8

В эту ночь она спала плохо и, проснувшись достаточно рано, отрешенно уставилась на красивые, без излишеств, настенные часы. Они показывали половину девятого: высокая, худая минутная стрелка, только на минуту сойдясь с маленькой часовой, устремилась вперед, не замедлив темпа. Чуда не произошло. Карина отмахнулась как могла от воспоминания о вчерашнем свидании и села на край кровати.

Если бы она не была свидетельницей на свадьбе, если бы была просто гостьей, то немедленно уехала бы, сославшись на болезнь или… да мало ли на свете отговорок! Но сейчас ей было некуда деться от позора, от чудовищного недоразумения прочно и, похоже, навсегда вставшего между ней и мужчиной ее мечты.

Она плакала и проклинала всех на свете: себя за глупые идеи, Элен и Майкла за то, что не могли подыскать более подходящего времени и места для бракосочетания, Алана за горячность и поспешность в выводах. Она понимала, что теперь в ее жизнь вмешался слепой, бессмысленный случай, с которым не совладать. Какой-то бред! — в отчаянии подумала Карина, тщетно пытаясь взять себя в руки. Любит ли она Алана Редфорда? Она не задавалась этим вопросом, потому что ей было не до этого. Она лишь чувствовала, как он притягивает ее какой-то сумрачной гибельной силой, и, даже ругая себя, знала наверняка, что, если ей представится еще шанс поцеловать его, пройтись с ним, держась за руку, просто поговорить, она не найдет в себе сил отказаться. И это несмотря на то, как грубо он предложил ей выступить в роли партнерши по дешевому минутному роману.

В ванной Карина сразу залезла под душ и в течение десяти минут стояла под ледяными струями, закрыв глаза и надеясь, что это вытравит из нее трагические настроения и жалость к собственной персоне. Она приложила к этому все усилия — и вышла другим человеком. Или, во всяком случае, надеялась, что это так. Долго разглядывала свое лицо и фигуру перед зеркалом и осталась довольна. Надела открытую блузку, узкую розовую юбку, доходящую ей до колен, и розовые же туфельки. Прибралась в комнате: краски и пастель отдельно, готовые рисунки и эскизы отдельно, книги на изящный старинный комод, платья, блузки и свитера — на вешалку и в шкаф.

Не успела Карина спуститься к столу — завтрак традиционно подавался в восемь тридцать, — как встретившая ее в холле Джоан хмуро посмотрела на нее и огорошила вопросом:

— Что произошло у вас с Аланом?

Карина, предварительно принявшая самый безоблачный и приветливый вид, остолбенела от удивления и не нашлась, что ответить. Джоан мрачнела с каждой секундой.

— Давай решим все проблемы сейчас, пока не поздно. Алан скоро спустится, сказал, что будет минут через пять. Поэтому расскажи мне, что произошло прошлой ночью.

— Ну… мы… как бы это сказать… немного повздорили из-за… разных взглядов на живопись, — залепетала Карина, наблюдая за реакцией Джоан. Выражение лица той не предвещало ничего хорошего. Алан не такой дурак, чтобы говорить с матерью на тему наших с ним отношений, беспомощно рассуждала Карина. А вдруг она все слышала?

— Так-так-так… — деловито протянула Джоан, — и что же дальше?

— Я говорила, что двадцатый век мне намного интересней классического периода. Взять хотя бы Хоана Миро — ведь его полотна…

— Он рассказал мне совсем другое. — сердито произнесла Джоан. — Впрочем, сейчас узнаем все от него самого. Ох, как мне это все не нравится!

На лестнице с другой стороны показался лучезарно улыбающийся Алан Редфорд. Он махнул им рукой и начал спускаться, застегивая на ходу манжеты своей любимой белоснежной рубашки. Джоан критически посмотрела на него и строго покачала головой.

— Итак, сынок, — начала она вместо приветствия, — как это не неприятно, но мы должны разобраться в том, что произошло.

Она подошла к делу обстоятельно и своей ласковой, но покровительственно-строгой интонацией вызвала в памяти Карины далекий образ воспитательницы в детском саду. Молодая женщина похолодела в ожидании грандиозного скандала.

— Ты имеешь в виду наш маленький спор о судьбах английской литературы? — весело осведомился Алан, беря женщин под руки и ведя в столовую. — Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, мама. Мы не ссорились, хотя и занимаем по этому вопросу диаметрально противоположные…

— А почему версия Карины так не похожа на твою версию вашего вчерашнего конфликта?

Теперь похолодел Алан. Он в ужасе смотрел на мать и на любимую женщину попеременно.

— Нет, мы успели поспорить о многом… ночь была длинной, — поспешила вставить Карина, и у него отлегло от сердца.

Однако Джоан продолжала недоверчиво и очень сердито разглядывать их.

— Мама, поверь, никакой ссоры не было. Ты же меня знаешь: какие ссоры под нашим кровом, к тому же перед свадьбой? Это абсолютно невозможно! Была ссора, Карина?

— Да ну что ты, чисто дружеский спор, — вторила ему та.

— А то, что мы так горячо обсуждаем некоторые темы, означает лишь, что наши отношения вышли за рамки простой формальности и мы стали друзьями, — витийствовал Алан.

— Еще Питер Брейгель-младший, прозванный Бархатным, говорил: споры об искусстве нужны человеку как воздух, — невозмутимо сотворила несуществующую цитату Карина.

Джоан, устав вертеть головой справа налево в попытке уследить за обрушившейся на нее словесной лавиной, медленно расплылась в добродушной улыбке. Молодые люди победоносно переглянулись.

— А то, представляешь, — обратилась Джоан к Карине, и, по мере того как она, говорила, улыбка сползала с лица Алана, — приходит вчера ночью, поздно ночью, когда вы уже, видимо, наспорились вволю…

— Это никому не интересно, мама, зачем рассказывать всякую чепуху.

— Так-так, — оживленно выразила свою готовность слушать Карина, не обращая внимания на его протест.

— Приходит он, значит, в свою комнату, а я там у него сижу. Ты не думай, я не имею привычки лазить по чужим комнатам, но из его окна открывается замечательный вид, а ночь лунная и такая красивая. Впрочем, вы сами видели. Так вот, сижу я у окна, и вдруг заходит он, угрюмый, меня не замечает. Я на него смотрю в удивлении — никогда его таким не видела. А Алан садится на кровать, хватается руками за голову и шепчет что-то ужасное, типа: «Черт, что это со мной творится, что же делать?!» — и тому подобное. Я спрашиваю: «Что с тобой, сынок?» А он так испугался, просто слов нет, и сразу проговорился о вашем споре про литературу. Я, конечно, рассердилась. Тоже мне, спорщики, чтоб больше такого не было, ясно?

Тут она весело, от всей души рассмеялась.

— А теперь давайте миритесь, чтоб уж навсегда, знаете, как это делается? Вот так, мизинцами. Дружба?


— Просто кружок начинающего актера, а не завтрак, — хмуро заметил Алан, когда они вышли наконец на улицу, взявшись за руки и имитируя самые что ни на есть теплые отношения.

— Не говори, — трепеща от звука его голоса, согласилась Карина.

Но так как говорить действительно было не о чем, а она по-прежнему чувствовала острую потребность объяснить вчерашнее нелепое происшествие, то решила с этого и начать.

— Алан… — многообещающе произнесла она.

— Не стоит, — предупредил он, чувствуя, что запахло жареным.

— Алан, вчера произошло недоразумение…

— Хватит, Карина, мы больше не на сцене, так что давай обойдемся без клоунады.

— Ты не понимаешь, что…

Но он никак не хотел дать ей договорить.

— Я понимаю одно. Как есть разница между искренним чувством и фальшью, так есть разница между настоящим сексом и его имитацией…

Карина не ожидала подобной прямолинейности, не рассчитывала, что он назовет вещи своими именами, причем так громко.

— …и, поверь, я достаточно опытен, чтобы понять, когда женщина действительно наслаждается моментом близости, а когда специально надрывно вскрикивает, чтобы все было «как в фильмах».

— Дурак!

Последовала долгая пауза.

— Ты не догадался о том, что происходило в соседней комнате? — заговорщически, издалека начала Карина.

— Ты имеешь в виду, что мой брат спал с твоей подругой? Так это происходит регулярно, и надо быть слепым, чтобы этого не заметить. Но ты не права, если считаешь меня цербером, готовым броситься на кого-то за ослушание. Это не монастырь, и они взрослые люди. Все, что в моих силах, — это дать им понять, что я не одобряю подобного поведения. Думаю, они в курсе, и поэтому я не лезу в их жизнь.

Алан понял, что по мере того, как говорит, он убыстряет темп речи, а заодно и шаг. Карина уже едва поспевала за ним, когда он резко остановился и в упор посмотрел на нее.

— Какое это, впрочем, имеет отношение к вчерашнему?

— Самое прямое. Ты никогда не давал мне повода убедиться в этом твоем благородстве, существующем, боюсь, лишь на словах. Поэтому, пытаясь уберечь подругу и всю семью от бессмысленного скандала, я надеялась громкими восклицаниями заглушить происходящее за стеной… как это ни комично вышло.

— Хочешь сказать, что вчера, в это самое время… — Алан медленно поднес кисть левой руки ко лбу, осознавая всю глупость, весь абсурд ситуации. — Но, должен заметить, что ты зря старалась: мне было не до посторонних звуков. В тот момент я не видел и не слышал никого, кроме тебя. Так что, если бы вдруг случилось землетрясение…

— Ну ладно, ладно. — Карина зарделась и неловко улыбнулась. — Хватит с нас признаний.

— Согласен. Извини, у меня дела. Все признания переносятся на вечер. — И, круто развернувшись, Алан пошел обратно, оставив ее размышлять над смыслом его последней фразы.

Карина размышляла недолго и преисполнилась самых радужных ожиданий и планов. Но это были планы на вечер, а пока она вернулась к Джоан с тем, чтобы выполнить вчерашнее обещание.

— Приступим! — сказала Джоан и расчихалась.

После долгих прогулок по нескончаемым коридорам, после десятиминутной возни с ключами и упрямой замочной скважиной Карина и Джоан проникли на пыльный, сплошь затянутый паутиной чердак, вооружившись терпением и фонариком.

— Приступим! Конечно… апчхи!.. мне давно стоило самой заняться этим, но… апчхи!.. сама понимаешь, когда рядом есть кто-то, кому это тоже небезынтересно. К сожалению, Алан слишком ценит практическую выгоду. Из него нулевой мечтатель.

Карина промолчала, хотя подумала, что иногда Алан может проявить себя истинным романтиком.

Рисунки нашлись легко. Довольно скоро Джоан извлекла из-под залежей какого-то сора тоненькую папку и сказала, что это они. Карина тем временем с любопытством оглядывалась. Как странно иметь в собственном доме уголки, в которые не заглядывала и о существовании которых не подозревала. А ведь здесь наверняка есть и такие.

— Столько лет они ждали своего часа. А ведь это ты меня подвигла! — говорила Джоан, в потемках вглядываясь в изображения. — А, бесполезно, здесь ничего не видно, пойдем скорее вниз.

И дверь снова захлопнулась. Еще лет на тридцать, мысленно прикинула Карина и они пошли обратно по нехоженым, отвыкшим от человеческих голосов лабиринтам.

Обосновавшись в залитом вечерним солнцем эркере, они принялись за работу. Джоан смахнула метелочкой с папки пыль, лежавшую на ней толщиной в палец. Карина бережно прошлась по ней второй раз мягкой тряпочкой. Всего рисунков оказалось около тридцати. Джоан разложила их на столе и приготовилась восхищаться. Карина, не слишком доверявшая ее вкусу, ожидала увидеть довольно посредственные любительские работы и была поражена, когда обнаружила, что рисунки, столько лет пролежавшие на пыльном, Богом забытом чердаке, очень и очень неплохи.

— Он был очень талантливым человеком, ваш муж. Не шедевры, конечно, но порой попадаются отличные экземпляры.

— Узнаешь вот это место?

Карина покачала головой: акварель изображала дикое, заросшее тростником и камышом болото. Далеко в перспективе маячило что-то отдаленно знакомое, но она не могла бы сказать даже приблизительно, что именно.

— Все просто: это то самое озеро, на которое вы с Джейми, по его словам, набрели неделю назад. Так оно выглядело, когда Эндрю, Царство ему Небесное, героически приступил к его облагораживанию, пытаясь в то же время вылезти из долгов, в которых потопил наше поместье его отец. Но это так, к слову.

Неделю назад, пронеслось в голове Карины. Всего неделя, а сколько изменилось! Изменилась вся ее жизнь. Чем бы это ни закончилось, эта неделя никогда не сотрется из ее памяти. Ни один мужчина не займет в ее воспоминаниях место Алана Редфорда, даже если им не суждено больше сказать друг другу ни слова. Она всегда будет помнить его загорелое, скуластое лицо, его прямоту, решительность и свою подчас неловкость в обращении с ним, его…

— А как тебе вот этот пейзаж? Он был написан из окна этого самого эркера. Ой, милая моя, да ведь мы пропустили ужин! Попросить подать его сейчас?

— Я не голодна, спасибо. Но пусть это вас не стесняет, вы вполне можете…

— Вот и чудненько, я тоже не голодна. Кстати говоря, ты же совсем не видела наших окрестностей. Я обязательно попрошу Алана устроить для тебя прогулку верхом по нашим краям — ты оценишь их сполна. А пока давай повесим три рисунка в рамках в комнатах у меня, Алана и Джейми.

И, решительно выбрав из стопки пейзажей три самых слабых, она пустилась на поиски Найлза, который смог бы вставить их в рамки и приладить на стену.

Карина улыбнулась, позавидовав кипучей энергии и безумному количеству планов, бурлящих в каштановой с проседью голове этой немолодой женщины. Желание рисовать заставило ее незаметно покинуть гостиную и удалиться на природу, где она могла бы предаться любимому занятию, а заодно и хорошенько подумать.

Вернулась Карина затемно, когда все в замке уже спали. Она надеялась, что спали. Открыла окно и положила на стол два последних своих создания — на этот раз акварели — подсыхать и, подсыхая, терпеливо дожидаться утра. Легла в постель, включила уютную лампу над изголовьем и попыталась читать, но не смогла отмахнуться от единственной мысли, занимающей ее сознание: придет — не придет. Уснула Карина лишь сильно за полночь, когда из всего английского словаря для нее уцелело одно только горькое «не пришел».

Зато на следующее утро Алан появился совершенно непредсказуемо. В тот момент, когда Карина готовилась спуститься на семейный завтрак, в дверях после непродолжительного стука возник Алан Редфорд. Обнаружив, что она как раз застегивает туфли, после чего, очевидно, собирается встать с кресла, он подошел и подал ей руку. Не воспользовавшись его помощью, Карина поднялась сама и холодно пожала протянутую ладонь.

— Чем я обязана вашему визиту, сэр?

— Мне кажется, ты засиделась на одном месте и тебе скучно. Я подумал, что ничто не мешает мне прокатить тебя по территории замка и показать несколько ближайших городков. С работой на сегодня я все уладил. — Он никогда не говорил мне, что работает, подумала Карина и тут же решила: впрочем, мне-то что! — Так что я к твоим услугам и, учитывая, что ты свободный художник и не имеешь твердого графика работы, буду ждать тебя ровно в девять у парадного входа.

— В таком случае ждать тебе придется долго, — возразила Карина, понимая, что своей репликой возвращает их на тропу войны, но не желая повиноваться каждому слову Алана, как это, видимо, делают все вокруг. — У меня есть твердый график работы, и тот факт, что его составляет не мой начальник, а я сама, не означает, будто я могу менять его по первой прихоти — своей или чужой. В противном случае я не закончила бы даже колледжа.

Все это было правдой только наполовину. Обычно очень организованная, здесь, в гостях, Карина не работала ни над чем серьезным и легко могла позволить себе отлучиться на полдня. Она отказалась, следуя двум мотивам. Во-первых, заставляла себя бороться с привязанностью к Алану, которая рисковала захватить ее целиком и полностью. А во-вторых, каждый его авторитарный шаг такого характера вызывал в ней нежелание подчиниться навязанной посторонним человеком инициативе.

— Ну что ж, тогда как-нибудь в другой раз? — спросил он как можно непринужденнее.

— Как-нибудь в другой раз, — ответила она, вторя его беспечной интонации, перевела взгляд на стол и схватила первый попавшийся на глаза журнал, давая понять, что аудиенция окончена.

Другой такой случай представился нескоро.

Загрузка...