Спасай и женись

8

В среду в Москве засобиралась гроза. Ну, это вероятнее всего, потому что в воздухе разлилось какое-то неясное напряжение и томление. Жара и неопределенно-радостное предвкушение конца света.

В квартире Лизы Волынской установился относительный порядок, мебель стояла по местам, на бронзовой бабе-канделябре больше ничего лишнего не висело. В холодильнике поселились кефир, мороженое и пельмени, а в ванной — пена для бритья и мужской одеколон. Последнее больше всего умиляло и восхищало Лизу. Она валялась поперек кровати и расслабленно представляла, что они с Волковым уже давно женаты и живут не в Москве, а в Париже. Или в Рио-де-Жанейро — судя по погоде.

Хотя Волкову в Париж нельзя, он там захиреет. И не потому, что языков не знает, а потому, что Волков — насквозь отечественное издание. Ему в Европе будет просто тесно…

Лиза перевернулась на живот и заорала в сторону кухни:

— Волков, ты по-французски умеешь?

Через мгновение в дверях возникла могучая фигура в одном лишь полотенце на бедрах, и Лиза залюбовалась этим зрелищем. Волков с явным подозрением смотрел на валяющуюся поперек постели подопечную, однако криминала не усмотрел и ответил:

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Волков, это самый дурацкий ответ на самый простой вопрос. Я спросила, умеешь ли ты…

В этот момент до нее дошло, и Лиза захихикала, а Волков глумливо ухмыльнулся.

— Вот именно. Мало ли чего можно уметь делать по-французски?

— Ну хоть что-нибудь ты умеешь?

— Иди, покажу.

На некоторое время стало не до вопросов, а потом, когда Лиза ушла в душ, голый Волков слез с кровати — и как-то разительно переменился.

Он стремительно, но не торопливо отправился на кухню, достал из кармана висевших там джинсов мобильник и набрал некий номер. Дальше состоялся следующий разговор:

— Завтра к десяти тридцати все должно быть заряжено.

— Я понял, не волнуйся. Все записи у меня.

— Косой, пусть его водят повсюду, даже в сортир. И прослушку не снимать!

— Кабан, ты уж не наводи панику, лады? Еще бабу Шуру поучи блины печь.

— Все, все, извини. Еще раз: вести до конца, ни при каких обстоятельствах не вмешиваться, пакуемся по моему сигналу. Никого не валить. С завтрашнего утра — тишина в эфире.

— Принял, пошел воплощать. Удачи, Кабан.

— До связи, Косой.

После этого загадочного и явно зловещего разговора Жора Волков несколько мгновений посидел просто так, пялясь в пустоту, а потом набрал еще один номер. Здесь он почти ничего не говорил, только слушал, потом коротко и сухо поблагодарил собеседника и дал отбой.

Лиза выпорхнула из душа веселая, словно птичка, и слава богу, в футболке. Волков уже практически точно знал, что умрет он от полового истощения, причем довольно скоро, потому что на Лизу мог реагировать исключительно одним способом — хватать и тащить в койку.

Сейчас юная соблазнительница уселась за стол, потрясла влажными волосами и поинтересовалась:

— Ты сейчас занят чем-то важным или просто сидишь с дурацким видом?

— Чего? А, нет. Лизавета, в тебе нет ни капли уважения к мужчине, с которым ты спишь.

— Есть, но его все время заглушают здоровые инстинкты и нездоровые желания. Волков, а ты часто будил в женщинах нездоровые желания?

— А что ты считаешь нездоровыми желаниями? Желание заняться любовью?

— Ну… нет, это нормально, пожалуй. Не знаю, просто так говорят. Ладно, ладно, я дура, признаю. Давай опять в вопросы и ответы поиграем?

— Давай, я тебя лучше просто так поцелую?

— Не-ет, так неинтересно. Нужен азарт. Кураж нужен.

— Ладно, давай. Только я тоже буду спрашивать!

— Конечно, Волков! Не знаю, зачем тебе это, ты и так все знаешь, но я играю честно. Начинай.

— Зачем мы идем завтра на ипподром?

— Затем, что я обещала Эдику, люблю лошадей и хочу выйти с тобой в свет. Устраивает?

— Ну, в принципе…

— Теперь моя очередь. Как ты потерял невинность?

— Ух. Так и не вспомнишь…

— Не ври. Ты сказал, что это было за пять лет до моего рождения. И явно наврал, потому что тогда тебе было десять лет.

— Немножко приврал, каюсь. Но не очень много.

— Волков! Ты дитя трущоб и воспитанник улицы? Генерал песчаных карьеров?

Волков усмехнулся.

— Можно и так сказать. Я просто нормальный гарнизонный ребенок. С первого класса предоставленный исключительно себе самому.

— А родители?

— Отец служил в разведроте. Мама умерла, когда мне было три года. Он меня никому не отдал, таскал с собой по всем гарнизонам.

— Жор, прости…

— Ничего страшного. Я маму почти не помню, а отец погиб двадцать лет назад. Я до армии жил у дяди Коли Зайцева, а с его сыном Витькой мы вместе пошли потом и в разведшколу, и в военное училище, и в милицию. И уволились тоже вместе, он чуть позже.

— Погоди… Зайцев Витька — это же Виктор Николаевич?! Твой колдун по технике?

— Точно. Заяц.

— Ничего себе… Так ты себе ребят набирал из сослуживцев?

— Не всех. Остальные помоложе, но почти все из спецназа или разведки.

Лиза задумчиво кивнула, а потом медленно произнесла:

— Надо же, а я как-то никогда не задумывалась… Просто здоровенные мужики, ходят за тобой хвостом, иногда мешаются под ногами. А ты их специально набирал.

— Я их еще и учил, потому что это целая наука. И потом, это такая профессия, в которой от полного доверия к напарнику зависит твоя и, что важнее, чужая жизнь.

— Важнее собственной?

— А как же? Ведь именно в этом профессия и заключается. Заслонить, принять удар на себя. Возможно, погибнуть — но не дать причинить вред тому, кого защищаешь.

— Жор, а давай, ты потом больше не будешь этой профессией заниматься?

— Когда это потом?

— Ну… когда мы с тобой поженимся.

Жора потемнел лицом, встал, отвернулся и молча натянул джинсы. Правда, прямо на голое тело и пуговицу не застегнул, так что вышло еще сексуальнее. Лиза едва не облизнулась, как Барсик при виде сметаны. Волков мрачно произнес:

— Лиз, я не хочу пока к этому разговору возвращаться.

— То есть ты жениться на мне не хочешь? Соблазнил, значит, девушку…

— Лизавета, всыплю!

— Это каждый может. Ты сначала женись!

— Лиз…

— Волков, я знаю, что приличные девушки так себя не ведут. И знаю, что не должна навязываться. Но что же мне делать, если ты вбил себе в голову какие-то дурацкие мысли и никак не хочешь переступить через свои дремучие принципы?

— Нормальные они, никакие не дремучие. Лизка, ну ты сама подумай, ты что, поедешь ко мне в Марьино? В однокомнатную?

— А что я, умру сразу в однокомнатной? Да мне все равно куда, лишь бы с тобой!

— А меня не будет! Я на работу буду ходить. Сутки через трое, а то и вообще каждый день.

— Тогда я ребенка рожу и буду с ним гулять, ждать тебя. А потом мы будем тебя встречать на углу и вместе возвращаться. И мы тебе расскажем, что у нас случилось за день, а ты… ну, ты, как обычно, не расскажешь ничего, зато нас послушаешь. А в отпуск мы поедем в Крым и на Селигер. И на байдарках! И на велосипедах! И собаку заведем!..

Волков вдруг очень отчетливо представил, что так все и есть — Марьино, Лиза с коляской, большая лохматая собака, смеющаяся от радости, что он вернулся домой. Вышло так здорово, что он даже засмеялся и зажмурился. Лиза немедленно прыгнула к нему на колени.

— Волков, ты мне не веришь?

— Верю. Только до этого все еще очень и очень далеко.

— Волков, а ты мне можешь честно сказать, зачем мы сбежали из дома сюда? Что все-таки случилось?

Жора открыл глаза и посмотрел на девушку. Случилось то, маленькая, подумал он, что тебя отдали в качестве приманки родной брат и родной отец. И если ты об этом узнаешь, то уж точно никогда не сможешь их простить, а я этого не хочу. Потому что не хочу, чтобы ты страдала. Именно поэтому я и затеял всю эту игру…

— Волков!!!

— Не ори, я и так тебя слышу. Просто обдумываю ответ.

— Ой, я умру с тобой!

— А ты хочешь вернуться?

— Да не особенно… Здесь мы одни, никто над душой не стоит, но там, с другой стороны, воздух, баба Шура, все остальные… Ты разве не скучаешь по ребятам?

Жора усмехнулся.

— Честно говоря, пока еще не успел соскучиться. Возможно, позже, когда ты мне надоешь.

— Волков! Уволю!

Он стряхнул ее с коленей и пошел в комнату, а с порога бросил:

— Ты учти, прежде чем делать мне предложение, тебе действительно придется меня уволить.

Лесик Оршанский нервно метался по квартире, иногда замирая перед зеркалом и корча в него страшные рожи. Вчера он, как савраска, обегал пол-Москвы, достал подходящий костюм и даже разжился киллерской шапочкой с прорезями. За машиной предстояло ехать сегодня вечером, примерный текст он уже придумал, а окончательно мизансцену разведет, заехав на место завтрашнего, ха-ха, преступления века.

Значит, не перепутать. Невысокая, светлые волосы, зеленые глаза, очень молодая, симпатичная. А спутник ее совсем наоборот, вылитый терминатор, здоровенный, загорелый, нос сломан в двух местах, шрам на щеке, волосы короткие, глаза серые. Блондинку надо хватать и тащить, от терминатора убегать и падать на землю… нет, лучше все-таки убегать!

Соня на кухне со вздохом открыла последнюю банку шпротного паштета и стала представлять, что они с Лесиком будут завтра кушать в ресторане.

Панк оплатил свой заказ и договорился, что перезвонит завтра с ипподрома, чтобы уточнить, в чем будет одета клиентка, то бишь Лиза. Собственно, это просто подстраховка, потому что вряд ли в одиннадцать часов утра из ворот ипподрома толпами повалят парочки, похожие на Лизу с ее Волковым…

Андрей Полянский с остервенением набрал телефон и нетерпеливо выпалил в трубку:

— Здесь Дервиш. Самолет сел?

— Здесь Странник. Рейс перенесли на завтрашнее утро. Но все стороны уже предупреждены.

— Он везет стекляшки?

— Он едет с маленьким металлическим саквояжем. Вероятно, камни там.

— Отлично, Странник. До связи.

— До связи, Дервиш…

Еще из телефонных разговоров.

— Это я. Ты готов?

— Я давно готов.

— Темно-синий фургон. Они будут разгружать товар, так что не спеши и не психуй.

— Я уже давно не психую, друг мой. С тех самых пор, как принял решение. Просто нет смысла психовать. Если проиграю — меня не будет. Если выиграю…

— Что ж, пожалуй ты прав. Просто я предпочитаю исключительно второй вариант. Всегда.

— На то ты и везунчик. Или как там тебя…

— Неважно. Повторим расклад еще раз. Значит, к девятнадцати ноль-ноль я буду в условленном месте уже с саквояжем…

— Баб Шур?

— Чавой-то? Хтой-то? Але! Але, трубка, я вас слушаю…

— Кончай свои народные забавы, это я, Жора.

— Жоржик! Не узнала, будешь богатый. Как там моя девочка?

— Девочка твоя хорошо. Пока что.

— Ой! Не пугай меня, я женчина пожилая, болезненная…

— Баба Шура, Игорь Васильевич прилетел?

— Рейс перенесли, но он будет завтра утром.

— Черт, не успею, значит, придется тебе… Слушай внимательно и не смей меня перебивать…

— Валерка?

— Слушаю, Виктор Николаич!

— Значит, как договорились. Две машины ведут их посменно, я на своей слежу по маяку, ты с ребятами страхуешь на окружной. Еще раз повторяю, пакуем только по условному сигналу!

— Так точно, Виктор Николаич. Не волнуйтесь…

— Салага! Он еще меня успокаивать будет. И чтоб мне тишина в эфире с десяти утра!

— Виктор Николаевич, а со Шнурка наблюдение снимаем?

— А снимаем! Куда он денется с подводной лодки? Все равно туда же приедет, а дальше… До связи, Валер.

— До связи.