Страсть и цветок

Глава 4

Выйдя из экипажа, лорд Марстон с облегчением зевнул, припоминая подробности прошедшего вечера.

Он всегда недолюбливал эти задушевные приемы, которые вынужден был посещать в Тюильри.

Старинный дворец Екатерины Медичи в течение трех столетий служил обиталищем для французских государей.

Когда же настал черед Второй империи, императору понадобилось окружить себя сонмом придворных.

Он воссоздал помпу и обрядовость империи своего дядюшки, и, поскольку век был жизнерадостный и бурный, двор его, которому суждено было стать последним в истории монархии, утопал в роскоши и изобилии.

Но вопреки всей пышности и блеску, вино и яства, украшавшие императорский стол, были довольно посредственны, о чем сохранилось воспоминание одного из гостей:

«Кухня же была простовата, обильна и немного старомодна на манер благопристойного отеля».

Отведав творений неподражаемых поваров княжеского дома, вкусив снеди со стола британского посольства, лорд Марстон был разочарован угощением в той же мере, что и обществом.

Убранство залы было пышно-театральным; дамы в прекрасных вечерних туалетах слепили взор драгоценностями; сопровождавшие их мужчины явились во фраках и орденах; всеобщее внимание снискал паж императрицы Евгении, нубиец Искандер.

В своих покрытых золотым шитьем туалетах он, казалось, сошел с полотен мастеров XVIII столетия.

При такой оснастке, рассудил лорд Марстон, было совсем нетрудно завязать интересную беседу. Но императрица осталась к ней безучастной, а император хотя и пытался направлять обмен мнениями, делал это без особого успеха.

Ввиду присутствия слуг вне обсуждения оказалась политика и другие деликатные материи; разговоры же об искусстве и литературе были тогда не в моде у знати, исключением служил разве что салон принцессы Матильды; впрочем, при любой ситуации собравшиеся бы не смогли похвалиться тонкими познаниями в этой области.

Когда обед подошел к концу, продолжение вечера стало явно тяготить гостей, и без того разомлевших от нестерпимой жары, которая установилась в зале благодаря нещадно пылавшим четырем люстрам и камину.

Лорд Марстон испытал несказанное облегчение, когда увидел, что император с императрицей наконец поднимаются со своих мест. Это означало, что и он может удалиться.

В зале княжеского дома к нему обратился камердинер:

— Его высочество ждут вас в гостиной, ваша светлость.

Лорд Марстон отдал слуге шляпу и плащ и вошел в гостиную через двери, которые придержал перед ним другой лакей.

Он был несколько удивлен тем, что застал князя дома, ибо склонен был думать, что тот намерен откликнуться на одно из приглашений (как всегда написанных на цветной ароматизированной бумаге), которые едва ли не ежечасно поступали в княжеский дом.

Князь Иван стоял у окна гостиной и задумчиво смотрел в сад.

— Совсем не ожидал тебя здесь встретить, Иван, — громко обратился к нему друг.

Князь повернулся к нему, и по тому, как вспыхнул его взор, лорд Марстон предположил, что стряслось какое-то несчастье.

— Я видел ее! Я говорил с ней! Я целовал ее руку! — Слова эти срывались с уст князя подобно звукам бравурной оратории.

Лорд Марстон подошел к нему поближе:

— Надо полагать, ты говоришь о Локите.

— Но как же это возможно?

— Она прекрасна, Хьюго, она еще во сто крат прекраснее вблизи, чем издали, на сцене, и она моя… Моя! Как то назначено было со дня творения!

Голос его напоен был таким восторгом, что лорд Марстон не удивился бы, если б в аккомпанемент ему зазвенели хрустальные подвески на люстре.

— Надеюсь услышать подробный рассказ, — присев на диванчик, с улыбкой произнес он и вытащил сигару из золотой коробочки, усеянной огромными аметистами, что добывались на сибирских рудниках.

Князь, однако, хранил молчание, и лорд Марстон заговорил снова:

— Как-то маловероятно, что она вдруг согласилась на свидание, отказав в этом всему Парижу.

— Не то чтобы она согласилась… согласилась, но не сразу, — загадочно улыбнулся князь.

— Чувствую, что ты осмелился на какой-то предосудительный поступок. Лучше бы ты мне все рассказал заранее, Иван.

— Ты меня так запугал своими историями про стерегущего дракона, про ту самую англичанку, мисс Андерсон, что единственным приемом, с помощью которого можно было попытаться взять крепость, мне показался некий обходной маневр.

— Не нравится мне все это, — пробубнил лорд Марстон.

— Разыграть похищение было вовсе нетрудно. С ролью бандитов трое моих секретарей справились просто блестяще.

Лорд Марстон прижал руки к вискам:

— Иван! Иван! Если только об этом вынюхают газетчики…

— Никто ничего не вынюхает. По моему указанию их отвезли в замок герцога де Гиза, нашего соседа. Этот замок пустует уже около года.

— И что же произошло дальше?

— Я стал их спасителем! Герой в облике настоящего головореза!

— И они, разумеется, были тебе за это безмерно благодарны? — саркастически осведомился лорд Марстон.

— Естественно! И знаешь, Хьюго, когда я приподнял ее, чтобы помочь выбраться из окна, я в тот же миг понял, что мои чувства к ней совершенно не похожи на то, что я испытывал раньше к другим женщинам!

Лорд Марстон не ответил, но вид имел достаточно скептический.

— Понимаю, что это звучит банально, знаю и то, что ты сейчас думаешь. Но это действительно так. Я боготворю, я обожаю ее! Она чиста, Хьюго, так чиста, что я даже не осмелился поцеловать ее в губы.

— Да уж, на обычную твою пиратскую манеру это как-то не похоже! — иронично заметил Хьюго. — Ты же сам мне постоянно твердил: «Мужчина должен сначала получать то, что хочет, и только потом ввязываться в споры».

— Здесь не было предмета спора, — возразил князь. — Но я не согласился бы получить то, чего она не захотела бы дать.

— Поставив на свое неотразимое обаяние, ты рассудил, что долго тебе ждать не придется, — заметил лорд Марстон.

Он пристально посмотрел на князя:

— А что сталось с этим, как ты говоришь, «драконом»? Что она поделывала все это время? Неужто сидела и спокойно наблюдала за тем, как ты целуешь ручки и милуешься с красоткой, которую она так свирепо охраняла?

— Она спала, — кратко ответил князь.

Лорд Марстон резко выпрямился:

— Иван, ты хочешь от меня что-то утаить! Рассказывай, какие еще преступления на твоей совести!

— Никто не пострадал. Одна небольшая пилюля в чашку кофе, такая безвредная, что она даже не почувствовала, как ее проглотила.

— С меня довольно! — возопил лорд Марстон. — Это немыслимо! Если ты рассчитываешь таким поведением заслужить себе право на моего Зимородка, ты жестоко заблуждаешься!

— Не нужен мне твой треклятый жеребец! — в ярости вскричал князь. — Я не собираюсь толковать о пари одновременно с рассказом о Локите. Она всегда будет стоять особняком, она — существо, чье имя не должно стать предметом толков, как это случается в этом прогнившем, распутном городе!

Внимательно посмотрев на него, лорд Марстон смущенно произнес:

— Знаешь, Иван, ты говоришь так, что я и в самом деле готов поверить, будто ты влюбился.

— Да, я влюбился, — тихо промолвил князь Иван, — но это еще не все. Она — часть моего естества. Разделить нас невозможно. И в то же время я готов пасть перед ней ниц, готов славить ее как божество, потому что она совсем не такая, как остальные женщины.

— И ты осознал все это по первому знакомству?

— Я мог бы осознать, что объяснять тебе это бесполезно! — гневно воскликнул князь. — Нелепо было ждать от тебя понимания. Ты не славянин, и этим все сказано.

«Что же, с этим трудно спорить», — подумал лорд Марстон. Он-то знал, что сумасбродный славянский темперамент почитался необходимым национальным атрибутом, предметом гордости, подобно тому как французы гордятся своей пресловутой сексуальностью.

Для славянина понятие «душа» — это нечто вполне реальное, составляющее столь же неотъемлемое условие его существования, каким для британца является понятие «чести и достоинства».

Князь, коль скоро ему суждено полюбить, будет обречен любить не только сердцем, но и душой, и если, чему сейчас приходилось верить, Локита и впрямь воцарилась в этой душе, то лорд Марстон мог бы поручиться, что подобное случилось с его другом впервые.

Князь подошел к окну и, откинув свою красивую голову, устремил взгляд на звездное небо:

— Локита — это звездочка. И все же я буду держать ее в своих руках, ибо так предначертано было в тот день, когда первая звезда вспыхнула на этом небе.

Когда следующим утром лорд Марстон спустился к завтраку, его хозяин уже занимал за столом свое обычное место.

На обоих были костюмы для верховой езды, поскольку, покончив с завтраком, князь неизменно отправлялся в конные прогулки по Булонскому лесу, в которых лорд Марстон, в особенности благодаря возможности оседлать превосходных княжеских скакунов, всегда принимал участие с большой охотой.

При первом же взгляде на князя лорд Марстон заметил в выразительных глазах друга озорные огоньки, и это означало только одно — что замышляется нечто необычное.

— Если у тебя назначено свидание с Локитой, — сказал лорд Марстон, усаживаясь за стол, — мне нет никакого резона тебя сопровождать.

— Свидание не назначено, но я знаю, как нам ее найти. — Он добродушно рассмеялся: — Я проявил исключительную деликатность, Хьюго. Ты будешь мною гордиться.

— Что же ты такого сделал? — полюбопытствовал лорд Марстон.

— Я выудил из Локиты важные сведения. Мне известно, что она каждое утро отправляется верхом на прогулку по Булонскому лесу. Она похвалила моих лошадей, я спросил ее, садится ли она сама в седло, и она ответила, что предпочитает это занятие любому другому, за исключением танца. Далее мы оба согласились в том, что верховая езда особенно хороша по утрам, когда в Булонском лесу еще не кишит весь парижский свет.

— А дуэнья слышала этот разговор? — спросил лорд Марстон.

— Я узнал то, что мне было нужно, и, сказать по правде, мне показалось, что «дракон» к тому времени еще не до конца проснулся.

— Думаю, излишне говорить, что я считаю твое поведение возмутительным?

— Только англичане способны твердить свою же поговорку «В любви и на войне все средства хороши» и даже не помышлять о том, чтобы претворить ее в жизнь! — съязвил князь.

— Джентльмены должны помышлять о подвиге, — сухо заметил лорд Марстон. — Но ты, Иван, попросту застрелил сидящую утку. Невелика доблесть.

— Вовсе нет. Хвастовство приносит несчастье!

— Ты еще и суеверен, — поддразнил его лорд Марстон. — Локита определенно владеет всеми твоими помыслами. Остается надеяться, что тебя не постигнет разочарование.

— Оно меня не постигнет. Не постигнет! Ты слышишь меня, Хьюго?

— Представь себе, слышу. Уж больно громко ты кричишь, — ответил лорд Марстон.

Он с большим трудом настоял на том, чтобы ему дали покончить с завтраком: князю не терпелось оказаться поближе к Булонскому лесу.

Они промчались мимо Елисейских полей, не обращая внимания ни на прохожих, которые оборачивались им вслед, ни на очарованных князем женщин, что не в силах были отвести от него взгляда до тех пор, пока не теряли его из виду.

Добравшись до Булонского леса, они прошли рысью под ветвями деревьев, а затем, припустив лошадей галопом, выскочили на открытое пространство, где князь Иван каждое утро предавался своему любимому занятию.

Прошло не менее часа, прежде чем появилась Локита. Она и сопровождавший ее слуга направили коней в их сторону. Лорд Марстон не мог не признать правоту князя — вне сцены она и впрямь была еще прекраснее.

Кожа у нее была какой-то полупрозрачной белизны. Весь ее облик казался ему до странности духовным, и дух этот выражал себя через танец.

Спадающие на синий костюм для верховой езды, ее светлые волосы обретали сходство с лучами солнца; глаза же были определенно зеленые.

Приблизившись к ней, князь взял ее обтянутую перчаткой руку и поднес к губам. Затем он поднял на нее глаза. Лорд Марстон вдруг понял, что его друг нисколько не приукрасил факты.

Эти двое были созданы друг для друга.

— Я решила… что, быть может, увижу вас здесь… этим утром, — проговорила Локита и не думая притворяться, будто не чаяла этой встречи.

— Прошла уже целая вечность, — нежно произнес князь. — Я боялся, что ты можешь передумать.

— Мисс Андерсон хотела, чтобы… я осталась дома и… отдохнула… Но я должна была… приехать.

— Я бы не пережил, если б ты осталась дома. — Князь выпустил ее руку. Затем, внезапно вспомнив о хороших манерах, он произнес: — Могу я представить тебе моего лучшего друга, лорда Марстона? Он — англичанин.

— И, смею добавить, почитатель, околдованный вашим танцем, — поклонился лорд Марстон.

— Благодарю вас, — простодушно отвечала Локита.

— Я пять раз видел ваши выступления, — продолжал лорд Марстон, — и каждое последующее впечатление было грандиознее, чем предыдущее. Впрочем, ни один ваш танец не похож на другой.

— Я танцую так, как подсказывают мне чувства.

Лорд Марстон знал, что это правда.

Ни один педагог, ни один постановщик не в состоянии были привить ей эту пластику, эту грацию, которыми повелевала, как сказал бы князь Иван, ее душа.

Лошади заходили ходуном, и, чуть отпустив поводья, наездники двинулись вровень друг с другом. Немного позади держался Серж.

Князь не спускал глаз с лица Локиты, а та, словно была не в силах заставить себя опустить взор, отвечала ему тем же.

— Разреши мне проводить тебя, — попросил ее князь. — Я бы хотел засвидетельствовать свое почтение мисс Андерсон. Надеюсь, она не слишком подавлена вчерашними событиями?

— Они страшно ее напугали, и… меня тоже. Она решила, что впредь на спектакли нас будет сопровождать Серж.

Она оглянулась, и князь проследил за ее взглядом.

— Твой слуга по виду русский! — удивленно воскликнул он.

— Он действительно русский.

— А ты?

— Моя мать… она была русская, — после короткой паузы ответила Локита.

— Я знал это! Я знал, что нас влечет друг к другу по зову не только ума и сердца, но и крови!

Он посмотрел на лорда Марстона с торжествующей улыбкой:

— Ты слышал, Хьюго? Мы оба славяне! Вот почему мы так понимаем друг друга и будем понимать всегда, хотя бы тебе это и казалось необъяснимым.

— Я не уверена… рада ли будет Энди… вас видеть, — в замешательстве произнесла Локита, как бы продолжив вслух свои размышления.

— Она сочтет проявлением невнимания и крайне дурного тона, если я не прибуду осведомиться о вашем самочувствии. Кроме того, у меня имеется к ней предложение.

— И что же это?

— Дело в том, что я намерен устроить в вашу честь званый вечер — для тебя и для мисс Андерсон. В субботу вечером.

— Прием? — переспросила Локита. — Мне никогда еще не приходилось бывать на званых вечерах.

— В таком случае вечер в моем доме будет самым первым, и это будет еще одно открытие.

Они с Локитой обменялись мимолетным взглядом.

— Но я боюсь… Энди не позволит мне пойти на вечер…

— Я сумею ее убедить, — твердо произнес князь. — И это будет русский вечер.

Глаза Локиты озарились.

— В самом деле русский?

— Он будет настолько русский, насколько это вообще возможно. Мы оденемся в русское платье, будут играть цыганские скрипки… — Он внезапно осекся. — Все остальное — сюрприз.

— Это же просто замечательно, восхитительно! Но я боюсь, что Энди скажет «нет».

— Предоставь мисс Андерсон мне, — твердо сказал князь.

Лошади прибавили шаг и вынесли ездоков к небольшому домику на окраине Булонского леса.

Накануне князь уже видел этот дом. Теперь, в лучах солнечного света, он показался ему, как и его другу, таким же совершенным в своей скромной простоте, как и сама Локита.

Они проехали через железные ворота и, оставив лошадей на попечение Сержа, прошли вслед за Локитой внутрь.

Дом благоухал сиренью. Лорду Марстону показалось, что повсюду, где только можно, стояли вазы с букетами цветов.

Мисс Андерсон сидела за письменным столом. Когда в кабинет вошли Локита и двое сопровождавших ее мужчин, она поднялась им навстречу.

Заглянув в ее лицо с близкого расстояния, лорд Марстон обнаружил на нем выражение неподдельного ужаса.

Меж тем, учтиво приветствовав князя и его самого, она предложила гостям садиться.

— Мы решили навестить вас, мисс Андерсон, — объяснил князь, — а по пути встретили мисс Лоренс, которая выехала на прогулку со своим слугой. Я с удовольствием отметил, что события прошлой ночи никак не отразились на ее самочувствии, и надеюсь услышать то же самое от вас.

— Я чувствую себя вполне прилично, благодарю, ваше высочество, — произнесла мисс Андерсон немного подавленным тоном.

Князь, подобно тому как он поступил прошлым вечером, постарался увлечь ее непринужденной беседой, но несмотря на то, что мисс Андерсон отвечала ему со всей вежливостью, лорду Марстону почудилось, что ей с большим трудом удается владеть собой.

За этими невразумительными репликами кроется бездна умолчания, решил лорд Марстон.

Локита же и вовсе не проронила ни слова. Чарующая в своей сдержанности, она сидела и молча прислушивалась к беседе.

— Я хочу пригласить вас посетить мой дом, — обратился князь к мисс Андерсон, — и всей душой надеюсь, что вы примете приглашение.

Она промолчала, но губы ее на миг вытянулись в линию.

— Я рассчитываю, — продолжал он, — что вы и мисс Лоренс позволите мне устроить в вашу честь у себя в саду званый вечер.

— Я очень признательна вам за доброту, ваше высочество, но с сожалением вынуждена отказаться, — ответила мисс Андерсон.

В первый раз со времени их прихода из груди Локиты вырвался звук, и звук этот скорее походил на мучительный стон.

Князь, который до этого не сводил глаз с мисс Андерсон, обернулся и встретился с ней взглядом. В этот миг у каждого, кто их видел, не могло остаться сомнений в том, какие чувства эти молодые люди питают друг к другу.

Потом усилием воли князь заставил себя вновь повернуться в сторону англичанки и произнести самым обворожительным тоном:

— Но я не могу смириться с вашим отказом. Мисс Лоренс сообщила мне, что никогда не бывала на званых вечерах. Я готов устроить для вас вечер на любой манер, но мне показалось, что ей по душе придется русский вечер.

— Русский вечер, Энди! — вскричала Локита. — Подумай, до чего же это прелестно! Мы так часто говорили о них, я читала о них в книгах, но читать и присутствовать самой — это же совсем не одно и то же!

— Ничего общего, — согласился князь. — И поэтому, мисс Андерсон, прошу вас ответить «да». В воскресенье же мисс Лоренс сможет отдохнуть, так что для нее эта затея не слишком обременительная.

Мисс Андерсон погрузилась в раздумье. Наблюдая за ней, лорд Марстон подивился, до чего же тяжело ей дается ответ. Превозмогая напряжение, она медленно произнесла:

— Очень трудно, ваше высочество, устоять перед таким любезным предложением…

Локита мигом вскочила с кресла:

— Это означает, что мы согласны! Ах, Энди, какая прелесть! Я ведь так боялась… отчаянно боялась, что ты откажешься…

Глаза ее совсем по-детски искрились веселыми лучиками.

— Это и в самом деле будет русский вечер? Словно мы не в Париже, а в Санкт-Петербурге или Москве, да?

— Или в моем поместье, — добавил князь. — Обещаю, что это будет самый всамделишный русский вечер.

— Ах, благодарю!.. Благодарю вас…

В радости она становилась еще прекраснее. Порывисто протянув князю обе руки, она, опомнившись, спешно их отдернула.

Князь снова заговорил с мисс Андерсон:

— Если вы позволите, я вышлю для вас и мисс Лоренс русское платье. Мои люди доставят их прямо в театр, так что переодеться вы сможете в гримерной, а из театра вы доедете в моей карете.

Почувствовав некоторые колебания со стороны мисс Андерсон, он настойчиво продолжал:

— Уверен, вам будет немного не по себе, если в столь диковинных нарядах вы сядете в наемный экипаж.

— Да-да, конечно, — ответила мисс Андерсон. — Ваше высочество обо всем позаботились.

— Я прилагаю к этому все усилия, — сказал князь.

И словно бы, добившись желанной цели, он счел недопустимым злоупотреблять гостеприимством хозяев, князь раскланялся с мисс Андерсон и Локитой.

Лорд Марстон мог бы поклясться, что когда князь притронулся к руке Локиты, тела обоих затрепетали, а в воздухе почти осязаемо воцарилось томительное напряжение.

Он поспешно обратился к мисс Андерсон с каким-то малозначительным вопросом, надеясь таким образом укрыть происходящее от ее бдительного внимания.

Она отвечала ему своим спокойным, уравновешенным тоном. Ему показалось, что ничего необычного она не заметила.

Оседлав коня, князь с горечью обронил:

— Суббота! Ведь впереди еще целая вечность, Хьюго!

— Ты же можешь повидаться с ней в Булонском лесу.

— Это будет не слишком мудро с моей стороны.

— Не слишком мудро?

— Я побаиваюсь этой дамочки. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что она — очень коварный противник.

Лорд Марстон рассмеялся:

— Ты преувеличиваешь, Иван! По-моему, она очень мила. Кроме того, вполне очевидно, что ни у нее, ни у Локиты актерских данных — ни на гран. Признаться, сейчас, познакомившись с Локитой, я просто не могу взять в толк, как вообще ей могла прийти в голову мысль о театре.

— С которой ей очень быстро придется распрощаться, как только мы будем вместе, — заметил князь и тут же яростно вскричал: — Неужели ты полагаешь, что я намерен терпеть, когда на нее будут глазеть другие мужчины? Те самые, у кого есть деньги, чтобы позволить себе любоваться, как она танцует?!

— Ты собираешься навечно определить ей место в гареме? — осведомился лорд Марстон.

— Именно так! — воскликнул князь. — Я хочу ее всю и для себя, полностью и без остатка. Хочу остаться с ней вдвоем, чтобы никто не мог нам помешать или как-то отвлечь. — Он вздохнул: — Был бы я посмышленнее, я бы изыскал способ похитить ее и отвезти на какой-нибудь необитаемый остров или в такой забытый Богом уголок земли, где отыскать нас было бы невозможно.

— Иван, ради всего святого! — застонал лорд Марстон. — Даже ты не вправе себе такого позволить! Я положительно убежден, что стоит тебе предпринять нечто подобное, как мисс Андерсон поднимет на ноги всю парижскую полицию спустя каких-нибудь десять минут после вашего исчезновения!

— Это и удерживает меня от осуществления заветного чаяния, — сообщил князь Иван. — Естественно, у меня нет желания впутывать Локиту в скандал.

— А уж скандал на сей раз выйдет политический, — заметил лорд Марстон. — Возможно, мать у нее и в самом деле была русская, но только я готов поставить кругленькую сумму за то, что отец ее — англичанин.

— Почему бы нет? — беззаботно обронил князь. — Она, правда, не похожа на англичанку, но у нее светлые волосы, а уж Лоренс — фамилия определенно английская.

— И помимо прочего, она, несомненно, из знатного рода, — продолжил лорд Марстон. — А раз так, к чему вся эта таинственность? Почему она никогда не бывала на вечеринках? Почему в театре она ни с кем не может перекинуться ни единым словечком? — Помолчав с минуту, он добавил: — Я даже готов биться об заклад, Иван, что Лоренс не настоящая ее фамилия.

— И почему же ты так решил?

— Потому что и у меня, видишь ли, есть интуиция. Тысяча чертей, вся эта история и вправду загадочная и на самом деле отнюдь не английская.

— Не думаю, чтобы кто-то захотел удовлетворить наше любопытство.

— Разумеется, — согласился лорд Марстон. — Можешь не сомневаться, что эта женщина, которая, подозреваю, когда-то была ее гувернанткой, станет нема как рыба. На нее рассчитывать не приходится.

— Предоставь это мне, — убежденно сказал князь.

— Я в точности знаю, о чем ты сейчас думаешь, — улыбнулся лорд Марстон. — Со свойственной тебе скромностью ты полагаешь, что нет на свете женщины вне зависимости от того, какого она возраста, какой национальности, — которую бы ты в два счета не обвел вокруг пальца.

— Как же хорошо ты меня знаешь, Хьюго! — усмехнулся князь Иван. Пришпорив жеребца, он лишил своего друга возможности продолжить беседу.

Как и предчувствовал лорд Марстон, в последующие дни Локита в Булонском лесу им не повстречалась.

Ежедневно посещая то место, где произошла их недавняя встреча, они, убедившись, что она не появится, объезжали все уголки Булонского леса, но все безрезультатно.

В пятницу князь не утерпел и отправился нанести визит.

Пожилая француженка, которая открыла им дверь, при виде двух джентльменов присела в реверансе.

— Дома ли мисс Андерсон? — спросил князь.

— Нет, месье, мисс Андерсон и мисс Локита отправились на прогулку.

— Они в добром здравии?

— Да, месье.

— Прошу вас передать мисс Андерсон, что я с нетерпением жду их появления у себя на вечере. Их платья, как и было условлено, будут доставлены в театр. После спектакля их будет ожидать мой экипаж.

— Я передам им ваши слова, месье, — отвечала горничная.

Добавить к сказанному князю было, по-видимому, нечего, но, уже собравшись откланяться, он вдруг передумал:

— Надеюсь, дамы получили цветы, которые я им посылал?

— Каждый день приносили чудесные букеты, месье.

— Они пришлись им по вкусу?

— Мадемуазель Локита обожает цветы, месье. Сегодня появилась ваза с орхидеями, и она была ими очарована.

— Я очень рад, что они ей понравились.

— Ты в своем уме? — проговорил лорд Марстон, когда они отъехали от домика. — Ты же напугаешь «дракона», если вздумаешь искушать их дорогими подарками. Один раз ты уже это попробовал.

— Урок не прошел даром. Орхидеи были всего-навсего в хрустальной вазе с приличной гравировкой. При этом цветы, которые получала мисс Андерсон, не только были ничем не хуже тех, что предназначались Локите, но даже превосходили их.

— Наконец ты начинаешь обнаруживать крупицы здравого смысла, — одобрительно заметил лорд Марстон.

— Те же, что я отправлял для Локиты, содержали небольшое послание, понятное только нам обоим.

Больше он ничего объяснять не стал, а по возвращении домой с головой погрузился в приготовления к вечеру, который, как сдавалось лорду Марстону, должен был отличаться тем безудержным чудачеством, что хорошо запомнилось ему из русской жизни.

Он отдавал себе отчет в том, что, если вечеринка будет задумана и проведена по образцам, виденным им во дворцах петербургской знати, Локиту ждут сильные впечатления.

Одна только окраска этих зданий надолго врезалась ему в память.

Желтый Юсуповский дворец смотрелся в воды Фонтанки, дворец Воронцовых, что возвышался над берегами Невы, был окрашен в малиновый и белый, ярко-синим цветом радовал глаз Таврический дворец. Чаще же преобладали нежно-оранжевые тона.

В годы его пребывания в Петербурге царский Зимний дворец, первоначально окрашенный в фисташково-зеленый цвет, был перекрашен в темно-бордовый.

Когда после первых ноябрьских снегопадов зачарованный город наполнялся белым сиянием, сходство со сказочным миром придавали ему и удивительные цвета его дворцов.

Под серебристый перезвон колокольчиков по снегу и льду летели сани из дворца во дворец, чтобы доставить своих ездоков на необыкновенные приемы, которые устраивались еженощно.

В Зимнем дворце в исполинских люстрах зажигалось до тридцати тысяч свечей. Порой же они спиралью огибали колонны из яшмы, что окаймляли бальные залы.

И всюду гигантские зеркала отражали сияние драгоценностей, которые усыпали фигуры дам, танцующих под звуки бесчисленных скрипок.

Роскошные адъютанты мерно расхаживали по глянцевой поверхности полов с изумительной красоты женщинами, с шей которых до самой талии свисали украшения — ожерелья на нескольких нитях, жемчуга, алмазные броши, изумруды величиной с голубиное яйцо.

Столы были заставлены золотыми сервизами, обвитыми фестонами из оранжерейных цветов; из самых разных точек света, отдаленных на тысячи миль, доставлялись диковинные деликатесы, чтобы ублажить изнеженный вкус сотрапезников.

На балах, которые посещал лорд Марстон, фрейлины, подражая во всем императрице, появлялись, согласно заведенному при дворе обычаю, в туалетах из яркого бархата с горностаевой отделкой, с обязательным набором роскошных драгоценностей.

Алмазы — к малиновому бархату, сапфиры — к синему, изумруды — к зеленому, и множество великолепных мундиров русской армии представляли весь цветовой спектр, включая даже розовый и фиолетовый.

Чем ближе дело было к рассвету, тем неистовее становились песни и пляски цыган. Никому не было дела, вспоминал лорд Марстон, до несчастных, обутых в берестовые лапти, одетых в грязное отрепье, что ждали снаружи на лютом, пронизывающем холоде.

Что ж, по крайней мере это обстоятельство в Париже не повторится, мелькнуло у лорда Марстона, когда он с усмешкой выслушивал планы князя относительно «русского вечера в честь Локиты».

Все пространство дворцового сада должно было побелеть — за счет искусственного снега, обладавшего тем преимуществом перед снегом настоящим, что от него не леденели конечности.

Врытые в землю пихты призваны были донести ощущение непроходимых, погруженных в сумрак чащоб. Разложенные зеркала превратились в затянутые льдом водоемы. Самые настоящие русские тройки ожидали желающих испытать вкус удалой езды.

Со всей Франции должны были прибыть цыгане, причем многие из них — русского происхождения; были потрачены средства на выплату неустоек русским хорам, чтобы те отказались от своих ангажементов и смогли исполнить любовные песни, которые являлись неотъемлемой частью русского празднества.

Лорду Марстону пришло на ум, что здесь князю изменило чувство вкуса, ибо едва ли не все русские песни меланхоличны, ведь песни эти рассказывают о потере любимых, о страданиях, о скорой смерти.

Эти песни родила русская душа, столетиями питавшаяся страданиями. Звучали они под унылый аккомпанемент балалайки и баяна.

Они разносились по холмистым полям, покрытым всходами пшеницы, по бескрайним степям, по заросшим подсолнечником украинским долинам, по снежному безмолвию русского Севера.

Как всегда, стоило ему лишь загореться каким-либо замыслом, князь целиком отдавался его осуществлению, начисто позабыв обо всем остальном.

Лорду Марстону с трудом удавалось завладеть его обществом даже для завтрака или обеда в каком-нибудь модном ресторанчике; когда же он пытался перевести разговор на интересные им обоим темы, князь неизменно сводил беседу к обсуждению вечеринки и, разумеется, Локиты:

— Как мне хочется взглянуть на ее лицо в тот миг, когда она будет входить в сад, когда увидит этот русский пейзаж, и увидит его именно таким, каким всегда его представляла!

— Возможно, ей захочется станцевать, — предположил лорд Марстон.

Князь порывисто нагнулся к нему:

— Я нанял людей, которые будут танцевать для нее! Ни крупицы ее существа не достанется другим людям! Я этого не позволю.

Каждый вечер оба друга отправлялись в театр смотреть выступление Локиты, причем, по наблюдениям лорда Марстона, после каждого спектакля князь возвращался домой в состоянии еще более глубокой влюбленности.

Казалось, она пожирает его, как хищное пламя, и порой лорду Марстону чудилось, будто в какое-то мгновение она испепелит в нем последние устои и тогда все соблазны цивилизации померкнут для него навсегда.

Впрочем, трудно было не заметить, что любовь сделала его еще прекраснее, еще неотразимее, хотя и добавила в его манеры нотку властности.

Он походил на генерала, ведущего тяжкую битву и, однако, уверенного в том, что победа не за горами.

О себе он говорил как о смиренном просителе милостей Локиты, но лорд Марстон знал, что на самом деле он был завоевателем, стяжающим плоды своих заветных чаяний…

Под влиянием нетерпеливого князя он сам начал удивляться, как долго тянутся дни, оставшиеся до субботнего празднества.

Когда же настало субботнее утро, свежее, ясное, солнечное, в ранний час князь вступил в комнату и произнес:

— Хорошее предзнаменование. Солнце, и нигде не видать ни облачка. Спустись со мною в сад.

Десятки людей раскладывали хлопья искусственного снега по земле и по ветвям деревьев. Другие возводили муляжи костров, что полыхали под массивными бревнами тряпочками из малиновой ткани, которые развевались на ветру подобно языкам пламени.

Вся картина настолько поражала своею волшебной прелестью, что всякий человек, способный ценить красоту, а в особенности Локита, не мог при виде это зрелища не прийти в волнение.

Князь лично проследил за всеми приготовлениями. Потом, прежде чем начать собираться в театр, он продемонстрировал лорду Марстону русские платья, которые предназначил для Локиты и мисс Андерсон.

То были традиционные одеяния, красочные и нарядные, вошедшие в русский обиход еще в XVII веке, с момента воцарения первых Романовых. Последние, считая, что у народа в чести роскошь и пышность, украшали себя драгоценностями с головы до пят.

Головной убор мисс Андерсон был покрыт жемчугами, причем последние нитями должны были ниспадать от подбородка, доходя до самой талии.

Наряд Локиты был изысканнее. Бросив взгляд на драгоценности, покрывавшие узорочьем юбку и корсаж, лорд Марстон не удержался от восклицания:

— Иван, неужто это настоящие изумруды и бриллианты?

— Еще бы! — ответил князь. — А ты полагаешь, что я способен предложить Локите какую-то подделку?

— Но бриллианты!.. Для одной вечеринки! — попробовал увещевать его лорд Марстон. — И кроме того, они могут упасть, потеряться. Их могут украсть.

— Пока Локита со мной, у нее никто ничего не украдет, — твердо заявил князь.

Всех без исключения гостей просили явиться в русских нарядах, а поскольку любовь к нарядам и переодеваниям была повальной страстью всех парижан, лорд Марстон не усомнился, что все приглашенные с восторгом откликнутся на просьбу хозяина.

— Ты собираешься пригласить императора и императрицу? — спросил лорд Марстон. Он знал, что все приглашения разносятся лично. — Боюсь, от их присутствия повеет такой скукой, что я не выдержу.

— Но я просил прибыть князя Наполеона.

Принц был одной из самых самобытных и самых популярных личностей во Франции.

Он терпеть не мог императрицу, всячески подчеркивал свою независимость от императора.

Частная его жизнь была не менее своеобычна, чем жизнь светская. Его любовные приключения делались достоянием легенд: нимало не смущаясь, он красовался с очередной пассией на глазах у всего Парижа.

Семь лет назад принц женился, но то был жалкий политический альянс, заключенный с целью объединения в союз Франции и Италии, и трудно было найти на свете двух других людей, до такой степени не совместимых друг с другом.

И не было ничего удивительного в том, что женитьба эта нисколько не укрепила нравы принца.

Открыто рассказывалось, что каждое утро в его спальне были разбросаны нижние юбки. И однако, будучи превосходным хозяином, блистая острым умом и редкостным обаянием, он всегда был желанным участником любого парижского увеселения.

— Интересно, какие чувства князь Наполеон испытает, увидев здесь Локиту? — спросил лорд Марстон. — Я слышал, что он не раз приглашал ее ужинать, но все его предложения были отвергнуты.

— Что ж, и мои тоже. Потому-то и пришлось применить новую тактику.

— Впрочем, весьма предосудительную, — сурово добавил лорд Марстон. — Ума не приложу, как на это посмотрит Локита, стоит ей узнать правду.

— Это будет зависеть от того, захочется ли мне ей об этом рассказывать, — отвечал князь и вдруг едва ли не злобно процедил: — Но она простит меня! Простит, потому что она меня любит. Запомни: она меня любит!

Лорд Марстон подумал и рассудил, что, пожалуй, это правда, хотя тут же его мысли обратились к мисс Андерсон.

Уж надо думать, она-то не останется глуха к любовной связи между своей столь бдительно оберегаемой подопечной и князем, коль скоро отношения их ни за что иное принять уже невозможно!

Князь, возбуждение и волнение которого перед предстоящим вечером только нарастали, облачился в свои наряды гораздо раньше, чем это было необходимо, и явился в покои лорда Марстона, с тем чтобы поторопить друга.

Он предстал перед ним в полковом мундире и выглядел столь ослепительно и в то же время внушительно, что лорд Марстон просто отказывался взять в толк, какая девушка, пусть даже столь неискушенная, как Локита, не потеряет голову при одном взгляде на такого мужчину.

— Поторопись, Хьюго! — распорядился князь.

— Ты что-то очень нетерпелив, Иван, — благодушно отвечал ему лорд Марстон.

— Мне бы обязательно хотелось, чтобы к приходу Локиты обед кончился и все уже вышли в сад.

— Однако маловероятно, что она сможет появиться раньше двенадцати, — пытался вразумить его лорд Марстон.

— Ты же знаешь, как затягиваются эти застолья.

С этим трудно было поспорить, если учесть, что в помещении, служившем в другое время бальной залой, собиралось до двухсот гостей.

Поскольку вечеринка должна была пройти на русский манер, наряду с шампанским предполагалось потчевать гостей токайским — самым модным напитком в Петербурге.

Княжеским поварам было дано указание щегольнуть набором блюд, способным вызвать лютую зависть у любого хлебосольного парижанина; помимо этого, после прихода Локиты намечена была трапеза целиком по рецептам русской кухни — для тех из гостей, у которых после гаргантюанского пиршества не притупится чувство голода.

Оглядывая спустя несколько часов помещение для ужина, лорд Марстон подумал, что князь достиг своей цели. Увиденное им зрелище по своему великолепию не уступало сценам в Зимнем дворце.

В саду же царила и вовсе колдовская картина.

То была Россия из сказки, Россия, избавленная воображением от жестокости, голода, нищеты и притеснения.

Россия, что существовала в таком обличье только в сердцах тех, кто любил ее беззаветно, невыразимо прекрасная благодаря своей таинственной прелести.

Лорд Марстон пребывал в самом чудесном расположении духа.

Среди гостей князя у него имелось немало друзей, а в числе приглашенных дам обнаружилось такое количество очаровательных особ, что они, пожалуй, вполне могли бы заставить его подзадержаться в Париже на неопределенный срок.

Опомнился он, по сути дела, лишь когда обнаружил приближение князя.

— Она не приехала! — глухо вымолвил князь.

Лорд Марстон извлек из кармана жилета золотые часы. Стрелки показывали час ночи.

— Вероятно, спектакль закончился позже обычного, — предположил он.

— Она никогда не ждет его окончания — ты это знаешь.

Лорд Марстон, пробормотав извинения, оставил даму, с которой только что беседовал, и последовал за князем к дому. Под ногами у них скрипел искусственный снег.

— Что-то случилось… Что-то помешало ей приехать, — произнес князь сдавленным голосом. — Это все проделки старой ведьмы!

— Но она же приняла твое приглашение.

— Тогда почему же здесь нет Локиты? Я послал экипаж к служебному выходу к одиннадцати часам вечера. На козлах был один из моих испытанных людей.

— Наверняка есть какое-то логическое объяснение, — увеличивал его лорд Марстон. — Увидишь, она прибудет с минуты на минуту. Успокойся, Иван, и лучше всего — немного выпей.

Они вошли в гостиную, где он поднес князю бокал с шампанским.

Князь едва пригубил шампанское, а потом, размахнувшись, с внезапной яростью метнул хрустальный сосуд в камин.

— Она не приедет, я чувствую, она не приедет! — закричал он. — Боже мой, Хьюго, я не могу потерять ее!!

Лорд Марстон снова взглянул на часы. Все и впрямь принимало скверный оборот. Они вышли в холл, и тут один из лакеев, что стоял в дверном проходе, повернулся к ним и воскликнул:

— Карета!

Выражение отчаяния с лица князя Ивана тут же исчезло. Он поспешил к выходу.

Выйдя на лестницу, он увидел экипаж в тот момент, когда кучер уже натягивал поводья.

Лакеи бросились к дверцам кареты. Однако, когда те распахнулись, лорд Марстон с удивлением обнаружил, что внутри никого нет.

Соскочив с козел, кучер подбежал к хозяину.

— Что произошло? Где те дамы, за которыми я тебя посылал? — вне себя от ярости закричал князь.

— Из театра они вышли, ваше высочество, за полчаса до полуночи…

— И ты дождался их?

— Да, ваше высочество, но когда они сели в карету, то просили сперва отвезти их на вокзал.

— На вокзал? — задыхаясь, проговорил князь.

— Да, ваше высочество. Они сказали, что хотят попрощаться с человеком, который садится в поезд.

— И ты сделал, как они просили?

— Да, ваше высочество.

— А когда приехал?..

— Дамы вышли из кареты, ваше высочество, и прошли на вокзал.

— Багаж был при них?

— Нет, ваше высочество, только шляпная коробка.

Лорд Марстон ахнул. Он тотчас понял, что было в той шляпной коробке.

— Продолжай! — раздраженно потребовал князь.

— Я спросил у дам, ваше высочество, не помочь ли поднести им ту коробку, но они отказались. А потом я увидел, что внутри вокзала их поджидают мужчина и женщина и при них груда чемоданов.

— Мужчина и женщина, — повторил князь. — Высокий мужчина это был слуга? И русский?

— Пожалуй, да, ваше высочество.

Князь промолчал, и кучер продолжал свой рассказ:

— Дальше я их не видел. Мы прождали их целый час, ваше высочество.

Князь вновь не ответил.

— Я тогда подумал, может быть, что-то стряслось, — продолжал слуга, — и пошел на вокзал разузнать, в чем дело. Пока мы ждали на улице, поезда приходили и уходили, и теперь на вокзале почти не оставалось пассажиров. И двух дам среди них не было.

— Ты в этом уверен?

— Совершенно уверен, ваше высочество, я расспросил носильщика.

— И что он сказал?

— Он сказал, что не сомневается, будто видел тех четверых людей, как я ему их описал, когда они садились в поезд, и поезд этот отошел сразу за полночь.

— Он сказал, куда этот поезд направлялся?

— В этом он был не совсем уверен, ваше высочество, но думает, что это экспресс на Кале.

Князь стоял неподвижно. В этот миг слуга, который открывал дверцы экипажа, извлек из него какие-то предметы.

В руках он держал два русских женских наряда, один из которых был расшит настоящим жемчугом!