Советско-Вьетнамский роман

Глава 1. О том, как лейтенант Пауэрс попытался нарушить воздушное пространство Советского Союза

Ероплан летит германский

Сто пудов сплошной брони.

От напасти басурманской

Матерь Божья, сохрани!

Кружит, кружит нечестивый

Над Престольной в небеси,

Отродясь такого дива

Не видали на Руси.

Не боится сила злая

Никого и ничего,

Где ж ты, Троица Святая?

Где родное ПВО?

Игорь Ирентьев

Стихи, написанные на прилет Матиаса Руста в Москву

Мощные приводы быстро развернули пусковую установку. Зенитная ракета стратовала уверенно и четко, и от ее могучего рева задрожали накаты блиндажей, зазвенели стекла в казармах и в офицерских общежитиях военного городка. Горячей волной сорвало лист шифера с крыши столовой, он немного покружился в воздухе и затем бессильно улегся посреди плаца.

Суровый старшина в другой момент сразу устранил бы подобное безобразие. А теперь, не обращая внимания, он пробежал прямо по скрипучим обломкам к подземному складу, откуда транспортно-заряжающая машина уже вытягивала еще одну серебристую ракету взамен улетевшей. Это не учения. Это война. Опытным глазом старшина проверил маркировку ракеты. Полный боевой заряд.

– Пошел!

Маленький ефрейтор-татарин, сидевший за рулем, дал газ, и тягач пополз к укрытию, чтобы в перерыве между стрельбой перезарядить установку.

Жизнь небольшого военного городка под Свердловском резко изменилась с того момента, как на его базе началось размещение экспериментального зенитно-ракетного комплекса. Небольшая заштатная воинская часть, расположенная в густом лесу в пятнадцати километрах от города, не испытала на себе обжигающего дыхания Великой Отечественной войны. В сорок первом, когда враг стоял у стен Москвы, в Свердловск срочно эвакуировали часть оборонных заводов. Для охраны заводов от шпионов и воздушных налетов сформировали воинскую часть.

Война закончилась. Постепенно, с ростом военной промышленности, с ростом аэродрома, потребности в охране усиливались, военный городок рос. Приземистые казармы и бараки заменялись каменными строениями. Резко увеличилось количество дикого рода войск, именуемого «стройбатом». Офицеры стали ездить в город и жениться на тамошних девушках. Постепенно городок разделился на воинскую часть и поселок. В воинской части, обнесенной двумя рядами колючей проволоки и охранной зоной, вместе проходили службу солдаты и офицеры. По улицам поселка, наряду с военными, гуляли совершенно штатские лица – офицерские жены и дети. Перед каждым домом сушилось белье на длинных веревках, стояли столы и скамейки. По вечерам за столами в палисадниках сидели свободные от службы офицеры и забивали «козла». Враги находились далеко, на западных границах. Самый злой враг, начальство, сидел на аэродроме и до городка добирался редко.

Ситуация снова изменилась год назад, в 1959 году. В военный городок прибыл эшелон, на котором на закрытых брезентом платформах угадывались абсолютно новые очертания. Половину офицеров услали на переподготовку. Жен и детей переселили в другой поселок. Белье с веревок сняли.

Тут же начали прибывать новые офицеры и новые командиры, а с ними – новые гражданские лица, инженеры сверхсекретного конструкторского бюро «Факел». Военный городок и почувствовал на себе железную руку госбезопасности и строгость секретности. И узнал, что обычная зенитная артиллерия должна отойти в прошлое.

Век зенитной артиллерии отошел. Самолеты стали реактивными, сбить их обыкновенным снарядом практически невозможно. Истребительная авиация, наряду с пушками, получила ракеты. Теперь очередь дошла до зенитчиков. Под Свердловском, в N-ской воинской части, разворачивался зенитный ракетный дивизион.

Старший лейтенант Гарри Френсис Пауэрс только что прилетел из Турции в пакистанский Пешавар на транспортном самолете «Геркулес». С ним прилетели его напарник Кен Стоун, сержант Красовский и психолог Линда Бартон.

Лейтенант Пауэрс служил в Центральном разведывательном управлении Соединенных Штатов Америки. Контора эта, как известно, пользовалась весьма и весьма дурной славой, и самому Пауэрсу частенько казалось, что от его заданий явственно отдает тухлятинкой.

Все прибывшие с ним служили в той же конторе, дела их тоже были не совсем чисты. Ни для кого не являлось секретом, что прекрасная Линда была не только врачом и психологом, но еще и любовницей Пауэрса. Сам лейтенант подозревал, что Линду подсунул ему в койку шеф департамента, выполняя личные инструкции Даллеса. Нашкодившего сотрудника стало много легче посылать на всякие странные задания. Через Линду Гарри стал ходить на коротком поводке.

Старший лейтенант Пауэрс был летчиком и водил самолеты-шпионы. Каждый раз ходя по лезвию ножа, он прекрасно осознавал, что если его прищучат, начальство особо не станет напрягаться для вызволения из неприятностей.

Не особо благородные задания выполнял и Стоун. Месяц назад, в апреле, он летал в разведывательный полет над территорией СССР. Обследовав сверхсекретные объекты Советского Союза – Семипалатинский ядерный полигон, авиабазу стратегических бомбардировщиков Ту-95 близ него, космодром Байконур, сверхвысотный разведчик, самолет-призрак Стоуна благополучно выскользнул из пределов СССР южнее города Мары. Советская сторона в закрытой ноте протеста сделала резкое заявление. Американцы отмолчались: дескать, мы к нарушению границы не причастны. А если бы Стоун совершил вынужденную посадку? Списали бы потихоньку. Теперь настала очередь Пауэрса лететь.

Не то, чтобы задание казалось слишком сложным. Оно просто грязное и неприятное. Придется болтаться почти полсуток в стратосфере, на такой высоте, чтобы не доставали никакие перехватчики, на виду у всех советских ПВО. И не военное задание, а шпионское. Армейцы-то не полетели. И не ради высоких целей он летит, а ради денег и дружеского похлопывания по плечу от. Не особая радость. Некоторые отказывались.

Но Гарри отказаться не мог – ему нужны деньги. В Аризоне у него остался дом с невыплаченным кредитом, жена, которой он изменял, и малолетний сын. А здесь торчали эта сучка Линда и этот мрачный Красовский, следивший за каждым его шагом.

За окном брезжил рассвет. Конечно, все будет нормально. А может, и не будет. Может, например, двигатель отказать. А еще вчера Линда проводила с ним психоанализ и убеждала его расслабиться. А сама притащила целую пачку конвертов с записками на шестнадцати языках на случай, если миссия провалится, и тонкими пальцами с холеными ноготками вколола в воротник термобелья маленькую булавочку. На память. С кончиком, пропитанным ядом кураре. Тоже на всякий случай.

Все же Гарри не боялся. Это был не первый подобный полет. Разведывательные самолеты «Локхид U2» по праву называли самолетами-призраками. Словно издеваясь над Советами, спокойно летали они над Союзом и социалистическими странами, пока их нелепые доморощенные ПВО метались далеко внизу. Имея дозвуковую скорость, небольшую грузоподъемности, U2 мог нести только разведывательную аппаратуру. Он был бы легкой добычей истребителей и зениток, если бы не феноменальная высота полета. U2 – это машина! Она символизировала собой техническую мощь Америки, мощь, недоступную никаким другим странам.

– Пошли! – на плечо лейтенанта легла тяжелая рука. Этот мерзавец Красовский, как всегда, подкрался совершенно неслышно.

Лейтенант Пауэрс встал и направился к переходу в ангар, где техники должны были одеть его в высотный скафандр и снарядить в полет. И где стоял его красавец U2. И где весело покачивалась упругая и соблазнительная попка Линды, по милости которой он и попал сюда.

Пока Красовский подгонял высотный костюм, Гарри с тоской смотрел на Стоуна, усиленно делавшего озабоченный вид. Ему-то сегодня не лететь. Как и Линде, которая прибудет в Швецию через сутки обычным гражданским рейсом.

Гарри не верил, что он может попасть в плен. Америка сильнее всех. Ему, как американцу, дозволялось многое из того, что не дозволено представителям других народов. Задачей его полета было еще раз показать этим русским, насколько далеко они отстали в развитии военной техники и как нелепа их Красная армия, якобы взявшая Берлин и победившая во Второй мировой войне. Глупости все это! Лейтенант Пауэрс твердо помнил, что вторую мировую войну выиграли именно Соединенные Штаты. Именно Америка кормила советских солдат тушенкой, обувала их в ленд-лизовские ботинки и смело несла на врага в чудо-грузовике. А у русских ничего, кроме лучших в мире солдат и лучших в мире танков, и не было. Даже туалетной бумаги. Разве справились бы они без Америки, без ее десанта в Нормандии?

Отношения Америки и Советского Союза начали обостряться сразу после победы во Второй мировой войне. У Америки к тому времени имелось ядерное оружие и средства его доставки – стратегическая авиация. А истерзанный войной Союз представлялся американцам сборищем голодных и темных мужиков, которые только и умели, что пить водку и охотиться на медведей.

Америка вышла из войны богаче, чем была до нее. Она уже подарила миру автомобиль «Форд» и жевательную резинку. Она сбросила атомную бомбу на Японию и изобрела «Кока-Колу». Великая Америка железной рукой насадила демократию по всему миру. А что русские? Они умели валить лес да менять его на американские консервы.

Красовский закончил свое дело. Гарри встал. Линда подошла к нему, обхватила за шею, прижалась своим упругим телом, потянулась к губам. При этом он ощутил прикосновение ворота белья и вколотую в него булавку. Он грубо оттолкнул Линду. Он не хотел лететь. И в том, что ему придется занять свое место в кабине, отчасти виновата и она. Это Даллес играет в игры, строит козни и высовывает фигу из-за океана. А ему везти эту фигу в кармане.

Пауэрс развернулся и вышел из ангара. Гигантская сине-серая птица с тонкими и размашистыми, как у планера, крыльями, ждала его на взлетной полосе. Капли росы стекали по обшивке. Команда техников громко топала вокруг, осуществляя последние приготовления. Уверенность вновь проснулась в нем. Сила всегда будет на стороне Америки.

Мы, американцы, всегда побеждали. Победили Германию. Разгромили коммунистов в Корее. Это же Америка, которая диктует свою волю всему миру! Весь мир будет жить по нашей указке. И ничто нас не остановит, как не остановит нас эта империя зла. Это мы дали миру паровоз, свинг и джинсы.

Лейтенант Пауэрс дожал до упора рычаг управления двигателями и включил форсаж. Самолет задрожал и начал стремительно набирать скорость. Разогнавшись, он оторвался от земли и постепенно растаял в рассветном небе.

– Ну, как там, летит?

– Летит, товарищ маршал!

Майор Головко еще раз посмотрел на огромный пластиковый круг, установленный в штабе противовоздушной обороны, на котором планшетист переставил цветную фишку.

Утро 1 мая 1960 года, Международного дня солидарности трудящихся. И в Москве, и во всех городах Советского союза готовились праздничные демонстрации. Репортажи из Москвы передавались по всем каналам радио и телевидения Советского Союза. Тысячи празднично одетых людей с яркими красными флагами, цветами, транспарантами и воздушными шарами собирались на улицах, чтобы с музыкой и песнями радостно пройти сначала по улицам города, а потом по Красной площади. А дома участников демонстрации уже ждал праздничный обед. Яркое солнце освещало веселую толпу и свежие, пахучие, только что распустившиеся в мае листочки деревьев.

– Папа, я флажок хочу! – канючил карапуз, сидя на плече отца.

– Флаг тяжелый, возьми лучше шарик, – рассудительно ответил отец.

– Хочу! – малыш, глядя сверху на толпу демонстрантов, смеялся и хотел быть как все.

– На, – отец потянул ему большой флаг на толстом деревянном древке. Малыш радостно вцепился в него ручонками и тут же охнул, едва не уронив вырывающееся на ветру полотнище.

– Надо подрасти, – деловито заключил он, – Ладно, папа, давай шарик!

Сверкающий медью оркестр грянул марш. Колонна демонстрантов тронулась, втягиваясь на брусчатку площади Восстания. В ней, радостно улыбаясь, шли молодые и старые, мужчины и женщины, все веселые и нарядные. Многие были с детьми. Яркий, любимый, всенародный праздник начинался.

– Товарищи! – гремел динамик с грузовика, сопровождавшего колонну, – Да здравствует Первое Мая, Международный день солидарности трудящихся! Ура!

– Ура! – дружно закричали в ответ демонстранты, замахали цветами и флагами. Солдаты КГБ в синих погонах, стоящие вдоль дороги, взяли под козырек. Праздник готовился быть ярким. Но мог и не состояться.

Центральное разведывательное управление США вовсе не хотело портить людям праздник. Их задачей была разведка, и только разведка. И небольшие провокации. А про то, что у русских существуют какие-то свои дикие праздники, да еще гордо именуемые «международными», они просто забыли. Срок миссии определялся чисто политическими соображениями.

– Если один из самолетов будет потерян, – внушал Эйзенхауэр директору ЦРУ Аллену Даллесу, – мы проявим слабость, и это лишит меня возможности на майском саммите предпринять эффективные действия. Никаких полетов в мае!

– А в апреле? – Даллес был неумолим. Он не любил, когда президент ограничивал деятельность спецслужб.

– Только до 1 мая, – президент сдался, – и только один вылет.

Лишь когда приказ уже был подписан, Даллес вспомнил, что в этот день в России что-то празднуют.

Высшее руководство страны выстроилось на трибуне мавзолея Ленина, чтобы приветствовать праздничные колонны демонстрантов. Но настроение было далеко не праздничным. В небе нагло летал неуловимый и неуязвимый враг. И праздник грозил быть испорченным.

– Летит? – первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев толкнул локтем в бок министра обороны Родиона Малиновского. – Летит, я тебя спрашиваю?

– Летит. – Малиновский втянул голову в плечи.

– Скоро будет над Москвой?

– На Москву, судя по курсу, не полетит. Его цель – Сибирь, Урал и Казахстан.

– Замечательно! – у Хрущева задергалось лицо, – Во время всенародного праздника нарушитель летает над нашей страной как хочет и сам выбирает себе курс. Соедините меня со штабом ПВО! Спят они там, что ли?

Хрущев в ярости повернулся к Малиновскому спиной, сбежал с трибуны и кинулся к узлу связи.

– Маршала Бирюзова на связь. Срочно!

Офицер госбезопасности подал Хрущеву трубку.

– Центральный командный пункт ПВО! – ответил спокойный голос.

– Вы чем там занимаетесь? – Хрущев топнул ногой, – кто там у вас летает?

– Нарушитель, сверхвысотный самолет, предположительно американский разведчик. Принимаем меры.

– Знаю я ваши меры! В прошлом году американцы летали, и вы тоже все меры принимали. В апреле летали! Они в нашем небе хозяйничают как хотят, а вы все меры принимаете!

– Делаем, что можем, товарищ первый секретарь! Но у него потолок в полтора раза выше, чем у истребителей. Мы его не достаем.

– А где Королев с его ракетами? Где? Позор! Страна напрягла все силы, обеспечила ПВО всем необходимым, а вы один самолет остановить не можете!

– Никита Сергеевич, если бы я мог стать ракетой, полетел бы и сам сбил этого проклятого нарушителя!

– Принять меры! Докладывать каждые полчаса.

Хрущев бросил трубку на пол. Трубка раскололась, он наподдал ее и начал топтать ногами. Праздничные колонны подходили к Красной площади. Сюда же подруливал и иноземный самолет. И ничего сделать нельзя. Америка устанавливала свои порядки. Старший лейтенант Гарри Френсис Пауэрс выполнял задание.

Первая ракета пошла хорошо. Рев стартового ускорителя заставил звенеть стекла в казармах военного городка. О том, что сейчас будут стрелять ракетами на поражение цели, знали все. Еще час назад металлическим голосом взревела сирена, на этот раз не так, как на учебе, а более басовито.

В кабине управления стояли жара и духота.

– Дистанция? – подполковник Рузаев, командир дивизиона, не отрываясь от планшета, смахнул пот.

– Пятьдесят километров до входа в зону поражения.

– Сопровождение?

– Автоматическое! Перехожу на ручное! – офицер наведения, старший лейтенант Семенов, переключил тумблеры. Зеленая отметка цели поползла по экрану локатора. За ней тянулся зеленый крест сопровождения, напоминавший перекрестье прицела.

Война огненной волной прокатилась по всем офицерам. Рузаев повоевал достаточно. Семенову воевать не пришлось, но его отец погиб в сорок втором под Сталинградом, а старший брат вернулся, волоча не сгибающуюся ногу, через полгода после призыва в сорок четвертом. Войну они оба знали не понаслышке. Война – это холодные зимние ночи, это голод, это грязь, это разруха, это гибель близких. Это ночные налеты, когда, ложась вечером спать, ты не знаешь, доживешь ли до утра.

Они выжили в той войне. Молодые мальчишки, они уцелели. И они мечтали о мирной жизни. И они точно знали, что если в их руках не будет достаточно сильного оружия, война опять придет на их землю. Они очень хорошо знали войну и не хотели воевать. И в их руках теперь было достойное оружие. Вот только война опять маячила на пороге.

Было первое мая 1960 года. Третья мировая война вновь показала свой звериный оскал. А еще вчера все шло так хорошо.

Военный городок при дивизионе готовился к празднику Первомая. Офицеры зорко выискивали следы непорядка. Солдаты с выпученными от усердия глазами скребли, мыли, чистили, красили. Свежей побелкой покрывали все подряд – казармы, столовую, бордюр плаца. Старшина пытался побелить туалеты при казарме, но майор запретил – демаскирует.

Офицерские жены не остались в стороне. Пользуясь хорошей погодой, они вынесли из комнат офицерского общежития все ковры и лихо выбивали их на турниках спортплощадки. Над спортплощадкой стоял орудийный грохот, и поднимались клубы пыли.

Само первомайское утро тоже выдалось напряженным. Офицерские жены в своих домиках пекли и жарили, готовили праздничный обед. Их мужья, затянутые в парадную форму, повели солдат в баню, чтобы те чистыми предстали на торжественный смотр. Сияние солнца на золотых погонах, шуршание веников, скрип хромовых сапог смешивались с запахом свежих пирогов и бравурным маршем из репродукторов. И вдруг репродуктор щелкнул и замолк. Сначала негромко, а затем все сильнее, повышая голос до крещендо, взвыла сирена. Ее вой дрожал и рвал уши.

Из домиков и казарм выскочили офицеры и, на ходу поправляя фуражки, бросились по узкой дорожке на позицию.

Тревоги сегодня никто не ожидал – не в правилах начальства было устраивать учения в праздники. Но никто и не думал медлить. Тревога – всегда тревога.

Из казармы пулей вылетел взвод солдат во главе с сержантом. Заряжающие ринулись на полигон, обгоняя офицеров, и тут же принялись расчехлять установки. Не прошло и полминуты – а уже раздался рев дизель-генераторов автономного питания. Ворота гаража распахнулись, из них выполз первый тягач. В дивизионе воцарился боевой, слегка упорядоченный хаос. И как апофеоз боевой тревоги, из бани выскочили солдаты в нижнем белье и голые, на ходу натягивая штаны, бросились к батарее. Последним из бани выбежал старшина. Одним локтем он прижимал стопку банных шаек, другим – связку веников. Бормоча что-то под нос, он ловко метнул обе стопки в дверь каптерки и неторопливой начальственной рысью затрусил к блиндажу, где хранились запасные ракеты.

Ровно через минуту веселый, готовящийся к празднику военный городок стих и превратился в отлаженную военную машину. Уже все знали, что тревога не учебная, а боевая, и что в их сторону снова направляется неопознанный нарушитель. Подполковник Рузаев, как и шестнадцать лет назад, занял свое место в окопе.

– Дистанция?

– Вне зоны поражения.

Подполковник Рузаев глянул на планшет. Отметка сверхвысотного нарушителя стояла далеко, вне зоны действия дивизиона. Они пока еще ничего не могли сделать.

Инженер Иванов, сидевший на высоком железном табурете посередине кабины управления, лихорадочно терзал листочки блокнота. Как разработчик, он неоднократно наблюдал за испытательными стрельбами, но настоящий бой видел первый раз. Он прекрасно знал возможности комплекса и понимал, что даже если бы нарушитель летел в два раза выше, он все равно был бы в зоне досягаемости. И высокая скорость не была бы им помехой. Но курс нарушителя лежал далеко в стороне.

Новейший ракетно-зенитный комплекс «Двина», которым командовал подполковник Рузаев, не доставал до цели. Ракета не долетала.

Заведующий лабораторией КБ «Факел», Виктор Иванов лихорадочно теребил свой несчастный блокнотик. Он знал, на что способно его детище. И знал, что офицеры пока что бессильны. Нарушитель старательно обходил защищаемую ими зону.

А такого оружия не было пока что ни у кого в мире. Американцы обложили весь мир военными базами, им послать на Союз бомбардировщики очень даже просто. У Союза баз не было, зато имелись гениальные ученые. И ракеты, потомки легендарных «Катюш». Такие ракеты, делать которые американцы так никогда и не научились. Техника, на десятки лет опередившая американскую, о чем Америка пока не догадывалась.

Иванов разрабатывал первые в мире радиоуправляемые ракеты, способные поднять стокилограммовый заряд на высоту более тридцати километров. Офицер наведения, находясь на земле в передвижной кабине управления, мог управлять полетом ракеты и наводить ее на цель, ясно видимую на локаторе. Всего в распоряжении командира зенитно-ракетного дивизиона имелись Офицерские жены: один локатор с системой наведения и шесть ракет на шести установках, которыми он мог стрелять, как из револьвера. Все системы работали в норме. Установки были заряжены и ждали одного-единственного нажатия кнопки. Но нарушитель, словно издеваясь, огибал зону поражения комплекса.

На экране локатора появилось еще две отметки.

– Планшетист, отметки! – через плечо кинул Рузаев.

– Пара перехватчиков. Идут на сближение с целью.

– Достанут? – Иванов перегнулся через плечо капитана Семенова, работавшего офицером наведения.

– Нет. – Семенов покачал головой, – не смогут. Но если сумеют вывести на нас, то мы его достанем.

Иванов отложил блокнот. По экрану навстречу отметке от нарушителя медленно ползли две отметки от советских МИГов. Вот перехватчики, казалось бы, сблизились с целью. Вот они прошли ниже. На экране станции наведения зафиксировался разворот. Нарушитель, не обращая внимания, шел своим курсом.

– В хвост заходят? – с надеждой вновь спросил Иванов.

– Нет. Нарушитель выше. И вне зоны нашего поражения.

У летчиков Айвазяна и Сафонова сбить нарушителя шансов не было. Их пара «Мигов» не дотягивала по высоте.

– 650! – вновь раздалось в наушниках. – Я – «Сокол». Как цель?

– Цель вижу. Цель над нами. – Айвазян ещё раз поднял голову. Высоко, в фиолетовом небе, чертил серебристый инверсионный след недосягаемый «Локхид-U2».

– Я – «Сокол». Разворачивайтесь и попробуйте ещё раз.

Айвазян потянул на себя ручку и заложил вираж. Самолет хрустнул, в глазах потемнело от перегрузки. Ведомый чётко повторил манёвр. Скорость перехватчика была почти в 2 раза выше «Локхида», а вот высота не давала ничего сделать. Айвазян закусил губу. Американец был как на ладони и нагло топал на Свердловск. Увидев сверху разворот советских истребителей, Гарри Пауэрс усмехнулся и помахал им рукой. Полетают, постреляют и отстанут. А он спокойно сядет в Норвегии. Так было в прошлый раз. Так будет всегда. Так и должно быть.

– Я – «Сокол», – снова раздалось в наушниках, – Приказ «Дракона»: сбросить баки, облегчить самолёт. Сделайте хоть что-то. Готовы ли идти на таран?

– Готов, – Айвазян был спокоен, – но мы его всё равно не достанем.

– Приказ «Дракона», – отчеканил «Сокол».

– Попробуем «с горки», на максимальном ускорении. Разгонимся, потом ручку на себя, и вверх. Может, достанем.

– Добро. – «Сокол» помолчал, затем добавил, – Действуйте.

– 502-й, – Айвазян переключился на ведомого, – слышал приказ?

– 650, – приказ слышал.

– Повторяй манёвр за мной. Разгоняемся на форсаже, и вверх. Открывать огонь сразу. И постарайся не потерять сознание от перегрузки.

– Понял. Повторяю манёвр.

Сафонов пристроился к ведущему снизу и положил руку на сектор газа.

То, что русские – сумасшедшие, лейтенант Пауэрс знал давно. Но то, что они сумасшедшие до такой степени, он понял только сейчас, когда далеко справа сверкнули пулеметные трассы. Два истребителя, разогнавшись, на сумасшедшей скорости рванулись вверх. Страшная перегрузка вдавила пилотов в кресла, погасила их сознание, и теперь обессилившие машины, поливая огнем, валились на хвосты. Они все еще не могли достать U-2 прицельным огнем, но шальной снаряд мог доставить неприятности.

– Сумасшедшие!

Пауэрс пожал плечами, представив, каково им там. Пришлось чуть-чуть отклониться в сторону от курса, предписанного лично шефом ЦРУ, чтобы дать этой нелепой парочке пролететь мимо. Лейтенант отключил автопилот и взялся за штурвал для маневра.

– Внимание всем! – подполковник Рузаев впился в экран наведения.

На экране творилось что-то странное. В кабине управления не было слышно переговоров с пилотами, но по отметкам от самолетов командир видел, что истребители совершают какой-то отчаянный маневр.

– Что там? – Иванов перегнулся к пульту. Рузаев предостерегающе поднял руку.

– Держать сопровождение!

– Перехожу на ручное! – эхом отозвался Семенов.

– Есть сопровождение по углу!

– Есть сопровождение по дальности!

Сержанты, сидевшие на местах, приняли цель.

Рузаев видел, как зеленые отметки от истребителей все ближе и ближе подходили к нарушителю. Еще, еще чуть-чуть! В кабине наведения все замерли. И тут американец, уходя от беспорядочного огня, отвернул. Все замерли, отсчитывая секунды. Пунктир огневой линии на секунду скрыл отметку самолета, а затем снова открыл ее. Уже внутри.

– Цель в зоне поражения! Держать сопровождение! – громко крикнул Семенов.

– Огонь!

Рузаев понял, что это их шанс. Вокруг на сотни километров нет больше подобных станций. И истребители сделали то, что только и могли сделать – выгнали нарушителя на них.

Щелчок кнопки потонул в оглушительном реве ракетного ускорителя. Вся кабина задрожала мелкой дрожью. Зазвенело стекло. Вой ускорителя прервался, раздался хлопок. Затрещал секундомер, отмечая время полета.

– До контакта тридцать секунд! – Семенов осторожно поправил штурвальчик наведения, – десять секунд. Контакт!

Гарри Пауэрс вновь взялся за штурвал, возвращая машину на курс. Вот чудаки! Надо быть внимательнее!

Что произошло дальше, он так и не понял. Самолет совершенно беззвучно вздрогнул, двигатель захлебнулся и завизжал, как раненое животное. Фонарь кабины брызнул тысячами осколков и исчез, будто его сдуло ветром. Самолет резко клюнул носом и провалился вниз.

Многие думают, что при попадании зенитной ракеты самолет разметывает взрывом на мелкие кусочки. Вовсе нет. Ракета почти никогда не попадает точно в цель, потому что с земли нельзя абсолютно точно ее навести. Да это и не требуется. Ракета обычно взрывается в нескольких сотнях метров впереди самолета, выбрасывая из себя облако стальных шариков и осколков, врезаясь в которое, самолет рассыпается на части.

Обломки ракеты попали в воздухозаборник двигателя, снесли остекление кабины, почти оторвали крыло. Самолет еще не взорвался, но жить ему оставалось считанные секунды. Лейтенант Гарри использовал их для спасения собственной жизни. Одним движением он сбросил остатки фонаря, защелкнул ремни и дернул вверх рукоятку катапульты. Хлопок, раскрылся парашют. Пилот остался один, раненый самолет продолжил падение.

Лейтенант Пауэрс выбросился с парашютом и уже не знал, что дальше стало с самолетом. Он не видели, как падал и рассыпался в воздухе подбитый ракетой разведчик, и капитан Айвазян с трудом выводил потерявший управление самолет из штопора. Не видел своего ведущего и лейтенант Сафонов, который набрал высоту поменьше и едва-едва удержал машину от срыва.

– Подрыв! – лейтенант Семенов впился в экран локатора. Отметка от ракеты исчезла.

– Ну? – Иванов дернулся на своем табурете.

– Цель продолжает движение. Отметка есть.

– Промазали, – прошипел сквозь зубы Рузаев. – Промазали. Вторую установку к стрельбе!

Они не знали, что огромный U-2 смертельно ранен и летит вперед только по инерции. Они не знали, что лейтенант Пауэрс в эти секунды лихорадочно срывает колпак кабины. И они не знали, что лейтенант Сафонов находится сейчас точно под нарушителем и из последних сил пытается не дать своему «Мигу» сорваться в штопор.

– Совпадение целей по дальности! – услышал Семенов оператора ручного сопровождения.

– Совпадение целей по углу!

На экране локатора отметка от U-2 и от «Мига» Сафонова совпали.

– Отставить стрельбу, – скомандовал Рузаев. – Пусть разойдутся. На нашем должен быть ответчик.

– Сигнала ответчика нет.

– Еще раз запроси.

– Сигнала ответчика нет. Цели расходятся.

На экране происходили и вовсе чудеса. Отметка от одной цели внезапно распалась и превратилась сначала в три, а потом – в четыре цели. Это была первая боевая стрельба «Двины», и никто, ни офицер наведения, ни командир, ни инженер Иванов не знали, что это разваливается на части «Локхид», попавший в турбулентный след от истребителя Сафонова.

– Что же они ответчик не включают! – Семенов снова пощелкал тумблером. – Ведь уйдет из зоны поражения через тридцать секунд!

– Дистанция? – Рузаев обернулся к планшету.

– Выходит из зоны поражения через двадцать секунд.

– Цель есть, захват устойчивый! – Семенов увидел, что одна из отметок ярче других и движется равномерно.

– Огонь – не думая ни секунды, скомандовал Рузаев. – Огонь двумя ракетами сразу! Чтобы не ушел!

Кабина снова вздрогнула. Сразу две ракеты пошли вдогонку уходящей цели. Никто в тот момент не подозревал, что они видят в прицеле уже не американца, а наш истребитель. Лейтенанту Сафонову оставалось жить сорок секунд.

Старший лейтенант Пауэрс упал посреди вспаханного поля. Левая нога провалилась в борозду, и он больно подвернул ее. Несильный ветер погасил купол парашюта. Лейтенант выпутался из-под груды невесомого капрона, отстегнул наплечные ремни. Далеко-далеко, по краям поля, стоял ярко освещенный ласковым майским солнцем лес. Доносилось веселое пение птичек.

Лейтенант откинул стекло гермошлема и вдохнул полной грудью. Он был в Сибири. Здесь было неплохо. Здешний воздух ему нравился. И первой мыслью лейтенанта Пауэрса было то, что теперь он останется в Сибири надолго, а может быть и навсегда.

В прогалине леса виднелось далекое село. Оно не было похоже на американские фермы. Вместо белых домиков под веселыми красными крышами вдали виднелись хаотично разбросанные, темные от непогоды строения. Лейтенант сначала подумал, что это какие-то маленькие склады, а не человеческое жилье. Но оттуда уже бежали люди.

Несколько первых подбежавших остановились, не приближаясь к нему, и переминались с ноги на ногу в нескольких шагах. Лейтенант удивился, что и мужчины, и женщины одеты одинаково – в толстые стеганые черные фуфайки, прожженные в некоторых местах так, что из них торчала вата; брезентовые брюки серо-зеленого цвета и сапоги. Женщин можно было отличить от мужчин только по платкам, повязанным на голове. Трое мужчин и две женщины молча рассматривали Пауэрса. Двое из мужчин были не просто не бриты, – все лицо их поросло длинными густыми волосами, похожими на черные бороды пакистанцев, но длиннее.

–Это, наверное, наш летчик, – наконец нарушил молчание скотник Демидов. – Вишь, парашют, какой.

– Нет, Силантий, не похоже. Ты посмотри, костюм на нем какой. И шлем не как у летчика, – сказала одна из женщин.

– Откуда тебе, Матрена, знать?

– А у меня Васька этим увлекается. Он уже много картинок вырезал и мне показывал.

– Да, уж. – Силантий почесал в затылке.

– Да, задача.

И они снова вперились в незнакомца, упавшего с неба, простодушно разглядывая его и не пытаясь ни заговорить, ни подойти. Лейтенант Пауэрс, не двигаясь, молча внимательно наблюдал за ними.

– Слушай, Силантий, а может, он из космоса? – догадался молчавший до того Данила.

– Как так?

– Да так. Спутников уже сколько запустили? Даже собаки летали. Может ученые уже и человека запустили.

– Вишь ты! – удивился Силантий. – До чего наука дошла. Может и из космоса. А где же его корабль?

– А самолет где? И самолет не пролетал, – вновь вмешалась Матрена

– Нет, и самолета не было. Верно, из космоса, – закивали мужики. – Ну че, закурить ему дать, да в избу вести?

Сзади раздался топот копыт. Верхом, без седла, прискакал председатель.

– Ну, что это? Кто это? – Крикнул он мужикам, осаживая коня.

– Дак ить… – Силантий развел руками, – видать оттуда.

С этими словами он поднял заскорузлый палец, посмотрел на небо и покачал головой.

– Эй, товарищ, вы оттуда? – председатель лихо прогарцевал вокруг лейтенанта Пауэрса. – Вы кто такой?

Лейтенант Пауэрс подумал, что этот селянин посообразительнее и обращается к нему. По тому, как почтительно смотрели на него остальные, он понял, что это какой-то начальник.

– No understand¹.

Стараясь не делать резких движений, Пауэрс полез в один из карманов, достал оттуда пакет с записками, выбрал конверт с надписью “Russian”и протянул верховому.

– Ишь ты, не по-нашему говорит! – удивился Силантий.

– Немец, что ли? – насторожился председатель.

– Не, не похоже. Немец шпрехает по-другому, я в войну слыхал.

– Письмо-то возьми, вишь, человек тебе дает!

– А! Ну да, – председатель наклонился с коня.

– Читай! Не тяни!

«Я – американец и не говорю по-русски» – начал читать председатель.

– Ишь ты! Мериканец! – всплеснула руками Матрена.

– Надо его того, в город! – сообразил председатель.

– А вдруг он вооружен?

– Дальше читай, не томи.

– А, ну да! – продолжил председатель, – «Я американец и не говорю по-русски. Мне нужна пища, убежище и помощь. Я не сделаю вам вреда. У меня нет злых намерений против вашего народа. Если вы мне поможете, то вас наградят за это».

– Во, вишь, не сделает нам вреда, – заметила Матрена.

–Да ты думай, что говоришь! – усмехнулся Силантий, – Он нам вреда не сделает. Да кто он такой? Нас много, а он один. И земля эта наша. Плюнуть и растереть этого американца, одно слово. Тьфу, и нет его. А он «вреда нам не сделает»! Он просить нас должен, чтобы мы ему вреда не сделали, комар заморский!

Силантий выразительно потряс огромным волосатым кулачищем.

– Но-но! – грозно сдвинул брови председатель, – не распускать руки!

– Конечно, – оживилась Матрена, – может, нас наградят!

– Да кто тебя наградит! – не унимался Силантий, – мериканцы, что ли? За хлыща этого? Если уж и наградят, то наши пограничники за поимку особо опасного шпиона. А с этого задохлика – какая награда может быть? Один парашют на подштанники, и ничего больше.

Неожиданно послышался гул мотора, и по дороге из леса, с трудом продираясь по грязи, выехали два зеленых грузовика. Из кузовов посыпали солдаты. На ходу они сдергивали оружие.

– Ах ты, смотри, за мериканцем приехали! – удивилась Матрена.

Солдаты молча окружили всю группу. Пауэрс, как положено в инструкции, заложил руки за голову и стоял, показывая, что он безоружен. Увязая в пашне, к ним подошел офицер с синими погонами госбезопасности.

– Этот прилетел? – офицер ткнул пальцем в Пауэрса.

– Этот, – подтвердил председатель, слезая с лошади. Вот письмо дал. Грозился. И награду обещал.

– Так, – офицер взял письмо. – А вы кто?

– Председатель колхоза «Светлый путь».

– Увести, – офицер кивнул в сторону Пауэрса. – И вы все тоже – в машину.

– А конь? – удивился председатель.

– А награда? – спросила Матрена.

– Отдайте ей коня, – офицер показал на Матрену, – пусть отведет. А остальные в машину, поедете со мной.

Из репродукторов гремела праздничная музыка. Яркое солнце сияло над Красной площадью, расцвеченной флагами и транспарантами. Колонны трудящихся шли и шли по площади. Люди радовались. Люди кричали «ура» и размахивали флагами.

Люди шли и шли. Некоторые катили транспаранты в виде фанерных снопов или огромных портретов Ленина. Некоторые транспаранты представляли собой галерею портретов членов политбюро. Между каждых четырех рядов демонстрантов стоял ряд солдат в синих погонах, которые добродушно улыбались людям и зорко следили, чтобы не было никаких несанкционированных выкриков.

Дети на плечах родителей махали шариками и хлопали в ладоши от радости. Дети постарше шли сами и изо всех сил вытягивали шеи, стараясь увидеть любимых вождей, стоящих на трибуне. На трибуне мавзолея, стояли рядом Хрущев и Малиновский, и махали руками в ответ на приветствия. Хрущев изредка опускал руку и показывал Малиновскому под трибуной кулак. Малиновский отворачивался и кричал «ура!» демонстрантам.

– Товарищ первый секретарь, вас Бирюзов. – офицер связи незаметно подошел сзади.

– Ну, наконец-то! Доложил?

– Так точно. Нарушитель сбит над Свердловском. Первой ракетой. Операция пошла отлично, согласно плану, разработанному в штабе. Первой же ракетой.

– Знаю я ваши планы. Передайте Бирюзову, что я свяжусь с ним чуть позже.

Хрущев улыбнулся. Перед ним шли и шли радостные колонны демонстрантов. Светило яркое солнце. Чистое голубое небо уже ничем не омрачалось. Хрущев еще раз опустил кулак под трибуну и ткнул Малиновского в бок. Малиновский улыбался.