Москва, Министерство экологии, 14 октября, 15.00-17.00

«По оценкам наших специалистов, в больших промышленных городах из-за загрязнения по биологическим причинам наблюдается массовая гибель деревьев», — монотонно читал доклад сотрудник министерства на совещании у Соколова.

Андрей Александрович угрюмо смотрел на письменный прибор из яшмы, сделанный по мотивам сказок Бажова уральскими мастерами, и ни разу не поднял глаз на подчиненного. Лицо его было спокойным и непроницаемым, а в душе все кипело: «Не мог я так сильно ошибиться! Получается прямо как в пословице: „Я его калачом, а он меня в спину кирпичом!“» Мысль о вероломстве Светланы была настолько непереносимой, что он поморщился словно от боли.

Докладчик заметил эту гримасу, с недоумением оглядел присутствующих на совещании, но продолжил: «В жилых микрорайонах зеленые насаждения страдают из-за отсутствия полива, подкормок минеральными и органическими удобрениями, от вырубки под строительство…»

Андрей Александрович вынул из стаканчика письменного прибора горсть карандашей и с силой сжал в кулаке: «Разболтаться перед журналистом из „желтой газеты“ — типично бабская уловка. А как ломалась и кокетничала, не хотела сидеть со мной в самолете, мол, что другие подумают. Видимо, я отстал от жизни. Стратегии нынешних холостячек получить в мужья-любовники кого-нибудь из высокого начальства сегодня продуманы не хуже планов развития экономики государства! Неужели она такая лицедейка?» Он со стуком бросил карандаши обратно:

— Поскорее, Иван Дмитриевич, переходите к основной части!

Докладчик кивнул и заговорил скороговоркой: «Наиболее четко прослеживается влияние промышленных объектов на состояние атмосферного воздуха. Загрязнение воздуха в большинстве случаев связано…»

«Загрязнение воздуха, загрязнение души, — продолжал думать Соколов. — А может, я слишком переоценил свою персону? Люди нам ничего не должны! И Светлана мне тоже ничего не должна». Он опустил глаза на чистый лист бумаги, лежащий на столешнице, и на его белом фоне представил профиль Ланы. Ему захотелось вновь увидеть ее, вновь держать за руки, целовать… «Предательство — омерзительная вещь. — Он непроизвольно передернул плечами. — Если это предательство…» Надежда на то, что появление статьи в этой газете имеет какие-то другие причины, все еще теплилась в нем.

В памяти словно из небытия всплыл тот страшный день, когда лопоухий наивный Андрюша Соколов, студент второго курса биофака МГУ, увидел статью в университетской многотиражке. «Нет, лучше не вспоминать!» Соколов снова нервно дернул плечами. Потом были заседания комитета комсомола, факультетские, университетские. Белые, плоские, как непропеченные блины, лица и пугающие своей хирургической неотвратимостью предложения выбросить его, Андрея Соколова, из университета, а заодно из рядов ВЛКСМ. За что? Просто Димка, его давний дружок и товарищ, бездарь и честолюбец, стукнул в комитет о неблагонадежности внука когда-то репрессированной и сосланной бабушки. В тот год решался вопрос об участии Андрея в экспедиции экологического судна «Александр Матросов». Дима пошел в комитет и доложил, что нельзя посылать Андрея в зарубежные экспедиции. (Вдруг он сбежит на Запад?) И закрутилась запущенная умелой рукой идеологическая машина. Тогда-то и появилась статья в газете, обличающая студента Соколова во всех смертных грехах, потянулись многочасовые заседания. Студенты с горящими глазами припомнили ему все невинные выходки, словно не они, его товарищи, подбивали Андрея на некоторые из каверз и будто бы не они были участниками многочисленных веселых пирушек. На самом главном, решающем заседании неожиданно для всех слово взял Дима. Опираясь кулаками о край стола, он дождался особой, многозначительной тишины. Если бы его послушал человек, не знающий русского языка, то по драматической интонации, прокурорскому тону, наклону головы ему стал бы ясен разоблачительный характер его выступления. На щеках обвинителя пылали яркие малиновые пятна, губы истерически подергивались, а когда «товарищ Соколов» в выступлении Димы превратился в «гражданина», декан факультета не выдержал и прервал выступление: «Держите себя в руках, Соколов не на допросе у следователя!»

Короче, в экспедицию отправился Дима, а Андрей ушел в армию и прослужил, между прочим, во флоте три года. Когда он вернулся в университет, никто уже не помнил той давней истории. Да и он местами подзабыл подробности этой травли. Осталось только отвращение к газетам.

— Мы неоднократно говорили о необходимости проведения международной конференции по охране окружающей среды в Москве, — нетерпеливо прервал докладчика Соколов. — Если мы хотим, чтобы она была подготовлена должным образом, то начинать нужно сейчас. К тому же это тесно связано с присоединением России к Киотским протоколам. Иван Дмитриевич, отложите ваши бумажки в сторону и давайте поговорим конкретно!

— Андрей Александрович, — раздался по громкой связи голос секретаря Анечки, — вам звонок.

— У меня же совещание! — воскликнул недовольно министр.

— Да, но там говорят, что это вопрос жизни и смерти.

— И кто же? — Соколов обвел веселыми глазами присутствующих на совещании — разговор начинал его забавлять.

— Журналист, который написал статью… — приглушенным голосом доложила секретарь.

Сидящие в кабинете министра, как по команде, опустили глаза.

— Соединяйте, — решительно скомандовал министр и поднял трубку.

Загрузка...