Глава 49 Ксюша

Ещё никогда время не тянулось так медленно.Мы мчим на запредельных скоростях по шоссе, а мне кажется, что ползем. Словно улитки.

— Ну же, папа, — прошу, глотая соленые слезы. Вновь нажимаю на кнопку вызова.

Подношу к уху телефон, слушаю длинные гудки, кусаю губы. Звонок обрывается. К сотовому так никто и не подошёл.

Начинаю все сначала. Поочередно обзваниваю маму, папу, няню, соседей. Никто трубку так и не берет.

Вой сирен уже не врезается в уши. Машина сворачивает с трассы на объездную дорогу, меня кидает вбок.

— Держись, — произносит Вадим удерживая меня. — С ними все должно быть в порядке.

— Почему ты так в этом уверен? — смотрю сквозь слезы на любимого мужчину.

— Если то, что я слышал про твоего отца правда, — начинает объяснять. — Он никогда не поселился в доме без надлежащей противопожарной системы.

Слушаю Вадима и понимаю, что в чем-то он прав. Мой папа дотошный. И принципиальный. Он бы не стал жить в деревянном доме просто так.

— Мирон Степанович, у вас есть новости? — спрашиваю крестного. Он на переднем пассажирском сидении сидит.

— Нет, — бегло отвечает. А затем снова утыкается в планшет.

Вадим поддерживает меня, пытается успокоить. А мне так плохо, что даже дышать не могу.

Мчим. Летим. Выезжаем из города, несёмся по трассе, подъезжаем к СНТ. Издалека вижу дым.

Из груди летит крик. Душу его раскрытой ладонью. Все будет в порядке! Все хорошо.

Повторяю нехитрые слова раз за разом, но толку от этого не ощущаю. Мне плохо. Мне больно. Мне страшно. Так и хочется встать и крикнуть, что мы все умрем.

Но я держу себя в руках. Сжимаю в кулак свое горе. Ради дочерей. Ради родителей. Ради себя.

Они живы! Именно в это мне нужно верить. И тогда так и будет!

Заворачиваем на улицу, где ещё недавно красовался родительский дом, не могу сдержать рвущиеся из груди всхлипы. Страх сковывает всю меня целиком.

На небольшом проулке стоят несколько пожарных расчетов, сотрудники в форме бегают взад-вперед. Автомобильный салон наполняет запах гари и горелого дерева. Снаружи он настолько силен, что не спасают даже фильтры.

Машина останавливается, выскакиваю из салона и опрометью кидаюсь вперёд.

— Мира! Мила! — зову дочерей, закладываю в свой крик всю боль, все горе. Смотрю по сторонам, судорожно ищу. Малышек нигде нет.

— Папа! Мама! — продолжаю звать своих родителей. Мечусь из стороны в сторону, ищу, зову, но в ответ ничего.

Тлеющий дом. Запах гари. И больше ничего.

— Ксюш, их здесь нет, — Вадим бережно кладет руку мне на плечо. Чуть сжимает.

— А где они? — всхлипываю.

— Не знаю, — поджимает губы. Я вижу, ему тоже плохо. Но мне гораздо больней.

Притягивает меня к себе, обнимает. Закрываю глаза, начинаю реветь.

Нет моих дочек. Нет родителей. Я осталась в этом мире совершенно одна.

— Выяснили что-нибудь? — Богданов спрашивает с надеждой у Мирона Степановича.

Беру себя в руки, открываюсь от мужской груди, поворачиваюсь к крестному отцу. Все мои чаяния разбиваются в тот же миг, как мы встречаемся взглядом. Кусаю кулак до крови, стону.

Боль меня окольцевала. Сминает все внутренности. Сжигает меня изнутри.

— Бригада, что сейчас тушит, ничего не знает, — принимается меня успокаивать. — Они сказали, что никого ещё не нашли.

— Не нашли? — спрашиваю в ужасе. — Или ещё не искали?

— Не искали, — говорит. Голос печален и суров.

Я знаю, что Степанов найдет тех, кто посмел это сделать. Накажет по-полной. Приставит к суду.

Но разве мне от этого станет легче? Той, кто в одночасье в пламени пожара потеряла разом всю свою семью?

Отхожу в сторону, ничего не вижу. Я больше не отдаю себе отчет. Иду вперед. Ноги переставляю. Стоять на месте не получается, меня все куда-то несёт.

— Ксюша стой! Тебя ноги не держат! — Вадим срывается следом за мной.

— Они погибли! — кричу рыдая. Мне до невыносимости плохо. Душа разорвана в клочья. Сердце заживо вырвали из груди. — Их больше нет, — шепчу едва слышно.

— Шшш, — Вадим своими сильными руками поднимает меня, прижимает к груди. Запускает пальцы в распущенные волосы, держит. — Ты не видела их тела. Не опознавала, — начинает меня убеждать. — Шансы, что они живы, есть! Ты обязана держаться!

— Держаться? — из груди вырывается истеричный смешок. — Ради чего? Их больше нет! Ты сам это видишь!

— Ксюша, пожалуйста, — начинает просить, но я больше ничего не хочу слушать.

Меня накрывает истерика с головой. Противостоять ей я больше уже не желаю. Я плачу, кричу, выливаю свою боль. Ее слишком много. Она переполняет.

Подбегаю к тлеющему дому, пытаюсь войти внутрь. Меня не пускают сильные мужские руки. Остро. Горячо. Руки болят. Душа… Ее разорвали в клочья.

У меня больше нет семьи. Нет родных. Мои дочери… Аааа! Как же ужасно!

Мечусь по проулку. Света белого не вижу. Зову своих родных. В ответ…

— Ксюша! — слышу родной голос. Поднимаю глаза наверх, не могу разглядеть. Пелена слез не дает. Плохо видно.

Моргаю несколько раз. Фокусирую взгляд.

— Папа, — произношу на выдохе. — Мама, — узнаю стоящую женщину рядом с ним.

— Мамочка!

— Мамуля! — из раскрытой соседской калитки выходит няня, а следом за ней в проулок выбегают две малышки. Вижу их и почва уходит из-под ног.

— Мира, Мила, — падаю на колени, не сдерживаю слезы. Раскрываю объятия и ловлю двух самых дорогих на свете принцесс.

Загрузка...