Супергерой для Золушки

2

Что могло произойти в доме за пару недель с моего прошлого визита? Почему я его совсем не узнаю? Неприятное тревожное чувство холодило грудь, в ушах звенело.

– Мама! – тихонько позвала я, приоткрыв дверь в ее спальню.

Ответа не последовало. Я вошла, огляделась: внутри было темно и тихо. Интерьер в темно-зеленых тонах выглядел мрачновато и даже пугающе. Такая обстановка кого угодно могла бы вогнать в лютую депрессию, неудивительно, что мама в последнее время выглядела уставшей, тусклой и серой.

Я подошла к окну, раздвинула шторы и открыла форточку. Дневной свет ворвался в комнату вместе со свежей утренней прохладой, запахом озона и привкусом моря. Я обернулась к кровати. Мамино некогда красивое тело покоилось на шелковых простынях неподвижно, словно застывшее. Она лежала в странной позе: свернувшись, как эмбрион, будто желая спрятаться от всего мира под одеялом.

– Эй, мам… – Я села и погладила ее по плечу.

Она шевельнула губами, но глаз не открыла.

– Мамочка, – позвала я еще раз и легонько потрясла ее.

– М-м…? – Ее веки с трудом приподнялись, замутненные сном глаза смотрели куда-то сквозь меня. – Варя…

– Почему ты спишь? Мам, тебе плохо?

– М-м… – снова простонала она, пытаясь приподняться. Но, очевидно, сил на это у нее не хватало.

– Мы же с тобой договаривались утром съездить в ресторан. Помнишь? Внести предоплату за свадебный банкет, выбрать торт.

– Прости, доченька, – мама едва заметно покачала головой, – не выспалась.

– Что с тобой такое? Ты сама не своя в последнее время. Поздно легла? Он тебя изводит? – Я облизала пересохшие губы. – Что происходит? Скажи мне честно, мам, я обязательно придумаю, как тебе помочь.

На ее сонном лице вдруг промелькнул страх. Эту эмоцию я научилась распознавать еще давно. Приоткрытые в ужасе глаза, вскинутые брови, сжатый в напряженную полоску рот, резкие неловкие движения – все это каждый раз отражалось в ее поведении, стоило только сказать что-то неугодное ее мужу. Такое трудно было скрыть.

– Родная, – она попыталась рассмотреть меня, прищуриваясь от яркого света, – я просто устала. Честно. Прости. Мне нужно только немножко поспа… поспать…

– Ладно, – выдохнула я, поглаживая ее по спине, – ничего страшного. Схожу одна.

– Ох, прости, – прошептала мама перед тем, как отключиться.

Ее тело выглядело непривычно хрупким, кожа – бледной и безжизненной, как газетная бумага. Я наклонилась и обняла ее. Крепко, но нежно. Вдохнула знакомый запах волос, почувствовала родное тепло и не удержалась от слез. Черт возьми, она казалась мне такой слабой, почти прозрачной… Что-то внутри подсказывало, что это состояние у нее неспроста. И к этому может быть как-то причастен мой отчим.

Посидев еще минут пять, я поправила ее одеяло и встала.

Мама всегда была справедливым человеком. С тех пор как в нашем доме появилась Кристина, она старалась не делать между нами различий: никогда не поддерживала ни одну из нас в спорах, была одинаково ласкова с обеими, старалась выслушать и окружить заботой каждую.

Это не означало, что она перестала выполнять свои материнские функции на сто процентов, но между нами будто потерялась прежняя связь. Мы больше не проводили много времени вместе, как прежде, не говорили по душам, наше общение стало таким же официальным, как и все в этом доме с приходом Андрея. Даже после моего переезда наши телефонные беседы раз в несколько дней больше напоминали стенограмму из зала суда: «вопрос-ответ, вопрос-ответ». Сухо и по делу.

Мне было жаль ее. Чисто по-женски. Мама каждый день была вынуждена убеждать не только нас, но и саму себя, что живет счастливо. Но это так называемое «счастье» все больше превращало ее жизнь в существование. И сегодняшнее утро только укрепило меня во мнении, что ей нужна моя помощь.

Перед тем как покинуть комнату, я остановилась у прикроватной тумбочки. Что-то белеющее среди стопки книг вдруг привлекло мое внимание. Маленький пузырек с круглыми пилюлями внутри. Что это? Что за таблетки? Не слышала, чтобы маме назначали какие-то лекарства. Взяв в руку, я повертела его на свету – никаких обозначений и надписей, не было даже наклейки с названием препарата. Я открыла пузырек, достала одно драже и быстро сунула в карман. И едва успела поставить пузырек на место, как услышала шаги за дверью.

– А, это ты, гончая наша, – раздался скрипучий голос.

Сестрица. Можно было догадаться, даже не оборачиваясь. От нее обычно веяло холодом за версту.

Стараясь не реагировать на очередной выпад родственницы, по-прежнему пытающейся задеть меня, я наклонилась, снова поправила мамино одеяло и только после этого медленно повернулась к ней.

– Привет, – произнесла я вполголоса, встретившись с ней взглядом, и двинулась в сторону двери.

Вид у Кристины был еще тот. Она стояла на пороге, опираясь о косяк, и ухмылялась. Всклокоченные светлые волосы, будто только с подушки, под глазами – черные полосы от осыпавшейся еще вчера туши, потрескавшиеся губы… Платье на ней тоже не выглядело свежим: модное и стильное, оно было измятым, словно ей пришлось катиться кубарем с горы, потом трое суток ехать в битком набитом автобусе, а позднее пару километров крутить педали велосипеда.

– Ты чего так рано? – не собираясь сдвигаться с места, спросила сестрица.

– Может, выйдем? – предложила я, пытаясь протиснуться между ней и дверным косяком. – Мама спит.

Крис долго сканировала меня взглядом и, наконец сдавшись, неохотно сделала шаг назад. В нос мне ударил резкий запах спиртного и духов. Причем не только женских. Она будто специально натерлась мужским лосьоном после бритья – так отчетливо ощущалось что-то знакомое: нотки фруктов, кедра и сандала.

– Ты не выспалась, что ли? – поинтересовалась я, рассматривая ее в коридоре.

– Просто еще не ложилась, – с довольным видом пропела она, смерив меня взглядом с высоты своего роста.

Крис внешне очень напоминала своего отца – такая же рослая, подтянутая, с заостренными скулами и ровным прямым носом. Лет в четырнадцать, помнится, она резко начала обгонять меня по всем параметрам, а уже к восемнадцати вымахала, став на полголовы выше, оформившись и обзаведясь крутыми бедрами и достаточно пышной грудью. Девочка, надо признаться, всегда умело пользовалась всем тем, чем так щедро наделила ее природа. Словно чуяла, что мне нравится тот или иной мальчишка в старших классах школы, и тут же начинала проявлять к нему рьяный интерес.

– Тогда ясно, – кивнула я, желая быстрее закончить этот разговор. – Ну, мне пора. Пока, Крис.

Ясно, почему ее вид напомнил мне этюд «Возвращение с сеновала». Кристина выглядела откровенно счастливой, здорово помятой или – опишу ее эпитетом, которым она обычно награждала меня, – затраханной. Только Варя Комарова обычно так выглядела после интенсивной работы по делу, а Кристина Майская – после хорошей гулянки. Румянец, припухшие губы, запах перегара и блаженное выражение обычно злых глаз сейчас только подтверждали данную версию.

– Подожди, – бросила она мне в спину.

Я обернулась, изобразив подобие вежливой улыбки. Ужасно не хотелось пускаться в очередные бессмысленные пререкания лишь для того, чтобы потешить ее самолюбие. Мне еще с детства надоело слушать, какая она умница и какая я зануда.

– Что? – спросила я, держа спину прямо.

Крис догнала меня в три шага и взяла под локоть.

«Что за внезапное проявление родственной любви и ласки?» – мелькнула у меня мысль.

– Пойдем, покажу. – Она повела меня по коридору, и я не стала упираться.

– Чья машина? – поинтересовалась я, заметив болтающийся в ее руке брелок.

– Моя, – похвасталась она, обдав меня смесью алкогольных паров и парфюма.

– Так у тебя же прав нет, – заметила я, пытаясь разглядеть хоть каплю чего-то здравого в ее замутненных алкоголем глазах.

– Купить – не проблема.

Ох, уж это чувство превосходства над всеми и вся! Каждый раз, когда сестрица чем-то хвасталась, ее спина выгибалась, плечи гордо выдвигались вперед, голова надменно склонялась набок. Непринужденность с налетом аристократизма, мать ее. Только попахивало все это, как правило, гнилью и фальшью. Сколько мы таких перевидали у себя в следственном комитете: сперва пальцы веером, а затем: «Мама, папа, помоги!»

Я высвободила руку и прорычала, сжимая кулаки:

– Сначала права покупаете, потом детей сбиваете.

– О! – застонала Кристина и изобразила, как приставляет к виску пистолет. – Началось! Опять мента включила! – Она остановилась и сложила руки на груди.

– Пошла бы лучше, как все, на права учиться, купила бы простенькую машинку, пока навыков мало. Так все делают. В мире нормальных людей.

Крис зевнула, устало опираясь о стену. Боже, и кому я пытаюсь втолковать очевидное? С такими эгоистами, как она, бесполезно о чем-то разговаривать. Не стоило и начинать.

– Слышь, Варь, – она откинула прядь светлых волос с лица и облизала пересохшие губы, – мы с тобой только начинаем нормально общаться, как ты опять включаешь вот эту свою правильность. Тебе бы расслабиться и жить в свое удовольствие, а ты ходишь вечно, как Шапокляк! В очках этих стремных, в юбке учительской, в чунях старушечьих на маленьком каблуке. И еще поучаешь всех с умным видом. Правда, надоело уже. Тебя ментовка совершенно испортила, вот честно.

Отлично. Сейчас пойдет действие второе – Кристина начнет ставить себя мне в пример.

– Если тебе будет легче, – продолжила сестра, не оправдав моих ожиданий, – то я просила у папы машинку попроще. Не виновата, что он захотел купить мне новую «Хонду СРВ» цвета слоновой кости. – И она радостно потрясла перед моим носом брелком.

– Действительно, – усмехнулась я. – Настоящий садист.

– Перестань хмуриться, и так уже лет на сорок выглядишь в свои двадцать пять, скоро вся в морщинах будешь.

Я расслабила лоб и, стараясь сохранять спокойствие, произнесла:

– А почему сразу не «хаммер»? Или «феррари»?

– Понятно. – Крис надула губы. – Будь я твоей родной сестрой, ты бы за меня порадовалась.

Мне показалось, что у меня сейчас дым из ушей повалит. Будь она моей сестрой, я бы ее давно задушила. Труп вывезла бы и… и…

– Просто ты должна понимать, что езда без прав и в состоянии алкогольного опьянения до добра не доведет. Разве папочка тебе этого не говорил? Поберегла бы свою жизнь и жизнь ни в чем не повинных людей, которые ездят и ходят по дорогам города и не подозревают об опасности в твоем лице.

– Бла-бла-бла, – она изобразила пальцами что-то вроде лающей собаки, – не учи ученого, съешь…

– О, только давай без этого! Мы уже не дети, не паясничай. И говори уже: чего хотела?

Перестав смеяться, Крис двинулась дальше по коридору и поманила меня пальцем:

– Папа переделывает твою комнату.

– Что?! – Я припустила за ней следом.

– Делает ремонт.

– В смысле? Зачем?!

Сестра поглядела на меня через плечо:

– А ты что, собиралась вернуться?

Я пожала плечами:

– Нет.

– Ну, а в чем тогда дело? Там пока поживет Татьяна, наша экономка.

«Лучше бы на ремонте сэкономили», – пронеслось у меня в голове.

– Но почему у меня? Это же моя комната, мои вещи, память в конце концов! – Мне показалось, что я сейчас просто задохнусь от возмущения.

– А вот, кстати, и твои вещи. – Открыв двери, Кристина указала на стоящие на полу коробки. – Большую часть рабочие уже отнесли в подвал, здесь остатки. Заберешь? Или можем спустить туда же.

Я заглянула в комнату. Ни следа любимых розовых обоев. Все ободрано, полы уставлены банками с краской, емкостями с химией, валиками, ведрами и инструментами.

– По какому праву? – только и смогла произнести я, с трудом протолкнув слюну в пересохшее горло.

– Да брось ты, Варька. – Эта прожигательница жизни набралась наглости и хлопнула меня по плечу. – Красиво же будет! Он ведь как лучше старается.

– Татьяне что, обязательно жить у нас? Она не может просто приходить каждый день? И зачем вообще этому дому домоправительница? Здесь даже править нечем!

– Послушай, Комарова. – Голос сестры вдруг стал жестче. – Если папа решил, значит, так нужно, усекла? Ты же знаешь, где начнешь с ним спорить, там и закончишь. С приходом Татьяны у нас действительно стало уютнее. Не все же ей в папиной бильярдной, в мансарде ютиться, правда ведь? Вот. – И уже мягче добавила: – Тебе она понравится, увидишь. Наташику ведь понравилась.

– Мою маму зовут Наталия! – Я присела и принялась дрожащими руками перебирать вещи в коробках.

Старые тетрадки, книги, немного одежды, деревянные фигурки, доставшиеся от папы, – он сам их вырезал. Тигр, крыса, обезьяна, дракон, бык, лошадь и другие. Все знаки китайского зодиака.

– О-ке-ей, – насмешливо отозвалась Крис где-то за спиной. – Наталь так Наталь, только не закипай опять. Ты такая нервная в последнее время.

«А ты такая тупая и наглая, что даже тошнит», – в гневе подумала я.

Я продолжила перебирать вещи. Слишком много коробок. Слишком много вещей, которые хотелось бы сохранить на память. И чувство такое в душе неприятное… Не заберу – выбросят. Без капли сожаления. Как только вместить все это в крохотный «спарк»? Проблематично. Нужно будет попросить кого-то из ребят-оперов съездить со мной, они не откажут.

Нет, ну что за люди! Взяли и вышвырнули мои вещи из моей же комнаты. Бесцеремонно, без предупреждения. А мама! Хоть бы заикнулась об этом!

– Как дела на службе? – разглядывая свой маникюр, спросила сестрица и громко зевнула, едва не вывихнув челюсть.

– На службе? – Поставив одну коробку на другую, я с трудом подвинула их ближе к стене. И принялась отряхивать юбку, моментально покрывшуюся толстым слоем строительной пыли.

– Да. – Крис убрала волосы за уши. – Все убийц ловишь? Никакой личной жизни?

Я выпрямилась и бросила на нее уничтожающий взгляд.

– К чему такие вопросы? Ты же знаешь, у меня скоро свадьба. И с личной жизнью все в порядке.

– У тебя? – Она хитро улыбнулась и округлила глаза. – Ты уверена?

– Не смешно. – Я сердито сдвинула брови. – У нас с Альбертом все хорошо. Назначен день бракосочетания. Можешь и дальше обзывать меня хоть занудой, хоть Шапокляк, но я выхожу замуж за человека, который любит меня такой, какая есть. Удивительно, правда?

– Правда. – Теперь Кристина старательно изображала попытку сдержать смех. – Только это все еще больше похоже на фантастику, чем на реальность. Ты точно не выдумываешь? Да я, мне кажется, быстрее замуж выйду, чем ты.

– Да ради бога. – Я усмехнулась и направилась к окну. – Только почему раньше-то не вышла? Желающих не нашлось?

– Раньше не хотелось, – сказала она, четко разделяя слова. – А теперь вот как-то резко захотелось… аж мочи нет…

«Тогда ищи дурака!» – мысленно усмехнулась я.

Мне действительно стало смешно. Замуж ей захотелось. Пусть сначала папочка найдет терпилу, который станет молча сносить все выходки этой избалованной стервы, а потом уже заикается о браке. Еще смеет мне не верить! Издевается! А что тут такого? Я вроде бы не страшная. Умная, серьезная, надежная. Перспективная. На таких как раз и женятся.

И я уткнулась носом в стекло окна, через которое часто в детстве любовалась морем: то тихим, с блестящей ровной гладью поверхности, будто спящим или притаившимся, то беспощадным, бушующим, готовым обрушить на берег всю мощь своих волн. Как же было когда-то хорошо… Пока папа не умер…

Я опустила взгляд вниз, на ворота. Моя машина так и стояла на своем месте, только теперь вокруг нее кто-то неторопливо расхаживал. Валера. Водитель, правая рука Андрея, верный прислужник или карманный миньон, как я его про себя называла. Фигурой он был очень схож с мультяшным персонажем – коротышка, голова которого плавно переходила в туловище без талии, с короткими толстенькими ножками. Довольно мерзкий тип, если честно.

Когда он принялся во второй раз обходить мою четырехколесную малышку, внутри у меня неприятно похолодело. Что ему нужно?

– Вот теперь мне точно пора, – пролепетала я, разворачиваясь, и поспешила на выход.

– Удачи, – послышалось за спиной. – Сестренка…