Соломон. Забытая нежность

Глава 12 Аня

Жизнь научила меня многому: я никогда и ни на кого не надеялась, не ждала ничьей помощи, я просто знала, что ее никогда и ни от кого не будет. Родители, правда, не всегда пили, но мы всегда жили в нищете. Сколько себя помню. И видела много таких семей вокруг и детей, что росли в подобных условиях. И не хотела я такой жизни, не хотела стать продолжательницей традиций своих родителей и для Маши хотела другого будущего. После Маши мать родила ещё одного ребёнка. Мальчика. Мертворожденного. Она уже до беременности пила, а после как родила его, мёртвого, так и вовсе, будто умом тронулась.

Отец… Это вообще отдельный разговор. Я за последнее годы ни дня не видела его трезвым. Алкоголь опустил и превратил их в животных. И главное, на эту пакость, проклятый алкоголь, им всегда хватало денег, он стимулировал их работать и искать заработок. Не Маша, не я, а вот такие низменные радости и потребности. Поэтому я как та лягушка, попавшая в кувшин с молоком, собиралась барахтаться до последнего. А там будь что будет.

Наверное, я тоже немного тронулась умом, но у меня внутри были равнодушие и пустота, а еще капелька облегчения, что родителей больше не стало. И какое-то горькое сожаление, ведь они не всегда такими были, а по своей глупости погорели и чуть нас с Машей на тот свет не забрали. У меня в груди было очень тяжело. И я сильно переживала за сестру и наше будущее. Я рано познала взрослую жизнь, ее законы и обратную сторону. И если бы не Игорь… то Машу у меня уже забрали, потому что его договоренности с опекой и подготовка всех документов решались денежным путем. Если бы не он, я бы и родителей не смогла похоронить в такие короткие сроки. Во всей этой ситуации с предложением Соломона меня смущало лишь одно – это Маша и ее привязанность к мужчине. Пока я лежала в больнице, они успели поладить и сблизиться, да и Маша бы не смогла потянуться к плохому человеку. Слишком она добрая и открытая девочка и, если человек плохой, остро это чувствовала и замыкалась в себе. Как только видела отца, так и начинала плакать от страха. А тот, как будто издевался над ней, и пьяный доводил ребёнка сильнее. Мы потому прятались от них от греха подальше. А то он в последнее время руки принялся распускать, я все боялась, до беды это все дойти могло. Что в итоге и произошло.

Я не спала почти всю ночь, слушала, как шумел ветер в деревьях, гладила голову и спинку Маши и думала. Думала о том, что согласилась в первую очередь ради нее. Потому что нам некуда идти. Даже соседи и те не пришли узнать, что с нами и как после пожара. Что за нелюди! Обычно в маленьких посёлках все друг друга поддерживают, а тут… Хотя какое может быть отношение к девочкам, дочерям алкашей, из-за которых чуть не погорел поселок? Я поэтому не хотела оставаться больше в Рыбачьем. Тем более я никуда не поступила, а Маше нужно в школу идти. А жить, а кушать на что? Даже одежды толком не было, спасибо Игорь и об этом позаботился. Нет, я не собиралась таким образом перекладывать всю ответственность за нас с Машей на плечи Соломона, но одной мне сейчас не выкарабкаться, и я отчётливо это понимала. У меня даже вариантов других не было, как откинуть все сомнения и воспользоваться предоставленным шансом. Главное, у моей девочки все будет хорошо, она пойдет учиться в школу, будет хорошо питаться и я, возможно, устроюсь куда-то на работу. Потихоньку окрепнем, встанем на ноги и уйдём от Соломона, чтобы не быть для него обузой и не мешать его личной жизни. А там, глядишь, и время пролетит, и я попробую ещё раз поступить куда-нибудь. А моей решимости и запала уж точно хватит, чтобы не опустить руки.

Вчера вечером Игорь сообщил, что ближе к обеду мы уедем в Москву. После этого заявления я глаз ночью не сомкнула, а утром сходила на пристань и окинула печальным взглядом привычное место. Да, мне было очень тяжело уезжать из поселка и отправляться в неизвестность, в совсем другой мир. Но разве были у меня другие варианты? Обычно трудности не только приносят много душевных терзаний и мук, но и закаляют, делают сильнее. Зачем-то эти испытания были посланы для меня свыше. Значит, я должна была их преодолеть. У сестры больше никого не осталось, кроме меня, и я не хотела подвести ожидания и чувства маленького и любимого человека.

– Аня, пожалуйста, пойдём, поищем Пуховика! – мы уже собирались уезжать.

– Пойдём, – согласилась я, окидывая взглядом нашу комнату.

Все вещи уместились в один большой пакет.

– Пуховик и вчера не приходил, – сказала Маша дрогнувшим голосом, и я подошла к сестре и обняла ее за плечи.

Чертяка и здесь повадился к нам ходить. Ещё накануне я сказала Маше, что мы уедем вместе с Игорем в город, и сестра тут же принялась уговаривать меня и Игоря взять с собой Пуховика. Но ведь он лесной кот, дикий. Он не сможет жить в городе. Ему нужна воля и простор и… вешать на Игоря ещё одного иждивенца. Нас с Машей было достаточно. Но это все понимала я, а как было втолковать маленькой девочке, которая внезапно решила, что предаёт дружбу с котом, оставляя его здесь одного?

– Аня, он точно не будет по мне скучать? – серьёзно спросила Маша, видя, что меня не трогают ее слезы и уговоры.

Трогали на самом деле, но виду показывать не хотела, чтобы Маша еще сильнее не переживала. Конечно, животина привязалась к нам и продолжит ходить к дому, в котором больше никто не будет жить, но… что я могла сделать в этой ситуации? У меня и так сердце болело за все, ещё теперь вот за переживания Маши, что она бросает друга. Жалко было кота и, в общем, страшно уезжать. Но я уже все решила. И назад дороги не было.

– Маша, ну ты погляди, какое здесь для него раздолье! Скучать он точно не будет. И ведь не каждый день он приходил к тебе.

– Ну и что! Мне жалко Пуховика. У меня ты и дядя Игорь, а он один останется, – Маша расстроено села на диван и опустила личико.

– Пошли! – я схватила Машу за руку и повела на улицу.

Если честно, я и сама хотела увидеть напоследок кота. Не знаю почему, но просто… правильно так было. Попрощаться с последним живым существом, которому мы были не безразличны. Игорь возился на улице с автомобилем, я не мешала ему, и сама сегодня сменила повязку на руке. С одной руки так и вовсе уже сняла бинты. Кожа заживала небыстро, но боли и дискомфорта я практически уже не ощущала. В скором времени я надеялась, что смогу пользоваться руками в привычном для меня ритме. Правда, на правой руке на запястье останутся вероятнее всего шрамы. Той самой руке, которой я тянулась к матери…

– Вы куда? – спросил Игорь, заметив, как мы уверенно вышли из двора.

– Маша хочет попрощаться с Пуховиком.

Игорь стоял в одной майке на улице, хотя погода была уже не сильно тёплая. Его лоб слегка блестел от пота, лицо чистое и красивое слегка покраснело. Он вчера побрился и перестал быть похожим на… В общем, преобразился и как будто сбросил лет десять, не меньше.

– Я не видел его со вчерашнего утра, – Игорь мыл машину, протирал тряпкой капот и фары и тоже смотрел на меня.

После того разговора я почему-то стала смущаться его взглядов и… пока не представляла, как буду жить со взрослым мужчиной у него дома.

Тяжело вздохнув и ничего не ответив, я отвернулась от Соломона, взяла Машу за руку и пошла в сторону леса, туда, где чаще всего видела Пуховика. На все про все было не так уж много времени. И если его не будет там, придётся уезжать, не попрощавшись. Маша горько заплакала, когда Пуховика нигде не оказалось, и у меня на сердце кошки заскребли. Как символично. Да кошки, с огромными когтями как у Пуховика. И надо же было придумать его так назвать. Ну что за чертяка! Не мог он, видите ли, выйти из укрытия, ведь когда нужно, появлялся тут как тут. Даже на пожаре и там был, Маша мне рассказывала, что пришёл и терся об ноги Игоря, будто благодарил того, что спас меня. Маша плакала, и мне самой захотелось пустить слезу.

Мы вернулись к Игорю, он уже складывал вещи в машину. Я решила, что в дом возвращаться не буду. Пакет наш с вещами он уже вынес и поставил на заднее сидение. Документы и небольшие сбережения лежали там же. Маша обняла меня и, уткнувшись лицом в ноги, стояла так какое-то время. Ее плечики подрагивали, я гладила сестру по голове, понимая все ее переживания и боль. Игорь вынес Вольку, огромного мишку, что подарил сестре и посадил игрушку на заднее сидение.

– Ну что, поехали? – спросил он, окинув нас взглядом.

Маша подняла заплаканное личико и кивнула.

– Пуховиик! – она опустила глаза, и я вместе с ней, когда почувствовала, как кто-то трется об наши ноги.

Маша бросилась к коту и обняла того. Поднять его на руки у нее, наверное, не хватило бы сил. Он распушил хвост и с важным видом стоял возле нас. И где был все это время или нарочно прятался и ждал до последнего, может, тоже не любил долгие прощания? Зажмурил глаза и громко замурчал, когда Маша принялась его гладить. Игорь с доброй ухмылкой на лице наблюдал за этой картиной. Интересно, о чем он думал? И почему так трепетно относился к Маше?

– Пуховик! Я уезжаю и не знаю, когда вернусь. Но ты дождись меня, – тихо просила Маша. – А вдруг ты передумаешь и захочешь в город? – она теребила его за шерстку, а я только сейчас подумала, что она с котом прощалась трепетнее, нежели с родителями.

От проведенных параллелей улыбка сползла с моего лица, и я покачала головой, отмахиваясь от грустных воспоминаний. Иной раз поведение и мысли Маши не поддавались никакой логике.

– Я буду скучать, – она снова обняла кота, а потом решительно выпрямилась и молча забралась в машину.

Мы переглянулись с Игорем и он, пожав плечами, тоже забрался в машину на водительское место. А я опустилась на корточки, погладила кота, глотая ком в горле. На глаза почему-то навернулись слезы…

– Прощай, Пуховик, – тихо сказала я, перебирая пальцами жесткую шерстку кота и поднялась.

Смахнула слезы и забралась в автомобиль к Маше.