У ворот ее встретил охранник. Кейт опустила окно и приветливо улыбнулась.
Заглядывая в машину, охранник приложил руку к козырьку:
– Добрый вечер, мэм.
– Добрый вечер.
– Вас ожидают?
Кейт предъявила служебное удостоверение.
– Я судья Кейт Колсон.
Она подумала, что ее должность сама по себе окажется достаточной рекомендацией. Так оно и вышло.
– Проезжайте, ваша честь. – Охранник снова приложил руку к козырьку и отошел к воротам. На затейливой чугунной решетке был закреплен пульт сигнализации. Охранник набрал код.
Ворота медленно открылись. Кейт въехала на длинную извилистую дорогу, усаженную вековыми дубами. Впереди показался дом. Зная Томаса, Кейт ожидала увидеть именно то, что предстало перед ее глазами: огромный, кичливый особняк с аляповатыми завитушками на фасаде. Не мудрено, что Томас так преуспел в жизни: у него всегда был хорошо подвешен язык, ему ничего не стоило вкрасться в доверие к кому угодно – хоть к старым, хоть к молодым.
Слава Богу, на нее его чары больше не действовали. Когда Томас тайком уехал из Фор-Корнерса, он перестал для нее существовать. До Кейт дошли слухи, что он пошел по стопам отца и поступил в семинарию, после чего открыл миссию в Сан-Антонио, но она никогда не делала попыток разыскать его. После того как у него появилась собственная программа на телевидении, его имя не сходило с газетных страниц. Поговаривали, что он сколотил огромное состояние. Кейт неприязненно поморщилась.
Он мошенник, и ничего больше.
Кейт вышла из машины. Ни один мускул у нее на лице не дрогнул. Она не стала заранее уточнять, будет ли он дома, предпочитая застать его врасплох. Она ограничилась тем, что узнала его адрес в управлении миссии. Доехав до Сан-Антонио, Кейт остановилась у скобяной лавки и спросила дорогу.
Вдоль всего фасада тянулась веранда. Поднимаясь по ступеням, Кейт набрала в себя побольше воздуха. В городе такой дом занял бы полквартала. Он был построен из белого кирпича; колонны взмывали под самую крышу. О таких особняках ей доводилось читать в романе «Унесенные ветром».
Кейт позвонила. Она ожидала, что ей откроет горничная в белом фартуке и кружевной наколке. Однако на звонок вышла неряшливая женщина лет тридцати.
– Вам кого? – неприветливо спросила она, с трудом ворочая языком.
Женщина казалась не вполне трезвой. Неужели это жена Томаса? Вид у нее довольно жалкий, подумала Кейт. Высокого роста, худая, если не сказать тощая. Стриженые волосы когда-то были подкрашены, но отросли у корней. Скулы обтянуты сухой кожей.
– Здравствуйте. Меня зовут Кейт Колсон, – бесстрастно, но вежливо представилась Кейт.
– Что дальше?
– Мне нужно видеть Томаса Дженнингса.
Тонкие губы женщины сжались еще больше.
– Что тебе от него надо?
Не обращая внимания на ее грубость, Кейт ответила вопросом на вопрос:
– Он дома?
– Слушай, милочка, иди откуда пришла.
Кейт напряглась.
– Вы его жена?
Женщина засмеялась злым, леденящим смехом.
– В каком-то смысле.
– Как вас зовут? – Она не ожидала ответа на этот вопрос, но, услышав его, застыла.
– Аннетта Дженнингс, – сказала женщина, прислоняясь к дверному косяку, словно ей трудно было стоять на ногах.
Кейт спросила еще раз:
– Ваш муж дома?
– А тебе-то что? – В ее голосе снова зазвучали грубость и недоверчивость.
Кейт твердо решила, что не позволит этому жалкому созданию помешать ей. Если Томас дома, ему от нее не скрыться.
– Мы… мы старые знакомые.
– Неужто?
Кейт вспыхнула:
– Будьте добры, скажите ему, что мне надо с ним поговорить.
– Еще чего! – Аннетта прищурилась и осмотрела Кейт с головы до ног. – Ты совсем не в его вкусе. – Ее губы скривились в горькой усмешке. – Хотя кто знает, какие теперь в его вкусе?
Кейт испытывала к ней презрение, смешанное с состраданием.
– Я приехала по делу.
– Знаю я эти дела.
– Поверьте, это так. – Кейт говорила настойчиво и хладнокровно.
Аннетта снова привалилась к косяку.
– Если хочешь содрать с него алименты – ничего не выйдет. – Она заговорщически приблизила лицо к Кейт, ухмыльнулась и подмигнула. – Наш папуля ох как осторожен. Ясно тебе?
Кейт с отвращением отшатнулась от запаха перегара. Аннетта опять захихикала и сложила руки на груди.
Кейт решила идти до конца. Отстранив пьяную женщину, она переступила порог и остановилась как вкопанная: такого великолепия она не видела никогда в жизни. Под ногами темнел паркет из мореного дуба; винтовая лестница в глубине прихожей была покрыта толстым ковром. Открытая дверь слева вела в небольшую библиотеку. Справа располагалась парадная гостиная со старинными картинами на стенах, зеркалами в тяжелых рамах и огромным мраморным камином. На всем лежала печать красоты и холода.
Кейт сделалось не по себе. Но тут откуда-то возникла горничная в белом фартуке. Она настороженно посмотрела на Кейт, потом перевела взгляд на Аннетту, сползающую вниз по дверному косяку. Ни слова не сказав Кейт, горничная подошла к хозяйке:
– Пойдемте, я помогу вам лечь.
Аннетта совсем обмякла и закрыла глаза. Горничная обратилась к Кейт:
– Чем могу быть вам полезна?
– Мне бы хотелось поговорить с преподобным Дженнингсом.
– Его нет.
У Кейт упало сердце. Она не поверила Аннетте, но горничная говорила со спокойным достоинством.
– Когда он вернется?
– Не могу вам точно сказать. Он уехал в Россию выступать с проповедями.
– В Россию! – вырвалось у Кейт.
– Да, мэм.
Аннетта громко икнула и зашлась бессмысленным смехом. Горничная погладила ее по спине:
– Ну, будет, будет, миссис Дженнингс.
Кейт почувствовала прилив ярости. Она сжала кулаки и с трудом удержалась, чтобы не выместить свои чувства на этой женщине.
Какая досада, говорила она себе. Она так долго готовилась к этому моменту, обдумывала каждый шаг, каждое слово – и все впустую. Будь ты проклят, Томас. Будь ты проклят. Она должна была предвидеть такую возможность, решив нагрянуть без предупреждения. Но надеялась, что повезет…
Сегодня она потерпела неудачу. Что ж, это еще не конец. Ей не впервой брать барьеры. Просто путь окажется немного длиннее, но она не остановится.
Надо возвращаться в Остин и готовиться к новой попытке. Как только Томас ступит на американскую землю, она потребует у него ответа. Она будет ему и судьей, и присяжным заседателем. А вердикт известен заранее. Она не дрогнет. Кейт почувствовала, что силы возвращаются к ней. Уже у самой двери она обернулась:
– Передайте ему, что здесь была судья Кейт Колсон.
Сойер сел в постели. Ему было тяжело дышать, на коже выступили капли пота.
Опять этот отвратительный сон, как будто его заперли в темном, холодном чулане. Он был тогда совсем маленьким, но на всю жизнь запомнил злобное лицо тетки, захлопывающей за ним узкую дверь.
Немного успокоившись, он откинул простыню и не одеваясь прошел на кухню. Через окно струился лунный свет. Сойер достал из шкафа стакан, налил холодной воды и опрокинул в рот. Потом он направился в закуток, где стоял обеденный стол, и долго сидел, глядя в темноту. Близился рассвет. Скоро надо будет отправляться в контору.
Черт возьми, он чувствовал себя совершенно разбитым. Дрожь не унималась. Сойер стукнул кулаком по столу. В конце-то концов, он не мальчишка. Давно пора похоронить прошлое. Он всегда добивался чего хотел. Жизнь научила его драться и побеждать. Враги могли подтвердить и то и другое.
Но в предрассветные часы из тайников души всплывали непрошеные воспоминания. Он ненавидел и боялся их. Он не мог забыть, как те люди, на чьем попечении он остался в детстве, хотели его смерти.
Почему-то ему вспомнилась Кейт Колсон. Она тоже немало пережила. Пока он не знал, что выпало на ее долю, но это вопрос времени. Однако ее холодная отчужденность была лишь маской. На смену одним мучительным раздумьям пришли другие: от Кейт Колсон исходила угроза его душевному равновесию. Почему эта женщина не идет у него из головы? Может быть, потому, что ее тоже преследуют демоны прошлого? Нет, мысли о прошлом он гнал от себя прочь.
Тогда, может быть, причиной этому обычная похоть? Неужели он так опустился, что стал падок на женские бедра, обтянутые джинсами?
Сойер замысловато выругался в свой адрес. Как ей удалось распалить его? Он уже забыл это ощущение нетерпеливого желания. Однажды, много лет назад, он принял такое чувство за любовь – и поклялся никогда не повторять подобной ошибки. Ему не судьба иметь семью. Хотя порой Сойеру отчаянно хотелось видеть рядом с собой малыша. Интересно, а как Кейт…
Дьявольщина. Допустим, у нее классная фигура. Ну и что? То же самое можно сказать обо всех женщинах, с которыми он был близок. Дело совсем не в этом.
Сойера снова прошиб холодный пот, когда у него перед глазами возникли ее тяжелые груди под трикотажной футболкой. Кстати, она, кажется, была без лифчика.
Надо бы заманить ее в постель, тогда не будет этих дурацких фантазий. Он представил себе, как стягивает с нее футболку через голову, обнажает ее груди и языком…
– Ну, Брок, ты совсем свихнулся! – С этими словами он ринулся в ванную и включил душ.
Через полчаса Сойер уже сидел за письменным столом. В то утро он сказал себе, что рискует слишком многим, если у него лопаются брюки при мысли о женщине, которая его в грош не ставит.
Проклиная свою слабость, он подвинул к себе одну из папок и попытался сосредоточиться.
– Тебя что, черти молотили?
Сойер через силу улыбнулся:
– Неужели такое жуткое зрелище?
– Это еще мягко сказано. – Ральф пристально посмотрел на своего босса. – Бурная ночка была?
– Если бы!
– Может, скажешь, что стряслось?
– Нет, – отрезал Сойер. Они с Ральфом были не только сотрудниками, но и друзьями, однако Сойер ни перед кем не раскрывал душу, если дело касалось его прошлого или отношений с женщинами. Первое было слишком болезненно, а второе в последнее время совсем заглохло, чем он и объяснял себе ночной казус.
Ральф поднял руки:
– Понял. Давай займемся делами.
– Каковы наши перспективы в Европе? Я не намерен упускать этот контракт. Надо держаться за него зубами.
Ральф улыбнулся:
– Контракт почти готов.
– «Почти» не считается.
Лицо Ральфа снова стало серьезным.
– Во всяком случае, Дядя Сэм на нас рассчитывает: правительство хочет, чтобы мы подготовили человек двадцать дипломатов к борьбе с террористами. Однако бумаги еще официально не подписаны, да и гонорар выплачивать никто не торопится.
Глаза Сойера блеснули.
– Держись за этот контракт обеими руками, Ральф. Пусть даже мы на нем особенно не поднимемся – другого такого шанса не будет.
– Но…
– Без всяких «но». – Сойер встал. – Подумай, какие это откроет перед нами возможности. Покуда существуют Ливия, Иран и Ирак, которые постоянно наступают Дяде Сэму на мозоль, нам обеспечено безбедное существование.
– Я вижу, тебе важнее не баксы огрести, а себя показать.
– Одно другому не мешает, – спокойно сказал Сойер. Правительственный контракт должен быть у нас в кармане.
– Тогда тебе самому надо будет подключиться к этому делу.
– Я готов.
– Есть еще один пункт: «Каррент эффер мэгэзин». Сойер вопросительно посмотрел на Ральфа:
– Это еще что?
– Ну, неужели не знаешь? Телепрограмма, которая роется в грязном белье.
Сойер засмеялся:
– Как раз то, чего нам больше всего не хватало.
– Они требуют ответа: есть ли у нас надежда распутать дело об исчезновении, за которое мы взялись на прошлой неделе. Да ты помнишь – шериф, который исчез двенадцать лет назад.
Сойер нахмурился:
– Да-да, конечно. А телевизионщикам-то что до этого?
– Есть подозрения, подогреваемые его женой, что здесь не все чисто. Она заявляет, что должна расставить все точки над i в этой истории, чего бы ей это ни стоило.
– А как они пронюхали, что расследование поручено нам?
– Пока не знаю.
– Что ж, придется поторопиться с этим делом. Создадим себе дополнительную рекламу, это всегда полезно.
– Хорошо, я прослежу. И последнее: тебе нужно, чтобы я подключился к делу Колсон?
Сойер внутренне напрягся:
– Нет, этим я займусь сам.
Ральф пожал плечами:
– Как скажешь. Тогда на сегодня все. – Ральф сверился со своим блокнотом.
Когда за ним закрылась дверь, Сойер схватил папку с делом Кейт. Его так и подмывало ей позвонить. Нет, этого делать не следует. Во-первых, повода нет. Не спрашивать же ее, правду ли сказал Харлен, что она спала с кем попало, чтобы продвинуться по службе.
Пусть Харлен остается при своем мнении, а он останется при своем. Хотя черт его знает…
Сойер задумался и не сразу услышал какой-то шум. Он насторожился. В приемной истошно кричала его секретарша.
Сойер похолодел. Что за дьявольщина? Он в три прыжка достиг двери и распахнул ее.
– Не двигаться, – приказал дрожащий голос. – Стой где стоишь.
Ему в сердце смотрело дуло пистолета.