Глава 22

Я сидела на подоконнике и смотрела в окно, испещренное мелкими каплями дождя. Море приобрело тяжелый свинцовый оттенок, на пляже не было ни души. Даже мальчишки, удившие рыбу, свернули свои удочки и разбежались по домам.

Пусто. Одиноко. В такую погоду хорошо гулять босиком по берегу без зонта. Или стоять возле водной кромки и смотреть, как от тяжелой морской поверхности отскакивают мелкие дождинки. Может, так и поступить? Искушение было велико, и я не удержалась.

Слезла с подоконника, выскользнула из номера. Неслышно пробежала вниз по лестнице, осмотрелась вокруг. В холле было пусто и тихо. Ну и слава богу. Почему-то мне сейчас не хотелось встречаться со Светланой.

Я отворила стеклянную дверь. Шагнула на террасу, вдохнула полной грудью воздух, в котором перемешались запахи соли, листвы и влажной земли. Так пахнет только юное лето: молодым трепетным запахом наивной девушки. Я легко сбежала по ступенькам и пошла по дорожке к ограде. Мне навстречу не попалось ни одного человека. Все сидели в номерах, все боялись высунуть нос под теплый летний дождь.

Я перебежала узкую дорогу и сняла туфельки. Ступила на влажный песок и сразу ощутила его легкое теплое дыхание. Пляж щедро возвращал тепло, накопленное за день. Я пошла к морю, размахивая туфельками. Ко мне внезапно вернулось дивное бесшабашное ощущение юности. Набежавшая волна облизала мои босые ступни теплым щенячьим языком. Я засмеялась и потянулась широко, сильно, до хруста в косточках. Господи, до чего хорошо!

Еще немного постояла, посмотрела, как дождевые капли отскакивают от тяжелой соленой поверхности моря. И пошла вдоль берега, по щиколотку зарываясь ступнями в мокрый песок.

Справа от меня мокли громадные камни, сваленные на берегу в живописную груду. А за ними рисовалась черепичная крыша отеля с новенькими каминными трубами. Картинка выглядела, как иллюстрация из английского романа и отзывалась в душе ощущением тихой ностальгии.

Я обошла громадный валун, выбрала место посуше. И уселась на камни так, что оказалась скрытой от посторонних взглядов.

Несколько минут я сидела неподвижно, вдыхала запах мокрых водорослей и смотрела на бесконечный морской горизонт. Над морем уже соткалась сиреневая предсумрачная дымка, чайки перестали издавать резкие гортанные крики и мирно качались на волнах. В голове не было ни одной мысли: ни хорошей, ни плохой. На душе воцарилось благостное спокойствие, словно неведомые боги решили взять меня под свое всемогущее крыло.

Думать так было очень приятно, и я позволила себе маленькую передышку без малейших укоров совести. В конце концов, не так часто я себе позволяю побыть слабой.

Не знаю, сколько я просидела в своем укромном местечке, разглядывая пустой пляж. А вывели меня из этого чудесного состояния женские голоса. Я осторожно высунула голову, выглянула наружу. Ко мне приближались Ольга с Аней. И хотя говорили они вполголоса, тихий вечерний воздух доносил до меня каждый звук. Я втянула голову в плечи, как черепаха, и снова оказалась укрытой среди камней.

— Давай присядем, — предложила Ольга.

— Тут мокро, — закапризничала Аня.

— Ничего, я отдам тебе свой дождевик.

Анечка не стала возражать. Ольга сняла с себя прозрачную целлофановую накидку и накрыла ею плечи девушки. Аня деловито поправила плащ, набросила на голову капюшон. Ольга осмотрелась вокруг, выбрала место за камнем рядом со мной и сказала:

— Вот здесь посуше. Садись.

Аня уселась. Я затаила дыхание.

Минуту Ольга стояла молча, глядя в море остановившимся мрачным взглядом. Аня тронула ее за руку и спросила:

— Что случилось?

Ольга вышла из задумчивости, посмотрела на спутницу и засмеялась.

— Ничего. Засмотрелась на море. Ты любишь море?

Анечка пожала плечами:

— Не знаю. Не задумывалась.

— А я очень люблю, — сказала Ольга. — Я написала в завещании, чтобы меня кремировали, а пепел развеяли над морем.

— Ты потащила меня на мокрый пляж, чтобы поговорить о своем завещании? — поинтересовалась Анечка.

Ольга посмотрела на нее странным долгим взглядом и присела рядом. Теперь я ее не видела.

— И насчет завещания тоже, — сказала Ольга после небольшой паузы. — Но вообще-то я хотела тебе кое-что рассказать.

Ольга снова замолчала, и молчала очень долго. Анечка потеребила ее за рукав:

— Ну? Что же ты? Рассказывай!

— Сейчас, сейчас, — откликнулась Ольга. — Дай собраться с мыслями, это не так легко.

Она тяжело вздохнула и начала рассказ странным решительным тоном, словно боялась передумать.

— Родилась я в одной деревне, очень далеко от Москвы. Отец был лесником, мать занималась домашним хозяйством. Нас, детей, в семье было много: шестеро.

Ольга прервала рассказ и уточнила:

— То есть много по городским меркам. По деревенским — в самый раз. Жили мы трудно. Конечно, было свое хозяйство, мы не голодали, но и ничего лишнего себе не позволяли. Однажды зимой отец ушел в лес и не вернулся. День ждали, два… Потом мать взяла второе ружье и пошла его искать.

Ольга умолкла.

— Нашла? — спросила Анечка с вежливым посторонним интересом.

— Нашла, — подтвердила Ольга. — Тело нашла. Отца медведь поломал. Мать взвалила его тело на себя и одна приволокла в деревню. Похоронили, как полагается. Ну, и покатило.

Ольга снова тяжело вздохнула.

— Точно говорят: пришла беда, отворяй ворота. Корова подохла, куры перестали нестись — одно несчастье за другим. В общем, даже еды мы лишились. До сих пор помню, как я прятала кусок хлеба в старые валенки. Кошмарное было время.

Ольга замолчала. Собралась с силами и продолжила рассказ:

— Нас не бросили. Колхозный совет решил, что детей нужно спасать. Двух моих сестер отправили в районный интернат, братьев определили в мореходное училище, а меня… Меня послали учиться в Москву. Я лучше всех в деревне училась, просто круглая отличница была. Не знаю, почему. Наверное, от тоски. Дома уж очень было тяжело и неприглядно, а тут откроешь книжку — и забываешься. Наверное, поэтому я всю деревенскую библиотеку наизусть выучила.

Ольга засмеялась, но смех был невеселым. Анечка промолчала. Мне казалось, что она с трудом подавляет зевоту.

Честно говоря, мне было непонятно, для чего Ольга выворачивает душу перед этой сопливой девицей, совершенно не годившейся ей в подруги.

— Ну вот, — продолжала Ольга. — Привезли меня в Москву в спецшколу для одаренных сельских детей. Бог ты мой! Сколько впечатлений! Я чуть с ума не сошла! Город такой огромный, что заблудиться в нем легче, чем в лесу! Машины, трамваи, автобусы!.. А метро меня вообще убило. Я решила, что попала в какой-то подземный дворец-музей. И все никак не могла сообразить, почему тут поезда проезжают…

Анечка упорно молчала, но в самом ее молчании мне чудилось неодобрение. Действительно, грузят девушку какими-то дурацкими воспоминаниями столетней давности, до которых ей нет никакого дела! Мне все это было очень интересно, и я навострила уши, наплевав на приличия.

— В общем, школу я закончила с отличием, — продолжала Ольга. — И сразу поступила в торговый техникум. Почему не пошла в вуз? Не знаю. Наверное, от страха. Больше всего я боялась провалиться. Если бы я не поступила, то пришлось бы вернуться в деревню, к тоскливой беспросветной жизни, которую я ненавидела от всей своей души! Я решила: ни за что не поеду обратно! Зубами буду камни грызть, но останусь в городе! Самым простым путем для этого была дальнейшая учеба.

Ольга перевела дыхание.

— Я поступила с первой попытки, — продолжала она. — Курс у нас подобрался молодой, веселый… Денег было в обрез, подрабатывали, как могли. Лично я по вечерам мыла посуду в кафе. Не бог весть какие деньги, всего шестьдесят рублей, да стипендия сорок пять, как отличнице… В общем, считай сама.

— Сто пять рублей, — сказала Анечка, впервые за прошедшие пятнадцать минут подав голос.

— Сто пять рублей, — повторила Ольга нараспев. Рассмеялась и добавила: — Для меня это были огромные деньги! Тридцать пять рублей стоили лаковые лодочки в ГУМе, я с первой же получки их купила. И бегала на танцы, каждый вечер плясала, как ненормальная. Сил было много, а вот ума — не очень.

Ольга вздохнула.

— Как-то раз к нам на танцы забрели ребята из ГИТИСа, — продолжала она, понизив голос. — Один мне очень понравился. Слово за слово, познакомились. Мне восемнадцать, ему восемнадцать, я деревенская, он городской, я торговый работник, он будущий театровед… Казалось бы, что между нами общего, о чем нам говорить? Только разговоры нас не интересовали. Мы с ним плясали до глубокой ночи, потом гуляли по городу… Тогда безопасно было, многие люди гуляли по ночной Москве, — объяснила Ольга. — Красиво было — до умопомрачения! Не город, а сказочное видение! Витрины нарядные, люди такие доброжелательные, все друг другу улыбаются, раскланиваются… В общем, не жизнь — а праздник!

Ольга замолчала и как-то странно замялась.

— В общем, ты догулялась, — спокойно договорила Анечка.

Пауза. Даже мне стало неудобно за эту короткую безжалостную фразу.

— Можно сказать и так, — мужественно признала Ольга. — Догулялась. Обычно так говорят бабки в деревнях.

— Ничего странного, — все так же спокойно ответила Анечка. — Гены, надо полагать. Насколько я понимаю, я твоя дочь?

Тут настала такая долгая и мучительная пауза, что я успела состариться. Не знаю, какой реакции я ждала: скорее всего, бурной. И вдруг услышала, как кто-то едва слышно всхлипывает. Этот звук вывернул мою душу наизнанку. Представить себе Ольгу — сильную, уверенную в себе женщину, всего добившуюся в этой жизни, — плачущей! Но Ольга плакала: тихо, беспомощно, как маленькая девочка.

— Умоляю, давай обойдемся без истерики, — сказала Аня.

— Прости, прости! — запаниковала Ольга. Я услышала, как она шумно высморкалась в носовой платок. — А как ты догадалась?

— А то и так неясно! — ответила Анечка, пожимая плечами. — Рассказала мне кучу ужасов о своей несчастной жизни… Спрашивается, зачем? Ясное дело, зачем: чтобы оправдаться!

— Ты меня осуждаешь? — спросила Ольга очень горько. Но ответа не дождалась. Помолчала и продолжала: — Я понимаю, оправдать себя мне не удастся. Да я и не пытаюсь оправдаться! Я просто хочу, чтобы ты знала, как все было на самом деле! Твой отец… — Тут Ольга запнулась. Помолчала, пересилила себя и продолжила: — Твой отец… очень испугался, когда я ему сказала, что беременна. Нам было всего восемнадцать лет! Понимаю, это не оправдание, но все же… — Она вздохнула.

— И ты оставила меня в роддоме, как старый сломанный зонтик, — сказала Анечка. В первый раз я услышала в ее голосе какие-то человеческие интонации. Что-то похожее на гнев.

— Нет! Что ты! Конечно нет!

Ольга вскочила с места, я увидела ее растрепанную голову и лицо в подтеках дождя и слез. Она вытерла ладонями мокрые щеки и снова уселась рядом с дочерью.

— Конечно, нет, — продолжала Ольга. — Мы решили вот что: оставляем тебя в Доме малютки… на время. Пока не получим дипломы. А как только устроимся на работу — сразу поженимся и заберем тебя к себе!

— Что же не забрали? — поинтересовалась Анечка.

Ольга громко хрустнула пальцами.

— Да, — сказала она пустым невыразительным голосом. — Ты имеешь полное право меня ненавидеть. Полное право. Я просто тварь. Испугалась.

— Чего испугалась? — не поняла Анечка.

— Знаешь, к тому моменту, когда мы закончили учиться, твой отец уже женился. На москвичке. С пропиской, с квартирой, с влиятельными родителями… В общем, с полным пакетом социального обеспечения.

Настала долгая пауза. Потом Ольга сказала больным голосом:

— Я должна была забрать тебя сама! Конечно, идти мне с ребенком было некуда, но все равно, я должна была что-то придумать!.. Обязана была!..

— Не жми руку, мне больно, — сказала Аня.

— Прости.

Еще одна долгая пауза.

— Я старалась не терять тебя из виду, — продолжала Ольга робким голосом. — Ты, конечно, не помнишь, но на каждый твой день рождения я дарила тебе подарки…

— Почему не помню? Помню, — равнодушно ответила Анечка. — Ты мне как-то раз сунула куклу прямо на улице. Остановила меня и сунула. А воспитательница отвела глаза в сторону и сделала вид, что не заметила.

Пауза. Потом Ольга спросила:

— Неужели правда помнишь?

— Еще бы! — откликнулась Анечка. — Я этой кукле глаза вырвала. И голову оторвала.

— Зачем? — с болью спросила Ольга.

Анечка засмеялась. Дрожь пробрала меня от этого смеха.

— Просто так, — объяснила она, отсмеявшись. — Представляла, что кукла — это ты.

Я прикусила нижнюю губу. Конечно, Ольга поступила малодушно. Струсила, что тут говорить… Но отчего-то Ольга вызывала у меня жалость, а Анечка отвращение. И еще страх. Недаром народная мудрость советует опасаться тихонь.

— Да, — смиренно признала Ольга. — Ты имеешь полное право меня ненавидеть.

— Тебя? Ненавидеть? — надменно произнесла Анечка. — Это было бы слишком мягким наказанием. Я тебя убить готова, как и своего папочку!

Ольга задохнулась.

— Ты… ты знаешь? — забормотала она.

— Знаю! — припечатала Аня. — Конечно, знаю!

— Господи! — выдохнула Ольга. — Откуда?

— От верблюда!

Пауза. Затем Ольга тихо произнесла:

— Палянский! Гнида!

— Друг вашей юности, если не ошибаюсь, — насмешливо пропела Анечка.

— Он дружил с… твоим отцом.

— А я знаю!

Ольга промолчала.

— И то, что он тебя шантажировал, тоже знаю!

— Гнида! — повторила Ольга с ожесточением. — Я же у него в ногах валялась, умоляла, чтоб он тебе ничего не рассказывал!

— А он и не рассказывал, — равнодушно заметила Анечка. — Просто как-то раз напился и произнес длинный монолог, из которого я сделала определенные выводы. Утром он даже не помнил, что болтал вечером. А я начала собирать информацию. Сначала собирала по крупицам, а потом ты мне сама облегчила задачу: явилась, как фея-крестная, начала опекать… Ну, я и поняла…

Она замолчала.

— Ты должна разойтись с этим ублюдком, — твердо сказала Ольга. — Он разыскал тебя после того, как узнал, что я богата. И женился на тебе с одной целью…

— Не смей мне указывать, что я должна, — перебила Анечка. — Я никому ничего не должна, и меньше всего тебе! Ясно?!

— Прости, — сказала Ольга.

Аня не ответила.

— Все, что у меня есть, я завещала тебе, — сказала Ольга.

— Как трогательно! — откликнулась Анечка.

Я невольно стиснула кулаки. Вот гадина!

— Ничего не бойся, — продолжала Ольга, не обращая внимания на ее колкий тон. — Все будет хорошо. Я обо всем позабочусь. Только постарайся не думать обо мне очень плохо. Хорошо?

— Посмотрим на твое поведение, — ответила Анечка.

Отчего-то у меня возникло неприятное ощущение, что они говорят загадками. Причем загадка это только для меня. Обе женщины прекрасно друг друга понимают.

— Ладно, вернемся в отель, — сказала Ольга.

— Ты иди, а я останусь, — сказала Аня.

— Не простудись.

— Не твое дело!

Ольга промолчала. Поднялась с камня, отряхнула джинсы. И медленно пошла с пляжа, обхватив себя за плечи двумя руками. Ее спина сгорбилась и превратилась в спину старой, сломленной жизнью женщины. Я затаила дыхание. Не дай бог, богатая наследница решит пошарить в камнях за своей спиной. Зачем? А просто так! Если она меня обнаружит… Господи, я даже не знаю, что будет. Знаю только одно: от этой девушки можно ждать чего угодно!

Но Анечка встала с камня и неторопливо пошла к морю. Постояла, поглядела на дождливые капли, отскакивающие от поверхности, и двинулась следом за Ольгой в отель. Похоже, ей просто не хотелось идти вместе с матерью. Я дождалась, когда обе женщины скроются из глаз, и только тогда рискнула пошевелиться.

Однако! — подумала я, выбираясь из своего укрытия. — Ну и дела! Так вот чем Палянский шантажировал железную леди! Так вот почему он решил жениться на детдомовской девушке! Что ж, у меня такое ощущение, что режиссер сильно ошибся. И роль охотника в этом сценарии принадлежит вовсе не ему.

Я покинула пляж и двинулась через дорогу к ограде отеля. Скорее бы вернулся Глеб! Мне не терпелось поделиться с ним услышанным.

Но Глеб вернулся поздно вечером. И то, что он мне рассказал, выбило у меня из головы разговор, подслушанный на пляже.

Загрузка...