Страсть по-флорентийски

ГЛАВА ВТОРАЯ

Несколько секунд Лука сидел в оцепенении, мрачно глядя ей вслед, затем подался вперед, обхватил свою кружку ладонями и поднес к губам. Зачем он приехал, на что надеялся? По дороге сюда Лука был уверен, что жизнь в разлуке отложит отпечаток на прекрасном лице Шеннон, но она стала еще более красивой, чем два года назад.

«Ложь, все ложь», – мысленно твердил он. Эти огромные голубые глаза оказались насквозь лживыми.

Вызов и презрение – вот что увидел он в ее взгляде, прежде чем оглушил ее новостями. Какое право имела Шеннон смотреть на него так, ведь именно она привела в его дом любовника!

В порыве гнева Лука вскочил на ноги, внутри у него все клокотало.

Она была его женщиной. А он – ее мужчиной.

Лука верил, что они вечно будут вместе, потому что созданы друг для друга. И Шеннон отвечала ему взаимностью. Так почему она все это отвергла?

Вздохнув, Лука подошел к окну. Дождь все еще хлестал по стеклу. Полет в такую погоду будет нелегким.

Зачем он приехал? Чем руководствовался? Неужели и в самом деле надеялся, что забудет прошлое из-за сегодняшней трагедии и сможет владеть ситуацией с пониманием и состраданием?

Или им двигала необходимость удостовериться в ее раскаянии и сожалении за все то, что она сделала?

Дурак! Идиот! Ему следовало остаться во Флоренции с мамой и сестрами. А для Шеннон просто оставить сообщение на ее мобильном телефоне, как она и предлагала: «Произошла авария, твоя сестра умирает, а мой брат погиб».

Черт!

Анджело мертв.

Сердце Луки забилось с такой же силой, с какой дождь барабанил по стеклу.

Он повернулся спиной к окну, обхватив шею обеими ладонями. Ярость росла в груди, как снежный ком, вызывая в нем желание ударить что-нибудь, разбить, чтобы дать волю своим чувствам.

«Кейра и ребенок. Думай только о них, потому что жизнь все еще с ними, а там, где есть жизнь, там остается и надежда».

Лука вытащил из кармана пиджака свой мобильный телефон и нажал несколько кнопок. Открытие, что буря глушит сигнал, не улучшило его настроения. Убрав мобильник, он вернулся в гостиную, чтобы воспользоваться стационарным телефоном Шеннон. Чем быстрее они доберутся до Флоренции, тем скорее он сможет навсегда расстаться с ней.

Он слушал пространные ответы его матери, переходя на итальянский и понижая голос, когда задавал очередной вопрос. Закончив разговор, Лука повернулся.

Шеннон замерла в дверном проеме. Теперь она была одета в светлые джинсы и свитер. Волосы собраны в аккуратный узел. Строгий стиль подчеркивал утонченность овального лица Шеннон.

Невероятно голубые глаза и маленький мягкий рот делали ее похожей на Мадонну.

– Без изменений, – коротко произнес Лука, отвечая на немой вопрос, написанный у нее на лице.

«Без изменений», – повторила про себя Шеннон. Это хорошо или плохо? Значит, Кейра все еще держится. Но по-прежнему находится в коме…

Она заставила себя говорить спокойно:

– Если ты закончил, то мне нужно сделать несколько звонков. Я должна кое-кому сообщить, что меня не будет какое-то время дома.

Кивнув, Лука отступил в сторону. Темная одежда, темные глаза, все темное. Казалось, он отбрасывает тяжелую тень на ее светлую, просторную комнату. Взяв трубку, еще хранившую тепло его руки, Шеннон почувствовала комок в горле, пока набирала номер своего партнера Джошуа, вместе с которым она создала компанию, занимающуюся графическим дизайном.

Когда Шеннон хрипло пробормотала: «Привет, Джошуа, это я…», Лука повернулся и вышел из комнаты. Сделав глубокий вздох, она начала объяснять.

Лука появился, когда Шеннон делала свой второй звонок, чтобы попросить соседку присмотреть за ее квартирой.

– Спасибо, Алекс, я твоя должница, – бормотала она с благодарностью. – Поужинаем, когда я вернусь? Конечно, я плачу.

Как только она положила трубку, наступила унылая тишина. Лука надевал пальто, и лицо у него было каменное.

– Только два человека в твоей жизни? – усмехнулся он. – Я бы сказал, что ты стойкая малютка, Шеннон.

Обида вновь захлестнула ее. Она не собиралась объяснять, что Алекс это женщина, а Джош спас ей жизнь, когда Лука сделал все, чтобы ее разрушить!

Шеннон вышла из спальни, одетая в длинное черное шерстяное пальто и шапку, прикрывающую уши.

В одной руке Лука держал ее чемодан, а в другой черную сумку, в которой лежал портативный компьютер Шеннон.

– Ты на машине или мы поедем на моей? спросила она.

– Я взял автомобиль напрокат.

Он открыл дверь и пошел вызывать лифт, пока Шеннон запирала дверь. Вскоре они оказались на улице под проливным дождем. К счастью, машина была недалеко. Распахнув дверь с пассажирской стороны, Лука положил вещи в багажник и наконец уселся за руль.

Когда двигатель заработал, Шеннон отвернулась к окну. Лука не обращал внимание на капли, стекавшие по шее, у него было только одно желание – как можно скорее покончить со всем этим.

Он злился на себя за то, что позволил комментировать ее личную жизнь. Шеннон вольна иметь сколько угодно Алексов, пусть хоть выстраивает их в очередь к своей спальне. Джошуа Соамс другое дело. Лука знал все о ее друге и партнере по бизнесу, потому что Кейра не уставала повторять, как стремительно взлетела их компания с того момента, как эти двое ее основали. Оба подружились еще в университете, оба были лучшими в компьютерном дизайне.

На свадьбе брата Лука сразу обратил внимание на симпатичную застенчивую девчушку с веснушками, в светло-голубом платье подружки невесты. Она очень позабавила его тогда, потому что, несмотря на подростковую неловкость, обладала острым язычком и развлекала Луку на протяжении всей свадьбы Кейры и Анджело.

Таков был образ Шеннон, который Лука вызывал в воображении всякий раз, когда Кейра упоминала свою младшую сестру. А четыре года спустя Шеннон впервые посетила Флоренцию, и Лука влюбился в нее.

Она совершенно преобразилась. Веснушки исчезли, тело приобрело женственные формы. Шеннон превратилась в дипломированного специалиста, была уверена в себе и очень жизнерадостна.

Она покорила Луку не только безудержным кокетством, но и грандиозными планами создать свою собственную дизайнерскую компанию вместе с Джошуа Соамсом и штурмом взять мир. А в результате штурмом был взят сам Лука.

В первый раз они поцеловались после посещения оперы. Оба страшно проголодались и поужинали при свечах в его любимом ресторане. Лука уже знал, что влип по самые уши, но самоуверенно думал, будто держит контроль над ситуацией… до того поцелуя.

Остановив машину на перекрестке, Лука сверился с картой и воспользовался моментом, чтобы взглянуть на Шеннон. Она сидела, отвернувшись к окну, в дурацкой маленькой шапке, закрывающей уши. Что-то выстрелило из его сердца вниз, и осталось там горящим комом. Только Шеннон так влияла на него, только она могла превратить его в массу неистовых гормонов.

На десять лет моложе, почти не имеющая жизненного опыта, она поймала его, связала и упаковала в коробку. Женщина с удивительной копной волос, великолепным лицом, фантастическим телом и с ненасытным количеством желаний. Это заставляло его трепетать от страха, что однажды она решится искать удовольствий с кем-нибудь другим.

В результате Лука получил все сполна. Конечно, ему следовало добраться до истины, прежде чем он надел ей на палец обручальное кольцо. Но именно это кольцо дало ему право швырнуть Шеннон на кровать и заставить отплатить за то, что она посмела предать его.

С тех пор Лука не мог дотронуться ни до одной женщины.

«Если он хоть еще один раз посмотрит на меня так, я повернусь и ударю его», – решила Шеннон, наблюдая за отражением Луки в окне. Сперва Лука бросил на нее насмешливый взгляд, затем несколько раздраженных и два – с неприкрытой сексуальной угрозой.

«Раб своего неистового либидо», – думала она.

О сексе Лука знал все. Не о Любви, а о Сексе «мне нужно, я хочу, я должен иметь». Лука был ненасытен, изобретателен и очень хорош в постели. «Разнообразие, – обычно говорил он, усмехаясь, – это определенная острота жизни».

Любовь? Он понятия не имел, что это такое.

Слова? О да, он знал, как использовать необходимые слова, чтобы добиться своего. «Я люблю тебя», шептал он на чувственном итальянском, и ее сердце таяло.

Затем неожиданно Шеннон стала шлюхой, женщиной, общаться с которой было ниже его достоинства. И вот уже два года она никак не может прийти в себя от шока.

– Нам не взлететь при такой погоде, – пробормотал Лука.

Слезы хлынули из глаз, когда Шеннон поняла, что опять позволила себе сконцентрироваться на Луке вместо Кейры. «Сможет ли Господь простить меня?» – подумала она и полезла в сумку за носовым платком.

– Ты в порядке? – Лука слышал, как она всхлипнула.

– Конечно, – ответила она, не глядя в его Сторону.

– Аэропорт не так далеко, – сказал он.

Стиснув зубы, Лука всматривался в проливной дождь. Увидев размытые огни частного аэродрома, где их ждал его собственный самолет, он испытал такое облегчение, которое не испытывал никогда в жизни. Ему было необходимо пространство – воздух для дыхания, в котором не было бы аромата этой женщины.

Парковка для взятых напрокат машин была крытой. Выйдя наружу, Лука отправил Шеннон в зал отлета, а сам пошел в другую сторону, чтобы вернуть ключи от автомобиля.

К тому времени, когда он присоединился к Шеннон, она успела снять шапку, пальто и теперь стояла у окна, наблюдая, как льется дождь.

Достаточно высокая для женщины, рядом с Лукой Шеннон чувствовала себя маленькой, хрупкой и тонкой. А еще – уязвимой. Лука заметил, как она поежилась, будто ей стало зябко.

Еле сдерживая нахлынувшую злость на самого себя, Лука решил, что им обоим будет легче, если он успокоится. Подойдя к бару, он заказал виски, затем замер, глядя в стакан и не подозревая, что Шеннон наблюдает за каждым его движением в отражении стекла.

Она не любит его, нет, не любит… но почему он остался у бара, а не подошел к ней?

Господи, хоть бы дождь поскорее закончился!

Вот что действительно имеет значение.

Кейра, ее любимая Кейра, ребенок… и бедный, бедный Анджело.

Наверное, судьба решила сжалиться над ней, потому что через час около Шеннон возник Лука и сообщил:

– Говорят, ливень стихает. Мы можем пройти на борт и приготовиться к полету. Надеюсь, у нас будет шанс улететь.

Шеннон пошла собирать свои вещи, которые разложила на соседнем стуле. Надев пальто, она натянула шапку. Лука тоже одевался. Пять минут спустя они шли рядом, но все же каждый на расстоянии в миллион миль друг от друга.

Дождь неожиданно прекратился, и, взглянув на небо, Шеннон увидела звезды.

– Выбери место, сядь и пристегнись, – приказал Лука, как только они вошли в самолет. – Я должен все проверить вместе с моим пилотом. Едва договорив последние слова, он исчез из салона.

Вместо него появился бортпроводник, чтобы взять ее верхнюю одежду. Предложив ей сесть на самое лучшее место, он удалился, оставив Шеннон устраиваться в тишине.

Две минуты спустя самолет оторвался от земли и рванулся в усыпанный звездами просвет в облаках. Лука так и не пришел. Решив, что он специально держится от нее подальше, Шеннон наконец расслабилась и почти сразу почувствовала, как ее веки отяжелели.

Во сне она слышала легкий смех Кейры, бархатистый голос Анджело и видела крохотных младенцев. Она несла свою вахту здесь, во сне, где все были живы и здоровы, и никакие темные силы не могли нарушить эту идиллию.

Войдя в салон, Лука опустился в кресло. Наблюдая за девушкой, Лука вспомнил, что Шеннон всегда спала так тихо, что временами он боролся с желанием наклониться над ней и проверить, дышит ли она.

Хватит думать об этом, приказал он себе и откинулся в кресле.

Анджело… Лука беспокойно шевельнулся.

Многое бы он дал, чтобы брат сейчас был жив…

Слезы жгли глаза, как кислота. Нет, мужчины не плачут. Сегодня был худший день в жизни Луки, и он все еще длился и длился. Лука сообщил о трагедии матери, своим сестрам Ренате и Софии, затем, несмотря на их неодобрение, полетел в Лондон, к Шеннон. Теперь он снова летит домой со своей пассажиркой, которая нашла отличный способ избежать разговоров с ним – заснуть.

Лука поднялся и мрачно уставился на Шеннон.

Ее лицо было расслаблено, губы побелели.

«Не будь дураком, приятель!» – приказал он себе резко. И тем не менее дотронулся кончиками пальцев до ее бледной щеки.

Шеннон очнулась от сна и обнаружила стоящего над ней Луку. Он был так близко, что она могла чувствовать его дыхание на своем лице. Их взгляды встретились. И Шеннон увидела на лице Луки то же выражение, какое искажало его черты в тот день, когда он выгнал ее вон.

– Я тебя ненавижу, – задохнулась она и замахнулась на него дрожащим кулаком.

– Ненавидишь? – Лука перехватил руку Шеннон и сжал ее железной хваткой. – Ты не понимаешь значения этого слова. Вот, дорогая, что такое ненависть…

Лука с силой дернул Шеннон на себя и заглушил ее пронзительный крик протеста поцелуем.

Он терзал рот Шеннон, произносил грубые ругательства в глубину ее горла. Лука целовал и целовал ее до тех пор, пока она не перестала бороться и не начала дрожать. Они вернулись к тому, на чем остановились два года назад, к войне друг с другом, и использовали секс как оружие. Шеннон царапала Луку по рубашке, запускала пальцы в его волосы, а губы двигались в чувственном наслаждении.

Неожиданно Лука оттолкнул ее с такой яростью, что она упала прямо на спинку своего кресла. Ошеломленная и сбитая с толку, Шеннон смотрела, как он прошел в конец салона, схватил бутылку виски, плеснул в стакан и опрокинул содержимое себе в рот.

Весь оставшийся путь в салоне стояла гробовая тишина, резавшая слух.

Они приземлились под темным итальянским небом. Лука подогнал свой автомобиль, который оставил на автостоянке в аэропорту, и они поехали к Флоренции. После поцелуя в самолете единственной прозвучавшей фразой было сообщение Луки о том, что он дозвонился в больницу и там по-прежнему никаких изменений.

Знакомые ландшафты замелькали в окне. Чем ближе они подъезжали, тем беспокойнее становилась Шеннон. Наконец она увидела здание больницы, окруженное великолепными садами.

Как только Лука остановил машину, кожа Шеннон покрылась мурашками. Сделав глубокий вдох, чтобы собраться с духом, она отстегнула ремень безопасности и вышла. У нее подкашивались ноги, но Лука, идя рядом с ней, не сделал никакой попытки поддержать ее.

Они пересекли больничный холл и направились к лифтам. Когда двери лифта закрылись за ними, Лука коротко спросил:

– Все в порядке?

Она кивнула, пытаясь проглотить комок в горле. Ее тело было напряжено, а лицо настолько побледнело, что она сама чувствовала это.

– Не пугайся того количества аппаратуры, которое окружает Кейру, – предупредил ее Лука. Это необходимо, чтобы контролировать ее состояние.

В ответ она нервно кивнула.

Лифт остановился. Сердце Шеннон забилось так часто, что ей стало трудно дышать.

Двери медленно раздвинулись, и Шеннон вдруг поняла, что последние остатки храбрости покидают ее. Даже сделать маленький шаг, чтобы выйти в коридор, оказалось невозможно. Лифт издал сигнал, сообщая, что двери сейчас снова закроются. Лука протянул руку и придержал их.

Потом посмотрел на Шеннон, слегка прищурившись и с оттенком беспокойства.

– Я в порядке, – твердо проговорила она.

– Отдышись. Нет никакой спешки.

Разве нет? Шеннон беспомощно заморгала.

Она и так потеряла слишком много времени и теперь боялась опоздать.

Она издала мучительный стон, вспомнив, как вычеркнула Кейру из своей жизни на несколько месяцев и, даже когда они помирились, держала ее на расстоянии вытянутой руки, оставаясь холодной и отчужденной…

Лифт продолжал сигналить. Огромным усилием воли Шеннон заставила себя выйти в коридор.

Первой, кого она увидела, была мама Луки. Она выглядела ужасно, ее красивое лицо посерело от горя.

Слезы опять навернулись Шеннон на глаза.

– Мне так жаль Анджело, миссис Сальваторе, – пробормотала она на ломаном итальянском и протянула руки, чтобы обнять несчастную женщину.

Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что в ее объятиях не нуждаются. Суровая и непреклонная, миссис Сальваторе приняла ее соболезнования, но не более того.

Лука подошел сзади и положил руки на плечи Шеннон. Он не сказал ни единого слова, но все члены семьи Сальваторе неловко отвели глаза.

– Слева от тебя, – тихо проинструктировал он Шеннон.

С пересохшим ртом, пораженная до глубины души, Шеннон заставила себя идти дальше. Повернув налево, они оказались вне поля зрения его семьи.

У самой первой двери Лука остановился, затем мягко подтолкнул Шеннон, чтобы она вошла. Все ее тело налилось тяжестью, страх сковал конечности, но она заставила себя шагнуть в хорошо освещенную палату. Все в ней было ослепительно белым: стены, форма медсестры, простыни на кровати.

А еще на кровати лежала женщина с белым лицом.