По мере того как утро превращалось в день, в магазинчик Лили приходило все больше покупателей. Джессика сидела за прилавком, а ее мать помогала людям подбирать нитки и выбирать холсты с вышивкой, которые они покупали в качестве сувениров. Музыкальный фестиваль по многим причинам был огромным удовольствием, а уж в торговле он приносил большую прибыль. Кейп-Хок наполнялся музыкантами и туристами, которые приезжали их послушать, и, кажется, каждый из них заходил в магазинчик, чтобы посмотреть, чем здесь торгуют.
Джессика сидела тихо, как мышка. Она внимательно прислушивалась к разговорам взрослых, пытаясь по различным намекам понять, что же происходит между ее матерью и ее тетей. Эти намеки звучали редко, и Джессика накапливала их, как обрывки ценной информации. Как раз сейчас взрослые заговорили снова:
— О, вы из Вашингтона? — услышала Джессика, как ее мать спросила какую-то женщину с гитарным футляром на плече. — Вы играете в «Золотой арфе»?
— Вы бывали там? — поинтересовалась женщина.
— Давным-давно я там играла. Мы с сестрой учились в Балтиморе и иногда по выходным ездили в Джорджтаун.
Навострив уши, Джессика бросила взгляд на лицо матери, чтобы получить дополнительные сведения. Одно она увидела тут же — печаль в ее глазах, которая появилась из-за воспоминаний о тех счастливых днях, когда они с сестрой учились в Школе медсестер.
— Все эти адвокаты и конгрессмены, — сказала, смеясь, женщина с гитарой, — рыщут тут в поисках своих потерянных ирландских корней и давно забытой поэзии.
— В поисках своих потерянных душ, — тихо сказала мать Джессики. — Так обычно говорила моя сестра.
— Вот мы и возвращаем им их души, правда? — спросила женщина. — Вот почему они приходят послушать, как мы играем. Именно в этом и заключается смысл ирландской музыки: возвращать людям сердца и души. Какая вы счастливая, что живете в таком прекрасном месте! Мне кажется, музыка должна просто литься из вас!
Джессика наблюдала, как ее мать работает за кассой, делая вид, что сосредоточилась на подсчетах, чтобы не отвечать.
— Вы будете выступать на фестивале? — снова заговорила женщина через минуту.
— Ну, если моя сестра приедет вовремя. Но сейчас она за границей.
— Скажите ей, чтобы поторопилась с возвращением, а то опоздает на фестиваль! — посоветовала женщина, собирая свои покупки.
— Обязательно, — ответила ее мать.
Сердце Джессики словно оборвалось. Снова взглянув на мать, она увидела блестящую пелену слез на ее глазах. Джессика знала, как сильно ее мать хотела, чтобы тетя Сэм побыстрее приехала, и эта мысль пронизывала ее душу, как холодная игла. Сидя рядом с витриной ниток для вышивания, Джессика низко опустила голову, чтобы спрятать собственные слезы.
— Дорогая? — окликнула девочку мать, после того как женщина с гитарой ушла. — Ты что такая тихая?
— Женщина сказала, что музыка льется из тебя.
— Я слышала.
— Это было раньше, — возразила Джессика.
— Музыка никогда не покидает человека, — ответила ее „мать. — Если она в тебе есть, то никуда уже не денется.
У Джессики засосало под ложечкой. Хотелось бы ей верить, что это так на самом деле. Когда она была меньше и ей было очень плохо, потому что умер ее отец, из Балтимора приехала тетя Сэм. Они с матерью подолгу тихо разговаривали, и даже их голоса звучали для Джессики как музыка. А вечером, после ужина, они брали скрипки и начинали играть. Они играли вместе с самого детства, когда были такими же, какой была тогда Джессика. Она слушала их музыку — удивительную, поразительную и прекрасную, заглушавшую боль от потери отца.
— Тогда почему… — начала Джессика и запнулась.
— Что почему, Джесс?
— Почему ты никогда не играешь?
— Думаю, для этого мне нужна Сэм.
Джессика кивнула. Она крепко сжала ладошки, чтобы мать не заметила бурю эмоций, всколыхнувшихся в ее душе. Позанимавшись в школе в классе флейты, сейчас Джессика тайком практиковалась на скрипке, чтобы у ее матери был партнер на тот случай, если тетя Сэм действительно не вернется.
В этот момент в магазинчик вошла еще одна посетительница, то же с гитарным футляром на плече, и Джессике показалось, что ее мать почувствовала облегчение оттого, что ей не нужно продолжать их разговор.
— Ма, можно я пошлю электронное письмо Роуз? — спросила Джессика.
— Конечно, дорогая, — ответила мать.
Новая покупательница оказалась разговорчивой, и Мариса стала расспрашивать ее о гитаре. Женщина, кажется, была рада показать свой инструмент и открыла футляр. Мариса будто наслаждалась тем мастерством, с которым была сделана ее гитара марки Гибсон.
— Чтобы ее заполучить, я ездила прямо на фабрику в Мемфис, — сказала женщина, перебирая струны.
Джессика сосредоточила свое внимание на экране компьютера. Новых писем не было. Она напечатала коротенькую записку своей лучшей подруге Роуз; «Я скучаю по тебе. Начинается летний музыкальный фестиваль, и скоро приедет моя тетя…» «Она обязательно должна приехать», — подумала Джессика, нажимая «Отправить».
Взглянув на мать, она украдкой открыла в компьютере папку «Старые письма». Здесь хранились электронные письма ее тети. Ее мать всегда сохраняла их, как будто они были драгоценными личными записками, а не групповыми письмами, рассылаемыми огромному количеству людей.
Джессика прочла одно из них, полученное в прошлом месяце. Оно называлось «Привет из Перу»:
«Привет всем!
Добралась до Перу отлично! Я в Икитосе на Амазонке. Здесь жарко и влажно, и все время идет дождь, и живописно, и бедно, и живо…
Вчера устроили клинику в здании школы — когда мы приехали, в очереди стояли сотни людей. Выдали огромное количество лекарств от паразитов, поскольку недоедание среди местного населения просто поражает. У нас есть хирург-педиатр, и врач-ортопед, и стоматологическая команда, которая уже выдернула сотни зубов. А сегодня к нам присоединятся еще два врача. Но кто нам нужен, так это дерматолог…
Я заправляю отделением гинекологии. Приняла около 20 пациенток — полно беременных девочек-подростков, с полдесятка здоровых женщин с нормальной беременностью, одна дама, у которой, кажется, какая-то разновидность гепатита, женщина с опухолью в области таза (и без денег на лечение), много и таких, которым нужно просто участие и немного любви. Посмотрим, что принесет день сегодняшний.
Меня воодушевляет пребывание в этом мире, поскольку он уж точно расширяет мой внутренний мир.
Пока всем,
Сэм».
Потом Джессика прочитала еще одно письмо — «Перу — последние новости». Оно было получено две недели назад, почти сразу после того, как ее мать отправила тете Сэм письмо, в котором говорила, что скоро начнется фестиваль и что она очень надеется на их примирение на сцене и на то, что музыка смягчит их сердца.
«Привет!
Сейчас 7.30 утра, и я готовлюсь к новому дню в этих джунглевых трущобах… Вчера в нашей клинике был просто невероятный день — то есть в здании школы среди лачуг на сваях. И хотя наша группа имеет большой опыт по части подобных дел, но вчера был уже, кажется, перебор: поножовщина и кража к 8.30. Нам пришлось зашивать раненых. А вот теперь нас везде сопровождает полиция.
У меня в качестве переводчиков два внушающих ужас студента-медика. А вчера мы, кажется, приняли более 40 пациентов. Много таких, которым нужны просто совет и участие или витамины и противопаразитные лекарства. Несколько случаев гипертонии, много случаев катаракты, много кожных заболеваний, две женщины с сильным ревматическим полиартритом, и абсолютно все женщины жалуются на боли в спине и головные боли. Это понятно, поскольку многие из них родили по 6-10 детей дома без всякой помощи, каждый день работают на рынке и совершенно нищие… Эти женщины просто потрясающие: у одной, которая приходила вчера, было 7 детей, 6 из которых умерли — несчастные случаи или инфекция… Также осмотрела много сравнительно здоровых беременных женщин, хотя им всего 14-17 лет. Две в очень плохом состоянии, у одной сильный токсикоз и родила на 27-й неделе… Много женщин, у которых климакс наступает в 40 лет. Были бы деньги, они бы смогли получить хорошее лечение.. У нас замечательная команда, ортопеды «отремонтировали плоскостопие, дантисты вырвали уже сотни зубов, а хирург провел кучу операций…
В любом случае наша команда сейчас отправляется, поэтому мне надо бежать. Мы поднимемся вверх по реке и завтра будем работать в нескольких маленьких деревеньках. А потом я собираюсь домой…
Жизнь прекрасна, подробности позже,
Сэм».
Ее тетя написала «собираюсь домой». Что это означало? Джессика перечитывала это письмо снова и снова, ища ответа на свой вопрос. Могла ее тетя на самом деле вернуться просто домой в Балтимор, не приехав сюда, на музыкальный фестиваль? Сюда, чтобы повидаться со своей семьей? Джессика не верила, что такое возможно. Тетя, которую она любила, так поступить не могла…
Но когда она смотрела на экран, одна деталь была уж слишком явной, чтобы ее не заметить, и от этого у нее вновь засосало под ложечкой и даже сильнее, чем раньше. Письмо было адресовано абсолютно всем людям, которых знает ее тетя. Имя матери Джессики было лишь частью длинного списка адресатов в начале страницы. Казалось, тетя Сэм не находила в себе сил напрочь вычеркнуть ее из своей жизни, но в то же время не хотела писать ей отдельное письмо.
Зажмурив глаза, Джессика старалась не расплакаться. Но слезы все равно брызнули из глаз и не потому, что она думала, что тете все равно, а потому, что она считала, что, наверное, та слишком переживает. Боль была чересчур сильной, чтобы ее забыть. Джессика знала это, так как сама ее чувствовала.
Взглянув на мать, которая все еще любовалась гитарой покупательницы, Джессика поняла, что она была не права в одном. Иногда музыка все-таки покидает человека. Может, она еще и живет где-то внутри, крепко запертая. Но какое это имеет значение, если никто ее не слышит?
Джессика перевела взгляд и посмотрела в открытую дверь магазинчика. Она смотрела мимо гостиницы, где шла подготовка к фестивалю. Она смотрела мимо утесов Кейп-Хок, вверх, в яркое летнее голубое небо. Как она хотела послать туда песню! Музыкальные ноты с крыльями, похожие на маленьких птичек, летящих на юг и просящих тетю Сэм вернуться к семье.
Следующие два с половиной дня жизнь перестала принадлежать Лили. Ей очень хотелось быть рядом с Лайамом и Роуз, но приходилось довольствоваться разговорами по мобильному телефону. Роуз описывала большой дом и голубую бухту, волнения, связанные с чем-то происходящим на берегу: намного больше рыб, чем обычно, и из-за этого Лайам думал, что это как-то связано с тем, что Нэнни заплыла так далеко на юг.
Ее старые подруги Тара О'Тул и Бей Маккабе поднялись на своих велосипедах по холму до разворота, прислонили машины у старой каменной стены и вбежали во двор.
— Ты вернулась! — закричала Бей. — Это правда, это правда…
— О боже! — воскликнула Тара, крепко обнимая и прижимая к себе подругу детства, как будто ей нужно было обязательно почувствовать ее в своих руках, чтобы поверить, что та действительно здесь. Лили старалась держаться спокойно, хотя сердце ее переполняла любовь к подругам.
У них было столько вопросов, столько надо было рассказать друг другу. И дело не в том, что прошло несколько лет, — жизнь Лили изменилась полностью. Теперь она была Лили, а не Мара. Эти женщины росли вместе с детства, а теперь у них уже были свои дети. Воспоминания о Роуз буквально горели в мозгу и сердце Лили, когда она слушала, как Бей и Тара рассказывают о своих детях.
— Ты, наверное, не представляешь, какой шум здесь поднялся, когда ты исчезла, — сказала Бей. Она кивнула на желтые сапоги и лейку в углу кухни Мэйв. — Их показывали во всех новостях по всему штату. Казалось, ты просто растворилась в воздухе.
— В какой-то степени так и было, — ответила Лили.
— Мы с Тарой принимали участие в поисках. Сотни добровольцев — почти все жители Хаббардз-Пойнт. Мы прочесывали пляжи и лес, Литтл-Бич и болото. Потом пришли люди из Блэк-Холл и даже из еще более отдаленных городков.
— Мы все думали, что, может, ты просто решила уйти от него, — сообщила Тара.
— О, Тара…
— И разве тебя можно в этом винить? — спросила Бей, держа ее за руку. — Тогда ты не хотела говорить об этом, но мы-то знали…
Лили смотрела на своих подруг как будто издалека, через все эти годы, разделявшие их.
— Ты ждала ребенка, вот-вот должна была родить, — горячо заговорила Тара. — Наверное, тебе ужасно хотелось сбежать от всего этого. О, Мара… Лили… Я понимаю. И рада, что ты смогла это сделать. Бедняжка!
Сердце Лили сжалось при этих словах. Она покраснела, боясь, что ее подруги посмотрят на нее и почувствуют своим женским чутьем, что у нее есть Роуз. Разве они не видели правду в ее глазах? Переводя взгляд с одной на другую, она едва могла дышать. Не опасно ли это? Осмелится ли она? Казалось, держать в секрете существование Роуз было самым разумным, но она не могла таиться от этих двух добрых женщин, ее первых лучших подруг. Они сами были матерьми, чудесными, любящими и заботливыми. Глубоко вздохнув, она решилась.
— Вы должны пообещать мне, что никому не расскажете, ни единой душе, — сказала она.
— Не расскажем — что? — спросила Тара.
Глаза Бей блеснули, и Лили поняла, что та уже догадывается.
— Лили?
— У меня есть дочь, — тихо проговорила Лили.
— О, Лили! — воскликнула Бей. — Это замечательно!
— Я очень хочу, чтобы вы ее увидели, но она сейчас на Род-Айленде, — сказала Лили. — Там, где Эдвард ее не найдет.
— Это верно, — согласилась Тара. — Ты совершенно права, что держишь дочь подальше от него. Как ее зовут?
— Роуз, — ответила Лили.
Бей кивнула с улыбкой на губах:
— Прекрасное имя!
— Это в честь бабушки. Бабушки и ее сада. Мне ее так не хватало.
— Она знает? — спросила Тара
Лили кивнула:
— Сразу после рождения Роуз я позвонила ей на телефон моего двоюродного деда в Провиденс. Я не могла позвонить ей домой, потому что боялась, что ее телефон прослушивается. Как раз было семидесятилетие деда — и вечеринка, которая планировалась заранее, за целый месяц. Я знала, что бабуля будет там — он ее единственный брат.
— Мэйв, должно быть, испытывала совершенно противоречивые чувства, — сказала Бей. — Знать, что у нее есть правнучка…
— …но не иметь возможности ее увидеть, — продолжила Лили. — Я часто думала, каково ей пришлось, сразу после того как я ушла. Наверное, ей было очень тяжело.
— Нам всем было тяжело, — сказала Бей, сжимая ее руку и заглядывая ей в глаза так, будто она все еще не до конца верила, что Лили стоит перед ней. — Мы не могли в это поверить, мы все страдали.
— Мы устроили вечер памяти со свечами. На пляже. Было столько народу! Стояла такая теплая ночь, было так красиво — мы все тебя искали, и искали не один день. Все очень устали и уже потеряли всякую надежду.
— Я сожалею, — повинилась Лили.
— Мэйв тогда сказала несколько слов, — продолжила Тара. — Там, на пляже, ночью. Я знаю, это глупость, но жаль, что тебя там не было — ты бы поняла, как сильно все тебя любят.
— У нас были с собой свечи, — вступила в разговор Бей. — Мы ждали Мэйв, и я помню, как она шла к нам по тропе мимо желтого коттеджа. На ней было длинное платье, которое показалось мне очень знакомым. Но пока она не подошла совсем близко, я не поняла, где видела его раньше, — она была в нем на твоей свадьбе.
— Желтый шифон, — проговорила Лили и представила себе это платье.
— Ее глаза были совсем красными, — продолжила Бей. — Было видно, что она проплакала весь день. С ней пришла Клара, она поддерживала ее. Все твои старые друзья, все мы, бывшая береговая ребятня, собрались вокруг нее. Я стояла очень близко от нее, Мара, то есть Лили. Она лишь молча всхлипывала, будто ее сердце только что унесло в море. Мне казалось, что ее слез хватило бы, чтобы наполнить наш ручей.
— Мне очень жаль, что из-за меня ей пришлось пройти через все это, — прошептала Лили. Она представила себе, как плачет ее бабуля — не потому, что думает, что ее внучка умерла, а потому, что уверена, что больше никогда ее не увидит.
— Кто-то подал сигнал, не помню, кто именно. Но вдруг зажглась одна свеча, потом другая… и огоньки стали вспыхивать один за одним. Через несколько минут весь берег был освещен, снизу — светом свечей, а сверху — светом звезд.
— Она встала на одну из этих белых скамеек на пляже, — сказала Тара. — Мы с Бей стояли рядом, чтобы она вдруг не упала. Мы думали, она хочет просить всех нас продолжать поиски, не сдаваться. Но она не стала этого делать. Вместо этого она глубоко вздохнула и оглядела всех вокруг.
— Стало совершенно тихо, — продолжила рассказ Бей. — Слышно было только, как шуршат волны. Все просто ждали, что она скажет.
— Я все еще помню ее слова, — произнесла Тара. — «Вы все собрались здесь, потому что очень ее любите, так же как и я. У меня хорошая внучка и очень добрая. Она заслуживала только любви, а не…» А потом она не выдержала и замолчала. Мы с Бей помогли ей дойти до дома.
— Эдвард, наверное, сейчас с ума сходит, узнав, что ты вернулась, — сказала Бей. — Ты знаешь, что он объявил тебя мертвой? А брак недействительным?
— Думаю, именно он и есть та причина, которая заставила меня вернуться.
— О чем ты?
— Мне кажется, он что-то сделал с Мэйв.
— Почему же он пошел на это только сейчас? — спросила Тара.
— Эдвард терпелив, — ответила Лили. — Его специальность — ждать. Думаю, он все это время ждал, чтобы наказать Мэйв, и не только за то, что она открыто высказывала свое мнение о нем. Ее самым большим грехом, на его взгляд, было то, что она знает о нем все — видит его насквозь. Мэйв была первой, кто понял его сущность.
— Мы сделаем все, чтобы он не навредил тебе, — сказала Тара. — Мы по очереди будем оставаться с тобой, охранять тебя. Больше он не причинит тебе вреда.
— Уверена, что Дэнни и Джо тоже захотят помочь, — энергично воскликнула Бей, имея в виду их мужей.
— Вам совсем не обязательно это делать, — воскликнула Лили, но в душе почувствовала облегчение.
— Он много кому навредил, — сообщила Тара, а ее глаза при этих словах блеснули и потемнели.
Лили кивнула:
— Да, это верно. Когда я жила в Кейп-Хок, то встретила там кое-кого, кто знает его не хуже меня. Это была его следующая жена — женщина, с которой он жил после меня.
— Ты встретилась с ней? — спросила Тара. — Ты не шутишь? Как?
— Можно сказать, что по иронии судьбы, Эдвард, сам не зная того, дал нам обеим одинаковую дорожную карту, — ответила Лили. — Она звала его Тедом, но все остальное было то же самое. Мы это сразу же поняли.
— Хорошо, что ты не была там совсем одна, — облегченно вздохнула Бей. — Хорошо, что у тебя была подруга.
— Кейп-Хок — прекрасное место, — сказала Лили. — Мне так вас обеих не хватало, и мне постоянно снился Хаббардз-Пойнт. Но там много сильных и мудрых женщин. И нам с Марисой действительно повезло, что мы с ними познакомились.
У нее перехватило горло, когда она посмотрела в окно на розы, чуть колышущиеся на ветру, и на широкие голубые воды пролива за ними. Над водой вились и кричали чайки, а у ее поверхности мелькало что-то серебристое. Лили подумала о китах Кейп-Хок и о чудесном путешествии Нэнни, заплывшей этим летом так далеко на юг. Она вспомнила девятый день рождения Роуз, который они праздновали буквально несколько недель назад на одном из туристических катеров, принадлежащих семье Лайама.
В тот день было столько любви. И Роуз, и Лили окружали все их друзья. Все их подруги — матери и дочери — собрались вместе, чтобы отпраздновать день рождения Роуз накануне ее серьезной операции. Мариса доверила ей такие секреты, о которых раньше никогда никому не рассказывала. Лили крепко ее обнимала, убеждая, что жизнь изменилась к лучшему.
Теперь Лили подумала о Марисе. Они обе освободились от одного и того же опасного человека. Лили было интересно, будет ли Мариса поддерживать связь с Патриком. Между ними явно проскочила искра. Лили раньше думала, что она слишком напугана, чтобы полюбить вновь, но Лайам помог ей понять, что это не так. Того же она желала Марисе.
На дороге рядом с домом раздался громкий выхлоп автомобильного двигателя. Лили вздрогнула. Воздух наполнял аромат роз. В тот вечер она сказала Марисе, что жизнь изменилась к лучшему… А если это не так? Лили подумала о том, где сейчас Эдвард, следит ли он за ней и когда он планирует вновь вмешаться в ее жизнь. Как будто почувствовав ее беспокойство, Бей взяла Лили за руку:
— Все будет в порядке.
— Эдвард — терпеливый человек, — вновь прошептала Лили.
— А мы еще терпеливее, — резюмировала Тара
Лили слышала, как тикают часы на кухне, и надеялась, что ее подруги будут рядом, когда он наконец появится.