Отель «Хилтон», 01.20-02.00, 12 октября

Светлане снилось, что она парила в голубом небе вместе с Соколовым, а вокруг них кружила небольшая стайка легкокрылых белоснежных эльфов. «Проживая жизнь, не надо бояться жизни», — пели эльфы. Вдруг в мелодию песни нагло ворвались звуки барабана.

Лана проснулась. В дверь стучали.

— Кто там? — по-русски окликнула она, пытаясь нащупать кнопку выключателя настольной лампы.

— Это я, Ермолаев. Лана, открывай!

Путаясь в полах длинного банного халата, она босиком пробежала к двери, отодвинула задвижку и впустила в номер Ермолаева. У начальника был непривычно тоскливый, рассеянный вид.

Оглядев номер, он уселся в кресло и тихо выдохнул:

— Одевайся. У нас ЧП.

Лана поспешно переоделась в ванной и вернулась в комнату. Ермолаев с преувеличенным вниманием рассматривал картину на стене.

— Что случилось? — Лана присела на стул напротив начальника.

— Ты говорила кому-нибудь, что чек от ООН лежит у меня в комнате?

Неприятный холодок пробежал по позвоночнику Светланы.

— Нет, никому не говорила. А что случилось? — повторила она свой вопрос, уже догадываясь, в чем дело.

— Конверта на моем столе нет.

— Как?!

Ермолаев криво усмехнулся:

— Очень просто. Давай еще раз расскажи мне, что произошло после того, как я тебе передал конверт.

Светлана открыла пачку сигарет и медленно, с подробностями описала все свои действия в номере Ермолаева.

— Да, все совпадает, — сморщился Ермолаев.

— Можно мне спросить?

— Давай.

— Вы заходили в номер после того, как вернулись из аэропорта?

— Нет, — покачал головой Ермолаев, — до обеда я был с вице-мэром Хельсинки.

— А когда вы вообще появились в номере? — Лана чувствовала, как дрожь охватывает все тело.

— Перед банкетом. Я пришел, чтобы переодеться. На ручке двери висела табличка «Прошу не беспокоить», это точно. Я еще подумал, что ты молодец, хорошо придумала. Потом я набрал номер твоего сотового телефона, было занято. В номере телефон не отвечал, я подумал, что ты еще в конференц-зале. Я принял душ, переоделся, спустился вниз. Во время банкета ты сказала, куда спрятала конверт. Я вспомнил, что видел твои сигареты на столе, и еще подумал, что ты их забыла. Час назад я пришел в номер, открыл папку, но ни конверта с логотипом «Хилтон», ни конверта с логотипом ООН я не нашел. — Он почесал лоб. — Значит, конверт с чеком исчез. И времени у похитителя было предостаточно.

— Это я виновата, — Лана прямо посмотрела в глаза Ермолаеву, — я что-то сделала неправильно, поэтому все так и случилось. Я готова взять на себя ответственность. — Она облизнула пересохшие губы.

— Подожди с ответственностью! — досадливо отмахнулся начальник. — Давай думать, где его искать.

— Вы думаете, мы сможем его найти? Может, вызовем службу охраны «Хилтона»?

Михаил Михайлович косо посмотрел на нее.

— Возьми себя в руки, — неприязненно буркнул он, — давай лучше соображать. Кто знал о том, что нам дают чек?

— Из наших? Все знали, — пожала плечами Лана, — вы вчера сами сообщили об этом ночью.

— Это я помню. Кто знал, что конверт не будет передан Соколову сегодня?

— Вы, Ковалев, Вероника и я.

— Так… Кто видел, как я передаю тебе конверт?

— Ковалев и Марина.

— Получается, что конверт могли взять… ты, Вероника, Валера и Марина.

— Получается так. — Лана обхватила себя за плечи и поежилась. — Я готова дать все необходимые объяснения Соколову прямо сейчас.

— Да не суетись ты! — вскипел Ермолаев.

— Я вижу только один выход из этой ситуации, хотя и малоприятный. — Лана собралась с духом.

— Какой?

— Пройдем по номерам.

— Обыск? Не имею права.

— Вы знаете, я очень болезненно отношусь к таким историям… — Лана закусила губу. — В школе со мной произошел один случай, который оставил отпечаток на всю жизнь…

И, поскольку Потапыч молчал, Лана решила продолжить:

— Родители меня воспитали в большой строгости, нетерпимости к жадности, жестокости, воровству. Когда в школе меня обвинили в воровстве, это было сильнейшим шоком и для меня, и для всех остальных.

Ермолаев вопросительно поднял бровь.

— Случилось это, когда я училась в восьмом классе. На уроке труда я случайно прихватила кусок бязи, точно такой же, из которого я пыталась шить юбку. Просто лежали разные куски на столе, а среди них один школьный и пять — моих. Вот я и зацепила школьный. Случайно. Потом вернула, конечно, когда увидела, что кусок чужой. Но что было с учителями! Они решили устроить образцово-показательное судилище. И им это удалось. К счастью, моя мама очень спокойно, серьезно и по-деловому поговорила с этой камарильей, называемой педагогическим советом. Они признались в том, что были излишне предвзяты, и директор публично, перед всем классом извинилась передо мной. Но это воспоминание время от времени все равно не дает мне покоя, и я вновь чувствую себя как тогда, в восьмом классе: оболганной, ненужной, противной всем. Я и сейчас себя именно так чувствую…

Она стиснула руки и умоляюще посмотрела на Потапыча:

— Все наши поймут, я уверена. Такого ЧП у нас никогда не было. Скажем, что это дело добровольное, кто не хочет, может не показывать ничего. Только начинать надо прямо сейчас.

— Полагаешь, что кто-то держит конверт в номере? Она пожала плечами.

— Сначала узнаем, не заказывал ли кто сейф. — Ермолаев набрал по мобильному телефону номер стойки регистрации.

— Ну? — нетерпеливо прошептала Лана. Ермолаев дал отбой и отрицательно покачал головой.

— Наверное, ты права. Конверт лежит у кого-то из наших сотрудников в номере. Возможен и такой вариант: тот, кто взял конверт, мог опомниться и подкинуть его кому-нибудь другому.

— Зачем?

— Чтобы отвести от себя подозрения или за что-то расквитаться.

— Тогда начнем? — трясущимися губами попыталась улыбнуться Лана и выдвинула ящики комода. — И давайте начнем с меня.

— .В кого ты меня превращаешь? — тяжело вздохнул Потапыч. — Никогда этим не занимался, а на старости лет… Позор на мои седины!

— Хуже будет, если конверт не найдется, — сквозь зубы пробормотала Аркатова.

Спустя десять минут Светлана и Ермолаев сидели на прежних местах, стараясь не смотреть друг на друга. Процедура осмотра оказалась для обоих более унизительной, чем они могли это предположить.

— Куда теперь? — с трудом проглотила ком в горле Лана.

Ермолаев пожал плечами:

— Буди свою подругу, я зайду через несколько минут. Светлана вышла в коридор, громко постучала в дверь, подождала. Никто не отозвался, но за дверью вовсю надрывался телевизор. «Спит, что ли?» — подумала она и постучала сильнее. Вероника, еще в вечернем костюме, открыла ей дверь. Глаза ее были красны, в руке она сжимала носовой платок.

— Ника, Господи, что случилось? — испугалась Светлана.

— Папа! — всхлипнула Ника. — Звонили из дома. Его увезли в больницу с инфарктом, там сейчас мама и Леша.

— Вероника, не плачь, не надо, старая гвардия быстро не сдается, — бормотал Ермолаев, обнимая все еще всхлипывающую Нику за плечи, — выкарабкается Дигорский, точно! Помнишь, как у Гайдара: «Он еще пошумит, дуб! Он еще крепок! Его не сломали казематы, не сломит и легкий сердечный припадок!» Помнишь еще такого детского писателя, а? Или всю нашу классику уже забыла, невежда моя? Иди сюда, посидим вместе. — Он взял Нику за руку и посадил рядом с собой на край кровати, начал что-то тихо бормотать, успокаивающе поглаживая Веронику по плечу.

Прошло немного времени, и Ника перестала всхлипывать. Потом пару раз странно хихикнула и наконец спросила о чем-то уже нормальным, спокойным голосом. Тогда Ермолаев встал и нетерпеливо поинтересовался:

— Ну что там, Аркатова?

Светлана открыла дверцу шкафа: костюмы Ники висели на вешалках-плечиках в идеальном порядке, там же лежали пакеты с туфлями и сумочка с украшениями. Туфли Вероника надевала всегда с одним и тем же костюмом. Тем временем Ермолаев встал, подошел к письменному столу.

— У тебя здесь нет конверта, — заглянув в папку, сообщил он.

— Знаю, — ответила за Нику Светлана, — мы свои конверты использовали, положили туда списки регистрации.

— Понятно. — Ермолаев захлопнул папку и встал. — Кто у нас следующий? Ковалев?

Загрузка...