Бел подошёл к толстяку и одним пальцем стал почёсывать лицехвата вдоль хвостика. Так, что тот задёргался, закрутил хвостом, разматываясь и приподнимаясь над толстяком. Бел тут же залез пальцем под его брюшко и продолжил щекотать. Лицехват задёргался в истерических смешливых корчах, словно били током, и распахнул костяные щупальца. Тут то его Бел и взял за бока и ещё дрожащего от приступа неслышного окружающим хохота оттащил от толстяка.
А под лицехватом оказалась престрашнейшая рожа…
Такая, что Анна отшатнулась назад. И хорошо, что заботливая Лиза успела поддержать, а то бы как раз на ступеньку помоста и упала бы! И теперь, время от времени вздрагивая всем телом в ознобе, Анна расширенными глазами смотрела на происходящее.
Рот толстяка был квадратным, с четырьмя жирными губами, заканчивающимися остриями — то ли рожками, то ли клыками. А под ними ещё два ряда здоровенных жёлтых корявых зубов между двумя губами-сосисками. Глаза без век, выпученные, чёрные, то ли покрытые плёнкой, то ли слизью от отвалившегося лицехвата. А надбровный костяной гребень у основания узкого лба создавал ощущение, что эта рожа навек застыла в свирепом выражении.
Бел, элегантно склонившись над тяжело дышащим чудовищем, и негромко рассказывал о происходящих событиях. И все в зале стояли, замерев в напряжении. Хотя, нет, не все. Генрих Норуш, до того висящий под рукой принесшего его минотавра, пользуясь тем, что тот слишком занят, разглядывая происходящее, пытался выскользнуть из подмышки. И на его скорченной морде читалась одновременно и отвращение, и беспокойство.
— Кто…ик… это? — прошептала Анна, косясь на подругу.
Лиза поёжилась и быстро зашептала:
— Вий Пятый. Герой королевства. Серьёзная фигура, уже вошедшая в учебники современной послойной мифологии! Родовой воин племени яуджа, бывший лучший охотник на обакэ. Он получил увечье во время охоты. Король, конечно, выделил ему пенсию, но Вий не хотел оставаться бесполезным и ему нашли отличную должность — уже лет двести он королевский архивариус и скан-дознатель с неограниченными полномочиями. А лет пятьдесят назад даже получил демонский статус!
Анна сглотнула. Из всего этого известно было только имя, которое навечно ассоциировалось с ужастиком Гоголя.
— Да-а-ай! — утробно протянул Вий и Бел повернулся к ним.
И от его голоса не просто повеяло морозом! От него затрещали ткани стоящих ближе к нему свадебных нарядов, схватываясь инеем! И по залу словно пробежал стылый ветер, заставляя всех присутствующих поёжиться.
Лиза, стискивая в руке туфлю, стремительно подбежала к минотавру, с поклоном подавая изящную «лодочку» с радужной опушкой. Бел тут же передал её Вию. И Лиза, всё так же, спиной назад и кланяясь, отступила.
Это была та туфля, на которой ещё сидела жемчужинка. Парная — обездоленная — сейчас была в руках Анны.
Вий прижал туфлю к двум дырочкам в плоском носу и шумно втянул воздух. Ещё раз и ещё, словно алкоголик, занюхивающий рукавом особо крепкую потреблённую внутрь дрянь. И от каждого его вдоха словно становилось теплее, но с каждым выдохом по залу бежала морозная волна, оставляя узоры и заставляя присутствующих сжиматься от холода, горбиться и обхватывать себя за плечи. И лишь минотавры стояли, совершенно не обращая внимания на изменение температуры. Особенно это было видно по Белу — у него уже даже на берцах и по низу брючин высыпало инеем! — а он стоял спокойно, почтительно склоняясь над монстром в инвалидном кресле!
Анна старательно куталась в горжетку, пыталась сдержать дрожь от жуткого холода.
Вий нанюхался туфлей и…
Сперва Анна не поверила своим глазам, думая, что вот эти странные телодвижения — голова запрокинулась вверх, а рука с туфлей опала на жирное пузо — просто пантомима, обозначающая что-то, понятное только местным. Но спустя мгновение Вий захрапел.
— Гхры! — раздалось утробно-раскатистое бульканье в огромной глотке.
Снова и снова.
И с каждым новым «гхры» существа втягивали головы в плечи, оглядываясь.
Монстрик храпел, а местные почему-то стали вести себя неадекватно.
Вот Лиза, например, села, где стояла и, зажав лицо, стала всхлипывать.
А Бел, наклонив голову и пялясь на стену побагровевшими глазами, шумно, загнанно дышал и стоял как перед борцовской схваткой — собрав перед собой ладони в огромные кулачищи. Да и многие минотавры, кто, не двигаясь с места, а кто, наклонив голову, словно уже нацелился пырять, били копытами. Ну, то есть нервно дёргали ногами.
Карлики, обхватив друг друга за плечи, рыдали, поливая свои костюмы просто потоками слёз!
А Генрих Норуш, наконец, выпав из-под руки минотавра, свалился на пол сразу на четвереньки, и со злым пристукиванием зубов, стал бегать по кругу за собственным хвостом!
А Анне просто было очень холодно. Так, словно её кинули в сугроб и не собираются оттуда доставать! И она дрожала, как лоскуток органзы на ветру!
— Гхры! — всё настойчивее и напористее храпел Вий и существа в зале с ещё большим шумом отзывались: карлики сильнее заревели, Норуш страшнее защёлкал зубами, Лиза с новым напором зарыдала, а минотавры глухо замычали…
Анна чувствовала — вот сейчас, в этот момент и идёт дознание! И этот страшный урод, даже не сходя с инвалидного кресла, ухитряется как-то забраться в души всех в этом зале… а, может быть, и не только в зале!.. и выворачивает их наизнанку, заставляя выдавать какую-то нужную ему информацию. И если в прошлом она читала про рэкетиров, пытающих страшным методом ректального высокотемпературного дознания, и ужасалась, то теперь, глядя на то, как вытягивает из существ душу демон Вий, она почувствовала, что рэкетирам до его мастерского уровня далеко.
— Гхры-ы-ы! — совершенно дико захрапел Вий, да так, что, обморозившись, полопались кристаллы Сваровски на декольте изящного платья в стиле барокко!
Анна вздрогнула.
И тут же, гримасничая и дергая носом, Вий выпрямился. И чихнул! Не просто чихнул, а люто! Так, что ледяной ураган грянул по залу! Свалил манекены друг на друга, со стен полетели сорванные гобелены, а существа в зале… У тех, кто попал под неистовый чих, волосы встали дыбом и так и заискрились от инея, заморозившись в высокохудожественных ледяных скульптурах!
У Анна даже дыхание перехватило от удара холода по носоглотке.
— Извините, простыл, — утробно пробасил Вий, поднимая к морде носовой платок размером с небольшую скатерть и начиная смачно обтираться. И было с чего — на клыках четырёхгубого рта висели тонкие желтые сосульки.
С кривыми улыбками два карлика и сатир стали уверять Вия, что беспокоиться не о чем и они все вообще ничего, можно сказать, и не заметили. И вообще в этом зале сильно прохладнее, чем везде, поэтому, конечно, завсегда и если только хотите…
Анна же бросилась поднимать Лизу. Та, обессиленная после мучительного плача, едва держалась на ногах. Но пыталась натянуто улыбаться и даже не сильно опираться на плечи подруги.
— Мой дон, — пробасил Бел, вежливо дождавшись, когда чудище начнёт пихать скатерть в карман. — Есть результаты экспертизы?
Вий закончил важное дело и выдохнул — от его дыхания снова заметно похолодало, — сообщая:
— Жемчужина у неё! — и поднял ручищу, вытянув жирнющий палец.
Бел повернул заиндевевшую морду и глянул по направлению.
Анна, пялясь прямо на вытянутый в её сторону перст, икнула и огляделась. В зале все смотрели на неё. И взгляды существ были выразительны до невозможности — прищуренные, словно уже опущенная лапка швейной машинки, готовой нашпилить ткань на иглу!
А Лиза, её Лизанька-солнышко-зайчик, смотрела вытаращившись и побледнев, как кипенно-белый шёлк!
— Я?! — пискнула Анна. — Да не брала я эту бусину! Мне она не нужна!!! Я не брала!
Но Лиза смотрела со слезами в глазах — вот-вот и расплачется, скроет лицо и, отвернувшись от неё, уйдёт.
— Хватит! — Бел в бешенстве топал к ней так, что зал сотрясался от его чеканного шага.
И было так страшно, что Анна попятилась, с ужасом смотря на быкоголового бойца.
— Ты! — огромный обличающий палец уткнулся ей ровнёшенько в ложбинку между грудей, — Отдашь жемчужину! И приставишь… приладишь… пришпандоришь… — он задумался, зло засопев, и тут же сорвался: — Сделаешь её обратно на место! И королевский суд, возможно, помилует тебя! Ну?! Твой последний шанс, воровка!
Анна стояла, вся трясясь от обиды и незаслуженных оскорблений.
— Я! Да я! Ни-ког-да! — закричала она. И слёзы всё-таки брызнули из глаз.
— Дай сюда! — взревел Бел.
— В сапоге, — утробно проурчал где-то стылый голос Вия, и Бел не стал дальше дожидаться.
Он кивнул минотавру, стоящему рядом. Тот, сверкая стальными доспехами, резво подскочил сзади и, не успела Анна повернуться, схватил её подмышки и поднял над полом.
— У-и-и! — завизжала Анна и поджала ноги.
Но Бел был быстрее. Он подхватил её за голени и провёл ладонями вниз, снимая милые осенние полусапожки. И тут же перевернул их.
Анна мгновенно заткнулась.
А маленькая перламутровая бусинка звонко упала на пол в полной тишине.
Бел покосился тяжким чёрным взглядом и, склонившись, бережно, двумя пальцами поднял жемчужинку. Она оказалась такая маленькая для него, что тут же утонула, став невидимой.
Бел осторожно, стараясь не потерять крохотный артефакт, понёс его к Вию.
— Как ты могла? — мучительно простонала Лиза рядом и закрыла лицо руками.
— Это не я! — заплакала Анна.
— Это не она, — повторил утробный голос Вия.
Ободрившись, Анна вскинула голову. У Вия на коленях уже лежал лицехват и толстяк гладил его по хребту так, что питомец-маска от удовольствия извивал хвостик.
— Не она? — нахмурился Бел, косясь на неё через плечо. — А кто тогда?
— Это…
Договорить Вий не успел.
Словно при примерке напоролась на булавку — так неожиданно взорвалось пространство!
Звуком бьющегося стекла по слуху и фонтанами ярого цвета по глазами ударил взрыв. Шарахнул по воздуху, обдавая тяжёлой жаркой волной! И всё смешалось в зале! Шум, грохот, звон, вой и стоны!
Минотавр, держащий Анну навесу, не удержался от ударной волны на ногах и рухнул, отпуская её. И, падая на пол, она с ужасом осознала, что сейчас разобьётся, словно мелок закройщицы, в брызги! И не будет больше Анны Павловны, портной шестой категории, а будет тысяча мелких осколочков.
И сквозь радужную круговерть и жаркий всплеск она увидела оскаленную от ярости и напряжения белую бычью морду.
А спустя мгновение её подхватило и закружило.
А когда она разожмурилась, то оказалась на чём-то большом и очень тёплом, даже жарким, от чего пряно пахло луговыми травами и… кажется, немного чесноком.
Она начала ощупывать это теплое нечто, пытаясь понять, почему же ещё не превратилась в тысячу цветных лоскутков. И подняв руку, внезапно наткнулась на…
Нет, это сложно описать словами!
Словно твою ладонь окутали самым божественным бархатом! Да таким, что его нежность проникает под кожу и ползёт по твоему нутру, распространяясь по всему телу и даря удивительное блаженство!
И между пальцами и этим шикарным бархатом будто пробегали маленькие молнии — не больные, а приятные, расслабляющие и вызывающие желание помурлыкивать, как хорошо смазанный оверлок…
И когда блаженство заставило её ощутить себя, как разложенная перед закройкой на столе ткань и обвиснуть счастливой тряпочкой, в ладонь внезапно ударили струи жаркого воздуха. Анна испуганно отдёрнула руку и замерла, приходя в себя.
— Уф! — сказал тёплый пол под ней.
И с звуком глубокого вздоха стал подниматься, отдаляя её всё дальше от пола каменного.
В панике Анна вскинула голову.
Огромный бычий нос — серо-розовый, покрытый нежнейшим слоем тонких волосков — высился над полом.
С визгом она подскочила на четвереньки. И замерла, с ужасом осматриваясь.
Она стояла в самой неподобающей позе, опираясь коленями Белу в живот и ладонями в грудь. И, наверное, на его огромной идеально сложённой фигуре нашлось бы место ещё для пары Анна-Павловных. Да только она искренне чувствовала, что никого бы не пустила к нему близко!
Минотавр прищуривался и магнетический взгляд его глаз, подобных индиговым авантюринам, пронзил её насквозь. Так, что жаром опалило лицо!
— Слезь с меня, — отводя взгляд, глухо пробурчал Бел и чуть наклонился на бок.
И Анна, костенея от чувства неловкости, соскользнула с огромного тела минотавра на пол…