Снегурочка без определенного места жительства (СИ)

10. Препарация чувств

1 января 2019 г

Никита

Обычно бессонницей я не страдал, но в новогоднюю ночь так и не уснул. Лежал, прислушивался к звукам в квартире и за окном, думал о Снегурочке, которую хитрая сестренка уложила спать в другой комнате. Мучился от противоположных желаний. Хотелось пойти к Кире, улечься рядом с ней, прижать к себе ее восхитительно маленькое изящное тело, зацеловать пахнущие малиной губы. И одновременно хотелось показать девчонке, что я — настоящий джентльмен, что готов потерпеть и подождать, сколько понадобится, потому что ее чувства и желания для меня так же важны, как мои собственные.

Пару раз я не выдерживал: вставал, пробирался тайком через темный коридор, заглядывал в гостевую спальню, чтобы убедиться: она здесь. Она спит — тихо и безмятежно. Убеждался и возвращался в гостиную, на огромный кожаный диван, который приятно холодил через простыни мое разгоряченное тело.

…Это в двадцать лет желания застилают разум, лишают самообладания, превращают молодого мужчину в озабоченного самца, способного думать только об одном. Когда тебе двадцать — ты ходячая тестостероновая бомба, и тебе почти все равно, где и с кем взрываться. Конечно, здорово, если рядом окажется та самая девчонка, от которой прёт, от одного взгляда на которую у тебя встает и становятся тесными любые штаны. Если нет — сойдет любая более-менее симпатичная и доступная чикса.

Если же на твои ухаживания ответила та, которая нравится — накрывает эйфория. Срывает крышу. Ты превращаешься в счастливого безумца, способного шагать по облакам, глотать огонь, доставать с неба звезды. И тебе кажется: вот эта безумная страсть — она и есть любовь. Настоящая, всамделишная. Только правда в том, что в этой любви ты слеп и эгоистичен. Главное для тебя — секс, а остальные отношения кажутся второстепенными.

В двадцать пять гормональная буря идет на спад. Правда, секс все еще интересует тебя намного больше отношений, и порой ты готов даже приврать о каких-то возвышенных чувствах, чтобы развести девчонку на близость. Но, если девушка тебе по-настоящему нравится, ты начинаешь задумываться о том, что с ней можно не только любовью заниматься. Появляется желание проводить с ней время, узнавать ее.

К тридцати все в мужском организме устаканивается, приходит в равновесие. Опыт превращается в мудрость, и ты начинаешь ценить отношения не меньше, чем секс. Нет-нет, интим по-прежнему важен для тебя, но иногда ты готов поступиться им, пожертвовать собой сегодня, чтобы завтра твоя девчонка пришла к тебе сама.

Я достиг этого благословенного возраста. И я готов был подождать, пока моя Снегурочка растает, смягчится, захочет от меня того же, чего хочу от нее я. Поэтому, полюбовавшись на ее нежное, почти детское личико, я уходил из гостевой спальни и считал минуты до утра.

Около семи сквозь дрему я услышал, как запиликал будильник в телефоне Карины, как прошлепала она своими смешными тапками по коридору, зашла в ванную, потом на кухню, и там и застряла.

В начале девятого в коридоре раздались другие шаги — легкие, женские, осторожные. Я прикрыл глаза и принялся ждать: куда пойдет моя Снегурочка? Заглянет ли ко мне? Подарит ли первую в этом году улыбку?

Она не пошла ни в ванную, ни на кухню. Потопталась в коридоре, словно обуваясь. Сдвинула дверцу шкафа-купе, и он протарахтел роликами по пазам. Этот звук прошелся по моей душе камнепадом. Вбил ее в пыль, в снег, в грязь. Превратил праздник в похороны. Я понял: Кира решила уйти.

Сердце рвалось вслед за ней: догнать, обнять, убедить. А холодный разум цинично спрашивал: зачем ее останавливать, если она так стремится уйти? Ночью я потратил недельный запас красноречия, чтобы убедить девушку задержаться в доме моей сестры до утра.

Утром, пока Снегурочка спала, я применил всю свою сдержанность, чтобы не приставать к ней, дать отдохнуть. Я надеялся, что все это поможет Кире разглядеть во мне не деда Мороза и не богатея-бизнесмена, а живого человека, мужчину, который умеет считаться с чувствами симпатичной ему женщины.

А она… Она решила слинять по-тихому, словно вор-домушник. Словно ей нечего мне сказать.

Что ж, иди, Кира. Ступай с Богом. Жизнь уже дважды тыкала меня носом в то, что насильно мил не будешь, что бесполезно пытаться докричаться до той, которая не желает тебя слышать. А ты, Кира, не желаешь.

Я засунул голову под подушку, чтобы не слышать, как щелкнет дверной замок, отрезая, отсекая, словно гильотина, от моего сердца еще одну ниточку — только-только возникшую, тонкую, трепетную и болезненную. Наверное, со стороны это смотрелось по-детски, но в этот момент я и чувствовал себя ребенком: обманутым, покинутым, нелюбимым и ненужным. Мне было слишком больно, чтобы думать о чем-то еще. Я просто застыл, увяз в отчаянии, как муха в янтаре, окаменел и словно разучился дышать. Не хотелось ни двигаться, ни говорить, ни видеть кого-либо.

…Еще вчера мне казалось, что я пережил эту боль, победил ее, изгнал из себя, как изгоняют демонов. Я был уверен, что научился разбираться в женщинах, видеть за их улыбками, томными вздохами и страстными взглядами истинные намерения.

Эта наука далась мне нелегко. Последние пять лет я только и занимался тем, что безжалостно, словно вивисектор, препарировал, разбирал на кусочки свою память. Изучал пристально, не упуская ни единой детали, каждое слово, каждый жест двух своих бывших. Запоминал, что означает каждый из них. Проверял свои наблюдения и выводы на красотках, которые вились вокруг меня на работе, на приемах, даже на отдыхе.

Оказалось, это очень просто: определить, чего хочет от тебя женщина, что интересует ее в первую очередь. Вот я оказался лицом к лицу с незнакомкой. Улыбнулся и кивнул вежливо. Ее холодный и отстраненный взгляд становится заинтересованным.

Хлоп! — вздрагивают накладные, искусственно удлиненные ресницы красотки, а глаза фиксируют часы «Longines» класса «люкс» на моем запястье.

Хлоп! — взвешивает она взглядом бриллианты в запонках и в заколке для галстука.

Хлоп! — замечает айфон последней модели, или модные лоферы, или какую-то еще мелочь, выдающую состоятельность своего владельца.

Чем больше таких деталей насчитывает охотница за кошельками, тем чаще хлопает ресницами, тем шире улыбка ее раздутых от силикона губ, тем игривее пальчик с длинным накладным коготком накручивает на себя наращенную прядь волос.

Сначала, когда понимание только появилось, мне было противно наблюдать за этими ухищрениями. Потом — забавно. В последнее время стало все равно. Ни тепло, ни холодно. Я просто перестал тратить на это свое время, свои эмоции. Постепенно выстроил стену между собой и дешевыми искательницами богатеньких папиков.

Но как же Снегурочка проникла за это ограждение? Почему моя защита пропустила ее, не подав сигнала тревоги? Слишком расслабился, утратил бдительность? Нет, не ври себе, Никита! Не было их — этих сигналов, дающих знать, что рядом появилась рыба-прилипала, способная при случае превратиться в полноценную акулу. Тогда почему Кира поступила так же, как те две женщины, которые бросили меня ради погони за «золотым тельцом»?

…Я не слышал, как ушла Снегурочка. Не заметил, как в гостиную вошла сестра. Только когда диван рядом со мной прогнулся под чьим-то весом, а на спину мне легла невесомая женская рука, понял, что это Карина пытается то ли разбудить, то ли утешить меня.

— Уйди, Карина, — я дернул плечом, скидывая с него теплую ладонь. — Мне надо побыть одному.

— Никита, я не Карина, я Кира! Поговори со мной, пожалуйста! — донеслось до меня сквозь подушку.

— Кира? — я откинул в сторону набитый пухом мешок. — Кира?! Ты… не ушла?

Я смотрел на ее милое, по-юношески круглое личико и не мог поверить, что это не сон.

— Я… собиралась уйти, — призналась Снегурочка. — Меня твоя сестра остановила. Объяснила, что это неправильно. Не по-человечески.

— Почему ты хотела уйти, Кира? — я не мог не задать этот вопрос.

От ответа на него зависело слишком многое: моя жизнь. Её жизнь. Любовь, которая или случится — или нет.

— Мне показалось, что ты неправильно поймешь, если я останусь. Особенно после того поцелуя… Решишь, что я доступная девушка, или что мне нужны твои деньги, и поэтому я согласилась на поцелуй и на отношения…

— Это ты-то — доступная? — я смотрел на сидящее передо мной блондинистое чудо с наивными голубыми глазами и не мог поверить, что слышу то, что слышу. — Позволила разок поцеловать себя — и сразу доступной стала? Знаешь, что сделала бы на твоем месте доступная девушка?

— Что? — медленно краснея, все же переспросила Кира.

— Да она ночью сама ко мне прибежала бы, залезла бы в мою постель! — «и в трусы» — добавил мысленно, но не стал озвучивать. — А ты спала все утро, как младенец, ладошки под щеку — и только что пузыри не пускала!

— А откуда ты знаешь, как я спала? — окончательно засмущалась моя Снегурка.

— А я заглядывал к тебе, — признался с улыбкой. — Дважды! Ты даже ухом не повела, так дрыхла!

— Значит, ты веришь, что я не из «таких»? — девчонка помахала в воздухе руками, изображая что-то непонятное.

— Я верю. Верю, что ты — мое новогоднее чудо. Маленькая дурочка, — я потянулся к собранным в хвост светлым волосам Киры, распустил их, зарылся в шелковистое золото пальцами, притянул девчонку к себе и начал целовать. — Дурочка моя, — повторил нежно. — Дурочка-Снегурочка…

— Не обзывайся! — засмеялась Кира и стукнула меня кулачком по спине.

— А то что? — продолжая срывать с ее губ поцелуи и воскресая от них, поинтересовался игриво.

— А то… а то… целоваться с тобой не буду! — пригрозила суровая снежная дева.

— Нет-нет! — я начал дурачиться и уже не мог остановиться. — Без поцелуев меня оставлять никак нельзя! Иначе я завяну, засохну и превращусь в желтый колючий кактус!

— А я тебя тогда в качестве гербария на шкаф поставлю! На самую дальнюю полку, — отшутилась Кира.

Она так увлеклась этим спором и попытками ответить на мои поцелуи, что даже не заметила, как я уложил ее на диван и навис сверху, вжался в нее всем телом, чтобы пленить, обездвижить, присвоить ее навсегда.

— Кира, — заговорил серьезно, и она тут же напряглась, вытянулась подо мной — тонкая до звона, — ты согласна встречаться со мной? Будешь моей девушкой, Снегурочка?

— Буду, — шепнула она.

— А-а? Говори громче, внученька! — засмеялся я, пытаясь за шуткой скрыть дрожащий голос и комок в горле. — Стар стал твой Дед Мороз, слышит плохо!

— Я буду с тобой встречаться, Никита, — громче и намного уверенней повторила моя малышка.