Глава 5

Есть все же всеведущий Бог на свете (какой свет не важно) и не обязательно наш Инмар (это тоже не важно). Просмотрел Господь своим грозном оком, оценил текущую обстановку в целом, anmass, как говорится. И дал в не очень больно в репу (в личико), чтобы напрасно не ныл, не увеличивал негатива в жизни. Правильно ведь, не фиг плакаться понапрасну, не слезливая девка!

Ну а мне просто погладил по вихрам, хм. Уже после обязательных школьных уроков, когда учителей уже стало заметно меньше, а, значит, и моя «крыша» заметно похудела, школьная стычка с местными задирами все же произошла. Десяток самых смелых местных хулиганов, решивших или меня побить, или, хотя бы, кооптировать в свой актив, решительно подтянулась ко мне, любимому.

Я отлично видел, что большинству из них совсем не хотелось разбираться с новой силой. И гнева они ко мне не испытывали, и ведь понимали, что вскоре, после окончания школы, они так и так все равно разбегутся. Чего ж делить? В общем, шкурка выделки абсолютно не стоила.

Но какие-то самые смелые и обидчивые, уже успевшие от меня получить пару раз в лоб или грудину, продолжали настаивать со мной разобраться. Хм, я ведь пожалуйста. Надо уважить этих бестолковых. И мы все-таки встретились и подрались. А чего они пищат и вякают?

Все началось с того, что я нарушил обычай — сначала надо было разругаться, а уж потом сунуть в морду. Но я не стал слушать, какой я плохой и что мне надо сделать в транскрипции Мишки Васильева, не очень-то сильного, но достаточного наглого парня и с ходу двинул своей правой ему в нос.

Тут необходимо сказать, не только у человека, но и вообще у млекопитающих, нос — это самое слабое и больное место на лице или, хотя бы, в морде. Особенно у нетренированных особ. Это я снова увидел, глядя, как Мишка занимается очень интересным для него новым делом — пытается остановить кровь из носа, хрипя и стеная во весь голос. И не я, кстати, один видел, а почти вся шайка и любопытные окружающие.

Лишь двое из шайки, помня о важности своего занятия, попытались продолжить наезд. Смешные такие! Жалко было ликвидировать их настойчивость и напор, но что делать? Так сказать, дуракам везде у нас дорога!

Одному я, полезшему слева от пострадавшего Мишки, дал коротким, но мощным хуком, отправив его прямо в Нирвану. Второму, даже не успевшему появится на поле боя, врезал ногой по промежности. Удар, честно говоря, подленький и в профессиональном спорте не котируется. Но мне было не до этого. Честный поединок — это равный поединок, а всей шоблой на одного это, в любом случае, неприлично. И я в таком случае, освобожден от любого слова.

Тем более, и от этой шайки мне кто-то воровски сунул. Прямо в лицо. Хорошо хоть не в нос и не в глаз, но сильно. Я, во всяком случае, десяток дней чувствовал эту ссадину. Хорошо хоть выглядела она не очень зримо, и в школе, и родители ничего не замели. Лишь Алексей Митрофанович хмуро, как это он умел, прямо в лицо сказал про это и предупредил, что спортсмен драться не может, поскольку он лицо публичное. Если на лице будут какие-то следы драки, то он немедленно будет снят с официальных соревнований. То есть с любых, поскольку в СССР нет неофициальных состязаний. Понятно?

— Понято! — озадачено сказал я, пытаясь вспомнить из своего первого детства, так ли это было или нет? Ой, а я-то откуда знаю, я в нем никогда спортсменом не был! Откуда я знаю, правду мне говорит Алексей или элементарно пугает? Задачка-то и для него самого очень непростая: хулиган–ботаник. Ситуация почти трагикомическая. Я даже с любопытством посмотрел на него. Что он дальше будет делать?

С одной стороны, умен, начитан, больше всех получает в классе пятерок. И по любой учебной дисциплине первый помощник учителя. С другой стороны, первый хулиган в школе. Причем, ладно бы еще дергал девчонок за косички. Так нет же. Признанный автор большинства мальчишеских ссор в школе. Других бы и за меньшее гнали из родимого учреждения в ПТУ!

Интересно, а я бы что делал на месте директора? Прогнал или не прогнал? Вот ведь дилемма. И так плохо и эдак нехорошо!

Немного поломал голову на досуге, потом перестал. Пускай голова у учителей трещит, мне-то что маленькому и добренькому? Или вот у слона башка такая большая. Пусть думает, будет новый вид — слон думающий. ха-ха. По научному elephantus sapiens.

Надо только все же поменьше мельтешить в драках и ссорах. А то ведь и в правду залетишь в милицию. А у них другая отчетность, фиг отбрыкаешься потом. В остальном пусть педагоги страдают, они за это зарплату получают и не такую малую для этого времени.

Единственно, с кем оказалось вообще черно, так это с Валюшкой. Я так ее любил, хотя и немного условно, так радовался ей в новой жизни. А в итоге именно с ней и не получалось от слова никак. После первой волны отчаяния разум мой немного начал приходить в себя, и был в состоянии анализировать, я понял, что виноват, в общем, где-то сам. Наехал на нее с пылу-жару, она и перегорела, может даже, с элементарного страха. И уже ничего не могло помочь.

А еще понял, что, по-моему, я уже опоздал. Девичье сердце оказалось занято. Эх, а еще такая скромница казалась! Как у таких узнаешь, свободна ли? Посмотришь, скромница, на тебя вроде бы смотрит влюблено, по-собачьи преданно. А присмотришься повнимательней — а уже занято! Возможно, конечно, отбить, но характер у меня не такой, не нордический.

Я еще по наглому получил пару поцелуев на вечернем свидании, ответку в виде пощечины, и окончательно понял — не моя. Валя не отбивалась, с грацией стойкого стоика терпела ласки кавалера. Но одновременно понимал — не любит.

но я дотошный, когда дело доходит до таких важных проблем. Дотронулся до этой интимной темы. Валя сначала не решилась касаться таких тонких деталей, но когда я настоял, задумчиво сказала:

— Ты знаешь, вы оба, мои кавалеры, такие красивые и интересные. И я обоих вас обожаю. Но люблю я лишь Мишу, извини!

Меня, как пыльным мешком долбанули. Какой Миша? — ошарашено подумал я, — а я, как же быть мне?

Валя словно поняла мои мысли, ласково сказала:

— А мы с тобой можем быть просто хорошими друзьями. Тебя так устроит?

Значит, просто друзья, — с горечью подумал мой старческий разум, — эх, прошла любовь, увяли, точнее, сгорели помидоры. Еще одна юношеская любовь погибла и семья — маленькая ячейка общества — исчезла, так и практически не появившись.

«Прости, Валя, — подумал я, провожая ее на последнем любовном свидании, — но очевидно, не судьба»!

Юношеская моя часть, в основном в виде молодого тела, бушевала, готовая обрушиться на незнакомого Мишу, как-то вдруг сразу вытеснившего меня, на простодушную Валю, которая по-женски решила житейскую проблему (один знакомый мужчина — любовник, может, потом муж, а другой — навсегда друг). Даже злится неохота на самого себя, такого глупого и такого несчастного.

Но старческий мой разум, увидевший по жизни много и переживший несколько юношеских приступов любви, был спокоен, хотя и хмур. Он даже мог логически рассуждать:

Ведь в двух жизнях не получалось, это что-то тоже о чем-то говорит? И Инмар о ней упоминал, но как-то с такой двусмысленной улыбкой. Тогда не понял, а сейчас вижу — Бог не верит и даже не хочет связываться с ней. Ибо женщины легковерны и нестойки, тут даже Всевышний уходит прочь.

Сердце в юношеском теле буквально скрипело и било в своем там-таме, но старческий разум понимал — надо переболеть, перетерпеть и завтра снова идти по жизни. И Валя не злодейка, не гадюка подколодная, а обычная девчонка, с которой не получилось.

Эх!

Я прошелся по моему селу, большому, если учитывать, что это не город, а всего лишь сельский населенный пункт. Тянется по одной из ниток старинного Сибирского тракта аж на пять километров.

Вот и я прошландался по этой дороге, теперь уже асфальтовой, постарался найти приключения на свою задницу. Нашел, разумеется, село у нас довольно-таки хулиганистое. Или просто много молодежи малокультурной, любящей выпить чевой-то и подраться. Впрочем, подраться они могут и по трезвости, это не принципиально.

Вот с этими-то «строителями коммунизма» я и встретился. Их было трое, я физически один. Так-то ментально нас как бы двое в одном теле, но младшенький Я довольно тих и недвижим и сознание его зачастую не чувствуется. Или наши сознания стали такими идентичными, что практически слились.

Но вот физически я один, а их, по крайней мере, несколько. И драка началась на их улице, что тоже придавало им уверенности. Ну а я что? С одной стороны, я был и так страшно зол и просто мечтал подраться. С другой стороны, а кто бы позволил мирно уйти? тут, как говорится, коготок увяз, вся рука завязла.

Очередной блондинисто-рыжий малец лет шестнадцати по имени Роман, крайне крутой и нагловатый, попытался «прощупать» мне лицо. и ведь смог, зараза такая! Просто я не ожидал, что он ударит с такого дальнего расстояния.

Впрочем, помимо крохотного плюса для него, был и существенный минус. Из-за приличного расстояния он сумел буквально коснуться до моего лица. Болезненно, правда, даже слезы из глаз брызнули. Но потом я глянул на свою мордашку — ссадина осталась едва заметной, будто и не было нечего.

А вот я уже с близкого расстояния врезал в полную силу в грудину, в то самое место, где находилось солнечное сплетение. Конечно, Роман со стоном упал в позе эмбриона. Так тебя и надо, бестолковщина. Это, м-м, скажем так ругательски обзывал меня, да еще матерщинно. Теперь мучайся.

Его приятель по имени Вовка попробовал отомстить за друга. Ну как отомстить. Мне больше показалось, что он откровенно рисовался. В итоге, он бил по мне ногой, но так, что больше показывал, медленно, как-то лениво. Эдакий антраша. Ну посмотрел я переплетение ног, удивился технике (балет? Лжебалет?). когда надоело, подержался за правую ногу, Вовка и рухнул.

А поскольку на асфальт он рухнул в верхнюю часть туловища, то приземлился на голову. Лихо дело, аж без сознания оказался.

Третий друг — Аркашка — просто не выдержал и удрал. Вот трусишка!

И чего они, я даже не вспотел и злость не утихомирил. Крикнул этому Аркашке, чтобы привел в себяжертвы «прошедшей войны» и пошел дальше домой. Черт-те что и хулиганы уже и не хулиганы!


А потом наконец-то пришел праздник. И не только на нашей улице, а вообще! Земляки гуляли толи в честь окончания зимы, толи прихода весны, трудно сказать, но гуляли по русско-удмуртски широко и пылко.

Если судить по природе, то в феврале по нашим региональным особенностям зима еще была в разгаре. В лучшем случае, она начинает медленно отступать. И надо бы ее хорошенько отопнуть. Про весну же в наших краях еще совсем не идет речи. Трудно о ней говорить, когда сильный мороз изрядно пощипывает!

А если говорить о собственно людях, об их пьяно-радостном настроении, то весна уже в полном разгаре. Еще добавить с пару бутылок водки на каждого и ручьи звонко по улицам потекут! Хорошо!

А в моем же индивидуальном графике совсем воцарилась осень, сумрачные тучи поливают землю беспрерывными дождями. Злая хандра, серая липкая тоска и хочется, как минимум, тоже напиться в драбатан, но не от очумелой радости, как все, а от нескончаемого горя.

Так, о водке забыть! Во-первых, ты спортсмен. Во-вторых, тебе еще молодых 16 лет и ты запросто можешь назюзюкаться вусмерть! В-третьих, это повод только для спившихся алкоголиков. На Руси, как известно, пьют по двум исключительным случаям — с горя и с радости. Главное — пьют!

И вообще, тьфу-тьфу-тьфу, забудь обо всем. И о сердитой водке, и о несчастной любви и глупой Вальке, и какой-то плохой погоде на улице. Сегодня у тебя твое первое официальное соревнование в спорте за две прошедшее жизни. И очень даже возможно, что последнее, если покажешь плохое время в гонке.

Ведь в спорте, как в рыночной экономике, в ход идет только окончательный результат. Если выиграл — ты всесильный бог, если проиграл — иди в свою несчастную постель, чтобы плакаться и писать никому не нужные мемуары о прошлом времени. Здесь ты уже не никому нужен. И никому не пожалуешься, что тебя девушка бросила, только засмеют и завалят кучей ненужных советов.

Так, теперь о насущном. В текущем настроении и состоянии ботана мне бы, как в прошлой жизни, необходимо плестись в хвосте, любоваться окружающей зимней еще природой. Зима у нас действительно великолепная, с ярким, пока еще нетеплым солнцем, с искрящимся снегом и по-хозяйски расположенном морозом.

Но уже не могу. Ведь здесь я, наоборот, поставлен в первой десятке наиболее перспективных участников — школьников. это предполагаемое районное соревнование юниорское, то есть детское. Значит и наше участковое тоже детское. А кем являются в СССР дети? Только школьниками!

Все лучшее им. Не только место, но и школьный спортивный инвентарь, внимание учителей, наконец. Они наша надежа и кадровая база в любых юниорских районных соревнованиях.

Но и то, лишь пятерым из двадцати — тридцати суждено будет победить. Остальные, понежившись немного в лучах славы, смирено сдают лыжи, палки, ботинки и возвращаются в пыльные школьные аудитории. Победители, правда, тоже возвращаются туда же, но уже под победные фанфары и с перспективой вернутся на победную лыжню.

То есть победить надо обязательно. И проигрывать мне будет очень неприятно. В прошлой жизни, особенно в последние двадцать — тридцать лет, мне приходилось только побеждать, хотя бы морально. А сейчас во второй жизни я на школьных соревнованиях окончательно попал в статус любимчиков физрука. Ведь он торжественно и прилюдно вручил мне свои пластиковые лыжи и какие-то особые сверхпрочные и сверхлегкие палки. И ботинки.

Во второй четверти XXIвека лыжи и палки, какие бы они особые не были, можно приобрести в магазине спорттоваров. Или приобрести на заказ, если это сельская местность. Но ботинки, что дал мне физрук, были и тогда бы и в будущем эксклюзив. А уж в последней четверти ХХ века тем более.

— Смотри не осрами, — предупредил меня Алексей, — на Севере купил у частника за двести пятьдесят рублей в середине семидесятых.

Мог бы и не говорить. И так видно. В будущем, в 2029 году, откуда я пришел, это богатство в совокупности стоило бы с учетом инфляции 150–200 тысяч рублей на мой далеко не профессиональный взгляд. А то и больше. Как ведь купишь, и как ведь продадут.

А вообще не фига себе банан! Много же на меня физрук ставит, если дает уже личные вещи, с перспективой никогда не получить обратно!

Так вот он в этой спортивной экипировке легко уходил от соперников. И за ее счет, и за многочисленных тренировок. До такой степени напобеждал, что учитель физкультуры уже ни капельки не сомневался, кто выиграет в этих первых для меня официальных соревнованиях. Спортинвентарь ведь какой!

А я вот как-то подрагивал. И даже не разумом, там тоже все было в порядке, а где-то растудыть его, в молодом теле. Как говорят пли этом пожилые мужчины, грубо, но метко, очко подрагивало. И ведь ничего с этим сделать не мог, хотя верхняя чакра существенно злилась.

А теперь что? Под напутственные слова Алексея Митрофановича, под торжественные фанфары (магнитофон) и радостное улюлюканье зрителей я покинул старт, он же торжественный финиш. Несмотря на это, хилый такой временный пункт с первоначальным недолгим осмотром и обязательным инструктированием, что участникам строго нельзя и что им мягко не рекомендуется.

И мы побежали. Хотя про некоторых так и хотелось сказать — попентюхали, так они «хорошо» шли.

Ура, товарищи!

Загрузка...