Солнце мое-2

02. МАЯТНИК ПЕРЕЖИВАНИЙ

УНИВЕР

Амалия Иосифовна позвонила в тот же день. Очень конспиративным голосом сообщила, что будет ждать меня завтра в час на кафедре. Ладно, главное — не ржать.

12 января 1996

В универ я поехала со смешанным чувством «получится — хорошо, не получится — и пофиг!»

Амалия Иосифовна с видом Штирлица кивнула мне на пустой кабинет и закрылась на ключ изнутри.

— Давай.

Я достала деньги.

— Нет, четыреста хватит, — строго остановила меня Иосифовна. — Ещё чего удумали, за такие деньжищи автографы продавать! Тем более, я сказала, что по моему предмету у тебя автомат.

— А вы знаете, что в университете завёлся замечательный преподаватель со строго дифференцированной шкалой оценок? Продаёт даже тройки.

Она резко вскинула на меня глаза:

— Кто⁈

Я пожала плечами.

— Философ какой-то. Двести тыщ пятёрка.

Она сердито прищурилась.

— Философ, значит. М-гм. Ладно, иди. Надеюсь, в июне увижу тебя на сессии живьём.

— Я тоже на это надеюсь. Иначе, согласитесь, это будет бессмысленным вложением денег.

Амалия Иосифовна хмыкнула и отперла дверь.

В коридоре я нос к носу столкнулась с Олеськой.

— Ольга! Привет!

— Тише, тише, не ори, — я оттеснила её в уголок. — Олесь, я, короче, порешала. А ты, звезда моя, можешь мне списочек литературы потом черкануть и конспектики там какие. При случае удочку там забрось — может сильно работающие люди могут какие-нибудь письменные работы сдать? Заранее, чтоб в июне не погибать смертью храбрых, а?

Олеся смотрела на меня странно.

— Хорошо, я поузнаю́. Оль, а философ-то?

— А философу погодите платить. Возможно, в его ценовой политике произойдут некоторые изменения.

— А-а, — сказала Олеся, и я пошла. — Оль, а стипендия-то? — догнала она меня.

— Ой, Олеся… Иосифовне купи большую коробку конфет. Скажи — от меня. И если деньги останутся — тортик в деканат, что ли…

БОМЖАТСКАЯ РАБОТА

С института я проехала в Глазковскую типографию. Мне же надо детскую часть двигать. А, значит, что? Значит, надо много объявлений. Чтоб объявлениями прям весь наш околоток забит был под крышку. Желательно ярких.

— Здравствуйте! — узнала меня печатница. — Опять цвет заказали? Я как раз зелёный рулон нарезала, смотрите, какой хороший!

— А ещё что есть?

Меня интересовало, чтобы все объявления были разного цвета. А их у меня пока было…

Подготовка к школе (с нарисованным портфелем). Танцы (с пафосным подстрочником об отборочном просмотре двадцать седьмого января и картинкой танцующих детей). Айкидо для детей (с фоткой тренера в кимоно в эффектной позе). И английский язык (с крупной надписью «инглиш» на инглише). Если на предмет танцоров была хотя бы какая-то мутная договорённость, то английского учителя у меня и в помине не было. Но за две недели он должен был появиться, вот как хотите.

Ещё хотела ИЗО, но потом подумала, что проще помереть. Вот рассчитаюсь со своим дизайном — потом…

Все объявления были представлены далеко не в первом варианте. Которые в четвёртом, а которые и в шестом. Про первые образцы и думать было стыдно, такая вышла лажа. Текст мелкий, много лишнего. Я дома булавками к ковру прицепила, на три шага отошла — ну фигня фигнёй! Потом я штудировала свою книжицу про рекламу, экспериментировала с ковром, выкидывала лишнее, пока не остались лаконичные листовки, которые мне понравились, размером с половинку печатного А4 листа. Посомневалась, но оставила по низу лапшу с телефоном центра (звонить пн-пт, 18.00–20.00). Иначе же вообще никакой связи. И в основной лист дату и время организационных собраний вставила — все на субботу, двадцать седьмое января, с интервалом в два часа.

Ну вот, заказала я этих объявлений всех по тыще штук (то есть по пятьсот стандартных А4 пополам), и… и тут я поняла, что тащить придётся далеко до остановки. Чуть руки, блин, не оторвались. Приволоклась в клуб, разложила по пачкам, часть нарезала. А в чём клеить идти? В белой песцовой шубе? Очень смешно. На расклейщиков глянешь — вечно все в клею.

Чё делать?

Пошла к маме в магазин. Есть, говорят рабочая куртка! Даже не одна. Но на даче.

Пошла к папе — нашёл мне телогрейку для таких случаев, переоделась я, прихватила бутыль клея ПВА с носиком и потащилась украшать район. А администраторшу Шуру оставила «лапшу» резать (со специальными надсечками, чтоб когда отрываешь, весь листок не рвался) и складывать готовые объявления в стопки поочерёдно — удобно сразу брать и клеить.

Через два часа я замёрзла и стала похожа на бомжа. Сама клеем уляпана, руки чёрные (от приглаживания объявлений на столбах) — красота! Зашла к маме в магазин, в подсобке отмылась, чаю попила — и ещё на час. Между домами уже не пошла: темно, страшновато, а вдоль дорог, где фонари подсвечивают — и ничего. Так в этой спецухе домой и ушкандыбала.

Утром встала, думаю — а чего день-то терять? Перекусила быстренько, напялила страшную курточку, клей в руки, остатки объявлений — и снова ногами до ГЭСа. Вчера я по одной дорожке прошлась, где люди часто пешком ходят, сегодня по другой. Пока до клуба дошла, все объявления излепила. Захожу внутрь — мама дорогая. На столе полная коробка, в которой я их вчера привезла, и рядом ещё пара стопищ — надрезанные-то они сильно рыхлее стали. Ну что, труба зовёт?

Сходила я к маме в магазин, взяла у них ПВА здоровенную трёхлитровую банку, чтоб в мой бутылёк отливать, — и пошла по дворам круги наматывать. Похожу часа два, вернусь, погреюсь, съем что-нибудь — и снова лепить. К вечеру ноги у меня гудели, вы не представляете. Как люди целыми днями так работают, да за копейки — это ж ужас…

Вечером я даже за комп сесть не захотела. Полежала с книжкой, задрав ноги (и это не фигура речи, буквально — задрав ноги на стенку над кроватью. А утром потащилась снова. Ну, а как? На неделе у меня возможности будет мало, если только в понедельник да в среду утром. Остальное — работа, учёба. Сегодня я обклеивала свой родной Юбилейный — ту часть, которая к ГЭСу поближе. Есть надежда, что народ будет ходить. Да вообще, никогда не угадаешь, откуда вдруг люди захотят ходить или вообще ездить — рассказывала же я, как меня маман записала аж в Лисиху кататься, через полгорода.

К обеду я притащилась на танцевальную тренировку (ну, чуть-чуть заранее, чтоб успеть переодеться и хоть людей чёрными руками не пугать), но ноги прямо возмущались. Потом оставила охранника бдить за фехтовальщиками и поехала к Вове.

НЕМНОЖКО РАДОСТЕЙ

Хорошо сегодня было, солнце и облака. Небо обещало собраться к ночи с силами и выдать снег.

Мы сидели на лавочке в малохожем краю аллейки, целовались и делились новостями. В основном, конечно, я. Расписывала свою эпопею с расклейкой и вообще как оно всё у меня, строила планы.

— Слушай! — я вдруг вспомнила вчерашний разговор с отцом. — Папа говорит, раз автобат, то, наверное, можно права получить? Он ещё что-то про спецтехнику говорил.

Вовка слегка нахмурился. Тема перевода была ему неприятна — это и ежу понятно.

— Ну а что, раз уж так получилось? — выдвинула последний аргумент я. — Пусть хоть какая-то польза будет.

— Хорошо, я узна́ю, — сказал Вова. С досадой сказал, честно скажем, и я не стала больше настаивать. Надеюсь, какие-нибудь подвижки в эту сторону всё-таки будут. Ну, правда! Хоть ложку мёда в этой бочке дёгтя найти.

Мне не очень хотелось, чтобы он смотрел так хмуро, и я начала возиться и дурить. Вовка некоторое время ещё подулся, а потом тоже не выдержал и начал тискать меня и щекотаться. Сквозь шубу не так страшно, но всё равно провокатор.

Домой я шла повеселевшая и довольная. На подходе к КПП заметила входившую в ворота Вовкину тётку под руку с солидным мужиком. Тот самый дядя-офицер, поди. Постояла за ёлкой, пока они из глаз не скрылись. Вот ещё печаль, от этих прятаться. Скорей бы уж полгода несчастные прошли, что ли.

Я — РАБОТОДАТЕЛЬ

Поехала я домой, беспричинно улыбаясь в окно автобуса. Верилось, что всё пройдёт, и месяцы эти проскочат, оглянуться не успеем. И никто не сможет нам указывать: когда и сколько встречаться. Старенький автобус тащился потихоньку, а на предпоследней остановке вдруг так зачихал, что я начала вообще сомневаться — дотянет он до конца или нет. И вот, сижу, значит, я, смотрю в окно. А в голове такие мысли отстранённые, что вот в этом восемьдесят первом доме теперь Таня живёт, сестра моя двоюродная. И тут я такая: опа! А не зайти ли к Тане, раз уж всё равно стоим? Расплатилась я за проезд и пошла.

Таня училась в Ин.язе. Правда, специализацией она выбрала французский, да и вообще в академ сейчас ушла по причине беременности, но поговорить стоило.

Таня открыла мне дверь с возгласом:

— О! Ещё и Ольга!

— А вы не ждали нас, а мы припёрлися? — засмеялась я и чмокнула Таньку в щёку. — Здоро́во. Не ждала гостей, что ли?

— Но, не говори. То одна сидела, а сегодня Ирка приходила, только ушла, потом Лерка приехала, теперь ты. День открытых дверей прямо. Картошку будешь жареную?

— Если только немножко.

— Давай, руки мой.

— Приве-ет! — крикнула из кухни Лерка. Знакомы мы с ней были совсем краешком.

— Привет-привет!

В квартире у Тани с Андреем царил ремонт. Собственно, квартиру купил Андреев папаня, и предполагалось, что до ума они доведут её сами. А поскольку оба были студентами, живущими на нерегулярные подработки, ремонт приобрёл хронический вялотекущий характер.

Я помыла руки и прошла в кухню.

— Девки, а я ведь к вам по делу.

— Прямо к нам? — удивилась Лерка.

— Ага. Вы ж обе в ин.язе учитесь, так?

Короче, изложила я им суть своей проблемы. Таня сразу обняла живот, а Лерка выпятила губу:

— Знаешь, Оль, совсем не ко мне вопрос. М-м. Я со школьниками-то с трудом, так бы и передушила их. А с малышнёй… Знаешь, кого надо спросить? — она посмотрела на Таню, — Маринку помнишь со второй группы?

— Ага.

— Я слышала, она в каком-то частном саду ведёт английский.

— Вот! Это то, что надо, — одобрила я. — А давайте сразу спросим? Мне нужно прям срочно.

Лера загрузилась.

— Кому бы… О! Я щас старосте, Натахе, позвоню!

Правильно. Старосты знают всё про всех.

Дальше пошли множественные телодвижения, и на конце этой цепочки я имела договорённость встретиться… с девочкой Алиной, которая умеет учить детей английскому. Прямо завтра в час тридцать.

Ну что, теперь осталось дождаться хореографа, и у меня будет минимальный набор преподавателей.

Остаток моего вечера ушёл на то, чтоб разлиновать тетрадку в клеточку для записи детей на кружки. Я ж объявления клею? Клею. Значит, и звонить должны. Я сильно верю.

15 января

Алина неожиданно пришла с подружкой.

— Здравствуйте. Это Света.

— Света, — кивнула Света. Пока диалог развивался замечательно.

— Очень приятно, — солидно сказала я.

— Она тоже ищет подработку, — пояснила Алина. — У меня день занят, а Света могла бы, если вдруг дневные группы будут. Или репетиторство.

— Ага. Света, вы запишите свои данные вот здесь, — я подвинула ей тетрадь. — Алина, вы давно с дошкольниками работаете?..

Не буду утомлять вас ненужным пересказом. Я толком не знала, чем нужно интересоваться, и поэтому спрашивала всякое подряд. Потом мы составили примерное расписание и разошлись, довольные друг другом.

Я оставила на столике администратора тетрадку с запиской: «Шура, если будут звонить по кружкам, всех записывать в эту тетрадку», — и пошла рисование в саду проводить.

ДЕНЕЖКИ ТАЮТ

Времени у меня было предостаточно, и я пошла пешком. По дороге размышляла про всякое. Вот, например, про деньги. Внезапное пожертвование в мошну университетских преподавателей несколько сократило мои возможности по благоустройству нашего с бабушкой, тысызыть, очага. К примеру, на холодильник мне уже не хватало, даже если брать белорусский «Атлант». Мне вообще-то и раньше не хватало. Но раньше не хватало пятьсот тыщ, а теперь половину. А если на совсем импортный заглядываться, то… лучше не заглядываться, в общем.

Чё делать?

Девятьсот тысяч жгли карман. Ценники вокруг вон, как грибы попёрли… С другой стороны, может — ну их, эти принципы? Ну, которые про то, что покупать для клуба только за те деньги, которые этот клуб приносит. В конце концов, говорят же, что бизнес минимум год требует, чтоб его кормили. Потом какое-то время кормит сам себя, и только потом — хозяина.

Хм, если рассматривать всю эту затею с точки зрения самоокупаемости, неизвестно, когда хотя бы затраты на помещения вернутся. Пока я только вваливаю и вваливаю, и конца-края этому не предвидится. Узнала я тут, кстати, започём можно купить небольшую муфельную печь (ну, это в которой глиняные поделки обжигают). Даже говорить вам не буду. Полюбас, пока соберусь ценник ещё вырастет, а он и так страшный. У меня и кроме этой печи первоочередные цели есть.

Вот, например, хотим мы танцы, да? А под что дети скакать будут? Музыкальный центр надо, правильно? Все с кассет на диски переходят. Ладно, хоть усилитель не надо, эту огромную Сашину колонку возьму.

Потом ещё — шторы. Ну неудобно прямо, люди придут, а у нас голытьба. Сразу какое впечатление?

Короче, пока я шла до работы, приняла стратегическое решение потратить денежки на музыку. А на остатки тюля метражом купить. Мама мне обошьёт красиво, цивильно будет.

Притопала в сад, девки из соседней группы мне говорят:

— Оль, Константиновна просила зайти.

У меня аж сердце слегка ёкнуло. Внимание начальства, оно такое. Классик ещё про барскую любовь писал. Ну, нафиг, одним словом.

Но не проигнорируешь же, пошла.

Альбина Константиновна сидела торжественная, как на похоронах.

— Олечка Александровна! Ценники все выросли… — как будто я сама не вижу! — придётся нам цену поднимать.

А я-то думала, претензии ко мне какие-то! Прямо камень с души упал.

Но тут меня охватили сомнения.

— А не побежит народ?

— А мы без фанатизма, — успокоила меня заведующая. — Процентов на десять, аккуратно.

Ну, это, наверное, не страшно. Было двадцать тысяч, станет двадцать две.

— Тут я, Альбина Константиновна, спорить с вами не буду. Если считаете, что так нужно — поднимайте.

В десять вечера мне позвонила Шура. Мы сперва с ней как-то взаимно приседали в реверансах, вроде как вечер и поздно уже, но потом согласились, что иначе оперативную информацию передавать не получается никак. Раньше я не успеваю с курсов вернуться, утром она в институте. Да, в конце концов, ничего нет страшного в трёхминутном звонке по рабочим вопросам.

Бабушка смотрела в зале вечерние новости — прямо напротив телефона, и я пошла с трубкой к себе в комнату.

Шура с удивлением сообщала, что начали звонить разные люди. Кое-кто даже заходил (тут я себя всё-таки похвалила за охранника, мало ли что). И даже есть первые записи.

— И ещё звонила женщина по аренде. Я спросила большой зал или маленький, она просится посмотреть.

— Не психическая? — с опаской уточнила я.

В последние дни друг за дружкой приходили четверо из какой-то новой секты, я даже их названия не запоминаю. Но эти оказались сильно напористые, одну аж силой за дверь выставлять пришлось.

— Вроде, нет. Говорит, танцы. Номер свой оставила.

Я записала номер и имя — Аиша. Что за имя такое интересное? Может, картавая Ариша? Ладно, будем надеяться, что танцы не кришнаитские.

Не успела положить трубку — снова звонок. Я думала, Шура что забыла, а там:

— Привет, любимая!

— Вовка! Ты как смог?

— Да-а, договорился тут потихоньку.

Вот это здо́рово! Мы минут пятнадцать поболтали, потом Вова сказал, что ему пора и отключился. А я сидела, смотрела на трубку и улыбалась как дурочка.

Телевизор замолчал и в комнату заглянула сердитая бабушка.

— Пошли чай пить.

— Пошли. А ты чего недовольная?

Господи, зачем я это спросила!