Сплетня

Глава 10. Он. Воспитание джентльмена

Предлагаю проводить Лилю, и на ее лице снова отражается вселенский ужас, как будто я сделал ей непристойное предложение. Не понимаю ее реакции, но девочка вся за гранью.

– Тебе сегодня в кафе или…

– Меня отпустили, – говорит, отведя взгляд, и силится улыбнуться. – Подменили то есть… В общем… мне домой.

– Тогда пошли домой, – вырывается легко.

Согласен, звучит странно, но не настолько, чтобы впадать в ступор. А она застывает. Что так? На улице темно, скорее всего, подморозило и скользко. Там носит по земле придурков вроде Савельева, а мама воспитала меня джентльменом, чтобы на папашу не был похож. Только некоторые здесь заставляют чувствовать себя неловко за малейшее проявление вежливости.

– Как раз обсудим интервью… или что ты там хотела обсудить.

– Я живу тут недалеко. Но у меня допоздна никого не будет. Сестры с мамой поехали за город бабушку поздравить с днем рождения и вернутся электричкой на девять вечера. Папа где-то должен праздновать – у него юбилей службы в МВД, правда, он уже второй год на пенсии, но… В общем, можем позаниматься у меня.

Она выдает все это на одном дыхании, без запинки, и тут же краснеет, догадываясь, что выдала много лишних подробностей. Мне бы промолчать, но не могу удержаться, чтобы не переспросить:

– Позаниматься? – приподнимаю левую бровь, а Ларина опускает подбородок ниже и смотрит на меня исподлобья. Выглядит устрашающе, но меня забавляет ее… колючесть? Или как это еще назвать. – И чем таким мы будем заниматься?

– Я, например, буду очень стараться не отрезать тебе язык, а ты посмотришь, как я живу и…

Она прячет глаза, тушуется и отталкивает меня, чтобы пройти мимо. Натягивает красную куртку с заостренным капюшоном, в котором похожа на гнома – с ее-то ростом. Ну правда, она едва достает мне до плеча. Если подпрыгнет. Макушкой. Девчонка берет у стены огромную сумку метр на метр, которую, как и Лиза, вечно таскает с собой, но я перехватываю ношу за ручки и вешаю себе на плечо. Пропускаю Лилю вперед, а она едва ли не в полную силу утапливает педаль газа в пол.

– И часто ты зовешь к себе незнакомых парней?

Я равняюсь с ней и пытаюсь подстроиться под ее шаг. Проблема в том, что мой один как ее три: получается идти либо быстрее, либо медленнее.

– Каждый день. Это мое хобби. – Она стреляет бровями вверх и спешит по лестнице вниз. – Заманиваю к себе, а потом консервирую в банках.

– Уф, – смеюсь я, потому что говорит Лиля слишком серьезным для шуток тоном. Будь это триллер, я бы точно поверил, что она главный маньяк.

Университет ко времени, когда мы спускаемся, кажется совсем опустевшим. Все слова отражаются эхом от стен и звучат гулко. Я перехожу на нормальный шаг, чтобы обогнать ее, открываю дверь, а она косится на меня так, будто за моим элементарным жестом кроется какой-то подвох. Рыцари, видимо, ныне не в почете. По крайней мере не у Лариной. И ладно. На улице меня сразу обдает ледяным порывом ветра, я поднимаю теплый воротник куртки и застегиваю ее на среднюю пуговицу.

– Давай я вызову такси? – предлагаю Лиле.

– Если принцесса замерзла в своей модной джинсовке, она может ждать карету. Я пошла.

И она правда меня не ждет.

– Я всего лишь хотел как лучше. Ты совсем не умеешь принимать помощь?

– И быть потом должной? Не мой вариант.

– Значит, все сама?

Здесь, на открытом пространстве, где перпендикулярно встречаются две дороги, ветер бушует особенно сильно. И бьет в лицо. И, забираясь за ворот, холодит позвоночник, сковывает движения. Я настырно иду вперед, поворачиваюсь к нему спиной – так и мне лучше, и девчонку прикрою.

– Не боишься, что плечи не выдержат такого груза? Может, стоит хотя бы иногда позволить себе…

– Стой ты! – Вижу испуг в ее глазах, не договариваю, когда она хватает меня под локоть, потому что руки спрятаны в карманах, и резко тянет к себе.

Я чуть не сношу ее своим весом. Мы несколько шагов балансируем на грани падения, но все-таки удерживаем равновесие. Быстро оборачиваюсь назад – там дорога, и только что мимо на полной скорости промчалась машина, под колесами которой в теории я мог бы испустить последний вздох. Девчонка спасла меня, как мило.

– Просто скажи, что хотела пообниматься.

– Мне больше нравилось, когда ты молчал и смотрел на всех этим своим взглядом, – поправляя куртку, говорит она.

– Каким взглядом?

Я внимательно оглядываюсь по сторонам, стоя на тротуаре, вижу вдалеке тусклый отблеск фар и, схватив девчонку за руку, быстро перебегаю дорогу, пока ее сумка сильно бьет в бок и по ногам.

– Больной, – запыхавшись и вырвав ладонь, шипит на меня. – Зачем бежать? Нам горел зеленый!

– Не заметил. И как ты таскаешь этот телевизор с собой?

Поправляю лямки на плече, но лучше не становится. Издевательство. Не надо мной – над девчонками вроде нее и Лизы, которых обделили ростом.

– Еще и слепой. – Она игнорирует мои слова. – Прекрасный мне достался сообщник. Какой сделаем конкурсный номер? Прогноз погоды с сурдопереводом?

– Сурдоперевод – это же для глухих?

– Не важно, – отмахивается от меня. – Что ты вообще пристал ко мне? Там кто-то из второкурсниц праздновал, что ты вдруг попросил ее отойти с прохода в вестибюле, а мне за что столько слов в минуту? Я от тебя уже устала.

– Читаешь чат?

Я сам не читаю и не состою в нем, но мне обязательно обо всех новостях докладывает мама. Или Тим. Или Лиза на крайний случай.

– Нет. Если ты так много болтаешь, лучше расскажи, зачем надел розовую футболку? Никогда не видела тебя в них, обычно белые же. Почему обыскивали вашу с Тимом квартиру? Откуда у тебя на лбу этот шрам?

– Я мало общаюсь с посторонними людьми, но не вижу смысла молчать, если мы с тобой повязаны одним делом.

– Ложью, ты хотел сказать?

Неприятно слышать это слово, я сознательно его избегал. Потому что ненавижу лгать, но по факту… мы с Лариной никому же не врем, они сами додумывают. Ложь для слабаков вроде моего отца, и я обещал себе, что не стану уподобляться ему.

– Вот почему я разговариваю с тобой, – будто не слышу ее замечаний. – Это нормально.

Она так не считает, поэтому я продолжаю говорить:

– Футболку испортила Лиза, ее нельзя подпускать к технике. Квартиру обыскивали, чтобы изъять ноутбук Тима, потому что он влез туда, куда не следовало…

– Значит, это не ты хакер, а твой друг? Уже легче.

О, неужели я вижу улыбку? Блондинка с покрасневшим носом и румяными от злого ветра щеками пытается не улыбаться, но ее явно что-то веселит. Я, что ли?

– По секрету… Тим тоже предпочитает другие источники заработка.

Она знает, что я шучу, толкает меня в плечо.

– А шрам? – Распахнув глаза, начинает с воодушевлением перечислять: – Это была перестрелка? Кастет? Ножевое ранение? Кот?

– У меня никогда не было кота.

– Ах да, ты же собачник. Лиза рассказывала насчет твоего питомца. Мне жаль.

Невольно трогаю место под сердцем, где осталась татуировка на память.

– Лили́, да. Волшебное было создание. Никого преданнее в жизни не знал.

– Ну ладно, если ты так любишь животных, совсем пропащим человеком быть не можешь. Здесь направо. – Лиля указывает в узкий переулок.

Я, признаться, думал, она живет в одной из высоток, к которым мы направлялись: хороший район, одинаковые дома, множество детских площадок и фонарей, подсвечивающих дорогу. Там, куда мы идем сейчас, почти кромешная темнота. По крайней мере луна и редкие столбы с мигающими лампочками точно не справляются с задачей осветить нам путь.

Резкий контраст от смены картинки меня удивляет. Мы вроде бы все еще в центре города, лишь свернули с главной аллеи, а здесь… ну, скажем так, идеальными окрестностями, которые показывают чиновникам, катая их по красивым проспектам, и не пахнет. Покосившиеся заборы, неровный асфальт, оборванные электрические провода, заброшенные на вид дома, в которых горит свет и даже можно разобрать двигающиеся силуэты. Если она живет где-то здесь…

– Нам туда, – кивает прямо из-под капюшона чуть дальше. Уже лучше.

– И как ты собиралась идти домой одна?

– Как и всегда. – Она пожимает плечами, не понимая вопроса.

– Не самый лучший район для прогулок в одиночестве, тебе так не кажется?

– Принцесса испугалась? – Слышу тихую ухмылку, потому что… только сейчас замечаю, что здесь нет ветра и вообще как будто теплее. – Не переживай за свою задницу, ты со мной. Со мной не тронут.

Смелое заявление. Особенно в подобных декорациях. Потому что, когда мы наконец заходим во двор, где, по всей видимости, она живет, я будто попадаю в сериал про бандитские девяностые. Три трехэтажных дома, время вокруг которых застыло. На первых этажах выбиты стекла, фасады зданий разрезают широкие трещины. В том, что ближе к нам, расположился магазинчик с кривой вывеской, в котором за двести рублей можно еще и стрижку сделать – так написано ручкой на тетрадном листке, что приклеен к входной двери.

– Не суди по одежке, – без улыбки говорит девчонка, что-то считав с моего лица. Она скидывает капюшон, потому что здесь и правда безветренно, оглядывается вокруг, будто пытается посмотреть на все моими глазами. Тяжело и с щемящей грустью вздыхает, а потом говорит: – Лет двадцать назад здесь и правда был опасный район. Но в начале нулевых сюда стали селить сотрудников милиции – приезжих, без связей и с желанием служить Родине. Родители с моей старшей сестрой перебрались из области, чтобы «у детей было больше возможностей», – папа так считал. Им выдали здесь служебные квартиры – не хоромы, но хоть что-то.

Она много говорит, а я слушаю.

– Дома́ на самом деле старые, годов шестидесятых вроде бы. Родители, когда заселялись, с нуля делали ремонт. И не просто обои клеили: входные двери меняли, потому что те с щелями огромными были, куда можно кулак просунуть, в потолке дыры зияли – с соседями над нами каждое утро здоровались. Колдовали над домом как могли. Избавлялись от сырости, плесени и мышей. Здесь поначалу даже печки были – раньше топили ими. Их по итогу убрали, но во дворе, вон, – она указывает в сторону обветшалого деревянного сооружения, – сарай остался. Сейчас там устроили склад. Кто-то велосипеды хранит, кто-то санки – в общем, кто на что горазд. Папа мне из досок оттуда недавно мольберт сколотил. Я нечасто пользуюсь им, но все равно…

Она трясет головой и возвращается к теме:

– Первое время местные хулиганы пытались снимать колеса с автомобилей, крали магнитолы. У участкового угнали новую кредитную «десятку». Папа на каждом застолье вспоминает, какое шоу устроили: провели рейд, приезжал ОМОН. Хватали на улице всех подряд и объясняли, кто тут теперь живет. С тех пор и расползлись слухи, что это «ментовской район». Так что лет двадцать здесь уже тишина и покой: дети одни гуляют во дворе допоздна, пикники летом, на веревках между железными столбами сушат белье, которое никто не крадет. И со мной ничего не случится.

Я все это слушаю с четким ощущением, что история мне знакома.

– Точно, – вспоминаю я. – Тут недавно хотели торговый центр строить. Была демонстрация протеста, да?

Лиля не успевает ответить, потому что нас отвлекает звон разбившегося стекла: кто-то швырнул пустую бутылку в стену дома. Шуму-то наделали. Не нравится мне все это. На инстинктах хочу притянуть девчонку ближе, спрятать подальше, но хватаю лишь воздух, потому что она уже несется впереди планеты всей прямо в лапы шатающемуся мужику.

– Отработанный материал, значит? – кричит тот на весь двор, чуть заплетаясь языком в словах. – Тридцать пять лет отдал им и…

– Папа! – Голос Лариной, который разносится по двору, не узнать совсем. Если я и полагал, что со мной она говорила жестко, то ошибся. Сейчас в ее голосе одна сталь.

– Ляля… – Мужик смотрит расфокусированным взглядом на дочь, а я подхожу ближе, но держусь на расстоянии, готовый в любой момент прийти на помощь. – Ты как тут… они снова приходили, представь. Я только домой вернулся, а они у подъезда меня окружили. Сказали, устроят проверку и признают дом аварийным. Угрожали, что лучше не сопротивляться. Говорили, мы больше ничего не можем. Я больше не служу и… мы незаконно…

– Тише, пап, ты всех напугал! – Ее голос звучит так грозно и с таким укором, что у меня кровь в жилах стынет.

– Столько лет… и на улицу… Ляля, девочка моя.

Он обнимает ее. По небритой щеке скатывается скупая мужская слеза. Со стороны кажется, что практически висит на девчонке: она слишком сильная для хрупкого тела, в которое ее поместили.

– Помоги мне, – внезапно слышу тонкий хрип Лили.

На автомате делаю несколько быстрых шагов вперед. Не знаю, чего она от меня хочет, но успеваю подхватить ее отца под плечо, когда тот заваливается вбок.

– Сюда, – указывает она на подъезд самого старого на вид дома. – Он вообще-то не пьет. Не то чтобы часто. Нет. Мой папа не пьяница, но…

Я хватаюсь за ручку массивной подъездной двери, которая поддается со скрипом петель и скрежетом по асфальту. За ней вторая дверь, тоже без замка. Толкаю внутрь ее отца, от которого пахнет как от ликеро-водочного завода. Попадаю в подъезд: с потолка валится штукатурка, лестничные пролеты поросли паутиной, мутные лампочки ни черта не освещают, как и те, что на улице, поэтому я оступаюсь и едва не валюсь вместе с Лариным-старшим назад.

В квартиру захожу с ним, не глядя по сторонам, – и так слишком много информации, которая встает поперек желудка. Сначала эту бы переварить. Прохожу, куда показывают, помогаю уложить мужика в кровать, замечаю китель с наградами, висящий на ручке окна. Дома и правда никого нет, но сейчас это смущает даже меня. Не то место, не то время.

– Он вообще очень редко выпивает, – не замолкает девчонка под боком. – Сегодня праздник, и он… он скучает по работе, иногда расстраивается.

Хочется выйти, чтобы подышать. Как она там говорила? Это слишком.

– Значит, позанимаемся не сегодня, – выдает, возвратившись в коридор, уже у входной двери, когда я собираюсь уйти. На меня не смотрит, вымученно улыбается.

Ее можно оставить с ним наедине? Не знаю, но мне срочно нужно выбраться отсюда.

– Не сегодня, – с облегчением соглашаюсь я.

По лестнице со второго этажа я сбегаю так, будто за мной гонится сам черт. И дальше иду, не оглядываясь назад. Хотя уверен, что затылок жжет не просто так.