Сквозь все преграды

Глава 16

— Код примерно одинаков везде. Смущает только, что нет порядка в датировке записей. Но, поскольку сами даты являются зашифрованными свидетельствами против Чемберса, то это вполне оправданная несогласованность.

Мэтью, стоявший во главе стола, за которым расположились восемь федеральных чиновников высшего ранга, прервал свою речь, вытащил дневник Дэвида Колла в красной кожаной обложке и вручил его соседу.

— Откройте запись от пятого августа 1893 года, сэр. Маршал Браун перепишет эти тексты на доске, а я объясню вам…

— Вы, как всегда, отлично поработали, Мэтью, — сказал маршал Браун час спустя, когда они с Мэтью остались одни в комнате для заседаний. — С помощью этого дневника и показаний Дрю Куинна мы уличим Чемберса во всем: начиная от банковских махинаций и заканчивая торговлей живым товаром. А как вы говорили о Дэвиде Колле и Джосайи Андерсоне! Все просто прослезились! — Он усмехнулся. — Даже я чуть не заплакал.

— Да ладно, — устало отмахнулся Мэтью, шагая рядом с дородным пожилым джентльменом. — Мне только хотелось, чтобы их заслуги оценили по достоинству. Это очень важно для Эт… для вдовы профессора Колла и для семьи Джосайи Андерсона — знать, что их близкие умерли не напрасно.

— Когда новости дойдут до президента Кливленда — а они обязательно дойдут, — я уверен, что он воздаст должное Коллу и Андерсону.

— Надеюсь. — Мэтью покачал головой. — Интересное получилось мое последнее задание: по завершении двое получат медали посмертно.

— Мэтью, я надеюсь, что вы передумаете, — сказал маршал Браун, открывая дверь своего кабинета. — Я уже признал, что совершил ошибку, пригрозив отправить вас на пенсию по старости. Но согласитесь, что вы меня вынудили. Это дело Шеффер…

Кивнув клерку, сидевшему в приемной, Мэтью проследовал за маршалом Брауном в его официально обставленный кабинет.

— Милли Шеффер, более чем кто-либо другой, имела право на защиту от вымогателей, — сказал Мэтью, подходя к столу.

— Конечно, — согласился маршал Браун. — Но этим должны были заниматься не федеральные агенты, а местные власти.

— Местные власти, как же! Вам не понравилось, что я помогал Милли, потому что ваш родственник хаживал к ней потихоньку от жены.

Маршал Браун, красный как рак, подошел к письменному столу.

— Ладно, Мэтью, у нас были разногласия в прошлом, но вы все равно мой лучший работник. В сущности, вы незаменимы. Я очень хотел бы, чтобы вы остались. Обещаю, теперь все будет иначе. Я постараюсь считаться с вашим мнением.

— Ну, это, конечно, хорошо, Гарри, да только…

— И, разумеется, мы существенно повысим вам заработную плату.

— О, Гарри, это не имеет…

— И дополнительный отпуск каждый год. Оплаченный. Количество дней — по вашему усмотрению.

— Очень соблазнительно, однако я не думаю…

— Можете сами выбирать задания, я не буду возражать. И даже если вы моего собственного сына застанете в публичном доме, я не буду вмешиваться.

— Простите, Гарри, но дело в том, что…

— Господи, чего же вы хотите? — воскликнул маршал Браун, потеряв терпение. — Говорите, я все сделаю.

— Боюсь, вы не сможете дать то, чего я хочу.

— Не понимаю я вас, Мэтью. В жизни не видывал человека, который так любил бы свою работу! А теперь вы с легкостью ее бросаете?

— Мне нелегко, — тихо сказал Мэтью. — Я всегда стремился служить закону. А что может быть почетнее должности маршала Соединенных Штатов? Я никогда не думал, что уйду на пенсию по собственному желанию, но у меня есть причины… я не могу жить без… — Он судорожно вздохнул. — Даже по ночам не сплю, все думаю о ней. Поэтому я должен сделать все, чтобы добиться ее.

— Понятно, — пробормотал маршал Браун. — Признаюсь, я никогда не думал, что вы полюбите, Мэтью. Но я рад. Искренне рад. И желаю вам счастья.

Мэтью кивнул, от смущения уставившись на гладкую поверхность письменного стола.

— Что ж, значит, обсуждать больше нечего, — сказал маршал Браун, заметно повеселев. — С бумагами покончено еще вчера. Когда начнется процесс над Чемберсом, вас вызовут для дачи свидетельских показаний.

— Разумеется.

— Как только его возьмут под стражу, я пошлю вам телеграмму. Ордер на арест выпишут сразу, как только джентльмены, которых мы оставили в зале для заседаний, разберутся с дневником профессора Колла.

— Я буду вам весьма признателен, Гарри. Вы знаете, как со мной связаться.

— Конечно. Ваш брат и его жена много лет честно выполняют работу почтальонов. Думаю, они и в будущем будут получать массу телеграмм. Ведь ваши знакомые, попав в беду, непременно обратятся именно в это агентство.

— Спасибо, Гарри.

— Не за что. Это самое меньшее, чем государство может отблагодарить вас за долгую службу. Вернувшись домой, вы, конечно, займетесь своим ранчо?

Впервые за несколько дней Мэтью рассмеялся от всего сердца.

— Нет, пусть лучше меня застрелят! Я попробую стать шерифом. Броудмен в Санта-Инес уже несколько лет мечтает уйти на пенсию. Так что… — Он многозначительно улыбнулся.

— Мэтью, — маршал Браун был потрясен, — неужели вы говорите всерьез?

— Я знаю, знаю, все мы потешаемся над местными властями. Но не так уж они и плохи. Некоторые из них — отличные парни. Кстати, Гарри, кто бы говорил! Вы даже пистолет зарядить как следует не умеете.

— Я занимаюсь бумагами, сэр, — заявил маршал Браун, пощелкав языком. — И один только Бог знает, сколько докладных я настрочил по вашей милости. В основном мне приходилось объясняться по поводу ваших диких выходок и защищать вас от тюрьмы, куда вы могли попасть — и не один раз! — за оскорбление властей.

Мэтью напустил на себя виноватый вид:

— Да, такое бывало.

— Вот именно, — съязвил маршал Браун. — Из-за вас седых волос у меня больше, чем из-за собственных детей. Не будь вы моим самым энергичным заместителем, я бы избавился от вас еще много лет назад.

— Энергичным? — Мэтью понравилось это слово. — Надеюсь, вы напишете об этом, когда я подам рапорт об уходе?

— Напишу. — Маршал Браун усмехнулся. — А вы не забудьте сообщить миссис Колл о судьбе ее отца.

— Да не беспокойтесь, не забуду.

— Спасибо. Итак, вы готовы?

Мэтью поразило, что за все годы службы он ни разу даже не попытался представить себе эту минуту, потому что не верил, что доживет до увольнения или пенсии.

Мэтью хорошо помнил тот день, когда давал клятву служить закону в Сан-Франциско. У него, задиристого юнца, самонадеянности (или безрассудства?) было намного больше, чем мозгов, поэтому слова, которые он послушно повторял, вылетели из головы ровно через три минуты. Ему вручили револьвер, федеральные чеки и значок. За последние двадцать лет Мэтью бессчетное количество раз менял револьверы и получал чеки, но значок оставался при нем всегда. Тот самый. Каждый день он первым делом проверял, на месте ли значок и револьвер. И трудно сказать, какая из двух вещей была для него важнее.

Заместитель маршала Соединенных Штатов.

Словам Мэтью верили не все, а вот со значком не поспоришь.

— Теперь уж он не тот, — сказал Мэтью придушенным голосом, отстегивая значок. — Потускнел, а когда-то в него можно было смотреть, как в зеркало.

— Все равно он красивый.

— Сейчас, еще секундочку. — Мэтью пытался отстегнуть значок. — Пальцы сегодня что-то не слушаются.

Маршал Браун ничего не ответил. Отстегнув наконец значок, Мэтью закрыл глаза и стиснул его в руке.

Твердый. Господи, какой же он твердый! В горле вдруг защипало, на глаза навернулись слезы. Позор! Мэтью боялся, что не выдержит и сделает из себя посмешище. Чтобы разжать пальцы, ему пришлось изо всех сил напрячь мускулы и скрипнуть зубами.

Значок с глухим стуком упал на деревянный письменный стол. Все, дело сделано! С этой минуты он больше не маршал.

— Вчера от Мэтью пришло письмо.

Минуло уже пять недель с тех пор, как Мариетта познакомилась с Элизабет Кейган, которая ей в конце концов очень понравилась, и все же Мариетта не переставала удивляться ее способности говорить не то что нужно и не ко времени. Вот сейчас, например, она сбилась из-за Элизабет со счета, а ведь уже в третий раз переделывает один и тот же ряд!

— Я сдаюсь, — пробормотала Мариетта, жалобно глядя на испорченное вязанье.

Элизабет оторвалась от своего вязанья, представлявшего образец совершенства.

— Что ты имеешь в виду? Нельзя сдаваться. Ты только начала учиться.

— Мне больше нравится вышивать. — Мариетта сунула Элизабет плод своих трудов. — И получается гораздо лучше.

Элизабет посмотрела на вязанье и нахмурилась.

— Хм…

— Вот именно! — с чувством воскликнула Мариетта. — Больше я вязать не буду.

— Я только сказала «хм».

— Твоего «хм» вполне достаточно.

— Глупости. Я не позволю тебе бросить работу.

— Элизабет, — спокойно начала Мариетта, — ты уже заставила меня обедать с вами каждое воскресенье. Под твоим давлением я наняла экономку и, конечно, этому рада, — поспешно добавила она, заметив, что Элизабет надулась. Миссис Килир можно считать просто подарком. — Я не ропщу, когда ты приносишь нам еду, причем в таком количестве, что все мы, включая братьев Дроганов, не в состоянии ее съесть. Я уступила тебе и стала каждый вторник ходить на собрания церковного комитета, хотя дамы там только и делают, что пьют чай да сплетничают. Но имей в виду, что заставить меня учиться вязать ты не сможешь. Элизабет положила свое вязанье на колени.

— Господи, Мариетта, если я упомянула о Мэтью, это вовсе не значит…

— Мэтью Кейган не имеет к этому никакого отношения!

— Нет, имеет, — терпеливо поправила ее Элизабет. — И, пожалуйста, не лги мне. Я все равно тебе не верю. Я прекрасно знаю, что ты влюблена в него, но все равно это грубо с твоей стороны — перебивать меня. Я только хотела сказать, что не стоит отчаиваться насчет вязанья… Вначале всегда легко сбиться со счета, но потом…

— Элизабет!

— Мариетта, перебивать — очень плохая привычка. Если бы Джордж Роберт или Джозеф осмелились…

— Я не влюблена в Мэтью! Как ты могла такое подумать! — снова перебила Мариетта.

— Все, с меня хватит! Или ты будешь вести себя прилично, или… — Элизабет быстро опомнилась: — О Господи, да что же это я? Разговариваю с тобой, как с Дроганами. Прости меня, Мариетта. Пожалуйста, прости!

Мариетта отложила в сторону вязанье и встала с кресла.

— Вам, наверное, лучше сейчас уйти, миссис Кейган. Я чувствую себя неважно.

Элизабет оторвалась от вязания.

— Я заметила, что в последние дни ты плохо выглядишь, но решила, что сейчас ты просто расстроилась из-за Мэтью, а кроме того, в вашем положении это вполне естественно…

— Миссис Кейган, — резко оборвала ее Мариетта, у которой действительно заныли виски, — я впервые в жизни сталкиваюсь с подобным нахальством! Вы могли бы поучить моего отца, как надо манипулировать людьми, хотя он в этом деле мастер.

— Мариетта, пожалуйста, успокойся, — мягко сказала Элизабет. — Вредно волноваться, когда… когда чувствуешь себя плохо. Не знаю, что произошло у вас с Мэтью… я ничего об этом не знаю, но, по-моему, нам нужно поговорить.

Мариетта испугалась, что сейчас начнет плакать. Она никогда не позволяла себе распускаться, но в последнее время… Она прижала пальцы к вискам.

— Нет, я не хочу говорить с тобой о маршале Кейгане. Я хочу, чтобы ты ушла.

Элизабет задумчиво посмотрела на ее руки.

— Я толком и не знаю, что было в этом письме. Джеймс только начал читать, как меня отвлекли дети. Но одно место особенно понравилось мужу, и я его слышала, где говорилось, что, — она подняла глаза на Мариетту, — Мэтью не отправят на пенсию, как он ожидал. Маршал Браун сказал, что ошибся, и извинился перед ним. Он просил его остаться на прежней должности. На любой срок. Думаю, что Мэтью вряд ли скоро вернется в Санта-Инес.

У Мариетты перехватило дыхание и задрожали губы.

— Прости, Мариетта.

— Глупости, — ухитрилась выговорить Мариетта, хотя лицо Элизабет расплывалось у нее перед глазами. — Это прекрасная новость. Я очень рада за маршала К… — Она судорожно всхлипнула. — И вы с мистером Кейганом, наверное, очень…

Мариетта зажала рот рукой и отвернулась.

— Пожалуйста. — Элизабет встала, обняла ее и отвела к кушетке, — не расстраивайся так. Я знаю, тебе сейчас трудно, но ты можешь навредить ребенку. Успокойся, я принесу тебе воды.

— Я не знаю, почему плачу! — сказала Мариетта, когда Элизабет вручила ей стакан и чистый носовой платок. — Я не хочу, чтобы он знал об этом!

— Ну, конечно, — мягко сказала Элизабет и погладила ее по спине. — Он поступил очень дурно. У тебя есть причины огорчаться.

Мариетта почувствовала, что все пошло прахом: и самоконтроль, которым она так гордилась последние две недели, и бравада, за которую прятались ее неуверенность и страх.

— Боже милостивый, Элизабет! Что я натворила? Что скажут люди? Я в ужасе!

— Чепуха, — заявила Элизабет и принялась энергично вытирать ее влажное от слез лицо носовым платком. — Все будет хорошо, я обещаю. Конечно, есть некоторые трудности, но мы их преодолеем. А теперь выпей воды, успокойся и давай поговорим как разумные люди.

Мариетта послушно поднесла стакан к губам, несколько раз глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

— Вот так-то лучше.

— Лучше?! — с иронией повторила Мариетта. — Ты только посмотри на меня. Я ношу траур по мужу. — В ее голосе звучала неподдельная горечь. — Еще и года не прошло. Дэвид был так добр ко мне! Он мне дорог. А я предала его память, забыла все, что он для меня сделал. И во имя чего? Зачем? — На Мариетту с новой силой нахлынули угрызения совести, терзавшие ее каждую ночь. — Чем я отличаюсь от любой шлюхи?

— Пресвятые небеса! — воскликнула шокированная Элизабет. — Что ты говоришь? Я согласна, что неженатым людям не следует вступать в такие близкие отношения. И, конечно, я не оправдываю ни тебя, ни Мэтью, но я уверена: вы искренне любите друг друга, и вы не первые мужчина и женщина на нашей грешной земле, кто нарушает божьи заповеди. Конечно, жаль, что ребенок был зачат до свадьбы. Но что поделаешь? Любишь кататься — люби и саночки возить. Расплата не так уж и велика. Через пять лет никто в городе и не вспомнит об этой истории. Будь уверена: на ребенке это не отразится. Здесь по крайней мере имя Кейган вызывает уважение.

— Какая разница? Ни я, ни ребенок не будем носить это имя. Мэтью не любит меня и не захочет жениться. Я не собираюсь вынуждать его жениться на мне.

— Мариетта!

— Я не шучу, — твердо заявила Мариетта. — Я уже решила, что ничего ему не скажу о беременности. Мэтью не давал мне никаких обещаний, да я их и не просила. Почему ты считаешь, что он должен отвечать за последствия? Он боялся, что я забеременею, а я сказала, что вряд ли это возможно, так как с Дэвидом… — Мариетта вдруг совсем смутилась и умолкла.

— Я понимаю, — быстро промолвила Элизабет. Мариетта сидела с поникшей головой.

— Дэвид очень хотел ребенка. Все годы замужества я мучилась, корила себя за бесплодие… — Она прижала руку к животу, словно не веря, что носит в себе новую жизнь. — Мне тоже больше всего на свете хотелось ребенка. И я рада. Я буду любить его и сделаю все, чтобы он был счастлив.

— Но и у Мэтью есть право любить своего ребенка.

Мариетта встала.

— Нет, У Мэтью есть право делать то, что он хочет, то есть быть заместителем федерального маршала. Не надо обременять его нелюбимой женой и нежеланным ребенком.

— Понятно, — сказала Элизабет и деловито добавила: — Это несколько осложняет дело.

— Осложняет, — согласилась Мариетта.

— Ты ничего не скажешь Мэтью?

— Нет. Обещай, что и ты не проговоришься.

Элизабет молчала.

— Дай слово, Элизабет!

— Это неправильно! — заупрямилась молодая женщина. — Он должен знать.

— Тебе известно, как он любит свою работу! Неужели ты хочешь, чтобы он лишился ее?

— Не понимаю, почему Мэтью не может жениться на тебе и оставаться федеральным маршалом? Другим это как-то удается.

— Другим, но не Мэтью, — возразила Мариетта. — Вот почему он до сих пор и ходит в холостяках. Он не хотел жениться, а потом надолго бросать жену… Надолго или навсегда. Он считает, что это плохо.

— О!.. — Упрямство Элизабет значительно убавилось, когда, она поняла, что знает о Мэтью гораздо меньше Мариетты. — Господи, мне такое и в голову не приходило.

Мариетта снова села рядом с Элизабет.

— Я думаю, мне надо уехать из Санта-Инес.

— Нет! — категорично запротестовала Элизабет.

— Другого выхода нет. Если я уеду куда-нибудь, где меня никто не знает, можно будет сказать, что это ребенок Дэвида. — Мариетта судорожно сжимала и разжимала руки. — Деньги не проблема, у меня их много. Я недавно купила этот дом на собственные средства. Пока я оставлю его за собой, по крайней мере до следующего месяца. Надо подготовиться к отъезду. Жаль, конечно, что так вышло, ведь мое место некому занять. И мне очень хотелось помочь школьному комитету со строительством новой школы. Но ничего не поделаешь, я должна в первую очередь думать о своем ребенке.

— О Мариетта! — воскликнула Элизабет, чуть не плача.

— Я могу уехать в Европу, — продолжала Мариетта. — Там мало кто знает моего отца. Может быть, в Англию… Нет-нет, в Англии полно родственников мамы! Ну, тогда во Францию или в Италию.

— В Теннесси тоже хорошо, — грустно заметила Элизабет. — Пожалуйста, Мариетта, может, ты передумаешь и расскажешь обо всем Мэтью?

— Нет. Ни за что! Он сразу начнет настаивать, чтобы мы поженились, потому что так положено! Но такой брак мне не нужен.

— Но я уверена, что он тебя любит, — стояла на своем Элизабет. — Без сомнения, любит, раз… раз захотел близости.

— Иногда мне кажется, что ты всю жизнь прожила в монастыре, — сказала Мариетта, недоверчиво глядя на подругу.

Элизабет покраснела.

— Я знаю, что Мэтью, как и другие мужчины, склонен к пороку, но я уверена, что он питает к тебе глубокие чувства. Если бы ты видела его в тот вечер, когда он приехал в «Лос Роблес» и не нашел там тебя!

— Его волновала моя безопасность, и только. Наверное, Мэтью стало неловко оттого, что его задание выполняют братья Дроганы, и ему нужно было убедиться, что все закончилось благополучно.

— Это ему и так было известно. Он следовал за вами по пятам от самой Марипозы. Клянусь! — сказала Элизабет, заметив, что Мариетта потрясена до глубины души. — Мэтью говорил мне, что не выпускал тебя из виду ни на минуту. И только когда вы приехали в Санта-Инес, он отлучился ненадолго: зашел к шерифу Броудмену, а потом очень сожалел об этом. Потому что тебя увезли сюда, а не в «Лос Роблес», как он предполагал.

Мариетта не знала, что и думать. Значит, Мэтью не бросил ее! Хотя… Он просто продолжал выполнять задание независимо от своих чувств… Если, конечно, вообще испытывал к ней какие-либо чувства, кроме физического желания, разумеется.

— Маршал Кейган преданно служит закону, — с горечью сказала Мариетта. — Неудивительно, что начальство не хочет с ним расстаться.

— Мариетта… — В голосе Элизабет звучало искреннее сострадание. — Я уже говорила, я не знаю, что между вами произошло. Ну, то есть кое-что я знаю, ведь ты от него беременна. Но что бы там ни было, дай ему возможность все решить самому. Напиши ему. Напиши о том, что любишь его и собираешься уехать. Не говори о ребенке, просто дай Мэтью возможность ответить.

Мариетта чуть не расплакалась. Ну почему Элизабет не может ее понять? После смерти Дэвида и года не прошло, а она уже влюбилась в человека, который и знать ее не хочет после той безрассудной ночи. Она любит Мэтью, но не позволяет себе думать о нем, потому что слишком больно вспоминать все: как он с ней разговаривал, как смотрел своими прекрасными синими глазами, как ласкал — руками и губами…

— Нет. Незачем его напрасно беспокоить. Кроме того, — решительно заявила Мариетта, видя, что Элизабет уже открыла рот, — мне его письмо ни к чему. И не будем больше об этом.

— Очень хорошо. Если ты так настроена, значит, спорить бесполезно.

— Бесполезно, — согласилась Мариетта и вдруг посмотрела на Элизабет подозрительным взглядом: — А как ты догадалась, что я беременна?

— Может, ты и не заметила, но я и сама была в положении, и не раз. Это состояние мне очень хорошо знакомо.

Мариетта широко раскрыла глаза от удивления.

— О, а я-то считала, что пока не вырос живот… А еще кто-нибудь знает?

— Нет-нет, не волнуйся, — быстро успокоила ее Элизабет. — Я бы тоже ничего не поняла, если б мистер Двенадцать Лун и мистер Неторопливый Медведь не сказали, что ты стала просыпаться позже, чем обычно. Они боялись, что ты заболеешь, а Мэтью в этом обвинит их. Я обещала, что присмотрю за тобой. А потом я заметила, какая ты бледная, хотя сначала мне казалось, что это от тоски по Мэтью.

Мариетта пренебрежительно фыркнула, хотя первое время объясняла себе свое болезненное состояние точно так же.

— Но во вторник я сообразила, что тут кроется что-то другое. Помнишь, ты ушла с собрания и тебя вытошнило в кустах.

Мариетта вспыхнула:

— Я думала, что никто не заметил. По крайней мере я надеялась, что так.

— Никто и не видел, кроме меня. Вот тогда я догадалась, в чем дело. И какое совпадение!

Мариетта посмотрела на нее в полном недоумении.

— Когда я была беременна Джозефом, меня стошнило в тех же кустах. Странно, что они еще не засохли.

Женщины неудержимо начали хохотать. Они смеялись до тех пор, пока на их глазах не выступили слезы. Джастис и Либерти ворвались в дом, чтобы убедиться, что все в порядке, но это вызвало лишь новый приступ смеха. .Покачав головами, братья удалились, и только после этого Элизабет и Мариетта потихоньку успокоились.

Вытерев лицо мокрым носовым платком, Элизабет вздохнула. Мариетта улыбнулась ей — устало, но с облегчением.

— Какие мы глупые, — сказала Элизабет, добродушно улыбнувшись. — Раз уж ты так упряма, нам надо не веселиться, а продумать план действий.

Мариетта с чувством взяла ее руку. Никогда у нее не было такой замечательной подруги. И слава Богу, что она появилась именно сейчас!

— Ты поможешь мне? — спросила Мариетта.

— Конечно, — ответила Элизабет и сжала ее пальцы, стараясь подбодрить Мариетту.