Я Вас любил. Любовь еще быть может...
Быть может, ну а может и не быть.
Но пусть Вас эта глупость не тревожит,
Я Вас сумею навсегда забыть.
Мою печаль поймете Вы едва ли,
Я на осколки жизнь свою разбил!
Я Вас любил, а Вы мне не давали...
А я, придурок, все равно любил.
Третий день сижу одна,
Третью ночь лежу без сна,
Нервно тискаю вибратор,
Только толку — ни хрена.
Ты там где-то далеко,
Пьешь с блядьми «Вдову Клико».
Я ж торчу, как дура, дома
И лакаю молоко.
Лучше пни меня ногой,
Лучше гни меня дугой,
Лучше трахни меня в жопу
Нашей ржавой кочергой!
Только будь сейчас со мной,
Очень грустно мне одной,
И тревожит мозг мой слабый
Восемь видов параной…
Все же жду, как дар небес,
Как старушка свой собес,
Что придешь или хотя бы
Зафигачишь смс.
Для тебя я все стерплю,
Съем лягушку — не сблюю,
Хоть ты редкая скотина —
Очень я тебя люблю...
Потерялся лифчик —
Красненький, с оборкой.
Я сижу и хнычу,
Грустно мне и горько.
Может, он у Мишки
После бурной ночки?
Нет, ходила к Мишке
В желтеньком, в цветочек.
Может, он у Машки
После ночки бурной?
Нет, ласкала Машку
В синеньком, ажурном.
Позвоню Сережке,
Позвоню Егорке:
«Лифчик не видали?
Красненький, с оборкой».
Скажет мне Сережка:
«Лифчик — не видал.
А трусы c застежкой —
Приходи, отдам».
Скажет мне Егорка:
«Не видал такого я.
Но если хочешь сексу —
Приходи без повода».
И вторит Виталька,
Сахарное личико:
«Хочешь, Анька, сексу —
Приходи без лифчика».
Хохотнет Володька:
«Ну, даешь! Люблю!
Приходи, а лифчик
Я тебе куплю».
…Закрома все перерыла,
Номера все обзвонила.
Где ты, красненький с оборкой?
Как тебя я упустила?!
Может, сперли фетишисты?
Извращенцы утащили?
Я смотрю в лицо соседа —
Натуральный Чикатило.
…Только знаю я прекрасно,
Где лежит мой лифчик красный.
В дальнем крае, за пригорком
Шелестит его оборка.
А забыт он у мужчины,
Что не вспомнить без кручины,
Но вернуться в край тот милый
Мне уж больше нет причины...
Как-то раз одна блоха
Выбирала жениха.
Отбирала, приглашала,
Проверяла ТэТэХа.
Перебрала их штук сто.
Только что-то все не то...
С горя пишет объявленье,
Посылает в «Спортлото»:
«Если есть в кармане бакс —
Приглашай красотку в ЗАГС!
И люби меня до гроба
(За ночь от десятка раз)».
Повалили женихи,
Шлют цветочки да духи,
Ну а те, что пожаднее,
Посвящают ей стихи.
И блоха со всех концов
Принимать давай гонцов...
Только нету в этой массе
Подходящих ей самцов!
Опечалилась блоха:
«Буду жить без жениха...
Но зато хоть наебалась
И подарков три мешка!»
Если ты совсем плоха
И умишком как блоха,
Все равно найти ты сможешь
Секс, любовь и жениха!
Если ты настолько лох,
Что не возбудишь и блох,
То люби хоть инфузорий:
С туфлей секс не так уж плох!
Полюбила, девки, я
Парня-зоофила.
Изменяет мне, свинья,
С мушкой дрозофила!
У-ух!
Всё ж люблю его, козла,
Я любовью пылкой.
Видно, стала я со зла
Тоже зоофилкой!
Э-эх!
Жила девчонка, всем была прекрасна:
Душа, фигура и мешок бабла.
Но все равно была она несчастна:
Никак, бедняга, кончить не могла!
Уж как она там только не старалась!
Перебрала под тыщу мужиков.
В постели как гимнастка кувыркалась…
Но нет блаженных маточных толчков!
Всю «Камасутру» изучила честно
И написать могла бы «том второй».
Но нет оргазму, хоть ты, сука, тресни!
Одни мозоли, грусть и геморрой.
Жить без оргазму горько и обидно:
Кончают все, а ты как уебан.
Не стоит жить, коль ты совсем фригидна!
И девушка легла на автобан.
Все кончилось плохо — ее раздавило КамАЗом.
Но перед смертью она испытала оргазм!
Полюбил копрофил радикала.
Очень славно их жизнь протекала.
Только вот радикал
Что ни день, упрекал:
«Ты меня полюбил ради кала!»
Полюбил зоофил бегемота,
Каждый день пил с ним чай с бергамотом.
Только вот бегемот
Был развратник и мот:
В зоопарк бегал тайно — к еноту!
Полюбил мазохист пацифиста.
Но не вышло у них компромисса.
Тот сказал ему: «Вить,
Не могу тебя бить.
Я ж за мир! Бэби, аста ла виста[21]!»
Полюбил гастарбайтер москвичку.
Подарил ей свои рукавички.
И, встречая закат,
Клал он ей ламинат
И штробил все вокруг по привычке.
Полюбил некрофил тетю Зою,
Что мертва со времен мезозоя.
Взял берцовую кость —
Сделал модную трость
И смотрел на нее со слезою.
Полюбил пидорас пидораса...
Так людская и вымерла раса.
Лежу на обшарпанном ложе.
Злая тетка, болтая ногой,
Втирает в мою бедную кожу
Маски одну за другой.
Вот масочка от шелушенья —
Скраб из козлиных рогов.
Я чувствую странное жженье
Где-то в районе мозгов...
Вот маска из глаз утконоса —
Полезная, говорят.
Но что так першит внутри носа?!
И щеки так адски горят!
Горит моя шея и плечи,
Я слышу шипенье и треск…
…Но я все терплю, ведь на вечер
Сегодня
намечен
СЕКС!!!
Вот в поры мои проникает
Маска из спермы кита…
Так вот ты, значит, какая —
Природная красота?!
Вот маска из печени жабы,
Запаха и цвета говна.
Пошто ж мы, несчастные бабы,
Страдаем все как одна?
Вновь маска из жижи холодной,
Мученьям не виден конец…
Но я все терплю, ведь сегодня
Трахнут меня наконец!!!
Пылает и чешется кожа
(То крем из яиц какаду)...
Зачем же, несчастная рожа,
Страдаешь ты так за пизду?!
...Увидел мои б ты страданья —
Дошло б, как тебя я люблю…
Но если ты,
сволочь,
отменишь
свиданье,
Тебя я,
скотину,
УБЬЮ!!!
Если милый не звонит
Третий день подряд,
Значит, села телефона,
Он не виноват.
Если милый не звонит
Пятый день подряд —
Сперли трубку злые дяди,
Он не виноват.
Если милый не звонит
Десять дней подряд —
Он в больнице без сознанья,
С пулей вражеской в гортани,
Он не виноват!
Если милый не звонит
Тридцать дней подряд —
Революция в Уганде,
Мор, потоп, пожар в Руанде,
Он спасает негритят!
Он ни в чем не виноват!!
Если милый не звонит
Целый год подряд —
Он, бедняга, просто умер,
Хорошо бы, чтоб он умер,
Эта сволочь, мерзкий гад…
ОН СОВСЕМ НЕ ВИНОВАТ!!!
(М) — Я люблю Вас!
(Ж) — Уходите.
(М) — Я молю Вас!
(Ж) — Не нудите.
(М) — Но я хочу Вас!
(Ж) — Ах, отстаньте.
(М) — Озолочу!
(Ж) — С коленей встаньте.
(М) — Вы так прекрасны!
(Ж) — Как банально.
(М) — Вы так ужасны.
(Ж) — Как нахально!
(М) — Я не хочу Вас.
(Ж) — Замолчите!
(М) — Молчу-молчу.
(Ж) — Хам!!!
(М) — Не кричите.
(Ж) — Вы так ужасны!
(М) — Вы мне мстите.
(Ж) — Вы так прекрасны!
(М) — Вы мне льстите.
(Ж) — Люби меня!
(М) — Какая прыть.
(Ж) — Еби меня!
(М) — Ну… так и быть.
Он испытывал оргазм,
а она — один сарказм.
Заколебали
колебанья
курсов!
Занималась Лизонька
С милый другом Петенькой
На работе лизингом,
На досуге — петтингом!
Посвящается Алексу Левитасу
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной сидела ты,
В убогой сумрачной кофейне
Я созерцал твои черты.
И, разговаривая чинно,
Склонив главу на мягкий валик,
Цедила ты свой капучино
И грызла крошечный рогалик.
Вдруг мысль — ярчайшая, как солнце, —
Пронзила темное сознанье:
Ведь мне оплачивать придется
Все это томное свиданье!
Рогалик — минимум тридцатка.
А капучино? Чуть не сотня!
Бюджет мой скудный без остатка
Уйдет на деву из Капотни!
А если б я решил иначе?
Вложился в паевые фонды...
Лет через сто я б стал богаче
Рокфеллера и Генри Форда!
И глядя, как, дрожа от страсти,
Ласк пылких от меня ждала ты,
Я думал: «Нет, не стоит счастье
Такой чудовищной утраты!»
Как-то раз один бандит
Ипотечный взял кредит.
Но накрыл страну коллапс:
Нефть упала, вырос бакс,
Вверх метнулась ставка LIBOR...
Нужно делать трудный выбор.
Наш бандит пошел ва-банк
И с ружьем приперся в банк:
«Открывай-ка свой сундук!
Доставай сто двадцать штук.
Да смотри, считай всё точно!
Я кредит гашу досрочно...»
Отвечал банкир помятый:
«Ты, браток, сегодня пятый.
Хоть с ружьём, хоть без ружья —
Нету денег ни...»
Писал Айвазовский девятый свой вал,
А я нарисую картину «Обвал».
По фондовой бирже несется агент.
Поймать он стремится удачный момент.
Весь в мыле, с мочалкой, потрепан сачок —
Скорей бы засечь важных акций скачок!
Разбиты мечты и повсюду бардак.
Валяются индексы «джонс» и «насдак».
Все брокеры тянут свой индекс, как репку,
И бабки, и дедки вцепилися крепко,
И чтобы поднять «Доу Джонс» из руин,
Зовут они мышку, точнее — Минфин.
Однажды мне судьба моя послала тайный знак, что я — совсем даже не я, а вовсе — пастернак!
Была я рада, как дитя, скакала средь лужков. И ожидала не шутя, что орден даст Лужков.
Вдруг — как по темечку доской! И мыслей винегрет:
Пусть пастернак я, но какой?
Я овощ иль поэт?!
Котлеты отделить от мух решила я всерьез. Я пастернак. Но кто из двух? Серьезнейший вопрос!
Допустим, я поэт Борис. (Его реинкарнация). Какой чудеснейший сюрприз для нашей бедной нации! Бумаги изведу я пуд на «Доктора Мертваго», мне сразу Нобеля дадут и прочую бодягу.
И, прислонясь, чтоб не упасть, к дверному косяку, узнаю я, что за напасть ждет на моем веку.
А если белый я редис семейства пастернаков? Жить мне на грядке мордой вниз, среди цветов и злаков. Садовник бы меня полил, удобрил не спеша. Я б выделяла хлорофилл, листочками шурша...
Зачем с мученьем и борьбой рожала меня мать? Коль мне назначено судьбой в навозе прозябать!
Вопрос мой в воздухе повис: кто я — Борис или редис?!
И вдруг — догадки яркий свет!
И кругом голова.
Не овощ я.
И не поэт.
А сразу оба-два!
Как отмечал Шекспир, весь мир — сплошное шапито.
Я то растенье, то кумир.
Всю жизнь: то то, то то!
Когда, рассеивая мрак, вершу творенья акт — то я, конечно, Пастернак.
Я гений, это факт.
Когда ж ленюсь я даже шаг пройти своей ногой — то я опять же пастернак, но уж совсем другой!
Живу теперь я на земле
Со знаньем дела.
Свеча горела на столе,
Свеча горела...
Посвящается Саше Пушкину
Духовной жаждою томима,
По книжной лавке я влачилась.
Вдруг шестирылая Срафима
На перепутье мне явилась.
Не стала дева, слава богу,
Язык мой грешный выдирать:
«Возиться лень с тобой, убогой,
В ушах десницей ковырять…»
«Ответь, — взмолилась я, — родная,
Куда идет Литература?
Строчат Донцова и Минаев
Невыносимую халтуру!
Я б расстреляла их из пушки,
Я б накормила их пургеном,
Забыт Толстой и в жопе Пушкин,
В гробу вращается Тургенев!
Эстеты, снобы и зануды
Остались без духовной пищи…»
Тут вероломная иуда
Мне по лбу треснула лапищей.
«Отстань, «пророк»! Закрой хлебало!
Послушай старших, ё-мое.
…О, боже мой, как заебало
Высоколобое нытье!
Две тыщи лет одна волынка:
Была трава, мол, зеленей.
Все хают книжные новинки,
А отдуваться вечно мне.
Читать и мне, положим, скучно
Их испражнения души,
Но если ты умеешь лучше —
Включай компьютер и пиши!
Оставь завалы нудных книжек,
За музой пламенной беги!
Глаголом жги сердца людишек,
Или хотя бы просто: ЖГИ!»
«Но я не Чехов и не Бродский…
Боюсь слажаться пред богами» —
«Тогда читай Оксану Робски
И не мешайся под ногами!
Как внемлешь неба содроганью
И всяким там подводным гадам —
Садись писать! На поруганье
Таким же снобам узкозадым».
Велик язык наш и могуч,
В нем кучи разных слов.
Любой поэт средь этих куч
Найдет себе улов.
К любому слову рифма есть,
Будь то цветок иль хуй,
Прекрасных терминов не счесть —
Сиди себе, рифмуй!
И только к слову «канделябр»
Нет рифмы, хоть убей,
Ты можешь лишь воскликнуть: «Бля!»,
Как конченый плебей.
Однако рифмой слово «бля»
Не назовет никто.
Созвучно лишь на первый взгляд,
А приглядись — не то.
Хотя иной говнопоэт
Заявит: «Ерунда!
В поэме главное — сюжет,
А рифма — ерунда.
И мне плевать, что ерунду
Рифмую с ерундой,
Раз пипл хавает — в пизду
Ненужный геморрой!»
Но я, увы, не такова,
Блюду все ТэТэХа.
Короче, мне не наплевать
На красоту стиха.
Мне важен смысл, сюжет, мораль,
Стиль, ритм и стройность рифм.
Ищу божественный грааль,
Решаю лого-рифм…
И потому про канделябр
Стихов я не пишу.
Прости меня, о канделябр!
Прости меня, прошу.
Однажды пьяный Зигмунд Фрейд увидел странный сон: как будто делает он рейд в бордель мадам Бессон. Ему приводят разных дам: мол, выбирайте, герр! А он кричит им: «Не отдам мой драгоценный хер!»
Заходит краля, вся в шелках, и жарко шепчет в ухо:
— Не хер вы держите в руках, а я — совсем не шлюха! Все бляди — бабы, это факт. А бабы, в целом, бляди. Но совершаем каждый акт мы не оргазма ради!
Хер — это символ, а чего — познать нам не дано. Лишь днем мы пленники ЭГО, а ночью царь — ОНО. Возможно, хер — это банан, а может — кабачок. Смерть — это сон, а жизнь — обман. Либидо — наш крючок…
Вчера, я знаю, ели вы икру из кабачков. И вот теперь в борделе вы, без брюк и без очков...
— Но почему столь жалок я и озабочен сексом? Ведь я ж ученый, гений, бля, стремящийся к прогрессу!
— В утробе жил ты почти год и мать сосал и тискал. С тех пор нас манит и зовет влагалище и сиськи… А впрочем, каждый есть творец и интеллектуал. Но пыл уходит весь в конец, а иногда — в анал. Допустим, девку ты зажал и в подворотне мацаешь. Но хочет большего душа! Все это — сублимация.
— Как вы разумны! — Фрейд сказал. — Не место вам в борделе!
Но вдруг исчез порочный зал, и Зигмунд встал с постели.
Сон записал подробно Фрейд и сто томов собрал. Но сделал небольшой апгрейд (все на фиг переврал). С тех пор по Фрейду все живут, не зная, что на деле, в безумном сне написан труд красоткой из борделя...
Пациент (ПЦ):
Происходит у меня
Злоебучая хуйня,
И желанье удавиться
Все сильней день ото дня!
Психоаналитик (Псих):
Расскажите по порядку.
Как пришли к таким припадкам?
ПЦ:
Я родился очень хилым
И совсем не вышел рылом.
И любили меня в детстве
Только мать да педофилы…
Псих:
В детстве, надо понимать,
Вы хотели вашу мать?
ПЦ:
Что я только не хотел!
Но ебланство — мой удел
Сколько я ни напрягался —
Оставался не у дел.
Псих:
Случай непростого типа:
Комплекс лузера-Эдипа...
Что же дальше было с вами —
В половое созреванье?
ПЦ:
Да чего… Сплошной облом!
Я как трахнутый веслом.
Все ебут красивых девок,
Я лишь щелкаю еблом!
Псих
Мы коснулись важной темы:
Сексуальные проблемы.
Секс вы любите?
ПЦ:
Едва ли.
Мне ж по жизни не давали!
И в компаниях веселых
Никогда не наливали.
Псих:
Значит, вы асоциальны
И ментально, и ректально,
Плохо коммуникативный,
В общем, попросту противный!
ПЦ:
Да, ко мне тянулись геи,
Особливо в Адыгее.
Там страданья моей жизни
Достигали апогея…
Псих:
Ну а дамы? Неужели
Вас ни разу не хотели?
ПЦ:
Был женат, а хули толку?
Проще вдеть канат в иголку,
Чем воткнуть свой член горящий
В ту фригидную метелку!
Псих:
Как вплетаются красиво
Христианские мотивы!
Как сказал бы Юнг Карл Густав,
В бессознанке коллективной.
ПЦ:
Дура, стерва и пила!
Жить спокойно не могла.
Слова доброго не скажет
Без затрещин и бабла.
Псих:
Как сказал бы Ирвин Ялом,
Гибнет страсть под одеялом.
Маяковский бы добавил:
Жены — смерть для идеалов!
ПЦ:
Жаль, детей не настрогал.
Я б учил их и ругал.
Танк купил на батарейках,
Сам бы целый день играл.
Псих:
Эрик Берн сказал нам: «Братцы,
Людям свойственно играться!»
Вообще силен был Эрик
В открывании Америк.
ПЦ:
А теперь я, видит бог,
Совершенно одинок.
Весь мой тесный круг общенья —
Тараканы да бульдог.
Жизнь, как известно, похожа на зебру. Черная полоса, белая полоса, а потом…
Я попала в упругую жопку.
Было плохо, но я не сдавалась.
Я искала спасения тропку.
Я карабкалась, я выбиралась!
Выбираться из жопы непросто,
Крепко держат оковы дерьма!
Не хватало умений и роста,
И чуть-чуть не хватало ума.
Если б раньше я, глупая, знала!
Если б кто-нибудь дал мне совет,
Как легко выпасть в недра анала
И как сложно вернуться на свет!
Что ж, пришлось мне расти и качаться,
И умнеть, не жалея башки,
Из последних силенок хвататься
За зазубрины толстой кишки.
Чтоб пробить сжатый намертво сфинктер,
Я долбилась не раз головой...
Но добилась. Сумела. Я винер![22]
Пусть в говне, но «спасиб, что живой».
Я отмылась. Сменила бельишко.
Навела подобающий лоск...
Стала жить! Но одна лишь мыслишка
Все терзала счастливый мой мозг.
Там остались друзья и родные!
В жопе жить им, несчастным, невмочь.
Вечно плачут и ходят смурные...
Я должна им, беднягам, помочь!
Я купила покрепче веревку
И спустила в отверстие зада...
Мне сказали с какой-то издевкой:
— Че суешь? Нам такого не надо!
Не хотим вылезать мы наружу
В незнакомый нам мир необычный.
И пусть в жопе значительно уже,
И пусть в жопе значительно хуже...
Зато тихо, тепло и привычно!
Однажды в студеную зимнюю пору
На выборы шел я; был слабый мороз.
Гляжу: поднимается медленно в гору
«Газель» бюллетеней — вестимо, на вброс.
И, сидючи важно, в спокойствии чинном,
«Газельку» ведет за рулем мужичок:
Часы от Breguet и костюмчик солидный,
Ботинки Bertulli... А сам — с ноготок!
— Здорово, парнище!
— Ступай себе мимо!
— Уж больно ты грозен, как я погляжу!
Откуда бумажки?
— Из штаба «Единой».
Грызлов ставит крестик, а я отвожу.
(Вдали раздавался лишь писк наблюдателя.)
— А что, у «Единой-то» рейтинг велик?
— Сто сорок процентов! Да три избирателя:
Грызлов, Путин, я. Да волшебник из ЦИК.
— Так вон оно что! А как звать тебя? — Димой.
— У власти давно? — Да четвертый уж год...
Пашу на галерах, судьбою гонимый,
Да только не ценит противный народ!