Десятки камер вспыхивали и щелкали без перерыва. Голоса сливались в гул – на нас с обеих сторон сыпались вопросы, адресованные Мике. Мика положил руку мне на плечо и толкнул к городскому такси, которое уже ожидало нас. Водитель дотронулся до кепки и открыл мне дверь. Сохраняя спокойствие даже на фоне приятного возбуждения от такого внимания, я оглянулась посмотреть на толпу папарацци. Яркий свет на мгновение ослепил меня, и я различила одни лишь пятна, а потом скользнула на кожаное сиденье седана.
Мика забрался в машину, и я на минуту задумалась, будут ли мои друзья или близкие критиковать меня впоследствии за то, что я рискнула поехать домой с почти незнакомым человеком. На одном плече у меня сидели Зайон с мамой, а на другом – дьяволенок, который кричал: «Вперед, вперед, вперед!» Я пристегнула ремень.
Когда водитель сел за руль, Мика повернулся спросить, где я живу, и мы тронулись, оставив безумную какофонию позади.
Мысль о несоответствии наших статусов внезапно привела меня в оцепенение, а воцарившаяся мрачная тишина усугубляла неловкость. Я понятия не имела, какой протокол должна соблюдать в столь тесном пространстве с моей жертвой. Завязать светскую беседу? Или, быть может, Мика хотел, чтобы я провела с ним интервью. Я вглядывалась в ночь, охваченная робостью и нерешительностью.
У меня скрутило живот при мысли о том, что Энди будет мной недоволен, и я решила выступить с инициативой и прямо спросить Мику о бывшей девушке. Я повернулась к нему и обнаружила, что он, облокотившись о дверь, с интересом наблюдает за мной.
Прежде чем я успела начать допрос, он нанес первый удар:
– Я подслушал твой разговор со Стюартом. Я думал, ты из Джорджии.
Я выпрямилась.
– Конечно. Я там родилась и выросла.
Черты его лица менялись по мере того, как на него падали то свет, то тень, пока мы ехали по Бруклину.
– Но это не полная история.
– Нет. Мой отец – индус. В пригородах Атланты – весьма активное индийское сообщество.
Его глаза сузились. Я заметила, что он хочет задать еще несколько вопросов. Я сделала глубокий вдох. Удивительно, как два человека с совершенно разными жизненными траекториями могли полюбить друг друга. И я рассказала ему самое главное.
– Отец приехал сюда, чтобы получить степень магистра искусств в области фотографии. – Я улыбнулась этим воспоминаниям. – Тот же университет и факультет, где училась и я. Только я так и не пошла на магистра.
– Я вообще не учился в колледже, – спокойно произнес он без малейшей тени сожаления. – А вот моя сестра – да. Она была биохимиком, если вы можете в это поверить. – Он так мило рассказывал об Иден. – И твои родители познакомились именно там?
– Вообще да. Мама училась на магистра искусств в сфере дизайна, но так и на закончила учебу.
– Из-за тебя?
Я прижала палец к носу.
– Ага. Но она и без степени неплохо живет. У нее свой бизнес. Мы всегда справлялись.
Он менял положение, но не сводил с меня глаз. К счастью, он прекратил раунд этих вопросов и перешел на более безопасные темы:
– У тебя была возможность съездить в Индию?
– Однажды. Должно быть, мне было девять или десять. Папа родом с юго-запада, из региона под названием Керала. Он взял меня с собой познакомиться с его родителями.
– Для ребенка это, наверное, увлекательное путешествие.
– О да. Папа везде меня с собой возил. Франция, Кения, Тьерра дель Фуэго. Но до того лета он никогда не брал меня домой.
Я вернулась мыслями в то лето. Отец вел себя необычно тихо и на протяжении всей поездки был страшно раздражен. Я достаточно много путешествовала с ним, чтобы знать: он из тех, кто считает, что главное – путешествие, а не пункт назначения. Обычно он наслаждался каждым моментом нашего приключения – от планирования до упаковки чемоданов и посадки в самолет и даже переключения между аудиоканалами радио на борту. Поэтому я понимала: что-то не так.
Мика подался вперед, как будто внимательно слушал.
– Это безумие. Я всегда путешествовал, но вся моя семья живет в радиусе пятидесяти миль от меня. Я не могу представить, чтобы именно так можно было знакомиться с бабушкой и дедушкой. Должно быть, это страшно.
Я склонила голову набок и прислушалась к чувствам, которые отправила на задворки памяти два десятка лет назад.
– Я немного переживала, но по большей части была в восторге от того, что наконец встречу двоюродных братьев и сестер, как и дедушку с бабушкой. Отец научил меня азам малаяма, поэтому я могла выхватывать кое-какие фразы из контекста. К тому же почти все кое-как говорили на английском.
– Но ты была иностранкой.
– Именно. Все относились ко мне как к диковинной гостье. Я интересовалась их едой и обычаями, а они с радостью обучали меня. Но, по правде говоря, когда я увидела, где отец родился, его родственников и места, где он бывал, я наконец обрела связь со своим вторым «я» – с его стороны.
Я не знала, как он это делает. Я никогда ни с кем столько не говорила об отце, кроме Зайона. Но Мика, похоже, искренне заинтересовался.
– Я никогда не был в Индии. И как там?
– Красиво. Отец показал мне город и сфотографировал меня у этого потрясающего храма. А потом он повез меня к удивительным пляжам Аравийского моря. Мы отправились в горы Понмуди. Кералу не просто так называют райским уголком. Я влюбилась в эту местность.
Я опустила рассказ о том, как сильно мне хотелось остаться там и вырасти, сохранив наследие двух культур. И еще я опустила тот факт, что за все время, проведенное с дедушкой – мужчиной, столь черствым, что я никогда не смогла назвать его ласковым прозвищем «Ача-ча», – он ни разу не посмотрел мне в глаза. Быть может, стоило разобраться в этом с психотерапевтом. Однако были и хорошие моменты, и о них мне нравилось вспоминать.
– Ты так рассказываешь, что устоять невозможно. Теперь я и сам хочу там побывать.
– Так и есть. Не могу поверить, что ты все это из меня вытащил. Ты уверен, что ты не репортер?
Он рассмеялся:
– Это естественное любопытство.
– Все мои коллеги говорили мне, что с тобой легко общаться.
Его брови поползли наверх.
– Правда? А что еще они сказали?
Я замялась. Ответ на этот вопрос может прозвучать некрасиво.
– Леонард говорит, что тебя легко поймать.
– Ах, легко поймать? Мне это даже нравится. Я всегда считал, что за спиной обо мне так и говорят – «легкая добыча».
– Да, вроде того. Но в хорошем смысле.
– А есть что-то хорошее в легкодоступности?
Я поправила ремень безопасности. Он явно ждал ответа, и я постаралась говорить как можно мягче.
– Энди говорит, ты очень сообразительный, ведь ты настолько открыт, что любое твое слово теряет ценность для какого-то одного медиаресурса. И все же репортеры явно тобой интересуются.
Он на мгновение задумался.
– Скажи мне вот что. Почему ты решила стать папарацци?
– О, ну… – Я не ожидала, что подвергнусь допросу в духе испанской инквизиции.
– То есть я не берусь судить, но ты здесь не так долго, поэтому я задумался: ты приехала сюда ради именно этой работы?
Я откашлялась.
– Я действительно пыталась найти другую работу, но на рынке не так много вакансий для журналистов. – Я опустила глаза и смахнула с рубашки невидимую ворсинку. – Но там работает один мой друг из колледжа, и он организовал мне собеседование.
– А, по протекции, – поддразнил меня он, однако без снисхождения. – Ты просто хотела работать в Нью-Йорке, да?
Я кивнула.
– Мне нужна работа. Я же должна оплачивать счета. И покупать на что-то бургеры. – Слова повисли в воздухе, и я подумала, что Мика не мог забыть, каково это – сидеть без денег и едва сводить концы с концами. – Можно задать тебе один вопрос?
Он ухмыльнулся.
– Я думал, ты закончила работу.
– Да, но мне любопытно. Что произошло между Иден и Энди? Должно быть, это случилось до того, как я оказалась здесь, и никто никогда не рассказывал мне об этом.
– Что ж, да, уверен, что Энди этого не помнит, а вот Иден… Давай я просто скажу, что они с Адамом до сих пор вместе, несмотря на статьи, которые он о ней писал.
– О, все настолько плохо?
– Иден считает именно так. Она, пожалуй, забывает, что Энди не мог бы писать всякую грязь, если бы она ничего не скрывала. И эта схема отлично работает, правда же?
– У тебя в этом плане другой подход, не так ли? То есть, раз я сейчас рядом с тобой, ты явно не боишься представителей средств массовой информации.
Он пожал плечами.
– Иден затаила злобу, а я считаю, что мы живем в такое время. Желтая пресса не оставляет нас в покое, так почему не вести себя открыто и дружелюбно?
Я никогда не могла устоять перед соблазном сыграть роль адвоката дьявола, и поскольку он разделял мою точку зрения, я попыталась взглянуть на ситуацию с точки зрения Идена.
– Это работает лишь до тех пор, пока тебе нечего скрывать. Быть может, у тебя никогда не было секретов? А что бы ты сделал, если бы были?
– В том-то и дело. Я живу по принципу того, что секретов не существует. Правда раскроется рано или поздно. Лучше уж я сам обо всем расскажу?
И это дало мне возможность услышать ту самую историю, которую я не смогла выудить у него в начале недели.
– Так что случилось с твоей бывшей девушкой?
На долю секунды улыбка исчезла с его лица, и я поняла, что застала его врасплох. Но он быстро оправился.
– Видимо, бесполезно просить тебя выключить рабочий режим, да?
Конец. Любой стоящий репортер дошел бы до сути и получил бы хоть какие-то сведения для утреннего выпуска. Я оценила разочарованное выражение его лица и простодушие в голубых глазах и, зная, что могу воспользоваться его открытостью, продолжила копать.
– Что? Нет, извини. Я спрашивала неформально. Прости меня. Считай, что это профессиональная деформация. Я умолкаю.
Он вздохнул.
– Во-первых, она не была моей девушкой.
– Нет? Но о вас писали как о паре целый месяц. – Я провела свое собственное расследование. В каждой статье ее называли девушкой Мики Синклера по имени Изабель Монтрель.
– Ну ведь желтая пресса дает самую точную информацию. – Он закатил глаза и рассмеялся. И уже не в первый раз я задалась вопросом, каково это – быть по ту сторону объектива, когда твои слова и поступки постоянно истолковывают превратно, чтобы разрушить репутацию, и каково воевать из-за статей, выпущенных ради чьей-то выгоды.
– И что потом? Разве ты с ней не порвал?
– А ты не читаешь желтую прессу? – Тут он хихикнул, а я с облегчением выдохнула, радуясь, что не обидела его.
Я и читала. Разумеется, да. Видя, как легко репортеры из других газет добывают информацию, я чувствовала, как будто мне насыпают соль на рану. Ту самую информацию, которую могла бы получить и я, если бы Мика не сбил меня с толку.
– Ты сказал, что вам было весело, но ничего серьезного так и не вышло.
Неудивительно, что у него репутация ловеласа.
– Честно говоря, правильнее будет сформулировать это так: она повеселилась и пошла своей дорогой. Обычно так и случается. Я знакомлюсь с девушкой, она какое-то время проводит со мной, а потом знакомится с кем-то еще, с кем-то более известным и взлетает по социальной лестнице. – На этот раз в его смехе послышались нотки фальши. Уголки его губ поднялись, и мне на мгновение показалось, что я заглянула за неизменно очаровательный фасад. – Это даже напоминает сделку.
– Грустно это все как-то. – Я повернулась и посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, не лжет ли он. – Почему ты всегда говоришь, что ты во всем виноват? У тебя уже сложилась определенная репутация, знаешь ли.
– Я никогда не говорил, что виноват. Я говорил, что решение было обоюдным, но по какой-то причине это всегда толкуется как признание вины. – Он пожал плечами, словно хотел сказать «что поделаешь?». – Но это ведь не сильно портит мой имидж. Меня и так уже причислили к плохим мальчикам, которые вечно веселятся.
– Что ж, складывается впечатление, что ты и встречаешься лишь с теми девушками, которые ходят на вечеринки.
– Нет. Я встречался с хорошими девушками.
– Правда? Поверить не могу, что не читала ни об одной из них в желтой прессе.
– Хорошие девушки не любят папарацци, – подмигнул он.
– Можно подумать, папарацци это остановит. – Уж я точно знаю.
– Я знаю. – Он посмотрел в окно. – Поэтому такие отношения не переходят в долгие и серьезные.
– И что? Ты просто сдаешься?
Его плечи поникли, и он повернулся ко мне с самым серьезным выражением, которое я когда-либо наблюдала на его лице.
– Я не сдался. Возможно, я пошел по пути наименьшего сопротивления. – Он наклонился ко мне. – Возможно, я еще не встретил подходящую девушку.
Он флиртует? Я простонала:
– Эта фраза еще на кого-то действует?
На его лице заиграла шаловливая улыбка.
– А это ты мне сама расскажешь.
– Вот ты пройдоха.
– Не-а, я просто прямолинеен.
Я рассмеялась.
– Это вряд ли! Брать у тебя интервью все равно что пытаться поймать намазанную жиром свинью. – Он фыркнул, услышав это. Я принялась его разглядывать с надменной ухмылкой. – И зачем ты мне все это рассказываешь?
– Не знаю. Наверное, не стоило. Я так и вижу, как это все всплывет завтра в прессе. Однако ты произнесла мои любимые слова «я не на работе».
– Если честно, я понятия не имею, какой материал можно из этого состряпать.
Он придвинулся ближе и прижался ко мне. Ремень он так и не пристегнул.
– Зафиксируй это. Я пытался тебя раскусить весь вечер.
– Меня?
Проигнорировав мой риторический вопрос, он потянулся и выдернул прядь моих волос, скользнул по ней пальцами, а потом отпустил локон, и он упал на плечо, а потом вновь принял былую форму.
– У тебя и правда красивые волосы.
Я отмахнулась от возбуждения, которое принесло это прикосновение. Я не хотела поддаваться на его лесть.
– Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты так добр со мной?
– Журналистка до мозга костей. – Он взял меня за руку так осторожно, словно боялся, что она взорвется в любую секунду. – И все же должен отметить, что пока в твоем любопытстве нет ни грамма циничности.
Я ощутила мозоли на кончиках его пальцев, когда он сжал мою руку чуть сильнее. Его пульс и мой попеременно стучали, и теперь уже я чувствовала это кончиками пальцев. Я сосредоточилась на том, чтобы сохранять спокойствие, опасаясь, что он придвинется еще ближе, и в то же время боясь, что он отстранится.
В такси было темно, и я тихо начала:
– Расскажи, почему из всех фотографов ты выбрал меня.
– Все не так просто, Джо. – Он умолк, и я подождала, пока он соберется с мыслями. – Иден строга со мной за то, что по большей части я живу по наитию. Но даже она, хоть и со злостью, признала, что на твой счет я могу быть прав. Ты как овечка в волчьей шкуре.
Я не засмеялась.
– Думаешь, я не справляюсь со своей работой?
– Этого я не говорил. Иден хвалила твое мастерство как фотографа. Да и ты осталась со мной наедине и выведываешь все секреты.
– Потому что это неофициально. И ты не думаешь, что у меня хватит смелости воспользоваться этой информаций.
Он провел большим пальцем по моей руке, и я не смогла сдержать предательскую дрожь. Его губы изогнулись в улыбке, как будто он все понял.
– Думаю, у тебя есть все, чтобы стать потрясающим журналистом. При этом я думаю, что ты не пройдешь тест на профпригодность для журналиста из желтой прессы.
Возмущенная, я отдернула руку.
– Так ты выбрал меня из всех папарацци для съемки праздника, потому что я так в этом плоха?
– Я не просил тебя снимать. Я предложил, а ты согласилась войти.
Я прокрутила в голове его приглашение и вспомнила, как он сказал, что внутри у меня получатся фотографии более хорошего качества и как он отреагировал, когда обнаружил, что я фотографировала в момент его отлучки, как внезапно объявил мое имя гостям.
– О, а я-то решила…
Он медленно придвинулся ближе в ходе разговора, и теперь его лицо было всего в паре дюймов от моего. Осталось совсем немного, чтобы наклониться вперед и попробовать его губы. У меня внутри все сжалось при мысли о том, чтобы поцеловать Мику. Если будет резкий поворот или мы провалимся в небольшую яму…
Но это был Мика Синклер. Мика Синклер. Быть может, он различил томление в моих глазах, как и в глазах миллионов других девушек. Я отодвинулась.
– Ты всегда выбираешь девушек из стайки папарацци? Или предпочитаешь исключительно некомпетентных?
Он облизнул губы, и у меня мелькнула первая предательская мысль: как жаль, что я не могу сделать с ним то же самое. Я сглотнула. Я не хотела становиться еще одной звездой на его кителе.
– Прости. – Он имел наглость изобразить ту самую очаровательную полуулыбку, скорее насмешливую, нежели искреннюю. Моя гордость была уязвлена. – Я не хотел оскорбить тебя. Честно, я действительно иногда приглашаю фотографов на наши вечеринки, но, когда я приглашал Уолли Стивенса, у меня не было подобных мыслей.
Он резко сократил дистанцию и впился в мои губы. Он слегка пах сигаретами, и я ощутила вкус алкоголя – два этих порока я себе не позволяла. Я отстранилась и жадно глотнула воздух. Он смотрел мне в глаза и был так близко, что мои ресницы, которыми я отчаянно хлопала, касались его. У меня в голове роился миллион вопросов, но все на одну тему: «Что ему нужно?»
Я усмирила недовольные голоса у себя в голове и посмотрела в его полные любопытства глаза. Он ждал, что я что-то скажу. Или сделаю. Я наклонилась вперед и прижалась к нему лбом, а потом закрыла глаза, передавая инициативу ему. Когда я расслабила плечи, он снова прижал губы к моим, сильно, но в то же время нежно, а я не удержалась от соблазна провести языком по его нижней губе. Он отстранился и глубоко вдохнул. Он вглядывался мне в глаза и, должно быть, понял, как сильно я хотела, чтобы он это повторил.
Он запустил руку мне в волосы, а потом взялся за шею и резким движением притянул меня к себе. Когда мы снова поцеловались, все, что я знала о Мике Синклере, улетучилось из моей головы. Сначала мои руки лежали у него на груди, но потом я осмелилась добраться до его шеи и ощупать крепкую мышцу, соединявшую спину с плечом. Он застонал, и мое сердце бешено заколотилось.
Машина остановилась.
Я подняла глаза.
– Ой, – выдавила я. Мы стояли у подъезда моего дома.
Дыхание Мики участилось и стало прерывистым. Он буравил меня взглядом, как ни один человек ранее. Я покачала головой, чтобы развеять сомнения. Он хочет, чтобы я осталась в машине или чтобы я ушла? Он хочет, чтобы я пригласила его? Должна ли я его пригласить? Что ему от меня нужно?
Прежде чем возникла неловкая ситуация, я схватила камеру с вещами и открыла дверь автомобиля, не ожидая, пока это сделает водитель.
Мика выбежал за мной:
– Джо.
Я заметила свет в окнах своей квартиры, а это значило, что Зайон не спит.
Мика схватил меня за плечо и развернул к себе.
– Прости. Я совершил ошибку? Не стоило…
– О боже. Нет. – У меня затряслись ноги. Нужно было повысить уровень сахара в крови, но я решила, что успею сделать это дома, если уйду прямо сейчас. Я произнесла:
– Мне нужно идти. Извини.
Я сбежала. У меня дрожали руки, когда я набирала код от двери к подъезду. Мика еще звал меня, но я отчаянно пыталась попасть внутрь. С резким жужжанием замок открылся, и я, слава богу, вошла.