Сумасшедшая любовь

Глава 7

Щелкнул замок, и дверь за мной закрылась, а я рухнула на нижнюю ступеньку, обняв голову руками. Я поняла, что не смогу подняться по лестнице, нащупала телефон и написала текстовое сообщение Зайону. «Внизу. Помоги».

Я опустила голову на грязную ступеньку в надежде, что Зайон скоро придет. Где-то наверху хлопнула дверь. Эхо шагов звучало все ближе. Зайон бежал семимильными шагами и перепрыгнул несколько последних ступеней. И вот он предстал передо мной. Он поднял меня и отнес в квартиру, где положил на диван. Он достал бутылку виноградного сока из холодильника, открыл ее и протянул мне.

– Ты сегодня ночью ничего не ела? – отругал меня он.

– Да. – Я потягивала сок, игнорируя скепсис на его лице. – Я поела, но это было давно. А потом я вроде как потеряла счет времени.

– Это на тебя не похоже. – Он покачал головой. – Тебе повезло, что я дома. А что ты собиралась делать, если бы меня не было? Умереть на лестнице?

– Я видела в окнах свет. Я знала, что ты дома. – Я проглотила сок и закрыла глаза, ожидая, пока пройдет головокружение. – Но спасибо, что пришел мне на помощь.

Он наклонился ко мне.

– Прекрасный принц, черт возьми. Это я. Как ты умудрилась в таком виде приехать домой? Ты взяла такси? Мне пойти заплатить за него? – Он подал мне холодное мокрое полотенце, и я положила его на шею.

– Нет, все произошло внезапно. Меня подвез Мика Синклер. – Я ухмыльнулась и подождала, пока он одарит меня тем самым завистливым взглядом, на который я так надеялась.

– Вот сука, – произнес он. Но зависть быстро сменилась любопытством. – Расскажи мне все.

– Ночка выдалась интересная.

– Я не возражал бы провести пять минут наедине с таким красавчиком.

– Боюсь, ты не в его вкусе.

Зайон фыркнул.

– Возможно. В его в кусе все, что движется. – Он ушел на кухню.

Я крикнула, не вставая с дивана:

– Это всего лишь сплетни.

– Эй, сплетни зачастую строятся на правде. Возможно, ты недостаточно долго следишь за желтой прессой и не видела, как часто он появляется с новой девушкой, едва успев бросить предыдущую.

– А я думаю, репортеры просто создают ему такой имидж.

Он вернулся с моим глюкометром.

– Почему ты так решила?

Я потерла большой палец спиртовой салфеткой и проколола его. Кровь начала капать, и я приложила к пальцу тестовую полоску.

– По дороге Мика неофициально рассказал мне, что он и рад бы взять на себя ответственность за столь частые расставания, но обычно бросают именно его. И бросают девушки, которым надоедает играть с ним и хочется забраться повыше.

Уровень сахара оставался ниже семидесяти, и Зайон пошел на кухню и вернулся с бананом.

– И Мика решил довериться девушке, которая работает в желтой прессе? А ты не думаешь, что через тебя он решил «отмыться»?

У меня внутри все сжалось.

– Но это же было неофициальное заявление.

– Да, но он знает, что эти сведения наложат отпечаток на любой материал, который ты о нем напишешь в будущем.

– Я об этом не подумала.

Он очистил банан и протянул его мне.

– Съешь.

Я сосредоточенно жевала и глотала, больше переживая за уровень глюкозы, чем за Мику. Как только банан был съеден, мне на ум пришла еще одна мысль.

– Тогда почему он?..

– Почему он что? – Он рухнул на стул рядом со мной, подперев подбородок руками. Он был еще большим сплетником, чем моя мать. Неудивительно, что они так хорошо поладили. Неудивительно, что эта работа удавалась ему куда лучше, чем мне.

Я вспыхнула от смущения, поняв, как легко я сдалась Мике. Этот поцелуй одурманил меня, и он знал, что так и будет.

– Ничего.

– Что случилось?

Я замахала руками.

– Я позволила ему поцеловать себя, ясно? О боже, я такая идиотка.

Он откинулся на спинку стула, его многочисленные афрокосички через секунду последовали за ним.

– Отличный способ похоронить прекрасное начало статьи, Джози. – Он закрыл глаза, а потом снова открыл. – Ты шутишь.

– Нет.

– Ты целовалась с Микой Синклером?

– Да.

– С Микой, черт возьми, Синклером?

– Да.

– Милостивый боже. И как это было? – Теперь он наклонился вперед и смотрел на меня так, словно я могла в любой момент воспарить в воздухе.

– Это было восхитительно, до тех пор пока я почти не отключилась и не бросила его на тротуаре.

– Что? – Он вскочил и выглянул из окна, как будто с того угла можно было увидеть тротуар. – Ты ему что-нибудь сказала?

Я посмотрела на него затуманенным взглядом.

– Я была слишком занята, пытаясь не впасть в кому прямо у его ног.

– Ты ничего ему не рассказала?

Я скрестила руки на груди.

– Забудем об этом. Как бы там ни было, все, наверное, к лучшему. Ты можешь представить, что могло произойти, попроси я его проводить меня наверх.

Он закатил глаза, как будто над его головой завис невидимый пузырь.

– Я хотел бы вообразить такое.

– Зайон, – рассмеялась я. – Ты невыносим!

Он пожал плечами.

– Но да. Тебе, пожалуй, лучше с ним не связываться. В конце концов он просто разобьет тебе сердце. Хотя даже не собирался этого делать.

– Да. – Я потянулась, от чего Зайон начал зевать. – Мне нужно поспать. А почему ты вообще дома? Я думала, ты у Роберта.

Он рухнул на диван рядом со мной и скорчил гримасу.

– Он меня игнорирует. Я все равно думал пойти на улицу, но у меня почему-то не лежала душа.

Я подкатилась к нему и положила голову ему на грудь, прижавшись к нему, как пьяная.

– Прости. Жаль, что я не знала, как ты переживаешь.

Он обнял меня за плечи и сжал.

– Не волнуйся. В море еще полно рыбы. По крайней мере, хоть у кого-то из нас случилось что-то интересное. – Он включил свой южный акцент на максимум и сказал: – В конце концов, завтра будет новый день.

Я проснулась под скворчащие звуки на кухне. Я доползла до гостиной, упала на диван и проверила уровень глюкозы. За те месяцы, что я прожила с Зайоном, он стал наполовину соседом по комнате и наполовину моим лучшим другом. В колледже мы дружили, но, поскольку работали и жили вместе, стали почти семьей. Я подозревала, что он договорился с мамой и обещал приглядывать за мной. Периодически он начинал суетиться, особенно когда считал, что я перебарщиваю с чем-либо. Я не сильно возражала. Я знала, что он переживает за меня так же, как я за него.

Он порхал по кухне за приготовлением завтрака, и, когда я встала, чтобы потянуться, он приказал мне сидеть смирно и не шевелиться, пока я не поем. С тех пор как мы съехались, у меня не было серьезных приступов, но он наблюдал ситуацию в колледже, когда я попала в больницу после особенно напряженной недели выпускных экзаменов. Он еще явно нервничал из-за того, что случилось прошлой ночью.

Нам повезло, что было субботнее утро. Если бы мы пошли на работу, он привел бы Энди в бешенство таким поведением. Энди со скрипом дал мне пару послаблений вроде позволения хранить бутылку сока и инсулин в мини-холодильнике. Энди рассказывал, что его сосед по комнате в колледже контролировал диабет при помощи правильного питания и упражнений, как будто мои профилактические уколы только подтверждали слабость моего характера. И ему было бесполезно объяснять, что мой организм не производит инсулин.

Я чувствовала себя нормально, но я ни за что не смогла бы убедить в этом Зайона. И так я уселась читать книгу, но мои мысли летали далеко, ведь я вспоминала прошлую ночь. Или, точнее, волновалась, что подумал Мика, после того как я бросила его одного на тротуаре без каких бы то ни было объяснений. Решил ли он, что я еще злюсь на него за то, что он оскорбил меня? (А я злилась.) Или что я обиделась на то, что он поцеловал меня? (Не обиделась.) Или что он отталкивал меня физически. (Уж точно нет.) Я никак не могла связаться с ним, извиниться и сказать, что получила удовольствие от каждой секунды этого поцелуя. (И получила.)

Он чувствовал себя идиотом? Я – точно.

Помимо беспокойства из-за того, что я его отшила, я не могла отделаться от мысли, что он просто дразнил меня. Неужели он с серьезными намерениями пригласил меня на вечеринку? Разумеется, он привык добиваться всего, благодаря умению очаровывать людей. Неужели девушки хоть когда-то отказывали Мике Синклеру? Сколько вопросов он оставил без ответа одним поцелуем этих губ?

И все же Зайон был прав. Если я поддамся обаянию Мики Синклера, он разобьет мне сердце, даже не подозревая об этом. Лучше признать, что он просто повеселился, и отпустить ситуацию.

Когда зазвонил телефон, Зайон как раз нес мне тарелку с чем-то желто-оранжевым – либо яичница с сыром, либо недожаренная яичница, – а я не потрудилась посмотреть, кто звонит, прежде чем ответить.

– Джозефина, какого черта? – Я отдернула телефон от лица и уставилась в экран. Я ударилась о ножку кофейного столика.

– Доброе утро, Энди. Что случилось? – Раз уж он звонит в субботу утром, значит, дела плохи.

– Я всю ночь ждал твоих фотографий. В итоге я сдался и отправился спать и потом обнаружил, что ты загрузила все снимки посреди ночи.

– Я знаю, но…

– К тому же все эти кадры совершенно бесполезны. – Я отодвинула телефон от уха, и Зайон услышал оскорбительные реплики из динамика. – Столпившиеся гости, которые позируют на камеру. Кому это нужно?

– Я знаю, но все постоянно думали о том, что их снимают, Энди.

– Так твоя задача – выключить камеру и смешаться с толпой. Ты хоть какие-то новости узнала?

Я вспомнила Иден и ее тайну.

– Нет, Энди.

– Самое смешное, что сенсацию этого вечера сняли не в доме, а за его пределами и принадлежит она другой газете.

– Почему? Что случилось?

– Что ж, могу поклясться, что это ты ушла с вечеринки и села в машину с Микой Синклером. Быть может, я видел другую Джозефину Уайлдер на шестой странице «Дейли ньюз».

Я беззвучно произнесла: «Вот черт!», обращаясь к Зайону. Я лихорадочно тыкала пальцем на ноутбук и рисовала круги рукой. Он открыл ноутбук и протянул его мне.

– О чем ты? – Я медлила. Я знала, что мне конец, но сначала нужно было увидеть все своими глазами. Я открыла веб-сайт и принялась щелкать по ссылкам, чтобы добраться до светской хроники. И вот она я – рядом с Микой Синклером. Этого следовало ожидать. Вокруг нас вспыхивали десятки камер, когда мы с Микой забирались в такси. К тому же я попала в заголовок: «Мика Синклер уезжает с вечеринки с папарацци Аникой Джо Уайлдер, дочерью известного фотографа Чандры Нампутири».

– Ой. – Я почувствовала, как кровь отлила от лица. Все было хуже, чем я могла себе представить. Мне была ненавистна сама мысль, что они таким образом использовали мое имя, и по иронии судьбы я ощутила, как чувствуешь себя, когда журналист из желтой прессы влез в твою жизнь.

– Я все объясню.

– Ты хоть что-то из него выудила?

– Энди, мы общались неофициально.

– И что? Я плачу тебе за то, чтобы ты тусовалась с этими людьми?

– Он просто подвез меня домой. Ситуация не располагала.

– Послушай, скаут. На этой неделе ты не принесла ничего, с чем я мог бы работать. Напомнить, в чем заключается твоя работа?

– Нет.

– Тогда усвой, что ты не можешь дружить с этими людьми. Придется выбирать между работой и весельем. Если уж я вижу, что ты проводишь время со знаменитостями, то рассчитываю получить хоть какие-то сведения, которые пойдут в печать. Понимаешь?

– Да, Энди. – Было непохоже, что в ближайшее время я попаду на какую-нибудь вечеринку в качестве гостя.

– Ты делаешь отличные снимки, Джо, но наша работа – не льстить людям. Мне нужно, чтобы ты втянулась в игру. – Его тон смягчился, и я поняла, что буря миновала. – Ты знаешь, я постоянно получаю жалобы от кадровых сотрудников, так что прекрасно осознаю: вы, ребята, думаете, что я слишком строг. – Я задержала дыхание. Я не знала, что на это ответить. – Но я всего лишь хочу, чтобы вы выкладывались по максимуму, правильно же?

Я издала ни к чему не обязывающее ворчание.

Он замолчал, словно ожидая поддержки, которая никогда не последует. Через какое-то время он продолжил.

– Ладно. Я внимательно просмотрю все эти кадры. Быть может, я найду что-то полезное. Возможно, кто-то привел любовницу вместо жены на вечеринку. – Он повесил трубку.

Теперь уже яичница остыла. Я отодвинула тарелку и обратилась к Зайону:

– Как ты умудрился столько времени с ним проработать?

Телефон разрывался от звуков уведомлений, напоминавших мне, что пора сесть за компьютер, разобраться с электронной почтой и социальными сетями. С тех пор как мама открыла для себя «Фейсбук», она общалась со мной исключительно там. Если она звонила, то говорила: «Ты видела, что я разместила в «Фейсбуке»?» Мне приходилось логиниться и читать это прямо в процессе разговора, хотя она могла бы рассказать и по телефону. А потом она просила дать трубку Зайону, чтобы он рассказал, что со мной происходит на самом деле.

Сегодня одно из уведомлений пришло потому, что мама разместила ссылку на статью обо мне: «Моя дочь Джози Уайлдер гуляет по городу со звездой!»

Она обожала разбрасываться громкими именами. Она до сих пор бредила парнем, который организовывал реалити-шоу с элементами соревнований, потому что он учился в одной школе с ней. И не важно, что она была на восемь лет старше его и должна была уже выпуститься к тому моменту, когда он начал учиться. И все это несмотря на ее отношения с деятелем искусства, имя которого было известно в определенных кругах. Говорят, близкое знакомство может привезти к потере уважения. Вероятно, такой же эффект возникает из-за одиночества.

Я напечатала: «Мама, я просто работала», а потом прошлась по другим каналам связи. И почему все используют разные форматы? Я категорически не могла этого понять. Мама пользовалась «Фейсбуком», Зайон писал текстовые сообщения, а папа до сих пор слал исключительно электронные письма.

Кстати, о папе – в списке непрочитанных горело сообщение от него.

– О нет.

Зайон пристроился позади и откинулся на спинку дивана.

– Что такое?

– Мой папа.

– А он писал тебе, с тех пор как ты приехала сюда?

– Один раз. – Я с трудом сглотнула, прежде чем ответить. – Двадцать второго мая. Через два дня после моего дня рождения.

– Думаешь, он увидел статью?

Тема письма была пустой, так что гадать не имело смысла. Я собралась с духом и приготовилась прочитать все, что бы он ни написал.

Под «моей семьей» он подразумевал себя. Его жена не признавала факт моего существования, а моя мама явно была в восторге от моих приключений. Вот с этим мне приходилось жить: одного из родителей я не разочаровывала никогда, зато другого подводила всегда. Я поставила ноутбук на кофейный столик и свернулась на диване, обняв подушку.

– Плохо дело? – Зайон умел задавать прямолинейные вопросы, но никогда не заглядывал мне через плечо, чтобы прочитать что-то украдкой.

– Нет. – Я замаскировала расстройство нервным смешком. Я села прямо и сделала глоток воды. Я не стану плакать. Он этого не стоит. У него нет надо мной такой власти, чтобы меня расстроить.

Зайон, похоже, ничего не заметил.

– Так что он сказал? Он видел статью?

– Да. Он просто разозлился. – Я снова засмеялась, хотя ничего смешного не сказала. – Он обратился ко мне по прозвищу, так что скорее хочет пристыдить, нежели запугать. – Это даже прозвучало весело.

– А что он может сделать, Джози? Тированиллапурам в восьми тысячах миль отсюда. А ты уже взрослая.

Я поправила его, отреагировав на жалкую попытку произнести название города, где жил мой отец.

– Тируванантапурам.

– Точно. Так я и сказал. Но серьезно, что он может сделать оттуда?

– Он до сих пор может создать у меня такое ощущение, что я до него недотягиваю.

Когда-то отец сажал меня к себе на колени, разбирая фотоаппарат или выбирая кадры, которые можно отправить в журнал. Он разговаривал со мной с акцентом, от которого так и не избавился, и рассказывал об увлекательных поездках в Непал и возможностях повстречать знаменитого путешественника. Эти воспоминания ассоциировались у меня с запахом биди[3], которые он курил, и кофе сорта робуста, который он привозил из Кералы.

Тогда его имя не было так известно. Но ему приходилось зарабатывать на жизнь, и среди его кадров экзотических племен, впоследствии завоевавших награды, встречались и менее художественные снимки не самых крупных знаменитостей. Я до сих пор помню, с какой гордостью и радостью он воспринял публикацию черно-белой фотографии в местной газете, на которой он разговаривал с актером Мохиендером Ханом. Однако теперь он забыл, с чего начинал, – весьма удобная позиция. В собственных мыслях он всегда был тем самым Чандрой Нампутири, фотографом мирового уровня, но уж точно не мировым отцом.

Я уж как-нибудь проживу без его лицемерного снисхождения. Я удалила письмо.

Еще одно письмо в папке «Входящие» привлекло мое внимание.

– Ой, мне написала Иден.

Зайон выпрямился на стуле, положив ноги на кофейный столик.

– Серьезно? Гляди-ка, ты взлетела по социальной лестнице. Что она хочет?

Я прочитала письмо.

– Она хочет, чтобы я сделала пару кадров с ее выступления в каком-то клубе в Нижнем Манхэттене. И она написала три моих любимых слова.

– «Мика тебя любит»?

Я бросила в него подушку.

– Она написала: «Я тебе заплачу».