Совершенство

Глава 9. Дочь Эфира и Гемеры

«Это Милашечка-то – безрассудный и опрометчивый шаг?! – до сих пор кипит от негодования чертенок, хотя с момента подслушанного разговора прошло уже минут сорок. – Милашечка – совершенство, а Нестеров просто сам запал, вот и пытается отвадить конкурента!»

Не спешу покидать каюту, а продолжаю лежать, размышляя о том, что услышала, под возмущенные возгласы, которыми то и дело разражается мой невидимый рогатый друг.

Я очень сомневаюсь, что после всего произошедшего я нравлюсь Нестерову. Да, он галантен и обходителен, однако это говорит скорее о вежливости и хорошем воспитании, нежели о симпатии.

Вон и Лерку он защищает исключительно по доброте душевной, скорее всего. Это у Марка характер такой: всех спасать и чувствовать себя незаменимым героем. Хотя при опасности, которой от него веет за версту, это и кажется диссонансом.

«Нет, ну надо же такое сказать!» – снова взрывается негодованием чертенок, но я раздраженно обрываю:

– Да хватит тебе уже. Ничего сверхъестественного Марк не сказал. А держаться от Нестерова подальше и без того было моим изначальным планом. Я просто продолжу следовать ему дальше, только и всего.

«Это так ты ему следуешь, Милашечка? – язвит невидимый собеседник. – Плывешь с ним в трехдневный ретрит на необитаемый остров?»

– Ты же понимаешь, что плыву я не из-за него, а из-за Сахарова, – раздраженно отвечаю я и массирую пальцами гудящие от жары виски. – Марк – всего лишь досадная помеха.

«Ты сама-то в это веришь?»

Молчу, чтобы замкнуть дурацкий круг обсуждения произошедшего, мечтая о том, чтобы Нестеров провалился сквозь землю, бесследно исчез или, на худой конец, просто не подходил ко мне ближе, чем на пару метров. Да и к Сахарову чтобы не подходил со своими дурацкими советами и нравоучениями, но это было бы слишком идеально.

Я поднимаюсь с дивана, разминаю затекшую шею и выхожу в салон, где за столиком расположилась Лера.

– Хочешь лимонада? – беспечно спрашивает она. – Как отдохнула?

– Удалось немного поспать. Спасибо, не хочу.

Газировки, тем более сладкие, вредны и для кожи, и для фигуры, но внешний вид Дубининой свидетельствует о том, что ее в эту тайну никто не посвятил. Это значительно облегчает задачу отбить у нее жениха. Но поскольку пить все же хочется, я наливаю стакан холодной воды и выпиваю практически залпом.

После этого, вполуха выслушав от Дубининой восхищенные впечатления о том, как капитан позволил ей управлять яхтой целых десять минут, я надеваю на голову соломенную шляпку, оставленную на диване, и вместе с Леркой выхожу на палубу, окунаясь в стоящую на улице жару.

Эти несколько дней – неожиданно теплые для приморского июня. Обычно погода стоит туманная и пасмурная, а тут – жара и солнце. Словно природа вдруг решила сделать жителям неожиданное одолжение.

– Вон там вдалеке уже виднеется скопление островов, один из которых – наш, – объясняет Никита.

Мое зрение не позволяет мне разглядеть достаточно хорошо. Я вижу лишь небольшие серые точки на расстелившейся впереди морской глади. Вода светлая в солнечных лучах, но дно не рассмотреть – слишком глубоко. За яхтой тянется бурлящий шлейф белой пены, взбиваемой мотором.

Я постепенно привыкаю к духоте, а почти невидимые капельки морской воды, доносимые ветром до разгоряченной кожи, начинают приносить облегчение.

Лера и Ник негромко переговариваются, споря о чем-то и то и дело указывая на островки вдалеке.

Я же из любопытства смотрю на Нестерова, устроившегося на диване с небольшой папкой-планшеткой. Закинув ногу на ногу, он самозабвенно чертит что-то на листе, словно до нас троих ему нет дела. Водит по бумаге грифельным карандашом то сверху вниз, то из стороны в сторону. Присматривается. Стирает ластиком и ведет новую линию, доводя непонятный рисунок до идеала.

– Его от работы даже в выходные не оторвать, – хмыкает Никита, ревниво заметив, кто стал объектом моего интереса.

А Дубинина объясняет, пожав покатыми полными плечами:

– Марк просто горит тем, что делает. Его и без того сложно было заставить отдохнуть, но после того, как «Талассу» ввели в эксплуатацию, он со скрипом согласился с тем, что за три дня «Строй-Инвест» без него не рухнет.

– «Таласса» – его проект? – догадываюсь я. – Все эти интересные стилевые решения и оригинальный внешний вид – его идеи?

Лера улыбается:

– Насколько я знаю, да, хотя он это и не афиширует.

Это объясняет поведение Марка после того, как я на открытии чуть было не угробила репутацию его детища. До пощечины. А о том, что было после, я снова не желаю думать. Поэтому легко меняю тему:

– А название «Талассы» кто придумал? Это ведь имя одной из греческих богинь?

Ну не сильна я в мифологии и максимум кого помню из их богов, это Зевса с его молниями и славившуюся красотой Афродиту, с которой часто в комплиментах сравнивают меня саму. А, ну еще, может, Ахиллеса с многострадальной пяткой, да и то потому, что его сыграл Брэд Питт.

«Ахиллес был воином, а не богом, – умничает чертенок, надевший учительские очки и зачем-то взявший указку. – Ну, может, полубогом, если быть точным. Его отец – смертный царь мирмидонцев, а мать – нереида».

– Марк, скорее всего, и придумал. Таласса была богиней моря, дочерью Эфира и Гемеры и женой Понта, – отвечает на мой вопрос Сахаров.

Он облокотился о перила палубы и смотрит вдаль, в ту сторону, где темнели точками острова. Чувствую, что о Нестерове Ник говорит с холодком, видимо не отошел еще от их неприятного разговора.

– Даже богиню все знают лишь как чью-то жену и дочь, – фыркаю я с усмешкой. – Оказывается, и в Древней Греции процветало гендерное неравенство.

Дубинина улыбается, показывая, что тема ей интересна:

– Зато сейчас женщина вполне может обойти мужчину в правах, занимать любые должности и вообще делать все, что заблагорассудится.

– А потом уже думать, стоило это делать или нет, – смеется Никита.

Леру задевает эта фраза, и она легко ввязывается в спор, тогда как я сдерживаюсь и молчу, несмотря на то что в глубине души тоже не согласна со сказанным.

– Женщина и мужчина сейчас могут быть равны во всем, – категорично заявляет девушка.

В ней проснулись амбиции. Знаю, как много для Дубининой значит карьера, а Сахарову, видимо, не дает покоя тот факт, что невеста выше него по должности.

«В будущем ты можешь обыграть это обстоятельство в собственную пользу», – подает идею чертенок, и я, соглашаясь с ним, с удовольствием наслаждаюсь конфликтом, который сама столь удачно спровоцировала.

– Не может, – с видимым раздражением пожимает плечами Ник. – Есть масса профессий, в которых женщинам делать нечего. Шахтеры, например, или грузчики.

Чертенок достает ведерко с попкорном и 3D-очки, как в кинотеатре, с комфортом устраиваясь на моем левом плече. Он приготовился с удовольствием смотреть на разгорающийся скандал. Ссоры, интриги, дебоши и драки – это по его части.

Лера, оправдав ожидания, бросается в бой, отстаивая собственную точку зрения:

– Просто раньше о том, что женщина может соперничать с мужчиной, и речи не было, Ник, а сейчас это в порядке вещей.

Ну все, сейчас она напомнит жениху, что он ее подчиненный, и это обстоятельство докажет ее точку зрения лучше всего. Ника это ожидаемо разозлит, и они поссорятся, а может и расстанутся, значительно облегчив мне задачу.

Чертенок довольно хрустит жареной, воздушной кукурузой и потирает ладошки за меня, пока сама я сохраняю демонстративное спокойствие и изображаю легкую заинтересованность. Но в этот момент за нашими спинами появляется Нестеров. Он не дает Нику сказать то, что рассорит его с невестой, принимая весь огонь на себя. Спасатель, чтоб его.

– Гораздо лучше, когда между женщиной и мужчиной не соперничество, а сотрудничество, – произносит Марк, рассеянно глядя на море. – Взаимопомощь. Поддержка. Симбиоз.

Папка со стопкой листов А4 теперь сжата в его левой руке. Из линий вырисовывается какой-то графический набросок, но пока неразборчивый. Проект нового здания, наверное. Облокотившись о перила рядом с нами, Марк продолжает:

– Есть вещи, в которых женщины незаменимы, а есть те, что лучше удаются мужчинам. В идеальной паре каждый занимается своим делом, выполняя именно то, в чем силен. В итоге успеха добиваются оба.

Чертенок, разозлившийся оттого, что скандал не состоялся, в порыве злости швыряет в Нестерова вымышленный попкорн.

Но с Марком, который, к счастью, этого не видит, тяжело спорить. Когда он говорит своим спокойным уверенным голосом, каждое слово кажется истиной в последней инстанции. И ссора сама собой сходит на нет.

Попкорна у меня нет, но мне тоже хочется топнуть ногой от негодования. Во-первых, потому что благодаря его своевременному вмешательству Сахаров и Дубинина не поссорились, а во-вторых, потому что меня раздражает то, как Марк, воспитанный в полной и счастливой семье, легко рассуждает об идеальных отношениях. Тоже мне, философ нашелся.

«То-то он с этой своей Лаурой диалог выстроил, – хихикая, поддакивает чертенок и кривляется, очень похоже пародируя Нестерова: – “У нас свободные отношения по обоюдному согласию”. Зуб даю, секретарша-цербер спит и видит, что он на ней женится, а у него с ней, оказывается, просто симбиоз».

Дурацкие шуточки привычно успокаивают, а желание скинуть Нестерова за борт яхты постепенно ослабевает.

Острова впереди с каждой минутой становятся все более различимыми, и я пытаюсь угадать, на каком из них нам предстоит провести ближайшие дни.

Я снимаю на видео море, яхту, прямую линию горизонта, разделяющую сине-зеленые воды моря и ясное голубое небо с пушистыми, словно вата, облаками. Привычным жестом пытаюсь зайти в соцсети и понимаю, что сигнал оператора в этих диких местах не берет. Как-то не подумала я об этом заранее. Ладно, зато вернусь с готовым контентом.

«Нашим» оказывается небольшой остров с низкогорным рельефом, крутыми обрывами и неровно изрезанной береговой линией. И я не могу не признать, что выглядит это впечатляюще.

Никита как тот, кто в этих местах уже бывал, отправляется к капитану, чтобы объяснить ему, с какой стороны лучше подойти к нужному пляжу. Единственному песчаному среди остальных галечных.

Марк, Лера и я остаемся у перил, наблюдая за приближением к архипелагу. Остальные острова находятся в некотором отдалении, но ландшафт каждого по-своему прекрасен.

– Почему ты решил назвать свой комплекс «Талассой»? – интересуется Лера у Нестерова, видимо, чтобы чем-то занять тишину в ожидании. – Это ведь твоя идея?

– Моя, – кивает Марк, и солнечные лучи красиво бликуют на его темных волосах. – Таласса – это не только морская богиня, но и море само по себе. Этим возгласом греческие воины-наемники приветствовали его во время возвращения на родину из Персии.

– Так же, как ты каждый раз приезжаешь в центр после длительного отсутствия и знаменуешь возвращение прогулкой до набережной? – с насмешкой отзываюсь я, но Нестеров не обижается.

– Наверное. Скорее всего, они тоже понимали, как здорово иногда вернуться к началу, чтобы понять, на правильном ли ты пути.

Когда приходит Ник, нужный нам пляж можно разглядеть с палубы. Вода у берега кажется светло-голубой, обозначая песчаную отмель. Глубина не позволит яхте подойти близко, поэтому мужчины сообща переносят пакеты и ящики с провизией к тому краю, где к судну крепится небольшая весельная шлюпка.

– Кто первый, девочки? – с лукавой улыбкой спрашивает Ник, а я вспоминаю загадку про волка, козу и капусту, которых нужно перевезти в лодке на другой берег.

«Ты себя с капустой или с козой в этой загадке ассоциируешь?» – с хитрым прищуром интересуется чертенок.

На мой взгляд, коза и капуста – Дубинина с Сахаровым, а Нестеров точно волк. И, прекрасно зная, что я предпочту оказаться в лодке с Ником, он вряд ли даст этому случиться. Действительно, стоит тому спуститься в шлюпку, захватив с собой сумку с одной из палаток и ящик с продуктами, Марк уже галантно подает руку улыбающейся Лере, помогая занять место рядом с женихом.

«Переиграл и уничтожил, – резюмирует чертенок, словно спортивный арбитр. – И, заметь, не в первый раз».

Неправда. Может, и переиграл, но уничтожу я его сама. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я поднимаю глаза на Нестерова, который, в свою очередь, глядит на меня, и, клянусь, на его лице такая ирония, словно он читает мои негодующие мысли, как раскрытую на нужной странице книгу.

– Что-то не так? – участливо любопытствует он, а я, скрывая собственное неудовольствие, отрицательно качаю головой и опускаю пониже широкие поля шляпки, чтобы отгородиться от его чрезмерной проницательности.

– Жара невыносимая, – бормочу я, глядя, как шлюпка с Лерой и Ником движется в сторону берега.

Никогда не испытывала трепета перед живописными пейзажами, но здесь действительно красиво. Все цвета кажутся чистыми, яркими и контрастными. Наверное, художники при виде такого берутся за краски и кисти. За узкой, неровно изрезанной волнами полосой песка виднеются серые скалы, покрытые невысокими деревцами. По голубому небу с криками мечутся чайки и бакланы. Волны накатывают на горячий песок одна за одной.

Шлюпка причаливает к острову, а Дубинина, успевшая разуться и закатать спортивные штаны, с удивительной для ее комплекции грацией спрыгивает в воду вместе с Ником и даже помогает вытащить ящики на песок. Когда жених отправляется в лодке в обратный путь, Лера радостно кружится на берегу, напоминая инфантильную школьницу, а не девушку, занимающую руководящую должность в крупной компании.

Нестеров, усевшийся на сложенные сумки с сапбордами, добродушно усмехается, глядя на ее ребячество без тени насмешки или осуждения. Ее детская непосредственность ему импонирует.

«Еще бы не импонировала, – фыркает чертенок. – Оба они – одного поля ягоды, выросшие в неге и достатке. С детства их холили, лелеяли и прочили их задницам директорские кресла».

Может, он и прав. Мы слишком разные – я и Лера. И Нестеров. Их прошлое делает сильнее, а мне не дает спокойно спать по ночам. Может, сложись жизнь иначе, я тоже была бы такой – жизнерадостной и милой, подверженной порывам творить добро направо и налево, кто знает.

Никита возвращается к нам, сопротивляясь волнам, желающим отнести шлюпку обратно на берег. Быстрые движения веслами и резкие повороты головы свидетельствуют о том, что это дается ему непросто. В момент, когда лодка наконец швартуется к стоящей на якоре яхте, Сахаров выглядит изнуренным. Он вспотел и тяжело дышит. Марк с ленивой снисходительностью подает ему руку:

– Отдохни немного, Ник.

Он легко сменяет друга у весел и с помощью капитана грузит чехлы с сапбордами.

– Милана, ты следующая, – командует он, а когда подхожу ближе к краю борта, легко подхватывает меня обеими руками за талию.

Я не успеваю опомниться, как оказываюсь в шлюпке. Лишь мурашки остались скакать по коже там, где только что его пальцы касались меня сквозь тонкую ткань, а уже привычный аромат бергамота успел заполнить легкие до краев.

Придерживая разлетающийся от легкого ветра подол платья и шляпку, сажусь напротив, едва уместившись между цветных чехлов.

– Выглядишь слишком недовольной для той, кто собирается отдохнуть, – беззлобно поддевает Марк, и я более чем уверена, что он давно догадался об истинных причинах моего недовольства.

– Настоящая женщина должна быть вредной и капризной, – пожимаю я плечами и, спиной чувствуя взгляд Никиты, оборачиваюсь. Он действительно настороженно глядит нам вслед. – Это Кристиан Диор сказал.

Нестеров согласно кивает:

– Сказал. А потом сменил ориентацию. Так что я не стал бы руководствоваться его мнением о женщинах, как истиной в последней инстанции.

Погрузив весла в воду, он тянет их ручки на себя, слегка отклоняясь назад. Под тканью рубашки поло четко вырисовываются напряженные мышцы, но гребет Марк с легкостью и будто бы даже с некоторым удовольствием. Щурится от солнца, глядя на то, как нос лодки рассекает воду. Уголки губ подрагивают, словно он вот-вот улыбнется.

Я перевожу взгляд на потревоженную веслами морскую воду, чтобы отвлечься от совсем неприличного разглядывания рельефа его мускулатуры.

– А чьим стал бы?

– Своим собственным, – легко отзывается Нестеров и добавляет так, словно ответ давно сформирован у него в голове: – По-моему, женщина должна быть нежной и хрупкой. Ласковой и изящной. Увлеченной каким-нибудь интересным делом.

«Ну точно не про цербера-Лауру, – весело комментирует чертик на плече. – И, к счастью, не про тебя, Милашечка».

Согласна, не про меня. Но как раз про ту «очаровательную женственность», которой я планировала захомутать Сахарова, поэтому нужно быть осторожнее.

Вообще, мой план обольщения Никиты с каждой минутой кажется все менее выполнимым. Это на шумном и многолюдном открытии «Талассы» Сахарова легко было вытащить на уединенный разговор. А здесь, под постоянным присмотром его невесты и чутким взором Нестерова, это не так легко. Но разве я когда-то сдавалась при возникновении трудностей? Раз решила, что Ник будет моим, значит, будет, и точка.

Когда днище лодки начинает скрести по морскому дну, Марк убирает весла и закатывает джинсы почти до колена.

Смотрю на то, как волны одна за одной накрывают берег, и уже с неохотой представляю, как мокрый подол платья будет противно липнуть к ногам.

Строю гримасу и спрашиваю:

– Надо в воду прыгать?

– Не хочется? – понимающе усмехается Марк, а я с сомнением качаю головой. – Тогда держи.

Он разувается и торжественно вручает мне резиновые черные шлепанцы «Прада», в которые успел переобуться.

– И держись, – добавляет, отводя одну руку, словно для объятий.

Когда понимаю, что нужно сделать, отступать поздно. К тому же я все еще не уверена в том, что предпочла бы намочить платье вместо того, чтобы обнять его за шею и почувствовать, как его рука обхватывает бедра, осторожно поднимая меня в воздух.

И все же я оказываюсь не готова к тому, что у меня внезапно перехватит дыхание от этого, казалось бы, безобидного движения. Прикосновение к его нагретой на солнце бронзовой коже, пахнущей лосьоном и бергамотом, заставляет закусить нижнюю губу от жара, тотчас разлившегося внутри. От непривычного стеснения в груди. От дрожи, неожиданно прокатившейся по позвоночнику.

Именно так, со мной на руках, Нестеров спрыгивает в воду, все же окатив мелкими брызгами мои ноги. Он делает это с такой легкостью, будто я ничего не вешу. Марк одной рукой придерживает меня, хотя я вцепилась с такой силой, что, кажется, не упаду, даже если он отпустит. Другой рукой подтаскивает к берегу лодку, чтобы волны не унесли ее обратно.

Лишь оказавшись ногами на земле, я снова могу дышать. Жадно глотаю воздух, пахнущий морем и горячим песком, а затем протягиваю Марку шлепанцы, которые все еще держу в руке.

– Пусть будут у тебя, я скоро вернусь, – усмехается Нестеров.

Он беззаботно вытаскивает из лодки груз, оставив на берегу. Парой сильных движений толкает лодку в море и, перемахнув через борт, оказывается внутри.

«Кажется, в сказке про Золушку все было не так, – хихикает чертенок, кивая на шлепанцы Нестерова в моих руках. – Или это про “Алые паруса”? Я сдаюсь, не разгадал твою пантомиму».

А я, вместе с Леркой, стоящей за моей спиной, не говоря ни слова, смотрю на удаляющуюся лодку, пытаясь дать оценку собственным чувствам и найти хоть один разумный довод, который мог бы их объяснить.