Слишком близко к тебе

11. Малина

Но Эмиль ночевать не пришел.

А я весь вечер в итоге была как натянутая струна в ожидании его внезапного появления и неминуемой новой стычки.

Ужинали мы втроем – я, мама и Назар Егорович. Взрослые болтали друг с другом, обсуждая все подряд – от новостей до ближайших планов, а я молчала, чувствуя, как непроизвольно простреливает напряжением от звуков любых шагов в соседних со столовой комнатах. Так и тянуло уточнить у Назара Егоровича, явится его сын или нет, но не хотелось показывать, насколько мне это важно.

Нет, не из-за того, что я хотела его видеть, а ради собственного спокойствия.

– У тебя же завтра репетиция? Во сколько? Мне надо заехать к косметологу, как раз вместе поедем в город, – предлагает мать, – Пока будешь в студии, я все успею, и отвезу тебя обратно.

– В шесть. Не надо обратно. Я договорилась погулять с Юрой, – рассеянно отзываюсь, – Но если отвезешь туда, будет отлично. А вечером я на такси. Можно же? – со скрытой иронией интересуюсь у Назара Егоровича.

Лично с ним я тот факт, что он отказал мне в отдельном проживании, не обсуждала, но все равно не могу удержаться от тайной шпильки по этому поводу.

– Можно конечно. Кто такой Юра? – Караев с легким интересом выгибает бровь.

– Очень приятный мальчик, – за меня кидается отвечать мама, – Малин одноклассник, хорошо учится, интеллигентный такой. Всегда вежливый. Они вместе ходят на гитару, да, дочка? Он поступил… Куда он поступил? – переводит на меня взгляд, щелкая пальцами в попытке вспомнить.

– В Бауманку, мам.

– Парень твой? – одобрительно хмыкает Назар Егорович.

– Друг, – поджимаю губы.

– Ой, не смущай ее, Назар. На самом деле они такие милые…– смеётся мама довольно, – ходят вместе за ручку, шушукаются, рилсы свои целыми днями снимают.

– Ясно, ну, первое чувство это прекрасно, – кивает Караев, —И я думаю, ты благоразумная девушка, да, Малин?

– В каком именно смысле? – невинно хлопаю глазами.

На самом деле я прекрасно понимаю, что он намекает на предохранение. И меня это бесит. Хочется сказать, что от его сыночка в этом плане исходит гораздо большая опасность, чем от кого-то Юрки.

Назар Егорович не поясняет, лишь с задержкой выразительно смотрит и переключается на мою мать. А я быстро доедаю пасту и удаляюсь в свою комнату.

Хотя мне пока сложно воспринимать ее своей. Небольшая, с нейтральными бежевыми стенами, маленьким санузлом, включающим туалет и душ, и крохотным чуланом-гардеробной. Но все же очень уютная и светлая, особенно из-за достаточно просторного балкона, на котором размещен плетеный журнальный столик и глубокое садовое кресло, обложенное подушками.

Эта комната является последней в левом крыле дома, которое изгибается полукругом. Так что она чуть выступает, а балкон идёт по диагонали к балкону Эмиля. И если отдернуть шторы, то я по касательной вижу его балконную дверь и окно.

С одной стороны меня это раздражает, ведь сама я теперь выходить на балкон не имею никакого желания, а шторы придется все время держать закрытыми. С другой, я вижу черноту в окнах напротив и понимаю, что хозяина комнаты там нет.

Это наконец позволяет расслабиться.

Подключаю гитару и около часа репетирую заданный этюд перед завтрашним занятием. Он достаточно сложный, концовка мне дается через раз, все время сбиваюсь. Еще и усталость, накопленная за сегодняшний день, сказывается. Так что в какой -то момент забиваю на все, решив довести до совершенства этюд завтра днем, принимаю душ и ложусь спать.

В комнате так тихо, когда выключаю свет и накрываюсь тонким одеялом, что, кажется, я слышу, как кружатся пылинки в воздухе. Я не знаю, как тут со звукоизоляцией стен, но то, что в соседней комнате никого нет, улавливаю даже не на слух, а каждой своей клеточкой.

Ощущаю пустоту, будто само присутствие Караева -младшего в радиусе нескольких метров способно запустить химические реакции в моем теле. Не приятные, но будоражащие. Засыпаю с трудом. И кажется, что под самое утро.

***

Аккуратно вывожу толстую стрелку на верхнем веке. Стразы в виде звёздочек рассыпались под бровью. Скулы блестят хайлайтером. Мы с Юркой собираемся пойти на набережную, сегодня наши знакомые делают там флешмоб, так что наряжаюсь сразу для вечера, потому что после занятия по гитаре домой уже не попаду. Черные палаццо, черный топ, открывающий живот, бежевая джинсовая рубашка размера оверсайз, которая мне почти по колено, и любимые кеды. Волосы оставляю распущенными, лишь у лба делаю две тонкие косички, вплетая в них серебряные колечки. Отлично, если волосы будут мешать – уберу в хвост.

Оставшись удовлетворенной своим внешним видом, я, в ожидании, когда за мной зайдет мать, в сотый раз за сегодняшний день беру в руки гитару. Открываю гребаный этюд. Концовка так и плывет – не дается.

Все-таки мама была права, когда отговорила меня от попыток поступления в муз училище. У меня не техничные руки, короткие пальцы и мне не хватает усидчивости. Я все это знаю про себя.

Включив метроном на телефоне, повторяю только концовку. Никак не дается перебор, не в такт. Сбиваюсь и сбиваюсь. Черт! От злости луплю по струнам так, что режущий нестройный звук эхом разлетается по всей комнате. Шумно выдыхаю и делаю опять.

Я так сосредоточена, что не улавливаю момент, когда в мою комнату открывается дверь. Лишь замечаю чью-то фигуру в проеме боковым зрением.

– Мам, я сейчас…– рассеянно бормочу и тут же замираю, так как это не мама.

Это Эмиль. Закрывает за собой дверь и, сложив руки на груди, тяжело и непроницаемо смотрит на меня.

Мои пальцы сами собой нервно пробегают по струнам.

– Что-то забыл? – сглатываю, – Вообще принято стучать…

– Ты так настойчиво просила к тебе зайти своими корявыми переборами, что я подумал, что это будет лишним, – щурится.

– Просила зайти? Я была уверена, что тебя вообще нет! – возмущаюсь.

Эмиль игнорирует и продолжает говорить свое.

– На будущее, будь добра, играй в наушниках, это же электрогитара, да? Значит можно, чтобы без звука. Если конечно не мечтаешь, чтобы я к тебе почаще заходил, – ядовито, – Ну что? Мне принимать это за призывный сигнал?!

– До одиннадцати имею полное право шуметь без всяких сигналов, – пожимаю плечами и, крутанув звук на максимум, резко ударяю по струнам.

Караев кривится от звона в ушах. Он стоит и у меня, но это приятный дискомфорт, учитывая выражение лица это раскомандовавшегося петуха.

– Смешно. Дошутишься до того, что найдешь ее в мусорке, – кивает Эмиль на гитару в моих руках.

– Не посмеешь, – фыркаю.

– Проверим? – хищно скалится, – Могу отнести прямо сейчас. Или ее, или тебя! Кстати…– и его черный взгляд соскальзывает с моего лица вниз и медленно ощупывает фигуру, которую не так-то легко разглядеть в безразмерных шмотках, – У тебя и внешний вид подходящий для черного мешка. А где же милая пастушка- дурочка в цветочном платье? – выгибает бровь.

– Ауф… Считаешь, что я милая? – сладко улыбаюсь.

– Нет, я сразу понял, что ты сучка, но думал – образ постоянный, а не на один вечер ради моего отца.

– Сам ты… – начинаю, но осекаюсь, так как дверь открывается и на пороге показывается мама.

– О, Эмиль, привет, – она смотрит на Караева -младшего удивлённо, – А ты что тут…?

Эмиль ничего не отвечает. Молча засовывает руки в карманы джинсов и выставляет плечи вперед в какой-то очень уж агрессивной позе. Мама, слегка смутившись его показным недружелюбием, переводит взгляд на меня.

– Кхм… Малина, ты готова? Поехали.

– Да, готова, – встаю, откладывая гитару в сторону.

– Отлично, а то я уже опаздываю, – она кидает быстрый взгляд на часы на запястье, – Тебя точно не надо после занятий забирать? У вас с Юрой все в силе, да?

Киваю.

Мама, еще раз покосившись на Эмиля, выходит из комнаты первой. Он идёт за ней, но на самом пороге тормозит и опирается спиной о дверной косяк. И, когда я прохожу мимо, хватает меня за локоть и рывком притягивает к себе.

От неожиданности и теряю равновесие и буквально впечатываюсь в его тело. Я вниз смотрела, боясь, что он мне подножку додумается поставить, а уж никак не начнет хватать практически при моей матери, которая, правда, начала кому-то звонить и уже стремительно удаляется от нас по коридору.

– И кто же такой у нас Юра? – хрипло и тихо интересуется Эмиль, наклонившись к самому моему уху.

– А тебя колышет? – бормочу, смотря прямо перед собой, и чувствуя, как его горячее дыхание влажным облачком оседает на моем виске.

– Это ты для него в грязную альтушку вырядилась? Всегда подстраиваешься под мужиков, которым надо понравиться? – шепчет Эмиль, почти касаясь губами кромки моей ушной раковины.

У меня крупные мурашки волной пробегают по шее – так остро я чувствую это.

Резко отстраняюсь и дергаю локоть в попытке высвободиться, но Эмиль лишь сжимает пальцы крепче. Да что ему надо?! Поворачиваюсь и перехватываю взгляд черных глаз. Пренебрежительный, зло-насмешливый, но какой-то очень горячий.

– Подстраиваюсь, только если они того стоят, – улыбаюсь, вкладывая в голос всю издевку, на какую вообще способна.

Снова резко дергаю рукой. Эмиль наконец отпускает. А локоть все равно ноет, будто там теперь ожог.

– Стоят? То есть все – таки вопрос цены, Малинка, я тогда угадал, – холодно улыбается Караев.

– Да пошел ты, – бросаю, выталкивая его в коридор.

Захлопываю дверь в свою комнату и, демонстративно больше не взглянув на Эмиля, спешу за матерью, думая, что мне бы не помешал замок, чтобы можно было запирать свои вещи, когда ухожу.

Мало ли в них захочет порыться этот придурок. Или действительно выкинет гитару мою. Я тогда его убью.