Страсть Волка

Глава 2

Мчусь через заснеженный лес, взметаю вокруг себя белоснежные жгуче-холодные хлопья и пытаюсь закрыться рукавом рубашки от летящей в лицо крупы. Давно уже не чувствую ступней, проваливающихся в кипящую белизну, израненных острыми ледышками и промерзшей черной землей. Сердце колотится в груди, бьется о ребра, пытаясь выломать их, раздробить, вырваться на волю и броситься прочь от проклятого места, оставшегося за спиной. Над головой разносится пронзительное “кар” и свист морозного ветра, а впереди – густые тени, от которых нет спасения.

Ветки деревьев, как живые, хватаются за одежду, рвут в клочья тончайший шелк и дергают из стороны в сторону, нарочно пытаясь свалить меня в снег.

Рвусь вперед, до хруста костей, до треска, до растянутых жил, и отбрасываю прочь цепкие черные ветки-пальцы, чтобы уже через секунду вывалиться на гладкий камень моста.

“Мы сегодня его уже проезжали, – громыхнуло в голове. – Это дорога к Волчьему Клыку”.

И правда, противоположная сторона была чуть выше леса, из-за чего в первый раз мне показалось, что замок окружен только белизной снегов и скалами, но стоило подъехать к краю колоссальной расщелины, где на дне плясали темные волны, как взору открылось невероятное зрелище.

Бесконечность мохнатых елей, тянущихся от самого края до замка, растекающихся полотном серебристо-зеленого моря.

Сейчас же белокаменный мост кажется мне непреодолимой, покрытой льдом преградой. Опора уходит из-под ног – и я падаю навзничь, крепко приложившись головой о холодные плиты. Мир рвется, как прогнившая ткань, разлетается обугленными клочками в стороны и искажается, когда я приподнимаюсь на локте и смотрю в направлении леса.

Среди массивных стволов воздух гораздо темнее и ходит ходуном, закручивается тугими спиралями.

Темнота корежит деревья, сдирает кору, оставляя на белой мякоти густые маслянистые потеки, скользит по оставшимся в снегу следам черными влажными языками. Что-то там движется, в этой непроглядной мгле.

Сверкает алыми глазами, усмехается криво, демонстрирует острые зубы-иглы.

Враг приближается медленно, облизывается, скалит жуткую пасть, а я не могу даже закричать, потому что не хватает воздуха и в горле сухо – не сглотнуть.

Шаг назад – робкий и неуверенный. Камни скользят под израненными ступнями, жадно впитывают кровь, сочащуюся из порезов и царапин. Мрак неумолимо надвигается , но не нападает – он играет с загнанной в угол жертвой и оттягивает последний удар, который, я не сомневаюсь, разорвет меня на части.

– Куда же ты бежишь, маленький жаворонок? – рокочет темнота, а вокруг медленно открываются сотни глаз, и мгла живет, тянется ко мне, пытается ухватить за подол рубашки и заставляет вскрикнуть и отступить еще на шаг.

“Я смогу перебраться на другую сторону!” – колотится в голове горячечная мысль.

Резко развернувшись, я бросаюсь вверх по мосту, отчаянно цепляясь за оледеневшие перила.

– Ты что, не видишь? Дальше бежать некуда, – смеется тьма, а я застываю прямо посреди пустоты, и под ногами клубится бесконечное ничто. Даже воды не видно и не слышен тихий шелест волн.

Мрак повсюду: сдавливает раскаленными тисками, рвет рубашку, наматывает волосы на блестящую плеть и поворачивает так, что я смотрю прямо в алые глаза чудовища, пришедшего сожрать меня. Длинный раздвоенный язык проходится по шее, вызывая внутри волну холодного, колкого отвращения. Тварь принюхивается, глаза полыхают удивлением и обжигающей ненавистью.

Ворот рубашки трещит и рвется в клочья, обнажая плечи и грудь. Острый черный коготь скользит по коже, очерчивая узор под ключицей, которого там никогда не было! Опустив голову, я вижу тонкий круг с зажатым в нем изображением волка: простеньким, но узнаваемым.

Тварь с ревом бьет меня по лицу, сбивает с ног и обматывает черные щупальца вокруг горла. Я дергаюсь в сторону, захлебываюсь криком и впиваюсь пальцами в темноту: мечу в алые глаза, но не причиняю странному существу никакого вреда. Оно будто лишено тела, но может спокойно ломать кости и сдирать кожу.

Мимо проносится зыбкая, размытая тень – и темнота ревет от боли, отшвыривает меня прочь, к перилам. Затылок врезается в лед – и мир растекается перед глазами тусклой тошнотворной зеленью. Из последних сил я цепляюсь за ускользающие обрывки сознания, дрожу от ужаса и плачу навзрыд, наблюдая, как огромный черный волк кружится вокруг неизвестного врага.

Зверь рычит и клацает внушительными клыками, но мрак только хохочет и с легкостью уворачивается от любого, даже самого изощренного, удара.

Мост трясется, подо мной в стороны расходится сетка тонких трещин.

– Встань, – шиплю я самой себе и медленно поднимаюсь на ноги, едва удерживая равновесие и борясь с накатывающей тошнотой. – Беги!

Прочь! Прочь отсюда…

Не успеваю сделать и десяти шагов, как мост издает протяжное “врум” и камень уходит из-под стоп, позволяя мне рухнуть в пустоту.

Горло сдавливает удушающий спазм, запечатывая рвущийся наружу вскрик; несусь вниз с такой скоростью, что нет сомнений – расшибусь о воду и костей не соберут потом.

– Нанна! – врывается в уши протяжный, полный боли крик.

– Не найти тебе ее, проклятый принц, – шипит тьма в ответ. – Никогда!

Никогда…

Вода встречает меня холодом и болью, агонией и сломанными костями.

Я еще слышу, как над головой кто-то кричит мое имя, но разве это имеет значение?

Все, что остается, – отдаться стуже и позволить ей ворваться в легкие, поселиться в груди и утащить на самое дно, где нет ничего, кроме застывшей тишины.

***

Резко открываю глаза и бессмысленно таращусь в изрисованный тенями потолок. Пальцы стискивают краешек покрывала с такой силой, что дрожат руки, и стоит опустить тяжелые веки, как под ними вспыхивают самые настоящие радуги и мечутся красные мошки. Где-то под горлом глухо и болезненно колотится сердце, а волоски на руках стоят дыбом от пронзительного чувства падения, пришедшего из кошмарного сна.

Рядом, у кровати, подрагивает огонек свечи, а в комнате стоит такая густая тишина, что хоть ножом ее режь. Незнакомый запах щекочет ноздри, но я не могу повернуть голову, чтобы найти его источник. Все тело онемело, превратившись в неподвижное каменное изваяние.

Несколько раз глубоко вздохнув и прикрыв глаза, я напрягаюсь и приподнимаюсь на постели, упираясь локтями в белоснежные простыни.

Что это было? Сон казался таким реальным, таким осязаемым, что я все еще чувствую жжение на коже там, где видела странный рисунок.

Я даже оттягиваю горловину рубашки вниз, чтобы убедиться.

Ничего! Чисто.

Но во сне там точно был рисунок!

Запустив пальцы в растрепанные волосы, я с удивлением ойкаю, когда что-то острое впивается в ладонь. Выпутываю из густых прядей длинную черную щепку, которая никак не могла оказаться в комнате, потому что окна наглухо закрыты и я совершенно определенно не хожу во сне.

Вздрогнув всем телом, я вскакиваю с кровати и в два шага преодолеваю расстояние до камина, где мне слабо подмигивает охряное пламя.

Швыряю щепку в огонь и пристально наблюдаю, как она медленно обугливается.

Чего-то жду.

Возможно, что она начнет извиваться, словно уж на раскаленной сковордке, и верещать, совсем как тьма в моем сне.

Что это было? Реальность? Видение?

Предзнаменование?

Тряхнув головой, я возвращаюсь к постели и, опустившись на самый край, осознаю, что точно не смогу уснуть. Все во мне восстает против этого, кричит не закрывать глаза, не отдаваться обманчивому чувству безопасности, исходящему от этого места.

Скорее бы мама приехала.

Альгир должен все подготовить к церемонии, это займет всего пару дней, а потом провести через Врата моих родителей. И если быть совершенно честной, то я впервые за всю жизнь чувствую себя по-настоящему одинокой, даже брошенной.

Все здесь – чужое и непонятное. Слишком большое, слишком просторное, холодное.

Комната для меня чрезмерно велика, отчего дальние уголки прячутся в кромешной темноте. Тяжелые портьеры из темно-синего бархата закрывают окна, но я знаю, что все они разрисованы морозными узорами.

Бросаю взгляд на массивную дверь, украшенную искусной резьбой, и в голову приходит абсолютно невозможная мысль: почему бы не прогуляться по замку?

Чего мне бояться?

Мы с Альгиром спим в разных комнатах, потому что этого требуют традиции, так что потревожить сон капитана я не могу. А сидеть и бессмысленно пялиться в стену – еще хуже, чем попробовать уснуть.

Ничего страшного ведь не произойдет, если я осмотрю свои… будущие владения?

Капитан все равно оставит замок на мне после отъезда. Так почему бы не начать исследовать собственное жилье прямо сейчас?

Нервно хихикаю, представив, как это все выглядит.

Я, с колотящимся от страха и волнения сердцем, брожу по незнакомым коридорам и как закономерный итог – теряюсь в каменном нутре огромного Волчьего Клыка, который не осмотреть, думается мне, и за несколько лет.

Все лучше, чем оставаться в спальне и вздрагивать, поглядывая на темные углы.

– Что плохого может случиться, в самом деле? Позову на помощь, если потребуется.

Цепляюсь за эту мысль, как за спасительную соломинку, встаю и шарю взглядом по комнате, чтобы найти одежку поприличнее. Не разгуливать же по замку в короткой сорочке.

Простое домашнее платье, взятое из поместья, сиротливо висит на широкой спинке тяжелого стула, и я не задумываясь натягиваю его и завязываю за спиной широкий пояс. Впрыгиваю в мягкие кожанные туфли и хватаюсь за дверную ручку, тяну на себя с таким остервенением, будто от этого зависит моя жизнь и судьба.

Хочу выйти!

Эта комната будто душит меня.

Дверь поддается на удивление легко, и меня встречает тускло освещенный коридор, пропахший лавандой, холодом и засахарившимся медом. Ноги тотчас утонули в мягком густом ворсе темно-бордового ковра, тянущегося из конца в конец прохода.

Итак? Куда же пойти?

Я поворачиваю налево и медленно бреду вперед, касаясь кончиками пальцев стены. Мне нравится ощущение камня и дерева под рукой. От замка веет какой-то мрачной надежностью. Он пока еще мне не друг, но может поддержать, если потребуется.

В неровном свете свечей я могу рассмотреть висящие тут и там картины. Иногда обычные, какими украшала поместье и моя матушка, но изредка попадаются портреты, и я вчитываюсь в полустертые надписи на рамах, чтобы понять, кто передо мной.

Мужчины и женщины, иногда дети. Кое-где картины кажутся такими старыми, что дотронься рукой – и все полотно осядет пылью тебе под ноги.

На одной из них вижу Альгира и невольно замираю, чтобы рассмотреть капитана получше. Эта картина из старых, что вызывает внутри странную тревогу.

Мужчина выглядит совершенно умиротворенным. Впрочем, как и всегда. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, серые глаза будто светятся изнутри и смотрят внимательно: в них застыла глубокая тоска, чувство безысходности – что никак не вяжется с внешним спокойствием. Будто что-то разъедает мысли капитана, тревожит до такой степени, что весь его облик отозвался на эту тревогу.

Чуть подаюсь вперед, чтобы рассмотреть мелкие детали, и не сразу слышу шорох за спиной и тихое покашливание.

Вскрикиваю и оборачиваюсь, только когда чья-то рука осторожно касается моего плеча. От неожиданности чуть не падаю на пол, но на удивление сильная хватка на локте не позволяет мне позорно растянуться посреди коридора.

– Простите, госпожа, я не хотел вас пугать! – гремит надо мной низкий незнакомый голос, а я вскидываю голову, чтобы посмотреть, кто это стал свидетелем моей ночной вылазки.

Напротив, вытянувшись в струнку, замирает высокий мужчина. На его лице выражения удивления и беспокойства сменяют друг друга, как в калейдоскопе, а в светло-зеленых глазах мелькают блики дрожащих свечей.

Незнакомец заметно старше Альгира: от уголков глаз расходятся острые лучики морщин, некогда темные волосы основательно разукрашены сединой, но фигура крепкая, руки явно привычны к тяжелому труду и, судя по всему, могли бы с легкостью орудовать мечом.

Мужчина широко улыбается, и мне кажется, что эта улыбка разгоняет тени по углам и освещает коридор не хуже свечей.

– Госпожа, почему вы не в комнате?

– Не спалось, – отвечаю я и смущенно отвожу взгляд. – Простите, я не должна была…

– Нет-нет, не стоит! – поспешно обрывает меня незнакомец. – Это теперь и ваш дом тоже. Но прошу вас: если захотите ночью прогуляться, то берите с собой хотя бы свечу. Мое старое сердце может и не выдержать еще одного столкновения с тенью в коридоре.

Я с удивлением понимаю, что мужчина шутит, и не могу удержаться от ответной улыбки.

– Раз вам не спится, то, возможно, хотите чаю? Я подберу такой, что способствует спокойному отдыху до самого рассвета.

Хочется крикнуть, что никакой отдых мне не нужен – слишком сильны еще воспоминания о кошмаре, – но почему-то внутри растет чувство, что если этот незнакомец обещает мне спокойный сон, то так и будет.

– С одним условием, – я киваю в сторону коридора. Ведь я так и не дошла до конца. – Вы мне все здесь покажете. И назовете свое имя.

Мужчина тихо хмыкает и, шагнув вперед, устраивает мою руку себе на сгиб локтя.

– Имран, госпожа. Я управляю делами в Волчьем Клыке. Продовольствие, прислуга, кухня и все, что требует моего вмешательства.

– У вас суровые зимы.

– Таселау славится своими лютыми морозами, но здесь вам не о чем волноваться. Замок был создан, чтобы выдержать не только нападение людей, но и ярость непогоды.

– Вы давно служите капитану Альгиру?

Имран с легкостью подстраивается под мой шаг, и кажется, что я вообще иду по коридору одна – настолько ненавязчивым ощущается присутствие мужчины.

– Я служил еще его родителям, да примет Галакто их души в своих чертогах. Можно сказать, что перешел капитану по наследству. – Мне не нужно смотреть на мужчину, чтобы понять: он усмехается. И это кажется мне странным и непривычным, даже дерзким. Альгир – жесткий человек, но Имран будто все еще видит в нем мальчишку, а не повзрослевшего хозяина Клыка.

Стоит только раскрыть рот, как мы выходим из коридора и замираем перед крутой лестницей, ведущей вниз. Справа есть еще один точно такой же коридор, но мужчина тянет меня к ступенькам и пристально следит за тем, чтобы я не споткнулась и не поскользнулась.

Сон почти выветривается из головы к тому моменту, как мы добираемся до просторной кухни, где совершенно тихо. Все веселье начнется утром, когда слуги займутся завтраком, а сейчас это идеальное место для мирной беседы.

Темными провалами зияют печи, где-то что-то потрескивает, а точно в центре стоит массивный деревянный стол, окруженный высокими табуретами. Воздух пропитан корицей, острым перцем и запахом жареного мяса и свежего хлеба.

Здесь… уютно, и я окончательно расслабляюсь и позволяю Имрану творить свою кухонную магию.

Он бросает в наполненный водой котел несколько ярко-красных камешков. Их свечение видно даже с того места, где я стою.

– Это зашарские светляки, – говорит мужчина, будто спиной чувствует мой интерес. – Люди пустыни используют их, чтобы греться и готовить пищу, когда пламя костра может выдать их присутствие.

Устроившись на табурете, я провожу ладонями по столешнице – гладкой, как шелк, отполированной, натертой до зеркального блеска сотнями прикосновений.

Передо мной выстраиваютя всевозможные пузатые склянки из синего стекла, и Имран открывает их по очереди, позволяя понюхать содержимое. Названия сливаются в голове в один сплошной гул, от которого ломит виски, а через мгновение мужчина останавливается и смотрит на одну из дальних банок.

– Вот этот подойдет, – говорит он тихо и, подхватив мерную ложку, отправляет в котел выбранный чай.

Повернувшись, он бросает на меня какой-то странный, тоскливый взгляд. Вся веселость испаряется в один момент, тонет в горькой зелени сверкающих глаз, и мне кажется, что они светятся изнутри так же, как горячие пустынные камни.

– По правде говоря, – начинает мужчина медленно, – у меня к вам есть серьезный разговор, Нанна.

***

Он ждет какой-то реакции, вопросов, возможно, возмущения. Все-таки называть будущую хозяйку по имени – дерзость для слуги; но, не получив в ответ ничего, кроме искреннего удивления, Имран неумолимо меняется, в его глазах будто угли разгораются и вспыхивают падающие звезды.

Я невольно ерзаю на табуретке и охаю от резкой боли в груди, что прошивает меня до самых лопаток и рассыпается ворохом раскаленных иголок.

Кожей ощущаю пристальный взгляд мужчины, но смотрит он не в глаза, а скользит ниже, там, где я видела во сне странный рисунок.

– На вас метка, Нанна, – тихо говорит Имран и складывает руки на широкой груди. Вся его фигура как-то странно искажается, спина уже не такая прямая, как всего секунду назад, – будто мужчина согнулся под непосильной ношей и никак не может разогнуться, чтобы сбросить груз с плеч.

Я застываю, склонившись над отполированным столом. Не ослышалась ли я? Не показалась ли мне эта странная фраза? Словно громом пораженная, невольно сжимаю платье на груди и чувствую, как в ладонь толкается что-то теплое, будто под кожей перекатывается плотный, нагретый солнцем клубочек шерсти.

Имран медленно достает из ближайшего шкафа две чашки и наливает в них чай массивным половником. Мужчина двигается уверенно и плавно, а меня колотит, как в лихорадке, и из горла вырываются рваные вздохи и хрипы.

Я задыхаюсь. Не могу протолкнуть в легкие загустевший воздух.

– Хранительница магов и магических сил. Знаете, как ее зовут?

Что?..

О чем он говорит?..

– Королевство Эронгары, объединявшее семь из двенадцати великих островов и бесславно павшее два столетия назад, почитало ее как великую богиню, ведь чародейство в нашем мире – главенствует над всем.

– Инлада, – прохрипела я, не понимая к чему ведут эти вопросы. – Мать всех магов.

– Правильно, – Инмар широко улыбается, будто я отвечаю на экзамене и от этих ответов зависит моя жизнь. – И самым редким даром были "глаза Инлады", позволявшие видеть суть вещей.

– Зачем вы все это рассказываете? – я нервно отхлебываю из протянутой чашки, обхватываю ее дрожащими ладонями и никак не могу справиться с накатывающей паникой. – Вы собирались прочитать мне серьезную лекцию по истории?

– Нет, я лишь готовлю вас к тому, что "вижу". Я был награжден “глазами Инлады”. Или проклят ими – тут смотря с какой стороны посмотреть, – Инмар невесело усмехнулся. – Я увидел метку, как только вы переступили порог Волчьего Клыка. Вам нельзя оставаться здесь, Нанна. Альгир давно вас искал и не пощадит ни вас, ни вашу семью.

Это все дурной сон. Еще один!

– Это какая-то шутка?! Мы с капитаном Альгиром помолвлены!

– Вы – далеко не первая невеста.

Я так и замираю с разинутым ртом, силясь выдавить хоть слово. Имран смотрит с жалостью, отчего становится только хуже.

– Я не понимаю…

– Что вы знаете о капитане, Нанна? Помимо того, что он может помочь вашей матери.

– Вы и об этом в курсе?

Мужчина не отрицает – просто едва заметно пожимает плечами, будто говорит, что здесь нет таких секретов, о которых он бы не знал. И, возможно, у самого Альгира нет тайн от своего преданного слуги.

Что, если это какая-нибудь проверка? Могу ли я этому мужчине доверять? Одно неверное суждение или вывод – и у добросовестного Имрана есть повод донести до хозяина, что невеста у него ненадежная.

– Альгира назначил капитаном-регентом Таселау правитель Кидонии. Бывшего королевства Эронгары, – добавляю шепотом. – Альгир всегда славился своими целительскими талантами. У него множество знакомых лекарей, способных, по их словам, даже мертвого из могилы поднять. О том, что у капитана раньше были невесты, – я не знала. Матушка не посвящала меня в такие… тонкости.

Давлю смешок и несмело смотрю на Имрана, но он остается таким же серьезным.

– Вы не были удивлены тем, что капитан выбрал именно вас?

– Я…

– Внезапный акт доброй воли, от такого влиятельного человека, да еще так вовремя.

Я что-то лепечу, будто оправдываюсь, но на самом деле не знаю, что ответить вразумительного.

Матушка поставила меня перед фактом, который даже не обсуждался, и я приняла это, потому что болезнь развивалась, а брак с самым известным лекарем на всех двенадцати великих островах – путь к исцелению.

Я видела Альгира редко, когда он осчастливливал наше поместье своими визитами, и капитан – предельно обходительный, но при этом закрытый и отстраненный – не походил на человека, который женится на первой попавшейся девушке, но меня это совершенно не волновало.

Как не волновало и то, что он сделал предложение после первой же встречи, на приеме в честь дня рождения правителя Кидонии.

Вопрос Имрана ставит меня в тупик, и я почти слышу, как в голове начинают скрежетать шестеренки, разболтанные кошмаром.

– Альгир выбрал вас не случайно, вы – особенная женщина, Нанна. Волк отметил вас, – говорит мужчина, медленно отпивая из своей чашки. – И именно это подтолкнуло капитана действовать. Забрать вас, спрятать от проклятого принца и… лишить его возможности снять проклятье. Навсегда. Вы же понимаете, что я имею в виду?

Я невольно усмехаюсь и бросаю взгляд на дверь. Прикидываю, успею ли сорваться с места и сбежать. Вот только куда? В комнату? Рано или поздно придется из нее выйти и встретиться с реальностью, какой бы она ни была.

– Зачем вы мне все это рассказываете? Вы же, вроде как, Альгира вырастили. Разве не вы – его преданный слуга? И в огонь, и в воду – вот эта вот вся история?

– Я устал, – вдруг говорит Имран, и я понимаю: и правда устал. Невыносимо, тяжело, отчаянно вымотался, и все в нем – взгляд, движения, даже то, как он держит проклятую чашку с чаем, – кричит о бесконечной борьбе. Не с Альгиром, нет. С самим собой. – И увидев вас в коридоре, такую беззащитную, я не мог молчать. Я и так делал это слишком долго. Хотя, возможно… нет, я не смел говорить!

– Имран… Вы же осознаете, что ставите меня в двусмысленное положение и ваши слова остаются лишь словами? Если вы в самом деле наделены даром видеть суть вещей, то сможете с легкостью меня понять.

Цепляюсь за здравый смысл. Пытаюсь вести себя так, как и повел бы себя любой разумный человек: требую доказательств, которых не может быть, если Имрана просто подослали для проверки.

Но мужчина не отнекивается, не возражает и ничего не говорит, только смотрит так пронзительно, что хочется сорваться с места и бежать прочь, спрятаться в спальне и никогда не выходить.

– Разумеется, – Имран отставляет чашку в сторону. – И мне есть что вам показать.

***

Мне уже и не интересен замок, не интересны коридоры и переходы, лестницы и обитые деревом стены, безразличны портреты. Иду за Имраном, как привязанная, и смотрю только на его широкую спину. Вдруг обманет? Вдруг все это очередной мучительный сон? Может, стоило просто отмахнуться и вернуться в комнату, скрутиться клубочком под одеялом и думать-думать-думать, что происходящее мне лишь показалось и все совсем не так? Дождаться утра, первых рассветных лучей, которые всегда несут с собой облегчение, смывая ночные кошмары и даруя ясность ума.

Смогла бы я?

Смогла бы сделать вид, что все в полном порядке?

Нет. Слишком сильны напряжение, сомнения и страх. Невыносимо просто жить дальше под давлением бесконечных вопросов и дурных знамений.

Имран поворачивает влево и касается чего-то на стене. В сумраке коридора, разгоняемого только светом крохотной свечи в руке моего провожатого, мне удается разобрать, что это одна из деревянных панелей, но больше не вижу ничего. Впереди что-то скрипит и шуршит, недовольно стонет, будто своим вторжением мы разбудили древнего стража этих проходов.

В нос бьют запахи плесени и сырости, меня окутывает промозглым духом старых подземелий. Под подошвами туфель скрипит пыль, и я думаю о том, как же давно здесь никого не было. Становится жутко от одной только мысли, что впереди ждет банальная ловушка. Может, это сам Имран, а не его господин хранит свои жуткие тайны в этих промозглых застенках? И не найти ли мне пути к отступлению?

– Не отставайте, Нанна! – приказывает мужчина резко, и от его тона по позвоночнику бегут холодные мурашки. В Имране не остается ни капли от почтительности слуги. Сейчас со мной говорит человек, который умеет приказывать.

И не выносит непослушания.

Ускорив шаг, я утыкаюсь взглядом в спину проводника и держусь как можно ближе.

Холод вокруг – почти осязаемый. Клянусь Галакто, его можно потрогать руками. Колючий, по-зимнему студеный воздух врывается в легкие и вылетает обратно густыми облачками белого пара. Руки немеют, стоит только случайно опереться о стену или коснуться локтем покрытого изморозью камня.

Мне хочется сбежать, но нет, так нельзя.

Раз уж сама требую доказательств, то нужно принять их достойно, а не ломиться к выходу – ведь всегда остается крохотный шанс, что Имран не соврал.

Что все это не просто так: церемония в этом замке, хотя ее спокойно можно было провести в поместье, и отъезд из дома, и выбор капитана.

Матушка…

Что, если все это правда?

Что, если мужчина на самом деле сейчас покажет такое, после чего не останется сомнений – пора спасать собственную жизнь!

Я не смогу просто сбежать. Матушку Альгир обещал провести через Врата для присутствия на церемонии. Все это затевалось только с одной целью – помочь матушке, но что потом?

Если я исчезну, то как капитан себя поведет?

Стискиваю руки в кулаки и закусываю губу с такой силой, что чувствую привкус крови во рту.

Разве я смогу сбежать, если родной человек тоже угодит в ловушку?

Я должна буду выбирать?

Нет. Нет, только не так!

Все вопросы вылетают из головы, когда Имран останавливается и кивком указывает на массивную черную дверь, обитую железом. Кажется, что сдвинуть ее с места невозможно, но мужчина проводит ладонью по гладкой поверхности, вычерчивая пальцем странные узоры и завитушки. Не знаю этого языка, не могу понять ни единого символа, любовно выписанного слугой Альгира.

Он действительно наслаждается тем, что делает. Огонек свечи пляшет на резких изломах его лица, и я вижу, что мужчина будто молодеет на двадцать лет и стряхивает оцепенение и страх.

Толкает дверь внутрь, и я невольно зажмуриваюсь, потому что меня колотит от волнения. Тошнота плещется под горлом разъедающей кислотой, и нет сил пошевелить даже пальцем, но мягкое прикосновение к запястью заставляет сделать шаг, а за ним – еще один и еще.

– Вы должны увидеть это, Нанна.

Бережная хватка на плечах – и я невольно вздрагиваю, потому что в этом касании уверенность соседствует с дрожью; и мне совсем не нравится то, что творится вокруг. Кажется, что вот-вот захлопнется дверца клетки и я уже не смогу вырваться на свободу.

Медленно приоткрываю веки и пытаюсь проморгаться, потому что свет, бьющий со всех сторон, – ослепительно яркий, холодный, как рассветное время в снежной пустоши.

Прикрываю глаза рукой и осторожно осматриваюсь по сторонам.

В первое мгновение ничего не могу понять. Вокруг – низкие деревянные столы, отполированные временем, темные, покрытые бордовыми и серыми пятнами. Книжные шкафы занимают все свободное пространство, а пол под ногами настолько ледяной, что в пятки впиваются острые иглы смертоносного мороза.

Вообще, в помещении невыносимо холодно.

Как в могильной комнате, где обычно хранят тела перед погребением…

Поднимаю голову и застываю на несколько мгновений.

Сердце замирает в груди, а через секунду пускается в безудержный пляс ужаса.

Напротив двери, в прозрачных сосудах, я вижу шесть тел. Точнее то, что когда-то было телами. Сейчас это разодранные куклы: рассеченная кожа на животах растянута в стороны, обнажая нутро до самого последнего дюйма. Внутри ничего нет, кроме голубоватой прозрачной жидкости, и хорошо видны белоснежные ребра и позвонки. Головы обриты налысо, выскоблены до блеска, а глаза широко распахнуты, веки закреплены так, что в мое сознание ввинчивается лишь одна мысль: они следят за тобой.

Дурнота накатывает с такой силой, что приходится зажать рот рукой, а мимо проходит Имран и становится так, что я вижу только его спину.

– Моя жизнь – это дорога, выстланная ошибками, Нанна, – тихо говорит мужчина. – Вот, что случится с вами, если вы останетесь в Клыке. Несколько дней назад капитан заказал еще одну капсулу… – Имран поворачивается, и я смотрю в его глаза, полные темноты и холода, – для новой невесты.

– Почему?.. – лепечу я и ненавижу собственные голос, дрожащий от ужаса и гадливости. – Я не понимаю…

– Вам нужно уйти! – рявкает мужчина, и я вздрагиваю всем телом и пячусь назад, к двери. – Если будет на то воля Галакто, то волк все расскажет своей женщине.

– Если будет на то моя воля, – слышится за спиной, и в следующую секунду Имран падает, как подрубленное дерево, а в воздухе застывает кроваво-красное облачко. Мужчина хрипит и сжимается в клубок, а на его рубашке медленно расцветают кровавые маки и под боком растекается алая лужа.

Я хочу закричать, рвануться прочь, но что-то холодное и тяжелое врезается в висок – и мир меркнет и расслаивается, оставляя меня один на один с хохочущей темнотой.

***

В нос врывается острый неприятный запах, и хочется отвернуться, отстраниться и спрятаться подальше – только бы не чувствовать его, не втягивать в легкие с каждым коротким тяжелым вдохом.

С трудом поднимаю опухшие веки и вижу перед собой Альгира, который рассматривает меня и совершенно не мигает. Его взгляд сосредоточен на моем лице, а руки спрятаны за спиной. Мужчина похож на ученого, изучающего подопытную зверушку, которую вот-вот должны вскрыть и выпотрошить.

Повернув голову в сторону, я вижу Имрана, лежащего на полу, и, к моему удивлению, он все еще дышит. Хрипло и слабо, но дышит! Почему-то меня это невероятно радует и даже вызывает что-то похожее на облегчение.

Но ведь раны кажутся такими серьезными! Он истекает кровью, даже рубашка на груди красная, промокшая насквозь, но Имран все еще не отправился в чертоги Галакто.

И почему капитан его не добьет?

Дернувшись, я понимаю, что крепко привязана к вертикальной доске, а руки закреплены над головой кожаными ремнями. Тут без посторонней помощи не вырваться! И поблизости нет ничего острого, чтобы освободиться.

– О чем думаете, Нанна? – спрашивает Альгир, а в его голосе – ни единой эмоции. Он точно каменный, ничего не чувствующий. – О моем дорогом Имране? Не стоит. Вам лучше волноваться о собственной судьбе.

– П-почему? – губы едва шевелятся, рот и язык кажутся чужими, распухшими и пересохшими. Душу бы продала за глоток влаги, даже самый маленький! – Чего вы от меня хотите? Эти женщины… чем они провинились перед вами?!

– Я бы дал вам пожить, Нанна, вы меня развлекаете, – Альгир улыбается, но его глаза остаются холодными, как лед вокруг замка. – Вы самоотверженный, чуткий, добрый человек, готовый на что угодно, только бы помочь близким, и это – ценное качество. Я бы даже мог подарить вашей матери несколько лишних лет жизни, которых у нее не было… – капитан поворачивается к Имрану, – и уже не будет, к сожалению. Он попытался вмешаться в естественный ход вещей, а за это придется заплатить.

– “Естественный ход”?! – я чуть не задохнулась от ужаса, вспоминая упрятанные в колбы тела других невест. – Вы – убийца! Мои родители об этом узнают! И правитель!

Улыбка Альгира становится шире, превращаясь в настоящий хищный оскал.

– О, дорогая, вы думаете, что он не в курсе? У всего есть причина, и это, – он обводит комнату широким хозяйским жестом, – не исключение. И было бы невозможно без поддержки.

Слова застревают в горле, а глаза сами по себе расширяются от удивления и страха.

Что?..

Правитель в курсе?..

Это какая-то шутка! Вот сейчас я проснусь и окажусь у себя дома, в собственной постели, а матушка будет потом смотреть с испугом и волнением, когда я расскажу о жутком кошмаре, кажущимся таким реальным.

Все это ненастоящее!

Ненастоящее…

– Мне жаль, что все так сложилось, Нанна, – говорит Альгир, а я не вижу в его взгляде ни капли сожаления. – И жаль, что не могу убить тебя, мой заклятый друг, – повернувшись к Имрану, капитан чуть наклоняется, чтобы рассмотреть дело рук своих. – Мы связаны прочными узами, но не думай, что я оставлю твой проступок без внимания.

– Я и не думаю, – хрипит Имран в ответ и резко проводит окровавленной рукой по полу, как раз под лицом Альгира.

Все происходит так быстро, что я даже не успеваю вскрикнуть – звуки застывают на губах, дрожат и ломаются, как снежный наст.

Вверх бьет столб обжигающего пламени, и Альгир кричит раненым зверем и отскакивает в сторону, заслоняя обожженное лицо. Кожа под его пальцами покрывается волдырями, лопается, истекает кровью и сукровицей, но я уже ничего не вижу, кроме фигуры Имрана, и чувствую только мертвую хватку крепких пальцев на запястьях.

Мужчина тянет меня прочь, подхватывает на руки и сдавленно охает, когда я случайно бью его локтем в грудь.

Он вылетает из комнаты, несется прочь, и я зажимаю рот ладонями, когда слышу громоподобный рев и вижу, как шевелятся тени на деревянных панелях, тянут к нам скрюченные пальцы, цепляются за одежду, путаются в ногах и тормозят изо всех сил.

Я слышу, как трещат стены, как стонет камень, и все вокруг напрягается, натягивается тончайшими струнами, готовыми в любой момент лопнуть от напряжения.

Мы петляем по коридорам несколько бесконечных минут, прежде чем Имран, задыхаясь и сгибаясь от боли, ставит меня на ноги и подталкивает к еще одной двери.

– Вы должны бежать, Нанна!

Растерянно смотрю на него, а потом на спасительный выход.

За дверью я слышу приглушенное ржание и постукивание копыт.

Конюшни…

– Но как же вы?! Альгир вас убьет!

Мужчина качает головой и поднимает руку, когда я хочу возразить.

– Я не могу уйти, и это не обсуждается.

Он буквально хватает меня за шиворот и выталкивает прочь, на широкую отполированную лестницу, ведущую вниз.

Дверь за спиной оглушительно хлопает, а зáмок ревет, трясется над головой, и я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме этих леденящих кровь звуков.

Дернув ручку, я понимаю, что дверь заперта, а за ней – тишина, даже шагов не слышно.

Как же так?!

Отступаю назад, отчаянно бью по темному дереву, но куда там! Слуга наглухо запер выход за собой.

Что же с ним теперь будет?!..

А со мной?

– Бежать… нужно бежать… – повторяю снова и снова, несясь вниз по лестнице. – Прочь отсюда!