Смертельный расчет

Одрина и Колтон явно не могли решить, чему удивляться больше — угрозе, исходящей от промокшей и прекрасной (но зловещей) Пэм или крушению идола, которым являлся Бубба. Они ожидали увидеть Эрика, но Бубба оказался полным сюрпризом.

Они были в состоянии транса. Однако, по пути через гостиную я шепнула им, не называть его настоящего имени, хоть и не была уверена, что им хватит самоконтроля. К счастью, хватило. Бубба очень, очень не любил, когда ему напоминали о его прошлой жизни. Теперь, чтобы петь, ему нужен был особый настрой.

Минуточку! Ха! Наконец-то реальная идея.

Все расселись вокруг стола. Погрузившись в обдумывание своего плана, я подала напитки и села рядом с Буббой. У меня было зыбкое, сюрреалистичное ощущение, я просто не могла думать о той катастрофе, которую мне только что пришлось пережить. Мне нужно было думать об этом моменте и об этой задаче.

Пэм расположилась позади Эрика, так что их взгляды не могли пересечься. Они оба выглядели несчастными, я редко замечала такой вид у кого-либо из них. Он им не шёл. Я почувствовала себя каким-то образом причастной к расколу между ними, но здесь совершенно не было моей вины. Или была? Я прокрутила мысль в голове: нет, не было.

План Эрика состоял в том, что его подчинённые, переодевшись, проникнут в Поцелуй Вампира и дождутся времени перед самым закрытием, когда основная толпа посетителей схлынет. Тогда мы атакуем и, конечно, убьём всех.

Такой расчёт имел бы право на жизнь, за исключением нескольких слабых моментов, если бы Виктор не работал на Фелипе, короля трёх штатов. И конечно, убийство группки вампиров, подданных Фелипе, сильно взбесило бы его, и я бы его не винила в этом.

У Одрины тоже был план, заключающийся в убийстве Виктора в месте его дневного сна. О, это было свежо и оригинально. Впрочем, избитость такого способа имела под собой основание. Виктор был бы беспомощен.

— Вот только мы не знаем, где он спит, — сказала я, пытаясь выдвинуть протест без высокомерного звучания.

— Я знаю, — сказала гордо Одрина, — Он спит в большом каменном особняке за дорогой между Масгрейв и Тонитон. Там всего одна пустая дорога, вокруг дома нет деревьев, только трава.

— О, — я была впечатлена, — Как же ты выследила его?

— Я знаю парня, который косит там траву, — ответила она, широко мне улыбаясь, — Дасти Колинчек, помнишь его?

— Конечно, — это уже интересно. У отца Дасти был парк — ладно, небольшой парк — газонокосилок и тракторов для газонов, и каждое лето старшеклассники Бон Темпса зарабатывали свои карманные деньги, вкалывая на Мистера Колинчека. Похоже, что Дасти унаследовал империю газонокосилок.

— Он сказал, что днём дом почти пуст, так как у Виктора паранойя по поводу чьего-либо присутствия в непосредственной близости от места, где он спит. У него только двое телохранителей: Дикси и Диксон Мэйхью, они оборотни.

— Я знаю их, — сказаля я, — они верпантеры и они хорошие ребята. — Близнецы Мэйхью, были крепкими и профессиональными. — Должно быть, они сильно нуждаются в деньгах, раз решились работать на вампира.

Теперь, когда моя невестка мертва и Кэлвин Норрис женат на Тане Гриссом, я не часто вижусь с верпантерами. Кэлвин не заходит в бар, а Джейсон, похоже, видится со своим бывшим тестем только в полнолуние, когда становится одним из них… в ограниченной версии, так как он был обращённым, а не рождённым оборотнем.

— Может я смогу подкупить этих Мэйхью, если они так нуждаются, — сказал Эрик, — тогда вам не нужно будет их убивать — меньше возни. Но всю работу придётся делать вам, люди, пока мы с Пэм будем в дневной отключке.

— Нам придётся обыскать дом, готова поспорить, Мэйхью не знают точно, где он спит, — сказала я, — хотя, наверняка, они должны иметь представление.

Запах вампира должен помочь двусущим определить примерное место, где может спать Виктор, но озвучить эту мысль показалось мне неприличным.

Пэм подала знак рукой. Эрик обернулся, заметив намёк на движение боковым зрением.

— Что? — спросил он. — Да, можешь говорить.

Пэм взглянула с облегчением. Она сказала:

— Я думаю, удачным временем будет утро, когда он покидает клуб. Всё его внимание приковано к тому, кем он собирается питаться, и мы сможем напасть.

Все эти планы были слишком прямолинейными, и возможно, именно в этом и состояли их сила и слабость. Они были простыми, что означало их предсказуемость. План Эрика, конечно, был самым кровожадным. Определённо приводящим к смертям. План Одрины и Колтона был самым очеловеченным, так как основывался на дневном нападении. Предложение Пэм, возможно, было лучшим, исходя из ночной атаки на почти безлюдном пространстве, но слабым пунктом в этом плане был выход из клуба: каких бы вампиров не использовал Виктор в качестве охраны (может смазливых Антонио и Льюиса), они будут начеку в такой момент.

— У меня есть план, — сказала я.

Как-будто я неожиданно встала и расстегнула лифчик — все одновременно посмотрели на меня со смешанным чувством удивления и скептицизма. Причём большая доля скептицизма приходилась на Одрину и Колтона, которые едва меня знали. Бубба сидел на высоком стуле у стойки, потягивая «Настоящую кровь» без удовлетворения. Он выглядел довольным, когда я показала на него и сказала:

— Он и есть решение.

Я изложила свою идею, изо всех сил стараясь говорить уверенно, и когда я закончила, они попытались раскритиковать её. И Бубба не был в восторге, по крайней мере, поначалу.

В конце концов Бубба сказал, что пойдёт на это, если Мистер Билл одобрит идею. Я позвонила Биллу. Он прибыл в мгновение ока, и когда я впускала его в дом, он одарил меня взглядом, полным наслаждения от воспоминания обо мне, завёрнутой в скатерть или даже о том, как я выглядела до того, как нашла её. Я с усилием превозмогла своё смущение и объяснила ему всё. После того, как мы немного приукрасили наш план, он согласился.

Мы снова и снова проходили все этапы плана, пытаясь предусмотреть все возможные обстоятельства. Около половины четвёртого утра мы все, наконец, пришли к согласию. Я так устала, что едва держалась на ногах, Одрина и Колтон тщетно пытались подавить зевоту. Пэм, которая периодически выходила из комнаты, чтобы позвонить Эммануилу, ушла раньше Эрика. Она спешила в больницу. Билл и Бубба ещё раньше отправились в дом Билла, где Бубба должен был провести день. Мы остались наедине с Эриком.

Мы смотрели друг на друга в растерянности. Я попыталась поставить себя на его место, почувствовать, что он должен был испытывать, но я просто не могла. Я не могла представить себе, что, скажем, моя бабушка, приняв решение о том, за кого я должна выйти замуж, умерла, в полной уверенности, что я выполню её желание. Я не могла представить себе, что я, следуя указаниям с того света, должна была бы покинуть свой дом и переехать в новое место с людьми, которых я бы не знала, заниматься сексом с незнакомцем, просто потому, что кто-то хотел, что бы я это сделала.

Тихий внутренний голос спросил: «Даже, если бы незнакомец был красивым, богатым и могущественным?»

«Нет», — решительно ответила я самой себе. — «Даже, если бы так, нет.»

— Ты можешь поставить себя на моё место? — спросил Эрик, читая мои мысли. Мы слишком хорошо знали друг друга, даже без связи. Он сжал мою руку своими холодными.

— Нет, честно говоря, не могу, — сказала я настолько обычным тоном, насколько смогла. — Я пыталась, но я не привыкла к такого вида дальнодействующему манипулированию. Даже после смерти Аппиус контролирует тебя, и я просто не могу представить себя в таком положении.

— Американцы, — сказал Эрик, и я не смогла решить, произнёс он это восхищённо или с оттенком раздражения.

— Дело не в американцах, Эрик.

— Я чувствую себя таким древним.

— Ты очень старомоден. — Просто ископаемое.

— Я не могу игнорировать подписанный документ, — он сказал почти зло. — Он заключил соглашение для меня, и в его власти было командовать мной. Он создал меня.

Что я могла сказать в ответ на такую убеждённость?

— Я так рада, что он мёртв, — сказала я Эрику, не заботясь о том, что вся моя горечь была написана на моём лице. Эрик выглядел грустным или, по крайней мере, полным сожаления, но больше сказать было нечего. Эрик не упомянул о проведении остатка ночи со мной, что было умно с его стороны.

После того, как он ушёл, я начала проверять все окна и двери в доме. Это казалось неплохой идеей, после такого количества людей, входящих и выходящих в течение этого дня и ночи. Я не очень удивилась, увидев Билла во дворе, когда я закрывала окно над раковиной на кухне.

Несмотря на то, что он не звал, я сквозь усталость вышла к нему.

— Что Эрик сделал тебе? — спросил он.

Я сжато изложила ситуацию.

— Что за дилемма, — сказал Билл не то чтобы недовольно.

— Так что, ты бы чувствовал себя так же как Эрик?

По какому-то магическому совпадению Билл взял мою руку точно так же, как и Эрик чуть раньше.

— Речь идёт не только о переговорах Аппиуса, а по-видимому, об уже готовом законном документе, И мне пришлось бы проявить уважение к пожеланиям моего создателя, как бы омерзительно мне не было признавать это. Ты даже представить себе не можешь, какова сила этой связи. Годы, проведённые с создателем, становятся определяющими в существовании любого вампира. Как бы отвратительна мне не была Лорена, я должен признать, что она приложила все усилия, чтобы сделать из меня дееспособного вампира. Мы с Джудит обсуждали жизнь Лорены, которая предала своего создателя, а затем год за годом раскаивалась в этом. Мы думаем, именно эта вина свела её с ума.

Что ж, я рада за Билла и Джудит, которым удалось поболтать о старых добрых временах, проведённых с Мамой Лореной — убийцей, проституткой, садисткой. Ладно, не буду вменять ей проституцию, учитывая, что в те времена оставалось не много способов существования для одиноких женщин, даже, для женщин-вампиров. Но в остальном, вне зависимости от любых обстоятельств и того, как тяжела была её жизнь до и после её первой смерти, Лорена была злобной сукой. Я убрала руку от Билла.

— Спокойной ночи, — сказала я. — Моя кровать меня заждалась.

— Ты злишься на меня?

— Не то чтобы, — ответила я, — я просто устала и расстроена.

— Я люблю тебя, — сказал Билл обречённо, как-будто надеясь, что эти магические слова излечат меня. Но он знал, что этого не произойдёт.

— Все вы повторяете мне одно и то же, — ответила я. — Но это не добавляет мне счастья.

Я не была уверена, был ли это веский довод или я просто жалела себя, но было уже слишком поздно, нет — уже слишком рано утром, чтобы сохранять ясность ума для принятия этого решения. Через несколько минут я наконец забралась в кровать, и осознание того, что я была одна в моём пустом доме вызывало офигенно классное чувство.

В пятницу днём я проснулась с двумя насущными вопросами в голове: первый — восстановил ли Дермот защиту вокруг дома? Второй — о, Боже мой, праздник для Тары и её малышей уже завтра!

Выпив кофе и одевшись, я позвонила в «Хулиганы». Ответил Белленос.

— Привет, — сказала я. — Могу я поговорить с Дермотом? Ему уже лучше?

— Он в порядке, — ответил Белленос, — Он как раз на пути к твоему дому.

— Прекрасно! Слушай, ты случайно не знаешь… Он восстановил охранные чары вокруг дома или я без защиты?

— Окстись, как ты можешь быть незащищённой рядом с фейри? — Белленос пытался звучать серьёзно.

— Никаких двусмысленностей!

— Ладно, ладно, — сказал он и, могу поспорить, просиял своей острозубой улыбкой. — Я лично установил защиту вокруг твоего дома, и уверяю тебя, она крепка.

— Спасибо, Белленос, — скзала я, не испытывая ни малейшего счастья по поводу того, что именно он, заслуживший лишь толику моего доверия, был ответственен за мою охрану.

— Пожалуйста. Хочешь верь, хочешь нет, но я не хочу, чтобы с тобой что-либо случилось.

— Приятно это знать, — сказала я равнодушным голосом.

Белленос рассмеялся.

— Если тебе будет слишком одиноко там, в лесу, ты всегда можешь позвонить мне, — сказал он.

— Хм. Спасибо, — ответила я.

Эльф заигрывал со мной? Это не имело никакого смысла. Скорее, он хотел меня съесть, и не в переносном смысле.

Может быть, лучше не знать. Мне было любопытно, как Дермот доберется сюда, но не настолько, чтоб звонить Белленосу снова.

Убедившись, что Дермот возвращается, я обдумала список дел для подготовки к празднику. Я уже попросила Максин Фортенберри приготовить её знаменитый пунш. Я должна была забрать торт из пекарни. Мне не нужно было идти на работу ни в тот день, ни на следующий, что, несмотря на большую потерю чаевых, оказалось очень удобным. В итоге мой список дел выглядел следующим образом: днём — завершить все приготовления к празднику, ночью — убить Виктора, завтра — приём гостей.

Вместе с тем, как любая начинающая хозяйка приёма, я собиралась посвятить себя уборке. Моя гостиная смотрелась неважно после временной экспозиции всего этого хлама из мансарды. Я начала сверху-вниз, стирая пыль с картин, мебели, и наконец, с плинтуса. Затем всё пропылесосила. В том же режиме я убрала коридор, мою и гостевую спальни и ванную в коридоре. Разбрызгивая средство для очистки, я привела в порядок кухню. Я уже собиралась мыть полы, когда увидела Дермота во дворе. Он приехал на помятой Шеви компакт.

— Где ты взял машину? — окликнула я с заднего крыльца.

— Я её купил, — гордо ответил он.

Я надеялась, что он не использовал магию фейри или что-то в этом роде. Я побоялась спрашивать его об этом.

— Дай взглянуть на твою голову, — сказала я, когда он вошел в дом.

Я осмотрела его затылок, где была рана. Тонкая белая полоска и всё, больше ничего.

— Поразительно, — сказала я. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше чем вчера. Я готов вернуться к работе.

Он прошел в гостинную.

— Ты занималась уборкой, — сказал он. — Какое-то особое событие?

— Да, — сказала я, хлопая себя по лбу. — Прости, забыла тебе сказать. Завтра я устраиваю для Тары Торнтон — Тары дю Рон — праздник, посвященный её будущему материнству. Клод считает, что она ожидает близнецов. Ох, и она получила этому подтверждение.

— Могу я прийти? — спросил он.

— Я не против, — сказала я, опешив. Большинство человеческих парней предпочли бы накрасить себе ногти, чем пойти на такую вечеринку. — Ты будешь единственным мужчиной там, не будет ли тебе скучно?

— Звучит отлично, — сказал он, улыбаясь своей самой красивой улыбкой.

— Тебе, скорее всего, придётся прикрыть уши и ты миллион раз услышишь, что ты похож на Джейсона, — сказала я. — Нам надо будет как-то объяснить ваше с ним сходство.

— Просто скажи им, что я твой двоюродный дед, — сказал он.

На один весёлый момент я вообразила, что так и делаю. Хотя и с некоторым сожалением, но я вынуждена была отказаться от этого.

— Ты выглядишь слишком молодо, чтобы быть моим двоюродным дедом, к тому же здесь каждый знаком с моим генеологическим деревом. С человечечкой его частью, — поспешно добавила я. — Но я что-нибудь придумаю.

Пока я пылесосила, Дермот просмотрел большой ящик с фтографиями и меньший с документами, до которых я ещё не добралась. Казалось, он очарован фотографиями.

— Мы не используем такую технологию, — сказал он.

Убрав пылесос на место, я села рядом с ним. Я бы попыталась сложить фотографии в хронологическом порядке, но это было бы сделано поспешно и я была уверена, что мне пришлось бы это переделывать.

Фотографии, лежавшие сверху, были очень старыми. Люди сидят плотной группой, с прямыми спинами и строгим выражением на лицах. Многие мужчины носили бороды или усы, а также шляпы и галстуки. Женщины были облачены в платья с длинными рукавами, и их осанка была удивительна.

Постепенно, так как семья Стэкхаус становилась более современной, фотографии становились менее организованными, более спонтанными. Одежда менялась, как и позы. Цвет стал оттенять лица и пейзажи. Дермот, казалось, искренне заинтересовался, поэтому я рассказала ему о некоторых более свежих снимках. На одном из них был очень старый человек, державший на руках ребенка, одетого во всё розовое.

— Это я и один из моих прадедов, он умер, когда я была совсем маленькой, — сказала я. — Это он и его жена, когда им было за пятьдесят. А это моя бабушка Адель и её муж.

— Нет, — сказал Дермот. — Это мой брат Финтан.

— Нет, это мой дедушка, Митчел. Взгляни на него.

— Он твой дедушка. Твой настоящий дедушка. Финтан.

— Откуда ты знаешь?

— Он сделал себя похожим на мужа Адель, но я могу сказать, что это мой брат. Он был моим близнецом, в конце концов, хотя мы и не были абсолютно похожими. Посмотри сюда, на его ноги. Его ноги меньше, чем у человека, женатого на Адель. Финтан всегда был небрежен к таким вещам.

Я выложила все фотографии бабушки и дедушки Стакхаусов. Финтан был приблизительно на одной трети из них. Я подозревала из её письма, что Финтан находился рядом с ней дольше, чем она предполагала, но это было просто жутко. На каждой фотографии Финтан-Митчел широко улыбался.

— Наверняка она не знала об этом, — сказала я. Дермот явно сомневался в этом. И я должна была признаться себе, что она догадывалась. Это следовало из её письма.

— Одна из его шуток, — сказал Дермот с нежностью. — Финтан был великим шутником.

— Но…, - я колебалась, так как не была уверена, как выразить то, что хотела сказать. — Ты понимаешь, что это действительно было неправильным? — сказала я. — Его обман затрагивал всю её жизнь?

— Она согласилась стать его возлюбленной, — произнёс Дермот. — Он был очень увлечен ею. Какая разница, что он делал?

— Это большая разница, — произнесла я. — Если она думала, что она с одним мужчиной, в то время как на самом деле находилась с другим, это и есть огромный обман.

— Но он не причинил никому вреда, не правда ли? После всего, даже ты согласна, что она любила обоих, охотно занимаясь сексом с ними двумя. Итак, — он снова спросил, — какая разница?

Я уставилась на него с сомнением. Независимо от того, как она относилась к мужу или любовнику, я всё ещё считала, что это вопрос морали. На самом деле, я знала, что там было. Дермот, похоже, был не в состоянии увидеть разницу. Хотела бы я знать, мой прадед согласился бы со мной или с Дермотом. У меня было не хорошее предчувствие на этот счёт.

— Мне лучше вернуться к работе, — сказала я, натянуто улыбнувшись. — Пора убраться на кухне. Ты собираешься продолжить ремонт на чердаке?

Он кивнул с энтузиазмом.

— Я люблю машины, — ответил он.

— Пожалуйста, закрой тогда чердачную дверь, потому что я протёрла здесь пыль и мне не хотелось бы заниматься этим снова перед завтрашним вечером.

— Конечно, Сьюки.

Дермот пошел вверх по лестнице, насвистывая. Это была мелодия, которую я никогда прежде не слышала.

Я собрала фотографии, отдельно откладывая те, на которых Дермот узнал брата. Я всерьёз раздумывала над тем, чтобы сделать из них маленький костерок. На чердаке заработала шлифовальная машина. Я посмотрела на потолок, как если бы могла видеть Дермота сквозь доски. Встряхнувшись, я вернулась к работе, но в рассеянном и тревожном настроении.

Когда я стояла на стремянке и крепила плакат «Добро пожаловать малыш» к светильнику, то вспомнила, что должна была ещё погладить скатерть моей прабабушки. Я терпеть не могу гладить бельё, но это необходимо сделать, и лучше сегодня, чем завтра. Когда стремянка была убрана, я достала гладильную доску — в старой кухне она была встроенной — и принялась за работу. Скатерть была уже не белоснежной. С возрастом она приобрела цвет слоновой кости. Вскоре, я сделала её гладкой и красивой, касаясь её, я вспоминала различные торжества из прошлого. Сегодня на фотографиях я видела этот самый кусок ткани, скатерть была на столе или буфете в течение многих Дней Благодарения, на Рождество и во время свадебных вечеринок и юбилеев. Я люблю свою семью и эти воспоминания тоже. Я только сожалею, что остались лишь немногие из нас, чтобы помнить об этом.

И я знала о другой истине, другой реальной вещи. Я поняла, что действительно не ценю чувство юмора фейри, которое сделало ложью некоторые из моих воспоминаний.

К трём часам дня дом был готов к приему гостей. Буфет был задрапирован скатертью, бумажные тарелки и салфетки были наготове, как и пластиковые вилки и ложки. Я отполировала серебряное блюдо и небольшой поднос для сырных палочек, которые я приготовила и заморозила за несколько недель до этого. Я пробежалась вниз по списку. Я была настолько готова, насколько могла.

Если я не выживу сегодня вечером, то боюсь, что детский праздник станет лишним. Должна предположить, что мои друзья слишком огорчились бы, чтобы продолжать торжество, если бы меня убили. На всякий случай, я оставила список с подробным описанием местоположения вещей, которые ещё не достала. Я даже принесла свой подарок для младенцев в плетеной корзине, которую можно использовать как переносную кроватку. Она была украшена большими пестрыми бантами и битком набита полезными вещами. Я покупала вещи для подарочной корзины постепенно. Бутылки для дополнительного кормления, детский термометр, нескольких игрушек, нескольких одеял, кое-какие иллюстрированные книги, нагрудники, пакеты с подгузниками и ткани для использования в качестве слюнявчиков. Странно было думать, что меня не бцдет рядом, чтобы увидеть, как младенцы растут.

Так же странно было чувствовать, что траты не праздник не стали серьезной финансовой проблемой, благодаря деньгам на моём сберегательном счете.

Меня вдруг посетила удивительная идея. Всё сложилось как дважды два. И как только это промелькнуло у меня в голове, я уже была в своей машине и мчалась в город. Странное ощущение посещать Мерлотт в свой выходной. Сэм выглядел удивленным, и всё же был рад меня видеть. Он был у себя в кабинете с кучей счетов перед ним.

Я положила ещё один лист на его стол. Взглянув на него, он спросил упавшим голосом:

— Что это?

— Ты знаешь что это такое. Разве не ты дал мне это, Сэм Мерлотт. Тебе нужны деньги, а у меня они есть. Сегодня ты положишь это на свой счёт и используешь для поддержания бара, пока не наступят лучшие времена.

— Я не могу это взять, Сьюки, — он не поднимал на меня глаз.

— К черту не могу, Сэм. Посмотри на меня.

В коне концов, он сдался.

— Я не шучу. Сегодня, ты отнесешь его в банк, — сказала я, — И если со мной что-нибудь случится, ты сможешь выкупить мой дом в течение, скажем, пяти лет.

— Почему с тобой должно что-то случиться? — лицо Сэма помрачнело.

— Ничего не случится. Я просто хочу сказать. Это безвозмездный кредит, который тебе не обязательно погашать. Я позвоню своему адвокату и передам это, чтобы он подготовил бумаги. Но прямо сейчас, сию минуту, ты идешь в банк.

Сэм смотрел в сторону. Я могла ощущать, как эмоции захлестнули его. Я действительно чувствовала себя прекрасно, сделав что-то хорошее для него. Он сделал столько всего хорошего для меня. Он сказал:

— Хорошо. — Я могу сказать, что это было тяжело для него, как это было бы практически для любого человека, но он знал, что это разумно, что так нужно, и он понимал, что это не благотворительность.

— Это любовное пожертвование, — сказала я, посмеиваясь над ним, — Как то, что мы подавали в церкви в прошло воскресенье.

Только то пожертвование было для миссионеров в Уганде, а это для бара Мерлотт.

— Я верю в это, — сказал он, встретившись со мной взглядом.

Сдержав улыбку, я начала чувствовать себя немного застенчиво:

— Я должна пойти собраться, — сказала я.

— Зачем? — его рыжие брови слились вместе.

— Праздник для Тары, — пояснила я, — Это старая девичья традиция, следовательно — ты не приглашен.

— Я постараюсь не расплакаться, — не двигаясь, сказал он.

— Так ты встаешь, чтобы пойти в банк? — спросила я ласково.

— О, да прямо сейчас. — Он действительно поднялся со стула и, позвонив вниз, дал быстрые указания официантам. Я села в свою машину, в то же самое время он сел в свой грузовик. Я не знаю как Сэм, но я себя чувствовала по-настоящему хорошо.

Я зашла к своему адвокату, чтобы рассказать ему, что я сделала. Это был человеческий, местный адвокат, а не г-н Каталиадес, от которого, кстати, не было никаких вестей.

Я повернула к дому Максин, чтобы взять пунш, поблагодарила её от всей души, оставила ей список того, что я сделала и ещё собираюсь сделать для праздника (к её замешательству), и забрала холодильные элементы обратно домой, чтобы положить их в небольшой морозильник на заднем дворе. У меня было имбирное пиво, которое можно было смешать с замороженными соками.

Я была готова, как только можно быть готовой к подобной вечеринке.

Теперь я должна была подготовиться к убийству Виктора.