Слово на букву «Л»

9

— …вы Изабелл, не так ли? — кто-то требовательно махал рукой у нее перед глазами.

Вырвавшись из плена воспоминаний, Белла еще раз напоследок взглянула на взволновавшего ее мужчину. Нет, конечно же, это не Патрик. Совсем даже не похож. Она повернулась к стоящей прямо перед ней женщиной — о, да это же та самая дама в эксцентричной шляпе.

— Нет-нет, — автоматически откликнулась она, — Меня зовут Белла.

Лицо дамы казалось ей смутно знакомым, но она никак не могла припомнить, где она ее видела.

— Но ведь это же сокращенно от Изабелл? — в голосе дамы появились почти обвинительные нотки.

— Не в моем случае. Я просто Белла, — и, улыбнувшись, добавила: — Простите, не могу припомнить ваше имя.

— Джинджер Бэделл. Мы с вами встречались в «Скоттон дизайн» на прошлой неделе. Я тоже дизайнер, разрабатываю основные концепции для «Бенсон фудс», — тут она подтолкнула к Белле высокого, худого мужчину, уже давно нарезавшего вокруг шляпы нервозные круги. — А это Роджер, мой amore.

Однако, смерив Беллу взглядом, Джинджер тут же отдернула худосочного amore обратно, как будто опасаясь, что Белла задушит того в пылких объятиях.

Поболтав немного с этой парочкой, Белла незаметно окинула взглядом зал. Где же Пружинкин? Неужели ушел?

— Приятно было повидаться, — она отступила на шаг от Джинджер. — Пойду подпишу у поэтессы томик, а то все расхватают.

В очереди за автографами стояли три человека. Ожидая, пока подойдет ее черед, Белла еще раз осмотрелась вокруг. Да, он наверняка ушел. Мог бы и попрощаться. Впрочем, не очень-то и хотелось. Да и вообще, он как-то странно на нее смотрел, может, маньяк? Вряд ли она ему понравилась. Скорее всего, он просто проявил милосердие, общаясь с одинокой, никому не нужной девушкой. Сейчас, наверно, уже едет домой к жене, четверым детям и собаке. Черт! Даже у Джинджер (ну кто, кто ей посоветовал купить такую шляпу?) и то есть поклонник. Хотя уровень тестостерона у него как у половой тряпки. И вообще, эта Джинджер сказала «концепции». Какой нормальный дизайнер будет говорить «концепции»? Но тем не менее она, наверно, считала, что может смотреть на Беллу с жалостью!

— Кому вы хотите подписать книгу? — спросила поэтесса, выводя Беллу из задумчивости. — Кто этот счастливчик?

Мужчина, стоящий за ней, слегка усмехнулся. Кошмар, неужели всем все про нее ясно? Она откашлялась и сказала:

— Этот счастливчик — я.

Вернувшись домой, Белла не обнаружила на автоответчике никаких новых сообщений от прораба. Как он мог? Она уже так привыкла к его ежедневным монологам со все более и более интригующими отговорками. Он пока не может к ней прийти. Но пусть она не волнуется: как только сможет, он сразу придет. Он уже записал ее в ежедневник. Да, это настоящий мужчина. Как только ты привыкаешь к одним его выходкам, он тут же изобретает другие. Как теперь ложиться спать, не зная, что там происходит в личной и профессиональной жизни мистера Боумана? Из рассказанных ее автоответчику историй она особенно любила повествование о том, что мистер Боуман не может прийти оштукатурить ей стены, так как его жилец съехал, не предупредив его заранее. Какая тут связь, оставалось до сих пор неясным, но тем было интереснее.

Однако на автоответчике все-таки было одно сообщение, от садовника. Мистер Хендерсон определенно обходил мистера Боумана по всем параметрам. Возможно, вместе они составят сплоченную команду «профессионалов», которые всегда звонят, но никогда не появляются.

Мистер Хендерсон удрученным голосом сообщал, что человек с мачете уже заждался, что ее никак не застать дома (очевидно, вся ее жизнь — это сплошная череда светских мероприятий) и что, возможно, он все-таки зайдет в субботу, в десятом часу. А если ей это время не подходит, то пусть она оставит ему сообщение. Или нет, пусть она в любом случае позвонит, потому что у него нет ее адреса.

Конечно позвонит. Она ему уже столько раз звонила, что пора уже заносить номер в память телефона. И обязательно бы занесла, если бы знала, как это делается.

Следующим утром она позвонила ему с работы:

— Алло? Это снова Белла Крейцер, я только хотела…

Неожиданно на том конце подняли трубку:

— Слушаю вас.

— Мистер Хендерсон? Не верю своим ушам. Вы что, и вправду существуете? Я, знаете ли, так привыкла к вашему автоответчику. У нас с ним целый роман.

— В таком случае могу оставить вас с ним наедине.

— Нет уж, записывайте. — Она продиктовала ему свой адрес и подтвердила, что в субботу будет дома.

— Но вы, пожалуйста, ничего до тех пор не подстригайте. Мне, как Родену, нужно видеть материал, — ответил он.

— Не буду, не буду, честное скаутское!

Пятница — самый приятный день недели. После обеда, пользуясь отсутствием Селин, они отправили гонца за вином и кексами. В ожидании все убивали время, зачитывая выдержки из «Хелло!» и играя в «Выбирайку»:

— Выбирай, три месяца сниматься в передаче «За стеклом» или переспать с продавцом из нашего буфета, — невинно предложил Энтони.

— С тем, который без зубов? — уточнила Белла.

— Угу, переспать и поцеловаться!

В рабочем блокноте Беллы громоздились все новые и новые планы украшения сада. Тут были викторианские летние домики на колесах, кусты в форме пирамидок, мавританские каналы, пересекающиеся, как на картине Мондриана. Она нарисовала скалы из ракушечника, с которых низвергался настоящий водопад, и качели, увитые розами и плющом, раскачивающиеся на ветке старого кедра. Интересно, а можно ли пересадить дерево, которому двести лет? Наверно, вряд ли.

Неожиданно в офис ворвалась Селин. Все торопливо попрятали бутылки под стол и энергично застучали компьютерными клавишами, закрывая окна с пасьянсом и открывая программу Кварк.

— Никто не видел мой номер «Хелло!»? — в наступившей тишине спросила Селин.

Субботним утром у двери Беллы раздался звонок. Одно из двух — либо она проспала, либо нетерпеливый мистер Хендерсон явился раньше времени. Она сбежала по лестнице, застегивая джинсы на ходу. Обуваться было уже некогда.

— Пружинкин! — воскликнула было она, но смущенно закашлялась. Перед ней стоял тот самый мужчина, которого она видела на поэтическом вечере.

— Это ты? — поразился он. — Что ты сказала?

— Нет-нет, это мне просто что-то не в то горло попало, — Белла начала энергично отхаркиваться, якобы прочищая горло (гениально, осталось только плюнуть ему в морду). — Что ты здесь делаешь?

— Как что? Пришел подстричь твои заросли. Я — Уилл Хендерсон, — улыбнулся он. — Рад видеть тебя снова.

Уилл извинился за то, что ушел тогда, не попрощавшись. По его словам, ему было неловко подойти, когда она разговаривала с той самой дамой в шляпе, над которой он так невежливо подшучивал.

— О, психоделический педикюр! — кивнул он на блестящий синий лак. — Или это редкое заболевание ногтей, и я опять не к месту со своими шутками?

О боже, голубой лак, он подумает, что в душе она неполовозрелый подросток! Белла заметалась в поисках тапок.

— Ты что, только что переехала? — махнул рукой Уилл в сторону громоздящихся в гостиной коробок.

Пришлось объяснять, что нет смысла распаковываться, пока не ликвидирована сырость:

— Это слово большими буквами навсегда начертано в моем мозгу, потому что я уже целую вечность пытаюсь от нее избавиться. Но мистер Боуман, кажется, еще более неуловим, чем ты.

— Значит, Боуман? Нда-а…

— Что ты этим хочешь сказать?

— Нет, ничего, надеюсь только, что ты не очень с этим торопишься.

Она объяснила, что с мистером Боуманом сплошные проблемы. Уже два месяца она ждет этого Неуловимого Джо, а он даже не звонит! Раз даже Уилл уже слышал про его подвиги, то он, наверно, местная знаменитость?

— Нет, просто он — мой родственник.

— Да неужели? — притворно изумилась Белла. Ее не проведешь, это шутка с бородой — у них в школе некоторые мальчишки постоянно так дразнились. Бывало, идешь с кем-нибудь из них в библиотеку, держишься за ручки, и тут вам навстречу какой-нибудь урод в парике. Только шепнешь своему Ромео — мол, какой дурацкий парик, — так он обязательно оскорбится до глубины души — это мой дядя, как ты могла! В каждой школе всегда есть свои словечки, шуточки и «классные штучки». Она помнит, как надо было изнутри обклеивать парту наклейками из мультиков и на все говорить «классно» и «классный».

— Истинная правда. Он брат мужа моей сестры. Значит, он мне…

— Кидала он — и тебе и мне. Он вообще придет когда-нибудь?

Они вышли в сад. Ник что-то забубнил себе под нос, одобрительно кивая на одни уголки сада, пощелкивая языком на другие. До Беллы долетало: «Так, старинная кирпичная ограда, — кремневые дорожки, — хм-м-м, бетонная заливка, — так, лужайка заросла, — а вот эти кусты ничего, — ломонос хороший, — ой, дикий виноград, — здесь надо выпалывать, — и здесь, — а это пересадить…»

Он продирался сквозь кустарник, опустившись на четвереньки, заглядывал под самые нижние ветки, просеивал землю сквозь пальцы и вообще вел себя как заправский садовник.

Рабочий альбом в его руках постепенно покрывался какими-то почеркушками, крохотными диаграммами, путанными заметками. Наконец он закончил черкать и сказал: «Приду еще раз, надо все обмерить как следует».

— Могу я задать тебе пару вопросов? — Уилл отставил кружку и извлек из оттопыренного кармана куртки записную книжку.

— Звучит как зловещее предзнаменование. Это не я. Господин полицейский, да хоть у кого спросите, меня там не было!

— Успокойтесь, мы все выясним. — Он посмотрел на Беллу, подняв взгляд от записной книжки. — Понимаешь, люди часто хватаются за садовые ножницы, так и не поняв, что же они хотят увидеть в результате.

Белла заерзала, заскрипела стулом и, испугавшись этого звука, уселась себе на руки.

— У меня такое впечатление, будто я на экзамене.

— А то, — закатал рукава Уилл. — Чем больше ты будешь метаться, тем на большую сумму получишь счет. Поэтому вопрос первый. Чем ты больше всего хочешь заниматься в своем саду?

— Спроси что-нибудь полегче.

— Ни в коем случае. Итак, быть может, ты садовод со стажем и хочешь засадить сад редкими растениями? Или мечтаешь устроить там уголок для уютной трапезы на открытом воздухе? А может, сад тебе нужен для того, чтобы загорать в одиночестве? Ну, что из вышеперечисленного? А может быть, все вместе?

— Что там было в середине? Ну, даже не знаю. Но уединенность — это главное. Хочу, чтобы в саду был уголок, полностью укрытый свисающими ветвями от посторонних глаз. Ненавижу, когда на меня смотрят. Как ты думаешь, это паранойя?

— Это сильно усложняет жизнь, — ответил Уилл, добавляя что-то к своим записям.

— Что, паранойя?

— Нет, что на тебя все время смотрят.

— Следующий вопрос?

Он так на нее взглянул, что Белла, смешавшись, сначала опустила взгляд на свою кружку с кофе, а потом на его руки. Чего он уставился? Это просто невежливо. И зачем было говорить, что на нее все всё время смотрят? Наверняка издевается. Она не такая уж красавица. А сегодня утром особенно — выскочила к нему в старых засаленных джинсах и мешковатом джемпере, голова нечесаная, без помады. Обычно, чтобы почувствовать себя хоть наполовину привлекательной, она тратит на макияж кучу времени.

— У тебя есть дети?

— Не-а. А зачем тебе знать?

— Если есть дети, в саду должно быть место для игр. Знаешь, песочница там, качели. И не ожидаются в ближайшем будущем?

— Если вдруг у меня появятся дети, меня можно будет официально объявить святой, как Деву Марию.

— А что, ты вообще не хочешь детей?

— А что, это обязательно знать садовнику?

— Нет, просто я очень любопытный, — он снова посмотрел на нее.

Белла расхохоталась. По крайней мере, парень честно признает свои недостатки.

— Да нет, я не против детей. Просто… — она пожала плечами. — Просто… Слушай, может, еще кофе?

Белла застучала дверцами шкафа, засуетилась вокруг чайника.

— Не надо, не беспокойся, — Уилл поднялся со своего места. — Я и так засиделся. Ну, ты пока подумай, для чего тебе сад и что там должно быть. Лучше всего — приготовь мне список.

— Ну, в этом я мастер. А ты что, действительно можешь учесть все мои желания? Все-все?

— Еще чего. Я сделаю вид, что согласен, а сделаю все равно по-своему.

Он протянул ей свою визитку.

— Позвони, когда будешь готова. Вот, возьми несколько штук, раздашь знакомым.

Белла улыбнулась:

— Ты их что, слишком много напечатал?

— Чем больше заказываешь, тем дешевле. Советую всегда заказывать по тысяче.

— По тысяче? Обалдеть. Выдай мне пачку побольше, у меня список длинный, я буду записывать на обороте.

— Не могу, они мне нужны. Вдруг в ресторане мне попадется шатающийся столик? Тогда пачку визиток можно подложить под ножку — очень удобно.

На пробковой доске не оставалось свободных булавок, и она засунула визитку за уголок одной из пришпиленных там фотографий. Они с Патриком. Белла на мгновение задержала палец на булавочной головке, ощущая под мягкой плотью ее холодную и твердую сталь.

Когда она узнала о Патрике, она тоже была на кухне.

Помешивая соус, она хихикает над рассказом Вив о каком-то напыщенном участнике конференции, которого той пришлось терпеть целый день.

— Ну вот, а когда она предложила ему кусочек бри, он говорит: «А я и сам из Стилтона[14]» — и смеется, просто ухахатывается, как будто мы должны восхищаться его чувством юмора. Мы с Джил просто умерли. А одет он был в блейзер! С якорями на пуговичках!

— В блейзер? Конечно, мы с ним и рядом не стояли.

Раздается телефонный звонок.

— Сними, пожалуйста. Я взбиваю, а то пузырьки. Это, наверное, Патрик, опаздывает. Будет ныть, чтобы ему оставили еды. Скажи, что у нас тут запеченные бананы, он сразу прибежит.

— Добрый вечер, резиденция Крейцеров и Хьюзов, — официальным голосом сообщила в трубку Вив.

— Да, да, она здесь, конечно.

Вив, прикрыв трубку ладонью, шепчет, что это отец Патрика.

— Алло, Джо? Как дела? А Патрика еще нет, он…

Она умолкает.

В наступившей тишине слышно лишь тиканье кухонных часов.

Вив прекращает взбивать соус и поднимает на Беллу глаза. Лицо ее подруги превратилось в бледную, невыразительную маску.

— Угу. Да. Да, со мной все в порядке. Где вы? Подождите. — Она шарит по столу в поисках ручки. — Да. Куда мне подъехать?

Она записывает адрес под списком покупок, нацарапанным на обороте старого конверта, и вдруг, глядя на чернильные линии и петли, осознает, что запомнит этот момент на всю жизнь. Запомнит, как стоит на кухне и видит адрес больницы под бессмысленным списком — масло, картош., зелень, кофе — с кофеином, зап. лезвия для Патрика. Картошка — какое странное, смешное слово. Почему она написала «зап. лезвия» — неужели так торопилась? Она переводит взгляд на Вив и видит, как у той из рук выпадает взбивалка. Как громко тикают часы. Почему так громко?

Взгляд Беллы скользит дальше, по пробковой доске, увешанной, словно лоскутное одеяло, клочками бумаги, фотографиями и списками. Закусочная «Тадж Махал» — доставка на дом. Тандур — пятничное меню. Фотография — Белла на пляже в Арисэге, когда они вместе ездили в отпуск в Шотландию. Еще одна — милый снимок: Лоуренс, племянник Патрика, позирует, повязав на голову кухонное полотенце и изображая пастуха. Одинокая сережка, не теряя оптимизма, ждет потерявшуюся пару. Старая записка — «Б., не забудь, не приду до 10-ти. Оставь еды, а то буду питаться бутербродами (хнык-хнык). Обнимаю. П.». Нечеткая фотография, снятая с таймером — они с Патриком в постели. Рождество, на головах у обоих — оленьи рога.

Белла начинает дрожать. Нормальная реакция, говорит она себе. Словно со стороны, она наблюдает, как трясущейся рукой вцепилась в телефон, как в ремень безопасности. Смотрит на свои босые ноги. Пола она не чувствует. Надо крепче прижаться ступнями к пробковой плитке. Да, я еду, уже еду, говорит она в трубку.

— Что-то с Патриком, да? — спрашивает Вив.

— На стройке случилась авария. — Ответ Беллы звучит как в плохом сценарии. Надо бы сказать как-нибудь яснее, более по-человечески.

— Он…?

Он жив, но без сознания. Внутренние кровоизлияния, сильный удар, проломлена голова.

— Где мои ботинки? — произносит Белла. — Мне надо обуться.

Ее ноги тоже начинают трястись. Она пытается завязать шнурки, но колени мелко прыгают вверх-вниз, как цилиндры двигателя. Вив опускается рядом и, зашнуровывая ей ботинки, говорит:

— Тебе нельзя в таком состоянии вести машину. Я тебя отвезу.

— …или на выходных? — говорит Уилл.

— Э-м-м?

— Прости, что надоедаю. Сейчас самое лучшее время для садовых работ, так что позвони мне как можно скорее. Ладно? Я не слишком наседаю?

— Нет-нет, конечно, ты прав.

— Значит, наседаю.

— Нет. Приходи в следующие выходные. Если тебе удобно, конечно.

— Удобно. Ну, тогда до скорого? Дурацкое какое-то выражение.

— Какое?

— До скорого.

— Ничего, и дураков сегодня лечат. Вот, лазерная хирургия, например. Можно удалить те самые участки мозга, которые ответственны и за дурацкие выражения, и за склероз, и за все такое.

— Спасибо, я обдумаю. Ладно, я пошел, а ты не забудь.

— Не забуду, — решительно кивнула она. Не забуду — что?