Солнцеворот желаний

Глава 1. Инструменты войны

Селеста

Побережье было отравлено. Отрава висела в воздухе и с каждой набегавшей волной билась о песчано-галечный берег, забивалась между камней, вгрызалась в почву, устремляясь глубоко вниз, где подземные воды расходились вглубь земли и шли дальше к высоким и низким домам, к водопроводным трубам и уличным колонкам, выбираясь на поверхность маленькими ручейками и полноводной рекой Сиц. Она же впивалась в кожу вместе с ветром, выискивая малейшую царапину, рану, особенно любя нежность рта, влажность глаз и сухость носовых пазух. От неё немилосердно чесалась кожа. До невыносимого раздражения, от которого становилось только хуже. Она любила кровь. Ведь с ней приходили новые муки, от которых не было ни сна, ни покоя.

Имя этой проказы — морская соль.

Всё началось постепенно, без резкого перехода. Колокола Собора святой Клэрии молчали, и колодец желаний не исполнил тревожную песнь о надвигающейся беде. Ненастный сентябрь с его бесконечными дождями и пронзительными ветрами сменился октябрём, который не менее усердно принялся поливать столицу ливнями, укутывая город в густой туман. Всё прекратилось за несколько дней. Установилась необычайно тёплая погода, температура поднялась выше пятнадцати градусов, казалось, что наступило настоящее бабье лето. И если в первые дни горожане радовались неожиданному теплу, то уже к концу октября заподозрили неладное. Люди стали жаловаться на изменившись вкус воды.

Питавшие город подземные источники переполнились морской солью, и она вышла на поверхность, отравив колодцы и городские колонки. В город пришла жажда.

Первое время учёные из Академии общих наук говорили, что это кратковременное явление, вызванное нестабильной погодой и тем жутким событием, случившемся после Осеннего равноденствия. Гигантская волна вызвала дисбаланс солей в море, а последовавшие шторма изменили состав почвы, смешав соль и песок, легко добравшись до подземных вод.

«Это временно», — говорили они.

Служащие Клэрии и ушлые торговцы наладили поставки пресной воды из отдалённых от берегов маленьких городов и деревень. Воду стали раздавать на центральных площадях столицы по норме четыре литра на одного человека в день. А продавцы в переулках и крытых рынках выставляли за серебро. Через неделю уже за золотой.

Жара тем временем усиливалась. А вместе с ней и жажда. Сам воздух менялся, превращаясь в густое марево, от которого жителей рвало и клонило в сон. Спутанность сознания, вспышки гнева и бреда, видения, грязная пена на губах. Соль добралась даже до дворца, и прислуге пришлось вывешивать на окна и двери марлевые полотнища, чтобы замедлить заразу.

Следующим ударом по стройной теории стало стремительное распространение соли вглубь континента. Всё дальше и дальше приходилось забираться возничим за свежей водой, всё больше бочек отправляли, так как не хватало суток, чтобы доставить ежедневную партию.

После такого любому станет ясно, что это не временное явление. Нет, нет и нет. Если не работают магические опреснители, если заболевших нельзя исцелить магией, а воздух очистить от соли, значит дело не в нарушении природного баланса. Дело в них. В русалках.

И на передовую вышла я.

* * *

От холодного ветра краснеют глаза и усиливается сухость губ. И это несмотря на защиту ариуса, что как цепной пёс стоит на страже моего здоровья. Но ветер куда-как цепче. Словно тысячи маленьких мошек он безжалостно вгрызается в кожу, забираясь под одёжку, чтобы полакомиться чистой плотью. Я стараюсь хотя бы раз в несколько дней летать вглубь королевства, чтобы окунуться в хрустальные и прозрачные озёра, смывая очередную порцию соли. Даже шкуру не меняю, в обратном полёте чувствуя, как падают капли воды с очищенной чешуи.

Людям и иным созданиям такая милость была недоступна. Разве только богачам, которые через порталы ушли в даласские санатории, что на другом конце континента. Там вода нетронута. Русалок хватило только на клэрийское побережье. Нам от этого было не легче.

В предрассветных сумерках теряется молоко прибрежной линии. Нам видны только слабые волны, набегающие на мокрую гальку. Здесь тихо. Ветер вновь взметнул собранную в пучок причёску, наполнив рот новой солёной слюной.

Я сплюнула на камни вязкую гадость и тотчас услужливая рука подставила бутылку с питьевой водой. Состояние, когда от влажности сыреет одежда, а от соли становится дубовым даже шёлк, я называю мокрой сухостью. Оксюморон, но как иначе обозвать бесконечную жажду среди воды?..

Мы дошли до того самого места, с которого всё началось. Здесь подводный король увидел голову дочери. Здесь началась война. И здесь самая высокая концентрация отравы, словно из океана проложили трубы с солью, чтобы дрянь точно прошла по всему берегу и поднялась выше до дворца, что как громадная каменная глыба, чёрная на сером фоне, нависает над прибрежными скалами.

Остановившись, запрятала огрубевшие руки в подмышки и недовольно поджала губы, наблюдая как сгущаются на стремительно сереющем небе тучи. Погода портится. Она ярится словно хищная птица, что клекочет по вечерам в королевском парке, нагоняя тоску. Уже начались приготовления к долгожданному буремесяцу. Он в этом году запаздывает, но каждый день мы спускаемся на этот берег ради него. И будем приходить, пока не случится первый, настоящий шторм.

Постучав маленьким каблучком сапога по гальке, сбивая камешек, приставший к набойке, я вытянула руки, стягивая тонкие грубые перчатки с пальцев и отдавая стоящему рядом Никлосу. Мы молчим. В эти минуты на этом месте ни слова не срывается с наших уст. Это и не нужно. Ритуал, возникший всего пару недель назад, устоялся до последней запятой, становясь тупой рутиной.

Сначала я. Потом он.

Выйдя вперёд, разминая затёкшую шею, потираю вмиг онемевшие пальцы. Судорога придёт позже. Пока только маленькие колючки шастают по холодным венам, но огонь вызывать нельзя. Он мешает. Он дарит покой, а в этом деле нужны расшатанные нервы. Я должна взбеситься или испугаться, дойти до точки, и всё это — без единого проблеска эмоции. Всё внутри.

Зажмуриваюсь и осторожно опускаюсь вниз прямо на мокрую гальку. Мужские брюки и тяжёлая кожаная куртка, отороченная лисьим мехом, немного спасают от холода осенней земли. Запускаю руки в песок, погружая их как можно глубже, и стискиваю зубы. Мне нужно вызвать внутреннюю дрожь, что как тонкая ниточка тянется от головы до пят. Она вызывает неприятное ощущение в коленках, прохаживаясь по голеням и бёдрам, застревая в излучине плеч, напрягая тренированный живот, и стискивая и без того усталую шею.

Вот и пришла первая судорога. А вместе с ней из меня, как из источника, спустился под землю ариус. Ниточка разошлась тысячью канатных нитей. А потом и миллионом тончайших, в сотни раз тоньше женского волоса, ниточек. Они как шустрые змейки расползлись по пляжу, заскользили вверх и вниз вдоль берега. Внутренним взором вижу, как набирают скорость, разлетаясь спасительной волной, сжигающей соль.

Белая вспышка изнутри ослепила глаза, и я пошатнулась, заваливаясь набок. Меня поддержали мужские руки. Никлос не дал упасть и помог подняться, осторожно придерживая за локоток. В глазах всё ещё белым-белом, но уже проступают тени. В горле совсем пересохло, слепо тянусь за бутылкой, и Ник вновь идёт на помощь: сам прислоняет горлышко к потрескавшимся губам, и ждёт, пока напьюсь.

Отрываясь от опустевшей бутылки, прозревая, вижу его внимательный, почти отеческий взгляд. Он переживает за меня. С каждым разом процедура даётся всё сложнее и сложнее. Будто русалки за сутки накапливают мощь, чтобы чуть сильнее ударить.

Пока я выдерживаю удар. Воздух на глазах свежеет, уходить полупрозрачная дрожь, пропадает въедливый, как наждачка, запах сгнивших морских водорослей, а с неба падают первые капли дождя. Наша надежда. Буремесяц — единственный способ смыть соль и спасти прибрежные города. Если осада продолжится — моих сил не хватит, а значит весной не во что будет сажать посевы. Окончательное засоление почвы приведёт к неурожаю, а это к голоду.

Видя, что мне лучше, Ник отпускает плечо и отходит к воде, подошвой задевая тёмную линию прибоя — по мыски набегают мелкие волны. Вдалеке виднеются первые суровые барашки штормовых волн. Ягнята пока ещё резвятся вдалеке, разбиваясь о природные волнорезы, щедро усеявшие северную половину побережья. Но скоро ветер усилится, наберётся зимней мощи и к вечеру зарядит проливной дождь, поднимется уровень воды, с крыш побегут серебристо-серые ручьи, до краёв наполняя заранее подготовленные бочки.

Этого дождя ждали несколько недель. С того самого дня, когда стало ясно, что происходит. Вот уж не думали жители города, что будут мечтать о буремесяце. Однако, даже он не пришёл бы, не будь рядом со мной чёрного короля.

Я уничтожаю соль. Он призывает бурю.

Вот и сейчас, отдёрнув полы тёплого пальто, стянув с рук толстые кожаные перчатки, король настраивается на пение чёрных волн и делает шаг вперёд. Как чёрный бог, он не проваливается в воду, а поднимается над ней и кажется, будто Никлос идёт по волнам, как по берегу, но на самом деле ступая по черноте расплывающегося кляксой нориуса.

Небо и светлеет, и темнеет одновременно. Тусклые рассветные краски насыщаются густыми тонами, и я замечаю, как высоко поднимаются далёкие волны. Это его работа. Чувствую слабый укол тревоги. Прежде Нику не удавалось призвать шторм. Его сила была физической, как и моя. Но всё меняется. Стремительный прогресс короля виден невооружённым глазом. Он только руки вздымает к небу, выше поднимаясь над морем, как в ответ с небес раздаётся трескучий гром и небо вспыхивает сотней мелких вспышек.

Поднимается ветер, я выше задираю ворот куртки, вновь натягивая перчатки на грязные от мокрого песка руки, и прячу их подмышки. Щурясь от холода, отступаю вглубь пляжа к отвесным скалам. Скоро волны совсем разойдутся и дойдут до конца, в крепкую пену взбиваясь о камень. Но к тому моменту нас здесь уже не будет.

Я наблюдаю за королём. Маленькая фигура на фоне блёклого неба. И какая же мощь в ней сокрыта…

Волны поднимаются выше. Теперь они с грохотом обрушиваются на берег, заворачиваясь пушистым кружевом, забираясь всё глубже и глубже, подбираясь к скалам. От высокой влажности я продрогла, глаза слипаются и уже не сопротивляюсь очередному зевку, от которого чуть челюсть не свернула, настолько сильно хотелось спать. Усталость подбиралась как тёплое, махровое одеяло. Гонка со временем, малое количество сна — всё это и ещё немного сверху.

Опускаюсь на корточки, прислонившись к холодному камню и лишь на мгновение прикрываю глаза, сквозь ресницы наблюдая как шире по небу расползается чернильная клякса, и будто щекочет бока небесных угрей, раздражаясь сверкающими вспышками. Веки тяжелеют, голова клонится к груди, и я почти погружаюсь в сон, когда чувствую прикосновение воды к сапогам, а потом меня медленно, как на облачке, поднимают вверх и я только пальцами успеваю мазнуть по очередной поднявшейся волне. От попавших на лицо брызг защипало кожу. Просыпаюсь, вяло растирая щёки, пока нориус подтягивает меня к замершему в воздухе Никлосу.

Он устал так же, как и я. Его гонка даже хуже моей — до сегодняшнего дня он не видел прогресса — небо упорно сопротивлялось его силе, оставаясь почти по-летнему жарким и безоблачным. Но сегодня чаша склонилась в пользу короля, и он с мрачным удовлетворением наблюдал за разыгрывающемся штормовым представлением.

Обхватив меня за талию, он ненадолго задержался в воздухе, чтобы мы оба могли насладиться грозовым концертом, чувствуя, как поднимаются волоски на коже от мощнейших разрядов молний. Закладывает уши и немного болит голова — ждать осталось недолго.

Мы входим во дворец в момент, когда раскат сменился барабанной дробью дождя. Как будто лопнули небесные плотины — вода пошла сплошным потоком вмиг разлившись по карнизам и стокам весёлыми ручьями. Повеяло долгожданной прохладой.

* * *

Полутёмная комната кажется милее всего на этом свете. Она манит тишиной и обещает покой, стоит только прикрыть глаза. Выйдя из ванной и расчёсывая пальцами мокрые волосы, я подошла к окну и чуть отодвинула штору. Сквозь серые тучи вниз спускались крутые струи дождя, а деревья перед дворцом слабо клонятся к земле. Шторм не вышел на берег, оставшись бушевать где-то среди высоких, чёрных волн и едва видимой линии горизонта.

Море опустело. Ни единой русалки. Даже ше́лки ушли на глубину — их мёртвая кожа растворялась от солевых потоков, и они разлагались на глазах. Мы остались беззащитны и только сторожевые дымчатые линии, что как решётка на чёрных сваях стояли под водой, предупредят в случае атаки. За три недели их тревожили трижды, но так, на пробу. Просто, чтобы поиграть на наших нервах.

Штора опустилась вниз, а я взъерошила волосы, наполняя их жаром. Им это не на пользу, но я не хотела ложиться с мокрой головой. Особенно зная, что за мной наблюдают сквозь приоткрытую сквозную дверь.

Он знает, что я скоро приду к нему.

Свет в соседней спальне поступает сквозь тонкую полоску между штор, прочертившую линию передо мной, будто создавая белое препятствие на пути к двуспальной кровати с опущенным пологом. Я слышу шелест простыней и слабый скрип пружины матраса. Развязываю завязи на атласном халате, бросаю его под ноги и легко переступаю черту, на мгновение словно вспыхивая красным, прежде чем погрузиться во тьму.

Мягкое постельное белье приятно холодит кожу, разгорячённую после горячего душа. Я опускаю голову на подушку и тотчас закрываю глаза в надежде скорее погрузиться в сон и поспать хотя бы пару часов. В тот же миг мужская рука опускается на мою талию. Никлос прижимается к спине и будто прячет как в детской колыбели, утыкаясь носом в мою шею. И начинается волшебство.

Проклятье нашего положения в том, что наши экзерсисы с ариусом и нориусом после сентябрьского разрыва теперь как бег с препятствием у астматиков. И если Никлос в силу опыта и более мощной основы нориуса способен управиться с последствиями, то я каждый день играю с огнём. Ариус высасывает из меня все соки, и без подзарядки становлюсь ни на что не годной. А мне нужна эта сила. Без белой тьмы я просижу в этой золоченой клетке до скончания веков.

— Скажи лишь слово, и я отпущу тебя, — шепчет король, чувствуя, как я одеревенела в своей неподвижности и стремлении исчезнуть. Затекли плечи и сдавило грудь, хочется сделать глубокий вдох, а вместо этого зажимаю в кулаке край подушки и упрямо держу глаза закрытыми.

Ник не тронет меня. Больше нет. После того, что случилось в ту ночь, он ни разу не прикоснулся ко мне. И даже в эту постель я пришла по своему желанию. Это я хочу зарядится от связи ариуса и нориуса, что уже сплелись в тысячи кос под потолком кровати, путаясь между столбиков и зарываясь в тончайшую ткань полога.

— Ты же знаешь, почему я здесь.

— А ты сама знаешь почему?..

* * *

Пробуждение тягостное как топкое молоко. Будто и не спала, а продолжала сражаться со своими демонами. Открываю глаза — и будто ночь на дворе, хотя часы отстукивают почти двенадцать часов. Значит я проспала где-то пять или шесть. Хороший результат. Высунув язык, поводив из стороны в сторону. Нет привкуса соли, а значит то, что сделал Ник, сработало.

Выбираясь наружу, слышу монотонный стук дождя по стеклу. Босая иду к окну и раздвигаю шторы, впуская тусклый, молочный свет, в котором затанцевали мельчайшие песчинки. Обернувшись, вижу, что кровать пуста. Король всегда уходил первым. Он не хочет, чтобы я испытывала стыд. Мы спим вместе и порознь, и официально даже помолвлены, несмотря на мой траур по погибшему мужу, который жив и находится в эльфийском лесу.

Подняв колокольчик, вызвала прислугу. Световой день короток, а мне так много нужно успеть до вечернего бала в честь начала буремесяца. Никлос будто знал, что именно сегодня удастся переменить погоду и призвать первый шторм. Он о много теперь ведает, и я знаю откуда исходят эти новые знания.

В комнату, постучавшись, вереницей вошли слуги. Девушки, что сопроводили в ванную комнату, а потом в малую гардеробную, официанты с подносами еды, портной и мой личный секретарь кэрр Август Бол. Красный дракон. Я выбрала его из десятка претендентов за исключительное спокойствие и почти равнодушие к тому, кто я такая. Не самый лучший кандидат по словам Богарта, но мне не хотелось видеть в своём окружении ставленников тайной канцелярии или сподвижников короля. Август произвёл впечатление человека равнодушного, без страстей и карьеризма. Он сам был удивлён моим выбором, но по своим талантам и умениям отлично подходил для своей роли. И если шпионил, то делал это спустя рукава, не стремясь лезть в мои дела. Так это выглядело для других.

Закончив с утренними процедурами и облачившись в тёмно-серое платье с глухим воротом, вышла в гостевую комнату, где предпочитала завтрак совмещать с планированием дня. Я давно отказалась участвовать в королевских застольях, выбирая сон вместо раннего подъёма. А вот Его Величество спокойно поднимался в восемь утра и в половину уже руководил министрами и чиновниками, послами и аристократией.

— Кэрр Август, чем порадуете сегодня? Видели, какой дождь за окном? Настоящий ливень! Мы его так долго ждали…

Кэрр Август не выделялся ни ростом, ни внешностью: почти бесцветные короткие волосы, уложенные как по линейке, редкие усики, мягкие губы и серые глаза. Как мой секретарь он, несмотря на невысокое происхождение, был обязан украсить одежду символами белого дракона, однако кроме серой брошки с королевским гербом и белой печатки на безымянном пальце, краснокрылый ничем не выделил своё положение, оставаясь абсолютно невыразительной серостью среди пёстрой королевской аристократии. И только близкое знакомство раскрывало его истинную природу — наблюдательность и верность идеалам справедливости. Именно из-за них и за одно, оставшееся тайным, поручительство, я и выбрала его себе в секретари.

Дождавшись, пока возьмусь за кашу с румяными тостами, он опустился за стол напротив и вытащил небольшой ежедневник, в котором держал моё плотное расписание.

— Да, Ваше Высочество, дождь порадовал жителей города. Уже к десяти все бочки переполнились, и горожане вытащили вёдра и тазы, стремясь собрать как можно больше пресной воды. Как заметила моя кухарка сегодняшний день стал днём чистки, и сейчас каждая хозяйка стремится перемыть все наряды и бельё. Мыло и щёлочь распроданы, взлетели цены на щётки и мочалки. День стирки.

Я прыснула со смеху, и Август улыбнулся в ответ. Он развернул последнюю страницу ежедневника, показав мне запись. Дождавшись моего кивка, стёр её ластиком.

Значит это будет сегодня, во время бала. Хорошие новости.

— Люди радуются, что шторм не вышел на берег, но и беспокоятся, надолго ли пришла буря.

— Если начался буремесяц, то он уже не прекратится до самого зимнего солнцестояния, — проворчала негромко, звучно скользнув ложкой по дну тарелки. Подоспевший слуга забрал посуду и выложил блинчики со сметаной и икрой.

— Однако вернёмся к делам. Через час вас ожидает Совет Женевры. Вопросы, связанные с городским детским домом и сбором благотворительности на вечернем празднике. Кэрра Милан просила разрешения не присутствовать на балу — ей снова нездоровится.

«Вот дурная девчонка!» Я недовольно прикусила губу, но сдержалась. Пару недель назад я уже пыталась устроить допрос Богарту, почему его прелестная жена подозрительно плохо выглядит и часто болеет, однако успеха не достигла. Тогда привлекла короля и даже добилась врачебного осмотра Милан. На девушке ни царапины. Она здорова и телом, и душой.

После этого я получала настоящую взбучку от Никлоса за вмешательство в личные дела канцлера и устроенный переполох, а Милан, на время, даже соизволила немного расслабиться, уступив розовым и голубым тонам в одежде, и даже отказавшись от длинных рукавов и воротников. Но это быстро прошло и драконица вновь скатывается в отшельничество. Я уже собиралась лично сопроводить её в монастырь, чтобы с ней побеседовала настоятельница Собора святой Клэрии.

— Так же будет примерка вечернего платья. Маркл недоволен вашими предпочтениями, однако получил внушение и не будет больше вставлять препоны. Он переделал наряд с учётом ваших пожеланий.

— Отлично. А то я уже переживала, не придётся ли сменить стилиста, настолько вольно Маркл обращается с моим гардеробом в моё отсутствие, — я широко улыбнулась, отставляя пустые тарелки и пододвигая к себе чашку кофе.

За приоткрывшимися перед официантами дверями раздавались голоса и шла оживлённая беседа, ушедшая дальше по коридору в личные покои короля. Я нервно сглотнула, будто испугавшись, что Никлос может прочесть мысли и догадаться, что сегодня затевается.

Неправильно истолковав мой взгляд, Август пояснил:

— Кэрр Се́дов планирует отправиться в новую экспедицию сразу как кончится зима. Они с Его Величеством обсуждают возможные варианты.

С тех пор, как переехала в женские королевские покои, соединённые с мужскими лишь сквозной дверью, я постоянно была в курсе дел Никлоса. Также как и он моих. Мы, хоть и старались лишний раз не контактировать, как две планеты кружили друг вокруг друга, постоянно сталкиваясь. И я не знаю, насколько эти столкновения случайны.

— Больница?

— Да, Ваше Высочество, сразу после примерки вас будет ожидать карета в город. Правда посещение накладывается на обед, но я уже распорядился, чтобы его отвезли прямо туда. Думаю, пяти часов хватит, чтобы успеть к началу бала?

Я согласно кивнула, расправляясь с остатками завтрака. А Август перечислил приблизительный список дел на завтра и ближайшую неделю. Сплошная благотворительность и немного личного времени, которое я тратила на настоящие дела.

Теперь, когда Винелия Барбская сидит в тюрьме в ожидании суда, её место занял некий Коргус Барбарский, толстый и чересчур шумный бирюзовый дракон, слишком превозносящий свой талант и презирающий женский взгляд на искусство. Он отказался от всех придумок Винелии, полностью переделав под свой вкус программу королевских развлечений. Было тяжело его осаживать, но кто если не я? Король самоустранился от дворцовых вопросов, легко скинув их на меня, а сам теперь днями и ночами заседает в Совете и проводит время в библиотеках и рядом со своим новым другом.

Война с подводниками, грозившая вылиться в кровопролитные сражения и бойню не на жизнь, а на смерть, обернулась гонкой терпения. Выносливости. Кто первый сдастся? Русалки, запертые под водой, окружённые сторожевыми псами ше́лки и вынужденные скрывать своего короля, зная, что Никлос разыскивает его, чтобы окончательно изничтожить подводный народ? Или же наземные создания, подвергающиеся солёной болезни, из-за которой не взойдёт будущий урожай и придёт голод?

Война с высокими ставками и не менее высокими переменными. И каждая из них упирается в меня.