Наутро Виола не спустилась к завтраку, и Джон решил отнести еду в ее спальню. Он пошел на кухню и, узнав, что Виола еще не завтракала, нагрузил два подноса ее любимыми блюдами и отнес в ее комнату.
Открыв дверь, он увидел, что Виола сидит в постели и читает письма, которые пришли с утренней почтой.
— Что ты делаешь? — удивилась она, когда он вошел в комнату в сопровождении двух горничных.
— А ты как думаешь? — улыбнулся Джон, жестом приказывая одной из горничных поставить поднос на прикроватную тумбочку.
Сам он взял второй поднос у другой горничной и показал девушкам на дверь.
— Я принес тебе завтрак в постель.
— Я не позволю врываться ко мне в комнату!
— Глупо говорить это, когда я уже ворвался, — резонно заметил он, когда за горничными закрылась дверь.
Сел на край кровати, поставил поднос на ее колени и налил чаю в две чашки.
— Кроме того, это мой дом.
Виола охнула и прижалась головой к резному ореховому изголовью.
— Сдаюсь, — простонала она. — Ты никогда не оставишь меня в покое.
— Теперь ты узрела свет истины, — пошутил он, отбирая у нее письма.
Швырнул на пол всю стопку и взял в руки горшочек с джемом и нож.
— Ежевичный джем, леди Хэммонд?
Она выглядела такой красивой в утреннем свете, с распустившейся косой и порозовевшими щеками, что у него перехватило дыхание.
Сквозь тонкий муслин рубашки просвечивала нежная грудь с темными сосками, и от одного этого вида в нем пробудилось желание. Она должна, должна как можно скорее оказаться в его постели, иначе затянувшееся целомудрие и одинокие ночи сведут его с ума! Он заставил себя поднять глаза. Она поняла, о чем он думает, и, став пунцовой, отвела взгляд. Неловко зашевелилась, и он едва не поддался порыву схватить ее в объятия. Он нужен ей, нужен! Боже, как он надеялся на это!
Но он не собирался дважды делать одну и ту же ошибку. Если он поспешит, она снова спрячется в свою раковину.
Джон перевел взгляд на поднос с едой, пытаясь не вспоминать, как выглядит Виола без ночной сорочки. Поддел ножом комочек джема, поставил горшочек и взял ломтик намазанного маслом тоста. Намазал джемом тост и поднес к ее губам. Она в нерешительности закусила губу и долго смотрела на тост, прежде чем со вздохом откусить кусочек. Обрадованный Джон намазал джемом другой ломтик. Для себя. Поставил на колени тарелку с беконом и яйцами и стал с аппетитом есть, наблюдая за Виолой из-под опущенных ресниц. Дожидаясь своего шанса.
Она снова откусила кусочек тоста, и Джон возблагодарил Господа за существование ежевичного джема. На конец он отложил вилку и подвинулся поближе к кровати. Виола застыла, не донеся тоста до губ, глядя на Джона широко открытыми глазами. Он подвинулся еще ближе.
— У тебя лицо измазано джемом.
Она отвернулась.
— Не нужно.
— Что именно? — пробормотал он. — Не нужно пытаться пробудить в тебе желание?
Он протянул руку, коснулся пятна джема в уголке ее рта и размазал сладость по губам. Джем был таким липким, ее рот — таким мягким…
— Прости, — дрогнувшим голосом продолжал он, — но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу тебя… и хочу, чтобы ты ответила на мое желание. Хочу так, что, кажется, потерял разум. Поэтому стоял два часа под дождем, поэтому ездил с тобой по магазинам. Поэтому все время пытался поговорить с тобой. — Он глубоко вздохнул. — Именно поэтому я снял дом с пунцовой гостиной. Даже когда отношения между нами были хуже некуда, я лелеял тайную надежду, что когда-нибудь ты вернешься ко мне.
Ее нижняя губа задрожала под его пальцами.
— Я тебе не верю.
— Но когда-то ты хотела меня, Виола. Каждый день на завтрак. Неужели не помнишь? И нам было хорошо, правда? И весело вдвоем.
— Правда, — шепнула она, лаская губами его пальцы. И хотя поспешно сжала его запястье, все же не оттолкнула и не отвернулась. — Когда-то нам было хорошо и весело вдвоем.
Он осторожно отнял руку и погладил ее затылок. Липкий джем склеил пряди ее волос, но она не противилась. Он притянул ее к себе, так что их губы почти соприкасались.
— Знаешь, когда у нас все разладилось? Когда нам больше не стало весело и хорошо. Когда мы перестали делать то, что нам нравилось, и когда я не мог тебя рассмешить.
— Веселье и смех не всегда помогают.
— Знаю.
Он смотрел на ее измазанные джемом губы. Желание так терзало его, что он сдерживался из последних сил.
— Для этого годятся поцелуи.
— Для тебя все так просто? Так легко?
— Да. Думаю, это ты все усложняешь.
Он должен поцеловать Виолу. Хотя бы раз… а потом он оставит ее в покое.
Он коснулся губами уголка ее губ, ощущая вкус джема, и наслаждение оказалось таким огромным, а желание — таким непреодолимым, что лишь невероятным усилием воли он запретил себе отбросить поднос и придавить Виолу к перине. Он сидел не шевелясь, стараясь побороть сладостную боль во всем теле, жадно вдыхая запах фиалок. Выжидая.
Виола отстранилась, прервав поцелуй.
Джон сознавал, что необходимо отпустить ее. Пока он еще в состоянии это сделать. Она не готова принять его, а он не хочет ее спугнуть.
Он убрал руку и отодвинулся, по-прежнему пытаясь побороть муки, ведомые лишь мужчине, охваченному неутоленным желанием.
Он машинально взял вилку и снова принялся за яйца с беконом.
Виола последовала его примеру, упорно не поднимая глаз.
Завтрак подходил к концу, когда Джон попытался снова начать разговор.
— Надеюсь, ты покажешь мне, что успела переделать в доме? Я имею в виду другие комнаты, а не эту, чисто женскую цветочную фантазию, которую вижу здесь.
— После таких слов ты можешь сам устроить себе экскурсию, — пробормотала она с полным ртом.
— Но если я пойду сам, то не смогу поймать тебя в укромном уголке и сорвать поцелуй, — резонно заметил он и сунул в рот кусочек бекона, думая о том, что умрет, если она позволит себя целовать, не сняв при этом одежду.
Она доела тост.
— Не сможешь.
— Ты обожаешь мои поцелуи, не смей это отрицать, — весело объявил он и, поднявшись, взял поднос и поставил на ближайший столик. — Уже к ужину ты будешь мечтать о них. Одевайся. Я подожду тебя внизу.
— Я никогда не буду мечтать о твоих поцелуях — заверила она, стряхивая крошки с сорочки. — Никогда!
Джон нагнулся над ней, вдавив ладони в перину.
— Пока еще нет, но день длинный, — возразил он и быстро поцеловал ее, не давая увернуться. — А ночь еще длиннее.
— Прелестно, — простонала Виола, глядя вслед мужу. Казалось, будто ей предстоит день пыток. — Просто прелестно!
Виоле пришлось провести Джона по дому и саду и показать ее переделки. Ему понравился лабиринт из самшита, но он не одобрил, что она снесла ветхий лодочный сарай у реки. Джон восхитился новой конюшней, которую она велела выстроить в прошлом году. Он также похвалил новый амбар.
— Ты проделала здесь превосходную работу. — Он остановился у мельничного пруда, глядя на воду. — Все в идеальном порядке. Ты прекрасная хозяйка.
— Спасибо.
Что-то привлекло внимание Джона. Он помедлил, присмотрелся к воде еще раз, подошел к деревянному причалу и показал на лодку, покачивавшуюся на воде.
— Весла на дне. Давай покатаемся. Можем пересечь пруд и пуститься вниз по реке.
Сердце Виолы сжалось от дурного предчувствия.
— По-моему, слишком холодно, — попыталась она найти отговорку.
— Холодно? Нисколько. Прекрасный день. Кроме того, мы не собираемся плавать.
Он снял сюртук и бросил на траву.
— Но я не хочу грести.
— Я сам сяду за весла, — заверил он. — Ты будешь сидеть на корме и читать Шелли, пока я буду грести и любоваться тобой.
Виола молча наблюдала, как он развязывает галстук, расстегивает ворот сорочки и стягивает жилет. Когда Джон сел на корточки и нагнулся над лодкой, чтобы достать весла, Виола испугалась еще больше.
— Нет, Джон. Я не хочу, — повторила она.
— Это самое малое, что ты можешь сделать после того, как снесла мой лодочный сарай. Не трусь, Виола. Вот увидишь, будет весело!
Виола вытерла потные ладони о юбку.
— Джон, я не сяду в эту лодку! — почти взвизгнула она.
Он оглянулся, удивленно вскинув брови.
— Почему? Или тебя укачивает?
Она прижала руку к животу, чувствуя, что сейчас ее стошнит. Стошнит от страха.
Виола молча покачала головой.
Он пристально всмотрелся в Виолу, отложил весла и вернулся к ней.
— Что с тобой?
— Я плавать не умею!
— И это все? — рассмеялся он.
— Все?!
Теперь она испугалась по-настоящему.
— Что, если лодка перевернется? Я могу утонуть.
— Ты не утонешь, — категорично заявил он и, перестав смеяться, погладил ее по щеке. — Я прекрасный пловец.
— Нет, — решительно покачала головой Виола.
— Пруд очень мелкий, течение в реке медленное. Кроме того, даже если лодка перевернется, с тобой ничего не случится. Потому что я буду рядом. — Он нежно поцеловал ее и взял за руку. — Тебе просто придется довериться мне. Пойдем. Даю слово, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
— Уверена, что мне все это не понравится, — сказала Виола, но пошла за ним.
Он встал одной ногой в лодку и притянул ее к деревянному причалу.
— Не бойся. Садись.
Виола глубоко вздохнула, подобрала подол, судорожно вцепилась в руку Джона и осторожно ступила в лодку. Уселась на корме и, когда он отпустил ее руку, крепко схватилась за борта.
Джон отвязал лодку, взял весла и, оттолкнувшись от причала, вставил их в уключины и начал грести.
— Скажешь, когда мы подойдем к повороту, — велел он, энергично орудуя веслами. — Нужно вывести лодку в реку.
— Мы уже подходим к устью, — сообщила она. — Слева от тебя.
Джон оглянулся и умело повел лодку. Река лениво струилась между зарослями берез и плакучих ив. Когда они выплыли на длинный прямой отрезок, он снова оглянулся на нее.
— Ну, все в порядке? Больше не боишься? Не тошнит?
— Нет, — солгала она.
— Видишь? Сначала фехтование, теперь гребля. Скоро я начну давать тебе уроки плавания.
Она в ужасе посмотрела на него.
— Не начнешь.
— Обязательно начну. Будем плавать обнаженными. В лунном свете.
Ее обдало жаром. Она смотрела мимо, вздернув подбородок, делая вид, что высматривает речные повороты. Притворяясь, что не заливается краской до кончиков пальцев на ногах.
— У тебя богатое воображение.
— Да, — тут же согласился он.
Она чувствовала на себе его взгляд и знала, что именно он сейчас представляет.
Джон снова принялся работать веслами, легко выгребая против медленного течения. Под рукавами рубашки перекатывались мощные мускулы. Виола словно завороженная не могла отвести от него глаз. Пришлось постоянно напоминать себе о необходимости смотреть, куда они плывут.
— Ты хорошо гребешь, — заметила она.
— Какая это гребля! — отмахнулся он. — Я могу выгрести и одним веслом.
— Все равно хорошо.
— Большая практика. Я занимался этим как в Харроу, так и в Кембридже. — Он налег на весла. — Я был загребным нашей команды в лодочных гонках на Кеме. Каждую Майскую неделю, все четыре года, что учился в Кембридже.
— И ты побеждал?
— Обычно да. — Он засмеялся. — Перси был нашим рулевым, и притом очень хорошим. Он был так методичен, что задавал темп лучше других рулевых.
— Тебе, должно быть, его не хватает.
Джон помрачнел, перестал грести и налег на весла так, что лопасти поднялись из воды. Виола ждала, что он заговорит о кузене, но вместо этого он, погруженный в свои мысли, долго смотрел на поросший деревьями берег.
— Джон, о чем ты думаешь?
— Я так тоскую по нему, что сердце болит. — Он покачал головой, словно пытаясь отбросить горькие воспоминания, и снова стал грести. — Потолкуем о чем-нибудь приятном. Сегодня нам полагается веселиться. И должен же быть хоть какой-то толк от моего университетского образования? Стихи какого поэта ты хочешь послушать? Выбери романтические, тогда я смогу быть страстным и пылким и пробужу в тебе желание.
Он и раньше так делал? Сажал женщину в лодку и читал любовные стихи?
Виола глубоко вздохнула и подавила вспышку неуместной ревности.
— Джон ты вовсе не обязан читать мне стихи.
- Не видел я лица прекрасней и милее.
При встрече с ней и жизнь становится светлее.
Странно, но она не знала автора этих поэтических строк, зато прекрасно распознала этот взгляд. Потому что сегодня уже видела его дважды — когда ела тост с джемом и минутой раньше, когда Джон упомянул об уроках плавания. И с каждым разом становилось все легче поверить, что им владеет не просто обычное желание.
Виола поспешно отвернулась.
— Не узнаю, чьи это стихи.
— Я бы очень удивился, узнай ты автора, поскольку я только сейчас их сочинил.
Она растерянно уставилась на него:
— Как! Только сейчас?!
Джон кивнул:
— Я пишу стихи едва ли не с детства.
— А я понятия не имела. Конечно, вы с Диланом вечно сочиняете глупые лимерики, но чтобы стихи?!
— А я понятия не имел, что ты не умеешь плавать. — Он прикрыл глаза. — Кстати, нам следует как можно скорее начать уроки плавания. Мельничный пруд не глубокий. Идеальное место. Можем начать завтра.
— А я думаю, что нам следует вернуться домой. Сейчас, должно быть, начало четвертого, и хотелось бы принять ванну и переодеться перед обедом. Мы здесь живем по-деревенски, так что обед у нас в пять, — напомнила она.
Джон склонил голову набок.
— А есть у нас ванна, достаточно большая, чтобы вместить двоих?
— Нет, — чопорно процедила Виола.
Джон рассмеялся и больше ничего не сказал. Только повернул лодку к берегу. А Виола повторяла про себя прочитанные им строчки. Разум говорил, что Джон не может быть искренним. Сердце не хотело слушать.
— Поскольку мои стихи не произвели на тебя должного впечатления, у меня родились другие.
Он вынул весла из воды, и лодка снова замерла.
— Лимерик! — Глаза его озорно блеснули.
— Лимерик обо мне?
— Знаю я женщину из Гемпшира,
Чья улыбка дороже целого мира,
Волосы — золото, глаза — озерный ил.
А поцелуй ее навек меня пленил.
— Что? — с негодованием воскликнула Виола, не обращая внимания на ту строку, где говорилось о пленившем его поцелуе. — Мои глаза вовсе не цвета озерного ила!
— Точно тот же оттенок. — Он показал на ближайший берег пруда. — Смотри. Зеленовато-коричневый. И что тут плохого? Совершенно по-английски, полагаю. И очень поэтично.
— Поэтично? — возмутилась Виола. — Поэтам полагается сравнивать женские глаза со звездами, небесами и тому подобными штучками, Если сравнение с грязью входит в твой план соблазнить меня, ничего не выйдет.
Глаза его стали серьезными. Он вытащил весла из уключин, со стуком уронил на дно лодки и подвинулся к ней. У Виолы перехватило дыхание при виде его пылающих глаз. Он вдруг встал на колени, вцепился в края дощатого сиденья и, подавшись вперед, коснулся губами ее губ.
— Как насчет этого? Сработает?
Ее охватила внутренняя дрожь.
— Нет, — выдохнула она и крепко сжала губы.
— Виола, будь справедлива, — пробормотал он ей в губы. — Да, я сказал, что у тебя глаза цвета озерного ила, но добавил также, что волосы — золото, а поцелуй меня пленил. — Он чуть куснул ее губы. — Так что попробуй взять меня в плен своим поцелуем.
Виола отвернулась.
— Я не собираюсь целовать тебя, — объявила она сухо, но тут же рассмеялась: — Нет-нет, ты все испортил упоминанием об иле!
Он усмехнулся тихим горловым смешком.
— Но английский озерный ил очень красив. Мне нравится.
Его руки скользнули под нее, и с пугающей внезапностью он перетащил ее к себе на колени. Не ожидавшая такого коварства, Виола стала с визгом извиваться, раскачивая лодку.
— Прекрати! — крикнула она, когда он развернул ее лицом к себе.
Лодка закачалась сильнее и перевернулась. Виола мгновенно ушла под воду с головой и в панике взмахнула руками, не в силах увидеть что-то в мутных глубинах. Но Джон тут же подхватил ее.
— Я тебя держу, — заверил он, обнимая ее. — Держу.
Она судорожно втягивала в легкие воздух и цеплялась за его рубашку. Паника понемногу улеглась, когда она осознала, что Джон крепко прижимал ее к себе, ноги прочно стояли на дне пруда, а вода доходила только до подмышек.
— Отдышалась? — спросил он и, отстранившись, внимательно оглядел Виолу и откинул с ее лба мокрые волосы.
— Ничего страшного. — Она потерла руки. — Холодно, правда, но все обошлось.
Джон присел и подхватил ее на руки.
— Ничего себе награда за стихи в твою честь! — с притворным негодованием воскликнул он, унося ее на берег. — Купание в холодной воде — и ни поцелуя в благодарность!
— Так тебе и надо, — фыркнула она, когда он поставил ее у самого края воды. — Глаза цвета ила, подумать только!
Он не видел, как она улыбнулась, когда подобрала промокшие юбки и побежала к заросшему травой пригорку.