Как только за нами закрылась дверь, серьезное выражение лица Гордея сменилось. Он прыснул и согнувшись заржал аки конь. Утирая слезы, через всхлипы…
— Сокол, ты меня добить решила? — не унимается.
Его веселья не разделяю. Втравил в вынужденное общение с придурками, еще я и виновата.
— Когда они разойдутся наконец? — ворчу.
— Это необходимость, сам не рад — разводит руками.
— Ты зачем наплел, что я твоя невеста персоналу? — руки в боки.
Скривился, будто я ему гадость сказала.
— Сокол, я не знаю на какой козе к тебе подъехать. Выходи за меня замуж?! — приблизился заглядывая в глаза.
— Гор, ты нашел когда спрашивать! Я сейчас ничего не чувствую. Сами меня накачали этой хренью. Думаю, последний год все решит.
— Мне не спокойно, когда вокруг тебя там крутятся куча озабоченных мужиков! Еще год!!!! — застонал феникс и завалился на диван.
Удалось связаться с Саймоном и Кирой, пообщаться наконец. Счастливые родители, с опухшими от недосыпа лицами, показали мне Марию Вторую. Малышке было уже полгода и у нее резались зубки. Слюнявое чудо кряхтело и пыталось затащить телефон в рот. Мне не терпелось их повидать. Скоро заканчивается моя гипотетическая практика.
— Гордеееей! — бегаю и ору по необъятному дому.
Нашла его в кабинете. Феникс работал за компьютером и поднял на меня глаза.
— Сокол! Тебя слышал весь квартал! — смеется — Что-то случилось?
— Мы собрались крестить дочку Киры и Саймона. Они хотят, чтобы ты и я были крестными.
Гор откинулся на спинку кресла.
— Прикинь! У нас будет общая дочь, для начала крестная — хитро щурится.
— Это значит "да"? — уточняю.
— Буду очень рад — кивает.
— Ладно, не буду тебе мешать. Пойду согласую дату — делаю шаг к двери.
— Ты никогда мне не мешаешь — вздыхает.
Батюшка зачитывает молитву при обряде крещения. Запах свечей, ладана и умиротворения. Малышка на моих руках с интересом смотрит на горящее пламя свечей. Странное выражение лица Гордея, смотрящего на меня с ребенком. Мария Вторая вела себя образцово! Я видела напряжение Киры, которая ожидала от дочери криков. Когда все закончилось, мы дружно выдохнули. Новоиспеченную рабу Божью одевала мать, Саймон и Гордей тихо шептались в стороне.
Прозвучал звук храмного колокола. Мир пошатнулся. Вибрация прошлась по мне. Широко раскрыв глаза, я хватала воздух. Еще удар. Подогнулись колени, я рухнула на пол. Невероятная боль накатила лавиной. Не физическая… но лучше бы меня резали. Стас! Еще удар. Падаю всем телом на холодную плитку. Со стороны слышатся крики друзей. Гордей переворачивает меня на спину и трясет, зовет по имени… В меня вливают воду, сбрызгивают лицо. Шум в ушах стихает. Отрывисто дышу. Глаза Гордея потемнели. Склонившись надо мной он сжимает шприц, стягивает зубами колпачок с иглы.
— Нет! — перехватываю руку — Я должна это пережить! Оставь мне мою боль…
— Девушке нужно облегчить душу — раздается голос священнослужителя.
— Да, я хочу — осторожно поднимаюсь и пошатываясь, иду за батюшкой.
Его едва слышные шаги и стук моих каблуков отлетают звуком по стенам. Мы присаживаемся на низкую скамью. С затаенной надеждой смотрю на человека в рясе, способного принять мою боль. Волосы батюшки, представившегося Максимом, собраны в хвост. Небольшая бородка и удивительно прозрачные глаза, цвета весеннего неба. Он смотрит на меня, как на неразумного ребенка.
— Я слушаю…
Сначала из меня рвется рык. Срывающимся голосом рассказываю свою жизнь: родителей, опекуна, закрытую школу, мужчин, которые меня добивались… Стас. Максим не перебивает и смотрит куда-то в пространство.
— Ничего в нашей жизни случайного нет. На все воля Божья, дитя. Прими это как дань и станет легче. Каждому из нас предначертаны испытания. Их конечно много выпало на твою долю, но я вижу, что ты справишься. Иди с Богом — перекрестил.
Верите или нет, но словно плиту гранитную с меня сняли. Долго еще сижу на скамье, задумавшись. Рядом присаживается Гордей.
— Ты как?
— Лучше. Мне правда лучше — поднимаю на него глаза.
— Гор, я такая дура! Зачем ты со мной возишься? Ведь не замечала очевидного… как мне повезло с тобой.