он вовремя отыскал их.
Макбрут — так, верно, называется его клан. А как зовут его самого?
Размеренным шагом они поднимались все выше. Могучую спину горца покрывал толстый шерстяной плед, и время от времени из‑под доходящего до колен килта Хелен видела его ноги. Вид этих ног почему‑то вызывал у нее странное ощущение внизу живота. Если бы у него была хоть капля разума, то в такую погоду он надел бы клетчатые шотландские штаны. Впрочем, возможно, и его буран застиг врасплох.
Куда же он их все‑таки ведет?
Ответ появился очень скоро: сквозь завесу снега она увидела замок, прижавшийся к отвесной скале. Не было ни рва, ни подвесного моста, а лишь ворота в виде арки с поднятой решеткой. В сгущавшихся сумерках Хелен разглядела две башни, стоявшие по углам большого, окруженного высокой стеной двора.
Выбирая дорогу среди разбросанных камней, Макбрут повел лошадь к высокому каменному строению. К этому времени Хелен уже не чувствовала под собой ног от холода и усталости, однако она больше беспокоилась за мисс Гилберт: пожилая дама с трудом переносила холод и крутую каменистую дорогу, она опиралась на руку хозяйки всей своей тяжестью и не переставая дрожала.
Внутри было темно и сыро, но стены по крайней мере защищали от ветра и снега. Хелен поставила на землю корзину и оглядела похожее на пещеру помещение. Через узкие окна где‑то почти под самым потолком едва пробивался свет.
— Что это за место? — спросила Хелен Макбрута.
— Мой замок.
— Ваш замок?
— Ну да.
— Вы живете здесь один?
— А разве вы видите здесь кого‑нибудь еще? — пробурчал он в ответ и, проведя лошадь следом за собой, снял с нее Эббота, а затем усадил его прямо на каменный пол, прислонив к стене.
Хелен села возле него на корточки.
— Бедный Эббот. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, миледи, — ответил слуга, но по его лицу было видно, что это далеко не так.
Хелен поискала глазами хозяина.
— Ему нужно тепло. Нельзя ли…
Прежде чем она успела предложить разжечь огонь, Макбрут вошел в темный холл, и его тяжелые шаги гулко отозвались в полупустом помещении. Какой грубый, неотесанный человек, подумала Хелен и тут же услышала стук поленьев, брошенных в очаг. Не прошло и минуты, как от камина потянуло теплом и в комнате стало заметно светлее.
Нет, он все‑таки замечательный человек!
Хелен усадила мисс Гилберт на колченогую табуретку возле огромного каменного камина, и бедная женщина сразу протянула руки к огню.
— Ах, как хорошо, — сказала она и улыбнулась, отчего стала похожа на пухленького крота, которого пригласили в замок к герцогу.
Хелен опустила Милорда на пол, и тот тут же подполз к огню. Сама она встала спиной к камину, наслаждаясь благословенным теплом, и увидела, как Макбрут несет к огню Эббота.
Сняв с себя отделанную мехом накидку, Хелен постелила ее возле камина.
— У вас есть какие‑нибудь одеяла? — спросила она хозяина.
— Наверху в сундуке. Возьмите свечу, там темно.
Хелен нашла огарок в корзинке рядом с камином и зажгла его. Как же ей не хотелось покидать тепло очага, чтобы снова очутиться на холоде!
Кое‑как миновав длинный коридор, она очутилась в огромной комнате.
В нос ей ударил затхлый запах. Слабый свет огарка высвечивал лишь небольшой кусок пола, оставляя все остальное в темноте. Подняв свечу над головой, Хелен стала искать глазами лестницу на второй этаж. Вдоль стен на огромных выцветших гобеленах висело ржавое старинное оружие, немногочисленные стулья покрывал слой пыли… Если это и есть жилище Макбрута, ему срочно нужна домоправительница, а еще лучше жена, которая сумела бы немного его обтесать. Хотя, может, она у него уже есть — закована где‑нибудь в темнице.
В одной стене Хелен увидела арку, а за ней лестницу, но нечто другое, а не лестница, привлекло ее внимание. На возвышении, полускрытом в тени, стоял на козлах длинный стол, накрытый пожелтевшей полотняной скатертью и сервированный к обеду. Тарелки из тончайшего фарфора давно покрылись плесенью; хрустальные графины и нечищеные серебряные канделябры опутала липкая паутина. На блюдах лежали куски чего‑то черного, и, только подойдя ближе, девушка поняла, что это окаменевшая еда.
Мурашки побежали по ее телу. Призрачный обеденный стол будто стоял в ожидании гостей, которых куда‑то неожиданно позвали и они вот‑вот вернутся. Что могло случиться? Война кланов? Скорее всего произошла какая‑то ужасная трагедия, раз даже слуги не вернулись, чтобы убрать со стола.
— Лестница с другой стороны! — Грубый голос Макбрута заставил Хелен вздрогнуть. Она обернулась, держа свечу в дрожащей руке. В лучах света, проникавшего из холла, где горел камин, он показался ей каким‑то мистическим зверем; его тело отбрасывало на пол огромную тень.
Поднимаясь по винтовой лестнице, Хелен почти ожидала столкнуться наверху с призраками давно забытых участников этого обеда. Коридор второго этажа оказался темным и внушал суеверный страх, но, напомнив себе о том, что Эбботу нужны одеяла, она шагнула в темноту.
Войдя в первую дверь, девушка очутилась в огромной спальне, похожей как две капли воды на любую лондонскую спальню: шелковые занавески и изящная деревянная мебель украшали ее, однако и здесь все носило отпечаток запустения. В ногах массивной кровати под балдахином стоял огромный сундук резного красного дерева. Наклонившись, Хелен сдула пыль с сундука. Когда она стала поднимать крышку, кожаные петли заскрипели, и в нос ей ударил затхлый запах давно не проветривавшейся шерсти. К этому запаху примешивался какой‑то сладковатый аромат. Она сделала глубокий вдох, но все же не смогла определить, что это был за запах. Не желая больше оставаться в темной комнате, Хелен схватила охапку одеял и поспешила вниз.
К ее удивлению, сидевшие у огня весело смеялись. Лицо Эббота расплылось в широченной улыбке, и даже Макбрут перестал хмуриться, убеждая мисс Гилберт немного согреться. Она посмотрела искоса на протянутую ей серебряную фляжку, потом деликатно глотнула, поперхнувшись, и все же снова приложилась к фляжке и на этот раз сделала глоток побольше.
Хелен приблизилась к огню и бросила на пол одеяла.
— Что это вы пьете? — поинтересовалась она.
Мисс Гилберт промокнула губы платочком.
— Медицинское тонизирующее средство — мистер Макбрут посоветовал принять его от простуды.
Хелен понюхала фляжку, и у нее голова пошла кругом от сильного запаха.
— Да это же спиртное!
— Лучшее шотландское виски. Я бы и вам предложил, миледи, но другие нуждаются в нем больше. — Он отнял у нее фляжку и передал ее Эбботу. — Глотни, старик. Это немного приглушит боль.
Эббот, как и мисс Гилберт, беспрекословно ему повиновался. Естественно, думала Хелен, они вряд ли уловили враждебность во взгляде Макбрута, когда он смотрел на нее. Ему явно не нравилось ее присутствие в его полуразрушенном замке.
Девушку одолевало любопытство. Они нарушили его одиночество — это можно было понять. Но почему из всех троих он выбрал именно ее, чтобы срывать на ней свою злость?
Наклонившись над Эбботом, горец освободил его ногу от шины.
— Мне придется разрезать ваш сапог, — заявил он, выдернув кинжал из ножен, висевших у него на поясе.
Эббот кивнул и сделал большой глоток из фляжки.
— Раз так нужно…
Сняв с Эббота сапог, горец снова сунул кинжал в ножны, но Хелен успела заметить, что витая рукоятка была украшена необработанным сапфиром. Откуда у этого грубого горца оружие, которое больше подошло бы принцу?
— Отличное оружие, — заметила она. — Откуда оно у вас?
Их взгляды встретились. При свете огня его глаза оказались не черными, а темно‑синими, как ночное небо, и такими красивыми, что у нее дух захватило.
— Не бойтесь, я его не украл.
— А я этого и не говорила. — Все же в душу к ней закралось сомнение, и его пристальный взгляд заставил ее покраснеть.
Она свернула одеяло в несколько раз и опустилась на колени.
— Вот так. Эббот может положить сюда больную ногу.
Макбрут нахмурился, но все же молча помог ей. Потом он стал осматривать повреждение, дотрагиваясь до лодыжки так осторожно, что Эббот ни разу не вздрогнул от боли.
Ловкие движения горца заворожили Хелен. Она поймала себя на том, что изучает его длинные пальцы и чистые подстриженные ногти. Это были руки, знающие, что такое физический труд. Она вдруг непроизвольно представила себе, как они ласкают женщину, — его темные пальцы нежно прикасаются к ее белой груди…
Нежно? Ну нет, это же невоспитанный грубиян!
— Холод помешал образованию опухоли, — провозгласил Макбрут, — и слава Богу.
Обмотав желтоватой тряпкой лубок, он снова приложил его к поврежденному месту на ноге кучера. Чтобы не закричать от боли, Эббот с силой втянул носом воздух, его обветренное лицо при этом побледнело.
— О Господи, — всхлипнула мисс Гилберт и отвернулась.
— Не стоит так переживать, мадам, — с необыкновенной добротой в голосе сказал Макбрут. — Принесите, пожалуйста, корзину с продуктами — мистеру Эбботу надо немного подкрепиться.
Гувернантка соскочила с табуретки.
— Я рада помочь! — Она поспешно вышла, чтобы выполнить поручение хозяина.
Между тем Макбрут обратил презрительный взгляд на Хелен.
— Идите и помогите ей — здесь не место разыгрывать из себя английскую леди.
Но Хелен вовсе не собиралась позволять ему командовать собой, тем более что она могла хоть как‑то утешить Эббота.
— Я никуда не пойду.
— Как вам угодно. Если вы упадете в обморок, я оставлю вас лежать на каменном полу.
— Я никогда не падаю в обморок.
Неожиданно в их перепалку вмешался Эббот:
— Будьте уверены, сэр, ее светлость никогда не закатывает истерик. Она не струсила, когда на нас в Альпах напали разбойники, и ткнула одного в живот своим зонтиком, другие, испугавшись, разбежались кто куда. — Эббот замолчал, видимо, испытывая приступ боли.
— Выпейте еще виски, — приказал ему Макбрут. — Пейте все до единой капли.
Пока Эббот пил, Макбрут обратил пристальный взгляд на Хелен.
— Так, значит, вы до смерти напугали бандитов? А я‑то думал, что англичанки годятся только для одного дела.
Он смотрел на ее грудь, не оставляя сомнения в том, для чего именно годились упомянутые им женщины. Ей бы надо рассердиться, но по ее телу разлилось странное тепло, и она вдруг почувствовала в нем мужчину, сильного и смелого.
Макбрут отвел взгляд и снова занялся ногой Эббота.
— Несложный перелом, я полагаю. По крайней мере у вас не будет лихорадки.
Хелен почувствовала, что это у нее лихорадка. В свете пламени ей были видны его чисто выбритое лицо, темно‑синие глаза, волевой подбородок. Подтаявший снег блестел в темных как ночь волосах, спускавшихся до плеч. Его движения были удивительно нежными для такого крупного мужчины. Какое странное сочетание варвара и целителя!
— Где вы научились так ловко накладывать шину? — не удержавшись спросила она.
— Где придется. — Он устремил на нее пристальный взгляд. — Мы живем так далеко от города, что не можем послать за доктором на соседнюю улицу. — Такой ответ делал его еще более загадочным: по‑видимому, он умел все то, о чем понятия не имели джентльмены в Лондоне. Его грубоватые манеры лишь заставляли ее больше задумываться о том, какими еще уникальными способностями он обладает. Этот человек не походил ни на одного из тех мужчин, с которыми она встречалась во время своих путешествий.
Помогая Макбруту бинтовать ногу пострадавшего, Хелен внимательно наблюдала за ним. Она видела, как в такт движениям рук дергается его упрямо сжатый рот, как на лоб ему упала прядь волос, которую он не мог убрать, как умело двигаются его руки, и совершенно неожиданно подумала, как… ее грудь идеально поместится в его широкой ладони:
— Все. Этого хватит, — сказал Макбрут.
Кончиком языка Хелен облизала пересохшие губы.
— Простите?
Прищурившись, он глянул на нее и нахмурился.
— Я закончил. Можете отпустить ногу, только осторожно.
— О! — Тут только девушка заметила, что нога уже аккуратно забинтована, и участливо спросила Эббота: — Как вы себя чувствуете?
Кучер вздохнул, казалось, он был очень рад, что его мучения окончились.
— Готов немного перекусить, миледи.
Словно актриса, ждущая своего выхода, в ту же секунду появилась мисс Гилберт с корзиной, и Хелен помогла ей устроить пикник возле камина; при этом она оказалась рядом с Макбрутом. Какое‑то болезненное напряжение лишало ее аппетита. Пока остальные поглощали холодную ветчину, хлеб и сыр, девушка лишь отщипывала кусочки еды и скармливала их Милорду. Она искоса поглядывала на Макбрута, на его мускулистые голые ноги, выглядывавшие из‑под килта, и на то, как рубашка из грубого полотна и плед в черно‑белую клетку облегают его грудь. Он так разительно отличался от джентльменов, с которыми отец часто пытался ее знакомить. Интересно, Макбрут тоже сейчас о ней думает? Вряд ли. Он совершенно ясно дал понять, что презирает ее.
Когда она потянулась за бутылкой вина, их руки встретились… Макбрут посмотрел на нее, и на какой‑то момент она уловила в его взгляде нечто глубокое и загадочное, совсем не похожее на ненависть или презрение. Волнение словно пламя охватило Хелен — она достаточно много повидала на своем веку мужчин, чтобы понять этот взгляд.
В нем было откровенное желание.
Несмотря на то что он резко отвернулся, она упивалась своей истинно женской победой. Макбрут ее хочет. Он хочет уложить ее к себе в постель. Он хочет сделать с ней что‑то такое…
То, что она так отчаянно хотела испытать.
Это была такая сумасшедшая мысль, что она тут же попыталась ее прогнать, но мысль засела слишком крепко, и избавиться от нее было просто невозможно.
Макбрут — вот тот мужчина, который откроет для нее секреты физической близости.
Глубокая ночная тишина окутала замок.
Хелен выскользнула из своей постели в маленькой спальне на верхнем этаже. Было слышно лишь завывание ветра в трубе и негромкое похрапывание мисс Гилберт из‑под горы одеял. Лежавший в ногах кровати Милорд поднял голову и завилял хвостом, но Хелен приложила палец к губам и прошептала:
— Оставайся на месте.
Собака повиновалась, но продолжала следить за хозяйкой, которая, тихо открыв дверь, вышла в коридор.
Все это время Хелен провела в романтических мечтаниях и довела себя до такого нервного напряжения, что больше уже не могла ждать.
Это случится сейчас или никогда.
Ботинки ее все еще не высохли, и она не стала их надевать. К счастью, у нее снова была накидка, иначе холод пробрал бы ее до самых костей.
Хелен последовала невинному совету Джилли снять перед тем, как лечь, платье и корсет, а также распустила волосы, которые теплой волной закрыли ее спину до талии. Пробираясь по темному коридору, она испытывала восхитительное ощущение собственной смелости.
В какой же комнате спит хозяин замка?
Наверняка в самой большой — спальне лэрда. Ведь это его замок. Но где его слуги? Есть ли у него где‑нибудь другой дом, и кто он, собственно, такой? Хелен чувствовала, что Макбрут совсем не тот, за кого себя выдает.
Она осторожно шла вперед, опираясь одной рукой о каменную стену. Волны возбуждения то и дело накатывали на нее. Она даже себе боялась признаться, что идет в спальню к мужчине, — такое скандальное поведение могло напрочь погубить репутацию леди. Хотя…
Даже если все пройдет так, как она задумала, кто об этом узнает? Сегодня ночь приключений, ее единственный шанс выяснить правду о загадочных отношениях полов, прежде чем она окончательно расстанется с Макбрутом.
Она споткнулась о какой‑то табурет, и он с громким скрежетом стал двигаться по полу. Хелен замерла. В коридоре стояла кромешная тьма. «Неплохо было бы взять свечу», — подумала она. Ее охватило жуткое чувство, будто за ней наблюдает призрак, и она тут же вспомнила покрытый пылью обеденный стол в большом зале.
В конце концов Хелен снова медленно двинулась вперед и вскоре оказалась возле спальни. Дверь была приоткрыта. Чувствуя, как кружится голова, она на цыпочках подошла ближе. Из комнаты в коридор падал свет и доносился треск поленьев. Она представила себе Макбрута лежащим на огромной кровати под балдахином. Вот он увидел ее, и дерзкое предложение его ошеломило… Он хватает ее, начинает целовать и, наконец, делает с ней то, о чем она так долго мечтала…
Все произойдет очень просто. А если нет?
Девушка замерла, приложив взмокшую ладонь к резной дубовой двери. Все, что ей нужно сделать, это толкнуть дверь и войти — вот только рука отказывается повиноваться, а в ногах не больше силы, чем в промерзших стеблях цветов. Что. если Макбрут отнесется с презрением к ее поступку? Сумеет ли она выдержать его неподвижный, холодный взгляд? И как заставить его сделать то, за чем она пришла?
«Привет! Я подумала, что вам, может быть, так же грустно, как мне… и не хотите ли вы лишить меня невинности?»
Ужасно глупо и совсем по‑детски.
В коридоре гулял сквозняк, и, как Хелен ни куталась в свою отделанную мехом накидку, ее пробирала дрожь, а от этого ей все труднее становилось сохранять внутренний жар своих фантазий. Как назло, именно теперь, когда настал момент действовать, в ней заговорил здравый смысл. Что за безумие привело ее сюда? Она не соблазнительница и не может предложить себя мужчине, тем более горцу, который ее ненавидит. А вдруг Макбрут обойдется с ней грубо? И с какой стати она поверила в то, что под суровой внешностью скрывается добрая душа? Да, он позаботился о раненом кучере, но это еще не означает, что Макбрут хороший человек. Возможно, ей следует выбрать в учителя совсем другого мужчину, джентльмена из общества, которому она могла бы довериться…
Хелен решительно повернулась, собираясь уйти, и внезапно уткнулась в мощную мужскую грудь.
В следующую секунду она оказалась прижатой к стене и, откинув голову, увидела очертания громадного тела. Но ей и не надо было большего, чтобы узнать его.
Макбрут!
Внутри у нее все затрепетало не то от страха, не то от восторга. Он подкрался, как волк к ягненку, и схватил ее.
— Что вы здесь делаете? — задыхаясь, спросила она.
— Не лучше ли спросить об этом вас?
Глубокий, с раскатистым шотландским акцентом голос взволновал ее, а жар, исходивший от его тела, зажег в ней пламя плотского любопытства, да такое сильное, что Хелен вмиг позабыла о своих сомнениях.
— Я пришла, — выпалила она, — потому что хочу быть с вами.
Напряженная тишина окружила их. Поймет ли он, что она имела в виду? Примет ли ее смелое предложение? Спиной она чувствовала холодный камень стены. Откуда‑то издалека словно с шумом ветра до нее донеслись слова: «Повернись и беги, пока еще есть время…»
Он раздвинул накидку и обхватил руками ее груди. Прикосновение казалось таким правильным, таким восхитительным, что она прислонилась к нему, требуя большего.
Резким движением Макбрут прижался к ней бедрами.
— Вышли на поиски удовольствия, миледи? Впрочем, чему тут удивляться.
— Не говорите со мной так, — негодующе воскликнула Хелен. — Это совсем не то, что вы думаете.
— Вам нравятся красивые слова. И всякие красивые уловки, чтобы удовлетворить свою похоть. А в остальном вы все одинаковы.
Он опустил руки, проведя ими по изгибам ее талии и бедер, затем по нескольким слоям нижних юбок, пока не взял в плен награду, прятавшуюся у нее между ног. Хелен вздрогнула и непроизвольно сжала бедра, но его рука оказалась зажатой там, где была.
Она стала отпихивать его, но натыкалась лишь на железные мускулы.
— Не надо.
— Не надо? Разве вы не за этим пришли сюда? — Его рука между ее бедер медленно задвигалась. — Или мои манеры не такие благородные, как у других ваших любовников?
Значит, вот как мужчина трогает женщину! Безжалостно, с грубой настойчивостью. И — стыдно в этом признаться — ей это нравится.
— Нет у меня никаких любовников, и я не позволю вести себя со мной подобным образом. — Она снова попыталась его оттолкнуть.
Он неожиданно убрал руку, но все еще оставался слишком близко, так что она продолжала чувствовать жар его тела.
— Значит, у вас есть муж.
— Нет у меня никакого мужа, и вообще я никогда раньше этим не занималась.
— Вы никогда не приходили в спальню к мужчине? — Макбрут осторожно потрогал шелковистую прядь ее волос. — Зато, не сомневаюсь, множество кобельков пресмыкалось у вашего порога…
— Идите к черту! — Хелен ударила его по руке. — Все дело в том, что меня мучило любопытство. Мне двадцать четыре года, а я никогда не была с мужчиной. Никогда.
— Что? Вы девственница?
Ей не понравился сарказм, прозвучавший в его голосе. Он разрушил ее золотую мечту: узнать наконец, что же происходит между мужчиной и женщиной.
— Пустите меня. С моей стороны было безумием прийти сюда. Если хотите знать, я уже собиралась вернуться в свою комнату, когда появились вы и начали меня лапать.
Он не пошевелился.
— Неужели?
— Да. Все это было ошибкой. Минутная потеря рассудка. — Хелен нырнула под его руку, но Макбрут со скоростью хищной птицы схватил ее и прижал к себе.
— Трусиха, — тихо сказал он.
Он, что, смеется над ней? Вряд ли. Юмора у этого человека нет ни на грош. Она попыталась освободиться.
— Пустите же!
— Не надо торопиться, девочка. Кажется, я должен извиниться.
— Ну так извиняйтесь, и делу конец.
— Мне не следовало разговаривать с вами так грубо. Если вы действительно невинны…
— Никаких если.
— Тогда вы не можете знать, как себя ведут мужчины. Мне не следовало вас так ласкать.
Но он снова ее ласкал, просунув руку под накидку, и его опытные пальцы заскользили по ее талии и спине. По контрасту с прежним грубым презрением сейчас его голос был просто чистый мед — сладкий, густой, обволакивающий, затягивающий.
— Вы не можете винить человека за то, что он обезумел. Такая теплая, мягкая, и все у вас на месте, как у настоящей женщины.
У нее ослабли ноги, но она не сдавалась.
— Отпустите меня. Я хочу вернуться в свою комнату.
— Но сначала возьмите вот это в вашу одинокую постель.
Он нагнул темную голову, и его горячие губы нашли ее рот, а язык раздвинул губы. От удивления Хелен остолбенела, и только поэтому его призыв остался без ответа. Но тут же ее руки сами обвили его шею. Она ощутила на его губах вкус выпитого им вина и почувствовала, что у нее начинает кружиться голова.
Все это время он ласкал ее, заставляя кровь бежать быстрее. Хелен тоже стала прикасаться к нему, сначала осторожно, потом все смелее и смелее, дотрагиваясь до его груди, плеч. Его мощь внушала ей благоговение. Ей нравилось, что они, такие разные, дополняют друг друга — мужчина и женщина. Именно об этом она мечтала: чтобы ее целовали страстно и нежно, а обнимали так, словно никогда больше не отпустят.
Тем временем его губы скользнули к ее уху. Он мял ей грудь и гладил твердые соски.
— Прикажи мне остановиться, девочка. Прикажи, или я за себя не ручаюсь.
Из груди Хелен вырвался судорожный вздох. Она встала на цыпочки и носом потерлась о его шею.
— Делай все, что пожелаешь.
Сквозь его стиснутые зубы вырвался свистящий вздох.
— Если миледи согласна… — пробормотал Макбрут. Обхватив за талию, он почти внес ее в свою спальню и ногой захлопнул за собой дверь.
В каменном очаге горел огонь, бросая свет на огромную с высоким балдахином и потрепанными шелковыми занавесями кровать. Вместо того чтобы положить ее туда, хозяин комнаты опустил Хелен на кучу набитых соломой тюфяков, постеленных у огня. Несмотря на жару и накидку, в которую она была завернута, девушка дрожала всем телом. Без его уверенных рук она почувствовала себя неловко и неуверенно. Не то чтобы в ней проснулось сожаление о принятом решении: просто она не знала, что делать. Следует ли ей раздеться? Или, может, лечь так?
Макбрут снял с себя плед и бросил его на тюфяки — теперь только грубая полотняная рубашка обтягивала мускулистые плечи.
— Не передумали, миледи?
Снова эта насмешка в голосе! Но все равно она решила быть честной.
— Нет. Я… Просто я не знаю, как надо это делать — соблазнять мужчину.
Его губы дрогнули.
— Нет, девочка, ты это знаешь.
Подойдя ближе, он расстегнул застежки накидки и сбросил ее на пол. Его рука задержалась на мгновение в изгибе ее шеи под густыми волосами. Потом синие глаза скользнули вниз, и Хелен почувствовала прикосновение его пальцев, стягивавших сначала рукава сорочки, а потом и саму сорочку.
Зардевшись от смущения, она попыталась прикрыть голую грудь рукой, но Макбрут опередил ее и, схватив руку, начал большими пальцами гладить внутреннюю поверхность запястья. При этом он не спускал с нее пронзительного взгляда. Это было странное, незнакомое ощущение: позволять мужчине смотреть на нее так, как смотрел этот человек. Откровенное восхищение на его лице доставляло ей невероятное удовольствие.
Вздохнув, Хелен прислонилась головой к мускулистому плечу и закрыла глаза. Под натиском ощущений, вызываемых прикосновениями мозолистых пальцев, ее застенчивость мало‑помалу куда‑то уходила.
Потом что‑то мягкое и влажное сомкнулось вокруг ее соска. Его рот.
— О! Мне никогда и не снилось…
— Это не сон, запомни. — Он подул на влажный сосок.
Хелен всхлипывала и стонала от наслаждения. Макбрут развязал шнурки ее нижних юбок, просунул под них руку и нащупал округлости ее попки. Он стал нежно ее мять, вызывая в Хелен новую волну желания. Один глубокий поцелуй следовал за другим.
Боже, она была права. Она знала, что суровый и грубоватый Макбрут мог быть нежным, любящим и… таким искусным.
Каким‑то образом вся ее одежда оказалась на полу, и она осталась голой — и совершенно бесстыдной — в его объятиях. Мир перевернулся, когда он опустил ее на плед и она почувствовала спиной, каким он был мягким, а грудью — какой грубой была его одежда. Килт задрался вверх, а ей в бедро впилось что‑то, похожее на твердый стержень. У Хелен закружилась голова, и она почувствовала себя распутной, потому что думала об этом стержне, о том, почему ей так хочется его потрогать, и о том, что именно он будет делать дальше. А потом она уже ни о чем не могла думать, поскольку он стал гладить внутреннюю сторону ее ноги все выше и выше, пока его ладонь не остановилась в том самом месте, с которым он так грубо обошелся, когда прижимал ее в коридоре.
Хелен напряглась, но на этот раз он не рассердился, а, наоборот, был осторожен и нежен. Кончиком одного пальца он прикоснулся к столь интимному и чувствительному месту, что она вскрикнула и схватила его за руку.
— Тихо, девочка. Позволь мне погладить тебя и… подготовить.
— Подготовить? — не поняла она.
— Да… Сейчас я тебе покажу…
Он снова до нее дотронулся, и напряжение внутри ее прошло, сменившись влажным жаром, вызванным его умелой лаской. Хелен намеревалась просто спокойно лежать на тюфяках, но ее бедра двигались в такт растущему наслаждению. Она даже вообразить себе не могла, что позволит мужчине такое… и все же содрогнулась от удовольствия, когда он устроился у нее между ног. Что‑то горячее и твердое пронзило ее нежную плоть, и, прежде чем она догадалась о его намерении, он вошел в нее.
Было больно. Особенно когда Макбрут вошел глубже, до самого конца. Потом он остановился и замер, расставив локти по обеим сторонам ее тела. Его грудь вздымалась, мышцы шеи были напряжены — казалось, он пытается сохранять самообладание. Пряди черных волос, в которых играли блики огня, упали ему на лицо, оттеняя его суровую красоту. Он наклонился и нежно поцеловал ее, будто успокаивая.
— Спокойно, девочка. Подожди немного, и тебе понравится больше.
Ей уже нравилось. Он заполнил внутри ее все целиком, и ее вдруг охватил суеверный страх. Так вот он какой, этот загадочный акт совокупления! Она и представить не могла столь интимное воссоединение, которое заставило ее прижаться к нему и ощутить восхитительную тяжесть его тела.
— Мне нравится, — прошептала она. — Очень нравится.
Зарывшись лицом в ее волосы, он прохрипел:
— А теперь я сделаю так, что ты это полюбишь.
Макбрут начал двигаться в медленном ритме, пробудившем в ней первобытную страсть. Хелен приподняла бедра, чтобы он вошел еще глубже, но этого ей уже было недостаточно, хотелось чего‑то большего, чего‑то недостижимого… Она вцепилась ему в плечи, двигаясь вместе с ним, чувствуя, как желание внутри нарастает и становится невыносимым… Закрыв глаза, она сосредоточилась на том месте, где они были соединены.
— Расслабься, — сказал он, тяжело дыша. — Ни о чем не думай!
— Как это?
Но она знала. Восторг охватил ее, и с громким криком она вознеслась на вершину блаженства. Ее нежная плоть пульсировала, так что Хелен почти не заметила его заключительного толчка и не слышала яростного, звериного крика.
Мало‑помалу она начала приходить в себя. В очаге потрескивал огонь, усиливая впечатление уюта. Удовлетворение было таким глубоким, какого Хелен никогда в жизни не испытывала, и благодарить ей следовало того, кто лежал, распростершись над нею, так что их тела все еще восхитительно сливались воедино.
Макбрут. Кто бы мог подумать, что она разделит такую необыкновенную радость с человеком, которого узнала всего несколько часов назад?
Огромная нежность, чувство близости захлестнули ее. Он ввел ее в тайное общество настоящих женщин.
— Розами, — вдруг удивленно сказала она. — Эти тюфяки пахнут розами.
Он ничего не ответил, а лишь прижался щекой к ее волосам.
Хелен оглядела комнату, в которой они находились. Старинная мебель красного дерева странно контрастировала с грубыми каменными стенами.
— Эти одеяла, должно быть, принадлежали хозяйке замка. Что с ней случилось?
Она почувствовала, как под ее руками напряглись его мышцы, но Макбрут так и не поднял головы, лишь что‑то недовольно буркнул.
Его нежелание говорить ей понравилось: рычит, как лев, а на самом деле — сущий котенок. Но потом страшная мысль поразила Хелен: что, если эта спальня когда‑то принадлежала его жене и здесь он пережил страшную трагедию, потеряв ее?
Слезы сочувствия выступили у нее на глазах. Если Макбрут не желает, чтобы его об этом расспрашивали, она должна уважать его чувства и умерить свое любопытство. А у нее столько к нему вопросов! Ей так хотелось выяснить о нем все!
Хелен погладила его волосы и тихо сказала:
— Я даже не знаю, как тебя зовут.
Он приподнял голову и бросил на нее настороженный взгляд.
— Александр.
— Алекс, — повторила она и улыбнулась. Это имя ему подходит — в нем есть что‑то цивилизованное и вместе с тем что‑то от дикого зверя. — Алекс Макбрут.
— Нет, просто Макбрут. Так называют лэрда — главу клана.
Конечно, он не простой горец, потому и живет в замке!
— Если ты лэрд, где же твои люди?
— Они в деревне.
— Но когда‑то, видимо, обитали здесь. Этот брошенный обеденный стол…
— Хватит болтать, — грубо оборвал он ее и встал. Лицо его приняло прежнее суровое выражение. — Женщины любят рассуждать о делах, которые их не касаются. Похоже, и ты такая же…
Он стоял над ней, полуголый и величественный.
— Я просто удивилась… — Она не знала, что и думать.
— Тогда забери свое удивление с собой в свою кровать. — Он схватил ее сорочку и кинул ей. — Сейчас же.
Хелен сразу стало холодно.
— Как ты смеешь так со мной разговаривать после всего, что только что произошло между нами?
— Я получил удовольствие, и ты тоже. Но теперь все кончено, и у меня нет охоты тратить время по пустякам.
Отвернувшись, он стал поправлять складки килта.
Несмотря на то что она желала видеть в нем только хорошее, его поведение обидело ее. Как ей объяснить свое желание слышать нежные слова и насладиться прощальным поцелуем? Она не ожидала, что ночь открытий кончится так плачевно. Ею просто воспользовались!
Дрожащими руками Хелен натянула на себя одежду и закуталась в накидку. На мгновение она остановилась, глядя на лэрда Александра Макбрута, подарившего ей минуты несказанного наслаждения.
Он стоял, повернувшись к огню и опершись одной рукой о камин. Тысячи вопросов вертелись у нее в голове, но он вел себя так, будто уже забыл о ее присутствии.
Она в самом деле больше никогда его не увидит.
Комок в горле помешал ей сказать ему слова прощания. Хелен тихо вышла и почти на ощупь пробралась по холодному темному коридору в свою спальню, где мисс Гилберт все еще похрапывала в блаженном неведении. Милорд проснулся и завилял хвостом, и Хелен погладила его перед тем, как заползти под одеяло. Она закрыла глаза, вспоминая ту радость, которую ей доставил Макбрут. Нет, не Макбрут.
Алекс.
Это Алекс занимался с ней любовью. Своими нежными руками он перенес ее в рай. Она поняла — возможно, слишком поздно — что теперь уже никогда не сможет успокоиться, узнав тайну отношений между мужчиной и женщиной. Одного раза оказалось слишком мало. Она скучала по теплу его рук и жару поцелуев, а ее нежная плоть между ног уже снова требовала свидания с ним, и только с ним.
Алекс.
Обхватив руками подушку, Хелен металась по постели. Глупо желать невозможного — завтра она уедет и никогда больше сюда не вернется. Приключение окончено. И все же, засыпая, Хелен молилась о том, чтобы у нее появился шанс околдовать его еще раз.
Неплохо бы повторить.
Это была его первая мысль, когда он на следующее утро увидел, как Хелен выходит из замка, неся на руках свою маленькую собачку. Алекс возвращался из конюшни, где он чистил лошадей, чтобы снять напряжение и избавиться от воспоминания о своей ошибке прошедшей ночью. И вот теперь эта ошибка сама шла прямо на него.
Леди Хелен Джеффриз.
Макбрут остановился в середине заснеженного двора. Внутренний голос подсказывал, что надо повернуться и бежать, но увиденное заворожило его: девушка шла упругим, легким шагом, красная накидка, преследовавшая его ночью во сне, облегала стройную фигуру, а восходящее солнце золотило светлые волосы.
Ему следовало бы прислушаться к голосу разума, а не плотского желания. Ко всем его несчастьям ему не хватало только лишить невинности благородную английскую леди.
Надо повернуться и пойти в противоположном направлении или на худой конец последовать за ее собачкой, которая принялась обследовать двор по всему периметру, но улыбка Хелен действовала на Алекса, как стальной капкан.
— Доброе утро, — весело крикнула она, выбирая тропинку между сугробами. Ее ботинки скрипели на снегу. Неожиданно она поскользнулась на заледеневшей лужице.
Одним прыжком Алекс оказался рядом и спас ее от падения. С бьющимся сердцем он вдруг обнаружил, что крепко прижимает ее к себе. Вопреки своему твердому решению держаться от этой женщины подальше он был сразу же околдован ее стройной, гибкой фигурой, изящными формами и запахом, розовыми щеками и озорными глазами.
— Господи, — засмеялась она. — Я и не подозревала, что на улице так скользко!
Он отступил назад, но она продолжала болтать:
— Какой сегодня чудесный день. — Раскинув руки и откинув голову, Хелен подставила лицо утреннему солнцу. — Какое голубое небо! И ветер прекратился. Вы ходили проверять дорогу?
Макбрут коротко кивнул.
— И что, много снега?
— Да, — неохотно признался он.
— Давайте пойдем посмотрим вместе.
Она взяла его под руку, и ему ничего не оставалось, как пойти с ней к воротам. Почувствовав мягкую округлость ее груди, Алекс искоса глянул на нее, заподозрив, что она снова разыгрывает из себя соблазнительницу; но Хелен смотрела вперед и говорила лишь о погоде да об окружавшем их пейзаже.
Итак, он погубил ее, не испытывая ни малейших угрызений совести, сорвал самый прекрасный цветок Англии. Похоть и искаженное представление о мести взяли верх над порядочностью. Он воспользовался шансом отомстить стране, так много у него укравшей. Если об этом узнают в английском обществе, от нее все отвернутся, она станет изгоем, парией.
Он никогда не забудет ни того шока, который испытал, увидев ее у дверей спальни, ни своей быстрой — слишком быстрой — реакции на ее нерешительное объяснение: «Я пришла, чтобы увидеть вас, чтобы быть с вами».
Не надо чувствовать себя виноватым, убеждал он себя. В конце концов она ведь сама к нему пришла. И все же Алекса грызла совесть. Зачем было ее наказывать? Она этого не заслужила, поскольку не имела никакого отношения к тому, что случилось у него в прошлом.
— О Господи! — неожиданно воскликнула Хелен. — Вы были правы!
Думая о своем, Алекс не заметил, как они подошли к краю горы. Повсюду, куда хватало глаз, сверкали на солнце покрытые лесом вершины.
— Прав? — непонимающе переспросил он.
— Ну да. Дорогу так занесло, что не проехать. Мы оказались отрезанными от всего мира. — Она веселилась, словно ребенок, которому не придется учить скучные уроки. — Не можем же мы перевезти бедного мистера Эббота по скользкой дороге, да еще такой крутой; а это значит, что нам придется задержаться здесь по крайней мере еще на один день. Вы со мной согласны?
Вместо того чтобы признать правоту, Алекс сказал:
— Под таким ярким солнцем снег долго не пролежит.
Оба они слышали, как капает вода с сосулек на крыше замка и на деревьях. Из‑под белого снежного одеяла выглядывали желтые и красные листья. До настоящей зимы с низкими температурами еще далеко, а у него нет никакого желания выносить общество англичанки, которая так соблазнительна, черт бы ее побрал. Просто он давно не спал с женщиной — в этом все дело.
Они вернулись обратно, и Алекс собрался уходить.
— У меня дела, — пробормотал он.
— Погодите, я хотела вам кое‑что сказать, про вчерашнее.
Он нахмурился.
— Не пойму о чем тут говорить!
— Пожалуйста, Алекс. Это очень важно.
Что‑то в ее хрипловатом голосе заставило его обернуться. Хелен стояла в воротах. Высокая каменная арка и поднятая решетка как бы обрамляли ее, делая еще более грациозной и привлекательной, а легкий ветерок трепал выбившиеся из‑под капюшона светлые пряди волос.
Она робко опустила подбородок, спрятав его в меховой опушке накидки.
— Я хотела объяснить, зачем пришла к вам вчера ночью.
Проклятие! Ну почему женщины должны всегда все анализировать, даже такой естественный, как само дыхание, акт?
— Вас разбирало любопытство. — Он не стал ходить вокруг да около. — Лучше об этом забыть.
— Да, мне было любопытно, — кивнула Хелен. — Хотелось узнать, что происходит между мужчиной и женщиной. Потому что, понимаете, я никогда не выйду замуж.
Она замолчала, но смотрела на него так серьезно, что в душе его зашевелилось нечто похожее на интерес к этой девушке. И все же он ничего не сказал. Если он не станет поощрять ее, может, и удастся избежать откровений, которые ему неинтересны.
— Пять лет назад, — снова заговорила она, — я была помолвлена с наследником герцогского титула. Мы вместе выросли, и Джастин был мне как брат. — Хелен опустила глаза. — Но всего за несколько недель до свадьбы я узнала, что он… соблазнил другую женщину, мою сводную сестру.
— Вот негодяй! — вырвалось у Алекса вопреки желанию оставаться невозмутимым. Ему пришлось крепко стиснуть зубы, чтобы не начать вслух обличать английскую аристократию.
— У меня ушло много времени на то, чтобы это понять. Теперь мы с Изабель лучшие подруги. Она принадлежит Джастину, а не я. Мне просто нравилась сама идея быть невестой, планировать грандиозную свадьбу и покупать приданое. Какая же я была глупая. — Она удрученно покачала головой. — А теперь… теперь я люблю свою свободу. Вместо того чтобы обслуживать мужа и детей, я могу путешествовать и в результате объездила всю Европу, Азию, даже Африку. Я рассказываю вам все это потому, что…
Она надолго замолчала, и он подсказал:
— Потому что…
— Вы должны знать, как я вам благодарна за доброту и за то, что вы занимались со мной любовью.
У него было такое впечатление, что его ударили в солнечное сплетение.
— Благодарны?
— Конечно, — уже еле слышно проговорила она. — Мой первый опыт оказался таким прекрасным, и я хотела вас за это поблагодарить.
Алекс вдруг испытал неистовое желание прижать ее к стене и сделать второй опыт с ней не менее прекрасным. К черту холод и то, что кто‑то может их увидеть… и что вообще все это совершенно неправильно! Она смотрела на него восхищенным, зовущим взглядом ясных голубых глаз, так что он весь покрылся испариной. Неужели эта женщина не понимает, что он бессердечный негодяй?
— Ладно. А теперь держитесь от меня подальше.
Повернувшись, Макбрут пошел прочь, оставив ее в арке ворот. У него нет времени нянчиться с избалованной английской леди. Чем скорее она поймет, что секс не только розы, тем скорее сбежит в свою Англию и он от нее избавится…
Что‑то мокрое и холодное ударило его по голове. Алекс схватился обеими руками за затылок и обнаружил, что за ворот ему бежит ледяная вода.
Леди бросила в него снежком!
Он резко обернулся, и другой снежок попал ему прямо в лицо. Алекс заморгал и стал трясти головой. Стряхивая снег с ресниц, он увидел, что Хелен бежит к нему.
— Простите, — сказала она смеясь. — Даже не знаю, что на меня нашло… Вам ведь не больно, да?
Он притворно застонал и прикрыл рукой глаза, а потом рассмеялся и попытался схватить ее.
Взвизгнув, Хелен отскочила назад, повернулась и побежала, а он слепил снежок, швырнул в нее и потом погнался за ней по двору.
Снег попал ей за ворот. Замедлив шаги, она наклонилась, чтобы запастись еще одним снежком, но Алекс поймал ее и повалил в сугроб.
Хелен боролась, пытаясь вырваться, но не переставала смеяться, и в конце концов Алекс тоже начал хохотать. Они катались по снегу, как дети, пока он не схватил ее за руки и их невинная борьба не превратилась в объятие.
Пар от их дыхания перемешивался в морозном воздухе. Их тела оказались плотно запеленатыми в накидку, прижатыми друг к другу.
Хелен перестала смеяться, но ее губы продолжали изгибаться в призывной улыбке… И тут Макбрут неожиданно отстранился от нее, а затем поспешно встал.
Он чуть было не поддался ее чарам! Кроме беды, это ни к чему не могло привести.
Хелен тоже: встала и принялась отряхивать снег с накидки.
— Алекс, — нерешительно произнесла она, — почему вы меня так не любите?
— С чего вы взяли? — Он ответил не думая, слишком быстро.
— Вы сразу проявили доброту к Джилли и Эбботу, а меня с удовольствием оставили бы в перевернувшейся карете. Как только я к вам приближаюсь, вы уходите…
— Мы вчера были вместе, и что‑то не припомню, чтобы я ушел.
Его грубость заставила Хелен вздрогнуть, но она не отвела взгляда.
— Речь идет не о физической близости, а о дружбе. Вы боитесь… новых страданий?
Ее слова обожгли его.
— Новых?
— Ваша прекрасно обставленная спальня… и этот обеденный стол. — Хелен прикусила губу. — Вероятно, вы потеряли жену, и теперь вас коробит мысль о близости с другой женщиной…
Ее предположение произвело совершенно неожиданный эффект.
— Я никогда не был женат, так что можете держать при себе свое дурацкое сочувствие! — Макбрут резко повернулся и пошел прочь.
— Значит, это была война кланов? Если вашим сородичам пришлось так поспешно оторваться от стола…
— Не было никакой войны, — бросил он через плечо.
— Тогда что же? — не унималась она, едва поспевая за ним. — Пожалуйста, я не собираюсь вмешиваться…
— Ну так и не суйте свой нос куда не следует!
— Но я хочу достучаться до вас, хочу узнать, почему вы меня так не любите.
В тени башни хозяин замка остановился. Хелен тоже замедлила шаги; ее красная накидка все еще была в снегу, а в волосах блестели льдинки.
Внезапно Макбрут почувствовал, что в его душе что‑то смягчилось. Черт бы ее побрал! Он должен раз и навсегда объяснить, что ему не нужна аристократка, подобная ей.
— Я презираю вас, потому что вы — англичанка, а еще потому что для леди вроде вас все это игра. Вы хотите позабавляться со своим шотландцем перед тем, как снова убежать в город, вернуться к удобствам цивилизации.
— Скажите, а ваша мать была англичанкой?
— Да, — неохотно признался он. Ему не хотелось ворошить прошлое, но эта надоедливая женщина все время подначивала его. — Мать приехала сюда, сгорая от любопытства и нетерпения выйти замуж за лэрда клана Макбрутов, но одной суровой зимы в горах оказалось достаточно. В день первой годовщины свадьбы отец задумал устроить грандиозное торжество… однако когда он поднялся к жене, чтобы выйти с ней к гостям, то нашел записку, в которой она писала, что уезжает, так как не может больше выносить трудностей жизни в замке.
Хелен прижала ладони к щекам.
— Вы тогда были еще младенцем…
— Да, всего нескольких месяцев от роду.
— И она никогда больше не приезжала хотя бы посмотреть на вас?
Черная, болезненная волна окатила его.
— Приезжала, когда мне было восемь лет, привезла подарки, пыталась купить мою любовь, а через неделю уехала и больше не возвращалась. Мать умерла через несколько лет, но мой отец до конца своих дней оплакивал потерю. Это он приказал, чтобы замок оставался точно таким, каким был, когда она жила здесь.
— Но… она хотя бы вам писала?
— За все это время от нее не пришло ни строчки, а мой бедный одурманенный любовью отец до самой своей смерти надеялся на чудо. Он не мог поверить в то, что прелестная жена променяла его и единственного сына на легкомысленные развлечения лондонского света.
— Мне так жаль. — Хелен с сочувствием взглянула на него из‑под ресниц. — Но вы не правы, если считаете, будто все англичанки похожи на вашу мать.
— Не прав? Но разве не вы пытаетесь украсть у нас все шотландское, носите наши пледы, приезжаете к нам в горы, притворяясь, будто они ваши, а потом трусливо удираете обратно в тепло и покой?
Хелен энергично покачала головой.
— Я не боюсь трудностей. Во время моих путешествий встречались и более серьезные вещи, чем сломанная карета и разрушенный замок, не говоря уже, — она смерила его оценивающим взглядом, — о шотландце с чудовищным характером.
Столь непочтительное высказывание привело его в бешенство. Не важно, слабая она или сильная, трусливая или смелая. Единственное, что ему нужно, — чтобы она убралась из его жизни.
Но кажется, это было уже невозможно.
Сделав шаг ей навстречу, Макбрут высказал свое самое мрачное предположение:
— Когда вы пришли вчера ко мне ночью, вы не учли одну вещь: я мог наградить вас младенцем.
Стало так тихо, что они слышали, как посвистывает ветер в кронах деревьев.
Наконец Хелен набрала побольше воздуха и выдохнула:
— Ребенка? Я не думала…
Он не понял, испугалась она или нет, зато испугался сам.
— Когда у вас в последний раз были месячные?
Она опустила голову.
— Думаю, это касается только меня…
— Нечего разыгрывать стыдливую девицу. Женщина обычно беременеет между двумя периодами.
Он не стал говорить ей, откуда это ему известно. Чем меньше она будет о нем знать, тем лучше.
— Мое… время кончилось три дня назад.
— Благодарите Бога за это.
Она стояла перед ним, скрестив на животе руки, словно от чего‑то защищаясь.
— Возможно, я и правда сглупила…
— Ну так в следующий раз, когда будете искать любовника, не сделайте той же ошибки.
Прежде чем Хелен успела ответить, он быстро направился к замку и, ни разу не оглянувшись, исчез за воротами серой башни.
Ему не нужно было ее сочувствие — это Макбрут более чем ясно дал ей понять. И все же сердце Хелен ныло от жалости к тому одинокому, брошенному мальчику, который жил в душе этого большого сердитого человека. Как бы ей хотелось обнять его, прижать к себе и утешить, показать ему, что не все женщины жестоки и бессердечны.
Милорд смешно прыгал перед ней на задних лапах, и она взяла его на руки. Смахнув с него снег, она прижалась щекой к его шелковистому длинному уху. Возможность забеременеть одновременно и пугала, и удивляла ее. Хелен вдруг представила себе, как пеленает младенца, как кормит его грудью, и необыкновенная нежность разлилась по всему ее телу. Ей, конечно, пришлось бы нелегко, если бы ее сын или дочь не были приняты обществом. Как удачно, что все случилось сразу после того, как у нее были месячные…
Да, очень удачно.
Погрузившись в свои мысли, Хелен медленно шла к крепости; в душе ее пело чувство радостной свободы — ведь занятия любовью обошлись без последствий! Сегодня днем она больше не приблизится к Алексу ни на шаг.
А вот что будет ночью?
С чувством хорошо исполненного долга Алекс закрыл дверь спальни. Весь день он тачку за тачкой вывозил горы мусора из башни и сортировал ржавое оружие в оружейной комнате, стараясь при этом не сталкиваться с очаровательной гостьей. Избалованная аристократка, привыкшая к тому, чтобы ей во всем потакали и прислуживали, она не дождется, чтобы он вел себя, как ее комнатная собачка.
Однако голод оказался гораздо более сильным врагом, чем маленькая женщина. Окончив работу, Алекс направился в зал, откуда доносились восхитительные ароматы. В железном котелке томилось аппетитное рагу из остатков ветчины, и, хотя это вполне могла быть заслуга молодой англичанки, он засомневался в ее умении готовить. Обед скорее всего приготовила мисс Гилберт.
Казалось, Хелен с радостью согласилась с окончанием их отношений, она даже не флиртовала с ним, хотя время от времени он ловил на себе ее задумчивый взгляд. Но к его большой досаде, холодность и равнодушие делали ее еще более интригующей, загадочной и неприкасаемой.
Во время обеда Хелен уделяла куда больше внимания Эбботу и мисс Гилберт, чем ему, вспоминая веселые истории из своего детства и разговаривая с ними так, будто они были ее лучшими друзьями. К Алексу она обратилась всего один раз:
— Как вы думаете, к завтрашнему дню дороги расчистятся?
— Да. Мы отправимся рано утром.
В течение нескольких секунд она смотрела ему в глаза, и его охватило страстное желание поднять ее на руки, отнести наверх, задрать ей юбки и снова очутиться в раю. Но тут Эббот заговорил с ним о непредсказуемости погоды в Шотландии, и момент безумия прошел.
Теперь, оказавшись в своей спальне, Алекс нервно ходил из угла в угол по каменному полу. Презрительным взглядом он окинул комнату, некогда принадлежавшую его матери. Щетки для волос, оправленные в отполированное серебро, потускневшее от времени зеркало, перед которым она проводила много часов, восхищаясь своей красотой, широкий подоконник, у которого он однажды застал своего плачущего отца — сильного человека, которого погубила англичанка.
Как это глупо восхищаться белоснежной грудью женщины и ее зовущей улыбкой! Что ж, ему всегда удавалось держать себя в узде… до вчерашней ночи.
Алекс остановился возле смятых тюфяков. На светло‑коричневом фоне он увидел красноватое пятно. Кровь девственницы.
Как его угораздило так рисковать? Ему ли не знать, что означает для ребенка отсутствие полноценной семьи? Как он может поддаваться похоти, ждать, что она снова к нему придет предлагать себя?
Проклятие! Макбрут пнул ногой тюфяки, чтобы скрыть следы своего промаха, затем, остановившись у кровати, откинул пыльное покрывало и пожелтевшие от времени полотняные простыни, от которых исходил слабый запах розы. Раздевшись, он схватил несколько одеял и, забравшись в холодную постель, закрыл глаза, пытаясь не думать об иллюзорном чувстве, которое испытал с Хелен. Лучше он сосредоточится на том, чтобы подыскать себе хорошую жену‑шотландку.
Прошлая ночь недвусмысленно показала, что ему давно пора жениться. У него было на примете несколько подходящих кандидатур — вполне достойные горянки, которые не раз давали ему понять, что он их интересует. Алекс стал перебирать их в уме одну за другой…
Вскоре он задремал, и ему снилось, что его обнимают мягкие женские руки, гладят его грудь, талию, ноги. Это его жена. Она дразнит его стыдливыми прикосновениями, но отказывается дотронуться до того места, которое горит, а он никак не может схватить ее за запястье и направить пальцы туда, куда ему нужно, и поэтому разочарован сверх всякой меры…
Усилием воли Макбрут заставил себя проснуться и сонными глазами осмотрел темную комнату. Она лежала, закутавшись, рядом с ним, и он в самом деле до нее дотронулся: нащупал изящную руку и направил ее вниз, к невыносимо горевшему месту.
Блаженство обожгло его, возле самого уха раздался ее тихий вздох. Это не его жена — просто эротический сон наконец‑то сбывается.
— Хелен, — пробормотал он.
— M‑м? — Она придвинулась ближе и уткнулась губами ему в шею, продолжая пальцами изучать его тело.
Он была голая, как и он.
Боль в чреслах становилась невыносимой. Его сонный мозг пытался что‑то сообразить, отбиться от натиска чувственности, но похоть взяла верх, и он опустил голову на ее нежную грудь.
— Тебе не следовало приходить сюда. — Алекс зарылся в душистую ложбинку между ее грудями.
— Я знаю, — шепнула она, — но мне было страшно оставаться у себя.
Ее нежный голосок проник в самую глубину его души. Она принадлежит ему. Стоит только захотеть…
Он провел ладонями по ее телу, упиваясь роскошными холмами, глубоко запрятанными долинами, и уже не мог вспомнить ни одной причины, по которой она ему не подходит. Он лишь хотел ее — до полной потери разума.
— Тогда оставайся со мной.
— Да, — выдохнула она.
В темноте их губы встретились. Алекс прижал ее к матрасу, а ее руки продолжали ласкать его, сводя с ума. Все это, верно, во сне, думал он, потому что ему еще никогда не было так хорошо. Она то слегка двигала рукой вверх‑вниз, то обводила пальцем чувствительный кончик. Не в силах больше выносить эту игру, он лег у нее между ног.
Она была горячая и влажная, совершенно готовая, так что при малейшем движении он уже мог бы переступить за край. Стиснув зубы, Макбрут старался контролировать себя. Он просунул руки между их телами, наслаждаясь тем, как она отдается удовольствию, как вскрикивает от наслаждения.
Наконец Хелен выгнула ему навстречу спину, сотрясаясь всем телом, выкрикивая его имя в порыве экстаза.
Ночь окутала их. Положив голову ему на плечо, она удовлетворенно вздохнула, и его охватила неведомая ему дотоле нежность. Он снова был счастлив, занимаясь любовью с женщиной.
Постепенно волны усталости, набегая на него, увлекали его все глубже и глубже, пока он не перестал быть самим собой.
Хелен разбудил какой‑то громкий звук.
Она открыла глаза. Был яркий день, но она не сразу поняла, где находится: видимо, в некоей зарубежной стране, в сельской гостинице.
Очнувшись окончательно, она огляделась. Потрепанные розовые занавеси по краям кровати, голый матрас. Спину обвевает прохладный ветерок, тогда как ее грудь упирается в твердое мужское тело. Сверху они оба накрыты мягким шерстяным одеялом.
Алекс.
Воспоминания выплывали в лихорадочном темпе. Прежде чем Хелен успела насладиться мыслью, что просыпается в его объятиях, он вдруг зашевелился. Она подняла на него глаза. Небритые щеки придавали ему вид опасного бандита, но смотрел он не на нее, а куда‑то за ее спиной.
— Какого черта! — услышала она его голос.
Приподнявшись на локте, Хелен проследила за взглядом Алекса и в ужасе замерла. Это какой‑то кошмар… Она сейчас проснется…
Ее губы беззвучно зашевелились.
— Папа.
Хотя маркиз Хатауэй был невысокого роста, он держал себя так, словно был королем. Его лицо выглядело бледным и серьезным. Боже милостивый, он, должно быть, приехал за ней из Эдинбурга, узнав от Кокса, что она здесь застряла.
Про себя Хелен отметила тот момент, когда шок от увиденного на лице лорда сменился бешенством. Он грозно нахмурил белые кустистые брови, заросшие щетиной щеки порозовели. От взъерошенных ветром седых волос до облепленных снегом сапог ее отец был воплощением благородной ярости.
Алекс сел в постели, словно желая закрыть ее своим телом.
— Я же сказал, убирайтесь!
Лорд Хатауэй бросился к постели, его немигающий взгляд был направлен за спину хозяина замка, на Хелен, и она невольно подтянула одеяло до самого подбородка, чтобы скрыть наготу. Ей хотелось крикнуть, что это не то, что он думает… но ведь было именно то. Она отдалась человеку, который не являлся ее мужем, человеку, которого она едва знала.
Когда лорд Хатауэй обратил свой взгляд на Алекса, у него на лице было такое выражение, словно он вот‑вот совершит убийство.
— Что ты с ней сделал? — в бешенстве прорычал Хатауэй.
— Не знаю, черт побери, кто вы такой, но у вас нет права вторгаться…
— Ты совратил ее! Негодяй!
Нежданный гость наотмашь ударил кулаком Алекса в челюсть, и тот ударился головой о деревянное изголовье. Кровать задрожала, с древнего балдахина посыпалась пыль. Макбрут прижал к щекам ладони и с минуту сидел молча, потом в его глазах вспыхнул дикий огонь, и Хелен поняла, что настала ее очередь действовать.
Она проворно встала между двумя мужчинами.
— Хватит! Довольно!
Алекс попытался оттолкнуть ее.
— Я не позволю, чтобы за меня заступалась женщина!
— А я не позволю, чтобы ты избил моего отца!
— Твоего отца? — Голова Алекса странно дернулась.
Маркиз стоял возле кровати, тяжело дыша и сжав кулаки.
— Я должен бы тебя убить. Ты заставил мою дочь лечь с тобой в постель…
— Он меня не заставлял, — вмешалась Хелен, все еще прижимая к себе одеяло. Как ей было жаль так огорчать отца! — Прости, папа, но тебе не следует винить Алекса. Я сама к нему пришла.
Лицо маркиза окаменело.
— Я тебе не верю.
Она не смела поднять на отца глаза.
— Я… я хотела узнать, что это такое — любовь…
— Что она сделала, не имеет никакого значения, — вдруг вмешался Алекс. — Ничего бы не случилось, если бы я не позволил этому случиться.
— В этом вы правы, — отрезал лорд Хатауэй. — Клянусь, вы дорого заплатите за то, что погубили мою дочь.
Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга жестким оценивающим взглядом.
Хелен была смущена и совершенно не знала, что ей делать дальше.
— Это все моя вина. Папа, я не хочу, чтобы ты плохо думал об Алексе, он меня не соблазнял, потому что…
— Даже если бы он получил благословение самого Георга Четвертого, это теперь не имеет значения. — Лорд Хатауэй подошел к кровати со стороны Хелен, и на какой‑то момент она испугалась, что он ее ударит. Отец никогда плохо с ней не обращался, но и она прежде так страшно не сердила его. И теперь она не отступит. Хотя внутри у нее все дрожало, девушка стойко выдержала отцовский взгляд, приготовившись к еще одному взрыву его ярости.
Но маркиз лишь получше подоткнул под нее одеяло, а потом схватил со стула ее одежду. Взяв дочь за руку, он стянул ее с кровати вместе с одеялом, оставив Алекса совершенно голым.
— Мы сейчас же все решим, — обратился к нему маркиз.
Макбрут холодно кивнул. Хелен позволила себе лишь украдкой взглянуть на него. Он был прекрасен в своей наготе и держался с достоинством, с каким только мог держаться мужчина, которого разъяренный отец застал на месте преступления.
Помоги им Всевышний… Ну почему она не вернулась ночью к себе в комнату?
Когда они вышли в коридор, лорд Хатауэй протянул Хелен ее одежду. В слабом свете, проникавшем сквозь пыльное окно, его лицо казалось серым.
— Пойди оденься. Я жду тебя здесь через полчаса. — Повернувшись, он зашагал обратно в спальню.
Хелен охватил ужас, и она крикнула:
— Папа, обещай, что не затеешь дуэли с Алексом!
— Вообще‑то, — его лицо скривила гримаса, — прикончить этого развратника было бы большим удовольствием, но даже так не вернешь потерянного тобой.
— Ты не понимаешь. Позволь мне сказать…
— Нет. — Он махнул рукой. — Я ехал полночи, чтобы добраться сюда и убедиться в твоей безопасности. В результате я узнаю, что ты обманула мисс Гилберт и растоптала мораль, которую я старался привить тебе. Пожалуйста, не оскорбляй меня извинениями за свое недостойное поведение.
Его слова повисли в холодном воздухе словно проклятие. Хелен хотела побежать за отцом, умолять его простить ее за причиненную ему боль, но она знала, что он не станет слушать ее извинений. Слезы застилали ей глаза. С тех пор как умерла ее мать — а Хелен была тогда маленькой девочкой, — они с отцом жили душа в душу. Теперь она оскорбила единственного человека, который был ей дорог.
И все же она ни в чем не раскаивалась и не жалела, что занималась любовью с Алексом. Оба раза все было просто замечательно! Вот только ей надо каким‑то образом показать отцу, что она все та же любящая дочь.
Что бы ни ждало ее, даже если он запретит ей путешествовать, Хелен поклялась себе, что примет любое его наказание.
— Ты и Макбрут поженитесь.
Приговор отца прозвучал полчаса спустя в спальне хозяина замка. Хелен ошеломленно смотрела на Алекса: он был полностью одет — килт, плед и сапоги — и стоял, заложив руки за спину с каменным выражением на лице.
Позабыв о клятве, она выпалила:
— Это невозможно!
— Когда мы доедем до деревни, — невозмутимо продолжал лорд Хатауэй, — вас там обвенчают. Откладывать нет причины, тем более что на это нет никаких запретов здесь, в Шотландии.
— Но… я не могу выйти за него замуж. — Ужас овладел Хелен. Она резко обернулась к Алексу. — Уверена, что и он не согласится на это.
— Я предложил обручение. — Синие глаза смотрели на нее с презрением. — Но его светлость настаивает на том, чтобы дело было решено по‑английски.
— Обручение — это варварский обычай. — Маркиз презрительно фыркнул. — Он означает, что вы проживете один год и один день без бракосочетания и, если не будет ребенка, по истечении этого срока каждый пойдет своим путем, а репутация женщины будет при этом погублена. — Он решительно покачал головой. — Вы лишили мою дочь девственности и должны поступить с ней честно.
К ужасу Хелен, Алекс не возражал.
Зато она возражала, поэтому, бросившись к отцу, схватила его за руки.
— Папа, ты поступаешь необдуманно. Мы можем все скрыть, и никто никогда ни о чем не узнает. Мисс Гилберт и Эббот очень хорошо ко мне относятся, а крестьяне из деревни, которые показали тебе дорогу сюда, вряд ли сообщат что‑нибудь лондонскому обществу.
Лицо маркиза помрачнело.
— Дочка, всю свою жизнь я скрывал один секрет и все время боялся, что он раскроется. Пять лет назад я поклялся, что никогда больше так не поступлю. Лучше смотреть в лицо правде и знать, какие тебя ждут последствия.
Сердце Хелен упало. Отец имел в виду то время, когда стала известна правда о его незаконнорожденной дочери от куртизанки. Весть о том, что у нее есть сводная сестра Изабель, явилась для Хелен одновременно и шоком, и радостью. Она знала, что отец переживает из‑за этого, но не догадывалась, насколько сильно страдает его чувство чести.
— Помимо всего прочего, ты могла забеременеть.
— Нет, не могла. Алекс так сказал.
Макбрут покачал головой.
— Риск всегда есть, и я знал об этом, когда затащил тебя к себе в постель.
Хелен почувствовала себя совершенно обезоруженной. Теперь ей придется жить в этом насквозь продуваемом замке, пожертвовав своей независимостью. Неужели только так она сможет вернуть любовь отца?
Отчаяние охватило ее.
— Папа, прошу тебя, пожалуйста, дай мне несколько дней…
— От этого ничего не изменится. — Сжав за спиной руки, маркиз смотрел на дочь с таким разочарованием во взгляде, что слезы выступили у нее на глазах. — Я помню, что значит быть молодым, горячим, безрассудным; но увы, за все приходится расплачиваться. И тебе тоже.
Они стояли в маленькой церквушке — Макбрут и его невеста.
Тот же храм, где когда‑то крестили его, тот же самый. каменный алтарь, перед которым венчались его родители, то же место, где был погребен его отец рядом с другими родственниками клана Макбрутов. В последнее время Алекс редко посещал богослужения. Он потерял веру еще в то время, когда сюда приходил его отец помолиться о возвращении жены. И вот теперь он сам женится на англичанке.
Несмотря на то что в церкви было холодно, у него пот катился по спине. Хорошо бы сбежать, думал он. Бежать, прежде чем узы брака прикуют его к женщине, которую он презирает. Хелен не меньше его настроена против этого брака. Так в чем же дело?
Он вспомнил, что сказал лорд Хатауэй: лучше смотреть в лицо правде и знать, какие тебя ждут последствия, чем все время обманывать. Даже в кошмарном сне Алекс не мог себе представить, что когда‑нибудь согласится с английским аристократом. Но Хатауэй бросил вызов его чести. Сейчас он стоит перед алтарем с пересохшим горлом и как попугай повторяет за священником традиционные клятвы. Затем Хелен произнесла свои клятвы еле слышным голосом.
Дело сделано.
Она повернулась к нему, подняв лицо для поцелуя: глаза ее были затуманены печалью, губы не улыбались. Его жена, леди Хелен Джеффриз. Ее светлые волосы были скреплены на затылке гребнем из слоновой кости, округлые формы спрятаны под бледно‑голубым платьем с высоким воротом.
Но он‑то знал каждый дюйм ее роскошного тела. Даже здесь, в церкви, его терзала похоть. Макбрут намеренно не стал ее целовать, а лишь предложил ей руку и повел по проходу мимо ее отца, мимо плачущей мисс Гилберт и немногочисленных прихожан, которых удалось в спешке собрать. Он знал, что все они сгорают от любопытства: ведь прежде он ни разу не выказывал никакой склонности к браку.
Когда они вышли в залитый холодным вечерним солнцем двор, с колокольни раздавался веселый перезвон колоколов. Алекс воспользовался моментом и, склонившись к уху молодой жены, сказал:
— Мои люди ждут небольшого торжества. Вы будете вести себя так, будто празднество доставляет вам удовольствие.
— Вам придется сделать то же самое.
Ее вызов ему не понравился, но для дальнейших объяснений уже не было времени, так как приглашенные на венчание люди тоже вышли из церкви.
Лорд Хатауэй поцеловал Хелен в щеку и не слишком приветливо пожал руку зятю.
— Обращайтесь с ней хорошо, — сказал он угрюмо.
Алекс не мог винить маркиза за желание защитить свою дочь. Он сделал бы то же самое для своего ребенка, которого у него не было.
Жители деревни столпились вокруг новобрачной. Сначала они поздравляли ее довольно робко потом немного осмелели. Улыбаясь, Хелен принимала поздравления и от старого сапожника Тама, поцеловавшего ее в щеку, и от малютки Джесси, которая, засунув в рот большой палец, смотрела на нее в благоговейном страхе.
Молодые возглавили процессию, направившуюся мимо кузницы и булочной. Солнце золотило последними лучами зелень деревьев, вершины гор, обступивших деревню со всех сторон, и пасшихся возле озера овец. Снег растаял, и дорога раскисла; Алекс даже подумал, что Хелен начнет жаловаться, но она, приподняв подол голубого платья, живо интересовалась окрестностями, чисто выбеленными домиками и дымком над крышами. В воздухе стоял запах торфа, которым крестьяне топили печи.
— Мы все идем в замок? — наконец спросила она.
— Нет.
Макбрут был доволен тем, что поставил молодую жену в тупик, и хотел, чтобы она подольше не догадывалась о том, какое же из этих скромных жилищ сможет вместить столько гостей. Ему хотелось наказать ее: пусть думает самое худшее.
Дойдя до конца деревни, они свернули к каменному забору, окружавшему обширное поместье с многочисленными постройками. Огромные дубы в осеннем уборе бросали тень на заросший сад. Алекс провел Хелен через открытые ворота и, остановившись, стал наблюдать за ней. Величественный особняк из камня, стоявший на вершине невысокого холма, был похож на английский загородный дом: по фасаду располагалось множество двустворчатых окон, а над крышей из шифера возвышалось несколько труб.
Хелен с любопытством посмотрела на мужа, а у него вдруг появилось безумное желание поднять ее на руки, перенести в какой‑нибудь уголок и тут же выполнить свои супружеские обязанности.
— Заходи, — буркнул он. — Ты, наверное, захочешь посмотреть серебро и оценить, достаточно ли оно тебе подходит.
— Что значит — подходит?
Макбрут открыл тяжелую дверь.
— Сейчас увидишь.
Хелен остановилась на пороге.
— Так ты, оказывается, живешь здесь, — с укором сказала она, вздернув подбородок, — а вовсе не в том полуразрушенном замке…
— Мой отец построил дом для своей жены, моей матери, но она не дождалась окончания строительства. Посмотрим, сколько ты здесь выдержишь.
Хелен решила веселиться на своей свадьбе во что бы то ни стало, тем более что ее муж, по‑видимому, ждал, что она будет сидеть в углу и дуться. К счастью, жителям деревни удалось хорошо подготовиться к празднеству, если учесть тот короткий срок, который им был отпущен. В огромной столовой женщины расставили на столах блюда с разной выпечкой и мясом — видимо, из домашних запасов. В гостиной мужчины отодвинули к стенам мебель, чтобы освободить место для танцев. Ансамбль из трех музыкантов извлекал из своих инструментов — флейты, скрипки и волынки — неожиданно приятную музыку.
Некоторых гостей Хелен узнала. Эббот сидел на стуле, положив больную ногу на подушку, Кокс болтал с хорошенькой девушкой а мисс Гилберт разливала пунш всем желающим, в то время как лорд Хатауэй обсуждал с несколькими мужчинами проблемы местной торговли.
Хелен переходила от одной группы гостей к другой, твердо намереваясь запомнить все лица и имена. Теперь это ее люди. И хотя все происходящее казалось ей нереальным, у нее возникло приятное ощущение возвращения домой.
Она улыбалась направо и налево, все время чувствуя присутствие Алекса в дальнем конце гостиной. Вот он, налив себе виски, сел рядом с хорошенькой темноволосой женщиной, с которой у него завязалась оживленная беседа…
Глядя на них, Хелен испытала неприятный шок. Несмотря на две ночи, проведенные с Макбрутом, Хелен мало что знала о его жизни. Теперь ей стало совершенно ясно: у него был опыт ухаживания. Уж очень мило выглядела эта парочка!
— Не смотри так сердито, — проговорила высокая сухопарая женщина, назвавшаяся домоправительницей Алекса Флорой, — Мег, как всегда, жалуется, а лэрд вежливо ее выслушивает. Но теперь, когда у него появилась красивая жена, он не станет связываться с такими, как она. Эта старая зануда отправила на тот свет уже двух мужей.
Хелен слова Флоры не очень убедили: «старая зануда» так и напирала на ее мужа своим огромным бюстом. Она отвернулась.
— Давно вы здесь работаете, Флора?
— Я меняла пеленки лэрду, еще когда он был бедным, брошенным младенцем.
— Вы знали мать Алекса? — Хелен насторожилась.
— Да, она была очень хрупкой женщиной, и казалось, если налетит порыв ветра, то ее сдует. А уж гордячка какая! По правде говоря, я не очень‑то расстроилась, когда она уехала.
— Но ведь и я англичанка. Вам не захочется, чтобы я тоже уехала?
Флора, усмехнувшись, покачала головой.
— Вы такая же сильная, как лэрд, и я очень рада тому, что он наконец женился. Ему нужна семья, чтобы развеять одиночество.
— Что ему нужно, так это завести парочку ребятишек, — заметил присоединившийся к ним человечек с курчавыми рыжими волосами. — Хотя, кажется, Макбрут и так не терял времени даром.
Хелен густо покраснела. Они с Алексом познакомились всего два дня назад, и скорее всего все догадались, что именно произошло во время этого неожиданного снегопада.
— Убирайся, Джейми, — сердито воскликнула Флора. — Твои шутки годятся для конюшни, а не для ушей благородной дамы.
— А я‑то старался быть как можно любезнее. — Джейми церемонно поклонился. — Могу я пригласить вас на танец, миледи?
Хелен улыбнулась.
— Конечно, сэр.
Она взяла его за руку, и он повел ее в самую гущу танцующих. Это была веселая джига, которую Джейми исполнил с большим воодушевлением: его кривые ноги так и мелькали в танце. Бросив взгляд на Алекса, который все еще был погружен в беседу со вдовой Мег, Хелен отдалась танцу — сначала медленно и осторожно ступая, потом все более уверенно. А когда партнер начал ее кружить, ей и вовсе стало весело.
— Вы хорошо танцуете, — похвалил ее Джейми. — Полагаю, это именно то, что нужно лэрду.
— Ему нужна пара для танцев? — притворно удивилась Хелен.
Джейми сверкнул белозубой улыбкой.
— Ему нужен кто‑нибудь, кто бы его развеселил, вот что я имел в виду. У человека не должно быть такое мрачное лицо в день его свадьбы!
Она посмотрела туда, где сидел Алекс. Их взгляды встретились, и он нахмурился. Сердце Хелен сжалось. Она вспомнила, как в церкви подняла к нему лицо для поцелуя, а он сделал вид, что ничего не заметил. Скоропалительная свадьба наверняка больно ударила по его самолюбию. Но ведь и она не хотела выходить замуж — ее жизнь изменилась гораздо более круто, чем его. И все же она очень постарается, чтобы их брак оказался удачным.
Хотя Хелен и сердилась на Алекса, ею вдруг овладело собственническое чувство. Он стал ее мужем, и только она имеет на него права, в том числе и право подняться вместе с ним в спальню. От этой мысли ей стало жарко. Сегодня они будут заниматься любовью как муж и жена…
Ее снова пригласили на танец, и она запрятала подальше свои фантазии. Празднество, конечно, не было таким роскошным, каким она представляла его в своих мечтах, когда ей было восемнадцать лет. Не было оно похоже и на великосветский раут. Однако, когда сородичи Макбрута стали один за другим приглашать ее танцевать, она испытала к ним благодарность за их попытки оказать внимание жене лэрда. Их доброта помогла ей пережить слишком резкий и болезненный переход к роли нежеланной жены.
Спустя час, когда Хелен танцевала с нескладным долговязым фермером, она заметила, что Алекс исчез. Исчезла и темноволосая Мег.
Подозрение неприятно кольнуло ее. Как давно они ушли?
По окончании танца она извинилась и, отправившись на нижний этаж, стала по очереди заглядывать в тихую библиотеку, пустую утреннюю комнату, обиталище дворецкого… Дом Алекса — ее дом — был обставлен довольно скудно: во многих комнатах не было ни обоев, ни занавесок. Черт бы побрал Алекса: сначала он заставил ее думать, будто живет в полуразрушенном замке, где гуляют сквозняки и стоит этот заброшенный обеденный стол, от которого одни мурашки по коже, а теперь скрылся где‑то с другой женщиной в день собственной свадьбы.
Раздражение Хелен росло, а парочки нигде не было видно. Наконец ее внимание привлек свет в самом конце темного коридора. Хелен направилась туда, но тут выкрашенная в белый цвет дверь распахнулась, и на пороге появился ее муж со свечой в руке.
Позади него, оправляя зеленый корсет, маячила Мег.
Хелен похолодела, но потом ее охватила ярость. Одно дело подозревать этих двоих в связи и совсем другое — застать их на месте преступления.
Алекс остановился. Свеча освещала резкие черты его лица. Черные брови были насуплены, придавая ему вид настороженного волка.
— Что ты здесь делаешь? Зачем ушла с танцев?
— Мне следовало бы задать эти вопросы тебе. — Она посмотрела на Мег, которая улыбалась, словно кошка, украдкой наевшаяся сметаны. Она либо пользовалась помадой, чтобы подкрашивать губы, либо ее только что крепко целовали.
— Ты не имеешь права задавать мне вопросы, — угрожающе прорычал Алекс.
— Ах вот как! Тогда я вместо этого отдам несколько распоряжений и начну с твоей партнерши. — Хелен подошла к Мег. — Посмей хотя бы еще только раз побеспокоить моего мужа, и я лишу его мужского достоинства. Убирайся из моего дома, пока я не обрушила свой гнев и на тебя.
Улыбка сошла с лица Мег, ее глаза расширились. Бочком обойдя соперницу, она бросилась бежать по коридору.
Хелен была довольна. Но прежде чем она успела насладиться своей победой, до нее донеся тихий голос Алекса:
— Говоришь, лишишь достоинства? — Вздернув одну бровь, он прислонился плечом к стене и оглядел ее с ног до головы. — И как такая малютка, как ты, собирается это сделать?
Его ленивый взгляд возбудил в ней чувства, совсем непохожие на гнев или торжество. Он стоял такой высокий, красивый, в белой полотняной рубашке и праздничном кил‑те. Как хорошо она помнила твердость этого мускулистого тела! От одного воспоминания о волшебной ночи у нее подогнулись колени. Ей захотелось, чтобы он поддержал ее своими сильными руками, но ведь ими он только что обнимал другую женщину!
Хелен сжала кулаки.
— Попробуй и узнаешь, — вызывающе сказала она. — Я не позволю, чтобы мой муж спал с другой женщиной.
— А я и не спал с Мег, — фыркнул он.
— Тогда чем же вы там занимались?
— Это мое личное дело.
— Личное? Но все и так ясно — иначе зачем тебе понадобилось бы уединяться с ней? Я, пожалуй, зайду и посмотрю, что у тебя там.
— Нет. — Он быстро закрыл дверь.
— Значит, тебе есть что скрывать? Может, смятые простыни?
— Я запрещаю тебе входить в эту комнату.
— Но ведь теперь это и мой дом, и я могу заходить куда хочу…
— Этот дом мой, — оборвал он ее. — И здесь ты будешь ходить туда, куда тебя приглашают. Да и какая тебе разница — скоро ты все равно отсюда уедешь.
— Но я не собираюсь никуда уезжать.
— Советую тебе хорошенько подумать. Нам не имеет смысла жить вместе. Завтра вы с отцом вернетесь в Лондон.
Хелен была в шоке. Она стиснула руки, чтобы успокоиться.
— Ты не можешь меня вышвырнуть. Я не уеду.
— Как хочешь. Мой совет тебе — убраться отсюда до наступления зимы, когда дороги станут опасны. — В его синих глазах не было ни сожаления, ни раскаяния, одна только ненависть.
Он боится, что она поведет себя так же, как его мать! Не давая себе отчета в том, почему она это делает, Хелен погладила его по подбородку, потом по щеке. Щетина под ее пальцами была как грубый шелк. Она смотрела на его суровое лицо и видела одинокого маленького мальчика, каким он когда‑то был. Только теперь она наконец поняла, в чем клялась ему в церкви: ей необходимо обязательно добраться до его нежной души, которую он так глубоко запрятал.
Он ее муж.
Хелен прижалась к нему. Ее переполняло желание сделать его унылую жизнь светлой и счастливой.
— Я не боюсь зимы, Алекс, и уверена — мы сумеем найти способы согреть друг друга.
Его изменчивые глаза заблестели, и она поняла — он тоже хочет, чтобы из этого брака вышло что‑то хорошее.
И тут же Алекс оттолкнул ее.
— Нет. Я не стану рисковать, потому что не хочу ребенка от вас, леди. Я больше никогда к вам не притронусь.
На следующее утро после свадьбы Хелен стояла с отцом на крыльце дома, где под раскидистым дубом маркиза ждала его черная дорожная карета. Снег растаял везде, кроме вершин гор, и дорога была сухая. Лорд Хатауэй забирал Эббота с собой в Англию, чтобы он мог там подлечиться, а Кокс и мисс Гилберт оставались с Хелен в Шотландии.
Маркиз схватил дочь за руки.
— Мне очень не хочется оставлять тебя здесь, — в десятый раз повторял он. — Возможно, я поспешил, заставив тебя выйти замуж.
— Нет, папа, все правильно. — Хелен весело улыбнулась. — Ты хотел защитить мою честь, и я люблю тебя за это.
Но маркиз все никак не хотел успокаиваться. Глубокие складки залегли на его лице.
— Я знаю, что Макбрут может тебя обеспечить, — сказал он, словно убеждая сам себя, — к тому же его люди уверили меня, что он хороший, достойный человек.
— Да, папа, ты мне это говорил, и Алекс в самом деле пользуется уважением в деревне.
— К тому же ему приносят большой доход вложения в поставки товаров, и Макбрут настоял на том, чтобы брачный контракт был составлен на твое имя. Это доказывает, что он порядочный человек.
— И еще что он не хочет иметь дело с английскими деньгами. Тем лучше — значит, я ни в чем не буду нуждаться. Но я буду скучать по тебе, папа.
— А я по тебе.
Маркиз заключил ее в объятия, и Хелен захотелось, чтобы они никогда не кончались. Сколько она себя помнила, отец всегда был рядом, сопровождая ее в самых дальних путешествиях. А теперь ей повезет, если она сможет увидеть его хотя бы раз в году. Она взяла себя в руки, стараясь не разрыдаться: никто не должен догадываться, что первую брачную ночь ей пришлось провести в одиночестве в огромной кровати под балдахином, прислушиваясь к скрипу и шорохам в незнакомом доме и мечтая о теплых объятиях мужа.
Когда маркиз садился в карету, в его глазах блестели слезы. Хелен долго махала ему вслед, старательно улыбаясь до тех пор, пока карета не скрылась за поворотом. Вот когда она дала волю слезам!
Словно чувствуя, что хозяйка расстроена, Милорд взобрался вверх по ступенькам и заскулил. Хелен взяла его на руки и стала гладить, а он тыкался в нее холодным носом и лизал розовым язычком ее щеки.
Прислонившись к каменной колонне, Хелен утерла слезы концом кашемировой шали. Бессмысленно плакать над тем, чему она сама виной. Лучше определить место для себя здесь, в Шотландии. Из всех стран, в которых она бывала, эти дикие, продуваемые всеми ветрами Торы нравились ей больше всего.
Дверь за ее спиной открылась, и она напряглась, готовясь к насмешкам мужа, которого не видела с той минуты, как он выдвинул свой ужасный ультиматум.
«Я больше никогда к вам не прикоснусь».
Чья‑то рука ласково потрепала ее по спине. Это была всего лишь мисс Гилберт, смотревшая на нее с сочувствием.
— Не расстраивайтесь так, его светлость будет вас навещать. И конечно же, вы с лэрдом когда‑нибудь съездите в Англию.
Скорее Алекс Макбрут согласится провалиться в преисподнюю, чем поехать в ненавистную ему Англию, и ей нечего там делать. Лучше она проявит настойчивость здесь, и тогда со временем он поймет что у него нет выбора.
Держа на руках свою любимую собачку, Хелен полной грудью вдохнула свежий горный воздух. Только время поможет отпереть решетку, в которую заковал свое сердце se муж.
Остаток дня Хелен провела в делах. В сопровождении Флоры она обошла весь дом, комнату за комнатой, проверила постельное белье в комодах и составила список вещей, которые надо купить в Эдинбурге. Ей понадобятся образцы тканей для штор, каталоги мебели и образцы для обивки.
Был уже почти вечер, когда домоправительница отправилась наконец на кухню, чтобы приготовить обед. Тут‑то Хелен и наткнулась на запертую дверь — ту самую, в которую Алекс запретил ей входить.
Сначала Хелен хотела уйти — могут же у него быть какие‑то свои секреты! Однако, услышав, что из комнаты доносится приглушенный плачущий голос, она прислонилась ухом к двери. Хотя ей никак не удавалось разобрать слова, она сразу поняла, что это мужской голос. Время от времени его перебивал голос мужа — мягкий и терпеливый — совсем как у отца, успокаивающего свое чадо.
Что это за комната? Кабинет Алекса? Но с кем он, и что там делает?
Хелен дотронулась до медной ручки двери, но не решилась ее повернуть. Мужчины не любят, когда женщины вмешиваются в их дела. Она собиралась завоевать мужа, а вовсе не раздражать его, и у нее еще будет достаточно времени, чтобы удовлетворить свое любопытство.
Когда она повернулась, чтобы уйти, из‑за двери вдруг раздался душераздирающий вопль, от которого у Хелен кровь застыла в жилах. Непроизвольно повинуясь этому крику боли, она бросилась обратно, распахнула дверь и, подхватив юбки, ворвалась в комнату.
Первым, что ей бросилось в глаза, были тянувшиеся вдоль стен стеллажи со множеством медикаментов; кругом висели рисунки органов человека в натуральную величину. В отличие от скудости обстановки в доме здесь были множество медицинских шкафчиков, большой смотровой стол и несколько лежаков. Хелен меньше бы удивилась, если бы оказалась в пещере волшебника.
Посередине комнаты она увидела Алекса, склонившегося над человеком, скорчившимся в большом кожаном кресле и так крепко вцепившимся в подлокотники, что у него побелели пальцы. На деревянном столе лежала куча металлических инструментов и стояли различного вида бутылки.
Алекс выпрямился, держа в руках какое‑то деревянное устройство, напоминавшее сверло с крючком на конце.
Хелен в испуге бросилась к мужу.
— Господи, что происходит?
— Я же приказал тебе не заходить в эту комнату! — обернувшись, зарычал Алекс.
— Я услышала крик. — В сидевшем напротив мужа она узнала Дугала, деревенского кузнеца, он был страшно бледен, на небритом лице застыло испуганное выражение. — Что ты с ним делаешь?
— У бедняги сгнили два зуба, и я их выдернул. — Алекс схватил со стола тампон и ворчливым голосом бросил ей через плечо: — Уходи сейчас же, здесь тебе нечего делать!
Но Хелен не сдвинулась с места; скрестив на груди руки, она стала наблюдать, как ее муж промокнул тампоном рану и посоветовал кузнецу не есть горячего до следующего дня. Он также порекомендовал больному ежедневно чистить зубы зубным порошком, если он хочет подольше сохранить их.
Когда кузнец ушел, Хелен вспомнила, как Алекс лечил сломанную ногу Эббота, и ее вдруг осенило.
— Вы по профессии врач, верно?
Он подошел к умывальнику и намылил руки.
— Я стажировался в Эдинбурге. Теперь мои люди всегда могут вовремя получить медицинскую помощь.
— Но почему вы раньше не сказали мне об этом? Значит, и Мег не больше чем пациент? Что у нее было?
— Что‑то с животом. Я посчитал нужным осмотреть ее.
— Другого времени для этого, кроме дня свадьбы, конечно, не нашлось!
Краска вдруг залила его щеки, в свете заходящего солнца его лицо показалось ей необыкновенно красивым.
— Разве у нас был повод для празднования? Нет, и вам это так же хорошо известно, как и мне.
Хелен напомнила себе, что ей потребуются терпение и настойчивость, чтобы укротить его; главное — не дать втянуть себя в бесконечную войну.
— Если вам когда‑нибудь понадобится ассистент, я буду рада помочь.
— Да вы хлопнетесь в обморок от одного вида крови.
— Ошибаетесь. В прошлом году мы с папой пережили землетрясение в Турции, и я помогала ухаживать за ранеными.
Алекс скептически посмотрел на нее.
— Можете мне не верить, но ваши сородичи теперь и мои тоже, и они были вчера добры ко мне в отличие от вас…
Прежде чем Макбрут успел ответить, кто‑то постучал в дверь.
— Уходите, — приказал он Хелен, открывая вторую дверь, которая выходила во двор.
В первую дверь ворвалась испуганная женщина с плачущим ребенком на руках — это была маленькая Джесси, которая с таким ужасом смотрела на Хелен накануне. На светлых волосах девочки запеклась кровь.
Алекс положил малышку на смотровой стол.
— Дай‑ка я посмотрю, что у тебя, моя милая, — ласково сказал он. — Не бойся, я не сделаю тебе больно.
Большим куском марли Алекс промокнул кровь и увидел глубокую рваную рану на голове. Мать стояла рядом и рыдала.
— Моя дочь играла в долине и поскользнулась на острых камнях. Она умрет?
— С ней все будет хорошо, но придется наложить шов. — Алекс присел на корточки, так что его глаза оказались на уровне лица девочки. — Ты должна лежать очень тихо, моя милая: сейчас я зашью рану, и тебе станет легче.
Джесси ударила Алекса кулачком.
— Уходи! Ты сделаешь мне больно!
— Дочка! — Ее мать умоляюще заломила руки. — Ты должна слушаться лэрда и делать, что он говорит.
Джесси громче заревела, и тогда Хелен крепко взяла девочку за плечи.
— Давай я расскажу тебе сказку, малышка. Прекрасную, храбрую принцессу захватило в плен злое чудовище. Но ты должна лежать тихо, если хочешь услышать, что произошло дальше.
Джесси еше несколько раз всхлипнула и наконец успокоилась. Хелен погладила ее, и девочка доверчиво посмотрела на нее широко раскрытыми заплаканными глазами.
— А как ее звали?
— Хелен, как меня. Она путешествовала по всему свету со своим отцом, королем, и они повидали много незнакомых стран и замечательных мест, например, древние пирамиды в Египте и базары в Багдаде. Однажды она даже кормила обезьян на скалах Гибралтара…
— А как же чудовище ее поймало? — Джесси уже не обращала внимания на то, что Алекс осторожно промывает ее кровоточащую рану.
— Однажды, когда они приехали в самую необыкновенную и самую замечательную страну, король был вынужден вернуться в свое королевство. Но принцесса Хелен так хотела узнать побольше об этой прекрасной стране, что решила продолжить путешествие без короля, хотя люди предупреждали ее о заколдованных горах, в которых живет страшное чудовище. Видишь ли, принцесс не так‑то легко запугать какими‑то там чудовищами, как бы громко и свирепо они ни рычали.
Хелен видела, как сжались губы мужа. Его внимание было полностью поглощено кривой иглой, которую он взял с подноса. Увидев, что Алекс собирается зашивать рану, она поспешно продолжила:
— Как‑то в солнечный день принцесса решила прогуляться и уже зашла довольно далеко в лес, как вдруг поднялся страшный холодный ветер и начал падать такой густой снег, что девушка испугалась. Она шла и шла, борясь с ветром и снегом, и внезапно набрела на прекрасный замок, в окнах которого приветливо мелькали огоньки. Когда она постучалась, дверь отворилась словно по волшебству. Она позвала, но ей никто не ответил. Тогда принцесса поспешила к очагу, в котором весело потрескивали дрова; возле очага стоял стол, накрытый как для праздника — горячий суп, пирог, засахаренные сливы. После того как она отведала всех этих необыкновенно вкусных яств, раздался какой‑то шум, и тогда принцесса увидела чудовище — оно было огромным и страшным, обросшим шерстью, как медведь. Чудовище сказало, что, раз принцесса поела заколдованной еды, она теперь тоже заколдована и останется с ним навсегда.
Джесси изо всех сил сосала большой палец, пока Алекс накладывал швы и обрезал нитку; по его мрачному виду Хелен поняла, что он догадался, кого она имела в виду, рассказывая про чудовище.
— Сначала принцесса испугалась, и хотя чудовище ворчало и рычало, но ничего плохого оно ей не сделало. Когда‑то оно было прекрасным принцем, пока злая ведьма его не заколдовала, и только верная и чистая любовь могла его расколдовать. — Хелен понизила голос почти до шепота. — Принцесса решила полюбить чудовище и вылечить его больное сердце…
Алекс несколько раз усмехнулся, не забывая при этом ловко бинтовать голову ребенка.
Джесси вынула палец изо рта.
— И принцесса превратила чудовище в принца?
Хелен улыбнулась.
— Разумеется, дорогая. Как бы ни было трудно, принцессы всегда добиваются своего.
Следующие две недели жена являлась постоянным источником раздражения для Макбрута. Чего он только не делал, чтобы от нее избавиться, однако выдворить из своего медицинского кабинета так и не смог.
Что бы он ни говорил, она не обращала на это внимания, и вскоре он заметил все те маленькие новшества, которые Хелен ввела, чтобы облегчить ему жизнь. Она взяла на себя роль искусного ассистента, проворного и веселого, умеющего успокаивать его пациентов, сматывала бинты, подавала ему инструменты и ободряла пострадавших. Когда работы оказывалось слишком много, она приносила ему на подносе горячую еду. Каким‑то образом, наверное, сплетничая с Флорой, Хелен выведала, что он любит, а чего нет, и следила за тем, чтобы на завтрак у него были овсяные лепешки и черничный джем, а на обед — куриный бульон, заправленный луком, или копченая треска со стаканом его любимого эля. В холодные темные дни, когда с гор спускался туман, она приносила ему горячий чай с песочным коржиком.
Сам Алекс старался меньше бывать дома. Иногда он встречал жену в долине — она обходила дома фермеров, приносила бульон больным и одеяла тем, кто в них нуждался, а то и просто останавливалась на улице, чтобы поговорить с людьми, и очень скоро стала узнавать всех и называть каждого по имени.
Теперь это и ее люди, говорила она.
Алекс молчал. Время покажет, кто был прав. Он, глава клана Макбрутов, уж как‑нибудь сумеет одолеть какую‑то презренную женщину.
Если, конечно, его прежде не убьет похоть.
Хелен ни разу не заговорила с ним о тех двух ночах, которые они провели вместе, однако она постоянно дразнила его шуршанием шелковых юбок и ароматом своих нежных духов. Каждой улыбкой, каждым случайным прикосновением она напоминала, что она принадлежит ему и стоит только захотеть… Он мог бы запереть дверь и заняться с ней любовью прямо здесь, на кушетке, или пойти ночью к ней в спальню и забыться в небывалом наслаждении. В конце концов она его жена… Вот только занятия любовью чреваты беременностью. Он не мог навлечь проклятие на ребенка — своего ребенка, лишив его матери.
Первые три недели, которые прошли со дня свадьбы, Алекс испытывал нестерпимые муки плотского возбуждения. Физическое желание вместе с мыслями о том, не забеременела ли она, делало его нервным и раздражительным.
Однажды утром Хелен появилась в его медицинском кабинете особенно бледная. Он уже хотел было осведомиться о ее здоровье, но в этот момент в дверь постучал Джейми: его лягнула лошадь. Пока Алекс обрабатывал рану на плече конюха, Хелен стояла рядом с компрессом и мазью из базилика в руках.
Алекс и Джейми, как обычно, обменивались новостями, но Хелен не принимала участия в их разговоре. Может быть, у нее началось? Эта мысль улучшила настроение Алекса. В это время женщины обычно бывают не в настроении, подумалось ему.
Но когда он протянул руку за компрессом, Хелен его не подала. Краем глаза Макбрут увидел, что ее лицо стало белым как мел и она прижала руку ко рту. Он сделал шаг ей навстречу и еле успел ее подхватить: она была в обмороке.
Хелен не могла понять, почему она все еще лежит в постели, хотя за окном ярко светит солнце. Потом большая фигура Алекса, стоявшего у окна, заслонила солнце, и она вспомнила, что произошло: рана Джейми, легкая тошнота и головокружение, а затем темнота…
Наверное, Алекс отнес ее наверх в спальню, под балдахин с голубыми занавесями.
— Как ты себя чувствуешь? — услышала она его голос.
У нее болела голова, и ее мутило, но все же Хелен села, не желая показывать своей слабости.
— У меня все прекрасно… — Она не успела договорить, так как на нее снова накатила тошнота.
К счастью, Алекс держал наготове горшок. Чувствуя себя несчастной, она все же отметила, что он нежно гладит ей лоб и бормочет что‑то в утешение.
Когда все осталось позади, он протянул ей стакан воды.
— Прополощи рот.
Она повиновалась, потом откинулась на подушки и закрыла глаза, униженная тем, что он видел ее в таком состоянии. И тут она почувствовала, что Алекс сел на край кровати, которая прогнулась под тяжестью его тела.
— Как ты полагаешь, что является причиной твоего нездоровья?
— В одной семье ребенок болен крупом…
— Никакого крупа у тебя нет. — Он скривился, словно проглотил большую дозу горького лекарства. — Я предполагаю, что это беременность.
Чтобы не встречаться с его саркастическим взглядом, она снова закрыла глаза. Уже несколько дней у нее было не все в порядке с желудком, и месячные запаздывали. Она надеялась и молилась, и Бог услышал ее молитвы: у нее будет ребенок.
Несмотря на плохое самочувствие, Хелен захлестнула волна радости. Теперь, когда внутри ее зародилась новая жизнь, они будут настоящей семьей, и Алекс не сможет отослать ее в Лондон! Через девять, нет, уже через восемь месяцев она родит его ребенка. Одна эта мысль прибавляла ей сил.
— Не очень‑то ты во всем этом разбираешься…
Он досадливо поморщился.
— Я допустил ошибку — мне следовало тебя прогнать, когда ты пришла и забралась ко мне в постель. Кого угодно я бы предпочел иметь матерью своего ребенка, но только не тебя.
Его жестокость согнала с лица Хелен улыбку. Сложив руки на животе, она сказала:
— Я не позволю называть нашего малыша ошибкой и тем более не позволю тебе своей злобой вынудить нас уехать из Шотландии.
— Предупреждаю, — холодно заявил он, — если ребенок родится, он останется со мной.
— Но я ведь тоже останусь!
— Это ты сейчас так говоришь. Время покажет, что будет на самом деле.
От него веяло ледяным презрением, и Хелен вдруг представилась унылая картина их совместной жизни в будущем: без любви, без нежности, без радости. Похоже, Алекс был твердо намерен вышвырнуть ее вон.
Но она так же твердо намеревалась остаться с ним.
После этого разговора Хелен было запрещено приходить в медицинский кабинет, чтобы не подвергать ее риску заражения и тем самым не навредить ребенку. Она не стала спорить, так как слишком уж плохо себя чувствовала и ко всему прочему даже слабые запахи лекарственных трав и медицинских препаратов вызывали у нее тошноту.
Теперь Хелен по нескольку часов в день вела дневник, описывая свои путешествия: впечатления от посещения турецкого базара и от восхождения на вершины Альп, а еще романтические поездки в гондоле по каналам Венеции. Когда‑нибудь ее ребенок прочтет эти заметки и узнает, что, кроме прекрасной Шотландии, существует большой и не менее прекрасный мир.
Ей хотелось бы поделиться своими воспоминаниями о разных странах с Алексом, но он почти не обращал на нее внимания, лишь иногда за обедом заставляя ее есть диетическую пищу, чтобы поддержать силы. Иногда Хелен даже казалось, что она вообще живет одна.
Как‑то вечером — дело было в ноябре — муж пришел к ней в гостиную, где она, сидя в большом кресле у огня, читала книгу. Ее сердце сжалось при виде суровых черт его красивого лица, его мускулистого тела, к которому ей так хотелось прижаться.
Прямо с порога Алекс заявил, что намерен завтра уехать в Эдинбург, чтобы прослушать курс лекций по медицине.
— Для тебя это путешествие будет слишком утомительным, — сказал он. — Ты останешься дома.
Она и сама не поехала бы, потому что от одной мысли об ухабах на дороге ее начинало мутить.
— Долго продлится поездка? — тихо спросила она.
— Несколько недель. И не вздумай убежать в Англию. В доказательство того, что ты еще здесь, будешь писать мне каждую неделю. — Он молча повернулся и вышел из комнаты.
Хелен плохо спала в эту ночь, а проснувшись на рассвете, вдруг поняла, что поневоле примет условия его игры, если даст ему уехать в Эдинбург, не растопив ледяной преграды, образовавшейся между ними. Она так быстро вскочила с кровати, что ее затошнило. Но к тому моменту, когда ей удалось спуститься вниз по холодной лестнице, чтобы выйти на крыльцо, ее муж уже ускакал на своем большом черном коне и даже ни разу не оглянулся.
Алекс вернулся лишь после Нового года — лекции по медицине кончились на третьей неделе декабря, но он задержался в городе под тем предлогом, что ему необходимо уладить кое‑какие дела и навестить родственников. Даже себе он не признавался, что ему хочется провести праздники с Хелен, и все время уверял себя, будто заботится о ребенке, а к жене испытывает лишь презрение.
Он лежал в холодной постели гостиницы и думал о ней, о том, как ее шелковистые волосы щекочут его кожу и как мило она вскрикивает на пике наслаждения. Он хотел ее с почти болезненной страстью.
Разумеется, Алекс понимал, что так долго задерживается в городе исключительно из трусости. Вопреки всем причинам, по которым ему следовало презирать Хелен, он с нетерпением ожидал ее писем, заполненных исключительно забавными историями из жизни деревни.
Чем меньше Хелен описывала свое состояние, тем больше он беспокоился о ней, воображая ее лежащей в постели, больной и осунувшейся. В один из дней февраля Алекс прочел в медицинском журнале историю болезни беременной женщины, умершей оттого, что она не могла есть. В тот же день он получил от Хелен необычно короткое письмо — судя по нескольким неровным строкам, его жена была в состоянии угасания.
Несмотря на холод и скользкую дорогу, Макбрут помчался домой. Он приехал вечером, когда зимнее солнце уже почти село за пепельно‑серыми горами. В сгущавшихся сумерках освещенный дом казался маяком: лишь в гостиной одно окно занавесили чем‑то темным.
Когда он подъехал к конюшне, Джейми не выбежал ему навстречу, как обычно. Алекс завел коня в свободное стойло, быстро обтер его и, задав ему корма, поспешил в дом.
В кухне никого не было. На огне стояла кастрюля, в которой что‑то кипело, аромат показался ему восхитительным. На длинном деревянном столе стояла миска с наполовину очищенными яблоками.
Неужели произошло что‑то ужасное?
Он вдруг представил себе Хелен на смертном одре. Черт бы его побрал, не следовало ему уезжать так надолго!
Алекс помчался по коридору в гостиную, но шум голосов заставил его остановиться. Из гостиной до него донесся какой‑то странный едкий запах.
Открыв дверь, Макбрут замер на пороге. Вся мебель была сдвинута на середину комнаты и покрыта чехлами от пыли. Кокс с ведром в руке, балансируя на стремянке, водил большой кистью по потолку. Джейми, следуя указаниям Флоры, белил низ стены. Часть стен оставалась прежнего тускло‑коричневого цвета, а другая стала светло‑желтой. Хелен и мисс Гилберт стояли в стороне, обсуждая образцы тканей.
Маленькая собачонка подбежала к вошедшему, виляя хвостом, но Алекс смотрел только на жену.
Она подняла голову и, увидев его, заулыбалась, да так, что внутри у него все перевернулось. У его жены был цветущий вид: розовощекая, с сияющими глазами; голубое платье обрисовывало небольшой животик.
Она бросила образцы и поспешила к нему.
— Дорогой, почему ты не предупредил, что едешь домой?
Макбрут густо покраснел. Она здорова, а он, как идиот, напридумывал себе бог знает что.
— Когда я уезжал, ты неважно себя чувствовала, — буркнул он сквозь зубы, — а в последнем письме ничего не упоминалось о твоем здоровье.
— Я была очень занята, поэтому и не писала, но со мной все в порядке. Пожалуй, я ем даже слишком много. — Рассмеявшись, она погладила живот. — Тебе скоро покажется, что ты женился на корове.
На самом деле Хелен была еще прекраснее, чем раньше: полногрудая красавица с роскошными формами и золотистыми волосами. Ему захотелось сразу же поднять ее на руки, отнести на кровать и удовлетворить свое желание, а потом держать в объятиях всю долгую зимнюю ночь.
— Не правда ли, наша леди выглядит замечательно? — сказала Флора, прижимая к груди натруженные руки.
— Я ходил к роднику и вернулся с водой, которую взял в полночь в канун Нового года, — похвастался Джейми.
Алекс знал: существует поверье о том, что вода из родника, взятая в канун Нового года, приносит человеку удачу.
— Она ни дня не болела с тех пор, как вы уехали, — добавила мисс Гилберт.
— Это просто чудо. — Хелен улыбнулась. — Я так вам всем благодарна.
— Не сходи с ума, — проворчал Алекс, — прошло три месяца, вот и все. Тебе следует благодарить природу, а не суеверия.
— Что бы ты ни говорил, а я чувствую себя отлично. Меня больше не тошнит. — Она взяла его под руку. — Пойдем, я хочу, чтобы ты рассказал мне, чем занимался все это время.
Меньше всего ему хотелось оставаться сейчас наедине с женой, но ее сияющие глаза притягивали его словно магнит. Однако Алекс знал, что стоит разделить с ней ее радость и перестать защищаться, как она воспользуется его уязвимостью и тут же уедет.
Хелен привела его в комнату, которую уже успели отремонтировать. Стены были выкрашены в светло‑зеленый цвет и гармонировали с полосатой обивкой стульев и столами из редких пород дерева, Комната стала такой уютной, что ему захотелось сесть и протянуть замерзшие ноги к потрескивавшему в камине огню.
Но он этого не сделал.
— Я не давал тебе разрешения обновлять мой дом.
— Наш дом, — поправила она. — И к тому же тебя не было, так что ты не мог возражать. — Жестом любящий жены она сняла с него шерстяной шарф.
Аромат ее духов чуть не свел его с ума. Он отошел от нее и расстегнул пальто.
— Мне нравился дом таким, каким он был.
— С ободранными обоями, облупленной штукатуркой и почти без мебели? — Она лукаво улыбнулась. — Не сходи с ума, Алекс.
— Не передразнивай меня. Ты уедешь, а мне придется жить с твоими новшествами.
— Тогда я заберу с собой всю мебель и шторы. Правда, я уезжать не собираюсь. О! — Она положила руку на живот.
— Тебе больно? — испугался Макбрут. — Ложись, и я тебя осмотрю.
Хелен послушно легла, и он сел рядом.
— Все в порядке. — Ее губы изогнулись в блаженной улыбке. Она взяла его руку и приложила ее к своему животу. — Наш ребенок шевельнулся.
Ее близость окутала его теплом. Он хотел отнять руку, сказать, что она ошиблась… И вдруг ощутил под рукой еле заметное движение.
Ему стало трудно дышать. Он был врачом, и ему нередко приходилось чувствовать движение плода в чреве матери, но то были чужие дети…
Хелен положила свою маленькую ладонь на его руку; их взгляды встретились, и он почувствовал, что между ними существует связь более крепкая и нерасторжимая, чем клятвы, которыми они обменялись в церкви. Нежность, которая светилась в ее ясных голубых глазах, обещала так много, что ему захотелось окунуться с головой в омут ее любви.
Но ведь Хелен не любит его — ей всего лишь нравится играть в жену лэрда. Чем скорее она исчезнет из его жизни, тем лучше.
Сделав над собой усилие, Алекс произнес:
— Кажется, ребенок здоров.
Он стал выдергивать руку, но она ее не отпускала. На его большой, сильной руке ее пальцы выглядели маленькими и изящными.
— Ты замерз…
— Да, путь был долгим и утомительным. Пойду немного отдохну наверху.
— Пойдем вместе! Я скучала по тебе и хотела встретить тебя по‑настоящему, как полагается.
В этот миг он чуть было не привлек ее к себе, но потом разум взял верх: если он к ней привяжется, то обречет себя на адские муки, когда она уедет.
— Нет. — Алекс оттолкнул ее руки. — Мне от вас ничего не нужно, леди. Ничего.
Зима постепенно перешла в весну. Всякий раз, когда Хелен пыталась приблизиться к мужу, он ее отталкивал. «Так тебе и надо, — ругала она себя, — зачем преследовать мужчину, который совершенно очевидно тебя презирает!»
Да, но она хотела, чтобы их брак был настоящим, хотела залечить рану, многие годы растравлявшую душу Алекса, а заодно осуществить свою мечту о любящем и заботливом муже.
Не то чтобы Алекс пренебрегал ею совершенно — он живо интересовался здоровьем ребенка, следил за тем, чтобы Хелен правильно питалась и соблюдала режим, а также отвечал на ее вопросы о предстоящих родах и давал советы, как облегчить некоторый дискомфорт, связанный с беременностью. Но это были отношения врача и пациента, а не мужа и жены. Его недоверие к ней обозначило непроходимую пропасть, которая пролегла между ними.
И все же Хелен не сдавалась; она много времени проводила за шитьем крошечной одежды для малыша и превратила альков своей спальни в подобие детской. Джейми и Кокс притащили с чердака старую кроватку Алекса, а Флора до блеска ее отполировала. Мисс Гилберт тоже шила приданое для новорожденного, хлопоча так, будто она была бабушкой. Хелен всех их считала своей семьей, любила и гордилась ими. Пока они с ней, она никогда не будет одинока. Конечно, ей хотелось надеяться на большее…
Что ж, время покажет. Хелен цеплялась за эту мысль, упрямо не желая от нее отказываться. Между тем ее живот становился все больше. Иногда ей казалось, что Алекс понемногу смягчается. Когда весна сменилась летом, он стал ходить вместе с ней навещать фермеров и молча слушал, как женщины давали Хелен советы по воспитанию ребенка. На обратном пути она собирала полевые цветы, ходила босиком по вереску и пила ледяную воду из горного ручья. Эти прогулки вселяли в нее надежду. Может, Алекс все же полюбит ее? Она была готова к тому, чтобы отложить решение всех проблем до того момента, когда родится ребенок.
Этот момент наступил в один из солнечных дней июня.
Алекс по‑прежнему не обращал внимания на свою жену — он сторонился ее общества, потому что боялся последующих бессмысленных терзаний; но в это утро любопытство взяло верх над волей.
Выйдя во двор, он увидел, что Флора поставила старое деревянное корыто с бельем у ручья, протекавшего за домом. Солнечный свет лежал пятнами на двух женщинах, одетых в домашние чепцы и простые платья.
Хелен стояла в корыте по щиколотки в воде, задрав юбки выше колен. Вид ее голых ног вызвал у него постыдный отклик. Чувство было настолько сильным, что Алекс решил срочно обратить его в гнев.
Камни хрустели под его сапогами, когда он шел по двору. Завидев его, Хелен радостно улыбнулась. С большим животом и выбившимися из‑под чепца светлыми прядями волос она была похожа на богиню плодородия.
— Какого черта ты топчешь белье, как простая крестьянка?
Она перестала расплескивать воду, хотя все еще улыбалась.
— Погода слишком хорошая, чтобы сидеть дома, вот я и решила…
— Ты упадешь, и это повредит ребенку.
— Ах, не сходи с ума, Алекс, я чувствую себя замечательно… — Она не закончила фразу и потерла поясницу.
Сердито сдвинув брови, он обнял ее за талию.
— У тебя схватки.
— Иногда болит что‑то внизу и сзади.
— Когда это началось?
— Вчера. Флора говорит, что это малыш давит своим весом…
— Или начинаются роды. Выходи сейчас же, и я осмотрю тебя в кабинете.
Не успел он помочь ей переступить через край корыта, как струя воды потекла по ее ноге в траву.
— О Боже, — воскликнула Хелен, и в ее глазах мелькнул страх.
Алекс поднял ее на руки.
— У тебя воды отошли…
Она обхватила его за шею.
— Значит, ребенок родится… сегодня?
— Похоже, что так. — Он не стал говорить ей о страхах, которые его мучили. Иногда роды продолжались по нескольку дней, и многие женщины умирали. Макбрут сам не раз был свидетелем того, как даже самые опытные врачи не могли ничего сделать.
Хелен всхлипнула, и он почувствовал, как неожиданно напрягся ее живот.
— Дыши глубже, теперь уже скоро. — Подняв голову, он крикнул: — Флора, беги и приготовь постель.
— Да, милорд. — Служанка опрометью бросилась в дом.
Алекс не стал терять времени и быстрыми шагами пошел следом за Флорой. Схватки прекратились, и Хелен крепче прижалась к нему. На этот раз он не возражал. Ближайшие часы она проведет в муках, и он ничем не сможет ей помочь.
Когда Алекс опускал жену на кровать, схватки повторились; они были слишком частыми, и это испугало его. Он повидал в своей жизни немало будущих отцов и сейчас почувствовал к ним симпатию: теперь ему стало ясно, насколько беспомощными они чувствуют себя, когда их жены рожают.
Когда схватки ослабли, Алекс помог ей снять платье. Хелен улыбнулась ему и дотронулась до его щеки.
— Пожалуйста, не смотри так сердито. Рождение ребенка — это счастливое событие; скоро я буду держать на руках нашего малыша.
Он был поражен ее самообладанием. Казалось, эта женщина ничего не боится и полностью полагается на него. Нежный взгляд ее голубых глаз обещал осуществление всех его надежд, которые он слишком долго прятал глубоко в своей душе; ему захотелось поверить, что она останется с ним навсегда.
Потом схватки начали повторяться все чаще, изматывая ее. День уже клонился к вечеру, но Хелен не произнесла ни одного слова жалобы, только время от времени просила принести ей немного воды или помассировать спину. Между схватками она рассказывала, что хочет вырастить их малыша здесь, посреди дикой природы Шотландии, а чтобы ребенок учился вместе с деревенскими детьми, организует школу. Алексу очень хотелось верить в идиллию, которую рисовала его жена, но сомнения не оставляли его. Неужели она действительно намерена провести с ним всю жизнь?
К заходу солнца способность Хелен восстанавливать физические и душевные силы начала убывать. Во время схваток она цеплялась за руку мужа, а он готов был терпеть что угодно, только бы уменьшить ее страдания.
По опыту Макбрут знал, что роды у каждой женщины проходят по‑своему: один ребенок появляется на свет легко, другой с большим трудом. Что, если плод слишком большой и он потеряет Хелен?
Холодный пот то и дело выступал у него на лбу, хотя в комнате было довольно тепло. Макбрут с трудом владел собой. Если с ней что‑нибудь случится, как он будет жить без ее улыбки, ее милой болтовни, ее бесконечного оптимизма? Его жизнь станет пустой. Только теперь он вдруг понял, насколько она нужна ему.
Вдруг Хелен громко вскрикнула, ее пальцы впились в простыни. Она вся напряглась в попытке вытолкнуть ребенка. Алекс вскочил и, осмотрев ее, вздохнул с облегчением, а через несколько мгновений он уже держал в руках орущего скользкого младенца.
— Мальчик, — пробормотал счастливый отец.
Дальше все происходило как во сне. Перерезав пуповину, он выдавил детское место, потом обмыл ребенка, а Флора, завернув его в одеяльце, протянула младенца матери.
Хелен прижала малыша к груди и радостно рассмеялась.
— У нас родился сын! Посмотри, какой он красивый!
Алекс сел возле нее.
— Да, — прошептал он и, протянув руку, прикоснулся к еще влажным темным волосам ребенка. Макбрут всегда считал орущих новорожденных с их красными лицами довольно уродливыми, но, глядя на этого младенца, он почувствовал, что от слез умиления у него защипало глаза.
Повинуясь внезапному порыву, он наклонился и нежно дотронулся до губ Хелен, вкладывая в этот поцелуй всю любовь и все свои надежды.
Теперь уже было слишком поздно противиться своим чувствам к ней. Он хотел, чтобы они втроем стали семьей, так как сознавал — его жизнь и жизнь его сына без Хелен будет неполной.
Но он не знал, как ее удержать.
— Я не была в Шотландии с тех пор, как мы с Джастином поженились в Гретна‑Грин. Здесь так красиво! — сказала Изабель.
Хелен и ее сводная сестра сидели на крыльце дома и любовались величественными горами. Изабель, молодая герцогиня Линвуд, с распущенными по плечам волосами цвета меди выглядела совсем юной.
— Наконец‑то вы с папой приехали к нам, — сказала Хелен. — Я так скучала без вас!
— А я ни за что на свете не упустила бы возможности познакомиться с твоим мужем и маленьким Йеном, — заявила Изабель. — Никогда не видела, чтобы мужчина так трясся над своим ребенком.
Алекс действительно оказался замечательным отцом, не гнушался менять пеленки и качать люльку. Ах, если бы он на нее обращал хотя бы половину того внимания, которое уделяет сыну! Хелен нарочно сменила тему, чтобы больше не обсуждать мужа:
— Если говорить об отношении к детям, то папа уж точно души не чает в своих внуках.
Загородив глаза от солнца ладонью, она посмотрела на лорда Хатауэя, который, стоя в тени большого дуба, качал на качелях четырехлетнюю Изабель. Йен, делавший только первые самостоятельные шаги, в это время ковылял за собачкой. Лорд Хатауэй и Изабель с детьми гостили у Хелен уже несколько дней. Джастин обещал прибыть на следующий день, после того как уладит в городе кое‑какие имущественные дела.
— Хелен, я не хочу вмешиваться. — Изабель дотронулась до руки сестры. — Но… между тобой и Алексом все в порядке?..
И тут хозяйка дома выплеснула на Изабель все, что у нее наболело: муж презирает их вынужденный брак, и это приводит ее в отчаяние.
— Мы не станем настоящей семьей до тех пор, пока он не полюбит меня, — со вздохом заключила Хелен.
— О, я видела, как Алекс на тебя смотрит, — так голодный человек смотрит на еду.
Однако Хелен в этом сомневалась. Она помнила нежный поцелуй после рождения ребенка, но то был единственный момент близости, после которого муж старался держаться от нее в стороне. Иногда он даже исчезал на целый день.
Хелен устремила взгляд на озеро, и его темная голубая поверхность напомнила ей глаза Алекса.
— Ты ошибаешься. Если бы он и вправду меня любил, то захотел бы… — Она замолчала, не желая признаваться в том, что между ними нет интимной близости.
— Вы какое‑то время не спите вместе, — догадалась Изабель. — Знаешь, Джастин после рождения нашего первенца вбил себе в голову, что больше никогда не подвергнет меня тяготам деторождения, и отказался спать со мной. Тогда мне пришлось его соблазнить.
Знала бы она, что Хелен уже соблазняла Алекса, притом дважды!
— Если бы все было так просто.
— Уверяю тебя, это проще простого. Мужчины обожают притворяться, будто у них большая сила воли, но, если женщина что‑то решит, ни один мужчина не устоит, особенно если любит.
— А, вот вы где, — услышали они за спиной голос Флоры. — Я приготовила самые любимые кушанья лэрда…
— Пикник! — захлопала в ладоши Изабель. — Замечательная идея. Мы с папой присмотрим за Йеном, а ты отправляйся на пикник со своим мужем.
Полчаса спустя, держа в руках корзину с едой для пикника, Хелен зашла в кабинет к мужу. Все то время, пока она переодевалась, ее била дрожь от одной мысли, что Алекс скоро будет ласкать ее. Возможно, Изабель права, если они снова окажутся в объятиях друг друга, их брак возродится.
Алекс сидел за письменным столом и что‑то писал. Теплый августовский ветерок шевелил легкие занавески открытых окон. Когда она приблизилась к нему, он резко поднял голову, и у нее упало сердце: на его суровом лице она не заметила никаких признаков страдания от неразделенной любви. Напротив, его брови были нахмурены, словно ему не понравилось, что его отрывают от дела.
— Я пришла… видишь ли, я решила устроить пикник, — слегка дрожащим голосом заявила она. — Для нас двоих.
Его взгляд оставался непроницаемым. Хелен приготовилась к отказу, но он просто сказал:
— При одном условии. Место выберу я.
— Согласна. — Его неожиданная покладистость удивила ее.
Встав из‑за стола, Алекс взял у нее корзину, потом молча открыл дверь, и они, покинув дом, направились к пологому склону, поросшему душистым вереском. Пчелы жужжали в розово‑сиреневых цветках. Когда дорога стала круче, Алекс взял ее за локоть, помогая подняться по каменистой тропинке.
— Куда мы идем? — наконец спросила она.
— Скоро увидишь, — загадочно блеснув глазами, ответил он.
Хелен огляделась и вдруг вспомнила это место. Когда она была здесь в последний раз, огромные валуны покрывал снег, а деревья украшал осенний убор. При солнечном свете прилепившийся к отвесной скале родовой замок Макбрутов был похож на старого несгибаемого воина.
Что‑то неизъяснимо сладостное шевельнулось в груди Хелен. Здесь Алекс сделал ее женщиной, и здесь они зачали своего сына.
Она ждала, что Алекс поставит корзину на лугу у каменных стен, но он провел ее через открытые ворота в сторону мрачной, заброшенной крепости. Хелен замедлила шаги. Ей хотелось начать новую жизнь, не омраченную прошлым.
— Лучше устроить пикник на траве, — запротестовала она.
— Это не займет много времени. Я хочу тебе кое‑что показать.
В солнечном свете его черты приобрели величие неполированного драгоценного камня. По тому, как крепко его пальцы сжимали ее локоть, Хелен почувствовала, что Алекс настроен решительно.
Гулкое эхо их шагов отдавалось в пустом помещении. Даже в жаркий летний день в большом зале было сумеречно и прохладно. В огромном камине не горел огонь, и Хелен поежилась от холода.
Каково же было ее удивление, когда он обнял ее за талию, а его ладонь опустилась ниже, на бедро. У нее даже дыхание перехватило. Она робко глянула на него: может, это объятие всего‑навсего бездумный жест?
Они остановились возле длинного стола полированного дуба. Начищенный серебряный канделябр сверкал в солнечном свете, лившемся из высокого окна. На одном конце стола стояли две тарелки тонкого китайского фарфора и два хрустальных бокала: стол был накрыт для романтического обеда на двоих.
Хелен смотрела, не отрываясь, на прежде опутанный паутиной банкетный стол.
— Кто‑то привел все в порядок, — изумилась она.
— Я, кто же еще! — ответил Алекс, поставив на стол корзину.
— Ты?
Он кивнул. Его взгляд был серьезен.
— Я продолжал сохранять этот стол как напоминание о жестокости моей матери, но вовсе не хочу, чтобы Йен получил его в наследство.
Хелен не знала, что и думать. Неужели Алекс изменился? Неужели он перестал судить о ней по ошибкам другой женщины?
— Это я приказал Флоре приготовить все для пикника. — Сказав это, он взял Хелен за руку и повел ее по каменным ступеням на второй этаж.
В спальне лэрда тоже многое изменилось. Старое, в пятнах зеркало над туалетным столом было заменено на новое, с четырех столбиков балдахина свисали лимонно‑желтые занавеси, а на постели лежали большие пуховые подушки. В спальне пахло свежестью, а не прежней затхлостью.
— Розы, — пробормотала Хелен. — Ты обновил эти комнаты. Почему?
— Неужели тебе надо это объяснять?
Он смотрел на нее так, словно умолял понять, но Хелен пережила слишком много одиноких ночей и не могла так легко его простить. Она прислонилась к столбику кровати.
— Я должна спросить. Скажи.
Алекс огляделся, надеясь найти поддержку у стен. Потом он долго смотрел на нее, и его лицо исказила гримаса отчаяния.
— Я сделал это для тебя, Хелен, чтобы доказать: прошлое больше не управляет нашей жизнью. Я хочу убедить тебя остаться со мной.
Ее сердце забилось сильнее. Он действительно этого хочет?
— Тебе нужна мать для Йена, вот и все, — выдохнула она.
— Я не могу отрицать, что наш сын в тебе нуждается. — Голос Алекса упал до хриплого шепота. — Но мне также нужна жена. Ты нужна мне, Хелен.
Впервые за долгое время он произнес ее имя как ласку, а не как проклятие. Это не было признанием в любви, но все же достаточно похоже на него. Хелен хотелось смеяться и плакать от радости, и она еле удержалась от того, чтобы не броситься ему на шею.
— Каким же образом такой большой и смелый мужчина, как ты, предполагает сделать свою жену счастливой?
Глаза Алекса заблестели. Он медленно оглядел ее с головы до ног, останавливая взгляд на тех местах, к которым ему нестерпимо хотелось прикоснуться, а потом, подойдя ближе к ней, заявил:
— Кое‑что я уже придумал.
— Например?
Он подошел так близко, что она ощутила жар его тела.
— Для начала мы испробуем новую кровать.
— А потом? — Хелен затаила дыхание в ожидании ответа.
— А потом я мог бы очень долго тебя целовать… прикасаться к тебе… доставлять тебе удовольствие.
Всем этим он уже и занимался: водил губами по ее груди и одновременно расстегивал пуговицы платья на спине.
Хелен откинула голову, полностью отдаваясь во власть его искусных рук. Ее мечта наконец сбылась, но сколько же она провела бессонных ночей в своей одинокой, холодной постели, взывая к Богу о милосердии, стараясь не терять надежды! Когда ее платье упало наконец на пол, она погрузилась в сумасбродство эмоций, в необыкновенное наслаждение, которое вызывали у нее его ласки.
Ее переполняли безграничная любовь и желание доставить ему удовольствие. Она выгнула спину и стала целовать его лицо, которое стало для нее таким родным.
Они раздели друг друга и упали на кровать, зарывшись в освещенную солнцей перину. Алекс не торопился, стараясь продлить удовольствие, но Хелен была разочарована.
— Хватит медлить, — прошептала она, направляя его. — Я хочу тебя сейчас.
Когда их тела слились, Хелен застонала от наслаждения, в то время как его глаза потемнели от желания… и раскаяния.
— Я не хочу делать тебе больно, девочка. Ты ведь только недавно родила.
— Ты сделаешь мне больно, если не поторопишься!
Она стала двигать бедрами, и он, застонав, подчинился заданному ею ритму, который, все убыстряясь, вел Хелен выше и выше, пока она не достигла вершины. Алекс тоже хрипло вскрикнул, и его большое тело содрогнулось.
Хелен почувствовала себя еще более счастливой, когда, очнувшись, увидела, что лежит в теплых объятиях мужа. Ах, если бы можно было остаться с ним в постели навсегда!
Она погладила его по щетинистой щеке.
— Нам еще предстоит пикник.
С хитрой улыбкой Алекс взял ее за руку.
— Ты разве до конца насытилась этим, жена?
— Нет, конечно. Просто я имела в виду, что нам через какое‑то время придется вернуться домой, а то наш сын раскричится, требуя, чтобы его покормили.
— Да, верно, у малыша тоже должен быть праздник. — Алекс погладил грудь Хелен. — Знаешь, мы сегодня не рисковали. Кормящие матери не могут забеременеть.
— Разве можно доверять твоим познаниям в этой области? — поддразнила его Хелен.
— Я не хотел, чтобы ты снова забеременела, если ты этого не хочешь.
— Но Йену нужны братья и сестры. Я надеюсь в будущем иметь большую семью. А ты?
— Я тоже. — Он обнял своими большими ладонями ее лицо и заглянул ей в глаза. — Моя самая дорогая леди, я люблю тебя.
У Хелен от волнения сжалось горло. Наконец‑то ее мечта сбылась.
— Тебе не обязательно говорить это, только чтобы удержать меня. Я тоже люблю тебя и останусь с тобой навсегда.
— Прости меня, я вел себя как дурак. — Он поцеловал ее в губы. — Но теперь обещаю сделать тебя счастливой. Мы съездим в Англию или в любую другую страну мира, если ты этого захочешь.
Хелен была до глубины души тронута его готовностью изменить ради нее свою жизнь.
— Ах, Алекс! Я скорее всего никуда не поеду, а останусь здесь. — Она придвинулась к нему. — С тобой, любовь моя, и навсегда.