Джон вернулся в порт около двух часов, а к трем в кафе «Старлайт» не осталось никого, кроме Алекс. Она ополоснула тарелки и поставила их в посудомоечную машину. Затем протерла плиту и прилавки, после чего налила себе в высокий стакан чаю со льдом: она разгорячилась и вспотела от работы, несмотря на то что на улице было 25 градусов[4] и порошило снежком.
Алекс толкнула вращающуюся дверь, отделявшую кухню от обеденного зала, и села за ближайший столик. Она уже забыла, какой чудесной бывает тишина. Ни громких звуков музыкального автомата, ни смеха, ни жарких споров о сексе, политике и религии. Один лишь блаженный покой.
Она отхлебнула из своего стакана и закрыла глаза, отдавшись этому чувству умиротворения.
«Ты молодец, Алекс», — похвалила она себя. Самая никудышная официантка на свете превратилась в приличного повара — приемщика срочных заказов. Ее бросили в самое глубокое место — а она не только не утонула, но и научилась плавать!
Порой ей казалось, что в прежней жизни с Гриффином была не она, а другая — какая-то печальная одинокая женщина, у которой не хватало смелости признать, что она как жена заслуживает большего, чем платиновая карточка «Америкэн экспресс». Может, все сложилось бы по-другому, прояви она характер раньше. Интересно, Гриффина привлекала ее уступчивость или он всегда втайне мечтал о такой изысканной женщине, как Клэр Брубейкер?
Перед ее глазами возник отчетливый образ Клэр. Она запомнилась ей такой, какой была в тот день в универмаге «Харродз»: уложенные в пучок блестящие рыжие волосы, шикарное темно-синее платье для беременных и большой живот, в котором зрел ребенок Гриффина. Женщина далеко не всегда может сказать, в какой момент ее жизнь сделала резкий поворот, но Алекс точно это знала. Именно та встреча все и решила.
Ей не хотелось думать о Клэр… И о Гриффине тоже. Они принадлежали другому миру — миру, который больше не существовал для нее — если вообще когда-либо существовал. Гриффин устыдился бы своей жены, если бы увидел капли пота, стекавшие по ее шее, если бы почувствовал запах жареного лука, исходящий от ее рук.
Ей удалось выжить самостоятельно, и уже один этот факт являлся для него позором.
Джон же не стыдился таких вещей. Он смотрел на нее с восхитительной смесью желания и обожания, была ли она в светло-голубой униформе официантки или вообще без одежды. Этот человек не судил ее за то, что ей не хватало образования или утонченности. Казалось, его интересовало лишь то, что было у нее в сердце. Даже родители относились к ней по-другому.
Как жаль, что они с Джоном не встретились много лет назад — тогда бы у них была возможность построить общую жизнь!
— О Господи, прости, что я так опоздала! — воскликнула Ди, вихрем влетая в кафе. — Доктор Шалман выбилась из графика, и я…
Глаза Алекс округлились.
— Ты была у доктора? С тобой что-то случилось?
— Обычное обследование. — Ди скинула свою ветровку защитного цвета и повесила ее на крючок у двери. — Если тебе нужен местный специалист, я дам тебе ее телефон.
— Да, пожалуй…
В последние годы общение с медиками не приносило ей ничего, кроме горечи разочарования.
— Ты как предохраняешься?
— Прости, что ты сказала?
— Ну, какими ты пользуешься противозачаточными средствами? — Ди уселась напротив. — Назови меня оптимисткой, но я только что попросила доктора, чтобы она снова выписала мне таблетки.
— Я… э… вообше-то я никак не предохраняюсь.
— Серьезно? — ужаснулась Ди. — Ты должна по крайней мере пользоваться презервативами.
— Прости меня, Ди, но с чего ты взяла, что мне они нужны?
Они с Джоном действительно не пользовались противозачаточными средствами, но она не собиралась отчитываться перед Ди. Они оба прошли медицинский осмотр и, слава Богу, здоровы. А что же касается беременности… Алекс слишком хорошо знала, что это ей не грозит.
— Старики в кафе поговаривают, что вы с Джонни собираетесь пожениться.
— Ты что, шутишь?
— Винс считает, что Джон устроит свадьбу на Рождество, а Рич ставит на новогодний вечер.
— А ты? — спросила Алекс. — Ты, наверное, поставила свои пятьдесят центов на День сурка?
— Не сердись, милочка. Они любят вас с Джоном и хотят, чтобы вы были счастливы.
— Наверное, я сплю и вижу дурной сон, — пробормотала Алекс.
— Не волнуйся, — сказала Ди, — я сохраню твой секрет.
— Сомневаюсь, что в этом городе можно сохранить хоть один секрет.
Взгляд Ди стал серьезным.
— Хочешь верь, хочешь нет, — сказала она, помолчав, — но при желании всегда можно затаиться. — Она поправила свой хвостик и улыбнулась. — Так когда это случилось?
— Это личное, Ди.
— Готова держать пари, что в День благодарения! Он глаз от тебя не отводил!
Щеки Александры залились густым румянцем. Вероятно, об их отношениях с Джоном знал уже весь город — как если бы она дала об этом объявление в местной газете.
— Обещаю, что не буду лезть тебе в душу, — заверила Ди. — Терпеть не могу, когда это делают.
— Спасибо.
— Конечно, если ты захочешь мне что-нибудь рассказать, я с радостью тебя выслушаю.
— А нечего рассказывать, — осторожно проговорила Алекс. — Нам хорошо вдвоем, вот и все.
— Мне хорошо с Винсй Тройси, но я же с ним не сплю.
— И правильно делаешь, — одобрила Алекс. — Не думаю, чтобы Коре это понравилось.
Ди швырнула в нее пакетик с сахаром. Он отскочил от плеча Алекс и упал на пол.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Между вами проскакивают такие искры… Того и гляди загорится кафе. Мне почти тридцать пять, Алекс, и, поверь мне, я вижу, когда отношения мужчины и женщины выходят за рамки обычного секса.
Алекс поставила свой стакан с холодным чаем и встретила вызывающий взгляд Ди.
— Между нами ничего нет, — заявила она. — Никакой привязанности, никаких обязательств. Мы оба так хотим.
— Чепуха!
— Ди! — Алекс не знала, засмеяться ей или обидеться. — Мне, наверное, лучше знать, какие у нас отношения.
Но Ди и не думала отступать.
— Послушай, Алекс, я знаю Джонни всю жизнь, я видела его и в радости, и в горе. Мальчик влюблен, это точно!
— Лучше бы ты этого не говорила.
— Но почему? Если бы ты сказала мне, что в меня влюблен порядочный, симпатичный мужчина, я была бы на седьмом небе от счастья!
Алекс машинально дотронулась до того места на пальце левой руки, где раньше было обручальное кольцо. Острый глаз Ди тут же отметил этот жест.
— Так вот оно что, — тихо проговорила она. — Ты все еще сохнешь по своему бывшему!
При одной мысли об этом Алекс сделалось дурно. Она уже раскрыла рот, чтобы так и сказать Ди, но вовремя спохватилась. Лучше ее не разубеждать. Пусть думает, что она страдает по Гриффину, и тогда не придется отвечать на бесконечные вопросы про ее отношения с Джоном. У этих отношений нет и не может быть будущего, ведь она не избавилась от своего прошлого.
Так проще, сказала она себе. Проще и для нее, и для Джона. Он предельно ясно выразил свое мнение по поводу сердечной привязанности и наверняка будет рад, узнав, что она с ним солидарна.
— Что ж, наверное, я неисправимый романтик, — сказала Ди после долгой паузы. — Я надеялась…
— Я знаю, на что ты надеялась, — перебила Алекс, — только это не для нас с Джоном.
Удивительно, какого труда стоило ей произнести эти слова. И как сильно она пожалела о том, что их отношения с Джоном обречены. Но что делать? Она до сих пор замужем за другим.
Джон вошел в гостиную, и Эдди оторвался от спортивных теленовостей.
— Значит, ты и сегодня вечером уходишь из дома? — спросил старик.
Джон подхватил свою старую кожаную куртку с подлокотника дивана.
— Я заеду к Алекс, отвезу ей пиццу.
— Почему бы тебе не пригласить ее к нам? — спросил Эдди, поглаживая Бейли, которая положила голову ему на колено.
Джон ничего не ответил. Он чувствовал себя нетерпеливым подростком, только и мечтающим где-нибудь уединиться со своей подружкой.
— Ты будешь дома? — спросил он отца, просовывая руки в рукава куртки.
— Наверное, — откликнулся Эдди. — А может, пойду к Полу играть в покер.
— Сегодня вечером по телевизору твоя любимая передача.
— Занимайся своими делами! — осадил сына Эдди. — А я уж со своими сам управлюсь.
— Слушай, пап, я не хотел тебя обидеть. Я только напомнил…
— Я не старик! — взвизгнул Эдди. — И не нуждаюсь в твоих напоминаниях. Еще не хватало, чтобы мой сын указывал мне, куда ходить и что смотреть!
Две ночи назад, пока Джон ходил сопровождающим в двухдневный рыболовный рейс по Чесапикскому заливу, Эдди предпринял очередную ночную вылазку. Алекс нашла старика сидящим на пристани в шортах и легкой рубашке. Она дала ему одеяло и попыталась уговорить вернуться домой. Но он не поддался на уговоры. Тогда Алекс села рядом с ним и сидела до тех пор, пока не взошло солнце.
Джон не мог забыть ее глаза, когда она рассказывала ему о случившемся.
— Эдди не лунатик, — печально проговорила она. — Мне кажется, он серьезно болен.
Бейли заскулила и ткнулась носом в ногу старику. Она тоже чувствует, что с Эдди что-то не так, и тоже ничем не может помочь, с грустью подумал Джон.
Алекс встретила его на пороге в темно-золотой шелковой пижаме. Ее волосы были собраны на макушке в пучок и прихвачены двумя палочками из черепахового панциря. Она уже смыла с лица всю косметику. Оставшиеся после туши темные разводы вокруг глаз придавали ей усталый и невыносимо беспомощный вид.
— Пепперони? — спросила она, когда он закрыл за собой дверь.
— Половина пепперони, половина с колбасой.
— Мне пепперони!
Джон прошел за ней на кухню и положил на стол коробку с пиццей.
— Садись, — сказал он, — я сейчас достану тарелки.
Алекс хотела возразить, но передумала и молча села за стол.
— Вино! — спохватилась она. — Мне надо…
— Оно на задней веранде?
— Да, но…
— Сейчас принесу.
— Я слишком устала, чтобы спорить.
— Ага, так вот в чем секрет! — Он достал из посудного шкафчика две тарелки и нашел в буфете пару рюмок для вина. — Надо довести тебя до полного изнеможения, и тогда ты наконец позволишь тебе помогать.
Алекс резко отодвинула стул и встала.
— Забирай свою пиццу и убирайся!
Джон поставил на стол тарелки и рюмки.
— Что это значит?
— Это значит, что я не хочу с тобой ужинать. Это значит, что я хочу побыть одна.
— С чего это вдруг?
— А ты не понимаешь? — Ее голос дрожал от гнева. — Мне не нужны помощники, Джон! Если это тебя не устраивает, тогда, я думаю, нам лучше расстаться. — Она залилась слезами.
Джон уставился на Алекс, пораженный этой вспышкой. Ему очень хотелось обнять ее и утешить, но он боялся, что она ударит его тарелкой по голове. Поэтому он терпеливо ждал, полагая, что слезы иссякнут, что Алекс успокоится. Но она снова его удивила. Закрыв лицо ладонями, она зарыдала так безутешно, будто у нее стряслось какое-то горе.
Наконец он не выдержал, наклонился и обнял ее. Но Алекс, казалось, не замечала его присутствия. Ее боль стояла между ними незримой стеной. Джон гладил ее по волосам, нашептывая на ухо какие-то глупые, бессмысленные слова, и она в конце концов начала оттаивать.
«Кто тебя обидел, Алекс? Кто?» — мысленно вопрошал он, зная, что бесполезно задавать ей этот вопрос.
Она все равно ему не ответит.
Алекс уткнулась лицом в плечо Джона. Как объяснить ему эти нелепые слезы? Наверное, он принял ее за полную идиотку: разрыдалась оттого, что он хотел накрыть на стол и налить вина! Другая на ее месте на коленях благодарила бы Бога за то, что он послал ей такого мужчину. А она всеми силами пыталась его оттолкнуть.
Сегодняшний разговор с Ди поверг Алекс в полное смятение. Только этого ей и не хватало! В последнее время она переживала какой-то странный всплеск эмоций. Сердце ее болезненно щемило при виде заката или искрящегося на солнце океана. Печальные крики чаек заставляли ее плакать. Вдобавок ко всему до Рождества осталось меньше двух недель. Если кто-то скажет хотя бы шепотом: «Да благословит нас всех Господь!» — она, пожалуй, захлебнется собственными слезами.
Когда она сказала Ди, что у них с Джоном нет будущего, ей показалось, будто кто-то резко захлопнул дверь — такой обреченностью веяло от этих слов. Но Господи, чего ей еще ожидать? Джон не может строить будущее с замужней женщиной. К тому же, насколько она поняла, он вообще ни с кем не желает связывать свою судьбу.
В темноте они шептали друг другу прописные истины из Нового Завета — о том, что у человека есть лишь сегодняшний день, ибо все остальное ему неподвластно, а потому ни прошлое, ни будущее не имеет никакого значения.
Все это звучало очень смело, даже вызывающе, но, к несчастью, не имело ничего общего с реальной ситуацией.
Да что же с ней происходит? Можно было бы принять это за предменструальный синдром, но с таким нарушением цикла она уже забыла его симптомы. Когда же в последний раз у нее были нормальные месячные — полгода назад? Или еще раньше? Алекс терпеть не могла это ощущение беспомощности и ранимости. После долгих лет зависимой жизни она в конце концов обнаружила, что сильной быть лучше. Но никто не говорил ей, как это трудно.
Она хотела излить душу Джону — выплеснуть на него свое прошлое, точно бокал вина, — рассказать про родителей, про Гриффина и даже про Клэр Брубейкер и ее огромный живот. Слава Богу, его возмутительная реплика ее остановила. Он ясно дал понять, какую позицию занимает в сердечных вопросах. Никакой привязанности, никаких осложнений — это была их общая договоренность.
И она не собиралась ее нарушать.